Текст книги "Грозовая обитель"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 16
После обеда Росс удалился в свое жилище каретным сараем, а семья собралась на веранде, чтобы насладиться вечерней прохладой после жаркого дня. За ними сияла залитая светом гостиная, но здесь, на веранде, они сидели в полутьме – тихая, разобщенная группа людей.
Воспользовавшись паузой, Камилла предложила:
– Давайте устроим прием.
Летти выглядела удивленной, но ничего не сказала. Гортензия пробормотала: «Для чего?», а Бут с ленивой насмешкой проговорил: «Почему бы и нет?»
Камилла – быть может, чересчур поспешно – пустилась в объяснения, обращаясь преимущественно к Гортензии:
– Сегодня Нора Редферн рассказала мне, какой образ жизни вели в Грозовой Обители в былые времена. О приемах, которые давал дедушка в дни вашей и тети Летти молодости. Мы могли бы попытаться возобновить традицию и разбудить впавший в спячку дом. Эта веранда достаточно просторна, чтобы устроить танцы…
– Это верно, – неожиданно подтвердила Летти. – Мы часто танцевали на ней в летние вечера. Ты помнишь, Гортензия?
– Я хочу забыть.
– Моя мама обожает вечеринки, – сухо заметил Бут. – Она не раз рассказывала, как блистала на всякого рода приемах. И как ей недостает прежних ощущений.
Гортензия взглянула на него с укором, за которым таилась слепая, безоглядная любовь, и не стала возражать.
Камилла продолжала размышлять вслух о том, они расставят столы на лужайке и развесят японские фонари, как в старые времена. И уж конечно, друзья семьи, люди, знавшие в молодости ее мать, Летти и Гортензию, не откажутся посетить Грозовую Обитель, прихватив с собой выросших за это время детей. Дом теперь прекрасно выглядит, и они, показав его в выгодном свете, вернут имению репутацию веселого, гостеприимного места.
Пока Камилла говорила, кто-то показался из-за угла дома и тенью затерялся среди деревьев. Когда темная фигура приблизилась к крыльцу веранды, обнаружилось, что это Росс. Он обратился к Камилле:
– Когда вы хотели поехать завтра верхом? Я забыл спросить об этом.
На веранде воцарилась такая тишина, словно все затаили дыхание. Камилла невольно отметила судорожное глотательное движение Летти, зловещую неподвижность Гортензии, быстрый, напряженный взгляд Бута.
– Девять утра – удобное для вас время? – сухо осведомилась она.
– К девяти лошади будут здесь, – пообещал Росс и затерялся среди деревьев, удалившись так же тихо, как и пришел.
– Какие лошади? – спросила Гортензия после его ухода.
– Нора Редферн предложила мне покататься завтра на ее Алмазе, а Росс поедет со мной, чтобы ознакомить с местностью.
– Нора Редферн! – воскликнула Гортензия. – Надо позабыть все правила приличия, чтобы завязать дружбу с этой женщиной. Как ты можешь…
Летти соскользнула со своего стула и подошла к Камилле.
– Помнится, ты говорила, что хочешь надеть костюм Алтеи для верховой езды, но я как-то не верила, что это всерьез. Не надо ездить верхом, дорогая. Пожалуйста, не надо.
Камилла бодро улыбнулась.
– Тетя Летти, я понимаю, какие чувства вызывают у тебя теперь лошади, но считаю себя неплохой наездницей. Бут обещал найти для меня верховую лошадь, тогда я смогу ездить каждый день, если погода позволит. А что касается Норы Редферн, то я очень довольна своим сегодняшним визитом и надеюсь, что мы с ней станем друзьями. Не понимаю, почему не могу одолжить у нее лошадь, пока не обзавелась собственной.
Летти положила дрожащую руку на плечо Камиллы.
– Ты не понимаешь, дорогая. Папа сказал, что в Грозовой Обители больше никогда не должно быть лошадей. Он заставил нас поклясться, что мы ни при каких обстоятельствах не сядем в седло.
Она принялась закатывать правый рукав, но Камилла схватила се за руку.
– Не надо, тетя Летти. Я знаю. Произошел несчастный случай, но это не значит, что он обязательно повторится. Я люблю верховую езду и не вижу причин отказывать себе в этом удовольствии.
– Браво! – зааплодировал Бут. – Да здравствуют бесстрашные сердца! Амазонка очень тебе клипу, кузина. Так что надевай ее и поезжай завтра утром верхом, как наметила. И устрой прием. Небольшая разрядка пойдет всем нам на пользу. Без нее мы вполне можем… взорваться.
Летти повернулась и, не говоря ни слова, снова села на стул. В сумерках Камилла не могла разглядеть ее лица, но в неподвижности Летти ей чудилось что-то зловещее, словно тетя из последних сил сдерживала бушевавшие в ней эмоции. Гортензия встала и направилась в гостиную.
– Ну что ж, поезжай, – апатично произнесла она и вошла в дом.
Бут зевнул и прикрыл рот тыльной стороной ладони.
– Эти эмоциональные сцены утомительны, – заметил он. – Особенно когда чувства сдерживаются, не прорываясь наружу. Я бы предпочел слезы, взрыв страстей, безумства и истерики, как в старой доброй мелодраме.
Остававшаяся по-прежнему неподвижной Летти молчала.
– По крайней мере, кузина, ты настояла на своем, – отдал ей должное Бут. – Ничто не помешает тебе завтра поехать верхом. А миссис Редферн проявила подлинное благородство: она не только одолжила тебе свою лошадь, но и предложила в сопровождающие Грейнджера. Должно быть, она вполне уверена в себе.
Разгадать его намек было нетрудно.
– Считаю подобное замечание совершенно неуместным, – взорвалась Камилла.
– Разве? – Насмешливое выражение исчезло с его лица. – Может быть, я пытаюсь предостеречь тебя, пока не поздно.
– Муж миссис Редферн умер около года назад, – напомнила ему Камилла. – А Росс был его другом.
– Чему это может помешать? Одинокая, преисполненная печали женщина и мужчина, друживший с человеком, которого она любила. Я их не осуждаю. Все это достаточно естественно. Чего нельзя сказать о твоем возрастающем интересе Грейнджеру.
– Я могу сама позаботиться о себе и не нуждаюсь в твоих советах, – отрезала Камилла
Летти мягко прокашлялась, но так ничего и не сказала, словно полностью уйдя в себя. Когда Камилла встала, чтобы уйти с веранды, Бут задержал ее легким прикосновением руки и произнес неожиданно нежным голосом:
– Я не уверен, что ты можешь позаботиться о себе, кузина. Но знай: ты всегда можешь положиться на меня, твоего друга.
Камилла была тронута, несмотря на сложность обуревавших ее чувств; одарив своего кузена неопределенной улыбкой, она вошла в дом.
В эту ночь Летти снова играла на арфе.
Камилла прислушивалась к жутковатой музыке, которая пронизывала дом, как в ту ночь, когда умер дедушка Оррин. Может быть, тетя Летти находила в музыке ту самую эмоциональную разрядку, в которой так остро нуждалась? Как иначе могла она ослабить внутреннее напряжение, грозившее разорвать ее на части?
На этот раз ни одна дверь в коридоре не отворилась и никто не поднялся наверх, чтобы положить конец томительному музицированию. Через некоторое время Камилла уснула, а когда проснулась среди ночи, в доме было так тихо, словно заунывные звуки арфы никогда не разносились по его коридорам.
Но теперь, несмотря на тишину, Камилле показалось, будто что-то изменилось в самой атмосфере Грозовой Обители. Звуки арфы навевали печальные думы, но в них не было ничего по-настоящему пугающего. В тишине, воцарившейся в доме теперь – когда сами стены словно застыли, прислушиваясь к молчанию, – чудилось Камилле нечто новое, действительно страшное. Тишину нарушал едва уловимый звук, словно кто-то крадучись пробирался по коридору.
Камилла села, потянулась за спичками и свечой, пламя которой сперва заколыхалось от дуновения ветерка, проникавшего сквозь открытую дверь балкона, затем окрепло, стало устойчивым. Внимание Камиллы сконцентрировалось на двери, выходившей в коридор. Ее спина внезапно покрылась испариной: она не помнила, заперла ли дверь на ночь.
Наконец она заметила, как перламутровая дверная ручка стала поворачиваться – едва-едва почти неуловимо. Словно чья-то невидимая рука мягко, но настойчиво пыталась сдвинуть ее дальше, но замок не пустил и дверь не поддалась. Камилла, как зачарованная, наблюдала, как ручка медленно, мягко возвращается в первоначальное положение. Из-за двери до нее донесся звук, похожий на легкий вздох, затем все затихло.
Камилла соскользнула с кровати, завернувшись в простыню, подошла к двери, приложила к ней ухо, напряженно, всем своим существом прислушиваясь, однако ничто не нарушало мертвую тишину дома. Тот, кто поворачивал ручку, мог сейчас стоять у двери и ждать. Как только она откроет ее – неведомый пришелец окажется в комнате.
Но в обступившей Камиллу тишине не было и намека на чье-то дыхание. Создалось впечатление, что невидимый посетитель уже улизнул, ступая по постеленному в коридоре ковру, поглощавшему звук шагов. Дрожащие пальцы Камиллы не могли двигаться так же мягко. В замке раздался щелчок, и она настежь отворила дверь, силой толкнув ее от себя.
За дверью никого не было, но теперь она явственно расслышала чьи-то шаги у лестницы. Камилла храбро выглянула в коридор – как раз вовремя, чтобы заметить белое пятно развевающейся ночной рубашки на лестничной площадке.
Камилла не долго думая, помчалась босиком к лестнице, взбежала наверх. По коридору перед ней быстро, словно плывя по воздуху, двигалась Летти; она направлялась к чердачной лестнице, держа в одной руке зажженную свечу, при свете которой Камилла увидела, как Летти открыла дверь на лестницу и исчезла за ней.
Сильно встревоженная, Камилла последовала за ней, понимая, что не следует пугать тетю Летти, которая, по-видимому, снова бродила во сне. Ее нужно остановить и, постаравшись не разбудить, уложить в постель. Все это нужно проделать очень осторожно.
Теперь Летти уже взобралась на чердак; она не обернулась, когда там появилась Камилла. Казалось, тетя Летти прекрасно знает, зачем сюда пришла и что собирается делать. Она сразу направилась в маленькую комнатку, где на брусе висело седло Алтеи. Там тетя Летти поставила свечу на полку и взяла в руки сверкающее стремя. Хотя ее глаза были широко раскрыты, Летти, как слепая, водила рукой по коже стремени, пока она нащупала седло. Затем ее рука двинулась к серебряной луке. Она поглаживала эти предметы, как старых знакомых, словно прикосновение к ним вселяло в нее уверенность. Камилла наблюдала за тетей, не зная, что предпринять. Теперь она уже жалела, что не позвала Гортензию, умевшую общаться с сестрой во время ее лунатических припадков. Прежде чем она успела решить, заговорить с тетей или тронуть ее за плечо и повести вниз, Летти снова взяла свечу, прошла мимо Камиллы, не замечая ее, и стала спускаться по лестнице.
Камилла тихо следовала за ней, пока Летти не проскользнула в свою комнату, закрыв за собой дверь. Очевидно, она благополучно вернулась в постель. Потрясенная и озадаченная увиденным, Камилла, оказавшись у себя, вышла на балкон. Свежий и прохладный ночной воздух струился по ее горячим щекам, страх исчез без следа.
Какие тайные мысли и печали поднимали Летти с постели и заставляли бродить во сне? И почему она ходила именно на чердак и трогала сбрую? Камилле снова пришли на память слова дедушки Оррина: «Последи за Летти».
Под балконом Камилле почудилось какое-то движение. Неужели в эту странную ночь кто-то бродит еще и снаружи? Скорее всего, это еловая ветка прошуршала по стене дома. Свет звезд залил серебристой паутиной и Грозовую Обитель, и поверхность реки.
Камилла вспомнила о предстоящей поездке верхом, и к ней вернулись мысли, которые она предпочла бы выкинуть из головы. В особенности задели ее слова Бута о Норе и Россе. Сначала она страшно разозлилась на кузена, но его замечание только подтвердило ее собственную догадку: тех двоих связывают узы более нежные чем дружба.
Бут прав: она должна поостеречься, иначе переменчивые и своенравные чувства не доведут ее до добра.
Камилла легла в постель, но долго не могла уснуть.
Несмотря на тревожную ночь, проснулась она рано. Солнце, поднимавшееся в золотом мареве далеко над Гудзоном, развеяло мрачные предзнаменования. Погода для верховой езды была самая подходящая, поскорее бы вырваться из стен этого дома и затеряться среди полей, холмов и лесов.
К некоторому удивлению Камиллы, тетя Летти спустилась к завтраку, хотя и выглядела подавленной.
– Мне жаль, что я расстроила вас своей затеей с верховой ездой, – сказала Камилла.
Летти принужденно улыбнулась.
– Мои глупые страхи не должны нарушать твоих планов; к тому же сегодня отличный день для прогулки верхом… безопасный. – Летти отвлеклась, чтобы попросить Грейс принести маленький кусочек поджаренного хлеба и чашку
– Что вы имеете в виду, когда говорите, что сегодня безопасный?
– Нет штормового ветра, – пояснила Летти. – Никогда не отправляйся верхом в преддверии грозы.
Ясно, что тетя вспомнила о лошади, которая сбросила ее сестру, испугавшись грозы. Видимо, Летти одержима этим страхом и разубеждать ее бесполезно.
– Люблю грозу, – призналась Камилла. – Даже когда она застанет меня в пути. Но, конечно, я не поеду верхом, если увижу, что собирается гроза, так что не тревожьтесь понапрасну.
Летти смотрела на племянницу расширившимися, подернутыми туманом глазами.
– Ты так похожа на свою мать. Надеюсь, у тебя нет ощущения родства с грозой, которое испытывала Алтея.
В это утро в Летти вновь пробудились свойства феи. На ее деликатном лице с тонкими чертами играло странное отсутствующее выражение, словно она блуждала во мгле, хотя день был ясным. Чтобы вернуть тетю на землю, Камилла заговорила о саде.
– Сейчас чудесно цветут настурции, – охотно откликнулась Летти. – Возможно, их нельзя отнести к травам, но я их очень люблю: они оживляют сад в течение всего лета. Осенью я использую их семена для маринада.
Тетя села на своего любимого конька, а Камилла, слушая ее вполуха, подумала, что, работая в саду, Летти сама становилась похожей на сияющий цветок, несмотря на скрюченную руку и скрытый под рукавом уродливый шрам выше локтя.
После завтрака Камилла поднялась в свою комнату, чтобы переодеться в амазонку своей матери и надеть ее сапоги. Серая высокая шляпа с развевающейся вуалью казалась необыкновенно элегантной: Камилле нравилось, как она сочетается с вороновым крылом ее волос. Переодевшись, она достала из ящика почерневший хлыст с серебряной рукояткой. Последний мазок, завершающий картину. Сегодня она возьмет его с собой, как это делала ее мать.
Выйдя в коридор, Камилла направилась к лестнице и застала там Гортензию, наливавшую керосин в красную лампу, которую она на блоке спустила для этого вниз. Камилле пришлось подождать, пока тетя подтянет лампу обратно, под шатер лестничной клетки. Гортензия, услышав шаги, оглянулась, сощурив зеленоватые глаза, казавшиеся в это утро особенно ядовитыми.
Когда Камилла проходила мимо, Гортензия задержала ее, взяв за руку.
– Я полагаю, ты слышала игру Летти на арфе сегодня ночью? – шепотом спросила она.
– Да, слышала.
– Тсс! Она ждет тебя внизу, у лестницы. Не хочу, чтобы она поняла, что мы говорим о ней. Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня ночью арфа звучала по твоей вине. Летти играет только тогда, когда чувствует себя расстроенной и несчастной. По отношению к ней ты вела себя бестактно.
Камилла подумала, что не Гортензии упрекать кого бы то ни было в отсутствии такта, но вслух не сказала. К тому же сейчас не время заводить разговор о лунатизме.
– Мы с тетей завтракали вместе, – сообщила она. – Мне показалось, что она чувствовала себя нормально.
– Можно ожидать, что она опять начнет ходить во сне, – настаивала Гортензия. – И в этом тоже будешь виновата ты.
– Мне очень жаль, – проговорила Камилла, намереваясь продолжить свой путь, но в это мгновение Гортензия заметила хлыст.
– Где ты взяла это? – спросила она.
Прежде чем Камилла успела ответить или разгадать ее намерения, Гортензия вцепилась в хлыст. Камилла отпрянула, и тете удалось только выбить его из рук племянницы, он со стуком покатился вниз по лестнице. Гортензия в смятении провожала его взглядом, затем, овладев собой, пожала плечами и пошла к себе в комнату. Камилла стала спускаться вниз и обнаружила, что хлыст подобрала Летти, нервно теребившая прогнившую кожаную петлю на его конце, наблюдая за племянницей.
– Ты чудесно выглядишь, – сказала она Камилле. – Желаю приятной прогулки, дорогая. Уверена, что в это утро все будет хорошо.
– Спасибо, тетя Летти, – поблагодарила Камилла и протянула руку, чтобы взять хлыст.
Но Летти его не отдала.
– Оставь его мне, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты брала хлыст с собой, дорогая.
– Но почему нет?
– Может быть… – Летти колебалась, – может быть, я испытываю к этому хлысту более сентиментальные чувства, чем к другим вещам. Оставь его мне, Камилла.
Изумленная настойчивостью всегда кроткой Летти, Камилла уступила. Тетя приоткрыла дверь, и девушка вышла на крыльцо, озаренное ярким солнечным светом.
– Желаю приятной прогулки, – мягко говорила Летти и закрыла за ней дверь.
Охваченная все возраставшим чувством тревоги, Камилла стояла на крыльце в ожидании Росса. Она услышала ржание коня и через секунду увидела Грейнджера, который ехал верхом на чалой кобыле и вел за собой оседланного и взнузданного Алмаза, любимого коня Норы – серого в яблоках, с длинными ногами и белым алмазом, сияющим на лбу.
– Думаю, вы управитесь с этим парнем, – предположил Росс. – Вообще-то серые лошади считаются неподходящими для дам; согласно распространенному мнению, они обладают переменчивым нравом. Но я считаю подобные представления предрассудками. Нора отлично с ним справляется.
Слова Росса прозвучали как вызов, и Камилле захотелось ею принять. Она протянула Алмазу кусочек сахара, потрепала по шее и немного с ним поговорила. Казалось, конь охотно вступал с ней в контакт, и Камилла, взобравшись на камень, засунула левую ногу в стремя и повернулась так, чтобы было легко перекинуть правое колено через луку бокового дамского седла. Алмаз сделал несколько пробных шажков в сторону, но, ощутив твердость в руках Камиллы, подчинился ее воле. Утвердившись в седле и чувствуя себя победительницей, она улыбнулась Россу.
– Куда бы вы хотели поехать, мисс Кинг? – любезно, но сухо осведомился Росс с видом человека, решившего во что бы то ни стало исполнить свой долг.
Камилла повернула Алмаза от реки и так же сухо ответила:
– Давайте поедем на Грозовую гору. Я давно хотела взобраться на ее вершину. Вы знаете дорогу?
– Конечно. – Он поскакал по подъездному ее пути, всем своим видом показывая, что для него ее пожелание – закон.
Камилла тронула Алмаза шпорой, чтобы взбодрить, и они, держась рядом, проехали мимо каменных львов и оказались за пределами имения.
Воздух был чист и свеж, над ними сияло голубое небо, и недоставало только тепла для полного счастья. Камилла с наслаждением окунулась в полузабытые ощущения: сиденье, возвышающееся над миром, играющая лошадь, послушная ее руке, чувство власти над силой, таящейся в животном.
Они обогнали пожилого фермера, который вез на телеге овощи на рынок, и он посмотрел на них снизу вверх. Вдруг фермер с изумлением уставился на Камиллу, словно узнав ее, и в знак приветствия поднял руку к пряди волос на лбу. Камилла едва сдержала смех. Очевидно, фермер вспомнил Алтею Джадд и при виде ее дочери перенесся на много лет назад.
Камилла пустила Алмаза в легкий галоп. Росс держался рядом, отставая от своей спутницы на длину лошадиного хвоста: он все еще играл роль грума. Но когда они поравнялись с узкой тропой, сворачивавшей влево, на гору, Росс окликнул Камиллу и первым пустился рысью вверх по тропе.
Глава 17
Они ехали под деревьями – Росс впереди, Камилла за ним – умеренным аллюром, петляя по упорно забиравшей вверх тропе. Передвигаясь под древесным шатром, бросая взгляд на тянувшуюся внизу реку, голубую, как небо, Камилла почти забыла о спутнике, погруженная в полузабытое ощущение физического счастья.
Росс вывел ее из забытья: повернув голову, он кинул через плечо:
– Тут есть кое-что интересное для вас.
Она последовала за ним на вырубку – довольно широкую поляну, когда-то очищенную от леса. Вырубка спускалась с горы по крутому склону, заканчиваясь у быстрого ручья далеко внизу. Теперь она заросла кустарником, по краям цвели черные лавровые деревья, купаясь в ярком, бело-розовом облаке.
Росс придержал лошадь, Камилла подъехала к нему.
– Когда ваш дедушка в молодости работал на лесозаготовках, здесь был перевалочный пункт.
– Перевалочный пункт? – переспросила Камилла, не понимая смысла незнакомого термина.
– Они волокли бревна вниз по старой дороге, а отсюда скатывали их по склону, чтобы по ручью переправить к реке.
Камилла застыла в седле, вдыхая пряный запах леса, прислушиваясь к журчанию ручья. Она пыталась представить себе Оррина Джадда в расцвете сил – молодого человека, выросшего среди лесов и холмов, наслаждавшегося работой на открытом воздухе.
– Поедемте дальше, – коротко предложил Росс.
Тропинка снова нырнула в лес, но подъем становился все круче, давало о себе знать приближение скалистой громады – вершины горы. Когда перед ними распахнулось открытое пространство, Камилла удивилась: она не ожидала, что они поднялись так высоко. По мере приближения к вершине, свесившей каменную голову над рекой, в ней нарастало ощущение радостного возбуждения.
Росс тронул уздечку Алмаза.
– Держитесь подальше от края, – предостерег он. – Мало ли что может взбрести в голову этому коню.
– Но мне хочется постоять у кромки, – возразила Камилла.
Она соскочила с седла, не ожидая помощи Росса, но позволила ему принять у нее поводья. Пока он уводил лошадей подальше от обрыва, чтобы привязать их к дереву, она взобралась на скалу и села на камень у самого ее края.
Разгулявшийся на свободе ветер трепал ленты серой вуали. Внизу, немного к северу, лежала деревня с неизбежной церковью и белой колокольней, напоминавшей игрушечную башню из детских кубиков. За рекой незнакомый город тянулся вдаль, исчезая в голубом мареве гор Новой Англии. Повернувшись к северу, Камилла заметила слева от себя отдаленные очертания Кастпилза. Прямо над ней странное лицо горы смотрело вниз, на реку.
– Видна ли отсюда Грозовая Обитель? – спросила она Росса, успевшего привязать лошадей и вернуться к своей спутнице.
Он покачал головой.
– Только не с этого места. Многое скрыто деревьями.
– Видимо, лошадь сбросила мою мать где-то поблизости, – тихо проговорила Камилла.
– Да, – подтвердил Росс, но ничего не добавил.
Он взобрался наверх и остановился у самой кромки скалы, у края пропасти, глядя вниз, на реку. Теперь она могла на него смотреть, как в тот день на речном пароходе, еще не заговорив с ним. Даже тогда он казался не таким далеким и недоступным, как теперь.
Вдруг он вытянул руку.
– Видите длинную белую шхуну, плывущую вниз из Олбани? Это «Мери Пауэлл». Она теперь уже немолода, но до сих пор считается королевой речных судов. Прислушайтесь: у нее свой, особый гудок.
Чистый серебристый звук достиг их слуха; Камилла наблюдала за бедой шхуной, неторопливо проплывавшей мимо, как царевна-лебедь.
– Мальчишкой я работал на ее борту, – вспоминал Росс. – Она всегда казалась мне чем-то вроде члена семьи. Когда ее спишут, это будет для меня печальный день.
– Вы ведь любите реку, не так ли? – Камилла изучала его лицо, забыв о шхуне.
– Я ей принадлежу, – ответил он, проводя взглядом «Мери Пауэлл», пока она не скрылась за поворотом. – Видите место вниз по течению, где берега приближаются друг к другу?
Камилла посмотрела туда, куда указывал Росс.
– Да, вижу.
– На этом месте ваш дедушка собирался построить мост.
Опять мост. Как всегда, он стоял между ними словно стальной барьер. Но сегодня Камилле не хотелось пререкаться.
– Почему вы придаете такое значение этому мосту? – спросила она.
Он ответил не сразу и не прямо.
– Когда я был маленьким мальчиком, мой отец взял меня с собой на Ниагарский водопад. Но сильнейшее впечатление произвел на меня не сам водопад, а железнодорожный мост, построенный Джоном Реблингом над ущельем. Я не видел ничего столь загадочного и прекрасного. Когда я стоял там, глядя на него во все глаза, показался локомотив, тянувший за собой железнодорожный состав, груженный автомобилями, и мост не шелохнулся под неимоверной тяжестью, хотя казался сплетенным не из стальных балок, а из тонких нитей, как паутина. В тот день я влюбился в мост, и это чувство живет во мне до сих пор. Думаю, оно относится к разряду тех чувств, которые не может понять ни одна женщина.
Тем не менее, Камилла начала кое-что понимать, увидев, каким светом озарилось его лицо. Ей и не снилось, что Росс способен испытывать подобные чувства.
– Я рос, зная, что когда-нибудь буду строить мосты, – продолжал он. – Сначала маленькие, а потом, в один прекрасный день, – большой, величественный мост. Не похожий ни какой другой, мост моей собственной конструкции. Конечно, Джон Реблинг облегчил задачу мостостроителей, когда изобрел стальные тросы, стягивающие подвесные блоки. Его идеи абсолютно оригинальны, и мы до сих пор пользуемся ими, особенно методом анкеража – жесткой заделки опор моста. Он много сделал для развития мостостроения еще до того, как создал свой шедевр – Бруклинский мост.
– Мой дедушка знал о вашей мечте? – спросила Камилла.
– Конечно. Я потому и увлекся идеей строительства моста через Гудзон, что благодаря Оррину Джадду она могла претвориться в реальность: ведь он собирался доверить мне воплощение этого замысла – когда я буду готов. Тем временем он поручал мне разрабатывать менее сложные проекты. Среди них и большой мост, но не через Гудзон. Имея за плечами такой опыт, я смог бы построить мост где угодно. Я даже соорудил рабочую модель моста вон за теми холмами. Если сделать небольшой крюк на обратном пути, ее можно будет осмотреть. Я использовал при ее сооружении некоторые собственные, совершенно новые идеи. Конечно, мне помогали рабочие. Это настоящий мост, хотя и маленький.
Камилла слушала его с возрастающим удивлением. Почему же он не рассказал обо всем с самого начала? Почему говорил о проекте только как о деловом предприятии?
– Те чертежи, которые вы мне показывали… в них отражены ваши оригинальные идеи?
– Да. Но я не должен был ожидать, что вы их поймете, обнаружив в себе дар провидения, каким обладал ваш дед.
– Расскажите мне еще кое-что, – попросила она. – На каких изменениях в завещании дедушки вы настаивали? Я знаю, чего хотела Гортензия, но что выдвигали в противовес ее требованиям вы?
Он ответил сухим и холодным тоном.
– Я убеждал его оставить все имущество в доверительную собственность – с тем, чтобы его семья не могла распоряжаться деньгами и разрушить то, что он построил.
– А вы остались бы душеприказчиком, способным распоряжаться собственностью?
Глаза Росса гневно заблестели.
– Такая работа мне не по вкусу. В Нью-Йорке хватает людей, среди которых он мог бы выбрать распорядителя. При таком подходе строительство моста было бы гарантировано, равно как и развитие созданной им строительной империи. Когда Оррин Джадд хотел завещать мне кое-какую собственность, я сказал, что откажусь от нее. Я настаивал на своем проекте и, кажется, смог бы его убедить, если бы он не впал в сентиментальность и не стал думать об утраченной внучке.
– Я все поняла, – сухо сказала Камилла, – и больше не буду препятствовать осуществлению вашего замысла. Стройте свой мост. В этом вопросе можете действовать по собственному усмотрению.
Росс спустился со скалы с видом смертельно оскорбленного человека, желающего обрести твердую почву под ногами. В нем клокотал гнев.
– Вы знаете, для чего я еду в Нью-Йорк?
Она смотрела на Росса, не понимая, что его так рассердило.
– Я собираюсь подыскать себе работу, которую был бы в состоянии переварить, – заявил он. – Я сыт по горло Грозовой Обителью и обслуживанием дам. Вернувшись, покончу с делами. А потом уеду.
Камилла немного неуклюже спустилась со скалы.
– Но зачем вам уезжать, если я только что сказала, что вы можете строить свой мост? Хоть дюжину, если хотите.
– Вы думаете, что строительство мостов – это такая вещь, которую вы можете предложить человеку в качестве щедрого дара? «Стройте дюжину мостов, если хотите!» Только потому, что у вас есть деньги, чтобы за них заплатить? Будто мост – это игрушка! Будто вы можете меня купить при помощи моста! Если я был таким дураком, что… – Он осекся и с сердитым видом вернулся к лошадям, предоставив Камилле следовать за ним, если она того пожелает.
Что он собирался сказать? Если он был таким дураком, что поцеловал ее? Камиллу внезапно охватил гнев. Когда Росс сложил руки, чтобы она смогла, встав на них, забраться на лошадь, Камилла холодно приняла его услугу; но и Россу прикосновение к ней не доставило никакой радости.
Камилла слегка пришпорила Алмаза, и он понесся через лес. Выехав на тропинку, она поскакала к дому, не зная, едет ли за ней Росс Грейнджер или нет. Теперь она могла отпустить поводья: конь сам знал дорогу. Порой до нее доносился стук копыт кобылы Росса, но она ни разу не оглянулась.
Алмаз не хотел сворачивать к дому Джаддов, и Росс обогнал ее, выехав на подъездную дорогу. Он спешился первым и подошел к Камилле, чтобы помочь ей слезть с лошади. Она спрыгнула и на мгновение оказалась в такой же близости от него, как и в тот день, когда Росс обнимал ее под буком. Сердце Камиллы бешено колотилось, но он сразу же отпустил ее и отступил назад, избегая прикосновений. Она взбежала на крыльцо и постучала молоточком в дверь. Росс ушел еще до того, как Грейс впустила хозяйку в дом. Камилла была в ярости.
Когда она поднималась по лестнице, из своей комнаты вышла Гортензия.
– Я вижу, ты не переломала себе костей, – заметила она.
Камилла прошла мимо, не говоря ни слова, не желая выдавать клокотавших в ней чувств. Гортензия сказала ей вдогонку:
– Сегодня утром я была в деревне, и мистер Бертон, содержатель платной конюшни, сообщил, что у него есть гнедая кобыла на продажу.
Камилла остановилась и повернулась лицом к тете.
– Да?
– Чем ты так расстроена? – воскликнула Гортензия. – На тебе лица нет.
– Так что там насчет гнедой кобылы?
– Только то, что она объезжена под дамское седло. Я подумала, что это может тебя заинтересовать, раз уж ты решила обзавестись лошадью. И попросила Бертона прислать ее сюда после обеда, чтобы ты могла на нее посмотреть.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Камилла. – Я посмотрю на нее.
Она поспешила в свою комнату, разделась и рухнула на кровать. После прогулки у нее ныло все тело; она знала, что и завтра будет чувствовать себя неважно. Но физическая боль была самым меньшим из того, что беспокоило сейчас Камиллу.
Почему ее чувства к Россу Грейнджеру всегда находятся на грани какой-то бешеной ярости? Почему она должна злиться на него, если… она отказалась даже мысленно следовать по опасной тропе. Этот путь для нее заказан!
