Текст книги "Симулакры"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 7

В офисе «Авраама Линкольна» Дон Тишман и Патрик Дойл изучали заявление, которое с их помощью только что написал мистер Иан Дункан. Он пожелал появиться на смотре талантов жилого комплекса, проводившемся дважды в месяц, и именно тогда, когда на нем собрался побывать искатель талантов для Белого дома.

Заявление, по мнению Тишмана, было совершенно заурядным. За исключением того факта, что Иан Дункан намеревался выступать в паре с исполнителем, который не проживал в «Аврааме Линкольне». Вот над этим Дойл и Тишманом сейчас и размышляли.

– Это его старый приятель по воинской службе, – сказал Дойл. – Дункан как-то рассказывал мне о нем; они уже выступали дуэтом много лет назад. Музыка в стиле «барокко» на двух кувшинах. Новшество.

– А в каком доме живет его приятель? – спросил Тишман.

Одобрение или неодобрение заявки целиком зависело от того, каковы в настоящий момент были взаимоотношения между «Авраамом Линкольном» и этим другим жилым комплексом.

– Ни в каком. Он торгует драндулетами у этого самого… у Чокнутого Луки… вы знаете, о ком идет речь. Этими дешевыми летательными аппаратами, на которых едва-едва можно добраться до Марса. Он живет прямо на распродаже, насколько мне известно. Распродажи все время меняют свое местонахождение – вполне кочевой образ жизни. Я уверен, что вы об этом слышали.

– Слышал, – согласился Тишман, – и именно поэтому я категорически против. Ни в коем случае нельзя разрешать подобное выступление на нашей сцене, мы не можем предоставить сцену человеку, который занимается полукриминальным ремеслом. Не вижу причин, почему Иан не может исполнить на своем кувшине соло. Меня нисколько не удивит, если эта парочка выступит очень и очень удовлетворительно. Но допускать чужаков к участию в наших концертах – против наших традиций. Наша сцена для наших людей, так было и так будет. И я не вижу смысла в дальнейшем обсуждении данного вопроса, – Он решительно поглядел на капеллана.

– Верно, – согласился Дойл. – Но ведь закон не запрещает приглашать родственников на смотр наших талантов… А почему не армейского приятеля? Почему ему отказано в возможности сыграть? Это выступление имеет очень большое значение для Иана. Я полагаю, вам известно, что в последнее время все у него идет через пень-колоду. Он не слишком умен. Ему, как мне кажется, лучше было бы заниматься физическим трудом. Но если у него есть артистические способности, взять например эту его идею с кувшинами…

Просмотрев документы, Тишман обнаружил, что представление в «Аврааме Линкольне» посетит очень высокопоставленный искатель Белого дома, мисс Джанет Раймер. Лучшие концертные номера будут, разумеется, представлены именно в этот вечер… так что Дункану и Миллеру с их экзотическими кувшинами придется выдержать очень острую конкуренцию, а ведь немало будет номеров более высокого качества. Так, во всяком случае, считал Тишман. Ведь это, в конце концов, просто кувшины. Даже не электронные…

– Ладно, – сказал он. – Я согласен.

– Вы снова проявили свою человечность, – сказал Дойл с таким сентиментальным выражением лица, что Тишман ощутил отвращение. – Я думаю, мы будем наслаждаться мелодиями Баха и Вивальди в исполнении Дункана и Миллера.

Тишман, поморщившись, кивнул.

* * *

О том, что жена… точнее бывшая жена Джули живет у Чика, уведомил брошенного мужа Джо Пард, самый старый жилец дома.

«У моего собственного брата!» – с горечью отметил Винс, с трудом поверив услышанному.

Время было уже позднее, близкое к комендантскому часу, почти одиннадцать часов. Тем не менее Винс решительно направился к лифту и мгновением позже уже поднимался на самый верхний этаж «Авраама Линкольна».

«Я убью его, – твердо решил он. – А еще лучше – я убью обоих».

Лифт равнодушно шумел: ему дела не было до переживаний пассажира.

«И жюри присяжных оправдает меня, – подумал Винс. – Ведь оно состоит из жильцов дома, а я – официальный контролер идентификатов, меня все знают и уважают. Мне люди доверяют. А какое положение в нашем доме занимает Чик?.. Кроме того, я работаю в солидном картеле „Карп унд Зоннен“, а Чик – в какой-то вшивой компании, находящейся на грани финансового краха. И всем это тоже прекрасно известно. Факторы, подобные этим, очень важны. Их принимают в расчет в первую очередь. Независимо от того, нравится ли это кому-то или нет».

Кроме того, имелся и еще один, по сути, решающий фактор, заключающийся в том, что он, Винс Страйкрок, был гехтом, а брат – нет, и уже одно это гарантировало оправдание…

Перед дверью в квартиру Винс остановился, стучаться сразу не стал, просто какое-то время постоял в коридоре.

«Как это все-таки ужасно!» – сказал он себе.

Ведь на самом деле он очень любил своего старшего брата, который помог ему когда-то встать на ноги. Неужели Чик значит для него больше, чем Джули?.. Впрочем, нет. Никто не значит для него больше, чем Джули!

Подняв руку, он постучал.

Дверь открылась. На пороге в синем халате и с журналом в руке стоял Чик. Он выглядел чуть старше и чуть утомленнее, чем обычно, и даже лысина у него, кажется, стала больше.

– Теперь я понимаю, почему ты не заходил ко мне все эти дни с утешениями, – сказал Винс. – Как ты мог меня утешить, если Джули все это время жила здесь, у тебя?

– Проходи! – Чик распахнул дверь настежь.

Они прошли в небольшую гостиную.

– Думаю, ты собрался надавать мне по шее, – сказал Чик, обернувшись. – Как будто у меня мало неприятностей… Моя чертова фирма вот-вот закроется…

– Кого это волнует? – выпалил, задыхаясь, Винс. – Ничего другого вы и не заслуживаете.

Он стал искать взглядом свою бывшую жену, но ни самой Джули, ни ее вещей не было видно. Неужели старый Джо Пард дал маху? Да нет, это исключено. Парду было известно абсолютно все, что происходит в доме. Сплетни составляли суть его жизни. Здесь он был неопровержим.

– Я кое-что слышал в вечернем выпуске новостей, – сказал Чик, усаживаясь на кушетку. – Правительство решило сделать исключение в применении акта Макферсона. В отношении психоаналитика по имени Эгон…

– Слушай, – перебил его Винс. – Где она?

– У меня предостаточно неприятностей и без твоих наскоков.

Винс Страйкрок едва не задохнулся от ярости:

– Я тебе сейчас и в самом деле по шее дам.

– Ладно, я пошутил, – сказал Чик деревянным голосом. – Прости! Сам не пойму, как это у меня вырвалось… Она ушла покупать одежду. Игрушка она дорогая, верно? Тебе бы следовало предупредить меня. Сделать объявление на домовом информационном табло… А теперь давай поговорим серьезно. Я хочу предложить тебе вот что. Я хочу, чтобы ты помог мне устроиться на работу в «Карп унд Зоннен Верке». С тех пор, как Джули объявилась здесь, мысль об этом не выходит у меня из головы. Назови это обоюдовыгодным соглашением.

– Никаких соглашений не будет!

– Тогда не будет и Джули.

– А какого рода работу ты хотел бы получить у Карпов? – спросил Винс.

– Да любую… Любую в отделе связей с общественностью, в сбыте и в рекламе. Но не в конструкторском бюро или на производстве. Примерно то, что я делал у Мори Фрауэнциммера. В общем, работу такую, чтобы не пачкать руки.

– Я устрою тебя на отгрузку, помощником экспедитора, – сказал дрожащим голосом Винс.

– Отличная работа! – рассмеялся Чик. – А я тебе верну взамен левую ногу Джули.

– Господи! – Винс не верил собственным ушам. – Ты или погряз в разврате, или попросту…

– Попросту, – сказал Чик. – Попросту у меня аховое положение в смысле работы. И мне нечего предложить, кроме твоей бывшей жены. Вот я ее и предлагаю! А что остается делать? Покорно свалить в забвение? Хрен в сумку! Я борюсь за существование. – Внешне Чик казался совершенно спокойным.

– Ты ее любишь? – спросил Винс.

И тут впервые самообладание, казалось, оставило Чика.

– Что?! О да, конечно!!! У меня просто крыша едет от любви к ней! Неужели ты сам не в состоянии ничего понять! – В голосе его зазвучала откровенная ярость. – Именно поэтому я и намерен сменять ее на работу у Карпа!.. Послушай, Винс, она – холодная сука! Она живет только для себя, а на остальных ей плевать с высокой колокольни. Она и сюда-то пришла только для того, чтобы сделать тебе побольнее. Подумай об этом! – Чик с трудом перевел дыхание. – А теперь я вот что тебе скажу. У нас у обоих проблемы с Джули. Она ломает нам жизнь. Ты согласен? И мне кажется, нам следовало бы обратиться к специалисту. Честно говоря, для меня эта проблема слишком тяжела. Сам я не в состоянии решить ее.

– Какого специалиста ты имеешь в виду?

– Да какого угодно. Хотя бы консультанта по вопросам семьи и брака. Или давай отправимся к последнему оставшемуся в СШЕА психоаналитику, о котором столько трещат по телику. К этому доктору Эгону Сьюпебу… Посоветуемся с ним, пока его тоже не прикрыли. Что скажешь? Ты же понимаешь, что я прав. Отправимся к нему вдвоем.

– Отправляйся один.

– О'кей. – Чик кивнул. – Отправлюсь. Но ты согласен поступить так, как он посоветует? Хорошо?

– Вот дьявол! Тогда я тоже отправлюсь к нему. Я вовсе не намерен получать от него рекомендации через третьи руки.

Открылась дверь. Винс повернул голову. На пороге с пакетом под мышкой стояла Джули.

– Подожди чуть-чуть, – сказал ей Чик. – Пожалуйста! – Он поднялся и подошел к ней.

– Мы намерены проконсультироваться в отношении тебя у психоаналитика, – сказал Винс, обращаясь к Джули. – Так мы договорились. – Он глянул на старшего брата. – Расходы делим поровну. Я не намерен оплачивать выставленный счет в одиночку.

– Согласен, – кивнул Чик.

Он неловко – так, во всяком случае, показалось Винсу – поцеловал Джули в щеку, погладил ее по плечу. И снова повернулся к Винсу:

– Знаешь, я все-таки хочу устроиться на работу в «Карп унд Зоннен Верке», независимо от результата нашего визита, независимо от того, кому из нас она достанется. Ясно?

– Я посмотрю, что можно сделать, – неохотно сказал Винс, с трудом сдерживая негодование, потому что это было уже слишком.

Однако Чик, в конце концов, был его братом. Существует же такое понятие, как семья!..

– Я позвоню доктору Сьюпебу прямо сейчас. – Чик поднял трубку видеофона.

– А не поздно ли? – сказала Джули.

– Тогда завтра. Пораньше. – Чик неохотно вернул трубку на место. – Главное – начать. Это дело не дает мне покоя, а ведь у меня есть и другие, куда более важные проблемы. – Он бросил взгляд в сторону Джули. – Что думаешь?

– Я не согласна идти к психоаналитику или выполнять его рекомендации, – процедила Джули. – Если я захочу остаться с тобой, мне плевать…

– Мы поступим так, как скажет Сьюпеб, – оборвал ее Чик. – И если он посоветует тебе вернуться вниз, а ты этого не сделаешь, я обращусь в суд, чтобы тебя выселили из моей квартиры. И никак иначе!

Винс еще никогда не слышал, чтобы брат был так тверд. Это было удивительно. Наверное, объяснение нужно искать в банкротстве «Фрауэнциммер Ассошиэйтес». В конце концов, работа для Чика была всей его жизнью.

– Самое время выпить, – сказал Чик и отправился к бару.

* * *

– Где это вы умудрились откопать такое? – сказала Николь, кивая в сторону исполнителей, бренчавших на гитарах очередную народную песню и гнусаво бурчащих в микрофон, установленный посредине гостиной с камелиями, одни и те же слова. Она чувствовала себя несчастной.

– В жилом комплексе «Дубовые фермы» в Кливленде, штат Огайо, – деловито ответила искатель талантов Джанет Раймер.

– Отправьте их назад, – сказала Николь и дала знак Максвеллу Джемисону, который, грузный и вялый, сидел в дальнем углу просторного помещения.

Джемисон тут же встал, подобрался и решительно двинулся к исполнителям народных песен. Те глянули в его сторону, сразу все поняли, и их монотонная песнь быстро затихла.

– Мне бы хотелось пощадить ваши чувства, – сказала им Николь, – но, как мне кажется, у нас этим вечером и так достаточно народной музыки. Извините!

Она одарила их одной из своих сияющих улыбок.

Они уныло улыбнулись ей в ответ. Для них все было кончено. И они это понимали.

«Назад, в „Дубовые фермы“, – сказала себе Николь. – Где вам и надлежит находиться».

К ее креслу приблизился один из служителей Белого дома, одетый в униформу.

– Миссис Тибодо, – прошептал он, – помощник госсекретаря Гарт Макри ждет вас в гостиной пасхальных лилий. Он утверждает, что вы ждете его.

– О да, – ответила Николь. – Спасибо! Предложите ему кофе или что-нибудь покрепче и скажите, что я скоро буду.

Служитель удалился.

– Джанет, – сказала Николь, – я хочу, чтобы вы прокрутили запись видеофонного разговора с Конгросяном, которую вы сделали. Я хочу лично удостовериться, что он серьезно болен. С ипохондриками никогда ни в чем нельзя быть уверенной.

– Видите ли, у записи отсутствует видеокартинка, – сказала Джанет. – Конгросян своим полотенцем…

– Да, я понимаю! – Николь почувствовала раздражение. – Но я знаю его достаточно хорошо, чтобы узнать все и по голосу. Если у него и в самом деле проблемы, он сдержан и сосредоточен на себе. Если же просто жалеет себя, то становится очень говорливым.

Она встала, гости, расположившиеся по всей гостиной, последовали ее примеру. Сейчас их было не так уж много: и час был поздний, почти полночь, да и программа оказалась весьма убогой. Вечер получился явно не из лучших.

– Я вот что обещаю, – лукаво сказала Джанет Раймер. – Если мне не удастся найти кого-нибудь получше этих «Лунных распутников», – она глянула на исполнителей, угрюмо складывающих свои инструменты, – я составлю всю программу из лучших рекламышей Теодора Нитца. – Она улыбнулась, показав безупречные стальные зубы.

Николь вздрогнула. Остроумие Джанет порой переходило всякие границы. А сама она временами оказывалась слишком язвительной и не в меру самонадеянной, полностью отождествляя себя с могущественным заведением и оставаясь уверенной в себе в любое время. Это тревожило Николь – найти в искателе талантов какую-либо слабую струнку было чрезвычайно трудно. Неудивительно, что любая сторона жизни, любой ее аспект становились Для Джанет Раймер своего рода увлекательной игрой.

Народных певцов на подиуме сменила другая группа. Николь глянула в программку. Это был «Современный струнный квартет» из Лас-Вегаса; через несколько секунд они начнут исполнять произведения Гайдна. Несмотря на собственное название… Сейчас, пожалуй, было самое подходящее время отправиться на встречу с Макри. Гайдн показался Николь, в свете тех проблем, которые ей предстояло решать, слишком уж изысканным. В его музыке было слишком много украшательства и слишком мало обстоятельности.

«Когда Геринг окажется здесь, – подумала Николь, – мы пригласим уличный духовой оркестр, пусть поиграет баварские военные марши. Нужно будет дать задание Джанет… Или лучше послушаем Вагнера? Кажется, нацисты были просто помешаны на Вагнере…»

Да, она была абсолютно уверена в этом. Она изучала книги по истории Третьего рейха; доктор Геббельс в своих дневниках не раз упоминал о том благоговении, которое испытывали высшие нацистские чины при исполнении «Кольца нибелунгов». Или это были «Мейстерзингеры»?

«А можно устроить так, чтобы духовой оркестр играл попурри на темы из „Парсифаля“, – решила Николь, развлекаясь. – В темпе марша, разумеется. Своего рода проктологическая версия, специально для Ubermenschen [15]15
  Сверхчеловеков (нем.).


[Закрыть]из Третьего рейха.

В течение ближайших двадцати четырех часов специалисты по аппаратам фон Лессингера должны завершить прокладку туннеля в 1944 год. И по всей вероятности, завтра в это время Герман Геринг уже будет здесь, вырванный из своей эпохи самым коварным из переговорщиков Белого дома, тощим и маленьким пожилым майором Такером Беренсом. Практически самым настоящим Дер Альте, если не считать того, что армейский майор Беренс – человек живой, подлинный, который дышит, а не симулирует дыхание. По крайней мере, насколько ей это известно. Хотя порой ей начинало и впрямь казаться, что она находится исключительно среди искусственных творений, порожденных техническими достижениями картельной системы, в частности, «АГ Хеми» тайно сговорившимся с «Карп унд Зоннен Верке». Их тяга к эрзац-реальности была для нее, откровенно говоря, совершенно невыносима. За долгие годы сотрудничества с такими картелями в ней развился страх перед ними.

– У меня назначена аудиенция, – сказала она Джанет. – Извините меня.

Она поднялась и вышла. Как только она оказалась в коридоре, который вел к гостиной пасхальных лилий, позади пристроились двое сотрудников НП.

В алькове, кроме Гарта Макри, сидел мужчина в форме, по которой Николь распознала одного из высших чинов тайной полиции. Однако имя его ей не было известно. Судя по всему, он прибыл вместе с Гартом. Не замечая ее, они тихо разговаривали друг с другом.

– Вы уже уведомили «Карп унд Зоннен»? – спросила она.

Мужчины тут же вскочили, почтительно и внимательно глядя на нее.

– О да, миссис Тибодо, – ответил Гарт. – По крайней мере, я проинформировал Антона Карпа о том, что симулякр, изображающий Руди Кальбфляйша, в самом скором времени прекратит свое существование. Но я не поставил их в известность о том, что следующий симулякр будет нами получен по другим каналам.

– Почему? – спросила Николь.

Взглянув на неизвестного, Гарт сказал:

– Миссис Тибодо, это Уайлдер Пэмброук, новый комиссар НП. Он предупредил меня о том, что в «Карп унд Зоннен» проведено тайное совещание высшего исполнительного персонала, на котором была обсуждена возможность того, что контракт на поставку и изготовление нового Дер Альте будет заключен с некой иной фирмой. НП, разумеется, имеет немало агентов, работающих у Карпа… нет нужды говорить об этом.

Николь повернулась к комиссару:

– И что же Карп собирается делать?

– Он обнародует тот факт, что Дер Альте являются искусственными созданиями, что последний живой человек занимал пост Дер Альте пятьдесят лет назад. – Пэмброук с шумом прочистил горло: похоже, ему было не по себе. – Разумеется, это сущее нарушение основного закона. Такое знание представляет собой государственную тайну и не может быть раскрыто перед бефтами. И Антон Карп, и отец его, Феликс Карп, прекрасно это понимают; они обсудили юридические аспекты на своем совещании. И понимают, что они – как и все остальные высокопоставленные руководители фирмы – будут немедленно привлечены к ответственности.

– И тем не менее они готовы к активным действиям, – сказала Николь.

«Значит, мы верно оценивали обстановку, – подумала она. – Люди Карпа уже очень сильны. И обладают слишком большой автономией. И без борьбы от своего не откажутся».

– Люди, занимающие высшие посты в иерархии картеля, странно негибки, – сказал Пэмброук. – Это, пожалуй, последние истинные пруссаки. Генеральный прокурор просит, чтобы вы прежде, чем перейти к решительным действиям, поговорили с ним. Он собирается наметить в общих чертах направление государственного судебного процесса против «Верке» и хотел бы обсудить с вами некоторые юридические аспекты. Впрочем, он готов начать процесс в любой момент. Как только получит официальное уведомление. Однако… – Пэмброук искоса поглядел на Николь. – Судя по моим данным, картельная система чересчур огромна и слишком прочна, чтобы ее можно было свалить парой ударов. Как я полагаю, вместо прямых действий правильнее было бы использовать тактику qui pro quo [16]16
  Недоразумение, возникшее в результате того, что одно лицо, вещь, понятие принято за другое (лат.).


[Закрыть]. Мне кажется, это более предпочтительно. И выполнимо.

– Это мне решать, – заметила Николь.

Гарт Макри и Пэмброук почтительно кивнули.

– Я намерена обсудить этот вопрос с Максвеллом Джемисоном, – в конце концов сказала Николь. – Пусть Макс поразмыслит и четко определится в отношении того, как эта информация с Дер Альте будет воспринята бефтами, неинформированной общественностью. Я же пока понятия не имею, как они отреагируют. Взбунтуются ли? Или найдут забавным? Лично я нахожу забавным. И не сомневаюсь, что восприняла бы все так же, окажись мелким служащим какого-нибудь картеля или правительственного агентства. Вы согласны?

Мужчины в ответ на ее слова даже не улыбнулись, оставшись сосредоточенными и мрачными.

– По моему мнению, – сказал Пэмброук, – оглашение этой информации нанесет удар по всей структуре нашего общества.

– Но ведь это и в самом деле забавно. Разве не так? Руди – кукла, эрзац-творение картельной системы… А одновременно и самое высокопоставленное избираемое должностное лицо СШЕА. Люди голосовали за него и за прежних Дер Альте на протяжении целых пятидесяти лет… Извините, но это не может не смешить. К этому невозможно относиться иначе!

Она и в самом деле рассмеялась: сама мысль о том, что можно было много лет не знать этой Geheimnis, этой высшей государственной тайны, а потом вдруг узнать ее и не рассмеяться при этом, была выше ее разумения.

– Полагаю, я все же выберу решительные действия, – сказала она Гарту. – Да, именно так. Свяжитесь утром с «Карп Верке». Поговорите напрямую и с Антоном, и с Феликсом. Скажите им как бы между прочим, что мы их арестуем немедленно, едва они попытаются опорочить нас в глазах бефтов. Скажите им, что НП уже готова взять их.

– Хорошо, миссис Тибодо, – мрачно сказал Гарт.

– И не принимайте это слишком близко к сердцу, – продолжала Николь. – Если Карпы не угомонятся и все-таки раскроют Geheimnis, мы как-нибудь это переживем. Я считаю, тут вы не совсем правы. Это вовсе не приведет к нарушению статус-кво.

– Миссис Тибодо, – сказал Гарт. – Если Карпы обнародуют эту информацию, то независимо от того, как отреагируют бефты, впредь уже никогда не будет ни одного нового Дер Альте. А ваши властные полномочия юридически основаны только на том, что вы его жена. И это не совсем понятно, потому что… – Гарт замялся.

– Ну, говорите!

– Потому что каждому ясно, будь он гехт или бефт, что именно вы обладаете наивысшей властью. И чрезвычайно важно поддерживать миф о том, что так или иначе, пусть даже и косвенно, но эту власть вы получили из рук народа путем всеобщего голосования.

Наступило молчание. Наконец Пэмброук сказал:

– НП, пожалуй, стоило бы взять за бока этих Карпов прежде, чем они сумеют обнародовать свою «Белую книгу». Таким образом мы отрежем их от средств массовой информации.

– Даже и под арестом, – не согласилась Николь, – Карпам удастся получить доступ по меньшей мере к одному из СМИ. Нужно смотреть фактам в глаза.

– Но их репутация, если они окажутся под арестом…

– Единственно правильным решением, – сказала Николь задумчиво, словно советуясь сама с собой, – стало бы физическое уничтожение всех руководителей фирмы, участвовавших в совещании, на котором обсуждались вопросы политики. Другими словами, всех гехтов картеля, сколько бы их ни было. Даже если количество их будет исчисляться сотнями.

«Другими словами, – добавила она мысленно, – устроить самую настоящую чистку. Из тех, что бывают только во время революций».

Ее едва не перекорежило от этой мысли.

– Nacht und Nebel, – пробормотал Пэмброук.

– Что? – спросила Николь.

– Термин, которым нацисты обозначали агентов правительства, которые специализировались на политических убийствах. – Он спокойно выдержал взгляд Николь. – Ночь и туман. Они входили в состав эйнзацгрупп. Выродки. Конечно, у нашей национальной полиции… наша НП не имеет ничего подобного. Очень жаль, но вам придется действовать, опираясь на военных. Мы вам ничем не поможем.

– Я пошутила, – сказала Николь.

Теперь оба собеседника внимательно изучали ее лицо.

– Никаких чисток, – продолжала Николь. – Их не было со времен третьей мировой войны. Вам это известно. Мы слишком современны и слишком цивилизованны для резни.

– Миссис Тибодо, – сказал Пэмброук, нахмурившись. Губы его нервно подергивались. – Когда специалисты из института фон Лессингера переправят в нашу эпоху Геринга, вам, возможно, удастся организовать дело так, чтобы сюда была доставлена и эйнзацгруппа. Она может взять на себя ответственность за vis-á-vis [17]17
  Здесь: противодействие (фр.).


[Закрыть]Карпам, а затем вернуться в эру Варварства.

Николь уставилась на него, широко открыв рот.

– Я говорю серьезно, – сказал Пэмброук, чуть запнувшись. – Это было бы лучше – для нас, по крайней мере, – чем позволить Карпам обнародовать информацию, которой они обладают. Последнее – наихудшая альтернатива из всех.

– Я с вами полностью согласен, – сказал Гарт Макри.

– Это безумие, – сказала Николь.

– Разве? – Гарт Макри изобразил на своей физиономии удивление. – С помощью принципов фон Лессингера мы получили доступ к прекрасно подготовленным убийцам, а, как вы сами только что сказали, в нашу эпоху таких профессионалов попросту не существует. Кроме того, я сомневаюсь, что придется уничтожить сотни лиц. Как мне кажется, круг убитых может быть ограничен советом директоров и вице-президентами картеля. Не больше восьми человек.

– К тому же, – нетерпеливо добавил Пэмброук, – восьмерка высших администраторов Карпа являются преступниками де-факто: они преднамеренно встретились и организовали заговор против законного правительства. Их нужно рассматривать наравне с «Сыновьями Иова». С этим Бертольдом Гольцем. Несмотря на то, что они по вечерам надевают галстуки-бабочки и пьют прекрасные вина, а не маршируют по улицам и не копаются в помойках.

– Позвольте мне заметить, – сухо сказала Николь, – что де-факто и мы являемся преступниками. Потому что вся наша власть – как вы сами подчеркнули – основана на мошенничестве. И притом гигантского масштаба.

– Но наше правительство законно, – сказал Гарт. – Независимо от того, с помощью какого способа оно пришло к власти. Кроме того, так называемое «мошенничество» совершено в высших интересах народа. Мы решились на него совсем не для того, чтобы эксплуатировать людей – в отличие от картельной системы! Мы не живем за чужой счет!

«По крайней мере, – подумала Николь, – мы пытаемся убедить себя в этом».

– Поговорив с генеральным прокурором, – добавил уважительно Пэмброук, – я знаю теперь, какие чувства вызывает у него растущая власть картелей. Эпштейн чувствует, что нужно дать им по рукам. Это очень важно!

– А может, вы переоцениваете власть картелей, – сказала Николь. – Я к этому не склонна. Нам, думаю, следовало бы подождать пару дней, когда тут появится Герман Геринг, и мы сможем узнать его мнение по данному вопросу.

Теперь уже мужчины уставились на нее, разинув рты.

– Я пошутила, – снова сказала она.

Но было ли ее предложение шуткой, Николь и сама не знала.

– В конце концов, именно Геринг основал гестапо, – сказала она.

– Я никогда не мог одобрить это, – надменно изрек Пэмброук.

– Но не вы определяете политику нашего правительства, – сказала Николь. – Формально этим занимается Руди. То есть – я. Я могу заставить вас действовать от моего имени в этом вопросе. И вы будете действовать… если, конечно, не предпочтете присоединиться к «Сыновьям Иова» и не приметесь маршировать по улицам, швыряя камни и скандируя лозунги.

Лица Гарта Макри и Пэмброука сделались несчастными.

– Не пугайтесь прежде времени, – сказала Николь. – Вы знаете, что является истинной основой политической власти? Не оружие и не наличие войск, а способность заставить других делать то, что вы считаете нужным. Заставить любыми средствами. Я знаю, что могу заставить НП делать все, что мне хочется, – несмотря на чувства, которые вы лично при этом испытываете. Я и Германа Геринга могу заставить делать то, что мне захочется. И не Геринг будет принимать решения, а я.

– Надеюсь, – сказал Пэмброук, – что вы не ошибаетесь, рассчитывая справиться с Герингом. Признаюсь, я изрядно боюсь этого эксперимента с прошлым. Вы можете выпустить заразу из пробирки. Геринг – не клоун.

– Я прекрасно понимаю это, – сказала Николь. – Только не надо давать мне советы, мистер Пэмброук. У вас другие задачи.

Покраснев, Пэмброук некоторое время молчал, а затем произнес тихо:

– Извините меня!.. А теперь, если вы не против, миссис Тибодо, мне бы хотелось остановиться еще на одном вопросе.

Речь идет об этом психоаналитике, единственном на всей территории СШЕА, который еще практикует. О докторе Эгоне Сьюпебе. В объяснение причин, по которым НП разрешила…

– Я ничего не хочу об этом слышать, – перебила Николь. – Я хочу одного – чтобы вы занимались своим делом. Да будет вам известно, я никогда не одобряла акт Макферсона. И вряд ли стану возражать, если он не будет выполняться в полной мере.

– Пациент, о котором идет речь…

– Пожалуйста! – резко оборвала его Николь.

Пэмброук послушно пожал плечами, выражение его лица сделалось бесстрастным.