Текст книги "Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)"
Автор книги: Франсуа-Ксавье Нерар
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)
Практика обращения к власти{138}138
В последние годы было опубликовано несколько сборников. Особо следует отметить: Голос народа: письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918–1932 гг. / Отв. ред. А.К. Соколов. М., 1997; Ливший А.Я. Письма во власть. 1917–1927. М, 1998.
[Закрыть] становится все более распространенной в 1920-е годы. Растущая грамотность, о которой столь печется большевистская власть, – вот первое, лежащее на поверхности объяснение[35]35
Эти успехи продолжаются и в 30-е годы, поскольку в 1937 году были грамотными 86% мужчин и 66% женщин. Среди молодых людей моложе девятнадцати лет уровень грамотности составлял 90%. См.: Жиромская В. Б., Киселев И. Н., Поляков Ю.Я. Полвека под грифом секретно: Всесоюзная перепись населения 1937 года. М., 1996. С. 94–96.
[Закрыть]. Благодаря энергичной политике нового режима и деятельности обществ вроде «Долой неграмотность», процент грамотных людей в СССР к 1930 году вырос почти вдвое по отношению к уровню 1913 года и составил 63% вместо 33%{139}139
Соколов А.К. Курс советской истории. 1917–1940. М., 1999.
[Закрыть]; это обобщенные цифра, показатели грамотности очень сильно различались в зависимости от региона. Пусть авторы еще не очень уверенно владеют орфографией – так, что некоторые письма даже трудно разобрать, но это происходит, в том числе, и потому, что, несмотря ни на что, практика обращения к властям становится все более демократичной{140}140
Анна Жуковская, основываясь на учебниках эпистолярного искусства, наглядно демонстрирует, как в российском обществе распространялась эпистолярная культура. См.: Joukovskaïa A. La naissance de l'épistolographie normative en Russie: histoire des premiers manuels russes de l'art épistolaire // Cahiers du monde russe. 1999. Vol. 40. №4. P. 657–690. Третья четверть XIX века представляет собой время «количественного расцвета жанра», что, вероятно, отвечало реальной потребности населения. Снижение качества, которое выявляет автор, объясняется, возможно, более широким распространением этих пособий в различных слоях общества.
[Закрыть] и обыденной[36]36
Период Первой мировой войны, как мы видели, был очень важным этапом, когда феномен письма к власти приобрел массовый характер. Представляется, что аналогичная ситуация сложилась и во Франции. Жан Эбрар отмечает, что переписка во Франции середины XIX века была явлением редким. Кроме того, «пишущая Франция живет в городах и в основном занимается бизнесом». Именно в момент Великой Войны мы присутствуем при широком распространении этого явления в обществе очень: каждый день, миллионы писем идут с тыла на фронт и обратно! См.: Hèbrard J. La lettre représentée: les pratiques épistolaires populaires dans les récits de vie ouvrier et paysans // La correspondance: les usages de la lettre au XIX siècle / R. Chartier (dir.). Paris, 1991. P. 279–365.
[Закрыть].
Среди адресатов писем, которые отправляют жители России, а затем и СССР, важное место занимают видные деятели и политики. Преемственность по отношению к тому, что происходило до революции, очевидна. Обращения к царю, письма солдат в 1917 году находятся, конечно же, в рамках той же логики, что и явление, которое можно было наблюдать в двадцатые годы. В последнем случае письма, конечно же, носят стихийный характер, но процесс этот поддержан властью, которая выдвигает на первый план фигуру Михаила Ивановича Калинина[37]37
M. И. Калинин (1875–1946) – председатель Центрального исполнительного комитета с 1919 по 1938 год, затем, до 1946 года – председатель Верховного Совета СССР. Калинин примкнул к большевикам в 1905 году, с 1925 года – член Политбюро. В изучаемый нами период во главе страны стоят три человека: Сталин руководит партией, Рыков, затем Молотов – правительством (Совнарком), наконец, Калинин стоит во главе государства.
[Закрыть]. Официальная пропаганда представляет этого пожилого руководителя, рожденного в бедной крестьянской семье в Тверской губернии, как человека доброго и внимательного, готового выслушать людей из народа.
В 1924 году Аркадий Шайхет[38]38
Аркадий Самойлович Шайхет (1898–1959) – один из крупнейших фотографов Советского Союза, мастер фоторепортажа. Начиная с 1924 года работал в крупных советских журналах («Огонек», «СССР на стройке», «Наши достижения»). Приобрел известность благодаря своим снимкам, сделанным во годы первых пятилеток и в период Второй мировой войны.
[Закрыть] делает серию фотографий, на которых крестьяне, одетые в лапти, в больших тулупах с «письмами в руках» направляются в приемную к «старосте Калинину»{141}141
Chudakov G. Vingt Photographes soviétiques. 1917–1940. Amsterdam, 1990. P. 222–223. Речь идет о каталоге выставки.
[Закрыть]. Эти фотографии публикуются и выставляются[39]39
Во время выставки «Советская фотография за 10 лет», организованной в Москве в 1928 году. См.: Vingt Photographes soviétiques. 1917–1940. P. 221.
[Закрыть], что способствует созданию широко растиражированного в дальнейшем образа Калинина, готового выслушать народ. Калинин, принимающий простых граждан, как представляется, стал «общим местом» в советской иконографии двадцатых годов. Сцена всегда одна и та же: Калинин опирается на ограждение, которое отделяет его от народной массы. В руке у него письмо одного из просителей. Существует несколько снимков, на которых эта сцена почти в точности повторяется, хотя датируются они соответственно 1920, 1926, 1932 и 1939{142}142
Две фотографии хранятся в архиве агентства ТАСС, а две другие опубликованы в кн.: Mommsen M. Hilf Mir Mein Recht zu Finden. Илл. № 9 и 10 на иллюстративной вкладке между страницами 172 и 173.
[Закрыть] годами!
Нужно обладать весьма проницательным взглядом для того, чтобы различить едва заметные изменения в возрасте героя этих снимков. Их главным действующим лицом, впрочем, является не столько Калинин[40]40
Жалобщики в этой серии находятся в тени. На фотографиях же Шайхета им отведено достойное место, и они соответствуют распространенному представлению о «мужике» – бородатом, в лаптях и телогрейках.
[Закрыть], сколько письмо, вокруг которого строится вся композиция. Такая композиция вызывает в памяти картину Репина[41]41
«Запорожцы пишут письмо турецкому султану Мехмеду IV», знаменитая картина Ильи Репина (1880–1891), Санкт-Петербург, Русский музей.
[Закрыть], при виде которой взгляд неизбежно приковывается к белому перу писаря. Приемная Калинина, расположенная в доме № 4/22 на улице Воздвиженка[42]42
Это здание, расположенное рядом с Кремлем, стоит там и сейчас, мемориальная доска напоминает о том, что в нем с 1919 по 1946 год находилась приемная Калинина. Сегодня здесь находится служба «приема граждан» Совета Федерации Российской Федерации, созданная в марте 2002 года. Эта «память места» была, в частности, отмечена прессой. См., например, статью «Ходоки у Миронова», опубликованную в газете «Известия» 5 мая 2002 года.
[Закрыть], известна всему СССР. «Известия» каждый день публикуют расписание ее работы.
«Зал приемной – метров в сто площади. Посередине стол. Пол из кафельной плитки, сидения по стенам. Полно людей всех возрастов и много детей, поэтому гам и вой постоянный. Самое страшное, что входишь туда просителем, таким же, как и они, но забитость наша такова, что ожидающие помощи ищут ее с любой стороны, в том числе и от тебя. Если ты обладаешь грамотой и соглашаешься помочь, то тут же подсунут какую-нибудь жалобу для исправления и переписки заново. Такая работа не составляет большого труда, но переписывать горе человеческое и наблюдать за отчаяньем этих людей – тоска зеленая. Можно работать целый день, и к тебе будет очередь. Ни один писатель, “изучающий жизнь”, не рискнул этого сделать.
Персонал, сортирующий посетителей, вышколен и на эмоции не реагирует»{143}143
Кузин А.Н. Малый срок. Москва, 1994. С. 127.
[Закрыть].
Конечно же, это описание приемной относится к 1959 году, после смерти Калинина прошло уже много лет. Тем не менее оно позволяет представить себе атмосферу, которая, вероятно, царила там в описываемые нами годы.
Подобную практику, как мы видели, изобрела не советская власть. Она тем не менее максимально ее облегчает и способствует ее распространению. И с немалым успехом. Архивные фонды, относящиеся к Калинину или к структурам, за которые он отвечал, переполнены письмами{144}144
Фонды 1235 и 3316 в ГА РФ для двадцатых годов, 7523 – для конца тридцатых. Существует также фонд 78 в РГАСПИ. Обращения к Калинину составляют существенную часть писем, опубликованных А.Я. Лившиным (Письма во власть. 1917–1927).
[Закрыть]. Секретариат «всероссийского старосты» вел статистику полученных писем, и это позволяет представить размах явления{145}145
ГА Р.Ф. Ф.5446. On. 82. Д. 8. Л. 221–222. Документ, озаглавленный «Краткий годовой обзор поступления ходатайств на имя председателя ВЦИК и ЦИК Союза ССР за 1931 г.», был подготовлен сотрудниками Калинина для главы Совета Народных Комиссаров, В.М. Молотова и других вождей партии.
[Закрыть]. Если в 1925 году Калинин получает около 50 000 ходатайств, три года спустя его службам приходится обработать более 100 000.
Таким образом, это весьма значительные цифры (от 4000 до более 8000 обращений в месяц). Кроме того, их количество постоянно растет (темп роста составляет от 20 до 40% от года к году) в течение интересующего нас периода – доказательство, что явление пускает все более глубокие корни. Хотя из всего населения к Калинину тянутся больше всего крестьяне, все же его корреспонденты представляют все социальные и профессиональные группы{146}146
РГАСПИ.Ф. 17. Оп. 85. Д. 505. Л. 164–166. Мы располагаем очень точными данными о письмах, полученных в 1926 году благодаря сводке, сделанной по просьбе ЦК.
[Закрыть] (среди них можно встретить и пострадавших от нового режима, например бывших собственников, служителей культа, купцов…). Эти статистические данные – с точностью, которую не часто встретишь и в сохранившихся документах, – представляют огромный диапазон сюжетов: от просьбы о материальной помощи, поиска социальной защиты у государства, от которого многого ждут, до обличения мерзостей, совершаемых местными властями. Для многих речь идет и о том, чтобы добиться «справедливости», в которой им было отказано. Письма, адресованные Калинину в середине двадцатых годов, не состоят, таким образом, из одних только доносов и разоблачений (такие письма могли бы быть отнесены лишь к некоторым категориям, например к «жалобам на местные власти», но они по общему количеству занимают всего лишь семнадцатое место); тем не менее именно в этих письмах содержатся жалобы и протесты против решений местных и центральных властей.
Описанное явление касается не только одного Калинина, даже если последний является его бесспорным символом. Все руководители страны, как центрального[43]43
Образцы писем, хранящихся в центральных архивах и опубликованные Александром Лившиным демонстрируют все разнообразие тех, кому их посылали. Здесь есть письма, чьи адресаты – Ленин, Троцкий, Калинин, Сталин, Свердлов (в то время председатель Комитета революционной защиты Петрограда) Ларин (один из руководителей Высшего Совета народного хозяйства), Зиновьев, Зорин (председатель петроградского Революционного трибунала в 1918 году, затем председатель комитета политического Красного Креста), Бонч-Бруевич (управляющий делами Совета Народных Комиссаров), Рыков (председатель Совета Народных Комиссаров с 1924 года), Курский (народный комиссар Юстиции в 1920 году), Раскольников (командующий Балтийским флотом – 1920), Кржижановский (президент Госплана), Долгов (член ВСНХ), Рудзутак (народный комиссар железнодорожного транспорта – 1925), Яковлев (главный редактор «Крестьянской Газеты»), Ярославский (член Центральной контрольной комиссии), Енукидзе (член и секретарь Центрального исполнительного комитета ВЦИК) и Молотов.
[Закрыть], так и местного{147}147
Можно обратиться к публикации, к сожалению, не очень подробно откомментированной, писем из Нижегородской губернии. См.: Макаров В.Б. Власть и общество в 20-е годы: аспекты взаимоотношений // Общество и власть: российская провинция. Т. 1. 1917 – середина 30-х годов. А.А. Кулаков, Л.П. Колодникова, В.В. Смирнов (ред.). M., H. Новгород, 2002. С. 264–271. Корреспонденты писем обращались, например, к секретарю губернского комитета партии.
[Закрыть] уровня, получают больше или меньше писем, в которых население предъявляет свои претензии, излагает просьбы, но может также разразиться и хвалебными высказываниями. Однако имеющиеся в нашем распоряжении данные о количестве таких писем не впечатляют так, как приведенные выше. Например, Сталин, в то время генеральный секретарь коммунистической партии, но еще не всемогущий руководитель, получает с мая 1926 по май 1927 года только две 2329 писем, т. е. от 150 до 200 писем в месяц{148}148
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 505. Мы не располагаем документами из секретариата Сталина в тридцатые годы (можно найти отдельные письма в фондах отдельных деятелей или других учреждений, но нам не доступен ни один систематически сохраненный фонд), однако многочисленные письма 1926 и 1927 годов были сохранены. См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 472–529. Многие из этих писем были опубликованы А.Я. Лившиным (Письма во власть. 1917–1927. С 493–500, 503, 508–509, 514, 522, 534–537, 539–546, 548–556, 563–565, 572–573, 577–589, 595, 602–603, 605).
[Закрыть]. Рыков, председатель Совета Народных Комиссаров, получает в 1927 году 1481 письмо между 25 сентября и 1 декабря: связано это, как представляется, с десятой годовщиной Революции{149}149
ГА РФ. Ф. 374. Оп. 28. Д. 2989. Л. 60 и далее. Это дело содержит два отчета, составленных секретариатом Рыкова в 1927 году. Отчеты показывают, с каким вниманием относились к письмам руководящие работники: письма проанализированы очень тщательно.
[Закрыть]. Помимо личных обращений к руководству, советские люди пишут также в учреждения нового государства: как Рыкову, так и в Совет Народных Комиссаров[44]44
Так, из 360 писем, опубликованных А. Лившиным, 235 (более 65%) адресованы не конкретным людям, а учреждению (Совнаркому, ВЦИК или Центральному Комитету). Ливший А.Я. Письма во власть. 1917–1927.
[Закрыть].
Власть всячески поощряет пишущих, в частности посредством организации движений, подобных движению рабочих и сельских корреспондентов (рабселькоров), которое начинает развиваться с 1923 года{150}150
Это движение было исследовано Марией Ферретти: Ferretti M. Le mouvement des correspondants ouvriers. 1917–1931: révolution culturelle et organisation du consensus dans l'Union Soviétique des années vingt. Paris, These de doctorat d'histoire. EHESS, 1998 (машинописи, экз.)
[Закрыть]. Инициаторы проекта, призывающие рабочих публиковать свои статьи в прессе, говорят о том, что движение рабкоров отражает жизнь рабочих, выражает их чаяния и настроения, организует общественное мнение рабочего класса, выявляет недостатки в управлении производством, халатность и злоупотребления{151}151
Редакционная статья первого номера «Рабочего корреспондента», журнала, публиковавшегося «Правдой» начиная с 1924 года. Цит. по: Ferretti M. Le mouvement des correspondants… P. 169.
[Закрыть]. Ценность этого движения состоит как в примере для подражания, которое оно подает населению, так и в его распространенности. Рабочие корреспонденты (рабкоры), затем, с 1924, их крестьянские аналоги, селькоры, кладут начало потоку разоблачительной литературы, которая широко распространяется через газеты. Эти тексты строго кодифицированы: язык, способ изложения, даже возможные темы тщательно разъясняются и формулируются в многочисленных пособиях и брошюрах, которые публикуют «Правда» и местные газеты. Они имеют говорящие названия («Как и о чем писать в “Правду”?» или «Как писать для рабочей газеты?»), предлагают образцы заметок, указывают, какая там должна содержаться информация. Благодаря этим пособиям и росту движения, постепенно складывается единая форма заметок корреспондентов. Тон, словарный запас, стиль письма, очень часто разоблачительный, приобретают специфический характер{152}152
Примеры рабкоровских заметок 1922 года можно найти в диссертации М. Ферретти: Ferretti M. Op. cit. P. 215–232.
[Закрыть] и не могут не влиять на читателей советской прессы. Материалы рабкоров, впрочем, широко использует начинающая свою деятельность Рабкрин: она видит в них хорошую основу для своей работы, позволяющую правильно ориентироваться. Неоднократные циркуляры Центральной контрольной комиссии, в частности в 1925 году, подчеркивают необходимость «связи КК и РКИ с рабселькоровскими организациями» и призывают органы контроля «использовать заметки в качестве повода для проверок»{153}153
Иконников С.Н. Создание и деятельность объединенных органов ЦКК-РКИ в 1923–1934 гг. С. 150.
[Закрыть].
Советские люди сталкиваются с языком заметки также и в связи с развитием другого института, который рождается в 1924 году{154}154
Начальные этапы движения проанализированы М. Ферретти: Ferretti M. Op. cit. P. 330–341.
[Закрыть]: это стенгазета. Речь идет о листках, написанных от руки или напечатанных на машинке, которые пишутся рабочими и вывешиваются в помещении завода. Это настоящие «тетради наказов»[45]45
Так обозначаются документы, содержащие претензии и пожелания французов, переданные депутатам Генеральных штатов в 1789 году.
[Закрыть] пролетариата, выходившие весьма нерегулярно и содержавшие статьи, критикующие поведение администрации, того или иного органа на заводе (кооператива, профсоюза и др.), или отдельных людей. И в данном случае – при довольно ограниченном, по-видимому, числе рабочих, участвовавших в этой деятельности в двадцатые годы, – влияние подобных публикаций на умы и способы выражения недовольства было довольно широким. Стенгазеты выпускались на большинстве предприятий: в 1925 году, их насчитывалось по всей стране «десятки тысяч». Как и в случае с движением рабкоров, с которым стенная печать тесно связана, начиная с 1924–1925 года, можно наблюдать появление многочисленных книг-инструкций, где разъясняется, как и на какие темы писать.
И язык заметки, и ее форма в тридцатые годы оказали влияние на часть исследуемой здесь переписки. Во всяком случае в двадцатые годы писать письма было модно. Население в массе своей пишет прежде всего в газеты. Писать время от времени в газету – это часть повседневной жизни советского человека, хотя и делается это нерегулярно, и автор не называет себя рабкором[46]46
Для руководителей газет разница, тем не менее, была. М. Михайлов, главный редактор «Крестьянской газеты» в 1929 году полагал, что «селькоров» у него «тысячи и тысячи», а «пишущих» – «сотни тысяч» // ГА РФ. Ф. 374. Оп. 26. Д. 3288. Л. 160 (об.).
[Закрыть]. Для двадцатых годов мы располагаем бесценным комплектом источников: письма, полученные{155}155
Они хранятся в Российском государственном архиве экономики: Ф. 396 – «Крестьянская газета». Эти письма послужили основой для исследования Шейлы Фитцпатрик. См.: Fitzpatrick Sh. Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village After Collectivisation. New York, 1994. Она описывает этот фонд на С. 329–290.
[Закрыть] «Крестьянской газетой», одним из наиболее значимых периодических изданий, так как она печаталась во второй половине двадцатых годов тиражом около полутора миллионов экземпляров{156}156
Голос народа: письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918–1932 гг. С. 7.
[Закрыть]. Официальные источники утверждали, что «письма внимательно прочитываются, изучаются, передаются для рассмотрения в соответствующие инстанции и, даже не будучи напечатанными, содействуют передаче воли и настроений широких масс во все органы власти»{157}157
Там же. С. 8.
[Закрыть]. Соответственно, газеты получали многочисленные письма; примерно около миллиона писем было адресовано в «Крестьянскую газету» между 1923 и 1926 годом{158}158
Ливший А. Я., Орлов И.В. «Революция и социальная справедливость: ожидания и реальность («Письма во власть» 1917–1927 годов) // Cahiers du monde russe. 1998. Vol. 39. № 4. P. 487.
[Закрыть].
Эти письма шли от представителей всех социальных слоев российского населения и касались многочисленных вопросов, в том числе и претензий к действующим властям: об этом свидетельствует статистическое исследование, проведенное на основе анализа 570 крестьянских писем, полученных этой газетой между 1 января и 30 июня 1927 года{159}159
РГАСПИ. Ф. 17. On. 85. Д. 505. Л. 171.
[Закрыть]. В таблице, составленной по двум параметрам, редактор сопоставляет обвиняемых[47]47
Член губернского исполнительного комитета (ГИК), начальник губернского административного отдела (губадмотд), начальник Уездной милиции, председатель районного исполнительного комитета (РИК), председатель, член или секретарь волостного исполнительного комитета (ВИК), председатель или член сельсовета, председатель и член ККОВ, начальник раймилиции, начальник волмилиции, милиционер, другие должностные лица, частные лица (более половины) (так в оригинале).
[Закрыть] и те факты, которые служат основанием для обвинений[48]48
Злоупотребление властью, превышение власти, дискредитация власти, халатность, присвоение и растрата, взятки, служебный подлог, бесхозяйственность, грубость, хулиганство, самогоноварение, кража, пьянство, бандитизм и грабеж, прочие виды преступл. (так в оригинале).
[Закрыть]. Даже если значительная часть писем была, по выражению Шейлы Фитцпатрик, «просьбой о предоставлении информации и разъяснений по правовым вопросам»{160}160
Fitzpatrick Sh. Op. cit. P. 329–330.
[Закрыть], заголовки обращений оставляют мало сомнений относительно содержания писем, которые, к сожалению, не сохранились.
Фонды «Крестьянской газеты» сохранились лучше всего, но и многие другие газеты получали обильную корреспонденцию. Мы располагаем также фондами центральных газет – таких как «Известия»{161}161
ГА РФ. Ф. 1244. В нем, к сожалению, нет ни одного документа, касающегося тридцатых годов.
[Закрыть], или предназначенных для более специализированной аудитории: железнодорожников («Гудок»{162}162
Там же. Ф. 9613. Оп. 2 (первая часть). Здесь хранятся несколько дел, относящихся к тридцатым годам.
[Закрыть]), работников кожевенной промышленности («Голос кожевника»{163}163
Там же. Ф. 5545. Здесь собраны документы за период с 1924 по 1934 год.
[Закрыть]) или бедных крестьян («Батрак»{164}164
Там же. Ф. 6836. В этом фонде хранятся документы двадцатых годов.
[Закрыть]). Все они, в разной степени сохранившиеся, свидетельствуют о размахе этого явления и о значительном количестве писем, посылавшихся в прессу{165}165
Как мы увидим позже, архивы «Правды», к сожалению, недоступны.
[Закрыть].
Итак, к 1928 году, к тому моменту, когда Сталин полностью взял власть в свои руки, новый режим создал разветвленную и многообразную сеть зондирования и выражения недовольства. И она лишь частично связана с желанием наблюдать за населением и контролировать его.
В практике создания такой сети нет радикального разрыва с методами царского режима. Наоборот, она вписывается в уже укоренившуюся логику и отлита в готовую форму, а потому легче воспринимается населением. Государственный контроль, обязательство доносить, зародыш административной юстиции: все это структуры, которые находят естественное продолжение в течение двадцатых годов с развитием Рабоче-крестьянской инспекции, политической полиции и отделами жалоб. Точно так же мифологическое обращение за справедливостью к руководству, которое становится значимым явлением в годы Первой мировой войны, приобретает несомненный размах в годы становления новой власти в России, затем в Советском Союзе, в частности после смутных и опасных лет Гражданской войны.
Тем не менее у описанной выше сети имеются и чисто советские особенности. Она создается, как мы видели, по воле властей. Именно власть развивает политическую полицию, именно она создает и пропагандирует Рабоче-крестьянскую инспекцию, наконец именно она создает организационные рамки и поощряет письменные обращения к руководителям партии и страны, фиксируя в сознании людей образ М.И. Калинина. Это явление также не однозначно. Советский народ использует эту сеть для того, чтобы заявить о себе. Если отделы жалоб – всего лишь нарождающиеся и не очень понятные органы, то совершенно иначе обстоит дело с письмом к власти, которое в конце двадцатых годов является обычной частью повседневной жизни советских людей. В частности, весьма ценимыми адресатами многочисленных писем являются газеты.
Имеется, таким образом, солидный фундамент для развития явления, которое в условиях тридцатых годов приобретает новый размах и новый смысл.
Глава 3.
Подавление несогласия в обществе (1928–1941)
Хотя традиционные формы открытого выражения недовольства{166}166
Традиционные формы противостояния власти хорошо известны. Их типологию для Франции XVII–XVIII веков подробно дает Жан Николя в своем фундаментальном труде: Nicolas J. La Rébellion française: mouvements populaires et conscience sociale, 1661–1789. Paris, 2002. P. 548–550. Эти формы отличаются от скрытых форм протеста, выявленных и изученных американским социологом Джеймсом Скоттом: Scott J. The Weapons of the Weak. New Haven, 1985; он же: Domination and the Arts of Resistance. New Haven, 1990. Среди исследований советского общества, к этому подходу примыкают работы Линн Виола (Viola L. Peasant Rebels Under Staline. Collectivization and the Culture of Pesant Resistance. New York, 1996) и Шейлы Фитцпатрик (Fitzpatrick Sh. Staline's Peasants. Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization. New York, 1994).
[Закрыть], так называемые «логические» формы действия, если воспользоваться терминологией Вильфредо Парето{167}167
См.: Pareto V Traité de sociologie générale // Pareto V. Œuvres complètes. T. XII. Genève, 1968; Aron R. Les Étapes de la pensée sociologique. Paris, 1976.
[Закрыть], при Сталине постепенно все менее заметны, они все же сохраняются на протяжении значительной части тридцатых годов. А сталинская власть прилагает самые разнообразные усилия именно к тому, чтобы они исчезли. Политическая полиция, армия, профсоюзы – все элементы создающегося государственного механизма направлены на решение этой задачи. В официальных речах такие формы протеста предстают как давно забытое прошлое. Забастовки, демонстрации или восстания, таким образом, либо подавляются, либо лишены своего изначального смысла.
Нейтрализация забастовок{168}168
Изучению забастовки западные исследователи уделили особое внимание, так как считали ее достаточно явной формой протеста и выражения недовольства. Забастовки поэтому легко поддаются интерпретации, а количество документов в распоряжении историков очень велико. Весьма интересные данные можно найти прежде всего в таких исследованиях как: Depretto J.-P. Les Ouvriers en URSS, 1928–1941. Paris, 1997; Filtzer D. Soviet Workers and Stalinist Industrialization. Londres, 1986; Kuromiya H. Stalin's Industrial Revolution. New York, 1988; Bettelheim C. Les Luttes declasse en URSS (1928–1940). T. III. Vol. 1. Paris, 1982; Fainsod M. Smolensk under the Soviet Rule; Lewin M. La Formation du système soviétique. Paris, 1987. Эти исследования проводились в трудных для советской истории условиях – до открытия архивов. С тех пор осуществлено несколько исследовательских проектов, посвященных этой социальной практике в сталинском СССР. Из них следует упомянуть прежде всего проект Российской академии наук и Мичиганского университета о трудовых конфликтах в Советской России (1918–1929). Обзор этих исследований был опубликован на русском языке (Трудовые конфликты в советской России. 1918–1929 гг. Антология. М., 1998).
[Закрыть]
Отсутствие забастовок в СССР – один из аргументов, которые Сталин выдвигает в своей речи на XVI съезде коммунистической партии в 1930 году, когда подчеркивает разницу между процветающим СССР и переживающим кризис капиталистическим миром:
«У них, у капиталистов, рост забастовок и демонстраций, ведущий к потере миллионов рабочих дней. У нас, в СССР, отсутствие забастовок и рост трудового подъема рабочих и крестьян, дающий нашему строю миллионы добавочных рабочих дней»{169}169
Сталин И.В. Политический отчет Центрального Комитета XVI съезду ВКП(б) 27 июня 1930 г. // Сочинения. Т. X. М, ГИПЛ, 1949.
[Закрыть].
Самое позднее с 1929 года советское правительство прекратило вести какой бы то ни было статистический учет забастовок в стране, любые публикации в печати на эти тему были запрещены{170}170
Трудовые конфликты. С. 5.
[Закрыть]. Но это не означает, что забастовок не было. Конечно, их значительно труднее отследить и тем более получить о них целостное представление. Местное и центральное руководство продолжало, по всей вероятности, быть в курсе разнообразных забастовочных движений благодаря докладам ОГПУ, а затем НКВД. Так, например, обстояло дело в августе – сентябре 1929 года в Нижегородской области. В течение этих двух месяцев, за которые сохранились архивы в областном исполнительном комитете, полномочный представитель ОГПУ в области регулярно составлял доклады (размноженные в шести экземплярах) о различных движениях протеста{171}171
ГАНО.Ф. 2626. Оп. 4. Д. 7. Л. 5, 25,58. Остальные доклады касаются нападений – самосуда над коммунистами (Л. 1), отклонений и антисоветской деятельности в комсомоле (Л. 8–21), недовольства, связанного с задержкой в выплате зарплаты (Л. 40), распространения листовок (Л. 151), случаев террора против представителей власти (Л. 70–73), недовольства Сталиным (Л. 108). (В настоящее время архив переименован в ЦАНО. – Прим. пер.)
[Закрыть]. Три из одиннадцати этих докладов, доступных исследователям, посвящены нескольким забастовочным движениям{172}172
Ни одно другое дело в архивах Нижнего Новгорода, насколько нам известно, не содержит таких источников. В целом документы ОГПУ или его преемника достаточно редко встречаются в этих архивах. Недавняя публикация документов из центральных архивов политической полиции отчасти восполняет этот пробел. См.: «Совершенно секретно»: Лубянка Сталину о положении в стране. 1922–1934 / Г.Н. Севостьянов (ред.). М, 2002. Нам тем не менее представляется весьма вероятным, что эта практика сохраняется в течение всего исследуемого периода. Эти доклады имеют гриф «Совершенно секретно» и «Очень срочно» и свидетельствуют о значении, которое власть придавала проявлениям недовольства.
[Закрыть].
Подмена сути забастовок
Материалы, опубликованные на страницах «Социалистического вестника» – органа меньшевиков-эмигрантов, также позволяют оценить количество стачек. Эта газета печатала сообщения, которые приходили к ней с территории СССР от сочувствующих, а также свидетельства побывавших там иностранцев. Представляется, что забастовки продолжали иметь место в течение всей первой половины тридцатых годов{173}173
См.: Depretto J.-P. Les Ouvriers en URSS. P. 286 и далее; а также: Fil tzerD. Soviet Workers and Stalinist Industrialization. P. 81 и далее.
[Закрыть]. Так, можно говорить о забастовках, вызванных снижением заработной платы (в Москве и Нижнем Новгороде весной 1929 года), повышением норм выработки (летом 1929 в Донбассе) или ухудшением качества продуктов питания (Ленинград, Архангельск, Одесса в 1930, Донбасс в 1930–1931{174}174
Ж.-П. Депретто выделяет именно эти две большие категории: оплата труда/нормы и питание. См.: Depretto J.-P. Op. cit. С. 288.
[Закрыть]). В 1932 году забастовки приобретают еще больший размах{175}175
Об этом свидетельствует дело в Центральной контрольной комиссии партии. См.: ГА РФ. Ф. 374. Оп. 27. Д. 1988.
[Закрыть]. Затронуты Иваново-Вознесенская, Ленинградская, Горьковская области и Урал. Последние забастовки, о которых становится известно меньшевикам, относятся к 1934 году. Эти данные соответствуют исследованиям, проведенным в архивах: практически невозможно найти следы забастовок после 1934 года{176}176
Ж.-П. Депретто установил, что в 1935 году было еще несколько забастовок (Depretto J.-P. Op. cit. P. 296). Один из документов содержит ссылку на забастовки на концессионных предприятиях в 1937 году (ГА РФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 73. Л. 40).
[Закрыть].[49]49
Существует также письмо, которое свидетельствует о возмущениях на заводе Красное Сормово (Нижний Новгород) в 1937 году – протесты против задержки зарплаты. Автор этого письма старательно избегает слова «забастовка» и употребляет выражение «организованное прекращение работ». См.: ГОПАНО.Ф. 3. Оп. 210. Д. 712. Л. 95–98. Эти документы являются, однако, единичными.
[Закрыть]
Каким же образом был нейтрализован этот вид протеста? Прежде всего власть постоянными рассуждениями о месте рабочих в производственном процессе, попыталась добиться того, чтобы превратить забастовку в крайнее и исключительное средство. Параллельно и все более настойчиво она создавала репрессивную систему, которая наказывала всех тех, кто прибегал к стачкам. Как и в других сферах, наступление на права граждан нашло отражение в языке: слова, обозначающие такие явление как «забастовка» и «стачка», исчезают из официального словаря. Продолжая тенденцию двадцатых годов, в официальных документах больше не говорится о «забастовках», но о «трудовых конфликтах».
Забастовка становится чем-то, что принадлежит прошлому. В 1937 году «Известия» публикуют фотомонтаж, изображающий Сталина во время забастовки железнодорожников в Тифлисе в 1902 году{177}177
«Известия». 27 апреля 1937 года.
[Закрыть].[50]50
Эти сведения воспроизведены Троцким в его книге «Сталин». Речь идет именно о монтаже, так как Сталин в этот момент, по-видимому, находился в Батуме.
[Закрыть] Стачка все еще является предметом гордости, но только в том случае, если она состоялась до революции. В своих письмах некоторые советские люди еще напоминают свой «послужной список», как, например, этот ответственный работник бумажного треста, без объяснений уволенный в 1929 году:
«Довожу до Вашего сведения мою характеристику. <…> 1904–1905 г. в Русско-Торгово-Промышленном Банке помощником Завед. Товарным Отделом (был вынужден уйти из Банка за мое участие в Обще-Банковском Стачечном Комитете во время забастовки 1905 г….)»{178}178
ГА РФ. Ф. 374. Оп. 28. Д. 3500. Л. 77.
[Закрыть].[51]51
К своему послужному списку он добавляет имена людей, готовых засвидетельствовать его положительные качества.
[Закрыть]
Так в СССР тридцатых годов устанавливается специфическое, двусмысленное отношение к забастовке. Пример забастовок на концессионных предприятих{179}179
В целом общественные отношения на этих предприятиях чрезвычайно интересны и заслуживают более подробного, чем это сделано на настоящий момент, исследования. Мы не располагаем новыми работами на эту тему. По поводу японских концессий по добыче нефти на Сахалине см.: ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 51. Д. 55. Л. 50–54 (опубликовано в кн.: Индустриализация Советского Союза. Новые документы, новые факты, новые подходы. Т. II. М., 1999. С. 280–285).
[Закрыть] в этом смысле особенно поучителен. В 1928 году в СССР осталось 68 действовавших в годы НЭПа предприятий с частным иностранным капиталом. Эти нетипичные образцы «капиталистической» организации труда в социалистической экономике были «белыми воронами» в сталинском СССР – вплоть до своего исчезнования. Начиная с «великого перелома» 1928 года, концессии, по образному определению Алена Корбена, – это «монадноки»{180}180
Corbin A. Le village des cannibales. Paris, 1991. P. 121.
[Закрыть].[52]52
«Монаднок» – останцовая возвышенность (сложенная твердыми горными породами, которые уцелели после разрушения более высокой горной страны благодаря воздействию каких-либо экзогенных факторов), резко выделяющаяся среди выровненной поверхности. Название происходит от горы Монаднок (прим. ред.).
[Закрыть] По крайней мере с виду это, конечно же, «затерянные свидетели прошлого», где профсоюзы вроде бы по-прежнему выполняют свою роль защиты рабочих, а рабочие продолжают устраивать забастовки, добиваясь увеличения зарплаты.
Однако забастовка здесь – не более чем «организованная» форма борьбы, если воспользоваться выражением одного из секретарей центрального комитета профсоюзов{181}181
ГА РФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 54. Л. 13.
[Закрыть]. Свидетельство тому – забастовка, объявленная профсоюзом машиностроительного завода предприятия «Жесть Вестей» в Ростове-на-Дону между 22 ноября и 12 декабря 1933 года{182}182
Тамже.Л. 1–14.
[Закрыть]. Речь идет о пересмотре концессионного договора. Профсоюз просто напрямую повторяет требования, полученные от Политбюро (повышение зарплаты, выдача нескольких безвозвратных займов) и после отказа концессионера от их выполнения объявляет о начале забастовки. Победа в этом конфликте – советская.
Процесс подготовки и ход забастовки подробно описаны в отчете представителя местного профсоюза. Документ весьма поучителен. Так, как только переговоры буксуют, и конфликт кажется неизбежным, профсоюз разрабатывает «план подготовки и проведения стачки», который предусматривает, в частности, «подбор состава пикетов». Затем план был «рассмотрен и утвержден партийной комиссией», после чего приступили к подготовке рабочих:
Все же окончательное решение о проведении забастовки зависит от Центрального Комитета партии, которое, однако, задерживается (добро дают только спустя четыре дня после намеченной даты, компрометируя тем самым профсоюз в глазах рабочих). Члены заводского профсоюза заявили, впрочем, о своем недовольстве очередным переносом забастовки:
Однако все внеплановые проявления недовольства находятся под бдительным контролем, и допустившие «грубость» по отношению к концессионеру оказываются немедленно наказаны. 22 ноября, после собрания районного и заводского комитетов партии, которые одобряют «персональный состав стачкома, пикетов», забастовка наконец начинается:
Автор доклада с удовлетворением отмечает, что до 30 ноября не нашлось ни одного штрейкбрехера[54]54
Довольно едкое замечание, если иметь в виду распространенную на остальной территории СССР практику.
[Закрыть]. Впрочем, ничто не было пущено на самотек: профсоюз поддерживал забастовщиков, выплачивая им часть заработка, забастовке оказывали поддержку «городские организации», которые поставляли в столовую необходимые продукты. Продолжали работать ясли. В заводском клубе читали лекции политико-воспитательного содержания («Роль и значение колдоговора на советских и концессионных предприятиях», «Подъем строительства в СССР», «Роль современной авиации и ее значение в СССР» и т. д.).
Забастовка закончилась без каких-либо эксцессов после подписания в Москве нового коллективного соглашения. То, что происходило, было, таким образом, подобием забастовки, но ее организаторы тщательно следили, чтобы никто не бастующих выходил за определенные сверху рамки – ни в речах, ни в поступках. Затруднительность ситуации особенно ярко видна на примере истории с письмом, полученным газетой «Комсомольская правда». Письмо пришло в отдел читательских писем и его автором был рабочий с завода, член молодежной ррганизации{186}186
Там же. Д. 35. Л. 3–4. Только счастливая случайность позволила нам найти это письмо, хранившееся в другом деле.
[Закрыть].
«Письмо в редакцию Ком-Правды
Дорогой редактор прошу Вас поместит это письмо на страничку вашей газеты – от раб. з-да Жесть Вестей А. Суджами Дорогие товарищи Комсомольцы. Мы – молодежь з-да Жесть Вестей с 23 ноября 1933 года вступили в тяжелую полосу жестокой классовой борьбы. Это законное требование о подписание колдоговора с концесионером Каспиром. Ленинцы нашего завода пришли к этой борьбе с лозунгом «Нет таких крепостей которых бы большевики не взяли» – и после одиннадцати долгих переговорных месяцов с концесионером-капиталистом Каспиром никчему не привели. Капиталист не подписывает договор. Он не решается исполнять наш законное требование по пунктам жилкультбытовом.
<…> 23 ноября мы должного ответа не получив, созвав обще рабочей собрание решили не сходить на работу до тех пор пока он колдоговор не подпишить<…>
Комсомольский привет».
Гордость за участие в забастовке и воодушевление молодости читаются в этих строках, и в редакции они вызывают глубокое замешательство. Отдел писем «Комсомольской правды» не публикует послание, а передает его в центральный комитет профсоюзов с просьбой расследовать дело{187}187
Там же. Л. 2.
[Закрыть]. Недвусмысленный ответ приходит на бумаге с грифом «Не подлежит оглашению»:
«На Ваш № 1910 сообщаем, что забастовка на концесионном заводе “Жесть Вестей” (Ростов Дон) организована и проходит под руководством ЦК Союза Общего Машиностроения.
Посылаем Вам для сведения бюллетени стачкома.
Указываем, что дело это никакой публикации и оглашению не подлежит»{188}188
Там же. Л. 1.
[Закрыть].
В СССР тридцатых годов на забастовку действительно наложено табу. Особый статус концессий позволяет применять эту практику, но суть ее выхолощена полностью, и забастовка оказывается обычным способом давления, а вовсе не выражением недовольства. На других предприятиях Советского Союза борьбу с забастовками ведут всеми возможными способами.
