Текст книги "Израненный (ЛП)"
Автор книги: Франсетт Фел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Я не делаю ничего, чтобы взять их.
– Что, блядь, это такое? – роняю я, устав делать вид, будто собираюсь наброситься на неё и потереться своим членом о её лицо, или выкинуть ещё какое-то дерьмо. Плевать, это ведь она вторглась на мою территорию.
– Это… астрономия… – бормочет она. Когда она прочищает горло и сглатывает, мой разум автоматически представляет, как она поглощает меня. Неправильно, я знаю. Но, учитывая моё воспитание, для меня это довольно обычные мысли. К тому же, у неё красивые губки. – Мистер Соломон хотел, – начинает она, а потом качает белокурой головкой и вздыхает. – Я решила принести тебе домашнее задание из класса астрономии. Это групповой проект. Мы должны работать над ним в парах. Я просматривала его раньше, и по существу, нам нужно попытаться выяснить, сколько светового загрязнения существует в разных местах в небе и сфотографировать… – она прекращает своё объяснение. Она опускает руку, поскольку я до сих пор не взял эту папку с сшитой стопкой бумаг из её рук, продолжая смотреть на меня. – Я сейчас чувствую себя очень глупо, – небольшая, натянутая улыбка следует за её искренним признанием. Она растягивает уголки её слишком розовых губ. – Так что, наверное, я пойду… Прости, что побеспокоила тебя.
Что-то врывается в мой мозг. Это мерзкий зверь со скрежетом зубов и острыми когтями. Когти, которые словно крюки вонзаются в мой мозг, пробуждая что-то давно забытое, погребённое под грязью. Это ощущается так мнительно, словно на сознательном уровне.
– Да? – говорю я сам себе. Не знал, что могу всё ещё чувствовать себе виноватым. Я смотрю на неё, Эйли-гребанного-сталкера-Беннет, и на меня накатывает такое ощущение, словно я пнул щенка по морде.
Обнаружив рубашку, которую я одевал ранее, я подношу её к носу и вдыхаю. Достаточно чистая. Одев её на себя, я спрашиваю:
– Ты голодна? – я умираю с голода. Пока ищу ключи и бумажник в кармане, я замечаю растерянность и смущённый взгляд на её лице. Не могу винить её, учитывая, что мой вопрос вырвался так внезапно. – Послушай, ты можешь говорить сколько хочешь об этом дерьме, но я не смогу ничем тебе помочь, пока не набью свой желудок. Так что, ты идёшь либо со мной, чтобы перекусить, либо проваливаешь нахрен и держишься от меня подальше.
– Я иду, – говорит она, без малейшего намёка на иронию. Боже.
Я криво усмехаюсь.
– Дамы вперёд, – выпаливаю я на одном дыхании и жду, когда она заберёт свой рюкзак, прежде чем закрыть и запереть за собой дверь. Сегодня вечером Дро работает в хранилище, который зовётся гаражом. Не уверен, когда он будет дома. Он вероятнее всего задержится у Винн, потому что её место ближе к месту работы.
Она идёт впереди, пока я нарочно отстаю от неё на один шаг. А вид неплох. Она немного худая, а тёмно-серые узкие джинсы, обтягивающие её нижнюю часть тела, только показывают, что ей нужно больше есть. У неё миленькая круглая попка. На ней надета обтягивающая майка, на которую сверху накинута расстёгнутая тёмно-красная с чёрными полосками рубашка. Не уверен, в курсе ли она, но я смог разглядеть очертания её белого лифчика через рубашку ранее. Маленькие груди, соответствующие её стройному телу. Если бы мне пришлось угадывать размер, то я бы дал второй. Чёрные Сперри на её ногах делают каждый шаг безмолвным, когда мы спускались вниз по бетонной лестнице.
– Как именно ты сюда попала? – спрашиваю я на выходе из подъезда.
– Я приехала сюда на своём… – её спокойное выражение лица в секунды сменяется на нервное. Она подбегает к знаку «принудительной парковки» рядом с жёлтым пожарным краном и останавливается перед ним. Когда я подхожу к ней, она вертит головой сначала в одну сторону улицы, а затем в другую. Повернув налево, она начинает быстро идти по тротуару.
– Иисус, ещё этого дерьма мне не хватало, – но Сын Божий меня не слушает. Он никогда этого не делает. Шепча проклятия под нос, я иду вслед за ней. Догнав, я хватаю её за руку, останавливая от хождения по кругу. – Скажи мне, пожалуйста, какого хрена тут произошло?
Она снова смотрит на меня щенячьим взглядом. Большие, несочетаемые (прим.перевод.: разные по цвету) глаза блестят от слёз, брови нахмурены, а нижняя губа снова зажата между зубами, и она неистово кусает её, отчего та распухает и становится цвета клубники. От этого вида вся моя кровь устремляется к паху и мой член дёргается, словно знает о том, что только что случилось. Я должен оторвать взгляд от её рта.
– Мой велосипед… он исчез. Я оставила его здесь. И закрепила его на замок, – она указывает обратно на знак парковки. – Теперь его нет. Но я же закрепила его, я знаю, что сделала это.
Я отпускаю её руку и в насмешке говорю:
– Может ты забыла, где находишься, но здесь слово «закреплено» ничего не значит, – немного сжалившись, говорю чуть нежнее, – не знаю, заставит ли это тебя почувствовать себя чуточку лучше, но мою квартиру грабили больше одного раза. Поэтому не расстраивайся. Думай об этом так, будто таким образом тебя поприветствовали в этом сраной части нашего города. Вместо подарочной корзины ты получаешь своё же дерьмо
Её плечи поднимаются и опускаются, когда она вздыхает.
– Я не знаю, как попаду домой.
– Возможно, ты убедишь меня подвезти тебя на полный желудок. Пошли.
Глава 10
Эйли
Мой велосипед украли. Не большая потеря, но это был мой любимый вид транспорта. Благодаря ему у меня был повод не полагаться на Рейчел и Тима в поездках. Это был мой маленький кусочек независимости. Небольшой глоток свободы, который я могла получить в любой прекрасный день. Когда угодно. До колледжа рукой подать.
«Брось эту киску, сука…» Эти слова вырывают меня из моих мыслей. Песня в жанре рэп вырывается из колонок его грузовика, пока мы едем, слова звучат агрессивно и с ненавистью к женскому полу. Единственный плюс в том, что эта песня спасает нас от неловкого молчания. Поворачиваю голову немного влево и замечаю, что Мэддокс полностью погружён в песню. Он качает своей тёмной головой и повторяет текст песни, словно меня нет в машине. В этой грубой песне очень много читают о сексе, и каждый раз, когда из его рта звучит слово «киска», через меня проходит какая-то необъяснимая дрожь. Он поворачивает голову и ловит меня за наглым разглядыванием его.
Вздёрнув бровь, он расплывается в хитрой усмешке, вызывая прилив тепла под моей кожей. Я отворачиваюсь, убеждая себя больше не смотреть на него оставшуюся часть поездки. Это не так уж и легко, но у меня получается, даже тогда, когда звук его хриплого насмешливого смеха скользит по моей коже.
«Пиво с пенкой» – небольшая закусочная, расположенная на границе Трентона и Дувра. Это этакое не большое местечко, принадлежащее семейному бизнесу, которое вы можете обнаружить на обочине магистрали после долгой поездки. Мэддокс сворачивает налево и паркует свой пикап на свободном месте рядом с другим грузовиком. Одна сторона здания с четырьмя длинными панельными окнами открывает вид на грунтовую стоянку, таким образом, посетители закусочной могут видеть, кто приходит и наоборот. Внутри она оказывается такой же маленькой, как и снаружи, к тому же полностью заполнена. Мы проходим дальше, погружаясь в шумную болтовню более пятидесяти клиентов, которая прерывается случайным смехом и стуком столовых приборов. Слева некоторые люди сидят на красных стульях за длинным прилавком, а справа, недалеко от кухни, расположены пятнадцать или около того кабинок, с соответствующими красными стульями.
– Эй, Сьюзи, есть столик для меня?
Довольно крупная женщина, стоящая за прилавком, с каштановыми волосами и сединой, закрученными в гульку, и в засаленном белом фартуке, завязанном поверх заляпанной синей формы, улыбается при виде Мэддокса.
– Последняя кабинка возле кухни.
В то время как я скольжу в кабинку, он уходит на какое-то время и возвращается с двумя наполненными пластмассовыми стаканчиками.
– Единственное, что здесь стоит попробовать – это сладкий чай, – говорит он, ставя один из стаканчиков передо мной, и садится.
– Итак, расскажи мне…
– Много времени прошло, малыш, – прерывает всё та же официантка с тёплой широкой улыбкой, отчего черты её лица выделяются ещё сильнее. Ей около пятидесяти, на лбу видны глубокие морщины. – Как поживаешь? Держишься подальше от неприятностей?
Мэддокс усмехается.
– Не понимаю о чём ты, Сьюз.
Она смеётся.
– Думаешь, я не знаю об этом? Ты всегда был занозой в заднице, даже когда твоя мать приводила тебя, – она переводит взгляд на меня. – Тебе известно, что он всегда заходил прямо за прилавок, брал нашу баночку для чаевых и таскал оттуда деньги? Его мать не знала, что, чёрт возьми, с ним делать. Благослови Господи душу этой женщины, она была такой милой. Я до сих пор не могу поверить в случившееся. Она не заслужила ничего из этого. Ни один из вас, ребята, не заслужил. Твой старик был тем ещё ублюдком.
Удивительно, как быстро его выражение обычной толерантности исчезает. Вместо этого его лицо ничего не выражает. Он просто смотрит прямо перед собой, сквозь меня, словно воспоминания поймали его в ловушку. Он ничего не говорит, но от него исходит столько враждебного жара, словно ты сидишь напротив горячей лампы.
Он протягивает руку и берёт свой стаканчик.
– Надеюсь, он горит в аду, – заявляет он, и пьёт, и пьёт, пока не опустошает его. Несмотря на весь шум вокруг, облако напряжённости нависает над нами в этот момент.
Зная, что, вероятно, сказала гораздо больше, чем следовало, Сьюзи откашливается, прежде чем поднимает свой карандаш и блокнот.
– Что будешь, малыш? Как обычно?
– Да, – коротко и лаконично.
Записав заказ, она поворачивается ко мне.
– А ты, дорогая?
Я качаю головой.
– Всё в порядке, спасибо.
– Закажи что-нибудь, – ворчит он, сверля меня взглядом.
– Эм… возможно, картофель фри?
– Будет сделано. Корзинка картошки фри. Скоро прибудет. Держись тут. Я скоро вернусь.
– Ты преследовала меня в школе, ходишь на эту групповую терапию, на которую я теперь тоже вынужден ходить, и теперь проделала весь этот путь к моей Богом забытой берлоге с какой-то тупой отмазкой про домашку. Я не знаю, какого хера ты хочешь, но я не собираюсь вот так просто дать тебе это, поэтому вынужден сказать тебе, что я не…
– Я хочу нарисовать тебя, – выпаливаю я.
Он смотрит на меня, словно на умалишённую. Вздыхая, я поднимаю руку и убираю волосы за ухо.
– Я подала заявление в Институт Искусств Новой Англии, и им нужно моё портфолио к декабрю. Я следила за тобой, потому что у тебя такой взгляд, который, я думаю, очень хорошо перенести на холст. Думала, что смогу нарисовать тебя издалека, не беспокоя, но… – я поднимаю плечи до тех пор, пока они не оказываются на уровне ушей, а затем со вздохом позволяю им упасть, опуская глаза на чёрную пятнистую поверхность стола.
– Посмотри на меня.
Не могу объяснить, почему его команды имеют такое несомненное влияние на меня, или почему я не могу воспротивиться ни одной из них. Но даже без малейшего намёка на колебания, я поднимаю взгляд и встречаюсь с его задумчивыми стальными глазами.
– Продолжай то, что ты говорила.
Ещё один вздох.
– Но мне нужно, чтобы ты сидел передо мной, чтобы я смогла прорисовать твои черты и внешность именно так, как мне этого хочется, – так сложно выдерживать его взгляд, особенно когда смущение обжигает моё лицо, как сейчас. – Я надеялась, что ты позволишь мне нарисовать тебя.
Буравя меня своим стальным и острым, как лезвие, взглядом, он поднимает руки и складывает их за головой.
– Почему бы тебе не попросить Ноя? У нас же одинаковое лицо.
– На самом деле вы не… не совсем похожи, – он заинтересовано выгибает левую бровь, и я отвожу взгляд в сторону, пытаясь найти объяснение. – Я знаю, что вы близнецы, но лицо Ноя более симметрично. Черты его лица нежнее, можно сказать изысканнее, красивее. Но ты… ты…
– Уродливее, – язвительно замечает он, приподнимая уголок рта в мальчишеской ухмылке.
Я качаю головой.
– Отнюдь нет, – я облизываю губы и бросаю взгляд на его лицо, прежде чем снова отворачиваюсь. – Ты… грубее. Поразительнее. В тебе есть неотразимая твёрдость. На тебя трудно не смотреть, – я прикусываю язык, чтобы не сказать большего.
Следует очень мягкий смешок, прежде чем он спрашивает.
– И что мне за это будет?
Я краснею, не уверенная, что его вопрос прозвучал абсолютно невинно.
– У меня не очень много денег…
– Меня не интересуют твои деньги, – вставляет он пренебрежительно.
– Хорошо. Я могу подтянуть тебя по предметам. Полагаю, ты пропустил много занятий, поэтому тебя нужно многое наверстать. Я могу помочь.
Он качает головой.
– В конечном итоге потратим не только твоё время, но и моё тоже. А сейчас для меня моё время чертовски ценно.
Не нужно быть гением, чтобы догадаться, на что именно и где тратится это драгоценное время.Без предупреждения мой мозг вызывает в воображении образ его худого, мускулистого тела, украшенного всеми этими красивыми татуировками. Он всплывает в моей голове, словно рекламный щит с красочной иллюстрацией между штатами. Девять дюймов. Обрезанный. Эта внезапная мысль возникает из хранилища в моей памяти. Мои глаза расширяются, и я могу почувствовать ощутимое тепло на моём лице и унижение от того, что я уже знаю.
– Чего тогда ты хочешь? – тревожное чувство страха расползается вниз по моему позвоночнику в тот момент, когда эти слова покидают мой рот. Это ощущение становится ещё хуже, когда я вижу ухмылку, словно у Гринча, которая появляется в уголках его рта.
Я открываю рот, чтобы спросить у него причину этой усмешки, но меня прерывает возращение нашей официантки. Я частично благодарна ей за моё спасение от выставления себя полной дурой. Снова. Хотя другой части меня по-прежнему любопытно услышать его ответ.
– Держите, ребята. Двойной чизбургер с беконом с пивной пенкой и волнистая картошка фри для тебя, – она ставит массивный гамбургер и картофель фри перед ним. – А вот твоя корзинка фри. Я добавила немного больше пивной пенки для тебя, дорогая, ты выглядишь слишком худенькой. Позовите меня, если понадобится что-то ещё, – с этими словами она уходит к другому столику, оставив меня задаваться вопросом, оскорбили ли меня только что.
– Она настоящий профессионал в сфере деликатности, – замечает Мэддокс сухо, откусывая большой кусок бургера. Пока он разделывается со своей едой, мы не разговариваем. Бездумно грызя свою картошку фри, я иногда поглядываю в его сторону. Странно, что я нахожу его поедание чего-то обыденного настолько привлекательным. Он ест так, словно не ел несколько дней, с большим, ненасытным аппетитом, словно его нельзя удовлетворить. Я ловлю его взгляд, когда он облизывает пальцы от кетчупа с его картошки. Этот шаловливый блеск в холодных глазах говорит гораздо больше, чем его буквальный аппетит.
В этот момент, несмотря на то, что мы находимся в людном месте, каждым своим дюймом я чувствую себя добычей. Его добычей. Как он настолько быстро и настолько основательно может покорить меня? Мне по-прежнему интересно. Как это чувствовать себя подчинённой кому-то вроде него? Он может с лёгкостью перепрыгнуть через стол, отделяющий нас прямо сейчас, чтобы сожрать меня. И... и я не думаю, что возражала бы. Часть меня, которая правит моим внутренним королевством безумия, полностью окунулась бы в этот кетчуп, если бы это значило, что Мэддокс вылижет меня языком. Эта мысль сопровождается очень зловещим, очень реалистичным изображением в голове, которое нервирует меня настолько, что я даже не знаю, как его воспринимать.
– Почему ты ходить на групповую терапию? – спрашивает он через некоторое время, после того, как мы выходим из закусочной. Мы снова вернулись в его грузовик. Находясь за рулём, он медленно проезжает мимо знака «стоп» на перекрёстке. Раздаётся сигнал от другого водителя, который обращает внимание на его безответственное вождение, но Мэддокс просто сигналит в ответ и продолжает свой путь.
Этот вопрос приходит невесть откуда. Он застаёт меня врасплох, и я уверена, что таков был его план. Сложа руки, я тяну за свободно свисающий конец чёрной нитки, которая запуталась вокруг декоративной пуговицы на длинном рукаве моей рубашки. Я не знаю, как ответить сразу. Так что вместо этого спрашиваю:
– А ты почему?
Это не тот вопрос, на который я ожидаю ответ. Не от него. Вспоминая его реакцию раньше, когда официантка говорила о его матери, я могу с уверенностью предположить, что Мэддокс не слишком любит делиться личными историями. Неожиданный сигнал автомобиля заставляет меня немного подпрыгнуть, и когда я быстро смотрю в боковое зеркало, то вижу тот же автомобиль, который мы видели ранее позади нас на красном сигнале светофора. Это хороший автомобиль. Гладкий, тёмно-синий Infiniti, выглядящий так, словно только что выехал из автосалона. Он включает фары дальнего света, наполняя салон грузовика чрезмерно ярким голубовато-белым светом от светодиодных огней. Это само по себе уже достаточно сильно раздражает, но водитель никак не унимается и, решая досадить ещё больше, обременяет наш слух непрекращающимся сигналом.
– Да в чём его проб…
Мэддокс выскакивает из грузовика, не давая мне возможности закончить вопрос. Следующие несколько минут проходят как в тумане. Я нажимаю на ручку, открываю пассажирскую дверь и выскакиваю как раз в тот момент, когда Мэддокс хватает кувалду из багажника своего грузовика. Он несёт её с относительной лёгкостью, когда направляется в сторону той машины. Быстро заносит её над головой, – посылая единственное предупреждение другому водителю, – и прежде чем тот успевает понять, что к чему, тяжёлый металл приземляется на капот его тёмно-синей Infiniti. Она оставляет вмятину размером с кратер. Но, похоже, Мэддокс только начал. Становясь перед автомобилем, он замахивается и разбивает сначала правую фару, а затем перемещается к левой. Всё это происходит за несколько коротких минут, и пока он двигается по пути к разрушению, я ошеломлённая стою позади его пикапа. С широко раскрытыми глазами и челюстью, которая чуть не ударяется об асфальт, я молча наблюдаю за насилием Мэддокса.
– Ах, ты, сучёнок! – кричит наконец-то водитель, выпрыгивая из машины, словно летучая мышь из ада. Его скрипучий гневный голос слышен даже сквозь звон стекла, осыпающегося на землю, и хруст алюминия, когда кувалда врезается в машину. – Ты заплатишь за всё это, маленький ублюдок! – он хватает Мэддокса, напоминая Брахманского быка, готового проткнуть врага своими рогами. Он крупный парень, высокий, и у него достаточное количество мышц и жира, с помощью которых он может повалить Мэддокса на землю и избить его. Но у Мэддокса хватает прыти использовать вес мужчины против него самого, и он быстро уходит в сторону. Он не даёт мужчине даже секунды, чтобы прийти в себя, и направляет деревянную ручку кувалды в его сторону с такой силой, что тот мгновенно опускается на колени и падает на бок с мучительным стоном. Пара фар, освещающих улицу не так уж далеко отсюда, сигнализирует о неизбежном приближении другого автомобиля. Внезапная мысль о том, что кто-то может прямо сейчас наблюдать и позвонить в полицию, наконец-то побуждает меня к движению. Я бегу в сторону Мэддокса.
– Мы должны уходить.
Он ничего не говорит, только стоит над водителем, свернувшимся на земле на боку в позе эмбриона. Мэддокс замахивается ногой и силой толкает мужчину, переворачивая его на спину. Тяжёлый металл кувалды опускается на горло мужчины, и, хотя тот трясущими руками пытается убрать её, Мэддокс надавливает ещё сильнее. Я уверена, что мои глаза сейчас распахнуты так же широко, как и у человека, лежащего на земле. Он задыхается, воздух медленно вырывается из его открытого рта; лицо кривится в агонии, в то время как паника и страх плескаются в его похожих на бусинки карих глазах. Он бьётся, как рыба, которую вынули из воды, дёргая конечностями в попытке убежать.
Когда я смотрю налево, то картина, которую я вижу, должна напугать умную, здравомыслящую девушку. Это только доказывает, что я не обладаю ни одним из выше названых признаков. Если бы я была такой, то не стояла бы рядом с парнем, который выглядит настолько взбешённым, что готов совершить убийство. Но сильнее тревожит то, что здесь он полностью в своей стихии. Чувствует себя комфортно и невозмутимо, не спеша лишая человека жизни.
Его холодная ярость ощутима. Она охватывает меня со всей мощностью тайфуна. Возбуждение омрачает его лицо, заставляя выглядеть запредельно зловеще. Тело Мэддокса плотно обвивает напряжение, и он напоминает гремучую змею, готовящуюся к нападению. Он сохраняет вес кувалды устойчиво и твёрдо, ещё сильнее толкая её вниз. Этому нет конца. Он не остановится.
Он убьёт его.
Помоги мне! Вот что взывают ко мне глаза мужчины, когда на мгновение встречаются с моим взглядом. Не раздумывая, я опускаю руку на предплечье Мэддокса. От неожиданного слабого прикосновения, его мышцы рефлекторно дёргаются. Но этот молниеносный электрический жар под кончиками моих пальцев, когда я прикасаюсь к его обнажённому, татуированному предплечью, пугает меня до глубины души.
– Пойдём, – всё ещё дрожа, умудряюсь выдавить из себя. Когда он не двигается, я усиливаю хватку и тяну. – Не будь дураком, – это привлекает его внимание, и он стреляет в меня взглядом. Я не отвожу глаз. Не в этот раз. Почему я выбираю именно этот момент, что противостоять его пристальному взгляду, я объяснить не могу, но, если честно меня это радует. Я радуюсь этой сиюминутной смелости. – Я думаю, ты уже показал ему свою дорожную ярость. Также думаю, что будет очень глупо, если ты окажешься в тюрьме из-за него. Всё это будет весьма бессмысленно, – я не уверена в эффективности своих слов, пока спустя маленькую вечность он не уходит. Я устремляюсь за ним и проскальзываю обратно на пассажирское сиденье, закрывая дверь как раз перед тем, как он отъезжает. Я не перестаю смотреть в боковое зеркало со своей стороны до тех пор, пока мы не покидаем это место.
*****
– Ты можешь свернуть налево и высадить меня за углом Бёрч Драйв? Мой дом находится прямо за углом. Я дойду оттуда, – говорю я тихо, когда он сворачивает на улицу параллельную моей. Мы не говорили о том, что произошло ранее, пока ехали. Последние пятнадцать минут были проведены в подавляющем молчании, которое сопровождалось настолько сильной напряжённостью, что её можно было резать ножом. На этот раз никакая музыка не заполняла тишину. Я металась между тем, следует ли мне спросить его о том, что именно там произошло, или же не стоит. Эта его ярость должна была на чём-то основываться. И я хочу узнать. Я хочу спросить. Но не стану, потому что у меня не хватает мужества, чтобы сделать это по двум причинам, а именно: во-первых, я знаю, что я не имею никакого права расспрашивать его, потому что не очень охотно говорила о своём прошлом ранее, а во-вторых, страх перед его насмешками, когда он, скорее всего, очаровательно скажет мне «отвали», заставляет меня молчать.
– Ты живешь на Бёрч?
Я качаю головой
– Дентон. Через улицу.
– Какой номер?
– Дентон Авеню 76.
Он больше ничего не говорит после того, как поворачивает на Дентон. Вскоре мы на холостом ходу подъезжаем к бело-синему домику на одну семью с гаражом на две машины и красивой, ухоженной цементной дорожкой, ведущей к крыльцу с четырьмя освещёнными ступеньками. Моё сердце подскакивает к горлу при виде «Дуранго» на подъездной дорожке.
– Ты сильней сжимаешь своё лезвие, а я всегда хочу расквасить чьё-то лицо.
Когда я смотрю на него, причина моего страха временно испаряется, и он становится моей единственной заботой, единственным, о ком я хочу думать. Он лениво смотрит на меня, слегка прищурив глаза, но всё же сила, не имеющая себе равных, остаётся в его взгляде. В этом грузовике, в этом пространстве, в такой близости, его яркие черты выделяются более чётко; тень и свет ласкают его лицо так мягко и сладко, как это хочу сделать я.
– Думаю, мы должны как-то удовлетворять своих демонов, – язвительно замечает он. Самокритичность его слов заставляет одну сторону его рта искривиться в невесёлой улыбке. – Похоже, твой старик тебя заждался.
Я следую за его взглядом через плечо и обнаруживаю Тима, опирающегося на перила крыльца, со скрещенными большими руками на груди. Яркий свет на крыльце сияет позади него, и от этого черты его лица скрывает тень. Но мне не нужно видеть его лицо, чтобы знать его охотничье выражение. Оно бесспорно источает гнев. Тим смотрит в нашу сторону, и я молюсь, чтобы он не видел нас.
Внезапное желание остаться в грузовике и попросить Мэддокса уехать настолько сильное, что я прикусываю нижнюю губу, чтобы не произнести эти слова.
– Спасибо, – отвечаю я, снова дёргая нитку на рукаве своей рубашки, и когда мне удаётся её вытянуть, начинаю бездумно накручивать её на указательный палец. – Спасибо, что подвёз, – к тому времени, как нитка заканчивается, мне удаётся обернуть её вокруг кончика пальца несколько раз, перекрывая приток крови, циркулирующий в этой области.
– Поэтому, не переборщи с лезвиями.
Я моргаю, перед тем как прячу руку от лишних глаз.
– Так ты будешь мне позировать? – спрашиваю, не обращая внимания на замечание.
Он пожимает плечами.
– Пока не решил. Как я уже сказал, у меня нет времени, чтобы тратить его на это. Тебе стоит как-то привлечь моё внимание, – Мэддокс устремляет на меня свой взгляд.
Я нервно прохожусь языком по губам.
– Как?
Я не совсем в здравом уме, но я не дура. Я знаю, что он подразумевает. Понимаю, куда он ведёт этот разговор. Даже сейчас, его невысказанные слова заряжают воздух в грузовике. Здесь тяжело и душно. Каждый вдох, который я делаю, насыщен его нераскаивающейся сексуальной привлекательностью. Жар опаляет мои щёки, когда он протягивает руку к моему подбородку и томно проводит большим пальцем по моей влажной нижней губе. Его нежные ласки заставляют меня признать ту часть моего тела, на которую раньше я отказывалась обращать внимание. Осознавать это слишком странно, слишком чуждо, и всё же удивительно интимно. Он делает это интимным. Я девушка, а он парень, и, полагаю, его прикосновения заставляют меня вспомнить об этом. Это возбуждает. Я хочу большего. В груди чувствуется такая наполненность, что каждый раз, когда я дышу, мои набухшие, твёрдые соски трутся о бюстгальтер, посылая по моему телу сладостную пытку. Мой пульс грохочет в такт моему трепещущему, бьющемуся сердцу.
– Ты же умная девочка, Эйли. Я уверен, что ты придумаешь что-нибудь, – его голос низкий и ровный, и влажная, горячая долина разливается между моих ног. То, как увлажняются мои трусики, одновременно и неловко, и странно обольстительно.
Его чувственные губы образуют усмешку, словно он об этом знает. Словно он понимает, каким сладким опустошением являются его прикосновения.
– Ты должна идти, – я практически скулю, когда он убирает руку. – Не хотелось бы, чтобы у тебя были проблемы.
– Я… – «Не покидай меня». – Спасибо ещё раз, – я вспоминаю, что нужно забрать сумку и рюкзак, прежде чем выскакиваю из его грузовика, и закрываю за собой дверь. Я примерно на полпути к дому, когда отдаюсь искушению и смотрю через плечо. Мэддокс смотрит в ответ, его пристальный взгляд сфокусирован на мне. Я спотыкаюсь, делая следующий шаг, когда моё тело стремится повернуть в противоположном направлении. К белому пикапу. К Мэддоксу. К чему-то неизвестному, но всё же настолько соблазнительному. Но я этого не делаю. Я ничего не делаю. Шанс сделать или сказать что-нибудь остаётся в прошлом. Моя трусость контролирует меня сейчас, и она не станет рассматривать какое-либо неповиновение. Смирённая, слабая и покладистая, я иду к дому, к Тиму, в сторону страданий, от которых я знаю, мне никогда не уйти. Моё подсознание заползает в тёмный уголок в моей голове, в то время как нерушимые стены, которые я построила так давно, готовятся к худшему.
Худшее – это сильная рука на моём затылке, когда я подхожу достаточно близко к Тиму, и он хватает меня. Он использует эту мёртвую хватку, чтобы направлять меня остальную часть пути к дому. Я молюсь, чтобы Мэддокс уже уехал. Молюсь, чтобы он не остался и не увидел это.
Глава 11
Мэддокс
«Чёрт возьми, это не твоя проблема.
Она не твоя грёбаная проблема.
Разбирайся со своими сраными проблемами и уезжай, придурок».
Эта раздражающая борьба идёт в моей голове, пока я сжимаю руль так, что белеют суставы. Я еду по улице этого Плезантвильского кошмара, и моя обычно налитая свинцом нога сейчас едва давит на газ. В моём районе, если едешь так медленно, ты либо собираешься стрелять, либо ищешь давалку. Этого точно, блядь, не случится, потому что ты редко осознанно принимаешь решение выбрать правильное время, чтобы открыть огонь по всем фронтам.
– Чёрт! – сильный удар о руль не делает ничего, чтобы унять моё раздражение. Говорю себе, что не хочу иметь ничего общего с этой пташкой, но похоже, это, блядь, бессмысленно, поскольку я резко останавливаюсь и разворачиваюсь обратно в сторону её дома.
На Эйли Беннет так и написано «приставучая девственница», и после Грейс я не ищу повторений. Было бы умно с моей стороны ехать дальше по дороге, пересечь шоссе и оттащить свою задницу обратно в трущобы. Подкурить косяк, трахнуть Бриа и забыть об испуганном мышонке и страхе, который я увидел в её оленьих глазах разного цвета. Этот страх закоренелый. Это тот страх, который берёт начало в каком-то довольно сложном дерьме, и то, что я видел на её руках, – она пыталась убить монстров у себя внутри, делая порезы извне, – подтверждает это. Кто-то создал этих монстров там. И я поставил бы своё левое яйцо на то, что это был её старик. То, как он схватил её, посылает старые предупредительные сигналы, знакомые мне с детства.
Но, если честно, меня ведь не должно ебать это. Иисус, я даже не знаю эту девушку. Что, блядь, она собирается сделать для меня? Какого чёрта я получу, если, блядь, вмешаюсь? Ни единой чёртовой вещи, вот что. Она явно не тот тип девушек, которые предоставят свою киску, не нагрузив эмоциональным дерьмом в придачу. Всё это пролетает в моей голове, и я знаю, что вмешательство является одной из самых глупых вещей, которые я мог бы сделать, но пытаться убедить себя сделать иначе прямо сейчас бессмысленно.
Я подъезжаю к парадному входу её дома, паркую машину и выскакиваю. Начиная отсюда, я действую на автопилоте, потому что если позволю себе думать об этом больше, то более чем вероятно, пошлю всё это нахуй и уйду. Я захожу на крыльцо. Стою перед её дверью, когда слышу грохот. Я не настолько глуп, чтобы находить оправдание тому, что это может быть за звук. Я уже знаю. Поднимаю кулак и стучу в дверь.
Глава 12
