Текст книги "История отравлений"

Автор книги: Франк Коллар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Республика отравлена?

Идеализированный Рим первых веков существования противопоставлялся Риму периода упадка, симптомы которого обнаружились довольно рано. Они не сводились, конечно, к случаям отравлений, но тем не менее 'появление подобных дел показательно. Резко обличавший порчу нравов Марк Порций Катон Цензор (234–149 гг. до н. э.) связывал ее с влиянием греков. Он с горечью отмечал как раз рост числа отравлений, правда, в домашнем кругу. Каждую женщину, нарушавшую супружескую верность, он квалифицировал как venefica.

Во внешней политике яд уже не был столь неприемлем, во всяком случае, по мнению противников Рима. Тит Ливии отмечал негодование Ганнибала, которого предали и принудили отравиться в 183 г. до н. э. Умирая, карфагенский полководец сравнивал величие Фабриция с низостью современных ему римлян. Он видел в этом неопровержимый признак упадка, хотя в данном случае яд никак не обеспечивал победу, а лишь подтверждал ее.

С начала II в. до н. э. в Риме стали появляться дела об отравлениях, хотя трудно сказать, имели ли они отношение к политике. Полибий констатировал, что Сенат предписал преследовать в Италии отравление, наряду с такими серьезными преступлениями, как измена, заговор и убийство. Возможно, это было последствие расцвета veneficia.В 186 г. разразился скандал, связанный с вакханалиями, которые, наверное, не случайно объясняли восточным влиянием на нравы. Деятельность venificiв глазах самых строгих ревнителей республиканских добродетелей отражала кризис морали. Особенно подозрительной представлялась, по всей видимости, магия. Вместе с тем Тит Ливии обращал внимание на приготовление veneria(отравляющих снадобий), не с политическими целями, а для того чтобы завладеть чужим имуществом. Преследования продолжались и на следующий год. По словам того же Тита Ливия, городской претор Квинт Невий осудил две тысячи виновных.

В 180 г. до н. э. (так же в свое время в 331 г.) общество встревожило неожиданное повышение смертности. В обстановке еще не забытых скандалов предыдущих лет возникла идея о преступлении. Для расследования была учреждена специальная комиссия преторов (quaestio veneficiï).Посыпались доносы. Подозрение вызывало то, что смерть настигла довольно большое число высокопоставленных лиц. Дело приобрело размах. Среди трех тысяч осужденных фигурировала Кварта Гостилия, которая, как считали, отравила своего мужа, консула Гая Кальпурния Пизона. Согласно Титу Ливию, у предполагаемого убийства имелся политический мотив. Обвиняемая неосторожно пообещала своему сыну от первого брака, что тот через два месяца станет консулом, и теперь расчищала ему дорогу к должности, нарушая нормальную работу политической системы в эпоху, когда доступ к выборным должностям суживался. Вероятно, амбициозную матрону, столь заинтересованную в кончине супруга, предала смерти его семья. Таким образом, данное дело возвращалось в сферу частной жизни, в отличие от коллективного, касавшегося множества людей дела 331 г. до н. э. Тем не менее связанные с veneficiaдела 180 г. до н. э., по-видимому, затрагивали политические круги.

Нет сомнения, что постепенное складывание олигархического режима повышало напряженность внутри политической элиты. В 154 г. до н. э., согласно Валерию Максиму, скончались Посту мий Альбин и Маний Ациллий – оба облеченные консульским достоинством. Виновными признали их жен, которых в полном соответствии с законом немедленно задушили родственники, для того чтобы избежать длительной судебной процедуры.

Тяжесть преступления, отнюдь, однако, не Доказанного, оправдывала скорость наказания. Валерий Максим приводил это дело в качестве примера справедливой строгости. Некоторые историки оценивали супружеские преступления как месть роду Постумиев, замешанному в преследовании вакханалий. И все же невозможно понять, объясняли ли современники убийства политическими причинами. Не исключено, кроме того, что они являлись плодом воображения автора, жаждавшего запоминающихся фактов. Впрочем, в Periochae(кратких обзорах) Тита Ливия также упоминалась эта история. Как бы то ни было, она показывает, сколь легко приписывалось совершение отравлений представителям правящих элит республики, причем в особенности женщинам.

Дальнейшие события это только подтверждают. Случаи использования яда повторялись. В 129 г. до н. э. в. мертвым в постели обнаружили Публия Корнелия Сципиона Эмилиана Африканского Младшего, победителя Карфагена и Нуманция. Он выступал против земельных реформ Гракхов. Заговорили, что полководца отравила его супруга Семпрония. Будучи сестрой Гракхов, возможно, она мстила за смерть Тиберия. Сципион Эмилиан являл собой харизматическую личность; возможно, он был способен за век до Августа установить режим, сходный с принципатом.

Если же обратиться к написанной Плутархом биографии Тиберия Гракха, видно, что слухи об отравлении, напротив, использовали против своих врагов его сторонники. Когда внезапно скончался друг Тиберия и его труп, покрывшийся подозрительными пятнами, лопнул, распространяя гнилостную жидкость, которая гасила огонь погребальных факелов, распространился слух, что, возможно, он отравлен ядом. Любопытно, как, скорее всего, вымышленное обвинение становилось орудием пропаганды. К нему обращались, дабы опозорить врагов. Шептались также, что по форуму ходят люди с отравленными иглами, предшественниками «болгарского зонтика». [6]6
  7 сентября 1978 г. в Лондоне был убит болгарский диссидент, писатель, сотрудник Би-би-си Георгий Марков. В толчее на автобусной остановке агент болгарских спецслужб с помощью вмонтированного в зонтик шприца ввел Маркову ампулу с рицином, сильным токсином.


[Закрыть]Они якобы незаметно кололи тех, кого хотели погубить. Поистине, трудно представить себе лучшее свидетельство проникновения яда в сферу гражданской жизни. О temporal О mores!Впрочем, в это время уже и оружие поднимали на должностных лиц без колебаний, хотя теоретически они оставались неприкосновенными. В 89 г. до н. э. был казнен народный трибун Квинт Варий. Как указывал Цицерон в трактате «О природе богов», он заколол мечом другого народного трибуна и отравил некоего Метелла. Республику, клонившуюся к закату, буквально раздирало изнутри. Однако в этих распрях не играло главенствующей роли коварное оружие яда. Политическая борьба в I в. до н. э. велась в основном насильственными кровавыми методами.

Закон против отравлений

Именно тогда, когда на Востоке ядам придавал такое большое значение Митридат, Сулла издал важный закон против убийц и отравителей: Lex Cornelia de sicariis et veneficis.Он датируется 673 г. от основания Рима, т. е. 81 или 80 г. до н. э. Такое совпадение, без сомнения, случайно, и все же оно символизирует глубокое различие политических режимов. Сулла известен применением грубых методов устранения политических соперников, каковыми являлись проскрипции. Известно только одно применение им яда, причем в отношении внешнего врага. Сулла возвратил Митридату всех захваченных в плен, за исключением тирана Аристиона, которого отравили. Яд – оружие слишком малозаметное, чтобы устраивать диктатора, который применял силу очень осмотрительно, но демонстративно. В законе Суллы следует видеть не стремление улучшить жестокие политические нравы, а попытку предотвращения посягательств на личную безопасность. Lex Corneliaдавал властям, кроме того, орудие политических репрессий. Его можно было применять против так называемых отравителей, угрожавших властям предержащим. Вошедший в кодексы, составленные в эпоху поздней империи, закон дошел до Средневековья. Знаменитые итальянские юристы XIV в. Бартоло и Бальда поражались суровости Lex Cornelia,в котором предусматривалось одинаковое наказание как за совершенное деяние, так и за намерение его совершить.

Lex Cornelia de sicariis et veneficisизвестен, прежде всего, благодаря Цицерону. В 66 г. до н. э. он с блеском защищал в суде Авла Клуенция Габита, обвиненного на основании закона Суллы. Впоследствии, шесть веков спустя, когда византийские юристы составляли кодекс Юстиниана, они включили его в Дигестысо своими комментариями. «Наемные убийцы» и «отравители» объединялись в Lex Corneliaпотому, что и те и другие разными средствами покушались на жизнь другого. Совместное рассмотрение этих преступлений отчасти свидетельствует, конечно, что отравление не выделялось из общего ряда, растворяясь в общем понятии человекоубийства. К такому же выводу приводит чтение многочисленных рассказов о политических преступлениях, в которых не подчеркивается, каким способом совершено убийство: мечом, кинжалом или ядом. В то же время само название закона показывает, что veneficiumуже рассматривалось как особая категория преступлений. Причем, как разъяснено в «Дигестах», слово понималось и как отравление, и как колдовство. Об отравителях в строгом смысле слова говорилось в статье 5. В ней шла речь о применении, хранении, приготовлении, предоставлении токсичных веществ, т. е. всевозможных субстанций, которые могут представлять опасность, если их использовать не по прямому терапевтическому назначению. Законом предписывалось одинаковое наказание для sicariiи venefici.Знатных людей обезглавливали, а простых – отдавали на съедение хищникам в цирке или подвергали распятию. Очевидно, что размытость границ вины могла быть с выгодой использована в борьбе за власть. Главные конкуренты ловко манипулировали обвинениями на предоставленном законом широком поле. Напомним, что для вынесения приговора вовсе не обязательно было доказательство совершения преступного акта. Точно так же каралось и намерение.

Lex Corneliaдавал юридическую квалификацию crimen veneficii,а также попытки его совершения. Отныне его можно было преследовать систематически и по закону. Поскольку убийства совершались все чаще, Сулла решил реформировать судебную систему для более эффективного их пресечения. Он создал специальную палату Для расследования отравлений (quaestio de veneficiis).В палате заседали сенаторы или всадники, выбранные по жребию, и она работала постоянно. Это юридическое новшество сохранялось и после падения республики. О суде по отравлениям упоминали в своих судебных речах Цицерон и Квинтилиан. Первый в 66 г. до н. э. защищал в таком суде Клуенция. В деле тогда был замешан еще и некий Оппианик, сторонник Суллы, однако преобладали семейные, а не политические аспекты. Второй раз Цицерон в 56 г. выступал в защиту Марка Целия Руфа, которого обвиняли в попытке отравления, но оправдали.

Итак, закон Суллы реагировал на ситуацию в обществе и способствовал развитию юридических норм. Он не имел непосредственной связи с политикой. В этом смысле он явился своего рода предвозвестником эдикта, который в 1682 г. принял Людовик XIV после скандального дела об отравлениях (см. Главу VIII).Тем не менее этот закон относится к нашей теме, поскольку он устанавливал определенные, хоть и широкие рамки, в которых власть могла в случае чего преследовать политических противников.

В принципе изначально яд был чужд чистой римской душе, которую идеализировали критики времен упадка республики. Они любили повторять рассказ о благородном поступке Фабриция, скорее всего относящийся к области легенды. Тем не менее и в лучшие республиканские времена яд использовался не меньше, чем на Востоке, о влиянии которого на Рим в 331 г. до н. э. говорить трудно. В последние века республики отравления начали как-то затрагивать политические круги, и это очень отличает Рим от восточных соседей. Вместе с тем случаи с ядом происходили как бы на обочине политики, ибо являлись уделом почти исключительно женским. Начиная со II в. до н. э., политическая борьба обострилась, и отравление стало вспомогательным оружием. Но оно никогда не становилось главным, ибо борьба разворачивается в мире мужчин, а он был довольно сильно изолирован от мира женщин, где стряпали veneria.Ситуация резко изменилась с наступлением империи.

Империя под властью яда

Гай Юлий Цезарь погиб под ударами своих политических противников, открыто выступивших против тирании. Преступления внутри правящих кругов первого века империи были весьма далеки от подобной демонстративности. Они не преследовали благородной цели тираноубийства, которое превозносил Цицерон. Их обуревала жажда власти, для удовлетворения которой очень подходило коварное убийство. Наверное, многочисленные рассказы об отравлениях в произведениях конца I в. и начала II в. не во всем правдивы. Тем не менее во многих случаях они донесли до нас истинные факты или, во всяком случае, состояние умов. Даже эпиграфические источники свидетельствуют, что римское общество переживало наваждение veneficia,и политических кругов это касалось в первую очередь. Важно выявить связи, установившиеся между лихорадкой отравлений и политическим режимом. Нужно, придерживаясь ^хронологии, изложить приписываемые первым императорам «факты» преступного применения ^яДа. При этом не следует упускать из виду, что все они дошли до нас в изложениях авторов, которые писали десятилетия спустя и имели вполне определенные пропагандистские цели.

От Августа к Клавдию, или Отравление власти

Под прикрытием восстановления res publicaОктавиан Август учредил принципат, прирожденным пороком которого можно считать тягу к коварному применению яда. Действительно, в знаменитом рассказе Светония слухи об отравлении не пощадили ни окружение Августа, ни его самого. Наоборот, в приведенных историками многочисленных заговорах против режима яд не использовался, за исключением последнего, приведшего к смерти принцепса.

Согласно Светонию, Кассий Север обвинил в отравлении Луция Нония Аспрената, человека, близкого к Августу. Последний захотел, чтобы процесс разворачивался по правилам, и ничего не сделал ради избавления своего друга от суда. Явившись в трибунал засвидетельствовать ему свою поддержку, Август не произнес ни слова. В политическом смысле значение этого дела было не слишком велико, но позитивно: принцепс продемонстрировал щепетильность в юридическом вопросе.

После подозрительной смерти консулов Авла Гиртия и Пансы Цетрониана распространялись не столь лестные для наследника Цезаря слухи. При этом Панса состоял в союзе с будущим принцепсом в борьбе против Антония. Будучи ранен, консул якобы получил вместо лекарства яд по наущению своего друга, который стремился устранить возможных соперников в собственном лагере. Возможно, разговоры пошли из-за ареста врача после кончины Пансы. В любом случае этот слух хорошо показывает настроение народа в преддверии смены политического режима. Новая безграничная высшая власть завоевывалась не на выборах и постепенно концентрировалась в одном лице. Она отчуждалась от общества, хотя формально периодические выборы и коллегиальная работа должностных лиц сохранялись.

Третья супруга Августа Ливия отличалась честолюбием и целеустремленностью. Если кто-то из влиятельных лиц мешал осуществлению ее намерений, она не останавливалась перед употреблением яда. В полном противоречии с римскими традициями, не позволявшими женщине заниматься политикой, Ливия боролась за власть, пользуясь доступным ей оружием. Считается, что она желала видеть принцепсом своего сына от первого брака Тиберия и расчищала ему путь к высшей власти. Обычно Ливии приписывали целую серию отравлений. Ее обвиняли в смерти в 23 г. до н. э. Гая Клавдия Марцелла, племянника императора, затем внуков Августа: Гая и Луция. Август усыновил их и поставил на высокие должности, однако они неожиданно умерли в расцвете юности. Наконец, на счет Ливии относили смерть в 14 г. н. э. самого Августа.

Гипотеза об отравлении Марцелла родилась потому, что поверить в неожиданную смертельную болезнь молодого и крепкого человека было трудно. Впрочем, писавший в III в. Дион Кассий подчеркивал, что причиной смерти многих здоровых людей становились низкие санитарные нормы той эпохи. Что касается внуков принцепса, то Тацит объяснял их смерть роком или хитростью мачехи, а Дион Кассий намекал на их отравление Ливией, воздерживаясь от прямого обвинения. Наконец, история с Августом гласила, что фиги, любимое лакомство принцепса, отравили якобы прямо на деревьях. Эти плоды, кстати, часто использовались в замыслах отравителей. В данном случае они стали фатальными для императора, обуреваемого старческим чревоугодием. Перед этим Август давно болел, и врачи, обследовавшие останки, не обнаружили ничего подозрительного. Никто не выдвинул обвинения против Ливии. Экспертиза, подобная проведенной в данном случае, была призвана рассеять слухи. Впрочем, она подчас, напротив, способствовала их распространению, поскольку порождала мысль о сговоре между экспертами и вдохновителем преступления. Как бы то ни было, за Ливией укрепилась слава близкой к власти отравительницы. Впоследствии аналогичная фигура встречалась в истории часто. Дело в том, что преступления такого рода очень хорошо соответствовали новому механизму приобретения власти, которое осуществлялось теперь как частное дело, в рамках семейного круга. Отравления, реальные, подозреваемые и вымышленные, относились к той же семейной сфере. Август умер, не оставив наследников мужского пола, и таким образом усыновленный им и заранее избавленный от некоторых соперников Тиберий смог занять трон. Однако правил он в постоянном страхе перед ядом.

Писатели II в., например Тацит, изобразили правление Тиберия как тиранию, противопоставив его правлению Августа. Деспотизм власти подчас маскировался уловками, когда с помощью ложных доносов и клеветы жертва доводилась до самоубийства. Так, например, всадник Вибулен Агриппа, сраженный выступлениями обвинителей, явился в Сенат и публично проглотил яд. Правда, отравление оказалось неудачным, и в конце концов за свои недоказанные преступления он был задушен.

Примерно к 20 г. относится история veneficiaЭмилии Лепиды, внучки Марка Эмилия Лепида, в прошлом невесты одного из погибших внуков Августа, Луция Юлия Цезаря. Эта женщина не отличалась строгой нравственностью и к тому же занималась астрологией, что давало как будто Тиберию основания для опасений. Впрочем, не исключено, что все было выдумано для оправдания репрессивных мер.

Что же касается дела Германика, то в нем выразилось стремление устранить опасного претендента на власть. Племянник Тиберия Германик был женат на внучке Августа Агриппине Старшей и наравне с Тиберием рассматривался как претендент на наследование. Август приказал Тиберию усыновить Германика, а впоследствии тот прославился военными победами. Дабы удалить популярного героя из Рима, Тиберий послал его умиротворять восточные провинции. В 19 г. молодой человек умер в Антиохии в возрасте 34 лет. Перед кончиной он долго мучился и сам выражал уверенность, что отравлен. Он обвинял в преступлении наместника Сирии Гнея Кальпурния Пизона и его жену Планцину. Светоний считал версию отравления обоснованной. Дело в том, что на трупе, выставленном на форуме в Антиохии, обнаружились пятна, на губах умершего выступила пена, а после погребального костра нашли сердце, оставшееся в целости. Тацит не был столь категоричен, однако и он сообщал, что на дом Германика была наведена порча и что каждый день враги героя являлись справиться и увидеть собственными глазами, как действует яд или порча. Вероятно, отраву приготовила смесительница ядов Мартина, близкая к жене наместника. Ее собирались отправить в Рим для допроса, но женщина внезапно умерла в Брундизии, причем в узле ее волос нашли припрятанный яд. Тацит сравнивал смерть храброго воина со смертью Александра, стремясь одновременно и восславить Германика, и подчеркнуть низость его врагов. Тем не менее так и осталось невыясненным, какую кто играл в этом деле роль. По словам Диона Кассия, Тиберий намеревался возбудить процесс против Пизона, дабы продемонстрировать, что он лично не имеет отношения к преступлению, которое, впрочем, совершенно не огорчило Ливию.

Вдову Германика Агриппину Старшую до конца жизни преследовал страх отравления. Консул-суффект Сеян предостерегал ее об опасности со стороны Тиберия. Сидя за столом вместе с императором, Агриппина не притрагивалась ни к какому блюду и, не таясь, дала своему рабу попробовать фрукт, предложенный ей лично Тиберием. Последний тогда громогласно объявил, что проявит суровость ко всякому, кто обвинит его в отравлении. Вероятно, он рассматривал подобное обвинение как оскорбление величества. Эта история ярко свидетельствует об атмосфере подозрительности, царившей при дворе, а также о невероятном цинизме, который демонстрировал правитель, использовавший яд. Редко кому из жертв удавалось избежать его ловушек. Однако в конце концов он и сам погиб, попавшись в западню, как и подобает тирану.

Жертвой первого покушения стал не сам император, а его наследник Друз Младший, который погиб в результате заговора Сеяна. Последний, обладая большим влиянием, не пользовался любовью; его обвиняли в отравлении своего ненавистного соперника, сына императора. Сеян якобы использовал яд, который вызывал симптомы, похожие на болезнь. Тацит сдержанно сообщил, что слухи о замыслах Сеяна продолжали циркулировать и в его время. Злоумышленник убедил императора, что Друз хочет его убить, и посоветовал давать сыну первым пробовать все напитки. Когда евнух подал Тиберию отравленный напиток, приготовленный Сеяном, тот, остерегаясь, протянул его сначала Друзу. В результате наследник императора погиб. Тацит сомневался в реальности подобной слишком уж тонкой уловки. Он не мог поверить, что Тиберий готов был послать на смерть дорогого ему человека, не дав ему, по крайней мере, шанса объясниться. Но опять-таки даже если вся данная история – плод фантазии, она тем не менее отражает негативное восприятие режима Тиберия. В нем считались возможными самые подлые удары, в том числе и убийство членов семьи принцепса. У Диона Кассия эпизод отравления Друза изложен сходным образом, хотя сам Тиберий не замешан в преступлении. В самом Деле, император не выказал никакого огорчения по поводу кончины сына, но он при этом все же наказал авторов злодеяния.

Сам Тиберий умер в 37 г., и его смерть приписывали преступлению Калигулы, усыновленного императором сына Германика. Торопясь занять место Тиберия, наследник якобы боялся применить холодное оружие; он приготовил яд, который не подействовал, и в конце концов задушил жертву. При этом в средневековых текстах сохранился только яд, потому что именно он, по мнению средневековых мыслителей, соответствовал идее законности тираноубийства. Уже Квинтилиан в «Наставлениях оратору» хвалил врача, составившего яд для тирана. Однако Иоанн Солсберийский, написавший в конце XII в. трактат «Поликратик», не мог читать «Наставлений оратору», ставших известными в XV в. Тем не менее средневековый автор вступал в полемику со Светонием и писал, что «хотя отравление во все времена было отвратительно и составляло преступление, но все полагали, что яд, от которого он умер, был необходим и благодетелен». Благая цель оправдывала отравление. И, путая истории смерти Германика и Тиберия, Иоанн Солсберийский добавлял, что наличие яда доказывала неподверженность сердца императора сгоранию. В глазах христиан Тиберий являлся отвратительным тираном, тем цезарем, при котором Иисус был распят на кресте. Принцепс погиб от того же оружия, которое привело его к власти. И для христианских авторов не имело значения, что его отравитель оказался еще хуже своей жертвы.

Многочисленные эксперименты, которые Калигула проделывал, как полагали, в особенности с мышьяком, делали его похожим на Митридата. У него был будто бы огромный сундук, наполненный отравляющими веществами. Каждое из них император снабдил собственноручной надписью, назвав яды по именам отравленных. После смерти Калигулы в 41 г. его преемник Клавдий якобы приказал выбросить все это в море, что нанесло большой ущерб водной фауне. Отравленных рыб в большом количестве выбрасывало на берег. Какова же была сила токсинов, если они наносили вред природе, даже будучи растворены в огромном количестве воды Средиземного моря! Калигула пользовался ими на манер понтийского царя, дабы наказать обгонявших его в конных скачках, к которым император испытывал всепоглощающую страсть. Так, он убил гладиатора по имени Голубь (Columbus),намазав раны, которые тот получил в бою. Использованный яд получил название голубиного (columbinum).Случалось, что он устранял соперника, начавшего испытывать к нему подозрительность. Своего усыновленного кузена Тиберия Гемелла Калигула предал смерти, потому что у него изо рта пахло противоядием. Император считал оскорбительным, что родственник, постоянно общавшийся с ним, опасался отравления.

Подобное влечение к ядам и к их использованию отнюдь не было чем-то исключительным. Напротив, оно вполне соответствовало жестоким и грубым нормам, установившимся в правление Калигулы. Оно являлось неотъемлемой частью тиранического режима, при котором составлялись списки истребляемых лиц с обозначением оружия уничтожения около имен. Власть стала настолько отвратительна современникам, что после смерти Калигулы сенаторы желали возвращения республиканского режима. Впрочем, на троне оказался Клавдий.

Новый император, брат Германика, оказался не так замешан в отравлениях. При этом ходили слухи, будто он сам окончил свои дни не без участия яда. Тем не менее у Тацита содержится намек на преступление, возможно, совершенное Клавдием. Речь идет о смерти Луция Аррунция Фурия Скрибониана, врага принцепса. Клавдий хвалился, что пощадил его и приговорил к изгнанию, однако Луций умер при подозрительных обстоятельствах, наводивших на мысль об отравлении. Кроме того, считается, что консул Марк Виниций умер в 46 г. от яда, приготовленного для него императрицей Мессалиной. В данном случае причина преступления касалась, разумеется, страстей, а не политики. Императрица была раздосадована холодностью консула к ее особе. Дион Кассий отмечал, что на этот раз жизнь общественного деятеля сократила не враждебность императора, а мстительность его жены.