Текст книги "Изгои (Часть 4)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Братва, блин, от всей души благодарим за приглашение, за внимание. Но мы, прикинь, вчера зарубились (поспорили) на турнике: кто первый уколется – неважно где, в зоне или на воле, – с того спрос, как с понимающего.

(На нормальном человеческом языке это значило: «Нет, вкалывай сам себе эту ядовитую дурь, Черепушка коварная!»).

Отказываться было, конечно, тяжеловато, но верить надо не в силу наркотиков, а в самого себя.

Услышав такие неожиданные слова Арбалета, Глыба резко повернул своё изумлённое лицо кашевара. Он первый раз в жизни видел наркоманов, отказавшихся от наркотика. Да, не удалась хитроумная уловка Черепа. Не сработал его план: затянуть и поиметь с Урала. Явно разочарованный Череп ещё пытался как-то неуклюже поддержать падающее реноме.

– Ну-ну, «Спорт – наш друг».

– Вот именно, уважаемые братья.

– Ну-ну, давайте. Наркота умеет ждать. Всё равно вернётесь. – озлившись, Череп совсем уж откровенно выдал свои тайные помыслы.

«Возможно. Но не здесь и не сейчас». – подумал Арбалет, и, с целью щёлкнуть по блатному носу ещё раз, он, улыбнувшись своим друзьям, дополнил свою содержательную речь:

– А мы ещё все вместе собираемся бросить курить.

Но тут уж добродушный Кулан не выдержал и проворчал:

– Ну, нет. Хоть одно удовольствие себе оставлю. Курить не брошу, не дождётесь. А вы, братья, не расстраивайтесь. Вам больше «удовольствия» достанется.

Под весёлый общий хохот они ушли, оставив озадаченных Черепа и Глыбу наедине с приготовленным на большую компанию варевом.

Да, хороший день. Организм положительно заряжен, принимаются правильные решения.

Для Арбалета этот блат.комитет вообще не представлял никакой реальной угрозы. Так, мелкие фраера дорвались до власти и используют её на благо своих вен и во вред простым мужикам-работягам.

(А в более широком, скажем, государственном масштабе, разве не то же самое творится? Дорвутся до кормушки мелкие сошки холуйского пошиба, напяливают на свои туповатые комсомольские рожи маски общенародных «смотряг», окружают себя вороватыми блатными пособниками и водят за собой доверчивый народ по историческим ухабам. А народу и невдомёк посмотреть, за кем же он идёт: за Человеком или за маской, за идеей или за образом?).

Вот так и жили враждующие группировки на ограниченном пространстве «исправительной» колонии строгого режима. Улыбались друг другу, но многие в глубине души только и ждали момента, когда человек споткнётся, и его можно будет запинать, забить по самое горло в грязь, чтобы он оттуда уже никогда не выбрался! Арбалет всё же упрямо полагал, что все люди рождены братьями, должны жить рядом и делиться поровну и печалями и радостями… Но тут, в реальной жизни, всё было не так. Не дай бог, чтобы кто-нибудь увидел у тебя некую слабинку, такую брешь в твой духовный мир, через которую можно проникнуть в душу и уничтожить её… Вот поэтому в зоне – да и вообще по жизни – расслабляться нельзя. Необходимо постоянно быть бдительным и укреплять себя и свой дух. Более всего это касается тех, кто знает свою слабость к наркоте.

В начале памятного 98 года было внесено множество поправок и изменений в уголовное законодательство. Была объявлена частичная амнистия. Арбалет со своей 158-й статьёй, как и большинство потеющего на нарах свободолюбивого народа, попал под эти изменения. Срок ему не скостили, но сменили режим со строгого на общий. Его вызвали в спец.часть.

– Распишитесь и готовитесь на этап!

Вот те на! Только начал обживаться в этой зоне, вникать в утончённую колонийскую политику, приобрёл друзей и врагов, многое понял за короткое время, успел других посмотреть и себя показать… и уже надо собирать вещички на выход.

В тюрьме человек себе не принадлежит, им распоряжаются, как хотят: сегодня ты здесь, а завтра – там (то есть у чёрта на куличках). Даже несмотря на то, что зона эта была весьма далека от идеала наших наивных правозащитников, вернулся Арбалет из спец.отдела очень расстроенным. Собрал всех своих в кубрике.

– Всё, братики. Я уезжаю, – показал соответствующую бумагу по изменению режима.

Опечалились лица его верных друзей. Они же в нём души не чаяли, хотя бы за то, что он бесстрашно растормошил этот полумёртвый муравейник. А тут приходится расставаться…

А вот Череп, узнав, что Арбалет уезжает даже не скрывал своей шакальей радости. Тут же засуетился и побежал сам, запамятовав даже о своём верном Карасе, заваривать чай. Явно лицемерно уверял, как был рад знакомству… (Ну чего только на радостях не наговоришь!). Но Арбалет смотрел на всё это безучастным взглядом. Его мысли были уже где-то вдалеке.

Откровенно говоря, ему не хотелось расставаться со своими друзьями. Вроде бы только приобрёл что-то, и тут же теряешь. Нужно было научиться легко отрывать от души дорогие миражи, отдавать их бестрепетно и спокойно вялотекущему времени. Всё проходит. Он больше никогда не увидит Черепа, Глыбу, Семёна, Кулана, Жука и множество других колоритных обитателей этого прокалённого кузбасским зноем узилища. Но для чего-то же они приходили в его жизнь и оставили каждый свой след в его восприимчивой к чужому горю душе! У всех них он чему-то научился, и благодарил их всех как за хорошее, так и за плохое, просто за то, что они были в его жизни.

Он никогда не забудет многочасовые «философские» беседы с чудаковатым, но искренним и добрым Семёном. Не забудет он и мятущегося в ограниченном пространстве Черепа, который научил его видеть за приветливой улыбкой коварные намерения, преподал ему уроки современного изощрённого лицемерия. А главное, он никогда не забудет, как он сам и его друзья смогли в критической ситуации отказаться от наркотиков, хотя все они в то время были зависимыми пациентами. Но у них был стимул и смысл не подражать гибнущему большинству.

Три месяца, конечно, небольшой срок, но именно в этой зоне он приобрёл ценный, незабываемый опыт, так пригодившийся ему в долгих скитаниях по бесконечным российским просторам. В принципе, наша жизнь – это только школа жизни. Многих отчисляют из неё задолго до выпускного бала. Если человек живёт и учится, значит, он живёт не зря, даже и за тюремной решёткой (А учиться любому человеку всегда есть чему. Было бы желание).

Провожал Арбалета весь отряд. Насобирали на дорожку, кто что мог. Крепкие, дружеские объятия, пожелание удачи…

– Ну, всё, давай, братва! Бог даст, свидимся!

В колышущейся темноте воронка он сидел отстранённо от окружающего и происходящего, мысленно прокручивая события недавнего прошлого. В который раз уже своевольная судьба повернула его жизнь по своему прихотливому разумению! Опять везла она его навстречу непредсказуемой неизвестности. Как-то встретит его старый приятель Бакал? С кем сведёт его на новом месте всесильная мачеха-судьба? Арбалет давно уже заметил, что, какие бы не были вокруг условия, судьба эта всегда и непременно сводила его с хорошими людьми, за что он был ей безмерно благодарен. Придётся ли свидеться когда-нибудь со своими кузбасскими друзьями? Жизнь покажет. Движется она по причудливым зигзагообразным маршрутам, начертанным прихотливой рукой его, Арбалетовской, судьбы. Но постепенно печаль сменилась радостью: всё-таки почти домой едем!

Ленинск-кузнецкая тюрьма, как и все тюрьмы, встречала этот этап своей холодной, специфической мрачностью. Но бывалый Арбалет уже не замечал окружающей обстановки. На душе у него было легко и радостно. Пока мыли этап и разводили по камерам, наш герой, чтобы как-то подбодрить приунывших этапников, не умолкая, рассказывал анекдоты и всякие смешные истории. Не вешайте носы, господа заключённые, возвращаемся на Родину!

А тут ещё приключилась с ними необыкновенная удача! Подфартило им просто сказочно! Их, семь человек со всего этапа, по чьёму-то административному недосмотру, посадили не в транзитную, этапную камеру, а в общую, к местным сибирякам. Камера была большая, вместительная. Местные тоже недоумевали: почему их посадили к ним? Сибиряки недавно получили перелом, кабанчика (то есть передачу с воли). Вся решка (окно), служившая им в качестве холодильника, была буквально завалена салом, колбасой и всякими ништяками (вкуснятиной) со свободы.

Местные, конечно, были наслышаны, что 42-я зона, находившаяся невдалеке, хронически голодала, знали, что даже хлеба не бывало там по несколько дней. Да, собственно говоря, достаточно было им посмотреть в воспалённые, голодные глаза этапников, чтобы понять их состояние. Напоив новоприбывших чаем, местные скромно так предложили:

– Может быть, вы есть хотите?

– Наивный вопрос. Конечно, хотим. – скоропалительно ляпнул Рыжий (совсем очумел парень от полузабытых бакалейных ароматов).

И вот после многомесячной голодухи совершенно неожиданно начался праздник живота. Вот это удача! Как будто в лотерею выиграли миллион! Началось интенсивное бесплановое истребление продуктов питания. Менее чем за час было съедено всё. Матрасовки наших бедолаг были набиты, как говорится, до отвала. Сибиряки отнеслись с глубоким пониманием, не останавливали голодных зеков. Отдали всё. На десерт угостили даже чайком с печеньками. Счастья и удачи вам, наши щедрые сибирские братья! Радости насытившихся наконец-то этапников не было предела (Вот вы постоянно твердите: нет счастья в жизни! А оно есть, надо только сперва горя хлебнуть полной мерой, а потом и счастье заявится).

Где-то часа через три, когда ДПНК с корпусным проверяли этапников, выяснилось, что семь человек по ошибке оказались в камере с местными. Засуетились усердные служаки, собрали отколовшуюся было от коллектива семёрку с вещичками и привели к остальным в транзитку, но сытых и даже довольных жизнью (в отличие от других этапников). Да, в жизни никогда не бывает так, чтобы все были счастливы (И это – хорошо, иначе человечество совсем отупеет… и погибнет).

Этапы, подвалы, камеры… Мелькающие и тут же ускользающие в мрак лица, похожие одно на другое, истошные душераздирающие крики, имена, фамилии, злобное подвальное эхо, неутомимый лязг железа, вытравливающий из человека всё то, что связано с любовью к ближнему, изнуряющие холод и духота, а главное, тяжёлый тюремный запах, который не забывается никогда…

Когда Арбалет приехал на знаменитую Челябинскую пересылку, он практически распрощался со своим недавним кузбасским прошлым. Всё произошедшее там издалека казалось таким маловажным и мелкотравчатым, как будто всё это происходило во сне и не с ним. А, может быть, и вправду, эта чёртова 42-я только приснилась ему? Увы, и она заняла своё достойное место где-то в глубине его души.

А сейчас его нетерпеливо ждала другая колония, и это опять будет очередной дурной сон. У Арбалета возникало ощущение, что он на этой доброй земле попал в какой-то секретный эксперимент по изучению и искривлению души человеческой.

У нас каждая зона живёт как отдельное независимое государство со своим уставом, своей политикой, по своим правилам. Проехал одну зону – прошёл очередной уровень, как в компьютерной игре (будь она неладна!), можешь набрать бонусы, а могут и убить.

Впереди у Арбалета была другая зона, другая игра, другие люди. Самое главное – люди были везде, а подобное тянется к подобному: если ты душевный человек, то тебя сразу окружат такие же душевные побратимы… Что-то ждёт его?

Нет, наш герой не боялся встречи с новой, очередной зоной, но некоторое волнение, естественно, было. Подневольный человек, лишённый права распоряжаться самим собой, всегда старается хотя бы мысленно заглянуть в своё туманное будущее. Это помогает немного разогнать волнение перед неизведанным. Лагерный опыт подсказывал: главное, в любой ситуации оставаться Человеком.

С этой негаданной перережимкой приходилось опять (как второгоднику ехать на Бакал. Но на этот раз он ехал туда уже в статусе наркомана со статьёй. Какой же подлостью было привезти его туда из малолетки! Именно там он в первый раз попробовал эту, тогда ещё диковинку, наркотики. И эта, казалось бы, безобидная проба стала страданием и проклятием на всю его жизнь. А теперь он едет уже «лечиться» в наркот.зону и снимать 62-ю статью. Несколько лет не бывал он в этих местах. Кстати, руководство уральских лагерей постоянно проводит разные – может быть, научные, – эксперименты над своими подопечными, то закручивая, то раскручивая гайки и режим. Но многие лагерные «авторитеты», блатные, смотрящие почему-то наивно полагают, что это именно они рулят в зонах. Где-нибудь, может, и рулят, но только не на Урале. На Урале рулит Цензура (то есть администрация). Захочет она, будет чёрный лагерь, передумает, перекрасит и лагерь станет красным (простым мужикам-работягам от этого, конечно, ни жарко, ни холодно).

В маленьком уездном городке Бакал в те гнетущие годы только в колонии была хоть какая-то стабильность. На фоне хронической безработицы местная молодёжь любыми путями старалась устроиться в зону на работу. Каждое рабочее место пользовалось повышенным спросом. Ну, и увольняли их, соответственно, по любому, малейшему поводу.

Зона хоть и была наркоманской, но числилась за Москвой, и производство в ней было «стратегическим». Делали ящики двух типоразмеров для бомб. Заказов было много. И зона пахала, как сумасшедшая: трудотерапия оздоравливала наркоманов. Им, наркоманам, страна доверила «секретное» военное производство, и они, кстати, справлялись с работой не хуже других. Её, работы, хватало на всех; и в магазине было много товаров: чай, консервы, сигареты (многие забыли уже, но на свободе тогда люди бычки (окурки) на базаре продавали).

Из-за сугубой важности государственных заданий, администрация всё делала для того, чтобы не выпустить зеков из ежовых рукавиц. Да и что с ними церемониться: они же – наркоманы, низкая, предпоследняя ступень рода человеческого… изгои! Требовали от них далеко не по-детски: многих сломали, кого покалечили, а некоторых и вовсе убили. Каждую рабочую смену погонялы (помощники бригадиров) за государственный план, за высокое качество продукции ломали челюсти, крушили рёбра, разрывали селезёнки у и так уже вечно больных зеков-наркоманов.

Бакал, как и швейцарские курорты, находится в горах. А недалеко от него – Сатка, Зюраткуль, просто сказочно красивые места (И чего вы все в Европу лезете? Приезжайте к нам, на Урал. Хорошо отдохнёте… на нарах).

В свой первый приезд на бакальскую зону Арбалет был буквально поражён увиденным. После малолетки он с трепетом душевным ехал на взросляк, мечтал встретить настоящих людей, увидеть овеянное легендами – загадочное преступное братство… но этап встретили костоломы с брусьями: «Не забывайтесь, наркотвари, среди вас нет ни блатных, ни людей. Вы все будете вкалывать здесь как негры на плантациях, выполнять план. Будете пахать в поте лица своего. А мы вас за это будем ещё и бить». Да, за всё в жизни приходится платить, и, в том числе, и за пристрастие к наркотикам.

Тогда Бакал встретил новоприбывших зеков брусьями, а чем-то он порадует их сейчас? Опытные ходоки знали, чего примерно можно ожидать.

Когда на пересылке собирали этап – сорок человек, многие уже услышали за бакальский беспредел, но хорохорились и петушились, взбадривая себя и обещая показать «кузькину мать». Арбалет только усмехался в душе, зная наперёд, что всё будет не так. В тюрьмах парятся людишки примерно одного покроя, зато в лагерях им будут выворачивать нутро уже по другим зубодробительным принципам, и каждому придётся показать свою настоящую глубинную сущность. Поэтому Арбалет со снисходительной иронией слушал лихую браваду этих новоиспечённых бакальцев. Он-то понимал, что главным для них сейчас было… не обосраться, когда этап будут принимать зоновские конвойные. Кстати, опытный Арбалет за сутки перед этапом никогда ничего не ел. Знал он и видел, как некоторые со страху ходят в штаны. Бывают и такие весёленькие жизненные эпизоды – обосраться по этапу. Но для кого-то это совсем не смешно (И вы не смейтесь, наши благородные и высоколобые «креативные» интеллигенты… уж вы-то точно обсеретесь, увидев железный брусок в волосатой уральской руке).

Всероссийская здравница «Бакал» встретила этапников мокрым снегом с дождём. За погоду в этом богом утерянном городке следует поговорить особо. Она, погода местная, могла поменяться по 4-5 раз в течение одного дня. Территория «курорта» находилась довольно высоко над уровнем моря. Вокруг нависали угрюмые горы, покрытые дремучими лесами. Обычно низкоползущие облака цеплялись за эти горы и целый день крутились над зоной, обильно осыпая то снегом, то дождём, а то и градом грешные зековские головушки. Но это ещё полбеды. Висящий над зоной воздух был насыщен какой-то непонятной отравой. У изнеженных цивилизацией и научным прогрессом москвичей, как только они приезжали сюда, от такого «свежего» воздуха начинала опухать голова, как у перегоревшей лампочки. Пока эти зеки две-три недели адаптировались, врачи местные только разводили руками в полном недоумении (Нам кажется, что всё дело в том, что у нас на Урале в каждом укромном лесочке припрятан какой-нибудь секретный завод. Чего там только не придумывает мастеровитый уральский народ! Многие, полушёпотом разумеется, доверительно информируют «надёжных» людей, что производят здесь и ядерное оружие, и сверхсекретные ракеты, и прожигающие землю насквозь лучи, и висящие платформы. И прыгающие подводные лодки, и неопознанные вражеской стороной летающие объекты в виде тарелок и прочей домашней утвари… Но… Уважаемые агенты ЦРУ! Не вздумайте отправиться в наши непроходимые леса с дружественными разведывательными целями! Предупреждаем вас, дорогие коллеги: в наших лесах на каждой придорожной былинке притаились энцефалитные клещи, под каждым камнем свернулись и ожидают своей жертвы ядовитые змеи, на каждой сосне сидит скалящая плотоядно зубы рысь, за каждым поворотом рыщут стаи голодных волков, а в самых дремучих местах бродят сорвавшиеся с цепей разъярённые медведи… А болот и озёр у нас столько, что можно утопить в них всех действующих, и даже вышедших в отставку, агентов ЦРУ, ФБР и других благотворительных организаций… И если мы всех вас перетопим, что тогда будет?... Только благодарность от всего мирового сообщества).

Летело тело

На Озёрск, на Снежинск, на Миасс!

Оно, наивное, хотело

Слегка прихлопнуть нас.

Но на Урале не дремали

Секретные умы.

Они навстречу луч послали…

И вспыхнул свет из тьмы.

Над нами взрывы, но… мы живы!

(Никто Суровых не смутит).

Не ради славы и наживы

Был с неба сбит метеорит!

Когда улики скрыли в иле,

Вздохнули небеса.

И ротозеи зазвонили:

Бог посылает чудеса.

Словом, места у нас дивные, целебные, настоящий туристический рай, народ смирный, доброжелательный, гостеприимный. У нас даже на воротах Центрального стадиона написано: «Приезжайте гости – Берегите кости».

Когда этапников завезли в зону, погода была обычная, то есть мерзкая. Началась разгрузка. Собаки рвутся с цепей. Вечно недовольные чем-то конвойные орут беспрестанно, стараясь, видимо, перелаять своих четвероногих друзей. Ощущения довольно неприятные. Перед всем этим надвигающимся гомоном кто-то в воронке всё же не сдержался и крепко навонял… Фу! Быстрее бы всё кончилось.

Назвали фамилию Арбалета. Он спрыгнул с воронка и пошёл к ДПНК на доклад (рутинные формальности для добросовестных служак – дело святое). Вот тут-то и произошло одно незначительное, но знаменательное событие. Арбалет запнулся правой ногой и растянулся во весь свой гвардейский рост. Он быстро вскочил на ноги и, как будто ничего не произошло, продолжил свой марш на доклад. Всё нормально. Но СДПэшники, зеки-активисты, поддерживающие в зоне порядок, как-то подловато захихикали. «Примета что ли плохая?» – подумал Арбалет. Он обвёл недобрым взглядом гогочущих активистов и улыбнулся, обнажив свой хищный оскал. – «Ну-ну, посмейтесь… пока».

Этап принимала смена Рифа. Риф – старший прапорщик, татарин из близлежащей деревни. Большинство конвойных в зоне набраны из окрестных, лишённых постоянной работы деревень. В жизни Риф ничего, кроме бакальской зоны, не видел. Служба в зоне была для него всем. У них в деревне те, кто не работал в зоне, просто спивались. Работа в зоне для этой местности считалась очень престижной: постоянная зарплата, всяческие льготы, хорошая пенсия… словом, перспективное место. Многие из этих селений стремились попасть на работу в зону. Но некоторые не удерживались, начинали носить запрет, их, рано или поздно, брали с поличным и увольняли. Они, по своей простоте, доверяли зекам-наркоманам, те их использовали, как хотели, а потом сдавали.

Но Риф был честным человеком. Взяток не брал, в зону не носил, поэтому и дослужился до пенсии. И зеки его уважали, потому что он не стучал, никому не пакостил, просто добросовестно выполнял свою работу как честный уральский мужик. А вот фамилию его, имя и отчество без пол-литра выговорить было весьма затруднительно. Поэтому те немногие зеки, у которых были с ним хорошие отношения, звали его просто Риф (вроде как погоняло в узком кругу). По первому сроку и у Арбалета были с Рифом дружеские отношения: они даже здоровались с ним за руку, когда никто не видел… Но время идёт, жизнь меняется, люди – тоже. Сам Арбалет старался не прогибаться под изменчивые условия жизни. Поэтому, подойдя к ДПНК, он поздоровался с ним по старинке:

– Риф, приветствую тебя!

Арбалет надеялся, что старый знакомый узнает его, прочитав личное дело.

Риф, конечно, узнал его, но виду не подал, упрекнув стоящего перед ним зека сухим служебным тоном:

– Осужденный, какой я тебе «риф»? Отвечайте по форме.

И он был прав. На ДПНК возложена руководством большая ответственность: он принимает заключённых, совершивших преступления и прибывших в зону отбывать свои законные сроки наказания. Кроме того, вокруг шнырили вездесущие (то есть всюду сующие свой нос) активисты СДПэшники. Эти глаза и уши оперов и режимников были повсюду. Этап принимает человек пятнадцать конвойных, а этих говнюков толчётся вокруг в два раза больше. Для них каждый этап – это детективное приключение. Их присутствие обязательно, чтобы ничего не пролезло в зону мимо их крысиного взгляда. Дело понятное: контингент прибывает со всей России всякий, тем более, наркоманы везут и деньги и наркотики. А у активистов чёткое указание от оперов: ничего не проглядеть. А то всплывёт потом в зоне какой-нибудь наркотик: анаша, ханка или ещё что покрепче. Вот и крутятся СДПэшники вокруг прапоров, ничего не выпуская из виду. Этап прибыл в зону поздно вечером, все зеки мирно почивают в своих отрядах, только эти мрази бодрствуют, «работают», помогают администрации выявлять нарушителей. Уж очень хотят они быстрее условно-досрочно освободиться и вернуться… но не к маме с папой и честной работе, а к наркотикам. Пока же они тщательно скрывают свои истинные цели за разными масками и образами «вставших на путь исправления».

Арбалет всё понял. – Время действительно не стоит на месте. Он сделал доклад уже «по форме» и отошёл в сторону. С интересом наблюдая за происходящим процессом приёмки этапа.

А в это время ребята из СДП внимательно рассматривали вновь прибывших. С интересом оценивали, кто во что одет; другим объектом пристального внимания было количество и объём завезённых в зону баулов и мешков. Они уже заранее делили между собой вольные вещички, прикидывали своими догнивающими мозгами, кому что достанется. Мусора на это закрывали глаза, делая оперативные поблажки своим расторопным пособникам. Такая своего рода служба взаимопомощи на базе экономических, то есть шкурных интересов. Сотрудникам весьма удобно иметь такой контингент среди зеков; а те рады стараться, жопу рвут, лишь бы оправдать «высокое» доверие.

За такое служебное рвение обычные зеки глухо ненавидели этих стукачей-активистов, их били при каждом удобном случае, а порой и резали. На этапах им вообще покоя не давали: ломали и руки, и челюсти за такое усердное служение Администрации. Эти черти прекрасно понимали, что ждёт их за зоной, но пока здесь они, как могли, пакостили другим, в сущности, таким же зекам с молчаливого и великодушного одобрения всевластного руководства, которому было выгодно иметь среди нормальных зеков своих верных людишек. Эти «людишки» в зоне никогда по одному не ходили, только толпой от четырёх до восьми человек, да ещё и, «для страховки», с сотрудником администрации. Вроде занимались хорошим благородным делом: совместно следили за порядком, но в душе у этих мразей ничего святого не было. За условно-досрочное освобождение из мест лишения свободы могли и маму родную продать.

(Кстати, некоторые наивные, не хлебавшие лагерной похлёбки, родители от всей души радуются. Когда сотрудники колонии сообщают им, что их сынок «стал на путь исправления». Со всей искренностью информируем вас, что, на самом деле, это значит: «сынок» стал активистом, СДПэшником, стукачом, одним словом, лагерной сволочью. Так что его родителям не радоваться надо, а свои грехи замаливать).

А сейчас, дорогие читатели, мы считаем необходимым заблаговременно предупредить вас: Если в вашей груди – мягкое сострадательное сердце, чувствительная душа, слабое здоровье – пропустите 2-3 следующие страницы сами и ни в коем случае не позволяйте своим – даже совершеннолетним – детям читать их. Конечно, многие просто не поверят рассказанной истории о загадочной человеческой душе. Мы честно предупредили вас. Но как вы, возможно, помните, мы с самого начала обещали говорить вам только правду, и, увы, не можем отступить от этого пагубного принципа… Итак…

У СДПэшника со стажем Ватика срок был немаленький – 10 лет. Пять он уже отсидел. Пригрелся в лагере, нашёл, как говорится свою стаю. Любвеобильные родители со свободы щедро помогали ему, чтобы их «чадо» не бедствовало, и выполняли все требования своего «бедного Вати». Мама – кофе, мама – шоколад, мама – сигареты американские с фильтром. Ну, родителей, в общем-то, понять можно: сами вырастили, воспитали, и были без ума от своего «творения». Ну как же! Любимый сын встал на путь исправления, режим не нарушает, дружит и идёт в ногу с Администрацией, стремится раньше освободиться… Ну как тут не радоваться чутким родительским сердцам! (А на самом деле, прогнившая ватина душонка жаждала быстрее освободиться только для того, чтобы уже с большей осторожностью взяться за старое, то есть кайфовать и кайфовать).

Заботливая мама даже невесту ему нашла, которая на самом деле была зеркальным отражением Ватика – прожжённой наркотварью со стажем. Она тщательно и умеючи скрывала перед Ватиными родаками своё истинное лицо. Ватик и Фифа зарегистрировались в зоне, и на одном из длительных свиданий (зоновские стукачи имеют за свои «боевые заслуги» много и других привилегий… но мы вам не советуем…) Ватик попросил свою любимую «супругу» привезти ему наркоты-героина, и как можно больше.

Но наркотик в зону повезла не Фифа, а любящая мама Ватика, спрятавшая опасный груз в интимном месте. Ну как же! «Надо, мама. Ватику надо. Он там, бедный, сидит, страдает. Старшие и сильные бандиты в зоне требуют с него наркотики, а иначе грозят избить, или записать карточный долог…» Словом, запугали слабохарактерную женщину, она и… повезла (Увы, бывают, оказывается, среди наших мам и такие откровенные дурёхи).

Ватик, как и всякая неисправимая до гроба мразь, носил доносы не по одному адресу. Но главным его куратором был оперативник господин Беляков (по зековскому погонялу – Белый). Душа у зазеркального Белого – чернющая как сажа. Зеков-наркоманов он ненавидел лютой ненавистью и, когда бил провинившихся, а такие попадались ему почему-то каждый день и неоднократно, то Белый одевал обтягивающие кожаные перчатки (чтобы, не дай бог, не разбить свои белые полуженские ручонки).

Но так как подловатый Ватик стучал и на Белого, то, при одном только виде последнего, Ватика трясло как осеннюю грушу, он готов был даже сапоги вылизывать своему грубоватому малокультурному боссу, а тот, в свою очередь, как опытный хищник, чуял звериным нутром гнилую душонку Вати и всячески использовал его в оперативных интересах.

И вот Ватик, незагруженный другой деятельностью в зоне, кроме умственной, разработал гениальный иезуитский план, чтобы: 1) угодить своему шефу Белому; 2) побыстрей досрочно освободиться по ходатайству самого Начальника опер.части господина Белякова.

Оказывается, его плохая мама везёт в зону наркотики. И кому! – Сыну, ставшему на путь исправления! Везёт опасную отраву, но благородная исправившаяся душа Ватика возмутилась и не может молчать! Она просто обязана доложить родному начальству о преступных кознях своей коварной матери, которая хочет вернуть Ватю на старую, хорошо протоптанную уголовную дорожку. И Ватик пошёл к Белому и подробно доложил ему об этом готовящемся вопиющем безобразии. Господин Беляков радостно потирал руки: каких успехов добился он, работая с личным составом осужденных по их перевоспитанию!

Наступил, наконец, и долгожданный для наших «героев» день свидания.

Отец Вати благоразумно отказался участвовать в этом откровенном блядстве и остался дома.

Когда уже заканчивался обычный досмотр, мама с женой Вати нетерпеливо ожидали встречи со своим обожаемым кумиром, в комнату досмотра ворвалась оперативная группа во главе с вышеупоминавшимся Беляковым и с подобающим гамом и треском начала проводить «блестящую операцию» по ликвидации «наркотраффика» (незаконного проноса запрещённых наркотических средств).

Висящий на стене портрет с большим удовольствием наблюдал за происходящим: И, действительно, немало расплодилось у нас «от Павлика Морозова внучат!»

Опера сразу принялись крутить руки маме Ватика, к «жене», снабжённые информацией, они даже не притронулись. Строгая, вышколенная женщина-инспектор предложила рыдающей маме сделать добровольную сдачу, а сама уже приготовилась сорвать трусы с неё и залезть заблаговременно одетой в резиновую перчатку рукой к маме Ватика во влагалище. Мама ревёт как недоенная трое суток корова, но неумолимые сотрудники берут в клещи пойманную преступницу и с победоносной радостью вытаскивают из неё 10 граммов героина. Вот она, попалась, контрабандистка проклятая! Да как она только посмела!

Белый, довольный своей оперативной работой, уводит преступницу на допрос. А что же Ватик? – Свидание его с женой не прерывается, как это обычно бывает в таких случаях. Беляков, благодарно похлопав Ватика по плечу, крепко жмёт руку вставшему на путь исправления негодяю: Молодец, Павлик!

В награду за выполненную операцию Ватик забирает жену и трое суток трахает её, даже и не думая о судьбе своей несчастной матери (Разве совесть возопит, если её нет?).