Текст книги "Евреи России. Времена и события. История евреев Российской империи"

Автор книги: Феликс Кандель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Шафиров был женат на Анне Степановне (Самойловне) Копьевой из семьи крещеных евреев. Датский посол записал в дневнике: «Государственный вице-канцлер Шафиров мужчина толстый и низкого роста. Предки его были евреями‚ но отец его и он перекрещены. Действительно‚ как сам он‚ (так) и его дети очень похожи на жидов. Некоторые уверяют даже‚ что втайне он остался евреем… Вообще же (Шафиров) человек умный: по-немецки говорит как на родном языке; в переговорах с ним легко приходишь к соглашению‚ да и в иностранной политике он довольно сведущ». И в том же дневнике: «Мне много раз случалось заметить‚ что у меня за столом сын Шафирова не прикасался к свинине; а однажды на мой вопрос‚ почему он ее не ест‚ отвечал‚ что ее не едят ни родители его‚ ни сестры‚ ибо считают это грехом».

Дочери Шафирова вышли замуж за представителей старинных аристократических фамилий Рюриковичей-Гедиминовичей. Среди потомков барона Шафирова – государственные деятели России‚ военные‚ богословы‚ писатели‚ публицисты‚ археологи. Назовем некоторых из них: музыканты братья Матвей и Михаил Виельгорские‚ председатель Совета министров Сергей Юльевич Витте‚ русский поэт Петр Андреевич Вяземский‚ семья славянофилов Самариных‚ теософ Елена Блаватская, философ князь Сергей Трубецкой‚ писатель Алексей Николаевич Толстой.

4

Из воспоминаний того времени: «Камердинер Петра Великого, Петр Вульф, жидовскаго происхождения, быв гвардии офицером, пожалован в тайные советники». В первые годы восемнадцатого века по указу Петра открыли в Москве восемь аптек по западному образцу; одна из них – аптека Авраама Рута в Замоскворечье, за Старым Каменным мостом.

Антониу Мануэл Виэйра – Антон Мануйлович Дивьер, сын португальского еврея из Амстердама – служил юнгой в голландском флоте; его заметил Петр I и в 1697 году взял с собой в Россию. Был исполнителен, хорошо образован, знал несколько языков, отличался веселым характером; в звании генерал-адъютанта Дивьер стал первым генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга. Он руководил строительством новой столицы, следил за тем, чтобы торговцы не повышали цены на съестные припасы; при нем появились в городе пожарные части, ночные караулы с трещотками и первые уличные фонари, в которые заливали конопляное масло.

Дивьер женился на сестре А. Меншикова‚ хоть тот сопротивлялся этому‚ но царь настоял – и свадьба состоялась. После смерти Петра Дивьер был возведен в графское достоинство, назначен сенатором, однако Меншиков обвинил его в государственной измене, добился того‚ чтобы Дивьера лишили графского титула, чинов и имущества, после публичного наказания кнутом сослали вместе с семьей в Якутию, где умерли трое его детей.

В ссылке Дивьер стал командиром порта в городе Охотске, выстроил верфь, оборудовал пристань, участвовал в снаряжении экспедиции В. Беринга, обнаружившей пролив между Азией и Америкой, основал навигационную школу, которая «просуществовала сто лет и была рассадником просвещения для всего Северо-Восточного края Сибири». При императрице Елизавете Дивьера возвратили из ссылки с «отпущением вины»‚ восстановили в графском достоинстве‚ и он вновь занял должность петербургского генерал-полицмейстера.

Родоначальником семьи Веселовских был еврей из польского местечка Веселово‚ оказавший важные услуги московскому правительству при осаде Смоленска в 1654 году. Его внуки‚ родственники П. Шафирова‚ занимали высокие посты при Петре I. Абрам Веселовский был личным секретарем Петра‚ во время Полтавского боя состоял адъютантом при императоре‚ в 1715 году занял пост русского резидента в Вене. Замешанный в дело о побеге царевича Алексея Петровича‚ бежал в Лондон‚ спасаясь от гнева царя. Его брат Исаак Веселовский был дипломатом‚ преподавал русский язык наследнику престола Петру III. Федор Веселовский заведовал в Лондоне посольскими делами и не возвратился в Россию после увольнения. Петр I приказал его арестовать‚ но британское правительство отказалось выдать; впоследствии он вернулся в Россию, стал куратором Московского университета. (Среди потомков Веселовских – три действительных члена Российской и советской Академии наук.)

Следует упомянуть про одну удивительную личность при дворе Петра I. Это был Жуан да Коста – в России его звали Лакоста‚ потомок евреев-маранов‚ бежавших из Португалии от преследований инквизиции. Лакоста познакомился в Европе с Петром I и приехал в Россию. Это был веселый‚ остроумный человек‚ и Петр назначил его на должность «придворного философа», другими словами – придворного шута. Его происхождение не являлось тайной: отмечали его «еврейский нос», и при дворе он был известен как «португальский жид Лакоста». За усердную шутовскую службу царь пожаловал Лакосте титул «Самоедского короля» и подарил четыре острова в Финском заливе. Рассказы о Лакосте сохранились в фольклоре финнов этих островов, называвших его «черноголовый испанец». Дом «Самоедского короля» располагался на острове Лавансаари; когда он впервые приплыл туда, девушки убежали в лес, чтобы спастись от рук «черноголового испанца».

Лакоста говорил на нескольких языках, превосходно знал Библию‚ и Петр любил вести с ним богословские беседы. Придворный вспоминал такой случай: «Лакоста говорил‚ что в Святом Писании сказано – «многие придут от востока и запада и возлягут с Авраамом‚ Исааком и Иаковом»; царь опровергал его и спрашивал‚ где это сказано? Тот отвечал – в Библии. Государь сам тотчас побежал за Библией и вскоре возвратился с огромною книгою‚ требуя‚ чтобы Лакоста отыскал ему это место; шут отозвался‚ что не знает‚ где именно находятся эти слова. «Всё вздор‚ там этого нет»‚ – отвечал государь…».

Лакоста служил четырем российским царям; его называли человеком «свойств живых и забавных», известны анекдоты‚ приписываемые ему‚ и вот один из них. Однажды глупый придворный спросил шута‚ почему он разыгрывает из себя дурака. «Конечно‚ по разным с вами причинам‚ – ответил Лакоста. – Ибо у меня недостаток в деньгах‚ а у вас – недостаток в уме». В дореволюционной Еврейской энциклопедии сказано: «Старинная гравюра сохранила портрет Лакосты – умное лицо гордого сефарда в костюме восемнадцатого века, с париком на голове, мало похожее на ту «смешную фигуру», которую приписывают Лакосте любители анекдотов».

Жуан да Коста скончался в 1740 году в Петербурге; придворный врач написал о нем: «Некоторые говорят, что он умер… без религии; другие, что он умер евреем, и очень немногие, что он умер христианином…»

5

После смерти Петра I императрица Екатерина I повелела выслать евреев из тех мест‚ где они жили оседло: из Малороссии‚ Смоленщины и недавно присоединенной Лифляндии. «Жидов, как мужеска, так и женска пола… всех выслать вон из России за рубеж немедленно и впредь их… не впускать». Остаться в России можно было после принятия христианства; исключение сделали для Зунделя Гирша‚ который поставлял серебро на монетный двор. Чтобы казна не понесла убытков‚ ему разрешили временно находиться в Петербурге‚ «а как по контракту то серебро поставит сполна»‚ то и его «выслать из России за рубеж немедленно».

Исполнение приказа Екатерины I начали с Малороссии‚ изгоняли евреев-арендаторов‚ шинкарей и торговцев; на границе – согласно повелению императрицы – их золотые и серебряные монеты меняли на медные. Вскоре в Малороссии не оказалось нужных товаров‚ всё вздорожало‚ население стало роптать; указом Петра II евреям позволили приезжать лишь для оптовой торговли, а по окончании ярмарки немедленно уезжать. Через несколько лет императрица Анна Иоанновна разрешила им и розничную торговлю «в знак милости» к местному христианскому населению‚ – но находиться постоянно в России евреи уже не могли.

Вскоре, однако, выяснилось‚ что они жили незаконно в Малороссии‚ в имениях местных помещиков и влиятельных чиновников‚ которые нуждались в арендаторах‚ корчмарях и ремесленниках. Последовало распоряжение Сената о немедленном их выселении‚ но исполнение приостановили из-за войны с Турцией‚ «чтоб через ту их ныне высылку не воспоследовало какого шпионства». В 1739 году провели перепись евреев в Малороссии‚ и выяснилось‚ что там находились в 130 дворах 292 мужчины и 281 женщина, не считая тех, кто ускользнул от регистрации. Эти люди пришли из местечек Польши, откуда гнала нужда, избыточность еврейского населения, и поселились без разрешения на левобережной Украине‚ где со времен Хмельницкого не оставалось практически ни одного еврея. Они жили «не своими домами»‚ не имели «никаких грунтов‚ заводов и других промыслов»‚ а арендовали шинки для торговли напитками.

Эту горсть евреев‚ из-за которых возникла оживленная административно-законодательная деятельность‚ решили выслать по окончании войны с Турцией. Резолюция Анны Иоанновны гласила: «Вышеобъявленных жидов‚ по силе прежних указов‚ из Малой России выслать за границу». На такое категорическое ее решение повлияло, возможно, событие‚ память о котором сохранилась в русских архивах под названием «Дело о сожжении отставного морского флота капитан-поручика Александра Возницына за отпадание в еврейскую веру и Бороха Лейбова за совращение его».

Имя Бороха Лейбова встречается в русских документах еще в 1722 году. Смоленские мещане обратились тогда в Святейший Синод с жалобой на евреев‚ которые «чинят в простом народе смуту и прельщение», развращая христиан. В этой жалобе они упомянули имя откупщика таможенных и питейных сборов Бороха Лейбова‚ который в селе Зверовичи под Смоленском устроил «жидовскую школу» (синагогу) возле церкви Николая Чудотворца‚ где «басурманскую свою веру отправляет»‚ продавал христианам «мертвечину или мясо издохших коров», «бесчеловечно мучил» и до смерти избил священника того села Авраамия‚ который «чинил ему‚ жиду‚ всякие противности в строении школы».

И хотя Борох Лейбов утверждал‚ что священник умер от пьянства‚ а не от побоев‚ Синод приказал «противную христианской церкви жидовского учения школу разорить до основания»‚ а «прелестного их учения книги и протчее, собрав, сжечь без остатку». Это было немедленно исполнено: молельню разрушили‚ книги сожгли‚ а через несколько лет после этого всех евреев села Зверовичи вместе с Борохом Лейбовым выслали из России – на основании указа Екатерины I.

Борох приезжал в Россию по делам‚ встретился в Москве с отставным капитан-лейтенантом русского флота Александром Возницыным и «совратил» его. Возницын был образованным человеком, знал иностранные языки, читал богословские книги, занимался религиозными исканиями и еще до встречи с Борохом проникся иконоборческими идеями, разрушил часовню в своей деревне и утопил иконы. Они беседовали на темы Священного Писания, сличали тексты на русском и древнееврейском языках, толковали о летосчислении – иудейском и христианском.

Решив принять иудейство‚ Возницын поехал в пограничное белорусское село Дубровно‚ где жил Борох Лейбов‚ и подвергся там обряду обрезания. В 1737 году его жена подала донос‚ в котором сообщила‚ что ее муж‚ «оставя святую православную веру‚ имеет веру жидовскую и субботствует‚ и никаких праздников не почитает… молитву имеет по жидовскому закону‚ оборотясь к стене… а дружбу он имел с жидом Борох Лейбовым».

Как только донос был подан‚ дело приняли к рассмотрению в Москве, а затем этим занималась Канцелярия тайных розыскных дел в Петербурге‚ где Бороха Лейбова допрашивали без пыток‚ а Возницына подвергли мучительным истязаниям. Свидетели показали‚ что обвиняемый «жидовский шабес держал… взяв курицу русскую‚ резал ее так‚ как видел у жидов‚ и ту курицу варил он‚ Возницын‚ в пятницу до захождения солнца‚ а в субботу ее ел»; во время иудейской Пасхи ел «пресные лепешки», которые велел испечь жене и «натыкать» гребенкой. Выявились и другие факты‚ которые подтверждали его вину‚ но самым главным было обрезание.

Сказано в протоколе допроса: «Об обрезании Возницын показал‚ что он не был обрезан‚ а тайный уд у него хоть и поврежден‚ но от бывшей у него прежде французской болезни‚ от которой лечил его и резал ему тот тайный уд лекарь‚ который уже умер». Но дворовые люди опровергли его заявление. Они показали, что до отъезда в Польшу Возницын брал их с собой в баню, и никакого повреждения они у него не видели. После «подъема на дыбу» Возницын изменил показания и сообщил комиссии‚ что по пути в Польшу он ознобил указанное место‚ однако следователи отметили в протоколе допроса: при самом жестоком морозе «подлежало быть озноблену какому иному члену‚ а наипаче лицу‚ рукам и ногам‚ а не тайному уду». Жена Возницына также показала‚ что до отъезда мужа в Польшу никакого повреждения у него не видела‚ а по приезде его из Польши – повреждение усмотрела.

Следствие по этому делу производилось с чрезвычайной быстротой по требованию императрицы Анны Иоанновны. И хотя Юстиц-коллегия настаивала на дополнительном расследовании‚ по указанию императрицы Сенат постановил предать виновных смертной казни‚ и Анна Иоанновна собственноручно начертала резолюцию: «Дабы далее сие богопротивное дело не продолжилось… обоих казнить смертию – сжечь».

Экзекуцию провели на Адмиралтейском острове в Петербурге 15 июля 1738 года. В специальном объявлении было указано‚ чтобы «всякого чина люди для смотрения этой экзекуции сходились к тому месту означенного числа‚ по утру с восьмого часа». И в назначенный час отставной капитан-поручик Александр Возницын и Борох Лейбов были сожжены. После казни последовала резолюция императрицы‚ чтобы вдове Возницына выделили часть из оставшегося после него имущества «и о прибавке ей‚ сверх того‚ ста душ за учиненный донос на мужа».

В том же году был сожжен вероотступник – крещеный башкир Тойгильда, вернувшийся в мусульманскую веру.

6

Анна Иоанновна правила страной десять лет и пользовалась услугами евреев‚ когда этого требовали финансовые или иные интересы. Леви Липман занимался казенными откупами и поставками‚ именовался в документах «обер-гофкомиссаром Либманом»‚ был агентом курляндского герцога Э. Бирона‚ фаворита императрицы; даже утверждали‚ что Бирон принимал решения только тогда‚ «когда они одобрены евреем Липманом‚ придворным банкиром… Этот еврей‚ единственный хранитель тайн герцога‚ его господина‚ присутствует обыкновенно при всех совещаниях с кем бы то ни было‚ – одним словом‚ можно сказать‚ что Липман управляет империей».

Вряд ли так происходило на самом деле‚ потому что после смерти Анны Иоанновны новая императрица Елизавета Петровна отправила Бирона в ссылку, но Липман продолжал оставаться при царском дворе. По этому поводу даже появилось официальное сообщение в «Санкт-Петербургских ведомостях»: «Упомянутый обер-комиссар господин Липман коммерцию свою по-прежнему продолжает и при всех публичных случаях у здешнего Императорского двора бывает».

Кенигсбергский раввин Лейб Эпштейн написал особое сочинение о том‚ что евреям нельзя находиться в российской столице. «Провидением указано, чтобы евреи не жили в С.-Петербурге, так как в летние месяцы ночи там нет и невозможно определять время утренней и вечерней молитвы». Но у Елизаветы Петровны были иные доводы на этот счет. Она нетерпимо относилось ко всем иноверцам‚ и, возможно‚ в ее царствование евреи не только не жили в Петербурге‚ но даже не приезжали туда по делам. На это повлияло и дело Александра Возницына: отпадение в еврейскую веру офицера и дворянина насторожило ревнителей православной веры, воскресив в их памяти ересь жидовствующих

2 декабря 1742 года императрица издала строжайший указ: «Из всей нашей империи‚ как из Великороссийских‚ так и Малороссийских городов‚ сел и деревень всех жидов немедленно выслать за границу и впредь оных ни под каким видом не впускать», – нарушителям указа угрожал «высочайший гнев и тягчайшие истязания». Началось выселение евреев, «какого бы звания и достоинства ни были»; изгнание вновь сопровождалось изъятием золотых и серебряных денег, заменой их на медные монеты.

Вскоре из Малороссии сообщили‚ что 140 человек высланы за границу‚ а запрещение евреям привозить товары уменьшает государственные доходы и разоряет коренных жителей. Этот же указ вызвал переполох в Риге‚ куда евреи привозили товары и брали задаток у местных купцов. Рижский магистрат сообщал в столицу‚ что торговля с Польшей ведется при посредничестве евреев‚ за ними числится огромная сумма денег рижского мещанства‚ и если закрыть им дорогу в Ригу‚ то они повезут свои товары в другие города. Сенат тоже рекомендовал впускать евреев в Малороссию и Ригу хотя бы временно‚ для торговых дел‚ но Елизавета Петровна была непоколебима и на докладе Сената начертала категорическую резолюция: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

Нетерпимость императрицы проявлялась даже к отдельным лицам‚ и пострадал от этого врач Антониу Рибейру Саншес. Он родился в Португалии‚ в семье крещеных евреев‚ учился медицине в университетах Европы‚ в 1731 году приехал в Россию‚ обучал фельдшеров‚ повитух и фармацевтов‚ а также «немалое время находился при войсках‚ с которыми неоднократно бывал в походах». Затем он прославился в Петербурге как искусный медик‚ лечил правительницу Анну Леопольдовну и юного императора Иоанна Антоновича. Анна Леопольдовна так верила в Саншеса‚ что даже из Риги присылала ему на просмотр рецепты‚ которые ей прописывали местные врачи.

Саншес лечил также императрицу Елизавету Петровну‚ он же вылечил от опасной болезни пятнадцатилетнюю невесту Петра Федоровича‚ будущую Екатерину Великую. Она назвала его «один португалец по имени Санхец» и отметила в дневнике: «Я пробыла двадцать семь дней между жизнью и смертью… после шестнадцати кровопусканий нарыв, который был у меня на теле, прорвался… и я выздоровела».

В 1747 году Саншес заболел‚ подал в отставку‚ и его отпустили из России с большими почестями после семнадцатилетней службы. Елизавета Петровна подписала на прощание похвальный аттестат‚ Академия наук избрала его зарубежным членом-корреспондентом и назначила пенсию – 200 рублей в год. Однако вскоре императрица распорядилась‚ «чтобы из почетных членов Академии Рибера Санхеца выключить и пенсии ему не производить». Саншес предположил‚ что его обвинили в политической неблагонадежности‚ но ему разъяснили: «причиною‚ по которой он лишился места своего‚ было его иудейство‚ а вовсе не какие-либо политические обстоятельства».

Президент Российской Академии наук написал Саншесу: «Ее Императорское Величество полагает‚ что было бы против ея совести иметь в своей Академии такого человека‚ который покинул знамя Иисуса Христа и решился действовать под знаменем Моисея и ветхозаветных пророков. Вот‚ милостивый государь‚ истинная причина вашей опалы». Знаменитый математик Эйлер писал в Россию: «Я сильно сомневаюсь‚ чтобы подобные удивительные поступки могли способствовать славе Академии наук».

Антониу Рибейру Саншес жил в Париже, написал книгу о происхождении и лечении сифилиса, которую перевели на другие языки, и даже через много лет она не утратила научного значения. После смерти Елизаветы Петровны президент Академии наук попросил восстановить Саншеса в правах‚ и Екатерина II‚ едва вступив на престол‚ назначила ему пенсию – за то‚ что «он меня‚ за помощью Божией‚ от смерти спас».

Через некоторое время Саншес прислал в Россию для перевода на русский язык вторую свою книгу. В русском издании она озаглавлена так: «О парных российских банях‚ поелику споспешествуют они укреплению‚ сохранению и восстановлению здоровья. Сочинение господина Санхеца‚ бывшего при дворе ея Императорского Величества славного медика». Как писали в России‚ книга эта «много способствовала ознакомлению Западной Европы с нашей баней».

После смерти Саншеса в его архиве обнаружили рукописи по медицине, педагогике, истории и философии, а также работу о причинах преследования евреев и «Размышления об инквизиции». Его французский биограф отметил: «Он питал глубокое отвращение к инквизиции‚ жертвами которой сделались некоторые из его родных и друзей». В двадцатом веке в Португалии выпустили книгу с описанием жизни Саншеса и поставили ему памятник – в городе, где он родился.

7

Сохранилась память о молодом человеке по имени Гирш Лейб‚ который жил в городе Липовец неподалеку от Винницы. Он и его отец‚ искусные портные‚ работали однажды во дворце польского графа‚ и там Гирш Лейб‚ юноша редкой красоты‚ обратил на себя внимание дочери графа‚ тоже молодой, красивой девушки‚ которая в него влюбилась.

Графская дочь не могла скрыть любви к юноше‚ она оказывала ему знаки внимания‚ но он оставался равнодушным. По окончании работы портные – отец и сын – уехали из дворца домой. Это так сильно подействовало на девушку‚ что от любви и тоски она заболела. Пригласили самых лучших врачей‚ но они не смогли ее вылечить‚ и только после долгих и настойчивых уговоров девушка открыла родителям свою тайну.

Тут же послали в местечко графскую карету‚ и юношу снова повезли во дворец. Там ему оказали самый радушный прием и объявили торжественно о желании графской дочери, чтобы он немедленно перешел в католичество‚ а затем женился на ней. Гирш Лейб отказался‚ и тогда начались уговоры в более настойчивой форме: юноше сулили богатство‚ знатность‚ грозили мучительной смертью‚ однако ни обещания‚ ни угрозы не подействовали. «Умру‚ – твердил он‚ – но религии своих предков не изменю».

Убедившись в бесполезности уговоров и напуганные состоянием дочери‚ родители решили воздействовать на юношу более естественным образом. Его нарядили в богатые одежды‚ ввели в спальню графской дочери и оставили наедине с ней – при весьма искушающей обстановке. Увидев любимого‚ бедная девушка бросилась к нему в объятия‚ но он отвернулся‚ закрыл глаза и заплакал… Через несколько часов дочь графа умерла от горя‚ а юношу – по графскому приказу – живьем закопали в землю.

Спустя некоторое время евреям города удалось умилостивить графа‚ и он разрешил перенести прах мученика на еврейское кладбище. Еще в начале двадцатого века на старом еврейском кладбище города Липовец стоял памятник‚ на котором было написано: «Гирш Лейб. Простой человек‚ поборовший искушение».

Про Лжедмитрия II сказано в исторических актах: «И после того Жигимонт король и паны… на Московское государство послали другого вора‚ родом жидовина». Однако русские историки прошлых времен упоминают несколько версий происхождения этого человека‚ и по одной из них – будто он был крещеный еврей‚ найденыш Богданко‚ который служил у царевича Дмитрия.

Историк С. Соловьев: «Ходили разные слухи: одни говорили‚ что это был попов сын‚ Матвей Веревкин‚ родом из Северской страны; другие – что попович Дмитрий из Москвы‚ от церкви Знаменья на Арбате… иные разглашали‚ что это был сын князя Курбского‚ иные – царский дьяк‚ иные – школьный учитель по имени Иван из города Сокола‚ иные – жид‚ иные – сын стародубского служилого человека».

Историк Н. Костомаров: «По одним известиям он назывался Богданом и был литвин‚ по другим – крещеный‚ по третьим – некрещеный еврей‚ по четвертым – сын Курбского‚ по пятым – его отыскал в Киеве путивльский поп Воробей‚ по шестым – его выслала в Московское государство жена Мнишка‚ по седьмым – он был родом стародубец и учил детей сначала в Шклове‚ а потом в Могилеве».

В 1672 году царь Алексей Михайлович повелел «иноземцу магистру Ягану Готфриду учинити комедию, а на комедии действовати из Библии «Книгу Есфирь», и для того действа устроить хоромину…» Так появился в Москве первый театр на Руси, для которого построили «хоромину» – деревянное здание. Пьесу в стихах «Артаксерксово действо» на темы Книги Эстер поставил немецкий пастор И. Г. Грегори. Первое представление состоялось в октябре 1672 года; «царю до того понравилась игра, что он смотрел ее в продолжение десяти часов, не вставая с места». Спектакль исполняли три года, а затем решили поставить пьесу о Давиде и Голиафе.

Русский монах Димитрий сочинил «Есфирь и Агасфер», драму духовного содержания, которую в восемнадцатом веке представили в придворном театре императрицы Елизаветы Петровны (Агасфер – искаженное имя царя Ахашвероша из Книги Эстер).

Смоленские мещане в жалобе на Бороха Лейбова добавили к своим обвинениям еще одно, самое, быть может, угрожающее. Будто Борох и его жена связали руки и ноги крестьянской девке Матрене Емельяновой, служившей у них, подвесили ее на брус, держали в таком положении «с вечера до утреннего звона и, завесивши ей голову, булавками и иглами испущали из нея руду», то есть кровь.

В девятнадцатом веке, в городке Могилевской губернии, старая еврейка рассказывала‚ что ее предка Бороха‚ по прозвищу «не торопись»‚ сожгли вместе с офицером‚ который при его содействии перешел в еврейство. По преданию в ее семье это прозвище объяснялось тем‚ что на пути к месту казни офицер старался приободрить Бороха, говорил то и дело: «Борох‚ не торопись! Борох‚ не торопись!» То есть: «Не волнуйся‚ Борох‚ крепись!»

В 1770 году‚ во время войны с Турцией‚ запорожские казаки захватили в плен более ста евреев с женами и детьми. Выбрали среди пленников шесть человек‚ у которых оставались в плену «жены и дети‚ родственники или отцы»‚ и отпустили их в польскую Украину‚ чтобы собрали среди евреев выкуп – 8000 рублей. Деньги следовало заплатить в течение пяти месяцев‚ иначе «оставшиеся жиды и всё их родство» будут насильно окрещены «или самой смерти преданы без всякого пощадения‚ непременно».

Целый год посланцы ходили из местечка в местечко‚ но сумели собрать лишь 600 рублей. За них заступился командующий русской армией генерал-фельдмаршал П. Румянцев, попросил казаков пожалеть обнищавших от войн и болезней польских евреев. Кончилось тем‚ что пленников отпустили на свободу в обмен на 600 рублей и сорок аршин тонкого сукна‚ а из Умани они прислали казакам благодарственное письмо и восемь голов сахару.