Текст книги "Магический лабиринт"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Все тихо переговаривались о странностях этого места. Когда они прошли с полмили, Фрайгейт сказал:

– Поглядите-ка! – Это относилось к креслу на колесах, стоявшему в широком проходе между столами. На сиденье лежали куча костей и череп, а кости ног покоились на подножке.

ГЛАВА 47

Кресло, очень мягкое, было покрыто тканью с узором из тонких, зигзагообразных линий, бледно-красных и бледно-зеленых. Бартон небрежно смахнул кости с сиденья, вызвав протест со стороны Грумз, и сел, заметив вслух, что кресло приняло очертания его тела. В конце его массивных подлокотников имелись большие металлические круги.

Бартон осторожно нажал на черную середку белого диска справа. Ничего не произошло.

Но при нажатии на центр левого круга оттуда вышел длинный, тонкий металлический стержень.

– Ага! – Бартон медленно потянул стержень на себя.

– Под креслом загорелся свет, – сказал Нур.

Кресло бесшумно поднялось на несколько дюймов над полом.

– Нажми на передний край правого диска, – посоветовал Фрайгейт. – Может, так регулируется скорость.

Бартон нахмурился – он не любил, когда ему указывали, что делать. Однако все же послушался. Кресло стало очень медленно подниматься к потолку.

Не обращая внимания на восклицания и новые предложения, Бартон поставил рычаг точно по центру. Кресло двинулось вперед по горизонтали. Бартон прибавил скорость, потом отвел рычаг вправо. Кресло повернуло в ту же сторону, не меняя плоскости движения и не кренясь, как сделал бы самолет, и направилось к дальней стене. Поводив кресло вверх и вниз, крутнув его несколько раз и доведя его скорость миль до десяти в час, Бартон совершил посадку.

Он улыбался, и его черные глаза возбужденно блестели.

– Может, эта штука поднимет нас по шахте? – крикнул он. Фрайгейта и еще некоторых демонстрация не удовлетворила.

– Оно, наверно, способно двигаться гораздо быстрее, – сказал американец. – И что будет, если остановишься внезапно – вылетишь из кресла или нет?

– Сейчас проверим. – Бартон поднял кресло на несколько дюймов и послал его, набирая скорость, к дальней стене в полумиле от них. В двадцати ярдах от нее он убрал руку с правого диска Кресло сразу замедлило ход, но не настолько резко, чтобы пассажир мог вылететь. В пяти футах от стены оно остановилось Вернувшись, Бартон сказал:

– В нем, наверно, имеются разные датчики. Я пытался протаранить им стену, но оно не пошло.

– Отлично, – сказал Фрайгейт. – Попробуем его в шахте. Но что, если этик наблюдает за нами? Возьмет и отключит энергию. Тогда мы разобьемся или застрянем между этажами.

– Будем подниматься по одному. Один выходит на очередном этаже, за ним следует другой. Этик сможет захватить врасплох только одного из нас, и остальные тогда будут предупреждены.

Про себя Бартон думал, что Фрайгейт несколько преувеличивает, но не мог не признать, что тот рассуждает здраво.

– Оба кресла, которые находятся здесь, – продолжал американец, – должны были двигаться, когда их пассажиры погибли. Что же их остановило?

– Автоматика, наверно, – протянул Бартон.

– Ну и отлично. Сядем каждый в свое и попрактикуемся в управлении. А что потом? Вверх или вниз?

– Попробуем сначала подняться на верхний этаж. Мне сдается, что штаб, нервный центр башни, находится там.

– Раз тебе так сдается, надо ехать вниз, – ухмыльнулся Фрайгейт. – Ты ведь– точно Мосейлима – что ни предскажешь, все получается наоборот.

Фрайгейт не упускал случая подцепить его. Этот парень слишком много знал о земной жизни Бартона, о его неудачах и провалах.

– Вот и неправда, – сказал Бартон. – Я предупреждал британское правительство о синайском восстании за два года до его начала, но меня не послушали. Тогда я был скорее Кассандрой.

– Туширован! – сказал Фрайгейт, С Бартоном поравнялся Гильгамеш, тоже в кресле. Вид у него был неважный.

– Голова еще здорово болит, и в глазах то и дело двоится.

– Ну и как ты, выдержишь? Или лучше останешься здесь и отдохнешь?

Шумер покачал своей бычьей головой:

– Нет. Я потом вас не найду. Я хотел только, чтобы ты знал, как мне плохо.

Алиса, как видно, огрела его сильнее, чем намеревалась.

– Эй, я разобрался, откуда они брали еду, – воскликнул Том Терпин. – Глядите!

Перед Терпином на столе стоял большой металлический ящик с множеством дисков и кнопок. От него тянулся черный провод к розетке на полу.

Терпин открыл стеклянную дверцу. Внутри оказались блюда с едой, чаши с напитками и столовые приборы.

– Это ихний Грааль, – сказал Терпин, улыбаясь во всю свою желтую физиономию. – Не знаю, как тут что работает, но я нажал все кнопки подряд, и пожалуйста – кушать подано.

Он стал извлекать из ящика содержимое.

– Ух ты! Бифштекс-то как пахнет! А хлеб-то!

Бартон решил, что лучше поесть сейчас. Такие устройства, возможно, есть повсюду, но кто их знает. И все уже проголодались.

Терпин попробовал нажать кнопки в иной последовательности и получил смесь из блюд французской, итальянской и арабской кухни. Все блюда были превосходны, хотя некоторые не совсем поспели, а филе из верблюжьего горба показалось большинству присутствующих чересчур острым. Разнообразные комбинации давали самые удивительные результаты, но все было вкусно. Терпин экспериментальным путем нашел диск, регулирующий степень готовности блюд, позволявший получить пищу в готовом, полуготовом, полусыром и сыром виде. Все, кроме Гильгамеша, наелись до отвала, немного выпили и закурили сигары и сигареты, также предоставленные ящиком. В воде недостатка не было – повсюду имелись краны.

После все принялись за поиски туалета. Он обнаружился в громадном помещении, где, по общему предположению, раньше стояла– какая-то техника. Там не было смывных устройств – только отверстия, в которых испражнения исчезали, не достигнув дна.

Гильгамеш съел немного хлеба, и его вырвало.

– Не могу я идти с вами, – сказал он, вытирая подбородок и полоща рот над раковиной. – Очень уж мне худо.

Бартону хотелось бы знать, так ли уж болен шумер на самом деле. Вдруг Гильгамеш – агент и ищет случая, чтобы ускользнуть.

– Нет уж, поехали с нами, – сказал Бартон. – Вдруг мы не найдем дорогу обратно к тебе. Сиди себе в кресле, и все.

Бартон привел всех к шахте. Повиснув в кресле над пустотой, он вытянул ногу и пощупал воздух под собой. Сопротивления не ощущалось. Возможно, наличие кресла автоматически снимает поле.

Бартон отвел рычаг назад и нажал на диск. Кресло пошло вверх – сначала медленно, потом быстрее, когда он посильнее нажал. На этажах мелькали коридоры и комнаты, порой наполненные неизвестным оборудованием, но скелетов нигде не было вплоть до десятого этажа. Там Бартон поравнялся с комнатой, небольшой по сравнению с нижним залом. В ней стояли двенадцать больших столов на двенадцать приборов каждый. А на них, на сиденьях стульев и под ними громоздились черепа и кости.

На углу одного стола стоял громадный пищевой ящик.

Бартон продолжал ехать вверх, то и дело останавливаясь, пока не добрался до конца шахты. Весь путь занял у него пятнадцать минут. Наверху была обычная площадка, от которой шел коридор. Слева маленький коридорчик переходил в огромное, площадью футов сто, помещение. Поставив кресло на пол, Бартон наклонился над шахтой и мигнул фонариком три раза. В ответ снизу замелькали крошечные, но яркие огоньки. Следующий по порядку, Нур, останавливаться не станет и доберется до Бартона минут через двенадцать.

Бартон проявлял терпение только в крайне требующих того ситуациях, да и то не всегда. Он снова сел в кресло и поехал по коридору. После шестиминутной поездки он вернулся к шахте.

Он проезжал мимо открытых дверей в большие и маленькие комнаты – одни с аппаратурой, другие, как видно, жилые. Где-то было много скелетов, где-то мало, где-то ни одного. Коридор тянулся не меньше чем на две мили. Когда пришло время поворачивать назад, Бартон увидел справа закрытую дверь. Остановив кресло, он слез, достал пистолет и осторожно приблизился к ней. Над дверью был круг из двенадцати спиралей с солнечным диском в середине. Ручка отсутствовала – на ее месте была металлическая модель человеческой руки с полусогнутыми пальцами, словно пожимающей другую руку.

Бартон повернул ее и открыл дверь.

Внутри открылась очень большая сферическая комната с бледно-зелеными полупрозрачными стенами, окруженная и пересеченная множеством других зеленых пузырей. На стене центральной сферы был овал чуть более темного оттенка, заключающий в себе какую-то движущуюся картину. От деревьев на ее заднем плане пахло сосной и кизилом, а на переднем призрачная лиса преследовала призрачного зайца. На полу большой сферы, или пузыря, стояли в круг двенадцать стульев. На десяти из них лежали рассыпанные кости, на двух не было ничего, даже пыли.

Бартон перевел дыхание – эта комната оживила в нем жуткие воспоминания. Это здесь он очнулся после своего семьсот семьдесят седьмого самоубийства, предпринятого с целью уйти от этиков. Это здесь он предстал перед Советом.

А теперь существа, казавшиеся ему тогда богами, обратились в прах. Он занес ногу через порог и прошел сквозь пузырь, оказавший едва уловимое сопротивление. Потом перенес вторую ногу и стал на пружинящей пустоте – на том, что казалось пустотой.

Сунув пистолет в кобуру, он прошел еще через два пузыря, которые смыкались за ним, но пропускали воздух, и вступил в «Зал Совета». Подойдя к невесомым на вид стульям, он увидел, что ошибался. На одном из пустых сидений лежала очень тонкая выпуклая линза. Бартон поднял ее и узнал фасеточный «глаз» предполагаемого главы Совета, Танабура.

Это было не украшение и не искусственный глаз, как считал Бартон тогда. Просто линза, сквозь которую можно смотреть, жирная на ощупь. Это, должно быть, смазка, чтобы не раздражалось глазное яблоко.

Бартон с некоторым трудом и брезгливостью вставил линзу под веко.

В левом глазу сразу помутнело, и Бартон прикрыл правый.

– 0-о-о-хх!

Он поспешил открыть правый глаз.

Он только что плавал в космосе, во тьме, где сияли отдаленные звезды и газовые туманности, где угадывался, хотя и не ощущался напрямую, великий холод. Но Бартон знал, что он здесь не один. Он чувствовал вокруг присутствие бесчисленных душ – их были триллионы, если не больше. Потом он устремился к солнцу, растущему ему навстречу, и вдруг увидел, что это пылающее тело – не звезда, а скопище других душ. Они горели, но не в адском огне, а в экстазе, которого Бартон никогда не испытывал и который тщетно пытались описать мистики.

Он был потрясен и напуган, но блаженное пламя властно тянуло его к себе. Да и не мог Бартон поддаться страху – ведь он всегда хвастался, что ничего не боится.

Он снова закрыл правый глаз и вновь оказался в космосе на том же самом «месте». И снова понесся, опережая свет, к солнцу. И снова почувствовал неисчислимые орды за собой. Звезда обрисовалась впереди, сделалась большой, потом огромной, и он увидел, что ее пламя состоит из огней несметных триллионов душ.

Потом он услышал беззвучный крик, полный невыразимого экстаза и призыва, и ринулся прямо в солнце, в пылающий рой, не видя ничего и в то же время видя все. Он перестал быть собой. Он сделался чем-то, что не делится на части и само не является частью, а сливается в едином экстазе с другими, хотя других здесь нет.

Бартон испустил вопль и открыл правый глаз. Алиса, Нур, Фрайгейт и остальные смотрели на него с порога. Дрожа, он направился к ним сквозь пузыри. Он был, однако, не так потрясен. чтобы не заметить, что шумера с ними нет, а Алиса плачет.

– Где Гильгамеш? – спросил он, не отвечая на вопросы.

– Он умер по пути наверх, – сказала Алиса.

– Мы оставили его на кресле в одной из комнат, – сказал Нур. – Сильное сотрясение мозга, должно быть.

– Я убила его! – рыдала Алиса.

– Мне очень жаль, – сказал Бартон, – но ничего не поделаешь. Не нужно было ему сопротивляться, раз он был невинен. Возможно, он все-таки был агентом. – Он обнял Алису. – Ты сделала то, что должна была сделать. Иначе он мог бы убить меня.

– Да, я знаю. Я и раньше убивала, но то были чужие люди нападавшие на нас. А Гильгамеша я любила, и вот…

Бартон подумал, что уж лучше дать ей выплакать свою вину я горе. Он отпустил Алису, а Нур спросил его, что он делал в этой комнате. Бартон рассказал про линзу.

– Ты пробыл тут не меньше часа, – сказал Фрайгейт.

– Знаю – но мне показалось, что это длилось всего одну минуту.

– А что ты чувствуешь теперь? – спросил Нур. Поколебавшись, Бартон сказал:

– Помимо потрясения, я чувствую… чувствую… огромную близость ко всем вам. О, я и раньше был кое к кому привязан, но теперь… я люблю вас всех!

– Шок, не иначе, – пробормотал Фрайгейт. Бартон не обратил на него внимания.

Мавр взял граненую линзу и посмотрел сквозь нее, зажмурив правый глаз.

– Ничего не вижу. Она действует, лишь когда ее вставишь в глаз.

– Я думал, – сказал Бартон, – что ее может носить только председатель Совета, Танабур. Я полагал, что это ритуальный символ или эмблема главенства, нечто традиционное. Но, как видно, я ошибался. Возможно, во время заседаний Совета она переходила к каждому поочередно. И давала каждому такое, же чувство, которое испытал я, – чувство близости и любви ко всем, кто есть в комнате. – В таком случае Икс преодолел это чувство, – сказал Тай-Пен.

– Одного я не понимаю, – сказал Бартон. – Почему линза погрузила меня в транс, а Танабура как будто нет?

– Возможно, советники уже привыкли к ней, – предположил Нур. – После многоразового использования ее действие на них ослабло.

Нур вставил линзу в левый глаз и закрыл правый. Его лицо сразу приобрело экстатическое выражение, хотя тело осталось неподвижным. По прошествии двух минут Бартон потряс Нура за плечо. Тот вышел из транса и разрыдался. Успокоившись и вынув линзу, он сказал:

– Да, она действительно вызывает состояние, которое Столько раз пытались описать святые. – Он отдал линзу Бартону. – Но состояние это ложное, ибо вызывается искусственно. Лишь духовное совершенствование ведет к истинному блаженству.

Все стали просить попробовать, но Бартон сказал:

– После. Нам нельзя терять времени. Надо найти Икса, пока он не нашел нас.

ГЛАВА 48

У огромной закрытой двери, помеченной еще какими-то непонятными знаками, Бартон остановил караван кресел и сошел со своего. Дверь, похоже, открывалась с помощью кнопки рядом – больше никаких приспособлений для этого не было. Бартон нажал на кнопку, и обе половинки двери разъехались по сторонам. В просторный холл выходили еще одни огромные двери. Бартон и их открыл с помощью такой же кнопки.

За ними оказался крытый куполом зал с полмили в поперечнике. Полом ему служила земля, поросшая короткой ярко-зеленой травой, а чуть дальше росли деревья. По ней там и сям бежали ручьи, истоком которых служили водопады высотой в сорок – пятьдесят футов. Повсюду были рассажены цветущие кусты, а плоские валуны служили столами, судя по тарелкам и приборам на них.

Потолок был голубой, с перистыми облаками, и на нем стояло в зените искусственное солнце.

Все вошли внутрь и стали осматриваться. Человеческие кости лежали повсюду, самый ближний скелет обнимал валун. Были тут еще кости птиц, оленей и каких-то животных, похожих на кошек, собак и енотов.

– Они тут приобщались к природе, – сказал Фрайгейт. – Что ж, превосходная имитация, ничего не скажешь.

Напрашивался вывод, что Икс передал по радио код, разбивший черные шарики в головах обитателей башни и давший выход яду Но от чего умерли животные?

Да с голоду.

Путешественники покинули зал и, не проехав и мили, наткнулись на следующую достопримечательность, самую загадочную и пугающую из всего, что им встречалось. За косой прозрачной стеной слева от них помещалась исполинская шахта. Снизу ее освещал яркий мерцающий свет. Все сошли с кресел, чтобы заглянуть в колодец, – и вскричали от изумления.

В пятистах футах под ними, словно в большой печи, пылало множество разноцветных форм, плотно стиснутых вместе, но свободно проходящих одна сквозь другую.

Бартон, заслонив рукой глаза, стал приглядываться к ним., Вскоре он начал различать отдельные огни – они крутились, сновали вверх, вниз и по сторонам. Потом он почувствовал резь в глазах и отвернулся.

– Это ватаны. Такие же я видел над головами двенадцати членов Совета. Стена сделана из материала, позволяющего нам их видеть.

Нур протянул ему темные очки.

– Возьми. Я нашел их на полке тут рядом.

Бартон и остальные надели очки и воззрились в бездонный колодец. Теперь стало лучше видно, как переливаются всеми цветами то расширяющиеся, то сжимающиеся фигуры, как они выбрасывают из себя шестигранные щупальца, и шарят ими, и втягивают обратно.

Бартон, прижавшись спиной к стене, посмотрел вверх. В сотне футов над головой виднелся серый металлический потолок. Бартон попытался разглядеть, что по ту сторону колодца, но не смог, Далеко-далеко внизу тоже просматривалась серая твердь. Воображение было тому виной или игра светящихся орд, но ему показалось, что эта твердь пульсирует. Он отступил назад, снял очки и потер слезящиеся глаза.

– Я не знаю, что это такое, но оставаться здесь дольше мы не можем.

Они проехали еще несколько лифтовых площадок с шахтами, ведущими только вниз, но через четверть мили увидели такую, где был выход и наверх.

– Эта, должно быть, ведет ко входу.

Каждый снова ждал, пока его предшественник не прибудет благополучно на место, и лишь тогда отправлялся сам.

Вверху площадка выходила в коридор с тринадцатью дверьми, и каждая служила входом в анфиладу роскошно обставленных покоев. В одной комнате на столе из блестящего красноватого дерева стояла прозрачная сфера, и в ней болтались три кукольных фигурки.

– Похоже на Моната и еще двух его сородичей, – сказал Бартон.

– Что-то вроде трехмерной фотографии, – добавил Фрайгейт.

– Не знаю, конечно, – сказала Алиса, – но, по-моему, это семейный портрет. Я понимаю, что для человека иной расы они все на одно лицо. Но все-таки…

Грумз давно уже не говорила ни слова, и ее мрачное лицо показывало, как тяжело ей освоиться с этим местом. Все здесь было не таким, как она ожидала: ни приветственного хора ангелов, ни Бога, восседающего на троне в сиянии славы своей с матерью Грумз по правую руку.

– Может, эти двое – его родители, – сказала она теперь. В покоях было на что посмотреть, но Бартон гнал всех дальше. Через двести футов показалась площадка – первая, которую они увидели в правой стене. Бартон слез и осмотрел шахту. Ее дно приходилось вровень с полом, а верхушка была не дальше чем в пятидесяти футах. В ней плавали прядки тумана, проникающие снаружи и через вентиляцию. Бартон убрал голову.

– Думаю, она выводит в наружный купол, через который прошел Пискатор.

Японец, умный и смелый, поступил, возможно, так же, как Бартон: убедился, что невидимое поле в шахте держит его, и спустился вниз. Но как он мог включить поле, не зная кодового слова – или что там приводит «лифт» в движение?

Шахта, впрочем, не похожа на все другие – она очень коротка и ведет только вниз, если смотреть сверху. Возможно, поле включается, как только кто-нибудь ступает в нее. А вот чтобы подняться отсюда наверх, нужен код. Или нет? Или дно действует так же, как и вершина, только в противоположном направлении?

И где сейчас Пискатор?

Чтобы проверить свою теорию, Бартон ступил в шахту. Через три секунды он начал медленно подниматься вверх. На вершине он вышел в короткий металлический коридор, который загибался на конце и, несомненно, выходил в купол.

Из-за угла валил туман, но яркий свет. обеспечивал хорошую видимость.

Бартон пошел по коридору и сразу ощутил едва заметное сопротивление, которое росло по мере его продвижения.

Наконец, убедившись, что не сможет ступить дальше ни шагу, он повернул назад и беспрепятственно дошел до шахты. Спустившись вниз, он сделал краткий отчет.

– Поле действует в обоих направлениях, – заключил он.

– Судя по рапорту «Парсеваля», вход там только один, – сказал Нур. – Но ведь должно же быть еще какое-то отверстие – для аэропланов. А его на вершине башни нет – но, возможно, оно просто невидимо? И в нем тоже должно быть установлено этическое поле. Иначе туда мог бы проникнуть кто угодно. Включая Икса. Уж конечно, он не раз вполне легально вылетал отсюда на аэроплане.

– Ты забываешь о гипотетическом исказителе ватана, – сказал Бартон. – Он-то и помогал Иксу проходить сквозь купол.

– Да, я знаю. Я хочу только сказать, что мы могли бы найти ангар для самолетов, научиться ими управлять и улететь отсюда, когда нам будет удобно.

– Неплохо было бы, чтобы их машины оказались легче в управлении, чем наши самолеты, – заметил Фрайгейт.

– Я не сомневаюсь, что так и есть.

– Слушайте, у меня идея, – ухмыльнулся Фрайгейт. – Пискатор был суфи и вошел сюда без труда. Ты тоже суфи с высоким этическим уровнем. Почему бы тебе не выйти наружу и не попробовать вернуться через купол?

Мавр усмехнулся ему в ответ:

– Ты хотел бы посмотреть, действительно ли я так праведен, как следует быть, да? Ну а вдруг я не смогу выйти? Или вернуться обратно? Нет уж, Питер. Это было бы напрасной тратой времени в проявлением гордыни с моей стороны. Ты это знаешь и все же подзуживаешь меня. Дразнишь. Тебе, как ученику, недостает порой уважения к учителю.

Все вернулись в свои кресла и медленно двинулись вдоль закругленного коридора. Бартону начинало казаться, что их экскурсия, занимательная сама по себе, ни к чему так и не приведет Икса им не найти.

Но что же делать? Указателей на стенах нет, а если бы они и были, никто не смог бы их прочесть. Досадно и утомительно колесить вот так по коридорам, но нельзя же сидеть на одном месте и надеяться, что Икс найдет их сам. Он, может, и придет, но с оружием, против которого они бессильны. Это уж наверняка.

Им и так уже повезло найти зал Совета Двенадцати, резиденцию Моната Грраутута и верхний вход. Возможно, лаборатория Икса или его контрольный пульт находятся рядом с его жильем.

Караван проехал мимо закрытой двери. Здесь таких тысячи. Нет времени открывать каждую.

Но футах в тридцати за ней Бартон вскинул руку, дав сигнал остановиться.

– В чем дело? – спросила Алиса.

– Да так, чутье.

Он опустил свое кресло на пол.

– Проверить недолго.

Он нажал кнопку у двери, и дверь бесшумно скользнула вбок. За ней была громадная комната с бесчисленным оборудованием на столах и множеством шкафов вдоль стен. Здесь лежал всего один скелет – и этот человек, очевидно, погиб при взрыве, когда проходил мимо одного из шкафов или работал там. Со шкафа снесло верхушку, если судить по искореженному металлу, кускам какого-то стеклянистого вещества на полу и осколкам металла внутри скелета. Он лежал в двадцати футах от разбитого шкафа, и под ним на полу виднелись темные кровяные пятна.

Рядом лежала сбитая взрывом со стола металлическая конструкция в форме звезды, испуская нечто похожее на разноцветные тепловые волны.

Прямо перед Бартоном, ближе к центру комнаты, стояло на полу пустое летающее кресло. Оно стояло боком, и на его подлокотнике виднелся свежий кровавый след.

Сразу за креслом на цилиндре двухфутовой высоты вращался большой диск. По его периметру располагались шкафы и пульты. В центре диска находилась неподвижная платформа, а на ней, на стуле из какого-то полупрозрачного материала, сидел человек. Перед ним, на пульте с наклонной панелью, светилось несколько экранов. Сидя к Бартону боком, человек поворачивал какой-то тумблер, сосредоточив все внимание на самом большом экране.

Бартон, приложив палец к губам, другой рукой сделал знак своим спутникам слезть с кресел. Потом достал револьвер и жестом же велел остальным сделать то же самое.

У оператора были длинные ярко-рыжие волосы, белая кожа, и повернутый к Бартону глаз не был раскосым. Не будь он так толст, Бартон мог бы и не узнать его. Но жир за столь короткое время убрать нельзя.

Бартон медленно вошел в дверь и направился к нему. Остальные рассыпались позади, держа оружие наготове.

Когда они подошли к человеку на шестьдесят футов, он увидел их. Он вскочил со стула, скривился и сел обратно. Его рука, нырнув в углубление под панелью, извлекла оттуда прибор с пистолетной рукояткой, дулом длиной в фут и окружностью в три дюйма и сферой размером с большое яблоко на конце дула.

Бартон крикнул:

– Лога! – И бросился вперед.

ГЛАВА 49

Этик снова встал и выкрикнул:

– Стой! Буду стрелять!

Никто не остановился. Этик прицелился, глядя сквозь прозрачную сферу, и из нее бесшумно вышел тонкий алый луч. На металлическом полу перед бегущими появился дымящийся полукруг.

Все замерли. Оружие, способное расплавить этот металл, вызывало уважение.

– Я мог бы разрезать вас всех пополам за один раз, – сказал Лога. – Но я не хочу. Довольно насилия – мне тошно от него. Но я убью вас, если буду вынужден. А теперь – повернитесь все разом и отбросьте свое оружие как можно дальше к двери.

– На тебя направлено девять стволов, – сказал Бартон. – Может, ты и уложишь одного-двоих, но остальные превратят тебя в сито.

– Похоже на мексиканскую ничью, так, что ли? – угрюмо улыбнулся этик. – Похоже, да не совсем, вы уж мне поверьте!

– Поверить тебе? – вскричала Грумз. – Ты сатана, исчадие ада!

Ее пистолет выстрелил, восемь других – за ним, а из оружия Логи сверкнул алый луч.

Лога повалился навзничь. Бартон подбежал, вскочил на диск, прыгнул на платформу и нацелил револьвер в распростертого этика. Остальные столпились вокруг. Пока Терпин и Тай-Пен поднимали окровавленного, серовато-бледного Логу, Бартон схватил пистолет со сферой на конце. Логу грубо водрузили на стул. Он зажал рукой глубокую рану на правом бицепсе.

– Он попал в Грумз! – сказала Алиса.

Бартон взглянул на раскромсанное тело и отвернулся.

Лога посмотрел вокруг, точно не веря в случившееся, и сказал:

– В правом верхнем ящике моего пульта лежат три коробочки. Принесите их мне, и я через несколько минут приду в норму.

– А нет ли тут подвоха? – спросил Бартон.

– Нет! Клянусь! Довольно уже хитрить и убивать. Я не хотел причинять вам зла! Просто хотел обезоружить вас, чтобы объясниться с вами без опасений. Вы так склонны к насилию!

– Кто бы говорил, – сказал Бартон.

– Я сделал это не потому, что мне это нравится.

– Мы тоже, – сказал Бартон, не совсем, однако, уверенный в правоте своих слов. Он открыл каждую из трех серебряных, украшенных изумрудами коробочек и проверил их содержимое. Как и сказал этик, в каждой лежал флакон – два с жидкостью, один с каким-то розовым веществом.

– Откуда мне знать – вдруг они источают какой-нибудь газ? – сказал Бартон. – Или в них яды?

– Непохоже, – засомневался Нур – Он не хочет пока умирать:

– Это верно, – подтвердил Лога. – Может случиться нечто ужасное, и только я могу это предотвратить. Возможно, мне понадобится ваша помощь.

– Ты мог бы воспользоваться ею сразу, – сказал Бартон, – если бы сказал нам правду.

– У меня были причины не делать этого. Очень веские причины. А потом все пошло вкривь и вкось.

Этик, сдавив один флакон, брызнул себе на руку прозрачной жидкостью. Втер ее в рану на плече, морщась от боли, и отпил глоток из второго. Из третьего он налил себе на ладонь густую розовую субстанцию и смазал ею рану.

– Первое лекарство стерилизует рану, – объяснил он. – Второе снимает шок и придает сил. Третье залечит рану в короткий срок – всего за три дня.

– А куда мы ранили тебя в первый раз? – спросил Бартон.

– Единственная тяжелая рана у меня на левом бедре. Его ставшая серой кожа через минуту обрела нормальные краски. Лога попросил воды, и Фрайгейт принес ему. Бартон закурил сигарету. Вопросы теснились у него в горле. Который выплюнуть первым?

Но прежде чем приступать к допросу, надо было сделать еще кое-что. Бартон держал Логу под прицелом, а другие тем временем привели свои кресла – Фрайгейт вернулся еще раз за креслом Бартона. Их расставили около диска так, чтобы не видеть тела Грумз. После этого Логе разрешили поднять свое кресло на установленную высоту. Все расселись полукругом лицом к этику.

– Думаю, нам всем не помешает выпить, – сказал Бартон. Лога подсказал им, что нужно набрать на Граале, чтобы получить требуемое. Сам он заказал светлое вино, которое остальные ни разу не обнаруживали в своих Граалях. Бартон повторил заказ Логи и попробовал вино. Оно не шло в сравнение ни с чем, что он пил раньше, отличаясь тонким, но пряным букетом. Его вкус почему-то вызвал в уме картину темно-зеленых вод в час отлива и огромных белых птиц с багровыми клювами, кружащих над ними.

Бартон держал на коленях оружие Логи, и первый его вопрос был о том, как оно действует Лога показал ему предохранитель и спуск, о назначении которых Бартон и сам догадывался.

– Ну а теперь, – сказал он, – начнем с самого начала. Не знаю, правда, что считать началом.

– Извините, что прерываю вас, – сказал мавр, – но кое-что надо выяснить сразу. Ах-К'ак… Лога… ведь у тебя есть в башне личная воскресительная камера, верно?

– Да. – Этик помедлил. – Она не только моя. Трингу тоже пользовался ею. Он был моим лучшим другом: мы вместе росли в Мире Садов. Он был единственный, кому я мог доверять.

– Не Стерн ли это, который пытался убить Фаербрасса перед тем, как «Парсеваль» снялся с башни?

– Да, это он. Как вам известно, ему это не удалось. Поэтому, когда я понял, что Фаербрасс попадет в башню раньше меня… и Сигген тоже… мне пришлось убить их обоих. Сигген не сказала Фаербрассу, кто я такой. Она поверила в то, что я будто бы отказываюсь от своих планов и отдаюсь на милость Совета – но для этого надо попасть в башню и воскресить Совет Она никогда бы не согласилась, если бы я не солгал, не сказал ей, что заблокировал связь с компьютером и что только я могу снять запрет. Она обещала не говорить обо мне Фаербрассу, пока мы не окажемся в башне. Но при этом готовилась вместе с Фаербрассом опередить меня. Чтобы проверить, правду ли я говорю. Помимо всего прочего, я боялся, что в вертолете по пути в башню она передумает и выдаст меня Фаербрассу. И я… взорвал бомбу, которую на всякий случай заложил в вертолет.

– Кто такая Сигген? – спросила Алиса.

– Моя жена. Она выдавала себя за Аню Обренову, русскую летчицу.

– О, – сказала Алиса.

По щекам Логи потекли слезы.

– Ясно, что твои товарищи обнаружили твой личный воскреситель и отключили его. Иначе ты бы совершил самоубийство и таким путем перенесся в башню. Сейчас он действует?

– Да. У меня их, собственно, было два – но оба нашли и отключили.

– Значит, если бы мы сейчас убили тебя, ты ушел бы от нас, – сказал Бартон. – Почему же ты не позволил нам этого сделать? Или сам не убил себя?

– Потому что, как я уже сказал, вы мне можете понадобиться. Потому что меня тошнит от насилия. Потому что я перед вами в долгу. – Лога помолчал. – Общий воскреситель я заблокировал уже давно. Он мог включиться только по моему сигналу – и этот же сигнал должен был одновременно убить всех в башне, в подземельях и в районе всего моря. Но у нас с Трингу были свои линии. Одна камера помещалась у подножия башни. Шармун, женщина, замещавшая Моната и Танабура в их отсутствие, сказала мне, что обе камеры обнаружены. Сказала, чтобы я не трудился совершать самоубийство в надежде воскреснуть в башне и продолжить свои злодеяния. Я – и злодеяния!