Текст книги "Грозовая обитель"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Эта готовность потрясла ее; она неуверенно встала и вышла из гостиной в прихожую. Мраморные руки держали перед ней зажженные свечи, но восьмиугольная лестница утопала во мраке. Высокое окно над лестничной площадкой время от времени освещалось вспышками молний. Камилле казалось, что все тайны Грозовой Обители сосредоточены в сердцевине дома – в темной лестничной клетке, и она не сразу решилась нырнуть в этот черный колодец.
Пока Камилла колебалась, из гостиной вышел Бут. Возможно, она медлила нарочно, зная, что он попытается ее догнать.
На этот раз Бут двинулся к ней решительно и властно; он обнял ее и поцеловал. Его губы показались Камилле до странности холодными; шок, вызванный их прикосновением, заставил ее опомниться. Она оттолкнула Бута, хотя его призыв вызвал ответный трепет в ее крови. Камилла противилась инстинктивно, боясь, как бы его темная страсть не поглотила их обоих.
Сначала Бут казался удивленным, словно не ожидал встретить отпор. Затем грубо притянул Камиллу к себе и поцеловал еще раз.
– Не пытайся бороться со мной, кузина, – предостерег он Камиллу, не выпуская ее из рук. – Ты не можешь мне противостоять, дорогая. Запомни это навсегда: со мной шутки плохи.
В его голосе прозвучала неприкрытая угроза, заставившая Камиллу прекратить сопротивление. Она обмякла в его объятиях и оставалась инертной, пока Бут ее не отпустил.
– Ты ведь с самого начала почувствовала, что притягиваешь меня к себе с неодолимой силой, не так ли, Камилла? Между нами нет кровного родства – значит, твоя притягательность имеет другой источник. Разве ты не знаешь, что я остаюсь в этом доме только ради тебя? Потому что хочу тебя – хочу, чтобы ты стала моей.
Она обнаружила, что пятится от Бута к лестнице, мечтая о побеге. Ее больше не путала темнота. Своего кузена она боялась гораздо сильнее. Или она боялась себя? Того отклика, который встречал в ней призыв Бута помимо ее воли?
– Тебя тянуло ко мне с самого начала, – настаивал он. – Это было достаточно очевидно. Так что же отталкивает тебя теперь? Я полагаю, ты скажешь, что все дело в Грейнджере?
– Нет, – прошептала она. – Росс Грейнджер для меня ничто.
Он рассмеялся со странным торжеством.
– Ты думаешь, я не замечал, как ты на него смотрела? Тем лучше. Победа над таким опасным соперником только усиливает удовлетворение. Поверь, я далек от недооценки Грейнджера. Но думаю, что вы оба недооцениваете меня.
Камилла, наконец, добралась до лестницы, обернулась и помчалась наверх, воспользовавшись вспышкой молнии, осветившей ей путь. Последовавший за ней удар грома заглушил шум погони, если таковая имела место. Она не оборачивалась, пока не распахнула дверь своей комнаты. Коридор, озаренный еще одной вспышкой, был пуст. Снизу, из самого сердца дома, донесся хохот. Бута явно позабавило ее бегство, страз перед собственными эмоциями, но он не последовал за Камиллой.
Она заперла за собой дверь и, дрожа всем телом, прислонилась к ней, радуясь уютной безопасности своей комнаты. Она стояла в темноте, не зажигая света, не желая рассеивать окутавший ее мрак. Никогда прежде не испытывала она такого страха и стыда. Не только из-за Бута; ей было стыдно за себя. Теперь Камилла знала, что не владеет собственными чувствами.
Это правда, что она всегда находила Бута привлекательным. Но не потому ли трепетала в ответ на его призыв, что была грубо отвергнута Россом Грейнджером? Была ли она уверена, что нуждается в Буте, как он нуждается в ней? Может, все дело в боязни стать такой, как Летти, сухой и хрупкой, как лист травы из ее коллекции? Так не может ли эта боязнь подтолкнуть к отчаянным действиям?
Руки Камиллы дрожали, когда она зажигала свечу. Возможно ли, что Бут и есть тот, кто ей нужен? Конечно, между ними много общего: одинокое детство, неустроенность и неустойчивое положение в прошлом. Тогда что же отталкивало ее от этого человека? Что вызывало недоверие? Она не знала, кем был Бут Хендрикс – художником или дьяволом.
Теперь Камилле было страшно в этом доме, как никогда прежде. Ее охватило дурное предчувствие, томительное и неотвязное. Бута не так-то легко остановить, если он что-то задумал. А он задумал овладеть ею. Ведь только в этом случае, он получит все, чего хочет от Грозовой Обители. Найдет ли она в себе силы противостоять его напору? Захочет ли их найти? Всегда ли будет этого желать?
Глава 19
Утром, когда Камилла снова должна была встретиться с Бутом лицом к лицу, ее охватил панический страх. Спустившись в столовую, она застала там кузена; он поджидал ее, стоя спиной к окну, из которого были видны цветущие травы Летти.
– Доброе утро, Камилла, – весело поздоровался Бут, когда она застыла на пороге, стараясь скрыть смятение.
Он поспешил выдвинуть для нее стул; в его подчеркнуто изысканных манерах сквозил оттенок насмешки, словно он вполне осознавал, как подействовала на Камиллу их встреча.
– Я внимательно осмотрел эту комнату и восхитился, – сказал он. – Ты сотворила чудо. Я вспоминаю, какое количество гнетущих трапез видели эти стены, когда они были оклеены темными обоями. Как я давился под суровым взглядом Оррина Джадда, а тяжелые портьеры только усиливали ощущение дискомфорта.
Камилле нечего было на это ответить. Она смотрела в свою тарелку, стараясь не встречаться с ним взглядом, пока Грейс подавала на стол кофе и овсяную кашу. Заняв место рядом с кузиной, Бут улыбнулся.
– Ты хорошо спала? – спросил он.
Камилла кивнула и приступила к еде. Как она могла делать вид, что все осталось по-прежнему после того, как Бут ее поцеловал?
Откровенно забавляясь, кузен передал ей сливки и сахар, поставил рядом с ее тарелкой баночку с медом. Затем взял нож и тупым его концом провел линию на скатерти.
– Послушай, моя дорогая. Помоги мне решить одну проблему. Теоретическую проблему. Видишь линию, которую я провел? Представим себе, что она символизирует жизненный путь мужчины. Солонка обозначает его рождение, салфетница – смерть. Ты следишь за моей мыслью?
– Нет, – ответила Камилла. – Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я еще не объяснил, в чем дело. А суть в том, что на определенных участках жизненного маршрута встречаются развилки, требующие от мужчины выбора. Или от женщины. Свернув в одну сторону, будешь идти по благоустроенной дороге, купаясь в удовольствиях, но не испытывая особого восторга. Выбрав другое направление, подвергаешься опасности: возможно, тебе грозит катастрофа. Теперь ты видишь, в чем заключается дилемма? Выбор, который делает мужчина, зависит, по-моему, от того, что он собой представляет. Хотя я не уверен, что действительно стою перед выбором; но мне хочется думать, что это так.
Камилла взяла тост, намазала маслом и зачерпнула из баночки немножко меда, старясь не захватить в ложку плававших в нем хлопьев воска. Она так ничего и не ответила.
Бут, улыбаясь, наблюдал за ней.
– Вчера вечером я был готов поклясться, все остатки воска полностью растворятся в меду. В чем дело, моя дорогая? Сегодня утром мне удалось отвлечь тебя беседой?
– Я не знаю правил игры, в которую ты играешь, – призналась Камилла.
– Я просто спросил твоего совета по очень серьезному вопросу. Какую дорогу мне избрать, Камилла? В каком направлении идти?
– Разве ты еще не сделал выбор?
– Не уверен, что принял твердое решение. В данном случае оба пути кажутся мне одинаково соблазнительными. Вообще-то можно жить и работать в Грозовой Обители. Но я не тот человек, которому достаточно милостыни в виде гарантированного дохода.
Камилла не знала, что ответить. Увидев на пороге Летти, она с облегчением подняла голову.
– Доброе утро, дети. Как хорошо мне спалось в эту ночь! – воскликнула Летти. – Я ни разу не проснулась. Даже странно, что на этот раз меня не разбудили раскаты грома, как это всегда случалось в грозу.
– Бут дал вам снотворного, тетя Летти, – пояснила Камилла.
Летти села на стул, который выдвинул для нее Бут, и как-то странно посмотрела на племянника. Он заговорил прежде, чем она успела задать вопрос.
– Камилла права, дорогая. Мне не хотелось, чтобы ты всю ночь мучилась от головной боли. Я знаю, что ты терпелива, но на этот раз решил избавить тебя от страданий. Кроме того, мне захотелось остаться с Камиллой наедине, без дуэньи.
Щеки Камиллы залились румянцем; Летти, посмотрев на нее, отвела взгляд.
– Я понимаю, – сказала она и сосредоточила внимание на завтраке, не задавая лишних вопросов.
Бут взял ложку и перечеркнул линии на скатерти, подмигнув Камилле.
– Пожалуй, сегодня я не буду заниматься живописью, – объявил он. – У меня такое чувство, что моя модель не в настроении.
– Но картина почти готова, – вмешалась Летти. – Я буду рада, когда ты ее закончишь.
– Тебе ведь никогда не нравилась эта картина, правда, тетя? – спросил Бут.
Летти ничего не ответила.
Они еще завтракали, когда Гортензия вернулась из своей поездки на тот берег Гудзона. Бут подошел к двери, чтобы помочь перенести багаж. До Камиллы доносился звук их голосов; в столовую Бут так и не вернулся.
– Что произошло ночью? – спросила Летти, когда они остались вдвоем.
– Ничего, – ответила Камилла, стараясь не встречаться с тетей взглядом. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что случилось. – Кажется, гроза его взбудоражила. А я рано легла спать.
– Хорошо, – одобрила племянницу Летти. – Иногда мне кажется, что Бут в приподнятом настроении еще более невыносим, чем в период депрессии. Лучше держаться от него подальше, пока он не придет в норму.
Когда Гортензия присоединилась к ним за столом, стало ясно, что ее второе путешествие оказалось успешным не более чем предыдущая поездка в Нью-Йорк. Она была явно раздражена и ни с кем не хотела разговаривать. Камилла извинилась и с чувством облегчения вышла из-за стола, оставив сестер вдвоем.
Приготовления к приему под открытым небом шли теперь полным ходом; начали приходить ответы на приглашения. Прием должен был состояться на следующей неделе, но многое еще предстояло сделать. Из Нью-Йорка прибыл большой ящик с японскими фонарями. Наняли дополнительную прислугу для помощи Матильде на кухне, а так же чтобы разносить закуски и напитки на лужайке, где предполагалось установить столы. Камилла с головой окунулась в хозяйственные хлопоты, и это помогало ей отвлечься от тревожных мыслей. У нее еще будет время подумать.
Один из маленьких столиков, предназначенных для лужайки, необходимо было покрасить. Это Камилла могла сделать и сама. Она направилась в подвал, чтобы отыскать кисти и краску в кладовке, когда-то служившей дедушке Оррину мастерской.
Спустившись по крутой лестнице вниз, она увидела перед собой Бута и остановилась, не желая встречаться с ним наедине. Но он не услышал ее шагов, продолжая уверенно идти к кладовой. Увидев, что он скрылся за дверью комнаты, где Летти хранила коллекцию трав, Камилла устремилась к соседней двери. Она тихо возьмет то, что ей нужно, и выскользнет из подвала до появления Бута. По правде сказать, ей было непонятно, что он там делает.
Пока Камилла искала в полутемной кладовке кисти и краску, Бут за стеной разразился гневным восклицанием:
– Так и есть! Я ожидал, что застукаю тебя здесь.
В первую секунду Камилле показалось, что Бут обнаружил ее присутствие и обращается к ней. Но он продолжал тем же тоном:
– Ты снова взялась за свои старые трюки, не так ли?
Из кладовой донесся сдавленный плач, затем Камилла услышала звон разбитого стекла, будто банку с силой кинули на пол.
– Я ведь предупреждал, чтобы ты больше этого не делала, – кричал Бут. – Хочешь оказаться в тюрьме?
Ответ Камилла не расслышала, хотя приложила ухо к стене.
– Пижма! – воскликнул Бут, и слово прозвучало как удар плетью. – Такая доза может убить человека, и это тебе прекрасно известно. Какой дурой надо быть, чтобы думать, что они не раскроют такого неуклюжего покушения! Вытри пол и больше не смей делать ничего подобного.
Камилла снова не сумела расслышать ответ. Она спряталась за приоткрытой дверью, когда услышала шаги Бута, быстро шедшего к лестнице, затем кузен поднялся по ней бесшумно, как кот, которого иногда напоминал ей своими повадками. Наверху захлопнулась дверь в подвал, а в соседней комнате зашуршала половая щетка.
Камилла выскользнула из кладовки, выбежала по лестнице и выскочила из дома, чтобы найти убежище среди чистых, благоухающих трав. Здесь было солнечно и тепло, пчелы гудели и кружились вокруг цветов бальзамника; ничто не нарушало мира и покоя. Хотя… Травы этого сада обладали свойствами, которых Камилла не знала, так что и им она не могла доверять.
Она дрожала, купаясь в теплом летнем воздухе. Что ей делать? Как жить дальше, ощущая в доме присутствие направленной против нее злой воли? Гортензия или Летти – кто из них? Ах, только не Летти, конечно, не Летти! Бут не стал бы так грубо разговаривать с женщиной, которая его воспитала и отдала ему свою нерастраченную любовь. Хотя под влиянием гнева все могло случиться. Она ведь до сих пор мало знала и плохо понимала Бута. В чем состоит цель, которую он преследует с таким пугающим упорством?
Здесь, при ярком свете дня, Камилла пыталась убедить себя: с ее стороны достаточно легкой насмешки, чтобы разрушить все его планы. Не может же он жениться на ней против ее воли! И все же одержимость Бута какой-то затаенной целью казалась устрашающей. «Не пытайся бороться со мной», – сказал он, и Камилла всем своим существом ощущала, что это не пустая угроза. Вновь прозвучав в ее ушах, фраза Бута заставила Камиллу вздрогнуть. Главным образом оттого, что себя она боялась не меньше, чем Бута.
По мере приближения дня, на который был назначен прием, Камиллой овладевало все большее беспокойство. Сумеет ли она провести вечеринку весело и непринужденно, как намеревалась? Как могла она делать вид, что гордится Грозовой Обителью и желает настежь распахнуть двери для друзей, если знает, что в самой сердцевине дома таится ужасное зло?
Как ни странно, манера поведения Гортензии изменилась, что вызвало у Камиллы чувство неловкости. Может быть, на нее подействовало предостережение Бута в подвале? Но разве он стал бы разговаривать так с женщиной, при помощи которой рассчитывал овладеть наследством? Как бы то ни было, Гортензия теперь чуть ли не с энтузиазмом ждала приема и начала принимать участие в его подготовке. Она проявила интерес к списку гостей, принявших приглашение, просмотрела письменные ответы, полученные Камиллой, выражая те или иные чувства по поводу некоторых из них. Сказала, что с нетерпением ждет встречи со старыми друзьями, и выразила удовлетворение тем, что приглашение приняли члены некоторых знатных семейств. Только одно имя вызвало ее неудовольствие. Наткнувшись на записку от матери Норы Редферн, Гортензия с негодованием прибежала к Камилле, красившей мебель для лужайки.
– Значит ли это, что миссис Ландри действительно приняла твое предложение? – вопрошала Гортензия, размахивая листком бумаги перед носом Камиллы, стоявшей на коленях на расстеленных на веранде газетах перед перевернутым стулом; рядом находилась банка с зеленой краской.
– А почему она не должна принять приглашение? – спросила Камилла, проводя кистью по железной ножке стула. – Миссис Редферн, которая тоже к нам придет, сказала, что наши матери были в молодости лучшими подругами. У них, кажется, нет желания продолжать старую распрю.
– Хм-м-м! – От волнения прическа «помпадур» на голове Гортензии угрожающе заколыхалась. – А не сказала ли тебе миссис Редферн, что Лора Ландри проявила чудовищную грубость по отношению к нам после смерти Алтеи, устроив публичный скандал?
– Скандал по поводу чего? – спросила Камилла, не отрываясь от работы.
– Лора встала на сторону твоего отца, – сообщила Гортензия. – А Джон Кинг желал только одного: причинить нам как можно больше неприятностей. Он чувствовал себя униженным семьей жены, и ему захотелось взять маленький реванш.
– Что-то не похоже на моего папу. – Камилла отложила кисть и полностью сосредоточилась на разговоре. – О чем, наконец, идет речь?
– Я не намерена углубляться в рассмотрение мнений, не основанных на фактах, – проговорила Гортензия, выказывая признаки торопливого отступления. – Но могу тебе поклясться, Камилла, что миссис Ландри была крайне груба с папой. Оррин Джадд заявил, что ее ноги больше не будет в его доме. То же самое он повторил и твоему отцу.
Гортензия от возбуждения стала мерить шагами веранду; Камилла наблюдала за ней пристально и трезво. Когда-то эта женщина любила Джона Кинга. Каково было ему – и им всем, – Когда он вернулся в Грозовую Обитель на похороны Алтеи? Какой прием ему тут оказали?
Она спросила Гортензию в упор:
– Вы все еще любили его, тетя Гортензия? Я ею в виду – когда он вернулся сюда в последний раз?
Гортензия вздрогнула, так что зазвенела серебряная цепочка на ее шее.
– Любила его! Я презирала твоего отца с незапамятных времен. Правда, он увлекся мною, когда мы познакомились, и я бы вышла за него замуж, если бы не змеиные повадки Алтеи. Большое счастье, что все произошло именно так, и я не уронила себя подобным браком. Джон Кинг проявил свою истинную сущность, когда сбежал с ней.
С этими словами Гортензия бросилась к двери и исчезла, прежде чем Камилла успела ответить.
Теперь Камилла торопилась; покрасив стул, она пошла искать Летти и обнаружила ее в гостиной на втором этаже; тетя кроила очередное из своих развевающихся платьев специально для вечеринки. Камилла прямо спросила ее о ссоре между дедушкой Оррином и матерью Норы Редферн. И какое участие принимал в ней Джон Кинг?
Летти повела себя уклончиво: она отводила взгляд, демонстрируя, что поглощена работой, и Камилле казалось, что она видит вьющиеся над головой тети клубы тумана, которыми та пытается отгородиться от действительности.
– Все это было так давно, – начала она, используя свою любимую отговорку.
Камилла настаивала.
– Тетя Гортензия утверждает: дедушка потребовал, чтобы ноги миссис Ландри никогда больше не было в ее доме. И теперь Гортензия расстроена, что я пригласила ее на прием.
– Может быть, она не приедет, – с надеждой предположила Летти.
– Она уже приняла приглашение. Тетя Летти, вы, несомненно, знаете, что произошло между ней и дедушкой Оррином.
Летти, продолжая закалывать булавки, ответила:
– Лоре пришла в голову глупая идея о том, что на самом деле случилось с Алтеей. Не помню точно, в чем она состояла.
Камилла подошла к тетке вплотную и накрыла ткань будущего платья, так что Летти вынуждена была прекратить работу.
– Вы тоже против меня, тетя Летти? – спросила она.
Губы Летти дрожали.
– Пожалуйста, – взмолилась она, вытягивая материю из-под рук Камиллы. – Я должна поторопиться, чтобы успеть сшить это платье. Кстати, дорогая: если хочешь, я поиграю для твоих гостей на арфе. Если это доставит тебе удовольствие. Я могу исполнить старые шотландские песни, которые любил папа. Думаю, гостям поправится эта музыка.
Камилла знала, что настаивать бесполезно. Не говоря более ни слова, она встала и пошла к двери. Тут Летти оставила выкройку и догнала ее.
– Не сердись на меня, дорогая. Я что-то начала опасаться твоего приема. Мне бы хотелось, чтобы миссис Ландри на него не пришла. Я… я боюсь того, что может произойти. Пожалуйста, будь осторожна, Камилла. Будь очень, очень осторожна.
Глава 20
Усилием воли Камилла сосредоточила все свое внимание на предстоящем приеме, который во что бы то ни стало должен был пройти успешно: на карту поставлена репутация Грозовой Обители.
За день до приема прибыли дополнительные слуги, чтобы помочь с последними приготовлениями. Гортензия осталась в своей стихии: она отдавала распоряжения направо и налево, в то время как Летти корректировала ее указания, отменяя наиболее абсурдные.
Перед приездом слуг Летти заперла дверь в подвал.
– Если что-нибудь понадобится, подойдите ко мне за ключом, – обратилась она к членам семьи. – Я не хочу, чтобы внизу бродили посторонние.
Ясно было, что она беспокоится за свои бесценные травы. Гортензия заметила, что ее бдительность просто смехотворна, но никто не возражал, и ключ остался у Летти.
День приема порадовал ярким солнцем и ясным небом: погода была поистине изумительной. Предполагалось, что гости начнут прибывать с четырех часов пополудни, и в три тридцать Камилла и Летти, полностью готовые и нарядные, сели отдохнуть на веранде.
Маленькие столики и стулья, установленные на лужайке, сверкали свежей краской цвета молодой листвы; японские фонари были развешаны не только на веранде, но и над лужайкой на веревках, натянутых между деревьями. В вечерних сумерках Грозовая Обитель представит собой чудесное зрелище. Арфа Летти ждала своего часа в углу веранды, рядом со стулом, на котором примостится Летти, чтобы усладить слух гостей своей музыкой. Позже придут нанятые в деревне скрипачи, которые сыграют старые танцевальные мелодии и даже пару современных вальсов.
– В конце концов, – заключила Камилла, – это деревенская вечеринка. И нет нужды подражать Нью-Йорку.
Бут отсутствовал большую часть дня, заявив, что ненавидит подобные приготовления. Лучше он появится на приеме вместе с гостями и насладится вечеринкой, не чувствуя ответственности за ее проведение. В последние дни Камилла постоянно ловила на себе его ищущий взгляд. Он говорил мало, словно пришел к выводу, что время работает на него. Хотя неотступное внимание Бута смущало Камиллу, ее отношение к кузену оставалось двойственным: какая-то частица ее существа радовалась его вниманию. Если она безразлична Россу, это еще не значит, что никто не обращает на нее внимания.
Но одно тревожное происшествие уже омрачило этот день. Миньонетта исчезла, и, сколько ее ни звали, она не появлялась. Какое-то время Летти не особенно беспокоилась.
– В конце концов, кошечка вернется, – сказала она. – Миньонетта слишком умна, чтобы с ней что-нибудь случилось.
Только теперь, когда они с Камиллой устроились на веранде, Летти начала волноваться.
– Это на нее не похоже – отсутствовать так долго. Она, знаешь ли, очень любит меня.
– Не могли ли вы оставить вчера ее в подвале, когда запирали дверь? – спросила Камилла.
– Нет, потому что сегодня утром она была в доме. А я не спускалась в подвал после того, как его заперла.
Чей-то голос донесся до них изнутри дома, и Летти обратилась к Камилле:
– Гортензия зовет тебя, дорогая. Надеюсь, что на этот раз она не разоделась в пух и прах. Она не захотела сказать мне, как собирается нарядиться.
Камилла пошла в дом и обнаружила Гортензию на лестничной площадке; тетя пыталась безуспешно установить высокие дельфиниумы в бронзовую вазу. Ее платье, как того и боялась Летти, оказалось чрезмерно пышным. Атласное, со старомодным турнюром, оно было изумрудно-зеленым и выглядело несколько поношенным. Прическа «помпадур» держалась за счет маленьких гребешков, усыпанных зелеными нефритами. Ее элегантность в стиле давно минувших дней казалась немного нелепой; Камилла испытывала к тете чувство, похожее на жалость, хотя никак его не проявила.
– Хорошо, что ты здесь, – обратилась Гортензия к подошедшей племяннице. – Никто не догадался поставить цветы на стойке возле лестницы. Я думала, что эта бронзовая ваза подойдет, но, как видишь, она недостаточно глубока. Сбегай в подвал и принеси мне высокую китайскую вазу. А этот бронзовый ужас унеси с собой.
Большая бронзовая ваза оказалась очень тяжелой, и Камилле пришлось взять ее обеими руками. Летти дала ей ключ, и она, миновав суетившуюся на кухне прислугу, подошла к двери подвала. Когда Камилла открыла ее и начала спускаться вниз по лестнице, что-то черное стремительно проскочило мимо и выскочило в дверь. Камилла так испугалась, что вздрогнула и выронила вазу. Возмутительницей спокойствия оказалась всего лишь пропавшая Миньонетта, но Камилле от этого было не легче. Ваза покатилась по ступенькам с немыслимым грохотом, и девушка в смятении провожала ее взглядом.
Когда ее глаза привыкли к темноте, она убедилась в том, что ваза учинила по пути неимоверные разрушения. Третья ступенька сверху треснула и провалилась. Если бы Камилла наступила на нее не глядя, то и сама провалилась бы вниз, на бетонный пол подвала, находившийся на глубине добрых двенадцати футов. Лестница была без перил, и ничто не спасло бы Камиллу от падения.
В кухне над подвалом было настолько шумно, что никто не услышал громыхания бронзовой вазы и не пришел выяснить, что случилось. Камилла осторожно перешагнула через сломанную ступеньку и стала спускаться вниз. Одна или две другие ступеньки были немного искорежены, но провалилась только третья, на которую она, должно быть, уронила вазу.
То, что здесь произошло, изумило Камиллу. Ваза была тяжелой, но не настолько, чтобы под ней проломилась ступенька – если она не прогнила. Но с какой стати должна была прогнить только третья ступенька сверху? Кроме того, если ступенька и в самом деле готова была провалиться, кто-нибудь должен был это заметить. Камилла спустилась вниз и обнаружила, что доска треснула посередине; одна ее половинка упала на пол другая, зацепившись, лежала сверху.
Камилла подняла обломок и стала его рассматривать. Древесина вовсе не выглядела прогнившей. Трещина была ровной, с твердыми краями. Доску могли намеренно вытащить, подпилить и поставить обратно, с тем, чтобы первый, кто неосторожно наступит на нее, провалится вниз. Если бы Камиллу не напугала вырвавшаяся из заточения Миньонетта, если бы она не уронила вазу на ту самую ступеньку, ничто не предохранило бы ее от падения на бетонный пол подвала.
Ее колени дрожали; она села на стоявший поблизости стул. Любой человек, наступивший на третью ступеньку сверху, получил бы серьезные повреждения. Но ловушка не могла предназначаться для кого попало. Камилла понимала, что западня расставлена для вполне определенного человека – для нее, Камиллы Кинг. Но как такое могло получиться? Кто мог знать заранее, что она первой наступит на эту ступеньку? Она не спеша, шаг за шагом, проанализировала ситуацию, пытаясь вернуться к ее истоку.
Вчера Летти заперла дверь. С тех пор она могла, если бы захотела, сколько угодно ходить по лестнице вверх и вниз. Значит, ловушка был расставлена, когда посещение кладовой казалось маловероятным. Но кто мог знать, Камилла спустится в подвал в нужный момент?
Положение прояснилось. Гортензия намеренно послала ее вниз с поручением. Она дождалась выгодного момента и направила определенного человека в подвал, чуть ли не на верную смерть.
– Камилла! Камилла, ты здесь? – Голос Гортензии доносился с верхней площадки лестницы.
Камилла решила, что ей следует промолчать и проследить, что произойдет. Если Гортензия будет спускаться осторожно, перешагивая через провалившуюся ступеньку, Камилла узнает, кто покушался на ее жизнь. Теперь она видела вверху зеленую юбку тети, видела, как Гортензия ставит ноту на верхнюю ступеньку…
Камилла вскочила и закричала:
– Осторожно, тетя Гортензия! Там сломана ступенька. Вы можете упасть. – У Камиллы сдали нервы; ей не удалось довести до конца задуманный эксперимент, который мог тете стоить жизни.
Гортензия охнула и попятилась назад. Камилла подобрала бронзовую вазу и подошла к подножию лестницы.
– Эта ваза спасла меня от падения с большой высоты. Ваза и Миньонетта. Должно быть, кто-то нечаянно запер кошку, она выскочила наружу и при этом меня так сильно напугала, что я выронила вазу. А ваза проломила ступеньку. Странно, не правда ли, тетя Гортензия? Странно, что ступенька так легко проломилась.
Гортензия ничего не ответила. Она испуганно смотрела на племянницу. В установившейся напряженной тишине Камилла не могла понять, вызван ли страх тети. Тем, что она избежала смертельной опасности? Или тем, что Камилла обнаружила ловушку?
– Подождите меня, – обратилась она к тете. – Сейчас я принесу другую вазу.
Она подошла к полке, на которой хранились вазы, и стала выбирать подходящую. Ей легче было сосредоточиться на поисках нужной вещи, чем возвращаться к мыслям о грозившей ей только что смерти.
К тому времени, когда Камилла вернулась к лестнице, ее колени уже не дрожали, но она знала, что у нее пылают щеки, а в глазах сверкает огонь.
– Вот ваша ваза, – сказала она, перешагнув через опасное место. Она вложила вазу в руки Гортензии. – Я должна запереть дверь, чтобы сюда никто не вошел, пока не починят лестницу. Мне повезло, тетя Гортензия. Миньонетта во второй раз спасла мне жизнь.
При свете лампы, освещавшей лестничную площадку, лицо Гортензии казалось почти таким же зеленым, как и ее платье.
В этот момент раздался стук молоточка во входную дверь, и Камилла спокойно сказала тете:
– Первые гости уже прибыли. Поторопитесь установить у лестницы ваши дельфиниумы. И не переживайте так из-за ступеньки. Мы должны провести прием на должном уровне.
Но когда она шла за Гортензией через кухню к основанию восьмиугольной лестницы, ее мысли вращались вокруг трех углов треугольника. Ловушку могла подстроить Летти, у которой был ключ от подвала. Но туда легко проникнуть через окно. Возможно, злоумышленник так и поступил, не заметив, как за ним проскочила Миньонетта. В этом случае подозрение падало на Гортензию. А может быть, весь план – включая инструкции, данные Гортензии, – был разработан и осуществлен Бутом.
Камилла не могла найти ответ прямо сейчас, поскольку в дверях стояла Нора Редферн, а рядом с ней – пухлая, довольно безвкусно одетая женщина с властными и самоуверенными манерами.
Нора представила ее:
– Моя мать, миссис Ландри.
Пожатие руки Лоры Ландри было крепким и дружеским.
– Я настояла на том, чтобы прийти пораньше, – сказана она. – Мне захотелось познакомиться с дочерью Алтеи в спокойной обстановке, пока не пришли другие гости.
Пока Грейс принимала у вновь прибывших шляпы и одежду, Камилла миновала прихожую и вышла на веранду, где мирно покоилась в кресле Летти.
Камилла передала ей ключ от подвала.
– Проследите за тем, чтобы никто не спускался вниз, тетя Летти. На лестнице в подвал сломана ступенька, и человек может расшибиться, если не заметит этого. Я спаслась только благодаря Миньонетте. Ее кто-то запер в подвале.
В глазах Летти загорелась внезапная тревога, но тут ей пришлось встать навстречу Норе Редферн и Миссис Ландри. Она спрятала ключ, так и не успев сказать что-либо по поводу сломанной ступеньки. Если между Грозовой Обителью и Голубыми Буками существовала давняя вражда, то о ней нельзя было догадаться по радушному и грациозному вниманию, с каким Летти встретила обеих женщин.
Камилла повернулась лицом к крыльцу веранды и увидела внизу Бута, пристально смотревшего на нее.
– Поздравь меня! – бодро воскликнула она. – Пару минут назад я едва не расшиблась насмерть на подвальной лестнице. Мне удалось обнаружить сломанную ступеньку и спастись только благодаря счастливой случайности.
