Текст книги "Израненный (ЛП)"

Автор книги: Франсетт Фел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Я рада, что нас разделяют ряды полок, потому что я не знаю, что ответить. Меня никогда раньше парень не приглашал на свидание. Чёрт возьми, никогда не было парня, которого я бы интересовала. Ни разу.

За исключением, может быть…

– Нет.

Одно гортанное слово пугает меня до глубины души, и я открываю рот, позволяя вздоху слететь с губ. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это он. Я узнаю этот голос везде, даже в толпе. С широко раскрытыми глазами и грохочущим сердцем, на бесконечный момент я забываю, как дышать, когда Мэддокс перебрасывает мои распущенные волосы на другую сторону, обнажая шею и прикасаясь к ней влажными губами. Он прямо здесь, у меня за спиной, прижимается так сильно, что я чувствую каждый дюйм его каменного тела, прижимающегося к моей мягкой попке.

– Скажи ему «нет», Эйли.

Хриплое рычание наполнено обжигающей властью. Каждый дюйм моей кожи потрескивает от его голоса, его близости так, словно на оголённый провод пролили воду. Опустив руки мне на бёдра, Мэддокс разворачивает меня к себе лицом. Прошло несколько дней с того момента, как я видела его, и всё же мой разум, тело и душа откликаются на него при одном только взгляде.

– Эйли?

Я не могу даже думать нормально, не говоря уже об ответе, когда слышу голос Кори сквозь неразбериху в моей голове.

– Я…

– Эйли… – я поворачиваю голову вправо и вижу Кори, стоящего в начале прохода. Не могу даже представить себе, что он видит. Вероятно, то, как меня прижимает к книжному стеллажу сердитый, пугающий, татуированный парень, который, кажется, совсем не намерен отпускать меня в ближайшее время. – Эйли, ты в порядке?

– Я…

– Она занята.

Кори впивается злым взглядом.

– Как насчёт того, чтобы позволить ей самой ответить?

– Как насчёт отвалить к чертям собачьим? – переполненный тестостероном, Мэддокс отстраняется от меня и направляется в сторону Кори. Мне приходится бежать, маневрирую, чтобы встать перед ним и заставить остановиться на полпути.

– Мэддокс, не нужно… – опускаю руку ему на живот, всего в нескольких дюймах к югу от его быстро бьющегося сердца. Когда он смотрит на меня вниз, в его глазах сгущаются грозовые тучи. – Пожалуйста, – добавляю я.

– Мне нужно, чтобы он ушёл, – отвечает он, слишком тихо, потому что не может контролировать свой гнев.

Киваю и пытаюсь выдавить улыбку.

– Я могу это сделать. Просто дай мне поговорить с ним.

Когда я делаю шаг назад, Мэддокс хватает меня за запястье.

– Сделай это отсюда, – он не разрешает мне уйти. Его хватка достаточно свободна, чтобы я могла вырваться, если захочу, но я не хочу этого. Даже немного.

Обернувшись, я обращаюсь к Кори, который хмурит лицо от всего этого зрелища. Я отчётливо могу представить, как странно всё это выглядит.

– Я в порядке, Кори.

Сомнения слышатся в его следующем вопросе:

– Он твой парень или что-то в этом роде?

– Что-то в этом роде, – рычит Мэддокс.

– Эйли…

– Правда, я в порядке. Мэддокс просто пошутил. Я действительно хотела бы пойти с тобой в эти выходные, но я собираюсь рисовать портрет Мэддокса для своего портфолио. Вот почему он здесь. Мне нужно поговорить с ним об этом.

– О, – отвечает он, с неохотой. – Хорошо. Я понял. Просто… может тогда в другой раз?

Я медленно киваю, кусая внутреннюю часть нижней губы.

– Возможно.

– Увидимся внизу?

– Да, сейчас спущусь.

– Я бы дал ему максимум час, прежде чем ты потеряешь к нему интерес, – фыркает Мэддокс с дерзкой усмешкой.

– Возможно, но, по крайней мере, я развлеклась бы в течение этого часа, – отвечаю ему, встречаясь с его прищуренным взглядом. Но только потому, что он слишком хорош в этой игре, интенсивностью своего взгляда раздевая меня догола, я отвожу взгляд. – Ты здесь, – говорю, бессмысленно глядя на большую руку, которой он всё ещё удерживает меня за запястье.

– Я здесь, – вторит он.

Быстро моргаю, решаясь взглянуть ему в лицо.

– Почему?

Без предупреждения, Мэддокс дёргает меня к себе, и я ахаю, когда он толкает меня к книжной полке позади и прижимает к ней своим телом. Запуская большую руку в мои волосы, он сильно, по-собственнически хватает меня за затылок и наклоняет свою голову, пока его дыхание не проникает в мой полуоткрытый рот.

– Потому что я хочу поцеловать тебя.

Да! Пожалуйста, да!

Я жажду его требовательный рот на моём, словно каплю воды после многолетней засухи.

– Я хочу тебя на своём языке, Эйли.

Я не совсем осознаю смысл его слов. Всё, что имеет для меня значение – страстное желание почувствовать пьянящий поцелуй. Я поднимаю голову, закрываю глаза и жду… жду… и жду…

Он тихо усмехается.

– Не здесь, пока что, – он скользит большим пальцем по моей нижней губе в сладкой, мучительной ласке. – Повернись, – командует он, но не даёт мне возможности сделать это самой и поворачивает лицом к книгам. – Не шевелись, – добавляет он хрипло. От ощущения его тяжёлого дыхания на моём ухе, внизу моего живота медленно разливается тепло.

Я мгновенно чувствую его отсутствие, и меня одолевает желание развернуться и посмотреть, куда он ушёл или что делает. Но что-то удерживает меня от этого.

Поэтому я жду и вместо этого спрашиваю:

– Что… что ты делаешь? – мой голос дрожит в тишине, и я начинаю задыхаться, когда чувствую, как его сильные, крепкие руки касаются пояса моей тёмно-синей юбки-макси и начинают стягивать её вниз. Поток холодного воздуха касается моих выставленных напоказ ягодиц. Тянусь вниз и кладу свою руку поверх его, чтобы остановить его от дальнейших действий.

– Мэддокс… – слово «стоп» застревает у меня горле при ощущении его мягких, тёплых губ, скользящих вдоль моих ягодиц. Его пальцы скользят по моим дрожащим бёдрам и забираются под полоску хлопковых трусиков. Чувствую его горячее дыхание на своих ягодицах, когда он томно стягивает трусики вниз по моим ногам, и они падают поверх моей юбки, которая лежит лужицей у моих ног на полу, покрытом ковром.

В панике я наклоняю голову влево, а затем смотрю вправо на открытый проход. Внезапная мысль о том, что кто-то может зайти сюда в любой момент и обнаружить меня со спущенной юбкой, – в то время, как моя нижняя часть полностью выставлена напоказ, – и Мэддокса на коленях позади меня, порождает дрожь, проносящуюся вниз по моему позвоночнику, и я издаю тихий стон.

«Господи, что со мной происходит? Хочу ли я чтобы нас на самом деле кто-то увидел?»

Да.

Ответ зловещим перешёптыванием проносится в моём сознании. Эта пульсация, словно ласка, пронзает каждую часть моего тела.

Это возмутительно.

Грешно.

Неправильно.

Ведь неправильное не должно ощущаться так хорошо? Так удивительно хорошо? Если это грех, то я с удовольствием буду гореть в аду только ради ударов его языком по моему самому интимному месту. Ради него я готова гореть вечно. Я хочу его прикосновений. Я принимаю это, жажду этого.

Всё моё самообладание уходит на борьбу с импульсом не оглянуться назад. Но я нуждаюсь в этом. Я должна видеть, что он делает.

– Мэддокс… кончит… кончится тем, что кто-то придёт.

Я смотрю через плечо вниз и нахожу, что его взгляд прикован ко мне, дьявольская ухмылка растягивает уголки порочного рта, в то время как в дымчато-серых глазах блестит чистое озорство.

– Да, ты кончишь, – бубнит он, – Я прослежу, чтобы это произошло, – от обещания в его голосе я таю.

Моё дыхание танцует чечётку в моих лёгких, выходя горячими и быстрыми вдохами на книги передо мной, когда я ощущаю внушительно толстый палец, проникающий в мою скользкую плоть.

Мэддокс издаёт гортанный звук, и он настолько первобытный, настолько звериный, что всё женское во мне отвечает на это: моя сердцевина рефлекторно пульсирует, грудь набухает, а соски твердеют в лифчике, требуя тёплой помощи его рта.

– Чёрт, Эйли, – говорит он хрипло. – Ты такая чертовски мокрая, малышка, – он скользит пальцем вверх, а затем вниз, и вверх, и вниз, играя в моей влажности. – Выгни спину и толкни свою попку немного на меня, – он вкрадчиво даёт наставления, мастерски дёргая меня за ниточки. Слегка опираясь на книжную полку, я выгибаю спину и толкаю бёдра назад ради полного удовольствия.

Он хватает мои округлую попку руками и разводит ягодицы, полностью лишая меня всякого чувства скромности. А затем дует на мои складочки, его лицо так близко к моей опухшей, пульсирующей плоти, что это… невозможно описать словами. Когда его рот касается моих половых губ, мои колени слабеют, и мне приходится ухватиться за полку, чтобы удержать себя в вертикальном положении.

Мэддокс целует меня там, где влажность стекает капельками, словно мёд. Он тщательно поедает меня, используя свой язык, такой горячий, такой влажный, и настолько медленный. Он пирует моей плотью, словно амброзией богов. Когда он проникает внутрь, я сгибаюсь практически пополам, и мои ягодицы широко раскрываются. Мягкие, прерывистые стоны свободно вылетают из моего рта, пока я стараюсь отстраниться от него. Но его хватка сильна настолько, что Мэддокс удерживает меня именно так, как он хочет. Вся моя вселенная собирается внизу, где его прекрасный язык пробует, облизывает и щёлкает по невероятно чувствительному комочку моих нервов. Удовольствие, которое я никогда раньше не испытывала, настолько сильное и удивительное, что из меня вырывается оглушающий крик, и всё тело сотрясается от невероятной кульминации.

Мои колени подгибаются, и на этот раз у меня нет сил держать себя. Но он оказывается рядом. Сильные, мускулистые руки обнимают меня за талию, и Мэддокс прижимает меня к себе. Затем разворачивает к себе лицом и захватывает мой рот своим в голодном, страстном поцелуе. Я ощущаю свой аромат, и сочетание наших вкусов восхитительно опьяняет.

Глава 21

Эйли

Позже мы приезжаем к нему в квартиру. Уход из библиотеки был одной из самых неловких вещей, которые мне когда-либо приходилось делать. Когда мы с Мэддоксом спустились вниз, я сразу поняла, что все слышали мой крик удовольствия. Пока Мэддокс ждал меня снаружи, я в спешке собрала свои вещи и с очень покрасневшим лицом попрощалась со своей исследовательской группой. Прямо перед отъездом из школы Мэддокс спросил, в любом ли месте я смогу рисовать. Получив от меня самый простой ответ, какой я только могла дать, он помог мне перетащить мои вещи для рисования в свой грузовик и повёз нас к себе в квартиру. Мы работали над картиной в течение последних двух с половиной часов, поэтому решаем ненадолго прерваться, прежде чем продолжить.

Ожидая, когда он вернётся из ванной, я сижу на стуле перед своим мольбертом и смотрю на его портрет, нарисованный на холсте. Это даже не приближено к реальности, и я начинаю понимать, что никогда и не будет. Мэддокс Мур слишком силён, чтобы быть запечатлённым красками. Но то, что у меня есть, будет одним из лучших его воплощений, которые я когда-либо делала. Он здесь, в резких мазках кисти. Малиново-красный и белый, а за ними негативное пространство⁵ в тенях – создают иллюзию разрушения. Он Бог на моей картине.

Арес.

Грозный. Ненасытный. Опасный.

– Великолепный, – бормочу я в оцепенении, и именно в этот момент Мэддокс появляется в поле моего зрения. Во рту становится сухо, пока я тупо пялюсь на него. «Ему стоит быть моделью», – размышляю я глупо. Нижнего белья, джинсов, кожи, возможно? Это не имеет значения до тех пор, пока на нём мало одежды.

Только Мэддокс может превратить походку в заявление о сексуальном бунте. Босиком и с голым торсом, он расхаживает по квартире в тёмно-синих джинсах, низко сидящих на бёдрах. Слишком низко. Он завязал волосы в конский хвостик, что ещё сильнее подчёркивает скулы и делает его взгляд более пристальным. Я краснею и опускаю голову, когда наши взгляды встречаются. От того, как он смотрит на меня таким пожирающим, пронзительным взглядом, моя кожа начинает гореть. Воспоминание о сцене в библиотеке накрывает меня, словно сезон дождей. Боже, я позволила его великолепному рту и языку пировать мной. Думая об этом даже сейчас, несколько часов спустя, моё тело всё ещё покалывает. Это ощущалось удивительно, потому что я хотела его прикосновений. И всё ещё хочу.

– Скажешь что-нибудь?

Слышу его хриплый смешок. Покачав головой, бормочу:

– Нет.

– Проголодалась?

Мэддокс направляется на кухню, и я слышу стук кастрюль. Поднимая одно колено на стул, я киваю и кладу на него подбородок.

– Ты готовишь? – спрашиваю я с улыбкой.

Парень криво ухмыляется.

– Шокирует, да?

– Есть такое.

– Я не профессиональный повар, но научился готовить некоторые довольно вкусные блюда, – он достаёт ингредиенты из холодильника и хватает оттуда бутылку пива, пока находится рядом. – Моя мама… она отлично готовила.

Заинтригованная возможностью узнать о нём побольше, я спрашиваю:

– Она учила тебя этому? – я молюсь, чтобы этот вопрос не спугнул его.

Мэддокс делает большой глоток из бутылки.

– Когда была возможность, – он пожимает плечами и, поставив своё пиво на столешницу, берёт нож для мяса из ящика рядом. – Это была одна из немногих вещей, которые делали её действительно счастливой. Она постоянно была грустной. Но когда она готовила… да, она оживала на какое-то мгновение, – в его голосе было столько эмоций, столько боли, когда он говорил о ней, что даже отсюда я чувствовала это.

Я встаю и оказываюсь возле него в считанные секунды. Ничего не говорю, потому что иногда молчание означает гораздо больше, чем слова. Я просто поднимаюсь на носочки и нежно целую его в щёку, прежде чем кладу голову на его руку. И он разрешает мне. Мы стоим так в течение нескольких бесконечных минут. Я, словно опора, даю ему понять, что я здесь ради него, готовая отдать всё, что ему может понадобиться. Моя награда – единственный признак того, что он принимает мою молчаливую поддержку и комфорт, когда обнимает меня рукой за плечи. Мэддокс притягивает меня ближе, и я подхожу его телу так идеально, что это изумляет меня. Прижимая мою голову к своей груди, одной рукой он всё ещё крепко обнимает меня за плечи, в то время как второй обвивает талию и оставляет сладкий поцелуй на моей голове. Мои глаза закрываются, и я тихо вздыхаю. Ничто и никто не сможет отнять у меня это блаженство.

Мы делаем всё синхронно. Он готовит, пока я измельчаю и нарезаю кубиками ингредиенты, которые ему нужны. Мы так естественно движемся рядом друг с другом, словно делали это всегда. Он использует любую возможность, чтобы прикоснуться ко мне, чтобы поцеловать меня. Я чувствую себя желанной. И счастливее, чем я когда-либо была. Он стоит позади меня, уткнувшись мне в шею, и вращает бёдрами, поэтому я чувствую толщину его выпуклости на своих ягодицах. Я стону, инстинктивно толкая бёдра назад, и чуть не отрезаю себе палец.

– Осторожней, Эйли, – говорит он, забирая нож из моих рук и откладывая его подальше от меня. – Мне нравятся эти пальчики, – выдыхает Мэддокс мне на ухо и, взяв меня за руку, подносит мои пальцы к своим губам, захватывая мой указательный палец ртом. Он кружит языком вокруг кончика, и я дрожу.

«Господи, что он делает со мной».

Выпустив мой палец, он берёт меня за подбородок и приподнимает голову вверх, чтобы получить доступ к моему рту. Я ощущаю вкус пива, которое он только что пил. Ощущаю тёмную силу его желания. Ощущаю его вкус. Этот пьянящий аромат задерживается на моём языке, обволакивая мои вкусовые рецепторы. Он отстраняется, и я начинаю задыхаться. Паника охватывает меня. Я отчаянно нуждаюсь в том, что даже сама не могу назвать. Но оно там, я знаю это, просто вне моей досягаемости. Как и зуд, который вы не можете достать, чтобы почесать.

Еды – зажаренной курицы с овощами и белым рисом, несмотря на её восхитительность – недостаточно, чтобы усмирить этот зуд. Я на грани, и не знаю почему, но с каждым крадущим воздух поцелуем, я тревожусь всё больше.

– Так, как ты меня хочешь? – спрашивает Мэддокс, когда мы заканчиваем с едой.

Обнажённым сверху.

Тепло разливается по моим щеках, и я моргаю, глядя на него, в ужасе, что могла произнести это вслух. Облегчение накрывает меня, когда он смотрит на меня в ответ, немного приподняв правую бровь.

– Эм… так же, как ты и сидел на диване.

Неожиданно звонит мой телефон, и я бегу к своему рюкзаку. Я так благодарна за спасение. Нахожу его в наружном кармане и смотрю вниз на экран. Это напоминание о групповой терапии через десять минут.

Честно говоря, я не забыла. Я просто думаю, что не пойду. Мало того, что мне нужно закончить картину, так ещё всё во мне борется с идеей потерять время с Мэддоксом. Боже, я совсем не готова закончить этот день. Я готова сделать что угодно, чтобы продлить его.

Встав с колен, я поворачиваюсь к нему:

– Мне нужно позвонить.

Он приподнимает бровь.

– Всё хорошо?

Я киваю, проводя рукой по волосам.

– Мне просто нужно сообщить маме, где я.

– Мне тебя подбросить?

– Нет! – ответ получается резким, словно у меня тик от идеи оставить его. – Нет, это не займёт много времени. Просто нужно немного уединения.

Мэддокс смотрит на меня, щурясь в течение нескольких долгих секунд, но затем указывает в сторону одной из комнат позади меня.

– Там не так уж и много места для уединения, но ты можешь использовать мою комнату. Вторая дверь слева.

– Спасибо, – и я в спешке ухожу, прежде чем взболтну что-нибудь ещё, опозорив себя.

Заходя в его спальню, я мысленно подготавливаю себя к тому, что собираюсь делать. Нервно жую нижнюю губу и прикладываю телефон к уху.

Раздаётся три гудка, а затем:

– Привет, милая, я приеду, чтобы забрать тебя…

– Вообще, мам, Мэллори собирается меня забрать. У неё сейчас тяжёлое время дома, поэтому она спросила, могу ли я остаться у неё на ночь.

Я задерживаю дыхание на протяжении длительной, выдержанной паузы, которая следует после. Беспокойство заставляет моё сердце биться быстрее, ладони потеют. Я почти уверена, что она знает: я лгу.

– Я не знаю, Эйли… твой отец…

– Пожалуйста, мам? Я бы не просила, не будь это так важно. Она действительно сейчас нуждается во мне.

Поразительно, насколько я спокойна внешне. В моём голосе нет даже малейшего колебания, которое выдало бы меня.

Но я скрещиваю всё, что можно. Пальцы на руках, на ногах, и глаза, для ровного счёта.

Длинный, тяжёлый вздох, а затем:

– Хорошо, я понимаю. И ты очень хорошая подруга, раз желаешь помочь этой девушке, – я замечаю, как она говорит «этой». Не очень радушно. Однако, в этом нет ничего нового, учитывая, что Мэллори ей никогда не нравилась. В принципе, как и остальным людям. – Эйли, это должен быть последний раз за долгое время, хорошо? Мы же не хотим злить твоего отца.

Нет. Мы этого не хотим. От этой только мысли у меня в горле зарождается горький сгусток гнева.

– Только на сегодняшнюю ночь.

В мою ложь легко поверить, потому что раньше я ей никогда не лгала. Я хорошая девочка Эйли. Сдержанная, мягкотелая и такая уступчивая.

– Хорошо, я люблю тебя. Будь паинькой, – можно подумать, я знаю, как быть кем-то другим. Но ведь я только учусь, не так ли? Если такое чувство от плохого, тогда я с удовольствием сдам значок хорошей девочки прямо здесь и сейчас, и надену корону плохой.

Я быстро отправляю Мэллори сообщение, чтобы она прикрыла меня, и тут же получаю ответ с текстом: «Всё в порядке. Но надеюсь, ты знаешь, что делаешь». Только я не отвечаю. Я не настолько смелая, чтобы уговорить себя провести ночь с Мэддоксом, но я попрошу его подбросить меня к Мэллори, только… позже. Гораздо позже.

Когда я оглядываюсь вокруг, меня вдруг осеняет, где я нахожусь. Не знаю, почему то, что я в его спальне, так меня воодушевляет, но это так. Кровать, комод, шкаф слева – вот и все предметы в этом маленьком пространстве. Но всё здесь принадлежит ему. Он касался этого, носил, укрывался и спал здесь. Мэддокс повсюду в этой комнате. Опускаясь на его кровать, я нерешительно беру свитер, лежащий на краю. Поднеся его к лицу, я делаю глубокий вдох, впитывая опьяняющий запах его одеколона. Словно наркоман, победивший тягу к наркотикам по собственному желанию, я закрываю глаза и откидываюсь назад на его кровать, погружаясь в сладкие грёзы.

В конечном итоге я снова возвращаюсь в гостиную. У меня немного кружится голова, словно алкоголь бежит по моим венам. Но я могу лишь предположить, какого это находиться в состоянии алкогольного опьянения, потому что никогда не пила раньше. Я нахожу его возле полуоткрытого окна рядом с кухней: он разговаривает по телефону, расхаживая взад и вперёд неторопливой походкой. Блестящие солнечные лучи падают Мэддоксу на спину, красиво очерчивая профиль, будто даже солнце не в силах противостоять молодому Богу в смертном теле. Его действительно невозможно описать словами. Бросившись к своему холсту, я хватаю кисточку и палитру и растворяюсь в мгновенном вдохновении. Этот момент должен быть запечатлён.

Закончив разговор, он прячет телефон в карман и устремляется в мою сторону.

– Сейчас вернусь, нужно кое-что проверить.

Нахмурившись, я спрашиваю:

– Всё в порядке?

Он кивает.

– Работа.

Лаконичный ответ; он не видит необходимости пояснять, когда уходит. Я прослеживаю за ним взглядом, пока он не исчезает в своей спальне.

С каждой минутой после его ухода моё напряжение растёт. Уголок моего рта подёргивается, когда я задаюсь вопросом, не злоупотребляю ли я гостеприимством. Совершаю ли я ошибку, позволяя себе остаться здесь дольше, чем он хочет? Я внезапно поднимаюсь на ноги. Иду на кухню, чтобы очистить свои принадлежности. Если он намерен меня выгнать, я хочу, по крайней мере, быть готовой. Спрятав палитру в большой кармашек сумки для холстов, я хватаю влажные кисточки с пола рядом со мной и тоже прячу. Всё это занимает около пяти минут, и в это время я пытаюсь не представлять, что он скажет, когда выйдет из своей спальни. Я не хочу уходить. Насколько ещё большей дурой я буду выглядеть, если скажу ему об этом? Или ещё хуже, если буду умолять остаться. Умолять его оставить меня здесь до тех пор, пока я хочу. Могу ли я быть настолько бесстыдной?

Я занимаю своё место на раскладном стуле в центре гостиной, скрестив ноги, и вдруг меня осеняет, что да, я действительно бесстыдная. Я бы хотела сделать все эти вещи. Попросить его остаться. Умолять его не выпускать меня из этой квартиры. И это пугает меня больше всего. Я сама себя пугаю, когда дело доходит до этого парня. Все те вещи, которые я готова сделать с ним, для него, безграничны. Он заставляет меня чувствовать себя безгранично. С ним я испытываю эмоции, которых не испытывала никогда раньше, и все они настолько же волнующие, насколько и пугающие.

Он двигается так тихо, что я почти не слышу его, пока не становится слишком поздно. Оказавшись прямо позади меня, Мэддокс берёт меня за подбородок и запрокидывает голову настолько, что у меня не остаётся другого выбора, кроме как смотреть только на него. На нём снова маска невозмутимости, но в его ожесточённых, серых глазах я вижу всё, что он не может показать внешне. Это необузданные эмоции, управляемые едва сдерживаемой страстью, которая мгновенно зажигает опаляющее пламя внутри меня. Мэддокс томно скользит большим пальцем по моей нижней губе – нежный жест, который, как я замечаю, он оставляет только для меня – и дёргает её вниз, приоткрывая мой рот.

– Красивые губки, – замечает он хриплым, гортанным шёпотом.

Он наклоняется, затмевая всё. Он – всё, что я вижу. Всё, что я хочу. Между нами нет нежности, когда он раздвигает мои губы и вторгается в мой рот своим тёплым языком, переплетая его с моим. Мэддокс целует меня долго и медленно, каждый раз погружаясь глубже, и моё тело пылает настолько сильно, что я больше не могу игнорировать тот факт, что мои трусики становятся влажными.

– Как далеко ты хочешь, чтобы я зашёл? – выдыхает он напротив моих губ, и мурашки охватывают всё моё тело. Он просит моего разрешения.

Я хочу ответить ему, но как это возможно, когда он делает подобные вещи? Такая простая способность, как думать, ускользает от меня, когда я наблюдаю за его татуированными руками, спускающимися вниз по моей груди. На его руке часы, – глупо с моей стороны обратить на них внимание в такой момент, – большие чёрные часы с изображением чёрного скелета, которые, кажется, только усиливают чувственность к его действиям. Тёплая, грубая ладонь скользит по слишком разгорячённой коже, и моё дыхание становится прерывистым, когда Мэддокс проникает под мою рубашку и проводит рукой между моих грудей. Коснувшись указательным пальцем левого соска, он скользит под лифчик и, подразнивая, проводит им по затвердевшей горошинке, пока я извиваюсь в его руках. Выгибая спину, я толкаюсь грудью в его руку, желая большего трения.

– Как далеко ты хочешь, чтобы я зашёл, Эйли? – выдыхает он мне на ухо, по-прежнему медленно массируя мой чувствительный сосок.

На этот раз вопрос поставлен очень ясно, но не было никакой необходимости спрашивать об этом. Он уже знает мой ответ.

– До конца, – шепчу я, задыхаясь, и уверенность овладевает всем моим телом.

Низкий рык вырывается из его горла на мой ответ, прежде чем Мэддокс обрушивается на мой рот. Отстранившись, он обходит и быстрым рывком поднимает меня со стула, умелыми руками сжимая мои бёдра. Затем он скользит ладонями вниз и задирает мою юбку вверх, чтобы она не мешала его следующим действиям. Он ещё раз показывает свою поразительную силу и притягивает меня к своему телу. Его руки сразу же скользят вниз, чтобы удержать меня под попку, когда я скрещиваю ноги у него за спиной, крепко хватаясь за шею. Мэддокс несёт меня в спальню и сажает на кровать. Все его действия следуют в идеальной последовательности. С излишней осторожностью. Он словно хищник нависает надо мной. Большой, устрашающий и ужасно голодный. А я – добыча, загнанная в капкан, встревоженная и беспомощная, и он держит в руках мою судьбу. Но я до последнего вдоха готова к его первому, второму и третьему укусу. Я хочу, чтобы он поглощал меня, пока я не распадусь на части в его руках.

Бросая невинный взгляд в его сторону, я нервно кусаю нижнюю губу в ожидании его следующего шага. И это заставляет его наклониться ближе и крепче обнять меня.

– Тебе не будет больно, Эйли, – бормочет он возле моего рта, запустив руки мне в волосы, и скользя ими по моей спине, умело расстёгивает лифчик. – Не со мной.

Его рвение – непоколебимо, но я вижу нежность в его пропитанных страстью глазах, что стирает последние сомнения, которые я бессознательно скрываю. Отбросив мой кардиган куда-то в сторону гостиной, он то же самое проделывает с моей рубашкой и юбкой и бросает их неизвестно куда.

Уязвимость появляется в тот момент, когда я остаюсь полностью обнажённой под его горящим взглядом. Не могу себе представить, что он видит. Но я знаю своё тело. Я запомнила каждую крошечную унцию несовершенства, и знаю, что никогда не смогу сравниться с десятками других девушек, которых он, несомненно, видел. Я слишком худая. У меня слишком светлая кожа. Находясь в таком положении на постели, я понимаю, что моя грудь плоская из-за несправедливой силы притяжения, поэтому я ощущаю себя ужасно плоскогрудой. Ему не нужно пристально присматриваться, чтобы увидеть шрамы от сражений с моими демонами. Моя кожа усеяна порезами, а самые последние из них, нанесёнными дома на внутренней стороне бёдер, говорят о том, что моё тело не создано для близости.

– Проклятье, – я пялюсь на Мэддокса, моргая. Его глаза сужаются, но они блестят, словно бриллианты на его лице, когда он проходится взглядом по всему моему телу. Дрожь пробегает по коже, словно он только что коснулся меня. Мурашек становится больше, когда я попадаю под его пристальный взор. – Ты прекрасна.

Мой первый и единственный инстинкт – отрицать его слова.

– Нет, – я слабо улыбаюсь, сражаясь с жалящими слезами. – Я не прекрасна, – я тянусь к простыням под нами, чтобы прикрыть себя, но он хватает меня за запястья и вытягивает их над моей головой, удерживая одной рукой. Другой рукой Мэддокс приподнимает мой подбородок, заставляя смотреть на него.

– Ты чертовски невероятна, – выдав это пылкое, неоспоримое утверждение, он наклоняется ко мне, чтобы скрепить его поцелуем. Нежным и медленным. Затем жарким и страстным. Пробуждающим удивительный шторм внутри меня, который, потрескивая, бесконтрольно отдаётся у меня под кожей и искрами выстреливает в каждом направлении моего яства. Я возвращаюсь к жизни ради Мэддокса, в то время пока он жадно поглощает мой рот, наслаждаясь вкусом.

Прекрасно понимая, как моё тело отзывается на него, я начинаю извиваться под ним.

– Такая чертовски потрясающая для меня.

Я задыхаюсь и напрягаюсь, ошеломлённая потоком возбуждения, проходящим через меня. Я не понимаю, что его рука находится между моих ног, пока он не задевает пальцем влажную плоть под тканью трусиков. Отодвинув их в сторону, Мэддокс нежно и очень аккуратно скользит кончиком пальца вниз и опять вверх. Он осторожно, медленно играет в моей влажности, поддразнивая меня. Я дрожу, когда жар ещё сильнее разливается по моему телу.

Мои глаза мгновенно закрываются, и я прижимаюсь к нему саднящими от поцелуев губами, нуждаясь в его дыхании, потому что моего мне недостаточно. Я извиваюсь, чтобы освободиться из его объятий, чувствуя необходимость прикоснуться к нему, обнять и всем своим естеством почувствовать, что этот момент реален. Мне нужно знать, что это не фантазия, которую моё воображение придумывает для моего блага.

– Мэддокс… пожалуйста. Я хочу прикоснуться к тебе.

Мэддокс качает головой, и его хватка на моих запястьях не ослабевает, когда он резко выдыхает мне в ухо:

– Если я позволю тебе прикоснуться ко мне, то потеряю контроль, – говоря это, он вводит в меня один толстый палец и даёт мне именно то, что я желала, но не могла назвать, пока он не показал мне. – А мы ещё даже не приблизились к этому.

Длинный, страстный стон слетает с моих губ, когда он потирает большим пальцем мой клитор, в то время как его палец движется в меня и обратно. Я извиваюсь и сильнее насаживаюсь на его руку, рывками двигая своими бёдрами в поисках ритма его пальца.

Он опускает губы на мой правый сосок и втягивает торчащую, темноватую бусину в рот. Он нежно посасывает и кружит своим горячим, влажным, умелым языком, прежде чем щёлкнуть по нему, пока я не начинаю извиваться, безудержно содрогаясь под ним. Моё тело выгибается дугой, и, чувствуя влагу между ног, я начинаю ёрзать и извиваться, желая большего. Задыхаюсь и стону, скорость моего пульса и сердца больше напоминает трепет. Мэддокс поднимает свою тёмную голову и переходит к другой груди. Он покрывает её поцелуями, посасывая, пока распространяющийся жар его рта не касается другого соска. Зажав его зубами, Мэддокс кружит по нему языком, лаская, и нежные покусывания превращают затвердевший бутон в невероятно чувствительный пик. Я делаю глубокий вдох, а затем ещё один, и когда уже думаю, что больше не смогу вынести этого, – когда напряжение, словно вулкан, готово взорваться, – Мэддокс отстраняется, оставляя меня в бреду и разочаровании на своей кровати.