Текст книги "Всему свое время"

Автор книги: Филис Хаусман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Глава 12

Джошуа с замиранием сердца ждал, что при этих словах Бет в ужасе отшатнется от него. Но она просто сказала:

– Расскажи, как это случилось.

Наступило молчание, и, посмотрев на него, Бет увидела человека, полностью погрузившегося в воспоминания. Он всматривался в глубь времен, и то, что там было, до сих пор заставляло его страдать.

– Я… Мы познакомились с Кэрол в Гонолулу, где я валялся в армейском госпитале после ранения. У меня было задето легкое, после чего меня и комиссовали.

Вспомнив длинный шрам у него на спине, Бет почувствовала острое желание прямо сейчас расстегнуть его рубашку и поцеловать эту старую рану. Но она сдержалась, не смея прерывать его воспоминаний.

– Кэрол стала моей сиделкой, – продолжал он. – Вообще-то она числилась лейтенантом, и выхаживать раненых не было ее обязанностью. Но она… она так тепло отнеслась ко мне, так по-доброму, что я просто не мог без нее обойтись. Я рассказывал ей о себе, о тех ужасах, что пережил на войне, о том, как, прервав обучение, сбежал от отца. Когда я пошел на поправку, она убедила меня в необходимости учиться дальше. И хотя я предложил ей руку и сердце, настояла на своем, мол, получишь степень доктора, тогда поговорим. В следующие пять лет мы почти не встречались. Она заканчивала свою контрактную службу, я учился. Когда я получил степень доктора и звание инженера-механика, а срок ее контракта истек, мы поженились. Начали обсуждать, где провести медовый месяц. Кэрол хотелось чего-то романтического, вроде Гавайских островов, чтобы там и зачать нашего первенца… Она была на несколько лет старше меня, и так хотела… Ох, Бет, если бы ты знала, как она хотела ребенка!

Его голос пресекся, видно, эта боль была особенно непереносима. Бет даже хотела остановить его, нельзя же так терзать себя, но он, должно быть, решил пройти этот скорбный путь воспоминаний до конца.

– Но я, шутя, предложил забраться на Сент-Хеленс. Почему бы в самом деле не поглазеть на самый настоящий вулкан? Идея как-то сразу ей понравилась. Она сказала, будто и в армию пошла только потому, что хотела посмотреть мир. Вообще у нее было много общего с моей мамой: так же горели глаза, когда она говорила о дальних странах. И в свой медовый месяц мы отправились на эту гору. Я так увлекся изучением здешней природы, что облазил все вокруг лагеря. Это с той стороны горы. Так вот, меня настолько захватила исследовательская деятельность, что я тянул и тянул с отъездом. Даже после официального предупреждения местных властей, отзывающих туристов из опасной зоны, я все никак не мог распроститься с этой страшной горой.

Джошуа вдруг встал и начал нервно ходить по маленькой площадке. Бет тоже встала и тронула его за рукав, пытаясь остановить. Но он резко отдернул руку и взглянул на нее с какой-то безумной горячностью.

– Ты что, не слышала, что я сказал? Я сказал, что из-за моего чрезмерного увлечения этой местностью мы оставались здесь до тех пор, пока не стало слишком поздно. Бет, она погребена где-то здесь, под слоем камней и грязи, заваливших реку Таутл. До спасения оставалось несколько футов, когда мост, на который мы въезжали, снесло, как тростинку. Кэрол смело в воду шквалом кипящей грязи и каменной трухи, обрушившимся сверху. Железные пролеты моста ломало, как спички, и сбрасывало вниз. Но передние колеса нашего самоходного трейлера заклинило в скрюченном обломке мостового пролета, оставшегося висеть на берегу. Меня вытащили оттуда через несколько часов, но Кэрол нигде не нашли. Ее тело так и не было предано человеческому погребению.

Джошуа отвернулся к северо-западу, будто всматривался в то место на другой стороне горы, где видел свою жену в последний раз.

– Это я убил ее, Бет. Она погибла из-за меня. Теперь скажи мне, неужели можно любить человека, сделавшего такое?

Пытаясь хоть как-то облегчить его муку, Бет подошла к нему, потянула за рукав и заставила повернуться к себе.

– Нет, Джошуа, ты не прав, взваливая всю вину на себя. Я же видела, ты мужественный человек. Не теряешься в критической ситуации. Вот и сейчас защитил меня, закрыв собственным телом! Я не верю, что ты позволил бы ей умереть, если бы у тебя была хоть малейшая возможность спасти ее. Кстати, почему она выпала из трейлера? Ты ничего не сказал об этом. Она что, не пристегнулась ремнями?

– Нет… Она даже не в кресле была, а у задней дверцы.

– Почему так вышло? Ведь она знала об опасности!

– Да потому, что она снимала. Снимала в открытый дверной проем все то, что облаком клубилось над жерлом вулкана. Как сейчас помню ее смех за спиной! Она попросила меня ехать помедленнее, мол, фотокамера у нее в руках прыгает, как лягушка. Я умолял ее вернуться на сиденье и пристегнуться, но она и слушать не хотела. Потом этот мост… Что-то меня здорово, видно, шандарахнуло по голове, потому всего я и не помню. Помню только, что болтаюсь на ремнях вниз головой, чуть не варясь в водовороте горячей грязи.

Он обнял Бет, и его большие руки так стиснули ее, что она чуть не задохнулась, но почти не заметила боли. Это было ничто перед страданием, исказившим его лицо, когда он заканчивал рассказ.

– Кэрол ушла, исчезла. Когда я очнулся и понял, что она погибла, то хотел умереть. Пытался освободиться от ремня, чтобы последовать за ней, но у меня ничего не вышло. А через несколько часов появился вертолет службы заповедника, и они вытащили меня. Я этого не помню. Уже потом, в больнице, узнал, что нашли меня без сознания. Несколько недель провалялся с ожогами и обезвоживанием, даже не сразу сообразил, что меня, как заправская нянька, выхаживает мой собственный отец. Когда мне стало получше, он не отходил от меня, сидел днем и ночью, удерживая от самоубийства. Кормил, насильно пропихивая пищу в глотку, когда я пытался уморить себя голодом. Да мало ли что еще… Потом я прекратил все попытки умереть, но и жизнью это назвать было трудно. Месяцами сидел на стуле, уставясь в окно. Ни на что не реагировал. Не слышал ни отца, ни священника, которого он приводил, ни психиатра… Словом, полная прострация. Отец со мной сам чуть не свихнулся, орал, угрожал, что завтра же вышвырнет меня из дома на мусорную свалку. – Джошуа слабо улыбнулся. – Тут я впервые отреагировал. Сказал ему: давай, папа, выкидывай. На помойке мне будет спокойнее. В общем, я прошел тот же ад, что и он сам, когда не смог ничего сделать для спасения своей жены. Но этой свалкой он меня подцепил. Что-то во мне помаленьку стало оттаивать…

Когда я понемногу пришел в себя, отец предложил мне предпринять некоторые шаги для того, чтобы в будущем люди не гибли так нелепо на непредсказуемых вулканах.

– Но разве можно остановить или задержать извержение вулкана? – не удержалась Бет от вопроса.

– Нет, конечно. Но папа предложил разрабатывать метод, который позволил бы предсказать, каким образом будет развиваться стихийное бедствие, определять его сроки, направление главных ударов и тому подобное. Его предложение окончательно вывело меня из ступора. Я решил посвятить этому жизнь. Снова пошел учиться, теперь уже на геолога, получил докторскую степень. Последние несколько лет работал над созданием инструмента, который мог бы подтвердить мои теории. Ездил по всему свету, изучил все виды активности вулканов. И наконец набрался смелости вернуться сюда, чтобы последний раз проверить свою теорию, перед тем как публиковать результаты. Но Кэрол… Кэрол…

– Джошуа, тебе не в чем себя винить. Она хотела снимать, и это было ее решение – покинуть сиденье и отправиться к открытым дверцам.

– Нет, это все мое тупое упрямство, надо было покинуть гору гораздо раньше, а не дожидаться, пока начнется… Меня предупредили за несколько дней до извержения, которое произошло восемнадцатого мая. Если бы не это, восемнадцатого мая мы уже были бы дома.

– Но люди погибают не только на вулканах. Нигде никто ни от чего не застрахован, – продолжала выискивать все новые аргументы в его оправдание Бет. – Пари держу, что Кэрол с ее неугомонным характером без всякого вулкана много раз подвергала свою жизнь опасности. И ты прекрасно это понимаешь, Джошуа Джеремия Хантер!

– Нет… нет… – прошептал он. – Я убил ее. Это моя вина.

Он стоял с низко опущенной головой, сгорая на костре самобичевания и не соглашаясь с ее доводами. Бет ощутила примерно то же, что, скорее всего, чувствовал Стюарт Хантер перед стеной, отделявшей его от сидящего на стуле и тупо глядящего в окно Джошуа. Она лихорадочно принялась искать что-то вроде угрозы выбросить человека на помойку, чтобы встряхнуть его и вывести из ступора. И такая идея, правда, весьма рискованная, пришла в ее голову.

– Хорошо, Джошуа, кажется, я поняла, почему, спустя столько лет после смерти Кэрол, тебя все еще терзают угрызения совести.

Бет выдержала паузу, дождавшись, когда Джошуа наконец поднял голову и взглянул на нее, и медленно, четко выговаривая слова, начала:

– Если все происходило так, как ты описал, а чувство вины у тебя не проходит, значит, ты действительно убил свою жену.

Рот Джошуа открылся и закрылся, как у рыбы, выброшенной из родной стихии. Он так и не смог выговорить ни слова, а Бет продолжала:

– Да, Джошуа, ты, должно быть, спланировал смерть Кэрол. Возможно, все дело в тех армейских обещаниях, которые ты ей надавал. Ну, так или иначе, а ты сумел убедить Кэрол, что просто необходимо заснять курящийся вулкан и что сделать это лучше всего из открытой задней дверцы. Ты, вероятно, сказал ей, что за эти фотографии можно огрести кучу денег, поскольку любая газета их с руками оторвет. Потом ты направил трейлер к самой опасной части дороги. Должно быть, ты знал, что мост непременно рухнет, или он уже к тому времени рухнул, и тебе оставалось просто инсценировать всю эту сцену, сбросив жену вниз и въехав передними колесами на обрывок моста…

Бет увидела, что вся кровь бросилась в лицо Джошуа, и замолчала, испугавшись, не перегнула ли она палку.

– Хладнокровный убийца? Так ты обо мне думаешь?.. Боже!

Краска отхлынула от его щек так же внезапно, как и появилась, и лицо стало белее мела, а глаза – совершенно безумными. Бет невольно потянулась к нему, и в этот момент земля под ними содрогнулась с бешеной силой, будто хотела о чем-то свидетельствовать. Уклоняясь от порыва девушки, Джошуа отшатнулся и упал бы, если бы плита, на которой они сидели до того, не подсекла его под колени. Сев, он уронил голову в ладони и сдавленным голосом проговорил:

– Ты, Бетти?.. Ты могла подумать?.. – Он перевел дыхание и холодно докончил: – Думай обо мне, что хочешь, но знай: я ад вынес с этой горы и мне бояться уже нечего. Даже твоего страшного подозрения. Можешь выбираться отсюда, как хочешь.

– Джошуа!

И вдруг он вскочил и, одним прыжком перелетев пространство, разделявшее их, сжал ее плечи и пару раз здорово тряхнул.

– Нет! Нет! Я не брошу тебя. Это какое-то безумие! Ведь я не Прайс. Я слишком люблю тебя, чтобы бросить… Но ради Христа, Бет, как у тебя язык повернулся?.. Как ты могла подумать, что я способен на такой… на такое злодейство?

– О Джошуа… Я не…

– Поверь, я не из тех, кто способен сознательно убить человека! Да я бы самому черту с радостью продал душу, лишь бы оказаться на месте Кэрол. Но я ничего не мог… ничего не мог, Господи!

Трагизм его голоса рвал ее сердце, она проклинала себя за столь сильное средство, которым хотела спасти его от чувства вины.

– Но, дорогой мой, в тех обстоятельствах и никто бы ничего не смог… И конечно, я знаю, что ты не способен на умышленное убийство. А сказала так, чтобы ты понял разницу между подлинной виной и мнимой. Просто не думала, что причиню тебе такую страшную боль… Прости, но должен же ты наконец перестать обвинять себя одного в том, в чем виноваты стихия, стечение обстоятельств, да много чего…

Видя, что жестокий прием не сработал, Бет вдруг наткнулась на довольно незамысловатую мысль и удивилась, как она раньше не пришла ей в голову.

– Послушай, Джошуа, – задумчиво сказала она, – кажется, во всей этой истории есть что-то еще, в чем ты действительно виноват. Наверное, ты не все мне сказал.

Джошуа сидел, понурясь, но ее слов не отрицал, а после довольно продолжительного молчания наконец заговорил:

– Ты умная, Бет. И мудрая… Ты попала в точку. Но хотя реальную причину своей вины я знал с того дня, как она умерла, по-настоящему осознал лишь после того, как встретил тебя. И это меня потрясло. Ты ворвалась в мою жизнь, не просто сбив аппаратуру, ты все в моей жизни перевернула. Стоило мне поглубже заглянуть в твои ясные глаза, я понял, что влюбился по уши. Сразу, Бетти, сразу! Уже когда бинтовал твои локти… Да нет, не влюбился, а полюбил, по-настоящему полюбил, и это случилось со мною впервые. Вот тогда-то до меня и дошло, что Кэрол, в сущности, я никогда не любил. Да нет, я заботился о ней, у нас были прекрасные отношения, но я никогда не испытывал к ней тех чувств, которые пробудила во мне ты. Вот тут-то и началась моя пытка. Мысли о вине перед Кэрол уже не отступали. К тому же я видел, что у тебя что-то с этим Прайсом, так что и здесь у меня нет шансов на будущее. Было от чего прийти в отчаяние и одуреть…

– Ох, Джошуа, сознаюсь, ведь и я с первой встречи почувствовала то же самое и так же терзалась, думая о тебе, – сквозь нахлынувшие слезы пролепетала она. – Как жалко, что я сразу не сказала тебе, что ничего серьезного у нас с Филом не было.

– Ты не виновата. Думаю, здесь никто не виноват. В делах любви нет правых и виноватых, нет никакой логики. Любовь – это чудо, которое вдруг происходит с человеком… Или не происходит. Нам с тобой повезло, а Филу и Кэрол – нет.

Бет с облегчением отметила, что нечто в сознании Джошуа сдвинулось с мертвой точки вины. Смерть Кэрол отошла наконец в прошлое, и, хотя он не мог думать о ней без сожаления, чувство вины уже не сковывало его воли жить в настоящем и думать о будущем.

Нежно охватив ладонями ее голову, он стер большими пальцами с ее щек не просохшие еще слезы и сказал:

– Пора идти. Тут осталось немного. Скоро прилетит Роджер и опаздывать не рекомендуется, иначе придется еще раз заночевать на этой горе, а это совсем не смешно. Как считаешь?

Джошуа наклонился к рюкзаку и тут заметил музыкальную шкатулку, которую отложил в начале своего трагического рассказа.

– Это музыкальная шкатулка Кэрол! Я и забыл о ней. Еще до того, как мы отправились сюда в свой медовый месяц, она взяла с меня слово, что, если умрет раньше меня, я похороню эту вещицу вместе с ней. Теперь невольно подумаешь, что у нее было дурное предчувствие. Мне на эту шкатулку даже смотреть тяжело. После гибели Кэрол я ни разу не открывал ее, всегда запихивал в какой-нибудь дальний угол. А сейчас, когда мы с папой собирались сюда, взял с собой, чтобы выполнить данное ей обещание, но сама понимаешь… Где ее могила? Куда, в какое место ее зарыть? Я просто не знаю, как быть… – Он покачал головой, будто вспомнил что-то, и добавил: – Прости, Бетти, утром я не сдержался, обидел тебя. Поверь, это никогда не повторится. Я злился на себя, а злобу безобразно сорвал на тебе. Если бы ты знала, что случилось со мной утром, после того как мы любили друг друга, то поняла и простила бы… Хочешь, я расскажу? Между нами не должно оставаться никаких умолчаний, связанных с прошлым, тогда настоящее будет чистым и прозрачным. Согласна?

Бет молча кивнула, хотя ей не очень хотелось возвращаться к обсуждению инцидента, так больно задевшего ее самолюбие.

– Утром, сразу после того как мы с тобой, девочка моя, побывали на небесах, после того как я познал силу своей и твоей любви, после этого чуда я первым делом подумал о Кэрол, и чувство вины перед ней захлестнуло меня. Что я ей дал? Чего лишил ее? Господи, с ужасом думал я в те минуты, она ушла из мира, так и не познав радости любви, той радости, которую только что впервые испытал я. – Джошуа смотрел вниз, на свои сцепленные руки, и продолжил не сразу: – Да, я заботился о ней, но она заботилась обо мне гораздо больше. Мои потребности и желания всегда были на первом месте. Я ей ничего не дал, абсолютно ничего. Она хотела иметь настоящий дом, а я решил обойтись небольшой квартиркой. Она хотела на Гавайи, а я затащил ее на вулкан!.. Она, так и не познав счастья, ушла. Ушла навсегда, навеки в холод смерти.

– Ох, дорогой мой, хватит, прошу тебя, – пробормотала Бет, не в силах более переносить эту муку. – Ты хотел объяснить, что случилось с тобой утром.

– Утром ты посмотрела мне в глаза и ужаснулась. Так знай, эту дикую ненависть я испытывал не к тебе, любовь моя, а к себе. Да, я был груб с тобой, но пойми, я сделался в тот момент просто невменяем. Сможешь ли ты простить меня за ту боль, что я причинил тебе?

Бет вздохнула, поняв наконец подоплеку утреннего события.

– Джошуа, давай простим друг другу все, что принесло нам обоим страдание. Я хочу помнить только радость, которую ты дал мне, – сказала она, положив руки ему на плечи. – Я ведь тоже причинила тебе боль. Был даже момент, когда я нарочно хотела показать тебе, что у меня с Филом любовные отношения, чем и ему причинила зло, и тебе. И потом, знаешь, Джошуа, я ведь не говорила тебе о своих отношениях с семьей…

– Грейс рассказала мне кое-что о твоих родителях и сестрах.

– Да? Когда это она успела?..

– В тот вечер, когда помогала мне с отцом. Помнишь, ему было плохо, и мы отвели его в палатку?..

– Да уж, мы оба с тобой не можем похвастаться счастливым детством… Но скажи, что ты решил со шкатулкой?

Джошуа посмотрел на шкатулку, взял ее, но она выскользнула из его пальцев и упала на землю, усеянную пеплом и камнями. Бет хотела подхватить хрупкую вещицу, но не успела, и шкатулка, ударившись о землю, открылась и заиграла немудреную мелодию.

Бет нагнулась и подняла то, что выпало из шкатулки. В руках у нее оказалось три сверточка. В первом – фотография Кэрол в свадебном наряде, а рядом человек в военной форме. Бет всмотрелась повнимательнее, но нет, хорошо видно, что это не Джошуа. Перевернув снимок, она прочла:

Карлу, моей вечной любви, в счастливейший день моей жизни.

– Джошуа… Джошуа, – нервно прошептала Бет, – посмотри!

– Я не понимаю… – пробормотал он, рассматривая фотографию.

– Может, вот это что-нибудь объяснит, – сказала Бет, протягивая ему золотой кружок в папиросной бумаге и сложенное письмо.

Письмо было адресовано Кэрол Кремер, подписано командиром той части, где служил морской лейтенант Карл Кремер. В документе сообщалось, что ее муж, Карл Кремер, погибший в тысяча девятьсот семидесятом году, посмертно награжден.

– Значит, Кэрол прежде была замужем?! – воскликнул потрясенный Джошуа. – Ее муж погиб за три года до нашей встречи, а она никогда не говорила мне об этом.

– Возможно, она просто не могла, Джошуа. Допусти, что любые разговоры о нем причиняли ей невыносимую боль… Ты ведь тоже долго не мог рассказать мне о своей беде.

– Но я был ее мужем. – Тут он натужно улыбнулся. – Ее вторым мужем. И все это время страдал, оттого что не любил женщину, которая так любила меня… А она, оказывается, всю жизнь любила другого.

– Ох, Джошуа… – начала Бет, но не знала, чем смягчить его боль.

– Знаешь, Бет, меня все время терзал один и тот же кошмар. Ужасные сны, в которых являлась Кэрол и так грустно смотрела на меня… В белом платье, окруженная голубым сиянием. Знаешь, как этот странный свет, который появился во время камнепада.

– Так он действительно был, этот свет? Мне не показалось? Боже! Джошуа! Постой, я вспомнила, где видела Кэрол прежде… Она мне снилась, снилась здесь во вторую ночь, когда мы перебрались в ваш лагерь. И потом… – Бет еще раз всмотрелась в снимок. – Ну да, это Кэрол. Она приходила такая печальная и будто что-то хотела сказать, но губы шевелились, а слов слышно не было. Потом еще эти фотографии, я тебе не говорила… Когда мы подлетали к кратеру, я снимала, помнишь? Сначала тебя, потом Роджера, потом опять тебя. Так обе твои фотографии засвечены чем-то голубым, а снимок Роджера четкий, на нем ничего нет… Джошуа, послушай, выходит, она защитила тебя… нас обоих от этой страшной лавины камней! Будто благословила нас…

И вдруг они оба, не сговариваясь, посмотрели вверх, на гору.

Это могло быть что угодно – игра света, мираж, отраженный озером Духов, – но они оба увидели женщину, стоящую в голубом свечении, а рядом с ней мужчину, нежно обнимающего ее за плечи. Видение почти сразу же исчезло, а Джошуа и Бет стояли еще некоторое время как зачарованные, пока до слуха их не донесся характерный звук приближающегося вертолета.