Текст книги "Вайдекр, или темная страсть (Широкий Дол) (др. перевод)"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Сейчас наш путь пролегал по той дороге, где я впервые, еще маленькой девочкой, увидела панораму Вайдекра, – эти места мы с Ральфом особенно любили. Пока лошади скакали буковой рощей, перед моими глазами вставали долгие ленивые дни, которые мы проводили вместе в тенистых лощинах, сгорая от желания. Добравшись до вершины самого высокого холма, я увидела одно из наших любимых гнездышек в папоротнике. Мой стыд утонул в воспоминаниях о счастье.
Здесь, всего в нескольких ярдах от того места, где стоял сейчас мой конь, Ральф лежал как статуя, пока я нежно раздевала его и ласкала язычком и кончиками волос все его тело. Он стонал от желания и от усилий лежать неподвижно. В свой черед он нежно опрокидывал меня на траву и медленными, осторожными поцелуями, казалось, впитывал в себя каждый дюйм моего обнаженного тела. И только когда я буквально рыдала от желания, он брал меня.
Вспомнив, как я сгорала во влажном пламени наслаждения, я искоса взглянула на брата, недовольная тем, что он прервал мое лето с Ральфом, это чудесное лето, когда папоротники стояли вдвое выше нас, и только летящий высоко в поднебесье сокол мог видеть нашу наготу.
Я вдруг сказала:
– Мне надо назад, Гарри. Я не совсем хорошо себя чувствую. Это один из моих обычных приступов головной боли.
Брат с удивлением посмотрел на меня. Я почувствовала легкое сожаление, что он так легковерен.
– Беатрис! Позволь я провожу тебя домой.
– Нет, нет, – продолжала я притворно. – Не порти свою прогулку. Я поеду к Мэг и попрошу у нее целебного чая. Она так хорошо умеет его заваривать.
Не обращая внимания на его протесты и тревогу, я развернула лошадь и поскакала обратно. Я чувствовала, что Гарри провожает меня глазами, и старалась держаться в седле так, как будто каждый шаг лошади причинял мне неимоверную боль. Но едва оказавшись под защитой деревьев, я выпрямилась и поскакала кратчайшей дорогой к домику Мэг. Ральф сидел у дверей, прилаживая к капкану пружину, его собака вытянулась рядом у его ног. При одном только взгляде на него мое сердце задрожало. Он услышал звук копыт и отбросил работу в сторону. Его улыбка, с которой он подошел к воротам, чтобы встретить меня, была легкой и радостной.
– Устала от своего высокородного брата? – спросил он. – Я чувствовал себя просто пылью на дороге, в сравнении с ним.
Я не улыбнулась в ответ. Контраст между ними обоими был слишком велик.
– Мы поскакали к холмам, – объяснила я. – Там столько наших с тобой мест. Я скучаю без тебя. Пойдем на мельницу?..
Он кивнул, как бы подчиняясь приказу, и улыбка ушла из его глаз. Я привязала кобылу к воротам и последовала за ним по тропинке. Едва за нами закрылась дверь, Ральф обернулся, обнял меня, как бы желая что-то сказать, но я потянула его вниз на солому и настойчиво попросила:
– Сделай это, Ральф.
Мой гнев и моя грусть растаяли, едва я почувствовала такое знакомое, но каждый раз новое наслаждение, поднимающееся внутри. Ральф грубо поцеловал меня, – я видела, что его переполняют гнев и боль, – затем рванул ворот моего платья. Дрожащими пальцами я торопливо расстегивала кожаные ремни его бриджей, пока он путался во множестве моих юбок под амазонкой.
– Возьми меня, – нетерпеливо простонала я и рывком стянула юбки через голову.
Обнаженная, я распростерлась под ним и задрожала от наслаждения под тяжестью его тела. Мы задыхались, как гончие после быстрого бега. Мои пальцы стискивали его ягодицы, заставляя его глубже проникать в меня. Краем сознания я слышала мои собственные, рвущиеся из груди рыдания в такт нашим движениям. Затем неожиданно дверь распахнулась, и белая стена сияющего солнечного света буквально обрушилась на нас. На секунду мы замерли от ужаса.
В дверном проеме стоял мой брат, всматриваясь в темноту. Он непонимающе пытался разглядеть свою обнаженную сестру, пронзенную похотью и извивающуюся на грязном полу. Долю секунды никто не двигался, затем Ральф соскользнул с меня. Я откатилась в сторону, а мой любимый пытался прикрыть бриджами свою наготу. Никто не произносил ни слова. Казалось, что молчание длится уже целую вечность. Я выпрямилась, кое-как накинув на себя новую амазонку, но с обнаженной грудью, и смотрела на брата в каком-то ужасе.
Гарри издал всхлипывающий звук и с поднятым хлыстом бросился на Ральфа. Ральф был тяжелее и выше его, к тому же он участвовал в деревенских битвах с тех пор, как научился ходить. Он оттолкнул Гарри, и удар хлыста пришелся по рукам. Но следующим взмахом Гарри ударил его по лицу. Ральф вспыхнул от гнева, вырвал хлыст из рук брата, ударил его в живот и, подставив подножку, бросил на пол. Гарри упал на спину, и тяжелый пинок заставил его сложиться вдвое. Он вскрикнул. «Наверное, от боли», – подумала я и закричала:
– Ральф, не надо!
Но тут мой брат поднял голову с грязной соломы, и я увидела его ангельскую улыбку и странное выражение глаз. Кровь застыла в моих жилах при виде этого выражения блаженства на его лице, когда он лежал в грязи у ног Ральфа и рабскими глазами смотрел на моего любимого и кнут в его руке. Затем, не обращая внимания на окружающую грязь, он подполз к ногам Ральфа.
– Ударьте меня, – попросил он молящим голосом, – о, пожалуйста, ударьте!
Переглянувшись с Ральфом, мы поняли, что, кажется, выйдем сухими из воды. К тому же, мне, наконец, стало ясно, почему Гарри выставили из школы доктора Ятли.
Несколько ударов кнута, которыми Ральф наградил Гарри, заставили того, содрогаясь от наслаждения, зарыдать. Будущий владелец Вайдекра, плача как ребенок, прятал лицо в грязной соломе на полу, его руки обнимали босые ноги батрака. Ральф и я смотрели друг на друга в молчании.
И это молчание продолжалось, казалось, все лето. Теперь мой брат не ходил за мною по пятам во время моих прогулок, не маячил возле конюшни, когда я запрягала свою лошадь, не сидел около меня в гостиной. Он неотступно следовал за каждым шагом Ральфа. Отец был доволен, что Гарри неожиданно стал проявлять интерес к нашей земле. Медленно мой брат изучал наши поля, речку, лес, доверчиво следуя за Ральфом, как его новый щенок спаниель. Пока Ральф проверял силки, разбрасывал приманку для дичи, устанавливал капканы, примечал лисьи и барсучьи норы, Гарри следовал за ним, как тень, постепенно постигая то, что я узнала еще ребенком.
Я была, наконец, свободна от него, но, встречаясь с Ральфом, в его молчаливом, но зорком присутствии, мы оба чувствовали кошмарную неловкость. И когда через несколько дней я, встав пораньше, пока Гарри еще спал, отправилась на свидание с Ральфом, мы даже не обнялись, как бывало прежде. Я испытывала холод и напряжение, Ральф же был сдержан и молчалив. Мне казалось, что в любую минуту может появиться Гарри, и та ужасная сцена повторится. Я даже не решалась спросить Ральфа о моем брате. Что происходило между ними во время их долгих прогулок по поместью? Бывало ли, что Ральф заносил над моим братом свой кнут и…? Нет, я не могла об этом спрашивать. Я не могла вообразить их вместе. Как бы меня это ни интересовало, у меня просто язык не поворачивался говорить на эту тему.
Наверное, мне полагалось ощущать ревность, но я ее не ощущала. Волшебное лето с Ральфом, юным темноволосым богом, кончилось. Оно кончилось для меня в тот жаркий день, когда Ральф снял свой картуз перед Гарри, а тот его даже не заметил. Мой любимый преподал мне науку наслаждения и научил меня держать мое сердце в узде, но для нас не было будущего. Он был одним из наших людей, слугой, а я была Хозяйкой Вайдекра. И когда я охотилась с гончими или ехала в нашей коляске в церковь, или прогуливалась по саду, я больше совсем не стремилась встретить Ральфа с его понимающей улыбкой. Это не было ревностью, я испытывала острое чувство касты, заставляющее меня ненавидеть эту, обращенную к моему брату, улыбку и содрогаться от злости при виде гэймкипера, распоряжающегося наследником Вайдекра.
Поэтому я редко видела Ральфа в последующие недели, и он тоже не искал меня. Однажды, когда мы с мамой ехали в коляске в Экр, мы встретили его, и мне показалось, что в его бархатных черных глазах промелькнуло желание что-то сказать мне. Будто бы ему хотелось свободно поговорить со мной, высказать какую-то тайную мысль. Но он не стал торопить события.
Вскоре в нашем поместье участились случаи браконьерства. После эпидемии, случившейся весной, цена на баранину резко выросла, и теперь даже наши собственные арендаторы совершали набеги на наши вольеры с дичью. У нас пропадали фазан за фазаном, и каждый раз за столом Гарри расхваливал предусмотрительность и храбрость Ральфа.
У Ральфа действительно была опасная работа. Наказанием за браконьерство служила казнь через повешение, и люди, промышляющие им, были просто отчаянными. Многие из них становились убийцами, если сталкивались со сторожами, выследившими их. Ральф всегда держал свое ружье заряженным и носил с собой толстую палку. Его обязательно сопровождали две собаки: черная ищейка и щенок спаниель, трусившие с обеих сторон.
За завтраком, обедом и ужином мы непременно становились слушателями горячих разглагольствований Гарри о подвигах Ральфа в войне против браконьеров. Затем, когда Беллингс, наш сторож, заболел, Гарри предложил платить Ральфу дополнительно два шиллинга в неделю и назначить его сторожем, пока тот не поправится.
– По-моему, он слишком молод, – в раздумье ответил отец. – Может быть, лучше нанять на это время кого-нибудь постарше.
– Но никто не знает поместье лучше, чем Ральф, папа, – горячо возразил мой брат. – И хотя он молод, он уже вполне взрослый и силен как бык. Ты бы видел, как легко он кидает меня на обе лопатки, когда мы боремся. Не думаю, чтобы кто-то другой справился с этой работой лучше.
– Ну что ж, – согласился отец, – ты займешь место Хозяина, когда меня не станет. И если тебе приятнее иметь молодого сторожа, то я не стану возражать и с радостью приму твой совет.
Я вскинула глаза на отца и тут же опустила их. Всего несколько дней назад папа спрашивал меня об этом. Тогда я, конечно, превознесла Ральфа до небес, поскольку обожала его. Но сейчас меня одолевали сомнения, что мы поступаем правильно. Мой брат буквально заглядывал ему в рот, и я не пропустила мимо ушей упоминание об их борьбе. Это напоминало историю со Ставлеем. Я боялась влияния Ральфа на импульсивное сердце Гарри, сама не знаю почему.
– Сегодня нужно пересчитать овец, – сказал отец, глядя через стол на нас обоих.
– Я пойду, – вызвался Гарри, – но только после обеда. Ральф нашел гнездо пустельги, и я хочу сходить за ним, пока курочка не принесла второй выводок.
– Лучше мне сходить, – возразила я, – у них может быть болезнь, а ты не узнаешь симптомов.
Папа прямо сиял.
– Я, кажется обзавелся двумя бейлифами вместо одного, – радостно сказал он маме. – Что скажете на это, мэм?
Мама тоже счастливо улыбалась. Все шло как нельзя лучше.
– Я думаю, надо пойти Гарри, – пропела она сладким голосом. – Беатрис пусть лучше нарежет в саду цветов, а после обеда мы можем отправиться в гости.
Мои глаза невольно обратились к папе за поддержкой. Но он и не взглянул на меня. Сейчас, когда его сын вернулся домой, наше легкое, любовное товарищество стало ему не нужно. В его глазах светились гордость и любовь, когда он смотрел на своего стройного, золотоволосого сына. Теперь перед ним был не маменькин сыночек, а будущий Хозяин Вайдекра.
– Пусть едет Гарри, – бросил отец с бессознательной жестокостью. – Я поскачу с тобой, Гарри, и если ты на самом деле еще не знаешь симптомов овечьей болезни, то сейчас самое время их изучить. Вайдекр – это тебе не игрушка.
– Но сегодня я хотела туда отправиться, – мятежно продолжала я.
Папа поглядел на меня и рассмеялся, как будто нашел в этом нечто забавное.
– Ах, Беатрис, – он беззаботно махнул рукой, – теперь тебе надо становиться леди. Я передал тебе все, что знаю о земле. Наступила мамина очередь учить тебя заниматься домом. Научишься – и будешь управлять своим мужем везде: и в полях, и в гостиной.
Он опять рассмеялся, мама вторила ему тоненьким голосом, моя карта была бита.
После их возвращения, за чаем Гарри пытался убедить отца, что Ральфа и Мэг следует переселить в лучший коттедж. Услышав это, я не могла сдержаться:
– Чепуха, – воскликнула я. – Ральф и Мэг прекрасно устроились. Они почти ничего не платят за аренду. К тому же, оба слишком ленивы для того, чтобы содержать хозяйство в порядке. Мэг просто не будет знать, что ей делать с хорошим домом.
Отец кивнул, но продолжал смотреть на Гарри. Он ждал его совета, ему важно было только его мнение. Мнение же дочери, независимо от того, права она или нет, не имело значения. Будущее принадлежало Гарри. Он был наследником.
Папа не стал меньше любить меня. Я знала это. Но я выпала из зоны его интересов. Мне полагалось скакать верхом, играть на пианино, рисовать пейзажи, – типично женские занятия. Мое будущее не было связано с Вайдекром.
Отец прислушивался к Гарри, а Гарри прислушивался к Ральфу. И, насколько я знала последнего, он запросто мог использовать свое влияние в собственных целях.
– Ральф – важный для нас человек, – твердо сказал мой брат. Он приобрел спокойную уверенность, но не потерял мягкости голоса и манер. Он открыто мне противоречил, но даже не подозревал этого. – Будет просто позором потерять его. А я думаю, многие захотели бы иметь такого работника. И они согласились бы платить ему больше. Может быть, отдадим ему коттедж Тайков, когда умрет старик. Он как раз находится недалеко от вольеров.
Я просто взорвалась от гнева при виде глупости моего брата.
– Какая чушь. Этот коттедж стоит сто пятьдесят фунтов в год, и плата за наем для нового арендатора составит сто фунтов. Мы не можем бросаться такими деньгами. Лучше отремонтировать их домишко или перевести их в домик получше. Но коттедж Тайков! Об этом не может быть и речи.
– Беатрис, не забывай о приличиях, – автоматически сказала мама, даже не прислушиваясь к предмету спора.
Я не обратила внимания на это замечание, но кивок отца заставил меня замолчать.
– Я подумаю над этим, Гарри, – сказал он. – Ты прав, Ральф – хороший работник. Но Беатрис тоже права, коттедж Тайков слишком дорог для них. Конечно, им нужно что-то получше, чем та развалюха у ручья. Парень знает свою работу и хорошо ее выполняет. Я подумаю.
Мой брат кивнул и улыбнулся мне. В его улыбке не было торжества. Дружба с Ральфом добавила ему уверенности, но не высокомерия.
– Ральфу будет приятно, – добавил он безмятежно.
Тут я совершенно отчетливо поняла, чья это идея. Аргументы и даже слова показались мне знакомыми. Да, мы с Ральфом были любовниками, но он в кулаке держал моего брата. Через него он мог влиять на отца. Насколько я знала Ральфа, его манило нечто большее, чем хорошенький коттедж Тайков. Он стремился владеть землей, и чем больше, тем лучше. Больше того, он хотел владеть нашей землей. Он здесь родился, здесь он собирался и умереть. Коттедж был только первой ступенькой, и я даже не могла вообразить, к чему еще он потянется, чем удовлетворится его голод. Я понимала это так ясно, потому что испытывала те же чувства. Я могла бы пойти на любое преступление, любой грех ради нашей земли. Со все возрастающим страхом я наблюдала за своим одурманенным, безвольным братцем.
Извинившись, я вышла из-за стола и, не слушая маминых возражений, побежала к конюшне. Мне необходимо было увидеть Ральфа, чтобы узнать, насколько велика его страсть к Вайдекру. Если он хочет его так же, как хочу его я, – этот безмятежный и прекрасный дом, роскошный сад, склоны холмов и серебряные песчаные тропинки – тогда наша семья обречена. Неожиданно рядом со мной один из кустов зашевелился, и оттуда выглянула голова Ральфа.
– Ох, – едва выдохнула я, – как ты меня напугал.
– Тебе не следует ездить одной, Беатрис, – усмехнулся он в ответ.
Я направила лошадь прямо в гущу громадного куста, чтобы посмотреть, чем занимался Ральф. Оказалось, что он устанавливал там огромный капкан на человека, – страшное оружие против браконьеров. Почти четыре фута шириной, сделанный из закаленного острого железа, он захлопывался в одно мгновение с ужасающим звуком, напоминавшим удар бича.
– Что это за орудие пытки! – воскликнула я. – Почему бы тебе не установить его на тропинке?
– Тропинка хорошо видна из моего дома, – ответил Ральф. – И браконьеры это тоже знают. А здесь, перед тропинкой, они проползают через кусты, чтобы подобраться к фазанам. Я сам видел их следы. Мне кажется, капкан явится для них неожиданным сюрпризом.
– Он может убить человека? – спросила я, рассматривая его ужасные зубья.
– Вполне, – спокойно уверил меня Ральф. – Хотя это зависит от случая. В больших поместьях на севере их устанавливают вдоль стен и проверяют один раз в неделю. Если в него попал человек, то за это время он истечет кровью и умрет. Но твой отец не позволяет таких вещей. Если сюда попадется счастливчик, то ему просто поломает обе ноги, если же повезет – и будет порезана какая-нибудь важная артерия, – то он может умереть.
– Ты успеешь спасти его?
– Нет, – протянул он. – Ты однажды видела, как я перерезал горло оленю, помнишь, как быстро он истек кровью? Так же и человек. Но шанс остаться в живых все-таки есть.
– Ты бы предупредил свою мать, – предостерегла его я.
Ральф рассмеялся.
– Она убегает едва увидит его, говорит, что он пахнет смертью. – Тут он искоса взглянул на меня. – Я сплю здесь один после обеда и ночью сторожу его.
Я проигнорировала этот намек, хотя по моей коже пробежали мурашки при воспоминаниях о длинных послеобеденных часах, проведенных в этом домишке.
– Ты подружился с Гарри? – спросила я.
– Он хочет освоиться в ваших лесах, – кивнул Ральф. – Хоть у него нет такого чутья, как у тебя, но со временем он станет отличным хозяином, особенно при хорошем бейлифе.
– Но у нас никогда не было бейлифа, – быстро возразила я, – в Вайдекре никогда не держали бейлифов.
Ральф, все еще стоя на коленях, кинул на меня долгий, испытующий взгляд. Его глаза сверкали так же холодно, как зубья этого капкана.
– Почему бы следующему Сквайру не обзавестись им, – протяжно переспросил он. – Особенно если бейлиф будет знать землю лучше, чем он сам. Может быть, бейлиф станет лучшим ее хозяином, чем сам Сквайр. Разве такого не бывает?
Я соскользнула с лошади и бросила поводья на ближайшую ветку.
– Давай сходим к реке, оставь пока свою работу, – и я пошла вперед, издалека обходя капкан. Ральф набросал на него листьев и направился за мной. Мы шли молча. Впереди журчала Фенни, наша чудесная речка, чистая, как лед в горах. Стоило хоть полчаса посидеть здесь с удочкой, и у вас уже набиралось полное ведерко угрей. Галька на берегу казалась на солнце золотой, а сама река текла, как струя серебра, с янтарными заводями в тени деревьев. Мы смотрели на нескончаемый поток воды и вдруг вместе вскрикнули: «Смотри-ка, форель!» – и тут же рассмеялись. Наши глаза встретились, и мы прочли в них одинаковую любовь к форели, реке и сладкой земле Суссекса. Мы улыбнулись друг другу.
– Я родился и вырос здесь, – сказал вдруг Ральф. – Мой отец работал на этой земле, и его родители работали, и их родители тоже. Я думаю, мне это дает какие-то права.
Речка что-то спокойно шептала.
Ствол упавшего дерева медленно покачивался у берега. Я ступила на него и уселась, свесив ноги в воду. Ральф прислонился к одной из ветвей и посмотрел на меня.
– Я знаю, что будет со мной, – спокойно сказал он. – Я не стану отказываться ни от этой земли, ни от удовольствий. Помнишь, как мы в первый раз говорили об этом?
Форель плеснула позади него, но он не оглянулся. Он смотрел на меня так же, как мой совенок по ночам: внимательно, как будто читая мои мысли.
– Одна и та же земля и одно и то же удовольствие для нас с тобой?
Он кивнул.
– Ты ведь все сделаешь, чтобы стать Хозяйкой Вайдекра, не правда ли, Беатрис? Отдашь все, что имеешь, всем пожертвуешь, только бы остаться здесь, скакать каждый день по этой земле и иметь возможность сказать: «Это – мое».
– Да, – согласилась я.
– Но тебя отошлют отсюда, – сказал он. – Ты уже не ребенок. Тебя увезут в Лондон и выдадут за кого-нибудь замуж, а муж, возможно, даже увезет тебя в другое графство. Там все будет чужим. Травы будут пахнуть по-другому, земля будет другая. Молоко и сыр будут иметь другой вкус. Гарри женится на какой-нибудь высокородной девушке, и она станет хозяйничать здесь вместо твоей матери. Тебе еще повезет, если тебя пригласят сюда хотя бы на Рождество.
Я ничего не отвечала. Все это было правдой. Я часто представляла себе такую картину. Меня отошлют отсюда. Гарри женится. Вайдекр больше не будет моим. Мне придется жить где-нибудь в захолустье, или, того хуже, в Лондоне. Я ничего не говорила, но в моей душе назревал страх.
Вся моя воля и вся моя страсть не могли спасти меня.
Ральф отвернулся от меня и стал смотреть на воду.
– Есть один способ остаться здесь и стать хозяйкой Вайдекра, – медленно проговорил он. – Это долгий и извилистый путь, но, в конце концов, мы получим все, к чему стремились.
– Каким образом? – спокойно спросила я. Горечь одиночества сделала мой голос таким же тихим и медленным, как его. Ральф опять повернулся ко мне, и мы склонились друг к другу, как заговорщики.
– Когда Гарри наследует имение, ты останешься с ним. Он доверяет тебе не меньше, чем мне, – говорил Ральф. – Но мы обманем его, ты и я. Я буду обманывать его на ренте, на налогах, на земле. Я скажу ему, что надо платить больше налогов, и заберу себе разницу. Я скажу ему, что нам нужны новые особые семена, и возьму себе остаток. Или я скажу, что нам нужны новые племенные животные, и заведу себе стадо. Ты сможешь надувать его со счетами. На его жалованье слугам, расходах по дому, ферме, конюшне, пивоваренному заводу. Ты знаешь это лучше, чем я. – Он взглянул на меня, я кивнула в ответ. Да, я разбиралась в этом. Я принимала участие в управлении имением с ранних лет, когда Гарри еще учился в школе. По моим расчетам, действуя с Ральфом заодно, мы бы сделали Гарри банкротом за три года.
– Мы разорим его, – голос Ральфа перешел в шепот, сливающийся с шепотом реки. – Ты можешь отделить себе приданое и установить над ним опеку лондонских стряпчих. Твое состояние будет в безопасности, а его мы сделаем банкротом. На деньги, которые я на нем заработаю, я куплю у него Вайдекр. И стану здесь хозяином, а ты станешь тем, кем стремишься быть – хозяйкой самого прекрасного поместья и самого лучшего дома в Англии, леди Вайдекр, женой Сквайра.
– А как же Гарри? – мой голос был холоден как лед.
Ральф презрительно сплюнул в реку.
– Он просто глина в руках любого. Он может влюбиться в хорошенькую девушку или хорошенького мальчика. Он может повеситься или стать поэтом. Он может жить в Лондоне или уехать в Париж. У него будет достаточно денег после продажи имения, он не будет голодать. – Он улыбнулся. – Он сможет навещать нас, если ты захочешь. Меня не волнует судьба Гарри.
Я улыбнулась в ответ, и мое сердце забилось быстрее от нахлынувшей надежды.
– Может, что-нибудь и получится, – сказала я нейтрально.
– Должно получиться, – ответил Ральф. – Я думал об этом много ночей.
Я представила его прячущимся в папоротнике, высматривающим браконьеров, но его пронзительные глаза видели не только их, но и неясные тени будущего, в котором не будет темных ночей. Вот он беседует с другими богатыми людьми после хорошего обеда, разглагольствует у догорающего камина о лености слуг, видах на урожай, некомпетентности правительства. Ему это пошло бы, к нему стали бы прислушиваться и соглашаться.
– Этому может помешать одна вещь, – сказала я.
Ральф молча посмотрел на меня.
– Мой отец здоров как бык. Он вполне способен зачать завтра же еще одного ребенка и обеспечить его охраной и уходом. Кроме того, сейчас Гарри, может, и покорен тобой, но я сомневаюсь, что это продлится еще двадцать лет. Моему отцу сорок девять. Не исключено, что он проживет еще сорок лет. К тому времени, когда его не станет, я уже буду лет тридцать пять замужем за каким-нибудь толстым шотландцем и приобрету кучу детишек, а возможно, и внуков. А жена Гарри, кто бы она ни была, успеет подарить ему нескольких наследников, и они к тому времени тоже уже подрастут. Все, на что ты можешь рассчитывать, – это коттедж Тайков, а все, на что могу рассчитывать я, – это, – мой голос захлебнулся слезами, – это изгнание.
Ральф кивнул понимающе.
– Ты права, – подтвердил он. – Это проблема. Наш план должен осуществиться, но привести его в действие надо сейчас, этим летом. Пока Гарри слушает меня и восхищается тобой. Сейчас, пока мы оба хотим землю и друг друга. Я не хочу ждать, Беатрис.
Его глаза сверкали. Он был влюблен в меня и в мою землю, – невыносимое положение для батрака. Но суровая реальность моей будущей жизни без Вайдекра тоже сулила безрадостные картины, она была полным контрастом тому, что обещал мне Ральф.
– Мой отец вполне здоров, – холодно произнесла я.
Последовала долгая пауза, в молчании мы как бы измеряли глубину решимости друг друга в достижении наших целей.
– Всякое возможно. – Слова Ральфа упали в это молчание, как камень падает в воду. Я ничего не ответила, сравнивая ужас от потери моего восхитительного, моего обожаемого отца с ужасом потери Вайдекра, сопоставляя драгоценную жизнь такого жизнелюбивого и шумного человека с холодом и одиночеством моего изгнания, которое несомненно последует непосредственно за моим шестнадцатилетием. Я без улыбки смотрела на Ральфа.
– Возможны случайности, – пустым голосом сказала я.
– Это может произойти даже завтра, – так же бесцветно произнес Ральф.
Я кивнула. Как руки кружевницы, распутывающие клубок пряжи, мой разум исследовал путь, который через пропасть греха и преступлений привел бы меня к солнечной дороге обладания моим домом. Я соизмеряла, что ужаснее: потерять отца или собственное благополучие, – прикидывала, насколько Гарри влюблен в Ральфа и как далеко это может его завести; думала о моей матери и о том, что потеря отца сделает меня более уязвимой. Но снова и снова я возвращалась мыслью к безрадостной картине чужого северного замка. Она уязвляла мое сердце. Внезапно возникшее равнодушие отца также глубоко ранило меня. Он предал меня прежде, чем я даже помыслила о чем-то плохом. Я вздохнула. На все это находился только один ответ.
– Это должно получиться, – опять повторила я.
– Это должно получиться сейчас, – поправил меня Ральф. – Настроение Гарри может измениться через год, через пару месяцев. Если он, например, отправится в университет, мы оба потеряем власть над ним. Это должно случиться этим летом. Может быть, завтра.
– Завтра? – переспросила я в ужасе. – Ты говоришь, завтра? Что ты имеешь в виду?
Глаза Ральфа ничего не выражали.
– Да, – скупо повторил он. – Я имею в виду именно завтра.
– Почему так скоро? – изумилась я, чувствуя инстинктивное отвращение.
– А зачем ждать? – Ральф смотрел на меня. – Для меня ничего не изменится. Я верю в твое мужество, Беатрис. Если ты любишь Вайдекр, если ты хочешь жить здесь, если ты такая, как я думаю, – то зачем ждать? – Его глаза сузились, изучая меня. Я знала, что вместе мы способны на все. Без меня у него никогда бы не родился этот план. Без меня ничего бы не получилось. Без него я бы тоже ничего не могла сделать. Мы поддерживали друг друга, словно пара падших ангелов, которые ведут друг друга в ад. Я глубоко вздохнула, чтобы немного замедлить биение моего сердца. Под нами безумолчно журчала река.
