Текст книги "Экзегеза"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

О. Вербальная память.

В. Почему я считал, что мои чувства обострились, т. е. я будто видел впервые?

О. Это может происходить во время психоза под действием психодислептиков.

В. И Космос? Все увязывается вместе?

О. «Расползание смыслов», типично для психоза.

В. Иностранные слова и термины, которых я не знал?

О. Открытие банков долговременной памяти. Исторжение их содержимого в сознание.

В. Разрешение проблем, т. е. ксерокопированное послание.

О. Проблем не было; они были безвредны.

В. Откуда чувство временной дисфункции?

О. Дезориентация.

В. Откуда чувство, что разум, овладевший мной, мудрее и способнее меня?

О. Выход психической энергии.

В. Почему тот разум и все переживание было столь синтонично? Если оно было синтонично моему эго, почему оно было подавлено?

О. Мое эго было уничтожено, потому слово «синтоничный» здесь не подходит. Синтонично чему?

В. С практической точки зрения я действовал лучше. Как это могло быть?

О. Я лишь субъективно чувствовал себя лучше. Не было тревоги.

В. Почему я вновь искал пережить этот опыт, если это были прорвавшиеся подавленные содержания? Мог ли я не дать им пройти или никогда не отпускать их после 3-74? Содержания и иной разум ускользнули; я пытался удержать их, но тщетно.

О. Я был ограничен к собственной же пользе. Мне нравился этот кайф.

В. Что? «Кайф»? Разве психоз равен кайфу?

О. Мания. Я маниакально-депрессивный.

В. И шизофреник? И экстраверт, и интроверт? Разъясни, пожалуйста.

О. Смешанный, или «пограничный» психоз.

В. Нет, это была вычурная шизофрения с религиозным окрасом. Неудовлетворительно.

О. Тогда кататоническое наслаждение.

В. То есть диагноз ОСМН^[192] был неверным? Не маниакально-депрессивный?

О. Именно так. Неверным.

В. Почему тогда были вспышки, когда мысль разгонялась все быстрее и быстрее? Это мания.

О. Литий мог блокировать манию. У меня была интоксикация литием.

В. Тогда это была не шизофрения. Это было химическое отравление.

О. Возможно. Комбинация того и другого. Плюс ортомолекулярные водорастворимые витамины.

В. Но ортомолекулярные водорастворимые витамины от шизофрении.

О. Это только предположение.

В. Если 2-3-74 было психозом, тогда какое состояние эго он разрушил?

О. Невротическое. Или смазанное шизофреническое. Под действием стресса слабое эго распадается.

В. Тогда как могли остаться мои фобии, связанные с тревожностью? Напр. агорафобия?

О. Это неопределимо. Что-то не так. Они должны были уйти или переполнить меня. Неполноценное эго, должно быть, осталось неповрежденным.

В. Было ли мое «диссоциативное» поведение ненормальным?

О. Нет, оно помогало разрешить проблемы. Это неопределимо.

О. Возможно, настоящих проблем не было.

О. Не так. Это было время налогов.^[193]

В. Тогда мы говорим о тормозящем и обходном поведении, ведущем к разрешению кризисных проблем.

О. Да.

В. Это на 180 градусов в сторону от осмысленного определения психоза. Мы можем объяснить все переполнением бессознательным материалом, но этот материал никак не мог помочь в разрешении проблем. Улучшились навыки: адаптация к реальности и исчезновение реакции бегства. Бегство и адаптация противоположны друг другу. Нельзя одновременно убегать и решать проблемы, это диаметрально противоположные движения, одно прочь, другое по направлению к. Мы должны как-то обозначить взаимоисключающие состояния бегства от неразрешенных проблем, движения к проблемам и их мастерское разрешение. Объясни, как организм может одновременно убегать, стоять и сражаться.

О. Организм сложен, совсем не прост. Одна часть убежала, другая ее заменила, а проблема решена.

В. Та часть, которая решала проблемы, справилась с этим?

О. Да.

В. Могли ли та часть, которая убежала, что-то сделать, если бы осталась?

О. Нет.

В. Тогда та часть, которая никогда не имела дела с реальностью, оказалась более приспособляемой и эффективной.

О. Она соответствовала требованиям.

В. На каком основании она действовала? Опыт? Пробы и ошибки?

О. На инстинкте. Она знала, что делать.

В. Тогда она идеально подходила для разрешения этих проблем.

О. Да, она подходила идеально.

В. Это не психоз. Это резервная психика, которая хранилась в готовности к решению уникальных проблем.

О. Да.

В. ЧТД. Речь идет о мета– или паранормальной деятельности, не о психозе, который по определению не способен к приспособлению, разрешению проблем, тестированию реальности. Было ли тестирование реальности? Или ускользание от нее?

О. Было тестирование.

В. Это нуль-психоз. Ты противоречил сам себе. Это скрытый высший центр мозга. Психотический эпизод создавал проблемы; он не решал их. Это проблема, так же, как и крах рациональных попыток решить проблемы. Были ли эти решения и действия рациональны?

О. Хотя и религиозно окрашенными…

В. Дело не в этом. Проблемы были решены?

О. Да. Психотическим «я».

В. Это оксиморон. «Мной овладело психотическое „я“ и решило проблемы». Вот куда вели вопросы. Эго не могло решить проблемы из-за их суровости, убежало, а на его месте другое «я» успешно разрешило все проблемы. Это ведет нас к новым, неизведанным горизонтам.

О. Тогда загадка остается.

В. Мы ничего не узнали.

О. Ничего.

В. По прослушивании пленки у тебя появилось какое-нибудь озарение или догадка, кто или что такое разум Валис? (Позже)

О. Да. Он женский. Он на другой стороне – это посмертный мир. Он был со мной всю мою жизнь. Это моя сестра-близнец Джейн. На нее указывал один сон и этого достаточно. «Феи определенно мертвы». Два ключа. Это объясняет, почему больше ни у кого не было такого опыта. Другая душа, которую я ношу в себе, принадлежит моей мертвой сестре – см. «Доктор Смерть», когда ситуация перевернулась; см. «Помутнение».

1) Во мне есть другая душа. В моем правом полушарии. 2) Она женская, 3) Она на другой стороне (после смерти). 4) Она мой дух-наставник. На что это указывает? На мою сестру.

(1979)

В. Говорит ли кто-то (Божественное) со мной?

О. Да.

В. Вспомнил ли я (мою истинную личность)?

О. Да.

:.:.:это гностицизм. Голос, который со мной говорит – это зов. Моя подлинная забытая личность – изначальный человек или его искра. И это я, пробуждающий себя же.

В. Видел ли я многое, ставшее единым?

О. Да. Я назвал это Валис.

:.:.:это гностическое восстановление

В. Вспомнил ли я прошлые жизни?

О. Да.

В. И видел бесконечное пространство?

О. Да.

:.:.:я испытал бесконечное пространство и бесконечное время. Это гностицизм.

В. Видел ли я тюрьму вокруг нас?

О. Да.

:.:.:это гностицизм.

Записав все это (4 часа утра), я лег в кровать, размышляя: «Это, несомненно, гностицизм». Объяснение почти подходит – почти, и все равно – мне вдруг стало ясно, что гораздо проще и убедительнее все можно было бы объяснить, если бы это был Христос, реальное присутствие подлинного Христа и проявление силы Христа связывать и развязывать, спасать, Христос как Пантократор и эсхатологический судия. (А значит, отсюда обертоны Страстной Пятницы и Пасхи, отсюда и мои моральные поступки по отношению к Ковенант-Хаус).^[194]

(ок. 1981)

Глава восьмая

Три заключительных притчи

Ибо Господь не делал смерти и не получает удовольствия от уничтожения живого существа: он создал все вещи, чтобы они могли быть. Творящая сила; мира, созданного для жизни; нет в них смертельного яда. Смерть – не Царь Земли, ибо Справедливость бессмертна.

Но хороший человек, даже если он умирает безвременной смертью, пребудет в покое. Ибо не длина жизни и число лет делают славу возрасту; если у людей есть понимание, достаточно седых волос и незапятнанная жизнь – это и есть подлинная зрелость. Был однажды человек, который угодил Богу, и Бог принял его и взял его еще живым из среды грешников. Он был унесен прочь до того, как его ум успел извратиться колдовством, а его душа – обмануться неправдой… в короткое время он пришел к совершенству полного срока жизни. Душа его была мила Господу, удалившего его из больного мира. Многие видели это и не придали этому значения; они не приняли близко к сердцу эту истину, что те, кого избрал Господь, наслаждаются его благодатью и милостью и что он приходит на помощь его святым людям. Даже после его смерти праведник старел в грехе. Люди видели конец мудреца без понимания: Господь предназначил ему, и потому забрал его в безопасное место… затем праведник займет свое место, исполненный уверенности, чтобы столкнуться с теми, кто противостоял ему и не придавал значения его страданиям. Для него больше не будет ужаса и смятения, и они выйдут из себя, не ожидая увидеть его дома, в безопасности.

(1975)

Это не злой мир, как предполагал Мани. Это добрый мир под властью зла. Зло неким образом наложено на него (Майя), но убери его, и увидишь нетронутое сияющее творение.

Разве наши предки сошли с ума и перестали видеть то, что есть? Слои завес зла должны быть сняты или счищены (пробуждение, смывание кровью Агнца, крещение и т. д.). Пробудиться – значит, пробудиться к истине, а также к красоте: к единству. Омрачение заставляет видеть ложь, видеть зло. Зло равно лжи равно злу равно омрачению равно нереальному. Бог добр, мир добр, мы подобны ему, но каким-то образом отстранились. Как от мира (!), так и от Бога. Бог равен миру, если видеть правильно (ясно). Кто же обманывает нас? См. Зиммер.^[195] Мы сами ткем паутину иллюзии: пугающие маски нереального – проекции отвергнутых частей нас самих. Они внутри, спроецированы наружу, став злом. Если возвратить их назад, мы увидим прекрасный мир.

Мы стали уродливыми и запутавшимися во зле, в пугающем (нас) и во зле. Возможно, все, что мы имеем в виду под «злом» – это уродливое и пугающее плюс странное, превосходящее наше понимание (которое ограниченно). Зло (вы готовы?) неестественно.

Однажды содержимое моего разума двигалось все быстрее и быстрее, пока не перестало быть концептом, став перцептом.^[196] У меня не было концепций относительно мира, я воспринимал его без предубеждения и даже без интеллектуального постижения. Он напоминал мир «Убика». Как если бы все содержания чьего-то разума, сплавленные, неожиданно ожив, став живым существом, взмыли в голове, сами по себе, увидели, сами, высший путь, не обращая внимания на все, что ты когда-то изучали или видел или знал. Принцип появления, как когда неживая материя становится живой. Как если бы информация (мысленные концепции), сжатая до предела, преобразилась в нечто живое. Возможно, и во внешнем мире вся энергия или информация, в достаточной мере сжатая, сделает то же самое. Повсюду сплавится в нечто (сила Убик), что является разумным и живым. Тогда внешнее-внутреннее, тогда-сейчас, причина-следствие, все противоположности просто исчезнут. Мы увидим только живое существо за своим беспрестанным строительством: за работой. Сотворение. (Достигло ли непрерывное творение своего завершения?) (Такие дихотомии, как болыпой-маленький, я – не я тоже будут преодолены)

(1975)

Вот пример иерархического ранжирования. Машина «Скорой помощи» заполнена горючим и припаркована. На следующий день осмотрена. Обнаруживается, что горючее почти закончилось, а движущиеся части весьма стерты. Это должно быть делом энтропии, потери энергии и формы. Но если понимать, что эта скорая привезла в больницу умирающего человека, где ему спасли жизнь (и потому потратила горючее и несколько истрепала детали), тогда мы увидим, что с учетом иерархического превосходства по рангу не только не было потерь, но в действительности еще и чистая прибыль. Чистая прибыль, однако, может быть измерена только вне закрытой системы новой скорой. Каждая победа Бога как разума и воли достигается этим подъемом уровня соотнесенности и никак иначе.

(1979)

Послесловие к первому изданию

Я понимаю Филипа Дика

У настоящих историй нет начала, и нет ее у истории о встречах ФКД со Сверхразумом. Но мы, писатели, понимаем важность повествовательной экономии, и в целях повествовательной экономии его история казалась ему начавшейся с загадочного прорыва и потока его работ, что стало известно из статьи в «Rolling Stone», которая принесла Филу долговременную и весьма заслуженную славу. Датой прорыва было 11/17/71. Это была дата и стиль обращения со временем, которые Фил использовал часто.

К тому времени мне стукнуло 25. Это тоже был не случайный день рождения. Я встретил его, сидя и искренне готовя себя к Апокатастасису, последней апокалиптической ингрессии нового, реальной имплозии всего многомерного континуума пространства и времени. Я воображал, что мегамакрокосмос выльется, подобно воде из ванны, как гиперпространственная вакуумная флуктуация парных частиц, что наша вселенная столкнется со своим собственным призрачным образом после миллиардов лет разделенности. Логос уверял меня, что равенство будет соблюдено, все субатомные частицы, кроме фотонов, аннулируют друг друга, и вся наша вселенная тихо исчезнет. Единственными оставшимися частицами, согласно моим фантастическим ожиданиям, будут фотоны, наконец явится вселенная света, освобожденная от железной тюрьмы материи, свободная от ужасной физики, которая относится к менее целостным состояниям бытия. Все человечество отправится в обещанный сад.

Я чувствовал себя подготовленным к этому событию, поскольку, и сознательно, и невольно, и по воле моих друзей, оказался в плодородном, насыщенном галлюциногенами центре самого большого сада, который я мог найти, в непроходимом дождевом лесу бассейна верхней Амазонки в Колумбии. Моя убежденность в видениях была нерушимой. Разве не вел Логос меня к этому видению не только откровением, но и тщательными объяснениями? У меня не было радио, вообще никакой связи с внешним миром. Кому это было нужно? Я совершенно ясно осознавал, что мир времени, иллюзорной истории, подходит к концу. В мире начиналось божественное Второе Пришествие, и праведные, кроткие и смиренные покидали поля и фабрики, вставали из-за стульев в офисах и выходили к свету живого солнца, которое никогда не зайдет, ибо не будет конца вечному сиянию Логоса. Слезы радости бежали по их щекам, просветленные миллиарды обращали наконец глаза к небу и находили в нем утешение, на которое не смели и надеяться.

Однако изнуренный мир Никсона проигнорировал эсхатологическую возможность. Мир, поскрипывая, двигался своим унылым путем. Было только одно происшествие, которое впоследствии могло быть истолковано, даже в рамках шизоидной логики, бывшей моей едой и питьем тогда, как поддерживающее мою позицию. Незнакомый мне, борющийся, тяжеловесный НФ-автор, мой идол с детских лет, обнаружил, что его дом взломан, в его личную жизнь вломился Другой. Как странно, что в первый день нового завета по моему личному реформированному календарю он был ограблен пришельцами, ЦРУ или самим собой в помутненному состоянии. Факел был передан, странным образом наиболее интенсивная фаза моего просветления/сумасшествия закончилась как раз тогда, когда она началась у Фила.

Отсюда возникает несколько вопросов:

Можем ли мы считать бредовую систему folie a deux^[197], если оба участника никогда не встречались и, вообще говоря, не знали о существовании друг друга?

Подтверждает ли экстатический бред одного визионера бред другого? Сколько нужно обманувшихся или просветленных визионеров, чтобы сделать бред реальностью? ФКД доказал, что одного достаточно. Но двое – лучше.

Когда мой брат взглянул на берег Амазонки и почувствовал всю странность невыразимых вещей в марте 1971 г., он вернулся, и с его губ сорвались только два слова: «Мэйдэй! Мэйдэй!»^[198] – сигнал бедствия у пилотов.

Мэйдэй настал для меня в Беркли, где я ютился у друзей, которые были настолько обеспокоены состоянием моего ума, что поместили меня в больницу. Я был всего в нескольких милях от Фила, который тоже быстро сходил с ума, что подтверждается его психиатрической госпитализацией 3 мая 1971 г. Со мной и ФКД всегда так было. Мы никогда не встречались, но годами жили рядом. В Беркли мы оба жили на Сан-Франциско-стрит с разницей в пять кварталов и несколько лет.^[199] Оба мы были родом из графства Сонома в графстве Оранж. Сколько раз мы сидели за соседними столиками в «Кафе Мед»? Сколько раз я обгонял его на улице, спеша по своим укуренным делам? Позже его доктор-гомеопат был моим доктором. На страницах этой книги есть искаженное упоминание обо мне (или моем брате).

Мда, приятель, мир охренительно странное место, не так ли?

Не так. Или скорее, конечно, так. Но дело не в этом, дело в том, что я понимаю Филипа Киндреда Дика. Я знаю, что это звучит горделиво, и если я не прав, мне жаль (как где-то говорит Фил). Но часть бредовой системы, в которой я живу, содержит и предусматривает идею, что я знаю, что случилось с бедным чуваком. Мы делили с ним беду, манию, как Квикег и Измаил.^[200] И, как один из тех гнавшихся за китом матросов: «Я один спасся, чтобы рассказать тебе об этом».

Фил не был чокнутым. Фил был жертвой вихря.^[201] Шизофрения – это не психологическое расстройство, свойственное людям. Шизофрения – вообще не болезнь, а скорее локализованная блуждающая прерывистость самой пространственно-временной матрицы. Она вроде странствующего смерча радикального понимания, который появляется во времени. Он появляется во времени, как Альфред Норт Уайтхед говорил, что цветной голубь «появляется во времени как призрак».

Есть идея, которая хочет родиться, она хочет родиться уже долгое время.^[202] И иногда это желание родиться укореняется в человеке. Без всякого долбаного повода. Когда ты «она», ты крут, а крутые ходят по одиночке. Ты просветлен и сведен с ума и вознесен чем-то, что находится за пределами слов. Оно хочет быть высказанным. Но дело в том, что эта идея настолько большая, что ее не высказать, или, скорее, вся история и есть высказывание этой идеи, запинающаяся и бессвязная попытка бедных сыновей и дочерей Ноя высказать эту ослепительную, расшатывающую реальность, выворачивающую наизнанку истину. И Фил был частью этого действа, главной частью.

Но я предвосхитил себя. Те, кто ухватывают роль в этом действе, заканчивают с двумя вещами: с опытом и их собственным идиосинкратическим объяснением опыта, основанном на том, что они читали, видели или слышали.

Этот опыт – частный, личный, центральный и совершенно невыразимый. Чем больше вы знаете, тем тише становитесь. Объяснение – вопрос другой, его можно попытаться дать. На самом деле оно должно быть высказано, ведь Логос говорит, а мы – его инструменты и его голос. Фил многое говорит в «Экзегезе», он осознает, что говорит слишком много, поэтому старается это как-то сбавить, приглушить. У меня есть свой опыт, тоже невыразимый, и свое объяснение, такое же занудное. Фил (иногда) считал, что он Христос.^[203] Я (иногда) считал, что я – внеземной захватчик, замаскированный как болотный гриб. Важна система, которая в конечном счете появляется, а не фантазии об источнике системы. Когда я сравниваю систему Фила с моей, волосы встают дыбом. Мы оба сообщались с одним и тем же невыразимым чем-то. Танцевали два психа, не вместе, но один и тот же танец.

Истина или безумство, вам судить. Что следует попытаться выразить, так это: мир не реален. Реальность не страннее, чем вы предполагаете, она гораздо более странная, чем вы можете предположить. Время – это не то, что вы думаете.^[204] Реальность – это голограмма.^[205] Бытие – это твердая устойчивая матрица, а психоз – искупительный процесс ne plus ultra.^[206] Подлинная истина расщеплена и рассеяна по всему времени. Внешние облики – безграничная и взаимосвязанная ложь. Окончательно познать Логос, если эти слова вообще имеют смысл – это познать его как, словами Фила, «единую абстрактную структуру». Некоторым образом здесь ФКД ошибся. Но это была не его вина. Он видел – мир 1975 г. был подделкой, за ним лежал мир 45 г. н. э. Но ему недоставало главной идеи, потому что она еще не была изобретена. В любом случае человек этот был НФ-писателем и изучал классическую философию, он просто не мог следить за загадочными открытиями, намечавшимися на дальних рубежах математических исследований. Но он подошел очень близко, интуиция у него было что надо, когда пришел к заключению, что за постоянно изменчивой обманчивой казуистикой обликов лежит единая абстрактная структура. Он нуждался в идее фракталов и фрактальной математике. Бесконечное повторение форм, составленных из форм, составленных из форм… до бесконечности. Принцип самоповторения. Фил был прав, время – не линейная река. Он был прав, Империя вечна. Параллельные вселенные – слишком простая идея, не вмещающая всего, что на самом деле происходит. Мегамакрокосмос – система резонансов, уровней, бесконечно упреждающих друг друга полоумных отражений. ФКД действительно был Фомой и Илией и всеми остальными рекурсивными сочетаниями, которые слились вместе в любящего котов толстяка, спрессовавшего мусор в золото. Логикой бытия, которую он искал и почти нашел, было не «или-или», а «и то – и то» и «и – и».

ФКД не мог написать точнее:

«Пожалуй, мудрее всего сказать: истина, подобно Самости, расщепилась на тысячи миль и лет; частички там, сям, и они должны быть собраны вместе; частички появляются у греческих натуралистов, у пифагорейцев, у Платона, Парменида, Гераклита, в неоплатонизме, зороастризме, гностицизме, даосизме, манихействе, гностицизме, ортодоксальном христианстве, иудаизме, брахманизме, буддизме, орфизме, и в других мистических религиях. Каждая религия или философия или философ содержит одну или несколько частичек, но полная система переплетает их с ложью, так что каждую полную систему следует отвергнуть, и ни одну нельзя принимать за счет всех других…»

«Мне пришлось развить в себе любовь к неупорядоченному, запутанному, рассматривать реальность как безграничную загадку, над которой можно с радостью биться, без страха, с неустанной увлеченностью. То, что было нужно больше всего – это постоянное тестирование реальности и воля, чтобы встречать само-отрицающий опыт: т. е реальные противоречия, которые одновременно истинны и ложны.»

«Загадка жива, она знает о нас, она меняется. Частично она создана нашим разумом: мы изменяем ее, воспринимая, поскольку мы не снаружи ее. Когда наши взгляды меняются, она тоже меняется в том смысле, она вообще не здесь (акосмизм). В другом смысле это безграничный разум; в ином смысле это тотальная гармония и упорядоченность (как логически она может быть всеми тремя? Однако она ими является).»

Таким вещам нельзя научиться. Такие вещи можно только услышать. И говорит их Логос. Ключ – в И Цзин, который Фил любил и использовал, но которому, к сожалению, уделено не так много места в размышлениях Экзегезы.^[207] Словно встречное течение, запирающий разум удерживал Фила от ключевого элемента, необходимого для универсальной дешифрации всего, что он пытался понять. Время – фрактальная структура или имеет фрактальную структуру. Все времена, моменты, месяцы и тысячелетия имеют паттерн, один и тот же паттерн. Этот паттерн – структура, в которой, на основе которой события «претерпевают действительное формальное происхождение», как говорил Уайтхед. Паттерн повторяется на каждом уровне. Влюбленность, падение империи, смертельная агония простейшего, все происходит в контексте того же самого, но вечно меняющегося паттерна. Все события – отзвуки других событий, в других частях времени и на других шкалах времени.^[208] Можно понять математическую природу этого паттерна.^[209] Ее можно записать в виде уравнения, примерно как уравнения Шредингера или Эйнштейна.

Исходный материал, текст Ур, из которого можно извлечь математический паттерн – это последовательность И-Цзин царя Вена. Вот где скрывается тайна. В древнейшей книге мира. Конечно же. Однажды найденный, паттерн этот можно обнаружить повсюду. Конечно же. Он повсеместен. Одно из любимых слов Фила. Я знаю это, потому что Логос научил меня этому паттерну, и я освободился от железной тюрьмы мира, чтобы сказать вам о нем. Я опубликовал его, я читал о нем лекции, я написал основанные на нем программы. Мои книги уже издаются, некоторые из них – издателем Фила, компанией Bantam. Ставлю сто против одного, что если бы Фил был жив, смог увидеть, почувствовать и понять, что этот вдохновленный ФКД слуга Логоса принес домой с пляжа, он бы принял это. Это нельзя сообщить, не будучи воспринятым психом или кретином. Мне очень жаль. Как сказал Фил Дик, «Что следует преодолеть, так это ложную идею, что галлюцинация – это личное дело».

Важно, что истина этой идеи уже близка, она в действительности уже свершилась, и ФКД показал путь. Ответ найден. И этот поразительный гений, этот мягкий, настрадавшийся, поклоняющийся красоте человек показал путь. В конечном счете он оказался прав. Да здравствует Филип Киндред Дик.

Теренс Маккенна Запад, Калифорния Июнь 1991 г.

Теренс Маккенна и его брат Деннис Маккенна написали в 1975 г. книгу «Невидимые ландшафты», которая будет переиздана Harper San Francisco в 1992 г. Он также автор «Архаическое возрождение: эссе и беседы Теренса Маккенны», Harper San Francisco, 1991 г. Его лаборатория по исследованию единой абстрактной структуры времени была написана для MS-DOS как Timewave Zero Version 4.0, от Dolphin Software, 48 Shalluck Sq. #147, Berkeley, CA 94704.

Приложение

Гарцующие реальности Филипа К. Дика

Филип Киндред Дик и его сестра-близнец Джейн родились 16 декабря 1928 года в Чикаго. Дети родились дома и намного раньше срока. Джейн умерла несколько недель спустя (в день, который при нормальных обстоятельствах должен был стать их днем рождения) от… недостаточного ухода и кормления. В смерти девочки целиком повинна мать близнецов, которая не придавала значение состоянию детей и обратилась в госпиталь слишком поздно – малютку не спасли. Сам Фил провел месяц в инкубаторе.

Всю свою жизнь Дик помнил о сестре, которую он никогда не знал и ненавидел свою мать за отсутствие материнского инстинкта. Генетическая память заставила его постоянно фантазировать о том, какой была бы его сестра, выживи она тогда. Поэтому не удивляйтесь, увидев почти в каждом его романе загадочный портрет недоступной или испорченной девушки. Его родители скоро развелись и Дик остался со своей холодной и отстраненной матерью, которая, по словам одной из жен Фила, абсолютно не имела представлений о том, как растить детей.

С детства Дик любил музыку. «Ковбойские песни были моей главной любовью тогда, – пишет он в своем „Автопортрете“ в 1968 году. – Вообще, музыка всегда играла основную роль в моей жизни. Но тогда – мне было шесть лет – я обожал свой ковбойский костюм и целыми днями слушал музыку кантри по радио. Музыка и комиксы составляли весь мой мир.» Так с музыки кантри началась его любовь к классической музыке. После своего ухода из Калифорнийского университета, где Дик проучился всего один семестр, он работал клерком в магазине грампластинок. А одно время даже вел радиопередачу, посвященную классической музыке. Эта его страстная любовь к музыке, да еще к кошкам чувствуется во всех его произведениях.

Первый свой рассказ «Руг» Дик написал в 1951 году. Этот рассказ был положил начало одному из основополагающих исследований в его творчестве, исследование, которое Дик продолжал вплоть до последнего дня своей жизни – попытка взглянуть на мир глазами другого существа, не обязательно человеческого. «Рут» – это рассказ от лица собаки, верного пса, который днем и ночью охранял самую большую драгоценность своего хозяина… мусорный бак. «Я знавал этого пса, его звали Снупер, – писал Дик в комментариях к „Ругу“. – Ну поставьте себя на его место, хозяин бережно выносит из дома вкусно пахнущую еду, аккуратно завернутую в бумагу. Открывает крышку железного ящика, опускает этот сверток туда и плотно закрывает крышку. Как по-вашему должен реагировать пес на такое поведение? Естественно, он считает содержимое мусорного бака самой большой ценностью хозяина. Но каждую пятницу рано поутру на гремящем грязном чудовище приезжают какие-то люди, как можно тише пробираются во двор и увозят железный бак. И вот каждую пятницу ровно в пять утра, когда в спальне у мусорщиков, должно быть, звонит будильник, пес во дворе начинает нервно взлаивать, пытаясь предупредить своего хозяина о готовящемся ограблении.»

Этот рассказ перекликается с романом, который Дик писал перед своей смертью, но так и не закончил. За несколько недель до смерти, в интервью журналу «Старлог», Дик сказал, что пишет новый роман под названием «Сова днем». «Сова днем слепа, – говорит Дик. – Это всего лишь высказывание, определяющее человека, который не понимает явлений, о которых судит. Это роман о неспособности понять другого. Я пишу от лица инопланетного существа, неспособного познать музыку. Для этого ему приходится воспользоваться человеческим мозгом. Тогда мы погружаемся в мир этого инопланетянина, и видим наш мир глазами того существа и, одновременно, его мир глазами человека. Он познает наш мир музыки и цвета, но жертвует своей жизнью ради этого». Все его творчество поистине было попыткой взглянуть на мир чужими глазами.

На самом деле Дик всегда хотел писать нефантастические произведения, и даже написал несколько таких романов, но при жизни эти его работы признаны не были. Почти все они вышли посмертно. Научная фантастика давала ему достаточно творческой свободы для его постоянных изысканий. Но даже среди НФ писателей Дик считался несколько странноватым, не входящим ни в одну категорию. Его произведения больше напоминают философские размышления, чем «твердую» НФ, которая славится своими «предсказаниями» будущего.

Трудное детство, развод родителей, вечная нехватка средств и постоянные переезды во время Великой депрессии из одного города в другой вместе с вечно витающей в облаках матерью. Вот она – реальность в которой жил маленький Филип. Боязнь высоты, агорафобия и другие страхи настолько мешали его учебе и общению со сверстниками, что его мать была вынуждена отвести мальчика к психиатру. Один из специалистов предположил, что Дик, возможно, действительно шизофреник.

По Гераклиту – одному из самых почитаемых Диком философов – существует несколько реальностей: koinos kosmos – мир внешний, общий, разделяемый, и idios kosmos – мир индивидуальный, внутренний. По Гераклиту получается, что реальностей столько, сколько людей на Земле. Дик отчаянно искал свое место в koinos kosmos, а не найдя, начал исследовать мир индивидуальный. Именно так появились его знаменитые «скачущие реальности» «Убика». Что может чувствовать человек, попавший в idios kosmos другого человека? Роман «Глаз в небе» тоже об этом, недаром Дик сам считал «Убик» переработкой из этого более раннего романа. Что есть реальность? И насколько реально то, что мы считаем реальным? А может быть, галлюцинации – это как раз и есть истинная реальность. Вдруг наше сознание научилось «экранировать» нечто такое, что оно не в силах понять и познать, но что существует на самом деле? Об этом можно прочитать в повести «Вера наших отцов». Всем своим творчеством Дик пытался доказать читателям, что их внешний мир или реальность может быть вовсе не такой прочной, не такой незыблемой, какой она нам кажется, что чья-то индивидуальная реальность может оказаться более устойчивой. Реальность по Дику – вещь хрупкая. Но даже в этих своих поисках писатель уникален, его цель – не ответы, а глубина вопросов и творческий подход к ним, а также бесконечное удовольствие, и терпение, с которым он задавал их.