Текст книги "Изгои (Часть 4)"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Димыч рассказал Арбалету, что почти вся зона наркоманила. Основная масса зеков сидела на дозе. Мутили деньги через свиданки и передачи и покупали наркотики у… администрации.

Такого Арбалет не видел ещё нигде и никогда. Вроде бы их садили за решётку как наркоманов, чтобы они в заключении заодно и подлечились и расстались со своим вредным пороком. Но в этой зоне происходило всё наоборот: предлагался полный набор самых настоящих барыжных услуг. И действительно: вот она – тысяча жаждущих наркоманов. Спрос на наркотики есть всегда. Покупатель готов платить любую цену. Почему бы и не поднажиться администрации, вытягивая деньги из зековских семей? Зеки приезжали сюда на исправление и лечение, а попадали в охраняемый государственный наркопритон, где наркоманы не разбросаны, как на свободе, по городам и весям, а собраны в организованную кучу, которой заботливая администрация продаёт, с большой для себя выгодой, отравленное наркотическое дерьмо.

(Некоторые ангажированные казуисты с пеной у рта будут возражать нам и доказывать, что злоречивый автор сгустил краски, что такого бардака в нашем правовом государстве просто и не могло и не может быть. Увы, может, было и есть. Нам возразят, что существуют же вышестоящее начальство, предприятия и учреждения регулярно проверяются различными комиссиями… Но мы напомним нашим оппонентам, что всякая «комиссия» у нас – это, в первую очередь, хорошее обильное застолье, а потом уже, на похмельную голову, и всё остальное, если драгоценное чиновничье время позволит…

Тогда нам с горячим упоением будут рассказывать о недавней доблестной работе правоохранительных органов в нашумевшем бирюлёвском деле… Мы только посмеёмся вместе со всем проницательным народом нашим. Мы тоже видели на экранах, как министр внутренних дел горделиво стоял перед задержанным и скрюченным пополам преступником, слышали хвалебные дифирамбы, пропетые так называемыми «политологами» в адрес государственных чиновников, так честно и мужественно борющихся за интересы граждан столичного города (Почему-то все у нас особенно о москвичах пекутся… Других территорий у нас уже нет?).

Совершенно случайно мы прочитали бульварную газетёнку «Комсомольская правда» от 18.10.2013г., где окончательный итог всей этой бесовской и бесстыдной показухи подвёл скромный и честный труженик торговли, некто Арас, предприниматель с базы «Покровская» в Бирюлёве. Он сказал буквально следующее: «Когда дело резонансное, полицейские работают. А в остальное время занимаются тем, что зарабатывают на нас деньги». Этот человек знает, что говорит. И причина постоянного роста цен становится более ясной.

Увы, нам, как и большинству российских граждан, в данном случае приходится верить не министру внутренних дел, а вышеупомянутому торговцу Арасу…

Ещё раз, с болью в сердце, напоминаем, что нашу страну когда-нибудь погубит этот неуправляемый централизованный бардак и беспредельная алчность практически всего чиновничьего аппарата.

Ну нельзя же доходить до такого откровенного идиотизма, например: назначать на пост Министра обороны одного из будто бы преданных власти торгашей, любимым занятием коих является сладострастное раскладывание купюр и подсчёт дневного дохода).

Поверка закончилась. Зеки неторопливо, с ленцой расходились по своим мутным делам. Арбалет встретил на плацу многих своих старых знакомых, как говорится, «на манеже одни и те же». Посмотрел он на происходящее, послушал невесёлые рассказы бывалых зеков, и настроение его сразу испортилось. Арбалету даже думать не хотелось о том, что сам он – наркоман, находится там, где и должен быть, и вокруг него такие же, похожие на него, наркоманы. Как ему хотелось изменить свою судьбу! Как он сожалел о своём молодом любопытстве, когда по глупости попробовал наркотики, и теперь всю жизнь вынужден страдать, а наркота как заноза будет вечно свербить в голове, а сам он будет осознавать постоянно, что он – наркоман, изгой в равнодушном к его беде обществе… А хорошо бы всех наркоманов загнать в концлагеря и не выпускать их до полного избавления… А тех, кто повёз бы в этот «дом отдыха» наркоту… Ну, вы сами понимаете, как с такой ненасытной сволочью поступать надо.

Арбалет был крайне расстроен той мерзопакостной гнилой обстановкой, в какую ему довелось попасть. Сам решил изолировать себя от беспардонно процветающей на воле назойливой наркообстановки, а попал… в какую-то вихревую наркотическую дыру.

Тяжёлые мрачные мысли не отпускали его ни на час: «Ну что же такое наркомания в нашей жизни? Что это за завораживающий волю и душу человеческую змей, ради которого люди идут на всё, предавая все свои главные ценности, живя только ради него? Почему? И почему именно на меня Боги обрушили это испытание? Где взять силы, чтобы одолеть этого нахрапистого и неутомимого беса?» Арбалету было страшно и жутко смотреть на таких же, как он, зависимых. В отчаянии хотелось закричать им: «Люди! Что вы делаете? Остановитесь и спасите себя! Неужели вам не надоело сидеть по горло в этой смертоносной трясине? Вскакивать по утрам и бежать навстречу своей гибели, когда всё вокруг кажется мерзким и отвратительным, когда хочется скорее бултыхнуться с головой в мир иллюзорной радости? Остановитесь! Господи! Помоги победить в себе эти слабости и искушения! Ты один знаешь, как слаб и зависим больной человек! Я хочу быть сильным и независимым».

Чтобы как-то избежать этих тягостных мыслей, чтобы не слышать изматывающих, мозжащих вокруг разговоров о наркоте, Арбалет уходил в локалку на турник.

Тускло горели лагерные фонари, уныло сыпался откуда-то сверху ранний снег, пространство сжимали едва различимые ряды колючей проволоки, но даже и такая, ущербная, природная красота радовала, успокаивала и оживляла больную душу.

Предательский комок отчаяния подкатывался к горлу, но Арбалет отгонял минутную слабость. Он верил, что сможет победить неотступающего от него демона. Главное – сделать первый шаг; а путь освобождения открыт для всех. Не бойся, Арбалет. Живи и борись. И тогда сама Вселенная поможет тебе, своему сыну.

(Некоторые, неискушённые в проблемах наркопотребления, молодые читатели наши удивятся постоянной внутренней борьбе, метаниям и переживаниям нашего героя. Он, как вы уже давно поняли, – человек волевой, но… попал. А большинство легкомысленных молодых людей ломаются с первой же дозы… Поэтому, дорогие наши, никогда, ни в какой обстановке, не прибегайте к наркотикам. Обратной дороги нет. Впереди только болезни и ранняя гибель. И ещё раз напоминаем вам: те, кто предлагает вам Это – ваши смертельные враги. Они ненавидят вас. Не верьте им. Берегите свою жизнь. У вас ничего, кроме вашей жизни, нет).

Но надо уметь выживать в любой обстановке (Даже если вы когда-нибудь попадёте в ад, не унывайте, вставайте пораньше, делайте зарядку, бегайте кроссы вокруг кипящих котлов… и вы обязательно увидите садящихся на ваши плечи ангелочков).

Многоопытные этапники потихоньку обживались и на новом месте. Потекли суровые карантинные будни: подъём, поверка, медсанчасть, опера, режимники… Оперативник вызывал новоприбывших зеков с карантина по одному на собеседование. Когда они разговаривают, на столе перед оперативником лежат личные дела, где сказано всё о каждом: кто отрицательно относится к администрации, кто подрабатывает у неё стукачом, кто на что способен. Арбалет заходил в опер.отдел пятым.

– Здравствуйте, гражданин начальник!

Перед Арбалетом сидел грузный мужчина средних лет. Свисающие брежневские брови, очень некрасивое лицо в оспинах, но проницательный взгляд доставал до самого нутра.

– Ну, осужденный, с тюрьмы пришла характеристика, что вы отрицательно настроены… Ну, ты, может, хочешь встать на путь исправления?

– Это на какой? На ваш? У меня свой путь, а у вас какой? – ёрничал неугомонный Арбалет.

– Ну, нужно помогать Администрации, то есть, идти в ногу. Мы со всеми общаемся, и все рады с нами дружить. А вы как на это смотрите, осужденный?

– Отрицательно.

– Поживём, увидим. Торопиться в этом деле некуда. Ну, давай обживайся! Не нарушай режим содержания! Можешь быть свободен. (Фамилия оперативника очень подходила к его неказистой физиономии).

Арбалет прикидывал мысленно: в зоне торгуют все четыре смены, за всем этим стоят оперативники. Всю движуху устраивают именно они, без их авторитетного дозволения никто бы торговать не осмелился. Они дают наркотики своим осведомителям, узнают, что творится в зоне, и одновременно делают деньги. Вся зона – в их руках. Если у всех блатных – зависимость и все они колются, то, получается, что они зависят от оперативников. А между собой у них всё хорошо! Одним – наркотики, другим – деньги и информация. Чудненькая системка! Пришёл, мило побеседовал, получил, что надо… и все довольны. Среди наркоманов, людей слабых телом и духом, стукачей достаточно. Блатные думают, что они зоной рулят, а на самом деле рулят опера, и орудие управления у них самое сильное – наркотики. Все деньги, которые зеки затягивают со свободы, уходят к ним. Да, неплохо устроились золотопогонники в 42-й колонии! Сиди себе спокойненько в тёплом кабинетике, а тебе в это время две зарплаты прямо в карманы служебного кителя лезут! А если зависимые зеки залупятся и потребуют улучшения условий, то заставь их покумарить дня четыре без наркотиков, и тогда вся зоновская аристократия – верхушка братвы, смотрящие – будут болеть, станут недееспособными… и сразу превратятся в послушных барашков, готовых на всё за любимое лакомство. Да не зря отцы (воры в законе) запрещают употребление наркоты. Но эта зона – наркот.зона. Более тысячи наркоманов продолжают здесь, как и на воле, возиться в неотмываемой наркотической грязи, погружаясь в неё всё глубже и глубже… Есть и здесь, конечно, отдельные стойкие личности, стремящиеся к арестантской порядочности, не употребляющие дурман по советам отцов-основателей. Они держатся и рулят зеками справедливо, надёжно и без шума регулируя внутрилагерные вопросы. Многое в зоне решается этими здравомыслящими людьми. Но подавляющее большинство, если есть возможность, сидит на системе. Стараются, конечно, спрятаться за серьёзными лицами и трафаретными жаргонными фразами, но сидящий внутри каждого из них червь не прекращает свою разлагающую работу. Зоны, сидящие на наркоте, ломают очень быстро и грубо, и зеки почти бессознательно делают то, что надо администрации: маршируют строем, поют гимны…

Вечером к Арбалету пришли уральские ребята. Пришли опять вчетвером. Арбалет был рад, что они крепко держатся вместе. Все – бывшие спортсмены, отмороженные подвижники преступного мира, воспитанные и закалённые в уличных бригадах, неоднократно проверенные в опасных ситуациях.

– Братан, – начал Димыч, – Мы уже говорили… Короче, чтобы меньше было разных проблем, мы решили здесь не колоться. Конечно, тянет, и они бы, местные авторитеты были бы рады, если бы мы сидели на системе, и потеряли свою силу и лицо. Сколько раз блатные предлагали нам наркоту бесплатно, может и с подачи оперов, чтобы мы потом тянули деньги с родины, со своих родных. В общем, у нас на это табу…

– А ты, лихой братан, как на это смотришь? – спросил Кулан, перебивая Димыча, – ты с нами, или попрёшь играть в блатные игры?

На душе у Арбалета была такая неописуемая радость, что есть ещё братва, близкая ему по духу.

– Конечно, я с вами. Будем вместе держаться до конца.

Чтобы иметь друзей, надо самому уметь быть другом. Чувство огромной радости переполняло Арбалета. Теперь он не одинок в своей борьбе.

– Да вместе мы горы свернём. Куланчик, а ты чем занимаешься?

– Да. У нас за бараком – спортгородок: турники, брусья, мешок. Смастерили макивару. Народу, правда туда немного, все на движухе, но есть ещё бойцы, тренируемся.

Они опять принесли Арбалету чай, курево, конфеты. От себя отрывали, но старались поддержать в самое трудное время, чтобы он ни в чём не нуждался. Молодцы! «Ух, быстрей бы с этого карантина выйти в отряд». – про себя торопил события Арбалет. Ну, хоть что-то радовало.

И сразу вера в себя возрастала. Теперь он был не один, а со своими друзьями, которых он знал очень хорошо, и цель у них была одна: жить по-другому и не возвращаться к прошлому. Но враг силён и коварен, и ещё неизвестно, чем закончится эта неравная битва.

А пока – обычные зековские будни с неотделимыми от них разборками, драками, в общем, со своей специфической жизнью, ограниченной лагерным колючим квадратом.

Арбалет быстро восстанавливал свои прежние силы. Он не курил, каждый день занимался на карантинном турнике. Необходимо было подготовить себя ко всему в этом отдалённом от дома лагере. Главное, он был уже не одинок на своём пути, а когда ты не один, силы удесятеряются. Очень важным было и приобретение опыта в борьбе со своей слабостью.

Кроме регулярных интенсивных тренировок, чтобы отвлечь свой разум от мучительных и бесплодных раздумий, он брал книги из зоновской библиотеки, где, на удивление, был не только порядок, но и весьма приличный выбор литературы. Вёл переписку с отцом, подробно описывая ему все прелести своей беззаботной жизни на этом замечательном шахтёрском курорте. Его радовал каждый проведённый в этом бедламе день. День свободы. День без наркотиков. Он с интересом играл в свою игру, и не чувствовал себя в заключении. Он понимал, как нужна ему эта передышка для скрупулёзного анализа и переосмысления всей своей прошлой жизни.

И что примечательно, весь лагерь сидит на игле, все играют в самоубийственные демонические игры, а они, горстка храбрецов, бесстрашно встали на борьбу с окружающим их со всех сторон злом. Тем, кто в колонии садится на иглу, никогда не известен итог этого «сиденья». Может быть, придётся кончить свои дни за дозу на чьем-нибудь пере, можно и сдохнуть на кумаре в изоляторе под удары озлобленных оперов. За кайф приходится платить вдвойне. Провидение послало наших друзей в самую чёрную задницу, где собрались самые гнойные отморозки, самые твердолобые изгои нашего общества. И они должны пройти выпавший на их долю путь достойно, укрепив свой дух опытом борьбы. Они надеялись и верили, что смогут преодолеть всё. Для этого они и объединились в самом эпицентре событий, в самом логове ненасытного зверя. А уж искушений на каждом шагу было у них предостаточно: то одни предлагают, то буквально под носом варят своё вонючее варево другие страдатели…

Необходимо было в процессе борьбы научиться спокойному, ровному отношению к явно враждебному наркопоглощённому окружению, и заниматься, не отвлекаясь на соблазны, своим делом. Жизнь ведь продолжается. Несмотря ни на что: воюешь ты или уже смирился в кабале. Она равнодушно обходит то место, где ты торопишься что-то изменить, пока не поздно.

На улице – крепчающий с каждым днём сибирский морозец. Вечерний сумрак всё раньше переходит в непроглядную северную ночь. Тихо, безрадостно планируют с вольного неба снежные комочки. Даже решёток, плотно окружающих жизненное пространство, почти не видно… Арбалет с наслаждением работает на турнике. Раскованно, со спортивным вдохновением выполняет различные упражнения и… забывает, что находится в тюремных застенках. Разум его свободен. А окрепшее тело благодарит своего хозяина за заботу, за напряжённый физический труд, только после которого оно испытывает истинное удовольствие. Между упражнениями Арбалет ходил возле турника туда-сюда и думал.

Он благодарил всевидящего и всемогущего, своего великого бога Рода, что он не оставляет его в самые тяжёлые времена, что с великодушной дальновидностью открывает ему глаза на окружающий мир, на происходящие в этом мире, непостижимые для простого человеческого разума, явления и события. Именно по божественному откровению Арбалет осознавал истинную свободу не как призрак, парящий где-то по другую сторону колючей изгороди, а как реальность, живущую в его душе и сердце…

А вся зона вокруг получает другие «удовольствия». Наркотиков – полное и разнообразное изобилие. Взять или купить можно в любое время дня и ночи…

Но Арбалету, как и его друзьям, больше не надо было этого губительного дурмана. Да, он в тюрьме, но он свободен, он старается полнее осознать эту восхитительную внутреннюю свободу и насладиться ею сполна, поделиться её ощущением со своими друзьями, которые сплотились плечом к плечу в противоборстве с торжествующим победу наркотическим злом.

Но вся сидящая на игле зона, косо, с едва скрываемой ненавистью, смотрела на эту отчаянную четвёрку. Зависимых и обречённых зеков бесила стойкая сплочённость уральских парней. Их зачумлённое стадное сознание возмущало то, что кто-то не хочет быть такими же, как они, и отказывается включаться в эту всеобщую безумную наркотическую гонку с её естественным финишем в гробовом аду. Эта небольшая группа молодых парней осмелилась прийти в чужой, захлёбывающийся наркотой дом со своим свободолюбивым уставом. Не любит наш народ (а может быть, кукловоды, скрывающиеся за народными спинами?) тех, кто отличается от общей человеческой серой массы или идёт против бредущей в пропасть толпы.

Заколотая масса не только возмущалась необычным поведением наших друзей, но где-то глубоко в своём замутнённом подсознании не только уважала, но и побаивалась их, понимая, что в серьёзных обстоятельствах они встанут друг за друга и поставят на кон не только свои головы и жизни, но и многие чужие жизни и головы. Но косые враждебные взгляды и туповатые насмешки продолжались.

– А, бывшие наркоманы, а теперь спортсмены…

– Нет, – спокойно отвечал им Димыч, – мы, наоборот, бывшие спортсмены, а наркота осталась за бортом.

Всю зону бесил необычный образ жизни наших уральских героев, а тех, в свою очередь, тошнило от показных и дешёвых блатных порядков в зоне, от всех этих якобы «понятий» для заколотых лохов. Главное из понятий: платите в общак, уделяйте для авторитетных воров. И всё теневое миропонимание держалось под бескрайными сибирскими небесами именно на этом.

За Волгой старый босс

Надолго в нары врос.

По зоне, как и встарь,

Резонит паки царь.

Латает мятый бок,

Мотает пятый срок.

Мозолит серый волк

Подпольной сферы долг.

Паскудна мэтрам суть:

Их трудно ветром сдуть…

Сквозь мат их слышен рёв

Прижатых «крышей» вдов.

Арбалет давно уже, в результате долгих раздумий осознал, что любая, принятая коллективом, идеология – это тупик. Очередная специально придуманная приманка для высасывания из жаждущего хоть какой-то «духовности» народа сил и средств. Воровская идея в этом бесконечном потоке «идей» не является исключением. Нормальным здравым людям вообще никакая, а тем более «высокая» идея не нужна. Если человек умеет жить, не мешая другим, никого не угнетая и никого не ведя за собой на поводу, просто жить и радоваться жизни, зачем ему что-то ещё сверх этого? Но основная, подкачанная ложными надеждами масса, вернее свора предпочитает хлопотливо суетиться, толкаться, взаимно уничтожая и пожирая друг друга. В погоне за временными и призрачными материальными ценностями эта свора, не видя ничего и никого вокруг, почему-то считает, что все должны жить именно так, грызя и разрывая друг друга. Конечно, это не братья, а вечно голодные степные волки, чья жизнь держится на природных, но низменных инстинктах.

Вот в такой, откровенно недружелюбной обстановке оказались наши друзья: Азим, Кулан, Димыч и вновь прибывший вместо отсидевшего свой срок Ножика Арбалет. Четыре мушкетёра – против батальона гвардейцев Кардинала, скрывающегося где-то за высокими кремлёвскими стенами.

Заканчивалась уже вторая неделя пребывания нашего героя в пресловутой 42-й зоне. Охарактеризовать её как-то без применения сочной ненормативной лексики просто невозможно. Итак: Повсеместный непреходящий бардак. Никому и ничего на х… не нужно. Зеков не одевали, не обували и… почти не кормили. Они шатались по зоне, кто в чём приехал: кто в дублёнках и норковых шапках, кто босиком в пляжных сланцах. Смешно и горько было смотреть на эту разношёрстную толпу, наглядно разделённую по имущественному признаку: кто побогаче, одет вполне прилично, кто беден и забыт родственниками, раздет почти догола. Те, кто имеет деньги, всегда в кайфе: или убиты вмазанной наркотой, или пьяны вдрабадан от проглоченной спиртосодержащей смеси местного производства.

Положение с питанием зеков было просто катастрофическим. Или была плохо налажена система поставок продуктов, или в зоне не было средств на питание зеков, или снабженцы вместе с начальством куда-то уводили деньги (как говорят наши скромные московские воришки – «на нецелевые расходы»). Короче, колония голодала в прямом смысле этого слова. А блатным было не до этого, они в это время прокалывали свою никчёмную суетливую жизнь. Они вместе с администрацией делали всё для того, чтобы рядовые зеки не роптали и не задавали вопроса: «Куда колонийские продуктовые деньги уходят?» Иногда в колонии по четыре дня не было даже хлеба! Все зеки голодные, злые как черти, готовые буквально на всё, а блатные сдерживают эту недовольную массу, чтобы не было беспорядков или ещё хуже, голодного бунта. Блатные – в сговоре с мусорами. Это сразу понял Арбалет, находясь ещё в карантине.

Все зеки в зоне худые, измождённые постоянным голодом. В обед у ворот столовой собиралась огромная толпа – четыре отряда (обычно питались в три очереди: сначала четыре отряда, потом ещё четыре, и, наконец, карантин).

Ворота надёжно закрыты. Зеки, подгоняемые голодным нетерпением, ломятся в них и готовы снести это препятствие на пути к постному и скудному обеду. Сытые и холёные надзиратели, одетые в тёплые полушубки, снисходительно сдерживают эту вечно голодную массу. Надзирательские морды раскраснелись на свежем морозе, они ещё и посмеиваются над неугомонной толпой наркоманов.

Зеки ждут, когда будет ровно 12 часов: обед первой смены. Толпа нетерпеливо ждёт. Люди тихо перешёптываются между собой: «А будет ли сегодня хлебушек? Или опять – нет. Четвёртый день на воде. И куда только эти «смотрящие» смотрят? Они, наверное, за своей наркотой присматривают». – роптали явно недовольные своей участью мужики.

Никто о них не думал, хотя всё в колонии держалось именно на простых мужиках, которые работали и за себя, и за администрацию, да ещё и за дядю «блатного».

(Да не всё ли у нас и в стране-то держится на долготерпении наших мужиков-работяг и баб-тружениц?).

А «блатные дяди», чтобы не идти в разрез с администрацией, поставляющей в зону наркоту для них и смотрящих, сдерживают недовольную толпу щедрыми дешёвыми обещаниями. Блатные наркоманы проколоты до костей, но соображать могут, и «смотрящих» они ставили таких, с кого за косяки спросить можно, в общем, марионеток. И трудовые массы слушались этих смотрящих, а если кто-нибудь ослушивался, тогда толпой приходили блатные и забивали по самые уши. Красиво были устроены эти показательные расправы над непокорными. А если происходили серьёзные косяки, то человека объявляли гадом, и не было ему места среди людей. Он становился изгоем среди изгоев. Его выгоняли из отряда, его били мусора на вахте, его закрывали в КИЧу, в изолятор, в одиночку. На его судьбе ставили крест, пока люди, те же наркоманы, не решали его вопрос. Всё устроено, всё продумано.

Но, наконец, подошло и время долгожданного обеда, а то бедные легавые совсем угорели в своих тёплых полушубках держать ворота. Наконец один из них весело орёт в толпу:

– Ну что, чайки, ломанулись! – и открываются заветные ворота.

До столовой всего двадцать метров, но, посрамив знаменитый бостонский марафон, толпа действительно «ломанулась» в забег, давя друг друга. Если бы кто-нибудь упал, его бы затопали, но не остановились. Арбалет был потрясён от увиденного им впервые такого зрелища. Да, вот это довели колонию! Карантин по графику заходил на кормёжку последним.

Ага, хлебушек сегодня, слава богу, есть. Впервые за последние четыре дня. Столовая одновременно являлась и лагерным клубом. По сцене, тоже заставленной столами, сновали с деловым видом разжиревшие, как православные попы крысы, видимо, в поисках остатков еды, но зеки-то ничего не оставляли, буквально вылизывали тарелки. Причина такой их благочинной дородности так и осталась неизвестной, но эти обнаглевшие твари худощавых зеков почему-то совсем не боялись. Карантин уселся обедать. Еда была, если можно так сказать, просто отвратительной: вода, картошки почти нет, плавает что-то чёрное или червивое… Хлеб – это особая, отдельная статья: чёрный, спец.выпечка. если из него слепить звёздочку и кинуть со всей силы в стену, то с этой звёздочкой ничего не будет. После такого хлеба зеков подолгу мучила изжога. Если кто-то высказывал недовольство, ему грубо отвечали: «А ты что, на курорт сюда приехал? Не надо попадать». – с одной стороны, они отчасти правы, но с другой… Арбалет был в ужасе от увиденного: «На дворе 21-й век. Ну ладно, быт не налажен, ладно, не одевают и не обувают в колонии, но, блин, зачем зеков ещё и голодом морить? Даже если они наркоманы и преступники? Кто тогда те, кто разворовывает государственные средства и морит заключённых голодом, якобы исправляя их? Кто эти люди? Просто рвачи или такие же преступники? Кого они могут исправить?» – Много о чём думал возмущённый таким скотским отношением к живым людям Арбалет.

Вечером пришли в карантин его друзья. Арбалет не мог успокоиться и негодовал:

– Димыч, что за х…я? Куда привилегированные блатные смотрят? Подняли бы бучу! По четыре дня в зоне нет хлеба! У нас что, самая нищая и голодная страна? У нас что, опять идёт Отечественная война? Нас лишили свободы, но еды нас не лишали.

Димыч морщился. Он сам всё видел и всё понимал, но давно уже мечтал быстрее снять 62-наркоманскую статью и уехать на родину, а то тут чужая земля, другие порядки, поэтому сейчас он и не приветствовал возможные скандалы.

– А блатные, – негодовал за унижаемый народ правдоборец Арбалет, – должны, в первую очередь, думать о мужиках, а не о своих венах.

– Ну, а что мужики? Они молчат. Их запугали. Методы разные. Много способов давить на массы и загонять их в страх, лишь бы молчали…

– Ну надо же что-то делать! А, Кулан?

– Надо. Надо валить отсюда, и так вся зона нагрета на блатных, а начнёшь массы шевелить, блатные не справятся и доложат мусорам, а у тех – известные методы: КИЧа, ПКТ, крытая… и поедешь как дезорганизатор. Ну и что? Тупик.

– Это же блядство какое-то!

– Как и везде в стране, – вставил Азим, который не особо любил заниматься словоблудием.

– Ну а мы-то здесь. Надо что-то делать. Хотя бы задать вопросы смотрящим.

– Да на х… им это надо. У них на всё есть готовые ответы.

Но героическая натура Арбалета не могла смириться со всем увиденным.

«Ну, шакалы». – негодовал про себя Арбалет, от злости ещё больше отжимаясь и подтягиваясь, – «Ну я задам им вопросы. Сейчас осмотрюсь, всё разузнаю, ознакомлюсь с лагерем, найду единомышленников, но молчать не буду. Я им не овца, которую можно безнаказанно стричь. Погодите, я вам всю кровь выпью. Буду готовиться ко всему. А пока я читаю, тренируюсь и знакомлюсь с колонией…»

Упрямый герой наш стремился побольше узнать о колонии, о всей видимой и скрытой от глаз движухи в зоне. Узнал он и за пром.зону, которая оказывается фактически не работала, вот почему зеков не кормили. Работы не было, и мужики ничего не зарабатывали. Никаких производственных заданий, всё по мелочи.

Но ширпотребки, это такие мастерские по изготовлению разных красивых вещей, работали исправно: точили ножи и сабли, делали различные изделия из дерева, резали шкатулки, писали картины, мастерили кухонные наборы. У хозяина, оказалось, за зоной в городе был магазин по продаже красоты.

Зековское искусство – это особая, высокая тема для разговора. Среди зеков всегда находились одарённые самородки, умевшие делать такие уникальные, высокохудожественные вещи, что, глядя на них, обыватели-затоки просто ахают и немеют от увиденного. И всегда, в любой зоне есть эти необыкновенные люди, творящие истинные шедевры для вольного народа. И любой Хозяин заинтересован в таком эстетическом производстве: это очень большие деньги. Осужденные вдохновенно творят, обогащая своих хозяев и получая от них мизерную плату за свой творческий труд. Люди искусства – это обособленная каста, получающая в качестве оплаты чай, курево, еду, иногда спирт и разное другое. Они творят, и держатся в стороне от основной сероватой массы. Они – нужны, и крыша у них – сам Хозяин. Он их в обиду не даст. А если ты ещё и незаменимый мастер, тебе вообще беспокоиться не о чем. Ты всегда будешь сыт, обут, одет и ни в чём не будешь нуждаться. Сам Хозяин печётся о твоей трудоспособности.

Гараж оказался тоже хозяйским. Там опытные мастера делали машины почти из ничего. Этих ребят редко можно было видеть в зоне. Регулируемая лагерная жизнь их не касалась. Они и жили в гараже. Работы у них всегда было навалом. Они обслуживали и автопарк колонии и машины «нужных людей». С этими ребятами даже мусора по-другому разговаривали, заискивали, лебезили, особенно те, у кого были свои машины. Для сотрудников ремонт в очередь, но бесплатно. Ну а зеки всё делают на совесть, а если кто-нибудь укосячит, и что-то в дороге сломается по его вине, такого работника сожрут с потрохами, из изолятора он долго не выплывет. Вот и старались ребята работать творчески, не подводить своих работодателей.

Как всё же хорошо, когда человек умеет что-то делать своими руками! У такого человека есть всё.

А ещё через гараж тянули в зону разнообразный запрет: водку, наркотики и т.д. Блатные постоянно пользовались этой дорогой. Гараж был защищён и Хозяином, и операми, и режимниками, да ещё и блатными. «Всё схвачено, за всё заплачено».

Но тех, кто мог заработать своими руками, у кого было всё, кому было относительно «весело и привольно» в колонии, было не так уж и много. Для основной массы мужиков работы, в основном, не было. Изредка плели какие-то сетки для картошки, колотили какие-то ящики, но чаще работы не было никакой. Хитроумная администрация нашла лёгкий выход из сложившейся ситуации. Они просто выгоняли зеков в промку (пром.зону), якобы народ работает. Загоняли первую смену в огромный цех и закрывали. У кого была какая-нибудь мелкая работёнка, кое-как без интереса, шевелился, потому что за такую работу денег практически не платили (по сравнению, скажем, с процветающими ширпотребщиками).

И вот четыре зековских отряда – вся первая смена – с утра до вечера бездельно тусовались в этом цехе просто для того, чтобы их не было в жилой зоне.

Зеки убивали своё «рабочее» время кто как мог: кто в карты играл, кто в нарды, некоторые лениво повязывали картофельные сетки, делая вид, что работают, а, может быть в надежде хоть что-то заработать, чтобы купить в магазине дешёвенького чая, каких-нибудь сушек или засохших пряников…