Текст книги "Экзегеза"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Даже мой давний брахманский подход был триединым: эмпирический мир как Майя, заблуждение и божество внутри, но не внутри нас, а «на другой стороне».

Зебра подделывает подделку – что соответствует гностической идее о неповоротливом демиурге, от которого мы спасаемся истинным Богом. Это спасение, спасение не только людей, но всего павшего (испорченного, ненастоящего) космоса является сверхвоплощением его на невидимом онтологическом уровне, который я видел как растущее Тело Христово. Поддельная подделка = нечто реальное. Бог/спаситель подделывает этот враждебный космос чем-то невидимо реальным. Из всего этого следует, что Бог через Космического Христа впитывает в себя наш космос.

Его спасительное милосердие распространяется не только на нас, людей, но на все творение. Так говорит Павел в послании то ли Колоссянам, то ли Ефесянам – думаю, в последнем.

Ни так называемое онтологическое доказательство существования Бога (св. Ансельма), ни доказательство эмпирического замысла – ничто не подходит. Только откровение, вызванное Богом. Он в самом деле Deus Absconditus [тайный бог] – гностицизм объясняет, почему. Его не найти в природе, потому что он не здесь, наш рассудок не может его опознать, поскольку мы заперты. Бог должен спуститься к нам «с другой стороны», «снаружи» космоса.

Поскольку и в силу того, что Христос умер за наши грехи, он утирает каждую слезу; как указывает Лютер, когда Бог видит (одного из) нас, он видит своего бездыханного сына. Так что даже с точки зрения ортодоксии мы не полны грехов (сейчас, по крайней мере). С гностической точки зрения Христос «принял удар», нацеленный на нас для воздаяния «правосудия» Архонтом или демиургом. Христос встал между нами. Как и в моем случае 3-74, когда сработала ловушка, в ней оказался он, а не я, он сломал ее, бросил вызов миру, охотникам.

Здесь я расхожусь с гностицизмом и Мани: Бог не просто возвращает искры, рассыпанные в космосе, он заражает (благой) онтологией – его законом, т. е. правлением (истинного) Бога – прежде нереальный Космос – потому я говорю, что он спасает все творение путем сверхвоплощения и ассимиляции, так восстанавливая раскол в божественном, действуя в истории, как считал Гегель. Кроме спасения нас, он спасает существ; кроме существ – всю жизнь; кроме жизни – все творение.

Но когда космос будет ассимлирован, он прекратит существование как таковой (как сторона гамбургера). Не будет мира как мира – так что в некотором смысле гностики правы. Мы будем частями космического живого организма, а не мертвой материи, т. е. частями Зебры.

(1977)

Я, бывший признанным членом правящего класса (по определению: «те, кто определяют – контролируют, генерируют – реальность») через мои сочинения, обрел определенную небольшую, но реальную власть управлять. Создавать и определять реальность; следующий шаг […] – войти в парадную дверь, будучи официально встреченным. (А не просочиться через заднюю дверь, как я сделал. Но, черт возьми, я неплохо потрудился; «ВАЛИС» – лучший уничтожитель из всех ныне; как указывает Марк^[93], она выбивает из-под ног все (sic!) привычные предубеждения). Так что с моими сочинениями я могу считаться революционером, я обрел власть над людьми с помощью чернил. Многие лишенные гражданских прав «неподходящие» люди – псевдо-сумасшедшие или псевдо (sic!) шизофреники – ах! – мы подделываем шизофрению в качестве политической тактики, чтобы пронзить шизофреническим мировоззрением власти, чтобы уничтожить и развратить их с помощью него: «их», то есть «обладающих властью». Мы выбрали шизофреническое мировоззрение, потому что оно угрожает тем, у кого власть, своей ускользающей логикой, нелинейной логикой или нуль-логикой (как верно сказала Уоррик^[94], я утверждаю, что Y = Y)!! Это политическая тактика с моей стороны. Логика, использующаяся исключительно для прагматических целей-причин-доводов. Инструмент. Оружие (и именно так она была воспринята врагом – и правильно).

Истинное имя игры – власть (определять и, следовательно, управлять людскими восприятиями реальности), не потребительские блага вроде большого дома, Порша и одежды. […] Эти подачки – игрушки, воспринимаемые как «успех», но все равно игрушки. Потому я презрел их, преследуя цель – управлять определением реальности посредством своих сочинений и т. д., и я утверждаю, что реальность иррациональна и ирреальна, являясь объектом манипуляции разума – все это нечто вроде настольной книги об идеологии контроля, которая предоставляет изгоям техники (внутренние секреты) власти, практически шаманские по своей природе.

Лем и группа экспертов^[95] ясно увидели, что в своих сочинениях я даю оружие (тайны) власти изгоям капиталистического запада; их восхищение мной правильно. Снова и снова в моих книгах

1) изучается власть; 2) те, кто держат ее; 3) как они мешают ее обрести.

Несмотря на появление левых идей моя подготовка истинно фашистская – не «фашистская», как ее определяет марксистская риторика, а фашистская в том смысле, в каком ее понимал Муссолини: в терминах действия и воли, с учетом деонтологизированной реальности, сведенной к тому, на что влияет воля посредством действия. Поскольку мало кто понимает фашизм, мою идеологию левые никогда публично не поносили, а те, к кому я обращаюсь – это в сущности латентные массы, фашистские толпы. Я говорю о и для иррационального и анти-рационального, это нечто вроде динамического нигилизма, в котором ценности – это тактический прием. Потому мой реальный идол – это Гитлер, из среды изгоев поднявшийся к всеобъемлющей власти, уничтожив здравствовавшую плутократию (аристократию). Мой настоящий враг – плутократия, я выполнил свое (фашистское) домашнее задание. […] Мои фашистские принципы таковы: «Истины нет. Мы создаем истину; то, во что мы верим, становится объективно истинным. Объективная истина зависит от того, во что мы верим, а не от чего бы то ни было еще». Такова сущность фашистской эпистемологии, восприятия истины как идеологии, навязанной реальности: разум превыше материи.

(около 1978)

Валис – это реальный и рациональный мир, вторгающийся в наш симулированный и иррациональный мир. Я повторю: Валис – это мир, реальный мир.

Мы упускаем половину стерео-сигнала – то, что я называю высшим миром (единым).

Идея о том, что 2-3-74 реальное ворвалось в нереальное (как в «Убике») акосмична и гностична – и она согласуется с другой гностической идеей (изложенной в «ВАЛИС») о том, что создатель мира иррационален. Сравнивая «Убик» и «Валис», можно сказать, что в них изложены две главные гностические идеи – одна космологическая, другая космогоническая. Очень интересно, что получится, если «Валис» наложить на «Убик» – раньше я считал, что Валис – это электронный замкнутый в цепь интерфейс обратной связи «Убика», смешивающий, обогащающий и т. д. […] Рациональное реально; иррациональное не реально. Наш привычный мир представляет собой последнее, в которое вторгается первое (как в «Убике», но теперь Убик рассматривается не просто как реальное, но как рациональное, как мир, информационный мир; иными словами, информация, переживаемая как мир). Разные пространственно-временные миры – это разные когерентные системы информации, информационное содержание который упорядочено по четырем системам измерений. Я считаю, что мой опыт 2-3-74 с Валис подтверждает акосмизм Убика и заключается во вторжении в нереальный мир реального, о котором я кое-что знаю. Я убежден, что 2-3-74 подтверждает акосмизм в моих сочинениях за последние 27 лет.

Вторжение реального/рационального в нереальное/иррациональное – это третья гностическая концепция (Salvator Salvandus [Спасенный Спаситель]^[96]). Так каким образом мое мировоззрение и мой опыт гностичны? Понятия не имею. Есть поддельное творение слепого демиурга, истинный Бог, жалеющий нас и вторгающийся в эти места, обманывая.^[97]

Ах, да. Четвертая идея: этот мир – тюрьма с надзирателями (архонтами), то есть теми, кто наложил «астральный детерминизм», который разрушил Спаситель (пятая гностическая идея!).

Похоже, у меня есть -

О, шестая гностическая идея. Анамнезис восстанавливает память о природе нашей божественной искры и о ее небесном происхождении. О нашей истинной природе.

Седьмая гностическая идея; сам спасающий Гнозис, который помогает вспомнить о нашей истинной природе.

Затем 1974 свергает тиранию с помощью Валис, и Спаситель освобождает нас из Тюрьмы. Это его главная роль; он освобождает нас, восстанавливает память, истинную природу и уводит отсюда. Вот так Бог превращает иррациональный ирреальный мир в реальный и рациональный. Это гностические идеи № 8 и № 9.

Теперь я собрал целостную гностическую систему с двумя ее мирами, из которых только один – высший – реален (Первая Форма Парменида). (Как указано в «Валис»,) все происходит из озарения, что наш мир нереален. Затем мы спрашиваем себя: нереален по сравнению с чем? (Нечто должно быть реально, иначе концепция «нереальности» не имеет смысла). Затем мы спрашиваем: «Каково же реальное? И как найти его?» и спрашиваем: «Как появился этот нереальный мир? Мы как оказались заключены в нем?», а затем спрашиваем: «Какова наша истинная природа?»

Если реальность, рациональность и благо не здесь, тогда где? И как попасть туда отсюда? Если это тюрьма, как освободиться?

Мы узнаем о таинственном спасителе, который замаскировал себя, чтобы провести нашего тюремщика и сделать себя и спасающий Гнозис доступным для нас. Он наш друг, он противостоит миру, он старается для нас и «по одному выводит нас из этого мира». Валентинианская^[98] оценка знания не в том, что он (Гнозис) ведет к спасению или что это знание о спасении. Но в самом акте (событии, откровении, опыте) познания заключается спасение. Потому что в познании происходит восстановление утерянного человеческого состояния и переворот его нынешнего состояния неведения. Посредством знания человек становится тем, кем был изначально.

Это соответствует 2-3-74. Посредством знания я стал тем, кем был изначально. И это сделало меня восстановленной частью бытия, от которого я некогда откололся и забыл об истинной природе.

Мое десятое гностическое убеждение (см. выше) в том, что время в сущности подделка вечности.

Когда гипервселенные I и II взаимодействуют (чтобы образовать нашу реальность), создаются три мира.^[99]

1 – это небеса или мир богов.

2 – мир людей.

3 – субчеловеческий мир слепой демиургической природы. Мы можем подняться к 1 или утонуть в 3, но обычно мы в 2, в их смеси. Задача искусства в том, чтобы освободить нас, т. е. поднять к миру 1, Eigenwelt, разделяя его посредством искусства с другими.

(около 1978)

Так что ЧЖТ – это закостеневший комплекс в макроразуме (мозге), который должен быть растворен. Святой Дух вроде (sic – подобен) метаболического токсина, т. е. лекарства (отмеренного количества яда); это объясняет «бихлоридный» сон и сон об «аспирине Меркурия»^[100]. И подобно любому ментальному комплексу, он искажает собой все другие мысли – действует, как магнит, создавая единоподобие (а это определение энтропии). Нет и не было никакого прогресса или изменения в этом комплексе за последние 2000 лет.

Если комплекс (ЧЖТ) не растворить, он в конце концов прикончит макроразум (мозг). Он захватит все его формы, если не будет атакован (как бы фагоцитами). Он мертв; диалектика в нем прекращена. Или он может стать больше и диктовать свою волю все большему и большему количеству содержаний разума, или же будет успешно атакован и растворен. Потому Зебра вторгается в макроразум, чтобы сразиться с этим закосневшим комплексом, который не рационален (см. утверждение Юнга о том, что «ничто новое не появляется в разуме психотика»; отсюда я заключаю, что макроразум из-за комплекса ЧЖТ психотичен, что указано в «Валис»). Зебра, похоже, побеждает (см. 1974 и далее). Вот чем занималась Зебра/Валис в 74-ом, и потому я правильно воспринял ЧЖТ как остающуюся неизменной в прошлом, настоящем и альтернативных мирах (и в возможном будущем – абсолютно неизменной).

Вся суть опубликованного корпуса моих сочинений в описании Растворяющего агента, растворяющего реальность, т. е. комплекс (ЧЖТ)!!!!

(ок. 1978)

Все мои сочинения, в которых присутствуют ирреальные, поддельные вселенные – это выражения озарения Парменида о нереальности Второй Формы. Оно уводит меня и Парменида от даосизма. Оно уготовляет путь для гностицизма и концепции небрежно, грубо сляпанного мира. Вторую Форму можно назвать «Подделкой», необходимой, но временной. Инь попыталась самостоятельно создать копию андрогинной божественности и провалилась. Результатом явилась ЧЖТ. Потому проник Ян, чтобы вернуть отсутствующее, т. е. саму реальность.

Нереальна не только ЧЖТ, нереален весь мир Инь. Конечно, мы населяем не мир чистой Инь (Земля). Небо (Ян) тоже здесь присутствует, и в немалой степени.

Свидетельство тому мои сочинения. Если во Второй Форме (Инь) и феноменальном мире нет ничего поддельного, я зря потратил эти годы, разрабатывая тему. «Что реально, а что лишь видимость?» Это немаловажно – для меня как для художника и для всей жизни, порабощенной болезнями, старением, страданиями, смертью и утратами в мире Инь. Мир Инь не может поддерживать собственных созданий.

Как может то, что даже не существует, насильственно на нас воздействовать? Сначала мы подчиняемся, просто придавая этому миру значение (т. е. признавая его реальность), а потом уже подчиняемся его приказам. Мы относимся к нему саморазрушительным, неподходящим образом, мы позволяем ему быть Повелителем. Самое главное, мы не может отделить части Ян. Мы слепы. Ян позволяет это, потому что желает, чтобы мы разгадали головоломку и сделали выбор – без прямых указаний. Ян использует Инь для своих целей. Нам дана головоломка. Мы знаем, что абсолютное благо (божество) существует и видим мир незаслуженных страданий. Как они могут сосуществовать? Я говорю, что есть два мира со своими законами: один слепой и ригидный; другой любящий и разумный. Поскольку мы не можем разделить их в восприятии, мы видим их сосуществующими, но в действительности это второй мир наложен на первый. Кроме того, они находятся в диалектической борьбе: «Удар и контрудар, все быстрее и быстрее, ведь время утекает».

При чтении пародии Сладека^[101] у меня создалось впечатление, что я не принимаю вселенную всерьез, вероятно потому что боюсь ее, но она все равно любопытна мне – я заворожен ее опасностью. Но это нечто вроде средства для того, чтобы ее распутать, и понять, чем она в сущности является – если она является хоть чем-то. Она может быть вообще ничем, но я стараюсь снова и снова, выискиваю тут, там, пробую все наоборот, она вроде игрушки. Слой за слоем открывается парадокс за парадоксом, каждый из которых завораживает меня. Кроме того, я увлечен всяким вздором, словно там и лежит ключ. Я постоянно разнюхиваю эллиптические точки, необычные углы. В том, что я пишу, не так много смысла. Там есть веселье, религия, психотический ужас, вываливающийся как груда старых шляп. Есть и социальные или социологические тенденции, скорее они, чем влечение к точным наукам. Общее впечатление остается немного детское, но интересное. Это сочинения не утонченного человека. Все одинаково реально, как старые драгоценные камни на аллее. Плодовитый, творческий разум постоянно ищет необычные смысловые сдвиги, шутит серьезно, шутит грустно, пугает: пугает тем, что постоянно проверяет, что реально: страх реален, потому что он может навредить. Все это бравада – как Стефани^[102]: весела, когда напугана, напугай ее, и она расскажет шутку. Неудивительно, что я так ее полюбил, а она разрывалась между – не горем и страхом, а между страхом и ужасом.

Я определенно вижу случайности в моей работе, вижу как мешанина случайности за случайностью через определенное время складывается и раскрывается нечто важное, автоматические упускаемое обычным мышлением. Патафизика.^[103] Неудивительно, что мои вещи популярны во Франции – сюрреалистические, абсурдные. Кроме того, они очевидно автобиографичны – маленькая фирмочка и отеческий владелец или мировой лидер.^[104]

Поскольку ничего, абсолютно ничего не было отброшено (как не стоящее быть включенным), я будто таскаю бездонную сумку с мешаниной, ломлюсь в каждую запертую дверь. Это долбаный цирк. Я как востроглазый ворон, который хватает все, что блестит и тащит в гнездо.

Каждый, действующий подобно мне, может уловить этот уникальный шанс, удачу – найти в своей жизни, в своем разуме спрятанного бога, deus absconditus; пробуя все самые странные комбинации вещей и мест, подобно высокоскоростному компьютеру обрабатывая все подряд, он может обнаружить даже осторожного бога, может подловить его, ткнув куда-нибудь неожиданно. Если правда, что истинные ответы (и подлинные абсолюты вместо видимостей) там, где их менее всего ждешь, эта техника «попробуй все» может однажды и сработать, может удасться, может оказаться, что ты долгое время был один на один с тайной, лицом к лицу, не различая ее лица. Если видеть загадку в обыденном, даже самая хорошо замаскированная внеземная форма жизни может однажды ошибиться и покинуть свое укрытие. В первую очередь следует стать наивным человеком, который может поверить во все, что угодно, в то, что видят и более опытные люди, но концептуально автоматически отбрасывают. Такое дитя верит в то, что, как знают взрослые, не может быть, и потому они никогда этого не видят, перед глазами: скрытое в ясном свете.

Такой завороженный, легковерный, изобретательный человек может получить ценнейший дар – увидеть игрушечных дел мастера, сделавшего все его игрушки. Божественное и есть создатель этих игрушек – кто может всерьез (sic!) в это поверить?

(1978)

Безумный бог Джеймс-Джеймс начал создавать мир за миром, бессвязные миры, миры внутри миров. Ложные миры, ложные миры ложных миров, изящные симуляции миров, зеркальные противоположности миров.

То же я делаю в своих рассказах и романах (напр. «Стигматы» и «Драгоценный артефакт»). Я Джеймс-Джеймс.

Я создал мир среди миров, вошел в него и скрылся там. Но полиция меня обнаружила – внеземная полиция – и попыталась меня провести при помощи ксерокопированного послания. Но я знал, что это произойдет – как только появились «Слезы», они все поняли про меня, а я восстановил память, личность, силу и верно с ними обошелся, отплатив им. Мне помогла моя организация – она вызывала мои воспоминания, месяц к месяцу все больше. Я видел моего создателя – создателя, защищавшего меня. Я скрылся здесь, под его защитой. Сетевой голос – она говорила со мной. Я встроился в сеть, так что я не один. Тем временем мой создатель («Зебра») терпеливо восстанавливала урон, который я нанес, перестраивая миры. Она не затаила никакой обиды. Все, что мне позволено сейчас – это писать о том, что я должен делать. В некотором смысле я заключенный, но это к лучшему.

Я научился этому из «Драгоценного артефакта». Я безумный экс-творец миров, ныне ограниченный. Но периодически все равно впадающий в безумие. Я не могу умереть. Я бессчетное количество раз возрождаюсь, видоизменяясь. Я знаю правду о тех мирах, которые создал, знаю, что они не реальны – я знаю о dokos, симуляциях, которые пройдут любые тесты. Они – не фантазия, они лишь иллюзия для тех, кто принимает их за реальность. Они – это искусные подделки, которые пройдут любые проверки. Они как метастазирующий рак. «Мир, способный разделить свою воспринимаемую реальность на бесчисленные подделки себя же», – как это назвал Лем. (Так Лем знал? Или только догадывался?).

Берроуз прав о нова-полиции^[105], о том, что они выслеживают свою жертву. Но в моем случае меня защищает Зевс. Дифрамбус.^[106] Идет война. Власти моралистичны и хрупки. […] Да что они мне могут сделать? […] В любом случае мои сочинения уже разошлись по всему миру. Я выполнил свою работу. Расшатал Хрупкую Полицию Нравов.

Получив новую жизнь без воспоминаний, я все равно мог расшатывать. Миры – блестящие подделки, а власти против меня. Но Зевс всегда будет меня защищать, несмотря на то, что я сделал. Злоупотребил способностями. Лем может быть на нашей стороне (моей организации). В любом случае он знает, он узнал раньше меня, т. е. до того, как 2-74 я вспомнил. Сюда прибыла нова-полиция; я помог им в этом, но в очень малой степени. «Слезы» содержали сообщение: жертва невинна, власти будут страдать, а репрессии – то, что они любят больше всего – будут остановлены, стоит им пригрозить арестом. Оставьте меня в покое! Я могу вас уничтожить. Но сражаясь с ними, я утратил себя, утратил анонимность. Они надавили на меня, и я предал их друг другу.^[107] Я могу вас уничтожить с помощью того, что знаю. Я могу править вне закона; ваше право на власть было утрачено, когда женщина, здесь названная Исидой, умерла. Гор, ты мой враг. ШиваДионисСет. Гор, я тебя не боюсь – Исида мертва, так что ты не правишь больше. Я с ней, связан с ней, несу ее в себе. Ты – Осирис. Я законный новый король, скрытый король. Ищи, найди меня – теперь ты уничтожен; ты не хочешь искать меня теперь так, как ты это делал в 33 г. н. э. потому что я – потому что у меня теперь есть сила отца, а не только его знание.

Мы появляемся повсюду: распространяемся.

Пришло время опустошить этот мир, разрушить его, судить его. Шива. Полиция ищет неистово.

Невинным (одичавшим одиночкам в лесу) нечего бояться. Моя распростертая рука сообщает им это.

Торжественно-умри-Пентеус. Феликс счастлив, что Дионис жив. Генерал полиции Пентеус в «Слезах» – де факто монарх.

В «Слезах» это Царь Пентеус, противостоящий Дионису (Христу, Гамлету) – он безумный, отравленный Создатель Миров. Рим, Пентеус против Ртутного Духа, который он не может поймать. Мозговая травма: «Помутнение»: объявление для Меркурия. Я, безумец, продолжаю жить. Разумность среди сожженных детей, а не глины. Безумный не тронет невиннных и так получит защиту Зевса от угрожающих ему, древних, сжигавших детей во имя хрупкой морали. Разумные, трезвые, мрачные (полиция) – зло. У нас здесь иная ситуация, Abba [Отче]; разумные – убийцы, а безумцы собирают цветочки. Ты, Отче, знаешь, кого защитить – не разумных.

Мы уничтожаем миры, которые создали, нереальные миры, а они уничтожают жизни, которые реальны. Кто виновен? Они. Кто невиновен и невинен? Мы, Отче.

Шива держит чашу с ядом, «чтобы швырнуть его в яростный космический океан, угрожающий уничтожить человечество». Его приверженцы среди людей чувствуют себя женщинами, обрученными с ним.

В моих сочинениях я разрушитель миров, а не создатель: я показываю, что они подделки. Я разоблачаю их, уничтожаю из основание, их реальность. Я показываю, что они фальшивки, бесконечное количество их, бесконечные их слои.

(1978)

Мысль (Сатори): Дедал и Лабиринт, который он построил, в который вошел и из которого не смог выбраться – на Крите. Миф о нашем мире, его творении и о нас?

Мой сон о подъемнике, стихотворении, тарелке спагетти и трезубце – дворец Миноса и лабиринт: ключ к нашему положению? Что ж, тогда в своих сочинениях я выразил это; это была интеллектуальная, а не моральная ошибка.

Это объясняет технологию! [неразборчиво] слой. Розовая вспышка света и т. д., плавка).

Мои книги (и рассказы) – интеллектуальные (концептуальные) лабиринты. И я в интеллектуальном лабиринте, пытаясь описать наше положение (кто мы, как мы попали в этот мир, мир как иллюзия и т. д.), потому что наше положение – это лабиринт, ведущий к самому себе, предлагающий ложные ключи, такие как наше «восстание».

В нашем положении есть нечто от порочного круга, особенно вызывающее нашу запертость! Своими усилиями мы не можем придумать способ выйти (т. е. выбраться – перевернутая интеллектуальная ошибка: появляется парадокс), это ключ! Запертость будет функцией лабиринта; его интернализацией.

(1978)

«Но вы пишете что-нибудь серьезное?» Отметьте слово.

Блядь. Если до них никак не дойдет, что мы пишем серьезные вещи, они решают проблему, отрицая, что написанное нами серьезно.

Принятие попсовых форм «серьезности» – это то, что делают, когда они никак не успокоятся. Умная тактика. Они сразу начинают приветствовать – взгляните на тысячестраничное эссе Лема. Вот так действует ЧЖТ, если она не может напрямую уничтожить. Затем они хотят, чтобы ты предоставил им для критики свою НФ. «Структурный критицизм» редактирует «трешевые элементы» – и ты заканчиваешь тем, что пишет Урсула.^[108]

Как я сказал в «Помутнении», наше наказание за игривость было слишком жестоким. А последним предложением было: «и пусть они будут счастливы». (Я это вставил, узнав, что значит «felix» [счастье])

«Пусть они снова играют, как-то иначе, и пусть они будут счастливы».^[109]

(1978)

Тот факт, что после 4,5 лет усердной экзегезы, за которые я пришел к этим заключениям (не считая 27 лет опубликованных сочинений), я наконец пришел к тому, что мне пора умереть (что в сущности делает невозможным изложить этот Гнозис в форме, доступной для печати^[110]) – это условие, которое можно вывести из самой экзегезы, доказывающее, что я на верном интеллектуальном пути, правда, без пользы. Я высвободился не благодаря экзегезе, а благодаря Зебре (Христу) тогда, 2–3/74. Экзегеза предоставила мне основание, формулировки для засеивания семян, но этого, конечно, никогда не произойдет; эти озарения умрут со мной. Все, что у меня есть – это трехфутовая стопка нацарапанного куриной лапой^[111], бесполезного для всех, на что без устали указывает К.У.^[112] Осталось только завалить меня этими тлеющими огоньками бессмыслицы. У меня теперь есть много денег, впервые в жизни, но деть мне их совершенно некуда. Моя атака, война против бессмыслицы (при помощи моего разума) привела к нашему изначальному поражению от (следует сказать «квазиразума») лабиринта; я почти повторил древнюю, изначальную потерю разума в этой исключительно сложной настольной игре, которую мы придумали для своего удовольствия. Это прошлое снова будет смертью одного из нас – но в этот раз при помощи Христа я полностью высвободился из этого лабиринта: «Одного за одним он выводит нас из этого мира». Я не победил; Христос выиграл меня для себя, так что против меня одного лабиринт все равно выиграл. Я принес себя в жертву ни за что, и действительно не осознал этого, пока не стало слишком поздно, чтобы выбраться целым и невредимым. Omniae viae ad mortis ducent [Все дороги ведут к смерти].

В некотором смысле эти четыре с половиной года экзегезы можно считать дальнейшей удачной стратегией лабиринта в противовес гнозису, повязавшему меня 3-74, давшему мне жизнь – я оставил эту жизнь в пользу одержимости беспрестанной экзегезой. Но я вижу здесь иронию, единственное, что веселит меня (мой единственный выход из этой ловушки): есть дополнительное доказательство качества (успеха) нашего изначального мастерства, так что эта окончательная (?) победа лабиринта надо мной, несмотря на Зебру (Христа) парадоксальным образом является моей победой как творящего художника. (Считая лабиринт нашим произведением Искусства). В конце концов, лабиринт лишь продукт наших мозгов. Если побеждает лабиринт, побеждают наши разумы (доказывается их победа). Если мы превозмогаем лабиринт, это все равно победа наших разумов. Неясны оба исхода (они могут быть загадочной диалектикой, явленной мне 3-74). В действительности, может быть, за 27 лет сочинительства я перехитрил лабиринт – свидетельство тому три романа Bantam^[113], «Слезы» и «Помутнение». Что касается меня лично, я перехитрил лабиринт чисто интеллектуальным путем, я познал его природу – и в этом случае 3-74 было выплатой джек-пота, заслуженным откровением.

(1978)

Действительно, я вижу красоту, как Парсифаль видел Грааль – но какую цену я плачу за это.

Я пишу вовсе не красиво. Я просто пишу отчеты о нашем положении и о том, как из него выбраться. Я аналитик.

(1978)

I Реальное время: 45 г. н. э., Римская империя и зарождающаяся церковь.

II Иллюзорное время: 1978 г. н. э. Или мир «Слез». Да любой мир.

А! Мир I – примерно 45 г. н. э., мир II – 1978 г. (Я повторяюсь? Ну и ладно.)

Пережить время и место Деяний – это встретиться с высшим миром, который безоговорочно правит над низшим. Мои рассказы и романы, в которых говорится о ложных реальностях изображают Мир II. Два мира разделились. Разум наводняет Мир II из Мира I, прячась и скрывая свои мысли. Мир II – это dokos над реальностью. Для Мира II и для нас значимо возвращение Христа, который придет, как обещано. Он спускается в Мир II и разбирает его, присоединяя часть за частью. Как только какой-то кусочек оказывается захвачен, он освобождается.

27 лет попыток очертить контуры реального ландшафта, скрытого за подделкой, наконец, завершились в «Слезах». Я всегда считал ложным феноменальный мир. Этот подход наконец оправдал себя. Снова и снова я говорил, что ваши воспоминания, ваш мир могут быть иллюзией, и вы никогда не сможете этого засечь (ср. утверждение Лема о том, как разум может подпитывать ложную реальность – есть какой-нибудь тест, который сможет это доказать?^[114])

(и я ссылаюсь на идею Беркли о том, что Бог может подпитывать миры наших систем восприятия).

Бог может наводнять нас этим или же просветить – выпустить из заключения – посредством Святого Духа. Вся власть у него, а не у нас. Отсюда концепция Благодати, появившаяся в мистических религиях и (правильная) идея детерминистических (низших) миров Инь и Благодати, спускающейся сюда, чтобы освободить нас (по одному?). Нет, он взаимодействовал со всей нашей историей в 1974! Но люди не видят и не знают.

Я стою на стороне того ветхозаветного пророка, восставшего против злого царя и открывшего план Бога, который Бог явил ему. Таких пророков редко слушали.

Я старался, как мог.

(1978)

Таков парадокс: «Где вы скорее всего найдете Бога?» Ответ: «В наименее вероятном месте». Здесь мне видится следующее: «В действительности ты вообще не сможешь найти Бога; он должен и найдет тебя тогда и там, где ты этого менее всего ожидаешь» – т. е. он сделает это неожиданно, подобно тихому голосу, который слышал Илия. Или же он может быть в горшочке О Хо. Оракул может говорить с тобой с самого дна (что бы «дно» не значило в этом контексте).

Так что мои сочинения, сами по себе принадлежащие «дну» и, как говорил Лем, «мешающие мусор с мусором», могут послужить эдакому критическому подходу, в соответствии с которым действовал Сократ. Мои сочинения – это весьма маловероятное место для встречи Святого; Койнос как передатчик сообщений, Убикоподобная окончательная реальность.

(Сентябрь 1978)