Текст книги "Грань (СИ)"
Автор книги: Фло Ренцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
– У тебя тоже свое. Твое, – говорю ему ненастойчиво, но уверенно. Внушаю, можно сказать. – Поэтому я все это делаю.
Взгляд мой падает на комп, не отключенный, а в преддверии выходных поставленный на стенд-бай.
Херрманн-Херманнзен, думаю вдруг. А и смешно даже как-то.
***
Не то чтобы взбудораженность Йонаса передалась и мне, но назавтра мне требуется ментальная разгрузка. Тут приходится как нельзя более кстати, что у нас в Панкове есть наш огромный Бюргерпарк.
Отправляюсь погулять. За аркой на входе меня встречает большая елка, увешанная электро-гирляндами. Елка напоминает мне, что у меня скоро тоже день рожденья. Я вспоминаю, но тут же забываю снова. Захочу – буду отмечать, не захочу – не буду.
Елка скромна и ненавязчива – кроме одноцветных желтых лампочек на ней ничего нет. Она не стремится никого удивить или задержать на себе чей-то взгляд более чем на мгновение. Ей не нужно, чтобы перед ней останавливались и разглядывали ее подолгу вроде одного из тех огромных, ярко раскрашенных стендов со сказочными персонажами, которыми перед Рождеством уставили Бюргерпарк. Там принцессы с принцами да феи с гномами, перед которыми так любят останавливаться дети. А ей, елке и одной хорошо.
Ну и что, что сейчас ноя... декабрь, думаю, разгребая пересохшие листья носком змеино-красного лакового оксфорда на платформе, близняшного с теми, что у Рози. Ну и что, что тут все эти арки, беседки и башенки, не рабочие ныне фонтаны и цветники с розами, уже не цветущими. Ну и что, что тут все эти постройки, заставляющие ни на секунду не забывать о цивилизации.
На автопилоте бреду вдоль Панке – не речки – ручейка, продвигаюсь вглубь парка и попадаю на одинокую лужайку, как раз такую, как мне нужно.
Как хорошо, Боже, думаю, отпивая чай из термоса. Как хорошо. Потом зачем-то думаю, старательно «прислушиваясь» к себе:
«Весь мир мой. Природа, дали. И даже голые деревья, обрамляющие пейзаж в приятном для глаза удалении».
На секунду допускаю мысль о Йонасе. Представляю, что вот мне сейчас по какой-либо причине нужно было бы знать, куда он улетел, что там делает и какая там сейчас погода. Как это было бы не в тему.
Да Йонас – это и далеко очень. Приближу, если захочу, но сейчас он и вправду мне совсем-совсем не нужен. Пусть гуляет там себе, пусть загорает. Пусть встречает. Хочет, может представить меня «в процессе», а не хочет – не надо.
И дело тут вовсе не в Херрман-Херманнзене... тьфу, да чего это я. Нет, определенно, все это избегание, кажется, не только необязательно, но даже вредно. Надо провести с ним ВиКо и успокоиться. Так и сделаю.
Вот расскажу Каро, что задумала, и она наверняка одобрит. Надо будет ей позвонить, а то мы после похода в сауну не связывались. Как-то там Каро, думаю, с ее подписчицами. Наверно, она много с ними общается, побольше, чем со мной. Если так, то я не сержусь. Надеюсь, общение с ними дает ей нужную моральную подпитку.
А мне ничего этого не надо. Я, оказывается, люблю смотреть на клены, если они не подходят слишком близко. Клены?.. Теперь они голые – не видно. Пусть будут клены, так даже интереснее. Люблю повспоминать, как пару месяцев назад тут можно было полакомиться ягодами тутовника, пусть наверно и не таким крупными и вкусными, как у меня на родине, в Узбекистане – мама рассказывала. Как хорошо просто вспомнить и никуда не ехать, не рваться подтверждать достоверность маминых воспоминаний.
Как хорошо быть с вами – вы ничего мне не навязываете и у меня не отнимаете ничего. Я будто часть вашего мира.
Много позже, изрядно нагулявшись, полуживая заваливаюсь в «мини». На полном серьезе чувствую, что сегодня совершила слияние с природой. Не помню, как добираюсь до дома и хватает ли у меня сил разуться.
Глубокой ночью просыпаюсь на диване – уснула с сотовым в руках. Не помню, что в нем искала – наверно, заснула, прежде чем смогла найти.
Мои мозги еще в полу-отключке и только медленно обретают вновь способность что-то там передвигать.
До меня доходит, что только что мне приснился «мой» сон: я снова на природе, но все гораздо ярче, краски насыщенней и гуще – и не ноя... декабрь. Если мне снится что-то, то, в основном, этот сон.
Люблю, когда благодаря этому сну все вокруг кажется мне необычайным, но гармоничным. Люблю, думаю и – тык-тык-тык... вернуться на страницу... – обнаруживаю, что перед сном, оказывается, заказала в интернет-магазине постельное белье в темно-бирюзовых тонах, с волчарой посредине.
***
На Новый Год мы пьем мартини. Вернее, не на Новый Год, а после. Уже третье, с Новым Годом... И не пьем, а едим. И не мы, а только Рози, а я взяла себе «огненного дракона». «Замаскированный» бариста приносит мне новогоднее мороженое, а с ним – отчаянно-синий шотик, который поджигает в отдельной рюмочке. Я показываю ему с благосклонной улыбкой, что впечатлена, но ему, по-моему, гораздо важнее одобрение Рози.
Рози пробует и тоже показывает, что она под кайфом.
– Слушай, конфе-ет, а ты не делилась... – тянет она не укоризненно, а нежно, побуждая попробовать ее «мартини-дрим».
– Чем не делилась? – послушно пробую из ложечки, поднесенной к моим губам.
Ума не приложу, для чего именно мартини понадобилось добавлять в мороженое, но это вкусно.
– Йонасом.
– Нечем делиться.
– Ни фигасе. Да он вокруг тебя, как... А ты вся такая, прям... И че – совсем-совсем ни-ни?..
– Не знаю. Попозже, может.
Мысль эта больше не кажется мне дикой. Не кажется диким, что он звонил по видео из своего мини-отпуска, поздравил с Новым Годом, а потом долго-сладко докапывался.
Наконец, не кажется диким, что из этого самого своего мини-отпуска Йонас возвращается «полон сил» и энергии.
В Новом Году он первым делом заваливает ко мне, жадно поглощает подробности митинга, которые, впрочем, я тогда сходу запротоколировала и распространила кому надо. Но он жаждет услышать все от меня.
– Так ты был в курсе, что у ЭфЭм задница зачесалась?.. – наезжаю на него я. – Они рассматривают вариант альтернативной системы отопления. Боятся разрешение не получить.
– Ну, не то, чтобы в курсе, но слышал про это...
– Тогда за тобой должок, – говорю ему сухо. – Надо делиться такой информацией заранее, чтобы не приходилось потом импровизировать.
Хоть мне это вообще-то не в первой.
Да и Йонас искренне сожалеет, что накосячил:
– Спасибо тебе, что разрулила... Меня прет от осознания, что я тебе должен. Готов вернуть в любое время. С процентами.
И в довершении как-то очень уж чувственно целует меня в обе щеки.
... «детка» – так и хочется добавить мне за него, но я говорю:
– Ниче.
То ли уяснил он «правила», то ли настрой у него после отпуска переменился – Йонас снова весь в работе. Глядишь, позабудет о своей увлеченности и мне не придется с ним разбираться. Так что «может быть», а может быть и нет...
– Так как прошел митинг? – допытывается Рози, откашливая мартини из мечты – или мечту из мартини. Ненормальные мы с ней, конечно – всю зиму мороженое лопать, но, судя по посещенности ДольчеФреддо, не одни такие.
– Ниче. О‘кей, – пожимаю плечами я.
– Он был?
– Да.
– И как?
– Никак.
***
«Никак» – так и подумала перед Новым Годом, когда на ВиКо с эфэмовцами в одном из окошек передо мной появился Рик.
Поначалу я даже не узнала его. Не то чтобы его уродовала видеосвязь – просто непривычно было с ним так общаться. А может, я в общем от него отвыкла.
Долго размышлять не пришлось – подключившиеся эфэмовцы обрадовались мне, приятно, мол, вновь видеть меня в проекте, и тут же вывалили на меня свою новую запару:
– А то ты ж, наверно, наслышана, Кати, у нас разговоры поползли: если нашу «зеленую» мэра переизберут, сенат все-таки отшибет наш проект.
За то, что запланированная у них система отопления недостаточно «зеленая».
– Да-да, – сходу нашлась я, – поэтому нас на этом совещании сегодня чуток побольше. Знакомьтесь: наш спец по «зеленым» энергосистемам.
На самом деле Йонас мне ничего про это не говорил, а наш «спец» в тот день оказался на ВиКо так же случайно, как и я – замещал кого-то. Но на то меня и зовут супер-девочкой...
Пока они там занимались групповым виртуальным хэнд-шейкингом, я быстренько поделилась графиком на своем экране, «исчезнув» сама, и мы начали обсуждать планирование. Может, Рик меня толком и рассмотреть-то не успел. Держались мы с ним нейтральней некуда, пошучивала я только с другими.
Наши обсуждали с ним составление подрядов, заручались его одобрением. Говорил он немного, но по существу, а голос его по ВиКо звучал на удивление обычно – или это я сосредоточилась на сказанном, записывала, заносила в график и мне недосуг было прислушиваться. Затем наши с него переключились на следующего эфэмовца.
– Спасибо, – по завершении совещания я прекратила делиться экраном и «появилась», чтобы подытожить их обсуждения. – Я разошлю составленный график, как обычно.
– Так что, в следующий раз мы опять с тобой увидимся? – спросили меня эфэмовцы.
– Не увидимся – по Карре-Ост я ж только «зам». Следующее совещание после Нового Года проведет Йонас.
С этими словами я невольно посмотрела в «его» окошко. Он поменял положение у себя за компом, чуть приподнял брови, при этом деле, может быть – но это, безусловно, видеосвязь все – стиснул зубы, отчего на его лице сильнее обозначились скулы. В остальном же выражение лица его не изменилось.
Тогда я пожелала всем:
– Guten Rutsch ins neue Jahr!
Это значит: хорошо встретить Новый Год, то есть, что-то вроде «с Наступающим».
Мне ответили так же, а Рик, будто только сейчас что-то поняв, лишь сдержанно кивнул головой.
Позднее я сообразила, что подключился он, по-видимому, из дома, в смысле, из их с Ниной квартиры. Ну, или как там у них сейчас все.
Каро потом и правда похвалила меня: «Вот и хорошо. Оно и лучше».
«Ну и ладно» – отметила я тогда – не сразу даже, а перед сном, после того как все дела на тот день были сделаны, а я передумывала все, произошедшее за день, поуютнее кутаясь в одеяло в «волчьем» пододеяльнике. – «Никому я ничего не должна была. Пришлось замещать – заместила. В обморок не упала, заикаться не начала. Да и не с чего было. Ладно».
Это одно, но с чего это всем кажется, будто мне чего-то не хватает? Мужского внимания, например. Да я, если угодно, к нему вообще не приучена.
– Но греет же?.. Йонас – греет же? Признайся – греет! – требует Рози и, кутаясь в длиннющий шарф, глухо докашливает в него.
– Наверно.
– Круто же, когда тебя так хотят. Греет.
– Возможно.
– Да ладно тебе, ну... – чуть ли не сердится Рози.
– Это ж Йонас, он всех греет.
– Да какая, блин, разница.
– Никакой.
– Кстати, тусовка же будет. Ты слышала, наверно. Фербанд, Первое Строительное Объединение Берлина устраивает в каком-то недострое.
Первое Строительное – строительные лоббисты, одни из самых мощных в Берлине.
– Да слыхала, – вздыхаю. – По-моему, это у них в башке недострой. Или бустерами обкололись.
– Да брось, круто же! Наконец-то снова где-то что-то. Идешь?..
– А у меня есть выбор? – «цепляю» ее я.
– Йонас с собой позвал?
– «Позвал»! Мне надо будет – я позову.
– А позовешь?
– Не фиг ему, пусть работает.
– Ну ты... – смеется Рози. – Давай еще по шарику?
– Давай. Еще раз «мартини» и «огненный», пожалуйста... – заказываю у баристы.
Все возможно. Если кругом невообразимый дубак, то любой огонек, который просто греет, способен показаться жарким.
– А этот – тоже мне, блин, покерфейс нашелся, – презрительно говорит «кому-то» Рози.
***
Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОЙ Он-офф-самодостаточность
он-офф – то есть, то нет
таск-форс – группа сотрудников, которым поручается определенное задание или род заданий
брифинг – введение в проект
Türöffner – электрическая установка, открывающая двери, здесь используется в переносном смысле
Бюргерпарк – дословно: «гражданский парк», большой, размером в 12 гектаров, парк в районе Панков в Берлине, через который протекает ручей Панке
хэнд-шейкинг – коллективные приветствия участников на реальной или виртуальной деловой встрече
бустер – повтор, обновление вакцинации от ковида
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ Кирпичный цвет
I.
Судя по всему, городская администрация обкололась бустерами наряду с Первым Строительным: «тусовку» в «недострое» так и не запрещают, а потому и не отменяют.
Недострой этот – на самом деле пустующий пятизвездочный отель «Шарли» в районе Шарлоттенбург. Его владелец – один из клиентов Аквариуса, а наша фирма модернизирует этот объект. Не успели закончить косметический ремонт в конференц-центре, как хозяева, видно, решили начать отбивать затраты на этот самый ремонт: придумали сдавать свежеотремонтированные площади под такие вот полулегальные сходки.
– На фиг сдался этот Ку-Клукс-Клан... – бурчу Мартину.
– Никакой не Ку-Клукс-Клан, все нормально. Сенат разрешил. Там их же чиновники будут.
– Проектов тебе, что ли, мало... – продолжаю ныть я.
– Всегда мало.
– Сам и езжай тогда.
– У меня у сына день рожденья. Дуй давай на мероприятие!
Козел, думаю. Чуть что – детьми отмазываться стал. Ты мне еще установку дай, какое платье надеть, цвет-длина-вырез. Размер каблуков. Чтоб на меня побольше «проектов» клюнуло.
Но иду, куда деваться.
***
Конференц-центр тут и вправду отремонтировали, а вокруг него пока все еще бетонный каземат-лабиринт. Своими оголенными опорам и балками и ободранными перекрытиями Шарли поразительно напоминает мне некий берлинский театр, устроенный в здании старой фабрики. Когда-то я таскала туда Миху на спектакль по пьесе Коцебу, и он потом, помнится, заявил мне, что больше на такое не пойдет. Кусая губы, бросаю взгляд через «оголенное» фойе и мне на мгновение кажется, что меня снова водят по фанерно-бутафорным лабиринтам – вот-вот подвыпивший мужской голос истошно завопит откуда-то: «Ариадна!.. Ари... ад... на-а-а!..»
В Шарли меня привез Йонас.
– М-м-м... знаю, я обещал, но сейчас это сложно... – притягивает он меня к себе. Обниматься не лезет – просто стоит так со мной, прижавшись, разглядывает мое лицо.
Я в кирпичном мини-платье а ля Твигги, черных кружевных чулках, черных полуботильонах на высоком каблуке. Волосы собраны в высокую прическу.
Йонас никогда не видел меня такой, потому что, во-первых, негде было «из-за короны», а во-вторых, до недавних пор вообще меня не замечал.
Не думаю все же, что на этом «празднике» я самая шикарная. Что самая сексуальная, тоже не думаю. Очевидно, из присутствующих женщин многие решили использовать шанс и «вывести» платья, почти два года висевшие дома. Мужики от них, кстати, тоже не отстают.
Здесь уже довольно много народу. Многие приехали парами, но мы с ним, во-первых, не пара, а во-вторых, его только что вызвали на Карре-Ост.
«А как ты хотел» – смеялась я. «У проект-ляйтеров жизнь – не сахар».
Хотя сейчас не прочь поменяться с ним местами. Но Мартин пинком под зад отправил меня тусоваться, значит, буду тусоваться.
– Снова – напомни, какого хрена мне надо на той гребаной стройке? – страстным полушепотом осведомляется Йонас, не только не отодвигаясь от меня, но порываясь схватить за руки.
– Я тебе не секретарь – напоминать, – отвечаю ласково, но решительно и рук не даю. – Но что сейчас ты туда поедешь, знаю наверняка.
– Ясно, – сдается Йонас нехотя. – Надумаешь баловать – сообщи...
– Что сделаешь?
– Приеду... подсоблю...
И… на прощание вместо укоренившейся «щечки» нежно и долго целует меня в губы. Я не отталкиваю, он увлекается, загорается, трогает мой язык языком – я чувствую, сейчас кинет стройку к чертям и просто останется со мной, а я – с ним?.. Не факт. Сладко, нежно, я уж и подзабыла, как приятно с ним целоваться, но… не факт. Хоть и кайфово, конечно… м-м-м… молоде-ец… Так… мне уже прям с трудом представляется, как сейчас буду отдирать его от себя… да и надо ли…
Ему звонят. С наездом, с матами, я даже слышу. Слава Богу. Вот правда. Остываю даже с некоторым облегчением.
– Пошел, пошел… – разворачиваю его со смехом, но он не отпускает моей талии, не отводит от меня взгляда.
У него жадный, жаркий огонь в карих глазах. Они больше не улыбаются, а горят так, как я ни разу у него не видела, только слегка кривятся в улыбке чувственные губы. И его, что ли, превратила в хищника… Взгляд какой страстный, возбужденный – да ла-адно.
– Так… – внушаю ему тоже с улыбкой, но серьезно, проникновенно, чтоб он понял, что я не шучу. – Не поедешь – я сама поеду. Вот прям сейчас, как есть.
– Верю… – произносит он. – Ладно, я ненадолго, – снова припадает к моим губам, жарко целует, потом ему опять звонят, и он сваливает поспешно и уже не оборачиваясь. Ну, наконец-то.
Я спокойна, расслаблена и вполне готова к цивилизованному общению с окружающим меня народом.
– Привет.
Вздрагиваю, услышав знакомый хрипловатый голос, оборачиваюсь и вместо «привет» говорю:
– Рик...
Я еще не успела ничего выпить, но от его внезапного приветствия «в живую» меня пробирает дрожь. Странно, что недавно ничего такого не было на ВиКо. А теперь – откуда вдруг этот озноб? Наверно, просто в фойе холодно.
Рик держит в каждой руке по бокалу с шампанским. Он протягивает мне один и выводит в примыкающее помещение к бару, где в буквальном смысле выбивает нам обоим место в креслах за низеньким столиком. Только потом отпивает, чокнувшись со мной.
– Ну, привет, – смеюсь я.
– Ненавижу бухать в коридорах, – пожимает плечами Рик, будто угадав мои мысли.
– М-да, – соглашаюсь осторожно (должна признать, тут приятнее). – Давно ты здесь?
– Нормально. Уезжал уже почти.
Чуть-чуть не уехал. Интересно.
– Шеф-козлина приехать заставил... у меня своего до хера...
«Помню» – хочется мне сказать, но я не говорю.
Подмечаю, что меня подобно крючку на удочке цепляет его по-деловому хмурая сердитость и то, как он явно сдерживается, подавляет маты. Подцепив таким образом, меня затем легонько поднимают и возвращают на место, с которого сняли до того. Спокойно говорю себе, что просто в последнее время, кроме мамы, ни с кем не говорила по-русски – в этом все дело.
Спрашиваю:
– У тебя новое что-то?
– Мгм. Со старыми дырами, – отхлебывает он из своего бокала, и, поморщившись, спрашивает:
– Че, как там Эрни?
– Полагаю, неплохо.
– Потом не сильно его долбала?
– Слушай, переживет, а... – напоминание об Эрни теперь и на меня нагоняет легкую сердитость. – Пусть привыкает к взрослой жизни.
Поболтав туда-сюда бокал, залпом опрокидываю внутрь содержимое.
Рик моментально делает так же и берет нам джин-тоник:
– Или ты Лилле хотела?
– Ты спешишь, что ли, куда? Прям спаиваешь, – смеюсь, когда он, не дождавшись моего ответа, дозаказывает мне Лилле.
– Просто угощаю тебя.
– Тут разве не за счет фербанда?
– Шампанское только. В фойе разносят. Давай помогу, – берет он у меня из рук Лилле, когда я отпиваю от него, и пьет, не дожидаясь моего разрешения. – Мне он нравится.
Да, припоминаю.
– Бери, только клубники мне оставь, – смеюсь я. Внутри, откалываясь, вертится что-то, а я только отбиваю, позволяю ему вертеться. – Так тебе домой уже надо?
– Никуда мне не надо – сдыхиваешь меня, что ли?
Теперь легонько сердится он. Прорвало его сегодня.
– Да не сдыхиваю, просто темп резвый. Я отвыкла.
– От чего отвыкла?
– Пить так много.
– Ниче, у тебя неплохо получается.
Лилле, понятно, выпит быстро, на пару же. Почти сразу за ним следует джин-тоник, который Рик для нас повторяет.
– Ужинать хочешь?
– Не хочу. Я ела.
Он смотрит на меня с недоверием, а меня начинает мелко трясти. Вспоминается недавнее нырянее в «привычное» в тачке Нины, но теперь это сильнее. Может, пьяная уже – ведь и правда ничего не ела. Да и не пила давно – мне бы хватило Лилле. Но дело не в этом.
Это всё его междометия, всё это «само собой» и «про между прочим» – и то он помнит, и это он знает. Это круче, жестче, чем то, привычное. Это... да почти уже интим какой-то. А я такого не заказывала. Не ожидала.
Хэ-э-э-элп...
Ладно, если мне прямо-таки суют что-то непредвиденное, может, попробовать в нем разобраться? Оценить ситуацию?..
Итак...
КАКОГО ХРЕНА ОН ЗАДУМАЛ???...
Я могла бы посоветовать ему ехать домой, мол, там накормят, но решаю не делать этого – сижу и все так же подрагиваю мелкой дрожью.
– Замерзла? – участливо накидывает он мне на плечи свой пиджак. – Давай чистоганом?
Тормози-и-и... – стону я мысленно, но на пару с ним опрокидываю – что это, кстати? Не джин, а водка, кажется. Закусок у них в ассортименте нет, и мы запиваем по-русски каким-то лимонадом, заказанным им сюда же. Мне и правда становится чуть теплее – от водки, от пиджака или его заботливости. Сто лет ее не нюхала, заботливости – а ведь он и так умеет. Опять что-то былое. Родное.
Кстати, о «нюхать» – его запах – он и сейчас при нем. Свежий, но не резкий. Вкусный. Подкрепленный сигаретами, само собой. Как его голос – хрипловатый, но не грубый.
Так-так-та-а-ак, а это больно. Когда расставались, так больно не было. На корпоративе на фирме... было стремно, но не больно. У них в машине не было. Сейчас больно.
Давай еще, прошу мысленно. Пульни в меня чем-нибудь. Ах да, причесон – само собой. Не стану повторяться, потому что... в его амплуа, короче.
– Чего?
Вздрагиваю от его вопроса – неужели разглядывала его?..
Тут только до меня доходит, что он в сером костюме, в белой рубашке без галстука, со стильно торчащим «стоячим» воротником. Я не впервые вижу его в костюме – в каком он был в тот раз? Часто ли она его в них видит? Может, сама помогает выбирать? Я не помогала. И не выбирала. К чему, если знаешь, что он не наденет все равно...
Давай, давай, зову почти нетерпеливо. Ты же все это время хочешь сказать одно – бомби: все это было у меня, а теперь все это не мое.
Итак, какого хрена он задумал? Зачем сует мне это теперь?..
– Что за дыры там у тебя?.. – пытаюсь перевести тему. – В делах?..
– Все ништяк. Все старое. Сделал, отвалил.
Хочет сказать, что с «новым» помогать некому?..
– Так че смотрела?..
Ладно:
– Непривычно видеть тебя в таком прикиде.
– Мгм... – он, как по команде, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Пиджак уже мне сбагрил.
– Часто на мероприятиях бываете?
– Так себе – какие щас мероприятия. Можно было б совсем не ходить – я б не ходил.
И тут во мне что-то взрывается. Так не ходи, думаю – тащил тебя кто, что ли. И не трынди мне тут про шефа.
Этому взрыву далеко до ядерной реакции – он больше похож на встряску. Но встряска делает свое дело – мне больше не боязновато-слезливовато, а встряхнутая раздраженность, напротив, возвращает к жизни.
А в этой жизни все довольно прозаично. С напряженной силой запихиваю теперь эту прозаичность обратно в мои мозги, изрядно уже замутненные выпивкой. Я попала на бизнес-раут и вместо того, чтобы общаться с народом и заниматься нетворкингом, дала затащить себя в закуток. Теперь, вот, сижу в этом закутке и напиваюсь с моим бывшим любовником. Или даю споить себя – не суть. Я человек взрослый, в состоянии подумать сама. Ах да, мой бывший любовник – это тот, который бросил меня из-за сучки «помоложе и посисястее». Зажег с ней еще задолго до нашего официального расставания, ей же про меня ни словом не обмолвился. Теперь, когда у меня только-только начало что-то наклевываться вне его, он, очевидно, поругавшись со своей су... ладно, без мата – будем просто образцово-показательно называть ее «его официальной». Итак, этим вечером его «официальная» ему не дала, отчего ему понадобилось утопить свой раздрай черт знает в чем. Но тут появляюсь я, и он решает утопить его со мной. Во мне, то бишь.
Эти инсайты несколько рассеивают туман недоумения, было заполнивший мой разум. Вместо наездливой сварливости и порывов поругаться ощущаю бодрость и уверенность: хочет вместе сидеть – можно посидеть. Можно пообсуждать – да хоть что угодно. А может, ему угодно обсуждать его пассию? Да легко.
Меня уже не трясет, дискомфорт от мало привычного для меня распития в таких количествах алкоголя прошел, сменился уверенностью, что мне нечего бояться.
– Нина к нетворкингу не приучила?
– Не приучала.
– Боится?
– Да не-е... че меня бояться... ей... – ворчит он и рассматривает очередной бокал цилиндрической формы, незаметно прикочевавший на смену водке. Мы вновь вернулись на круги джин-тоника – само собой, я с ним на пару.
– Это правильно, – говорю осторожно.
– Она нормальная. И я с ней нормальный.
«Мой? Обыкновенный, но настоящий мужчина...» – вспоминаю вдруг и почти судорожно проглатываю джин-тоник.
– Разбавляют, м-м?.. – глотает и он свое. – Вода одна. Ни хуя не пиначит.
Да как сказать.
Замечаю, чтобы отвлечь его от порыва заказать по следующему:
– Ты ж хотел нормальным стать. Быть нормальным. От суки-Риты отойти окончательно.
Мне не больно признать, что на его пути к нормальности я была этакой транзитно-промежуточной станцией.
Он кивает, пожимает плечами, затем вдруг полуоскаливается в ухмылке. Ух-х-х, волчара, думаю весело-сердито. Потому что при этом он еще смотрит на меня, склонив набок голову – мол, замутил, накосячил – осознает. Но ничего поделать с собой не может. Да, он такой.
– Хотел.
– И как – получается?
– Получается. Если б там... не одна.
– «Одна»?! – деланно возмущаюсь я, но ему от этого только веселее, и он настаивает с наглющей полу-ухмылкой:
– Нарисовалась тут, башку снесла... Мозг вынесла... Че, думала, тебе одной можно?
– Чего – можно?..
– Мозги выносить.
Интересно, чем это я его сегодня так – остыл же от меня вроде.
– Я же ждал, что ты приедешь.
– Ты вр-решь, – спокойно определяю я. – Ты «уезжал почти».
– Я тебя ждал, – упрямо твердит Рик. – Знал, что дождусь. А ты приехала с этим... че за хрен там тебя привез?..
А-а, так я завела его. До того ж была одна и грустная, а теперь не одна и веселая.
Смотрю на него не мигая:
– Коллега.
Допиваю талые остатки льда с привкусом елки с лимоном и зачем-то медленно облизываю губы.
– «Коллега». Это он, который?.. Ты поэтому его в проект вместо себя запихнула?.. Пристроила… Хули целоваться давала? – легонько звереет он, тянется через столик и... ловким, привычным движением хватает меня за затылок. Прихватывает. Первое его прикосновение за весь вечер, если не считать, что сюда он притащил меня под локоть.
Не боюсь его. Наверно, это плохо. Никогда не боялась.
– Поцелуй на прощание, – говорю небрежно – и не думаю оправдываться, просто мягко убираю его руку с моего затылка. – По-товарищески. Ты подсматривал?
– Че там подсматривать – при всех, блять, сосались. Не постеснялись даже.
– А тебе не один хрен?.. – интересуюсь спокойно.
– А мне не один хрен, – произносит Рик, глядя мне в лицо. Его больше не тянет выпить.
Он не планировал этого. Всего этого. Что ждал меня – это он от полноты чувств сейчас заливает. Может, пьяный просто. Не мог также планировать, что попадет в десятку. Насколько точно попадет.
Меня должна была бы утомлять его ревность, но, увы, она меня заводит. Потому что насчет «одна и грустная» – это, вообще-то, правда. Так что пусть еще подергается.
Все это его сегодняшнее кино – все именно так от-и-до. Так, как надо. От этого не хочется отплевываться, отмахиваться или убегать. Этого хочется еще.
Разбирать, почему ведусь на него сегодня, столь же праздно, как тогда, в тот самый первый раз. Чтоб пошла тогда черт те где отдаваться полупьяному, прокуренному, взъерошенному незнакомцу? Невозможно. Но возможно. И было. Чтоб пошла сейчас черт те куда с полупьяным, прокуренным, взъерошенным... нарядным... стильным... таким знакомым... чужим-не-моим... Риком – пошла что, собственно?.. Пока ничего вроде. «А мне не один хрен» – это может значить что угодно, издеваюсь сама над собой. И... мне ли не знать, что это значит у него.
– Че телефон не брала? – ворчит внезапно Рик, будто только сейчас припомнив. – Не отвечала на сообщения? Тогда, после Лотоса?
– Грузить тебя не хотела.
– Чем?..
Тут мне звонят. Полагаю, Рику прекрасно слышен голос, громко спрашивающий из сотки:
– Ну как там вечерина? Мне стоит подъезжать?
– Не стоит. Я тоже скоро сваливаю, – отвечаю, глядя на Рика – и вижу у него на лице загнанно-жалобное отчаяние. Яростное. Умоляющее. Взгляд номер какой-то там. Когда-то там. Помню.
– Я подъеду, заберу тебя?.. Поужинаем вместе?..
– М-м, – то ли сомневаюсь, то ли разрешаю я и «кладу» трубку, а сама все смотрю, смотрю на него.
Нет, я не садистка и от его взгляда-когда-то-там мне уже не хочется его дербанить. Я ж тут не грызусь с ним, сижу – мы просто общаемся.
– Сваливаешь? – хмуро замечает Рик, не сводя с меня глаз.
– М-м.
– Какой дебил спрашивает разрешения приехать к девушке?
– Девушка – это я? Кстати, я недавно говорила с твоей. С Ниной. Она милая. Так мило рассказывала про твои ухаживания. Как ты робел с ней поначалу.
– Это все?
– Она еще просила не докучать тебе.
Его слегка перекашивает – он не хотел о ней говорить. И хоть я и не садистка, сейчас это другое. Ведь и раньше, если ему чего-то не хотелось, я это делала, чтобы словить реакцию и кайфануть от нее. Правда, меня следует отшлепать за бессовестное вранье, будто я считаю Нину «милой».
– Снюхались...
– Разнюхались, не переживай. Только ты, когда будешь ей рассказывать про сегодняшний вечер, не ляпни ненароком, будто это я тебя тут подстерегала, а не наоборот.
Меня тянет выполнить обещание, данное не столько Йонасу, сколько самой себе – свалить отсюда. Унестись. И меня несет.
Да только если меня несет, он же подхватывает:
– Кати, блять... остановись...
– Чего тебе еще надо?..
– Да, блять, послушай... ты ж не слышишь ни хуя...
Слышу. Как будто впервые за весь вечер, да впервые за последнее время слышу, как меня зовут по имени так, как только он один умеет.
– ...я с ней на стенд-бае. А потом с тобой как просыпаюсь. И как со взрослой могу с тобой говорить.
– Так ты с ней попробуй, как со взрослой.
– А ты не учи меня, че мне пробовать!
– Че орешь, пьяный, что ли... – бормочу я. – Все, на хрен, – поднимаюсь, порываюсь уйти. – Проспись, успокойся.
– Вот куда пошла, а... – хватает он меня за руку. Тянет за собой.
– Куда это ты меня? – будто просыпаюсь, вздрогнув.
– Ебать щас тебя буду.
Неужели. Ну-у, дура-ак...
– Дубинка где твоя? – говорю. – Пещерная, которая?
– Я тя и без дубинки возьму, – цедит он сквозь зубы. – И без пещеры.
Впоследствии мне будет казаться, что с этими словами он схватил меня, поднял на руки и понес.
На самом деле это слова его несут меня или вкачанный им в меня градус.
А он... робкий... нерешительный... надежный... надежно, просто и бесцеремонно схватил меня под локоть, подталкивает, ведет. Он ведет меня, не я – его. Не все привычно – теперь и по-новому что-то.
II.
Не знаю, куда мы идем, но по дороге, должно быть, на время лишаюсь чувств – или куда подевались последние две минуты... пару десятков метров и шагов до нашей остановки возле лифта... то мгновение, когда он прижал к себе, прижался губами к губам и... и... не отпускал, как будто не было этой зимы порознь. Как будто не было нас порознь. Как будто теперь – не теперь, а год назад. Как будто снова он ворвался в мою жизнь, достал, схватил. Спас. Только в этот раз от него самого спасать надо бы. Но от него не спастись.
