Текст книги "Обет молчания"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– А как вы там живете?

Жан-Паскаль пожал плечами и развел руками, изображая отчаяние:

– Плохо. Но придет и наш час.

– А школа?

– По-моему, ее превратили в штаб.

– Станет ли она когда-нибудь снова школой?

– Конечно, станет. Но не для тебя, моя милая.

К этому времени твои школьные дни останутся далеко позади.

Когда мой отец пришел, он очень обрадовался Жану-Паскалю.

– Вы должны пообедать с нами, – сказал отец. – А потом мы побеседуем. Вас устраивает такой распорядок? Или вы предпочитаете сначала поговорить?

– Я нахожу восхитительной перспективу посидеть за обеденным столом, как это принято у цивилизованных людей. Враг уже так долго находится у наших ворот. Для меня слишком заманчивы мир и покой этого дома, чтобы противиться искушению. Давайте обедать и беседовать о временах счастливее тех, что выпали теперь на нашу долю.

Мы обедали вместе, только втроем. Жан-Паскаль рассказывал о жизни во Франции, опасностях, неуверенности в завтрашнем дне, о том, как трудно добраться до Англии. Все это было невероятно интересно, но у меня создалось впечатление, что они с отцом медлят перед тем, как приступить к обсуждению действительно важных проблем, послуживших истинной причиной появления месье Бурдона.

Как только с трапезой было покончено, отец сказал:

– Я предлагаю пройти в мой кабинет.

Жан-Паскаль кивнул, а отец сначала взглянул на меня, а потом вопросительно посмотрел на Жана-Паскаля.

– Я считаю необходимым участие в нашем разговоре мадемуазель Люсинды, – сказал Жан-Паскаль. – Думаю, ей известно больше, чем вы полагаете.

Когда мы вошли в кабинет, отец запер дверь.

– Правильно, – промолвил Жан-Паскаль. – Необходимо соблюдать строжайшую секретность.

– Как я догадываюсь, – сказал отец, – вы причастны к самым важным проблемам на континенте?

– Мой дорогой, не думайте, что мы спокойно терпим немцев на своей земле. Мы боремся с ними.

И добавлю – довольно успешно. Я сейчас в Англии, потому что нам удалось кое-что выяснить. Мы хотим, чтобы определенные люди, находящиеся здесь, получили по заслугам.

Жан-Паскаль достал из кармана большой конверт, вынул из него фотографию и положил на стол.

– Вам знаком этот человек? – спросил он отца.

У меня перехватило дыхание, потому что я смотрела на фотографию Карла Циммермана.

Я произнесла его имя вслух.

– Нет, нет, – сказал Жан-Паскаль. – Это Генрих фон Дюрренштейн. Он один из самых лучших и наиболее опытных шпионов, которые только есть у немцев.

– Карл Циммерман! – сказал отец. – Он работал в швейцарском посольстве перед тем, как разразилась война.

– Его служба в посольстве Швейцарии – несомненный факт. Конечно, его деятельность не пошла на пользу союзникам. Значит, ты знаешь его, Люсинда?

– Да. Впервые я встретила его в этом доме. Он сказал, что заблудился.

Я рассказала им, как обнаружила его около «укромного местечка».

– Припоминаю, – сказал отец. – Тогда мы думали, что нас ограбили. Бумаги оказались в беспорядке. Это произошло до того, как у меня появились какие-либо подозрения об истинной причине происшедшего. Фон Дюрренштейн обставил все так, чтобы это казалось грабежом. Драгоценности, которые мы посчитали украденными, позднее нашлись. Теперь я все это вспоминаю.

Жан-Паскаль медленно наклонил голову, он повернулся ко мне.

– А в следующий раз ты увидела его?..

– В парке «Соснового Бора».

– Он проделал там большую работу. Он провел разведку и обнаружил все слабые точки в окрестностях, – Жан-Паскаль взглянул на меня. – Я считаю, Люсинда, что твой отец должен знать. Ему необходимо ясно представлять себе всю картину.

Это слишком важно для нас, чтобы скрывать какие-то детали.

Месье Бурдон посмотрел на моего отца и продолжал:

– Работая столь усердно на благо своей страны, Генрих фон Дюрренштейн одновременно ухитрился совратить мою внучку.

Отец был ошеломлен.

– Родился ребенок, – спокойно сказал Жан-Паскаль. – Я все организовал для его появления на свет и нашел людей, которые заботились бы о нем в дальнейшем. Его приемных родителей убили при бомбежке Монса, и тогда вмешалась Люсинда. Она спасла ребенка и привезла его сюда.

– Эдвард! – сказал отец. – И ты… Люсинда?..

– Люсинда – великодушный человек, – сказал Жан-Паскаль. – Она спасла моего правнука. Видите ли, она знала, кто он. Я доверился ей. События развернулись таким образом, что я вынужден был сделать это. С помощью Маркуса Мерривэла она и увезла его из Франции.

– Просто невероятно! – сказал отец. – Я не могу в это поверить.

– Иногда происходят странные вещи, особенно во время войны. Теперь, Люсинда, я хочу, чтобы ты совершенно точно изложила мне, что произошло во время вашего путешествия по Франции. Ты нашла няню для ребенка, верно?

Я рассказала Жану-Паскалю, как мы встретили Андрэ и ее брата и как Андрэ сопровождала нас в Англию и стала няней Эдварда.

Он сидел и кивал, а потом достал еще несколько фотографий из конверта, который все еще держал в руках. Их было всего шесть, и на одной из них я увидела Андрэ.

Я с изумлением смотрела на нее. Жан-Паскаль улыбнулся мне.

– Это Эльза Хейнс. Это ее настоящее имя. Она работает в тесном контакте с фон Дюрренштейном.

– Это… Андрэ 1 – Они умны, эти люди. Они прекрасно приспосабливаются, всегда прекрасно выполняют свои обязанности. Они могут стать няньками или садовниками в зависимости от необходимости.

– Но Эдвард так ее любит.

– Конечно. Она превосходная няня и к тому же очень умная молодая женщина. Она постоянно находилась в этом доме с тех пор, как вы вернулись из Франции. Как ей повезло, что ты привезла ее сюда! Разумеется, этого она и добивалась.

– Ее брат…

– О нем потом. Давай сначала обсудим поведение Андрэ.

– Я знал, что кто-то постоянно проникает в мою комнату, – сказал отец. – Мы не могли понять этого. Ключ был только у миссис Черри, пока его не взяла Люсинда.

– Для этих людей достать ключ проще простого. Андрэ очень быстро сделала дубликат. Этим объясняется утечка секретных сведений. Андрэ систематически передавала информацию, добытую в этом доме.

– Как мы могли быть такими идиотами! – воскликнул отец. – Ведь все настолько очевидно.

– Все очевидно, когда ты знаешь об этом, – сказал Жан-Паскаль. Теперь о смерти моей внучки. Я не сомневаюсь, что она связана со всем этим.

Люсинда, моя милая, ты лучше всех знаешь Аннабелинду. Она была откровенна с тобой?

– Да, до известной степени.

– Тогда, может быть, ты сумеешь пролить на это какой-то свет. Человек, известный ей как Карл Циммерман, вернулся в Лондон. Ты не знаешь, он не пытался увидеться с ней?

– Да, он хотел встретиться с ней. Аннабелинда сказала мне, что он грозился все рассказать ее мужу, если она откажется продолжить их связь.

– Настойчивый любовник! Трудно представить фон Дюрренштейна в этой роли. Он любит только свою работу. Он и не стал бы специалистом такого класса, позволь он себе иметь другие интересы.

Под этим углом мы и должны рассматривать все случившееся. Почему ему понадобилось снова встречаться с Аннабелиндой? Он сгорал от любви к ней?

Он узнал о ребенке и захотел увидеть его? Это вызывает у меня улыбку. Нет. Он преследовал некую цель. Это знакомство могло оказаться полезным. Муж в военном министерстве. Тесная дружба с живущими в этом доме. Они уже поместили сюда Андрэ. Но им хотелось бы заставить еще кого-нибудь работать на них. Предполагаю, что он шантажировал Аннабелинду, угрожая разоблачить ее перед мужем, если она не поможет ему в его работе, воспользовавшись своими связями. Отталкивайся от этого и продолжай, прошу тебя, Люсинда.

Я рассказала им, в какой тревоге находилась Аннабелинда.

– Она в самом деле была как потерянная, – сказала я. – Никогда еще я не видела ее такой… кроме одного случая. Я помню, что мы находились в саду, и она плохо себя почувствовала. Ей захотелось пойти полежать. Я предложила побыть с ней, но она отказалась. Она всячески настаивала на том, чтобы ее оставили одну.

– Сколько времени она провела в доме? – спросил Жан-Паскаль.

– Должно быть, минут сорок пять.

– Этого достаточно, чтобы пойти в кабинет и что-то взять из бюро.

– Аннабелинда могла ознакомиться с информацией о Фолкстоуне, – сказал отец.

– Фон Дюрренштейн должен был дать ей ключ, а нянька следила, чтобы ей никто не помешал, – сказал Жан-Паскаль.

– Но зачем заставлять ее делать то, что с легкостью могла сделать Андрэ? – спросила я.

– Вероятно, чтобы испытать ее. Дать ей легкое задание, и, как только она выполнит его, путь назад для нее будет отрезан.

– Но она как раз и искала этот путь, осознав всю чудовищность своего поступка. Она страшно переживала из-за взрыва в Фолкстоуне и говорила, что собирается признаться во всем Маркусу.

– И ты думаешь, что она сказала о своем намерении фон Дюрренштейну?

– Да. Она собиралась с духом, хотела выбрать подходящий момент.

– Сообщив это фон Дюрренштейну, она подписала свой смертный приговор.

– И поэтому эти люди ее убили?

– Вполне возможно. Она собиралась признаться мужу «в подходящий момент». Она рассказала бы ему об украденном документе, переданном ею фон Дюрренштейну. Ее муж работал в военном министерстве. Вся шпионская сеть могла бы провалиться. Наша разведка находится в состоянии боевой готовности, ведь она давно пытается обнаружить фон Дюрренштейна и его организацию.

На минуту Жан-Паскаль задумался, а потом продолжал:

– Из-за этих мелочей, которые мы только что собрали воедино, я и нахожусь сейчас в Англии.

Узнав, что мою внучку убили, я спрашивал себя, каковы были мотивы. Я рвался приехать сюда и все выяснить. Видите ли, существовала эта ее злополучная связь с фон Дюрренштейном. В конце концов, этот человек – отец моего правнука.

– Вы считаете, что его люди заманили Аннабелинду и убили ее?

– Думаю, такая вероятность существует. Фальшивая нянька знала, что Аннабелинда собирается посетить этот дом. Она знала, что там моя внучка встречается с жилищным агентом. Вы спросите, зачем им потребовались все эти сложности? Почему нельзя было просто влезть ночью к ней в комнату и задушить ее? Зачем идти на все хлопоты, связанные с пустующим домом? Но слишком многое было поставлено на карту. Аннабелинда оказалась у них на пути, она представляла для них опасность, поэтому они устранили ее способом, который, по их мнению, был сопряжен с наименьшим риском для их организации. Нянька была в курсе, когда и с кем встречалась Аннабелинда.

Пустой дом оказался самым подходящим местом.

Убийство можно было свалить на бродягу… грабителя… кого угодно. Вот как я себе это представляю. Фон Дюрренштейн не хотел, чтобы его видели вблизи места преступления, ведь он уже несколько раз общался с жертвой. Хотя они встречались тайно, кто-нибудь мог увидеть их вместе. Никогда не знаешь, куда может привести расследование.

Поэтому он держался как можно дальше. Я, разумеется, читал все материалы по этому делу. Мне известно про фальшивого жилищного агента, который приходил в дом и которого видела экономка, по-моему, миссис Келловэй.

– Да, правильно.

Жан-Паскаль вновь взял конверт и достал из него фотографию человека, чье лицо мне было чем-то знакомо.

– Это Ганс Рейхтер, один из умнейших немецких агентов.

– Я, несомненно, уже видела его раньше, – сказала я.

– О да, конечно. Это случилось во время вашего путешествия через Францию, этот мужчина присоединился к вам с Эльзой, которая тогда считалась его сестрой, и назвался Жоржем Латуром.

– Не могу поверить. Как нас одурачили! Машина сломалась. Он починил ее… а потом Андрэ поехала с нами, а он отправился в Париж.

– Без сомнения, все было тщательно организовано. Эльза хотела попасть в Англию. Для нее это было не очень-то легко. Но тут появились вы в сопровождении высокопоставленного офицера британской армии. Фальшивые брат и сестра знали, кто ты. Люсинда. – Жан-Паскаль повернулся к моему отцу. Ваша деятельность, мой дорогой, не осталась ими незамеченной. Целью Эльзы было проникнуть в ваш дом. И как ловко ей это удалось!

– С нашей помощью.

– Ну, не надо. Ты не должна так говорить. Вы находились в неведении. Как могло оказаться иначе?

Ты дополнила то, что было известно мне, как я то, что было известно тебе, и мы смогли помочь друг другу проследить все действия этих людей и расставить все по местам.

Я смотрела на фотографию, вспоминая, как «Жорж Латур» пересекает обеденный зал, присаживается за наш стол вместе со своей «сестрой».

Все обман! Как мы могли позволить так легко провести нас?

– У человека, которого видела миссис Келловэй, была борода, – сказала я.

– Отрастить бороду нетрудно, – заметил Жан-Паскаль.

Я снова вспомнила сидящего рядом мужчину. И словно слышала его слова: «Я запускал фейерверк и покалечил руку». Все складывалось в единое целое.

– Этот фальшивый жилищный агент, – сказала я. – У него было что-то с руками.

– Да. Эта примета очень помогла нам.

– Миссис Келловэй оказалась очень наблюдательной, – промолвил отец, Это была важнейшая нить… за которую мы и ухватились.

– Удивительно, как малейшая неосторожность способна разрушить тщательно спланированную акцию.

– Да, – подтвердил отец. – Молодой человек уронил проспекты, которые позаботился достать, чтобы придать больше правдоподобия своей роли жилищного агента, а поднимая их, дал возможность экономке увидеть свою руку… и поэтому его опознали.

– Вы считаете, что убийца он? – спросила я.

– Это несомненно. Он разбил окно, проникнув в дом, и ждал там прихода моей бедной Аннабелинды. Потом впустил ее и немного поговорил с ней о продаже особняка. Правда, моя внучка уже видела его раньше, во время поездки через Францию, но борода сделала его неузнаваемым. Бедное дитя! Она была так молода! Я не успокоюсь, пока она не будет отомщена. Поэтому нельзя, чтобы твое поведение, Люсинда, хоть как-то изменилось после нашего разговора. Я установлю наблюдение за «Андрэ», и она со временем выведет нас на остальных. Она всего лишь мелкая рыбешка. Нашей целью является фон Дюрренштейн; Теперь мы действительно напали на его след. За «Андрэ» будут следить и ночью и днем, и результаты не замедлят сказаться. Самое главное, чтобы они не догадались, что нам про них все известно. Ты не должна ни взглядом, ни интонацией не выдать своего изменившегося отношения к «Андрэ» —.

– Мне ненавистна мысль, что Эдвард находится под ее надзором, сказала я.

– Не бойся. Она будет заботиться о ребенке.

Если она не станет этого делать, никакой выгоды это ей не даст. Возможно, что она искренне привязана к нему.

– Он-то, без сомнения, любит ее.

– Вот видишь. Забота о ребенке входит в ее служебные обязанности. Мы не знаем, сколько души она вкладывает в это, но поскольку мальчик не представляет угрозы для той деятельности, которую она считает своей настоящей работой, то «Андрэ» будет опекать его. За ней будут следить, и я не сомневаюсь, что вскоре все эти люди окажутся там, где, мы хотим их видеть.

– Полиция будет стремиться арестовать человека, убившего Аннабелинду.

– Очень может статься, что он будет осужден по другим статьям. Увидим. Но не сомневайтесь, они поплатятся за свои грехи.

Наш разговор продолжался еще очень долго.

Было уже поздно, когда мы отправились спать. Но я не могла сомкнуть глаз, а только снова и снова вспоминала все сказанное в этот вечер, и меня не оставляло чувство нереальности. Но чем дольше я размышляла, тем больше приходила к выводу, что в наших догадках много правды.

В последующие дни я пыталась ничем не показать своего изменившегося отношения к «Андрэ», выполняя категорическое предписание Жана-Паскаля. Это было нелегко. «Андрэ» для меня превратилась в совершенно другого человека. Я не могла не поражаться, что Эдвард любит ее, но ведь он знал ее почти всю свою жизнь.

Мы попали в сети шпионажа из-за легкомысленной интрижки Аннабелинды с немецким разведчиком.

Я понимала, что наша жизнь не сможет долго течь в прежнем русле. В недалеком будущем что-то должно произойти.

Так и случилось. Как-то Андрэ ушла из дома и больше не вернулась.

Это вызвало страшный переполох среди прислуги. Сначала миссис Черри пришла в полное негодование. Няня не имеет права так долго отсутствовать. Но, когда наступил вечер, а «Андрэ» все еще не вернулась, миссис Черри стала смотреть на это иначе. Ее волновала мысль, не была ли Андрэ убита. Когда случилось одно убийство, начинаешь думать, что может произойти и второе.

– Мы живем в ужасное время, мисс Люсинда.

И куда только Андрэ могла пойти?

Я поговорила с отцом.

– Мы должны что-то предпринять в отношении «Андрэ», – сказала я. Иначе пойдут толки. Мы должны что-нибудь придумать.

Отец согласился со мной.

– Я займусь этим, – сказал он. – Кстати, мы схватили их всех. Самого фон Дюрренштейна. Это большая удача. У них была явка в одном доме в Бэттерси. «Андрэ» привела нас прямо к ним.

– На это и рассчитывали.

– Я уже видел Бур дона. Он помогает французской разведке с самого начала войны. Для него это большой триумф.

– Что станет с «Андрэ»?

– Думаю, ее ждет судьба всех пойманных шпионов. Против Рейхера могут также выдвинуть обвинение в убийстве. Все они соучастники, разумеется… и все они виновны. С ними поступят по законам военного времени. Сомневаюсь, что правда когда-нибудь станет известна широкой публике.

Убийство Аннабелинды останется одним из нераскрытых преступлений.

– Думаю, многие будут остерегаться осматривать пустующие дома.

– Несомненно.

– Что мы собираемся сказать слугам об «Андрэ»?

– Я посоветуюсь с начальством. Согласен, что мы должны подумать, как прекратить толки. Нельзя допустить, чтобы люди просто уходили из дома и больше о них никто никогда не слышал бы.

Вскоре он предложил следующую версию. Французское посольство известило «Андрэ», что она должна без промедления с ними связаться. Ее брат находился при смерти, и французы организовали все для ее немедленного отъезда. Это объяснялось в письме, якобы отосланном моему отцу, которое он получил с некоторой задержкой. В послании говорилось, что «Андрэ» сейчас находится со своим братом. И когда она вернется – неизвестно.

История выглядела не слишком убедительно, но, после первой недоверчивой реакции, ее приняли за чистую монету. Этому способствовал тот факт, что во время войны могут происходить самые невероятные вещи, и уже примерно через неделю исчезновение «Андрэ» перестало быть главной темой разговора.

Эдвард отнесся ко всему иначе.

– Где Андрэ? – спросил он.

Я сказала ему, что она поехала к себе домой повидаться с братом.

– Ее дом здесь, – настаивал мальчик.

– О нет. У нее уже был дом перед приездом сюда.

– Мы поедем туда?

– Нет. Мы останемся здесь.

– Когда она возвращается?

Я прибегла к испытанному неопределенному ответу, ставшему уже пословицей после знаменитого заявления Асквита, призывавшего «набраться терпения».

Но Эдвард продолжал спрашивать про Андрэ.

Он немного всплакнул, укладываясь в постель.

– Хочу видеть Андрэ, – хныкал он.

Я целовала и обнимала его и рассказывала ему сказки, пока он не заснул. Меня поражало, что женщина, причастная к убийству его матери, так дорога Эдварду. Он только несколько раз видел Аннабелинду, и она не произвела на него никакого впечатления, разве что своей шляпкой. И он оплакивал Андрэ.

Я говорила Эдварду:

– Ничего. У тебя есть я… и все в Марчлэндзе.

У тебя есть пони Билли Бой, миссис Черри и все остальные.

– Я знаю, – отвечал он. – Но мне очень нужна и Андрэ.

Я стала проводить с мальчиком больше времени, но он продолжал спрашивать про Андрэ.

ПОБЕДА

Наступил сентябрь 1919 года, и началось общее решительное наступление англо-французских войск. Характер войны стал меняться. С каждым днем известия с фронтов становились все оптимистичнее.

Теперь мы знали: то, чего мы так ждали последние четыре года, должно вот-вот произойти.

Потом наступил ноябрь, пасмурные, туманные дни, казавшиеся, однако, самыми светлыми за много лет, благодаря надежде, внушаемой известиями с поля боя.

Как я была бы счастлива, находись Роберт дома, но мои страхи оставались со мной. Я мечтала о встрече с любимым. Мне хотелось сказать ему, как глупо было с моей стороны колебаться, метаться из стороны в сторону. Теперь меня мучил безумный страх, что он может не вернуться.

Я молилась за Роберта. Я хотела сказать ему, как сильно я его люблю. Последние годы заставили меня осознать это.

Отец пришел домой в страшном волнении. В Германии произошла революция. Кайзер бежал в Голландию.

Перемирие было подписано в одиннадцать часов одиннадцатого ноября. «На одиннадцатый день одиннадцатого месяца», – как говорили все. День, который мы будем помнить до конца жизни.

Война кончилась.

На улицах Лондона царило веселье, флаги свешивались из окон, звонили колокола, толпились люди. Повсюду слышалась музыка. Оркестры исполняли патриотические марши.

Миссис Черри передала общее желание слуг выйти на улицу и присоединиться к толпе, и я ответила, что они просто должны это сделать.

Пришел веселый Маркус.

– Что за великий день! – воскликнул он. – Вы должны присоединиться к общему ликованию.

Отец сказал, что Маркус прав. И предложил отправиться куда-нибудь отпраздновать победу.

Но сначала мы немного посидели в гостиной, обсуждая прекращение военных действий и пытаясь предугадать, как скоро солдаты вернутся домой.

– Как хорошо сознавать, что огонь в самом деле прекращен сегодня утром в одиннадцать часов, – промолвил отец. – Это положило конец бессмысленной бойне.

Он прибавил, что мы должны выпить за победу.

Когда мы подняли бокалы вина, появился посыльный. Отца вызывали по неотложному делу.

– Я приложу максимум усилий, чтобы развлечь Люсинду, – сказал Маркус. – И, возможно, вы сможете присоединиться к нам позднее.

Отец полагал, что его могут задержать, и поэтому не стал договариваться с нами о встрече.

– Бесполезно назначать свидание, – сказал он. – Думаю, что сегодня вечером рестораны будут переполнены.

– Значит, вы оставляете свою дочь на мое попечение?

– И делаю это с удовольствием, – ответил отец.

И таким образом я очутилась напротив Маркуса в элегантном ресторане, выходящем окнами на реку.

Все заполнявшие его люди пришли сюда праздновать. Слышались смех и веселая болтовня, сидевшие за разными столиками окликали друг друга. Оркестр играл патриотические мелодии.

Когда мы появились, официант бросился к нам и пожал Маркусу руку. Несколько человек зааплодировали. Восторженный прием ожидал всех военных, а Маркус, имеющий высокий чин и необычайно красивый в форме, выделялся среди них.

Я ловила на себе завистливые взгляды. Маркус рассмеялся и поднял руку в знак приветствия и благодарности за оказанный ему прием с присущим ему беззаботным видом.

Заказав обед, Маркус улыбнулся мне и сказал:

– Слава Богу, война кончилась. Мой приезд в «Сосновый Бор» и наша первая встреча кажутся такими далекими. А ведь тогда, увидев вас школьницу, такую чистую и невинную, – я сразу влюбился.

– Прошло всего четыре года. А кажется, что намного больше.

– Столько всего случилось. Я уже некоторое время хочу поговорить с вами и все не мог решить, имею ли я право… не слишком ли мало времени прошло после этого ужасного события. Бедная Аннабелинда! Так попасться, как она.

– Вы знаете? Они вам рассказали? – Я в замешательстве замолчала. Я опасалась, что сказала слишком много. Я знала, что причина убийства Аннабелинды должна оставаться секретом. Включался ли ее муж в число посвященных в тайну?

– Мне все рассказали по двум причинам, – объяснил Маркус. – Во-первых, вместе с вашим отцом я охотился за этими диверсантами. Второй причиной являлось то, что я был ее мужем.

– Значит, вы должны знать… все?

Маркус очень серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Вспомните, что полиция подозревала меня, пока я не смог неопровержимо доказать, что не был нигде поблизости от этого дома. А потом – одно потрясение за другим. Сначала ее смерть и павшее на меня подозрение… а затем я узнал правду. Я был идиотом, Люсинда. Я мог бы понять, я мог бы догадаться. Но все казалось настолько логично. В конце концов, именно вы не оставили ребенка.

Именно вы больше всех были озабочены его благополучием.

Я никогда еще не видела на его лице такого выражения. Это были и искреннее раскаяние, и совершенно не свойственная ему растерянность, словно он не знал, как облечь в слова свои мысли.

– Я был совершенно потрясен, – продолжал он. – Я не мог этому поверить. Но все выглядело так правдоподобно.

– Что вы имеете в виду, Маркус?

– Я говорю о ребенке. О том, что мне рассказала Аннабелинда.

Я была озадачена.

– Вы еще не поняли, Люсинда, что это вас я любил. А когда она рассказала мне, я не мог поверить… но ведь это казалось очевидным. Если бы дело было только во мне, я бы переступил через это. Я любил вас. Вы не такая, как все девушки, которых я встречал. Я знал, что нам было бы хорошо вместе. Но они могли узнать, я имею в виду своих родителей. Они могли лишить меня наследства. Я знаю их логику. Они сочли бы вас безнравственной женщиной. Вы не представляете себе, какие у них строгие понятия! Они уже долгое время давили на меня. Я должен был жениться.

Мой первостепенный долг пополнить нашу семью новыми Мерривэлами. Я знаю, вам трудно понять, но они совершеннейшие феодалы, со своими средневековыми представлениями. Нам с детства внушали, что на первом месте стоят интересы семьи.

– Маркус, почему вы все это мне сейчас говорите?

– Потому что я хочу забыть прошлое. Я хочу, чтобы мы все начали сначала прямо сейчас, в этот первый мирный вечер. Я хочу, чтобы мы начали строить наше будущее!

– О нет, Маркус.

– Выслушайте меня. Я повел себя глупо. Я должен был догадаться. Скандала, вот чего я боялся. Скандалы имеют обыкновение разражаться в самые неподходящие моменты. У меня просто не хватило мужества. Ведь подумать только, что это ее ребенок. Теперь она мертва. Бедная Аннабелинда! Она понимала, что я люблю вас, и настолько сама любила меня, что солгала, пошла на то, чтобы опорочить свою лучшую подругу. Но теперь все кончено. Мы должны забыть об этом. Мы должны сейчас начать все сначала.

– О чем вы говорите, Маркус?

– Аннабелинда знала, что я вот-вот попрошу вашей руки. Она рассказала мне, что, еще когда вы учились в школе, у вас было любовное приключение, в результате которого родился Эдвард. Она сказала, что вы были вынуждены отдать ребенка на попечение приемным матери и отцу, а когда они погибли, вас так замучили угрызения совести, что вы решили привезти ребенка домой, к своим родителям. Таким образом, вы могли оставить его при себе.

– Аннабелинда сказала вам это!

– Теперь я знаю, что это ее ребенок. Все это выплыло наружу, когда ее убили, когда немецкие шпионы попытались заставить ее работать на них.

Теперь я все ясно вижу, Люсинда. Но мы должны простить бедняжку Аннабелинду. Какой ужасной ценой она за все заплатила! Мы должны начать строить наше будущее. Пусть истечет положенное время, и тогда…

– Думаю, я должна сказать вам, Маркус. Я помолвлена с Робертом Дэнвером.

– О, но вы решили выйти за него замуж, потому что я женился на Аннабелинде. Он вас поймет.

– Это вы должны понять меня, Маркус…

– Я прекрасно понимаю ваши чувства. Мне не следовало так поступать ни при каких обстоятельствах. Я должен был понимать…

– Вы понимали, что вам не подходит женитьба на девушке, скомпрометировавшей себя в глазах общества, наверное, так выразились бы ваши родные. А усугубив свою вину еще больше, взяв к себе ребенка, она сделала брак с ней совершенно неприемлемым. Ваши действия определялись нормами общественной морали. Только так вы и могли поступить. К несчастью, пытаясь избежать затруднительных положений, вы попали в одно из них.

– Вы говорите с понятной горечью.

– Нет, не думаю. Я считаю, что все вышло к лучшему.

– Я люблю вас, Люсинда. Я хочу начать все заново.

– Жизнь редко предоставляет нам такую возможность. Когда все пошло не так, кому не хотелось бы начать все сначала? Но, вероятно, жалеть не стоит. Оставайтесь самим собой. Вы женитесь.

Ваша семья захочет, чтобы вы вспомнили о своем долге. Вы найдете себе очаровательную жену, воплощающую в себе все ваши чаяния, у вас появятся образцовые дети, делающие честь вам и вашим родным. Но любовь? Ваше чувство ко мне никогда не было глубоким, Маркус. Я более или менее подходила на роль вашей жены, и вы бы попросили моей руки. Но мой аморальный поступок как вы тогда считали – стал на вашем пути. Если бы вы любили меня по-настоящему, вы бы не посмотрели на это. Вы были привязаны к Дженни, но вопрос о женитьбе просто не стоял. Вы любили ваших с ней детей, но не могли открыто признать их. Вы понимаете, что я хочу сказать? Вы проживете счастливую жизнь, не сомневаюсь в этом. Люди вам симпатизируют. Посмотрите, как они приветствуют вас в этот вечер.

– Все дело в форме. Сегодня солдаты-герои повсюду в Лондоне. Завтра о них забудут.

– Вы выглядите таким доблестным воином. Ваше появление вызвало особый восторг. Вы заслужили это. Вы сражались за свою страну. Не будь таких мужчин, как вы, мы бы не праздновали сегодня победу. Вы заслуживаете счастливой жизни. Но вы не заслуживаете той любви, которую я могу дать, потому, что вы никогда не смогли бы любить меня так же.

– Испытайте меня, Люсинда.

– Я сказала вам, что уже помолвлена.

– Еще не поздно.

– Дело не в этом. Дело в том, – чего я хочу от своей жизни и с кем хочу разделить ее.

Маркусу оказалось трудно примириться с тем, что я сказала. Он не сомневался, что стоит ему объяснить мне причину, по которой он не попросил моей руки с самого начала, как я с готовностью откажусь от чего угодно ради него.

Самоуверенность, конечно. Но у него были для этого некоторые основания.

Я с нежностью посмотрела на него, подняла свой бокал и сказала:

– За ваше счастье, Маркус.

– Как оно возможно без вас?

– Возможно для такого человека, как вы.

Я заставила его понять, что я имею в виду. Я собиралась выйти замуж за Роберта и больше всего на свете хотела, чтобы он вернулся целым и невредимым.

Некоторое время Маркус молча смотрел в бокал.

Я видела, что он смирился с моим решением, хотя ему все еще казалось непостижимым, что я могла предпочесть ему Роберта.

Я заметила, как по его лицу скользнуло выражение покорности, и почувствовала облегчение.

Повсюду вокруг нас танцевали и пели «Долгий путь до Типперэри» и «Вьется длинная, длинная дорога».

Было уже поздно, когда мы вышли из ресторана и отправились домой по заполненным народом улицам, где празднование продолжалось, до глубокой ночи.

Я увиделась с Маркусом через несколько дней.

Он пришел к нам, и миссис Черри сообщила мне, что он ожидает меня в гостиной.

Когда я спустилась туда, он подошел ко мне и взял за руки.

– У меня для вас новость, – объявил он. – Я подумал, что вы должны узнать ее как можно раньше. Капитан Роберт Дэнвер завтра прибудет в Лондон.