Текст книги "Восьмое чудище света"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Только пройдя через липкую грязь жизненных испытаний, Яша начал понимать, что свобода без дисциплины – это соблазн и разрушение, а дисциплина без свободы – мертва и унизительна. Это только сначала режим, навязанный за содеянное, отягощает душу. Человек противится дисциплине, но, привыкнув и найдя свое место, учится самоорганизовываться и не замечать режим. Он живет и думает о том, как сохранить данные ему от Бога дары и одолеть соблазны, как пройти путь к исцелению.

После таких горячих излияний, Алёна, как всякая умная женщина, соглашалась с Яшей. Но иногда возникали разногласия и споры. Алёна, с улыбкой рассматривая забритую Яшину голову и испещренное шрамами лицо, говорила: «Ты бандит, Яша, выйдешь – и примешься за старое». Возмущённый Яков доказывал, что это только оболочка, реакция несозревшей души на окружающий мир, результат её падений и разочарований.

Яша, от греха подальше, уходил к Ёлочке, кстати, близкой подруге Алены (это именно Ёлочка устроила её на работу). Яша, зайдя к ней в кабинет, сразу скороговоркой, наговаривал ей массу изысканных комплиментов. Пощекотав её женское самолюбие, он с интересом наблюдал, как Ёлочка начинала светиться от удовольствия. (Господа ловеласы и селадоны! Не забывайте, что трудящаяся женщина во время работы больше всего нуждается именно в ваших, ни к чему не обязывающих, комплиментах). Иногда Яша откровенно высмеивал её наивное планирование семьи и детей. Такого саркастического подрыва основ жизни Ёлочка не выдерживала и выталкивала смеющегося Яшу из кабинета. Не забывал Яша и Кэт осыпать едкими остротами за её снобистское умничанье. Женщины злились, а Яша уходил на поиски шоколада для своих милых коллег. Каждый день они работали вместе. Яков Григорьевич на удивление оказался прекрасным организатором. (Кстати, не пора ли нашему зачуханному «электорату» заменить этих полностью обанкротившихся бывших комсомольских шестерок, стоящих у «кормушки власти», на более честных и бескорыстных людей-бандитов?)

Летом всё-таки освободился многострадальный Батон. Стройку он почти закончил, вложив немало средств и денег на обустройство МСЧ, которая приобрела вид вполне современного госпиталя. Практически заново были сделаны процедурный кабинет, аптека, кабинет дежурного врача, зубной кабинет, коридор выложен белым кафелем. (есть, оказывается, и положительная сторона у так хулимой нами «гуманитарки»). Но оставались ещё, как всегда, небольшие недоделки. Новый Б.О.Р. поставил своего старшину. И строителей поставил своих (старых строителей убрали не потому, что плохо работали, а потому, что не стучали). Б.О.Ру была нужна информация о работе МСЧ (нашим несчастным служакам приходится постоянно доказывать, что они недаром едят государственный хлеб).

За оперативниками на МСЧ была трёхместная палата, и они всегда в неё своих людей ложили, или прятали от лагерных разборок. Причин было много. Яша называл их «нелегалами» и «беженцами». Эти «нелегалы» порой месяцами лежали там, по «оперативным соображениям», пока руководство решало, что с ними делать. Яше очень не нравился этот неблагонадёжный контингент. Мест для больных не хватает, а эти бычки валяются целыми днями на кроватях и пухнут от безделья.

Была ещё одна палата для VIP-персон. (Кстати, в Америке, откуда привезли нам это понятие, таких «очень важных персон» – не более десятка, а у нас каждый вздорный человечишко в клоунском колпаке и начищенных ботинках – уже VIP-персона). Те, кто имел монеты, могли лечь в МСЧ и просто не выходить в зону. С ними Яша конфликтовал постоянно.

Целый день лежат, играют в авторитетов и рассуждают о жизни. А по большому счёту, просто платят за собственное благополучие. Лезли решать какие-то лагерные вопросы, попытались установить на МСЧ свои порядки, прикрывались «воровской идеей». Яша давал им решительный отпор, дело почти доходило до драк. Яша всегда говорил этим баловням лагерной судьбы: «Идите в зону и там вжаривайте!» Словом, очень недолюбливал Яша эти «крутые яйца», играющие в крутую жизнь на больничных койках.

Вот и получалось – у оперов 3 места, у VIPовцев – 3 места, оставалось всего одиннадцать мест на немаленькую зону. Разговаривал Яша об этом с начальником, Пруссаком. Ему тоже не нравилось, что опера вылеживаются на МСЧ, но он оправдывался своим бессилием убрать их. Зато за VIP-персон был горой. Деньги, и всё сказано (что-то уж слишком глубоко склонился перед этим всесильным идолом наш легкомысленный и недальновидный народ, а когда очухается – будет уже поздно).

Но начальника тоже можно было понять. Материальное обеспечение было весьма скудным. На закупку лекарств выделялось только 60 тысяч. Врачи всячески выкручивались, стараясь вложиться в эту сумму. Только для ВИЧ– инфицированных приходилось закупать много дорогостоящих препаратов, а тем, кто пил терапию, необходимы были также и гепатопротекторы. В общем, крутились врачи, как могли и любой помощи были рады.

На МСЧ вели приём, лечили, резали, зашивали, а заведение-то не было даже лицензировано. Вот так просто и работали. А чтобы получить лицензию, санчасти необходимо соответствовать установленным нормам. Наезжали комиссии из управления по этому поводу. Одно время показатели 8-ки были самые лучшие, и она занимала первое место. Но когда Яков стал работать регистратором, он быстро распознал секреты ударников пенитенциарного труда. Отчёты фальсифицировались, а показатели ловко изменялис в нужном направлении. Колония должна быть на первом месте – такова была установка начальства, и сотрудники делали для этого всё. И получалось: хорошая колония в хорошем Государстве (не надо смеяться, господа скептики, разве бывают плохие колонии в хорошем государстве?)

Но после трагических событий, связанных с убийствами зэков, в колониях области многое скрывать стало не так просто. Проверяющие из управления даже ночью приезжали с проверками. Высматривали и выискивали административные недоработки. Наведывался прокурор, да не тот, что был закреплен за зоной и пел в унисон с администрацией. Приезжал другой. Поднимались все бумаги, просматривались все журналы, которые вёл Яша. Если вскрывалось 10 зэков, во всех трёх журналах должен был вписан каждый, кого зашивали и как. Яша, как ответственный человек, ценивший свою работу, беспокоился мало. У него всегда был полный порядок с документацией.

После каждой акции, проведенной зэками, в администрации начинался ажиотаж. Новый Б.О.Р. не только внедрил своих людей на МСЧ, но и, создавая видимость работы, надумал поставить новые дополнительные решётки. Никакой роли они не играли, а только создавали трудности в работе. Решёток на МСЧ и так хватало. Написали новые графики приёма. В общем, новая метла заметалась на МСЧ туда-сюда, поднимая никому не нужную пыль. Внедрялась куча явно дурацких нововведений. Медсанчасти оказывалось пристальное внимание и очевидно излишняя забота со стороны администрации. Причина всего этого была самая простая: нехватка информации у Б.О.Р.а, который не скрывал своего предвзятого отношения к МСЧ. Ему казалось, что через МСЧ движется всякий запрет: наркотики, телефоны и т.д., что там происходит нелегальный просмотр порнофильмов… Богатая фантазия была у местного Малюты!

Когда опера били Батона за мифический телефон, они надеялись, что Батон все им выложит за УДО. Ему ставили такие условия: если не отдашь телефон, никакого УДО не будет, поедешь в КИЧу (ШИЗО), а после ШИЗО – в другую колонию. Играли, мерзавцы, на самом святом для человека. А сколько денег и материалов за 2,5 года перевёл Батон в зону! Когда первоначально подсчитали все расходы, попросили 170 тысяч, но фактически ушло раза в два больше. И вот на этом играл коварный Б.О.Р. Выходило так, что Батона могут обмануть: деньги-то и материалы были уже в зоне. Батон как бы попадал в полную зависимость от администрации. Много нервов и крови потерял Батон, но так и не сказал ничего поднаторевшим в своем ремесле операм. А вот Б.О.Р. своё подозрительное отношение к МСЧ оставил. Скорее всего, он думал, что врачи и фельдшера носят в зону наркотики, а медсестры спят с зэками. Возможно, именно из-за этих своих досужих домыслов и начал Б.О.Р. тусовать персонал на МСЧ.

Новые строители, ничего не смыслившие в работе, делали вид, что работают, а сами следили за всеми на МСЧ. Бегали с доносами в штаб или докладывали всё старшине Юсупу, а тот уже передавал Б.О.Р.у. Годилась любая информация. И шла наверх всякая чушь: кто из фельдшеров распоряжается лекарствами и не выдает ли лишнее. Начали следить за женщинами, стараясь подслушивать их разговоры. Следили за каждым шагом сотрудников и всё записывали. Яша видел все эти ходы, понимал всю их низость.

А за ним следили в первую очередь, так как он имел свободное хождение по всей МСЧ, в любое время суток и имел ключи от всех дверей. Яша, как фаталист, был уверен, что ничего плохого с ним случиться не может. И спокойно продолжал работать. Все оставшиеся после многочисленных увольнений пацаны поражались Яшиному спокойствию. А он хотел зажечь в их сердцах веру и надежду на лучшее: ничего с ним не произойдет без божественной воли. Вел долгие беседы с Мазепой, старался поделиться с ним своим восприятием происходящего.

Можно ли верить, не видя? Можно ли верить от воли и мысли? Может ли рассуждение ума или усилие воли заменить видение сердца? Нет. И Яша верил сердцем, что всё будет хорошо. А все эти происки и слежка имеют даже положительную сторону. Можно яснее увидеть тех, кто рядом с тобой. Все люди так или иначе проявляют себя в экстремальных жизненных ситуациях. Многие люди, лишенные духовной опоры, ради личной выгоды идут на различные ухищрения, совершают заведомые подлости по отношению к другим людям. А результат? Своим грязным мышлением они отталкивают от себя нормальных людей и сами создают свою судьбу!

Неравнодушное отношение Яши к Алёне всё же дало повод для разговоров и сплетен. Что ни говори, а лагерь – это большая деревня. А её досужие обитатели очень любят муссировать всякие слухи и сплетни. В глаза Якову никто ничего не говорил, а за глаза – знал Яша – многие шепчутся плотоядно…

Яша – человек общительный, всегда рад новому знакомству и взаимному расположению, но он отлично понимал, зная характер Алены, что в дальнейшем ни о каком продолжении их знакомства не может быть и речи. Разные социальные уровни. Разные образы жизни и модели поведения. Казалось, что что-то необъяснимое их сближает, но разъединяло их слишком многое. Яша старался выкинуть из головы… и из сердца все, что он чувствовал. Но ему очень хотелось быть с ней рядом.

Когда на отряд Скачку, по гуманитарной линии, привезли декоративные чайные розы, Яша долго и упорно доказывал, что именно ему необходим один цветок. Еле уговорил товарищей, но забрал себе всё-таки один куст. Он бережно заботился о нём, поливало и подкармливал чаем. А когда одна за другой расцвели три розы, Яша по одной розе подарил их Ёлочке, Кэт и Алёне. Нравилось ему оказывать знаки внимания своим милым коллегам. Приятно было видеть их расцветающие лица. Ну, кто ещё и когда подарит девчонкам в суровой мужской зоне цветы, выращенные зэковскими руками, наломавшими до этого немало дровишек!

На день рождения Алены Яша выпросил у Скачка последнюю розу. Это уже был куст розы обыкновенной. Она как раз расцвела и была невообразимо прекрасна. Какого-то неземного, таинственного оттенка, Скачок долго сопротивлялся, но Яша был настолько убедителен, что Скачок, в конце концов, уступил ее, срезал, аккуратно завернул и отдал Яше. Он, как близкий друг, конечно догадывался об истинном отношении Яши к этой женщине, но как человек деликатный, не утомлял его излишними вопросами. Другие зэки были более любопытные и посмеиваясь спрашивали: «Для кого?»

– «Не ваше дело, – коротко и ясно, а главное, доходчиво обрубал Яша. Но его горевший взгляд говорил о многом.

В день рождения он очень удивил Алёну своим утонченным подарком. Она даже не пыталась скрыть своего восхищения и благодарности. Была очень растрогана таким изысканным вниманием. Женский персонал не удержался от приятельских замечаний: «Вот, Алёна, смотри, как он тебя любит!»

(Да, действительно. Дорогие читатели, когда попадете за колючую проволоку, попробуйте там найти живую розу для дамы своего горячего сердца).

Яша не хотел компрометировать Алёну своим излишним вниманием и оправдывался совершенно «случайным» попаданием этой розы к нему. Но в таких делах разве обманешь умудрённых опытом женщин? Не желая дальше возмущать женские умы, Яша поспешно ретировался и оставил за спиной эти животрепещущие обсуждения.

Ему хотелось объясниться с Алёной, но он оставил это до лучших времён. Потом он многое понял, поближе приглядевшись к предмету своего воздыхания. А пока они просто вместе работали, и Алёна по-прежнему часто помогала ему.

Но неожиданно Яша очень сильно заболел. Болезнь началась из-за пустяка: играл в футбол и получил травму голени. Образовался инфильтрат с воспалением. Была проведена хирургическая операция по удалению. Но перед этим был курс антибиотиков, спонтанно возник дизбактериоз. Крапивница началась. Воспалилось всё тело и лицо. Возникли затруднения с дыханием. Вырезанный инфильтрат осложнился экземой. Состояние здоровья Якова, откровенно говоря, было очень плохое. А вот необходимых лекарств в бедном лагерном лазарете, увы, не оказалось. Но спасало Якова пока то, что он находился на МСЧ и был под постоянным медицинским наблюдением. Время уходило, здоровье ухудшалось. Из-за бактериоза Яша не ел почти три дня: чистил желудок. Ничего не помогало. Не отставала крапивница. Аллергия уже была практически на всё: чай, конфеты, табак, пищу. Яша был в шоке. Все случилось так неожиданно, а на носу была комиссия по УДО. Как освобождаться в таком состоянии?

Алёна сама взялась лечить Яшу, у неё был некоторый опыт лечения подобного заболевания. Она написала список лекарств для лечения ноги. Но как на зло телефоны временно (уже месяц) не работали. Письма по миллионному промышленному городу возили… на черепахах. Если даже и послать письмо, время будет упущено. Состояние здоровья Яши стремительно ухудшалось. Ночами он уже не мог спать. Даже на проклятые таблетки была аллергия. Сыпь высыпала по всему телу. Надо было срочно спасать самого себя.

Яша отозвал Алёну в кабинет психиатра и попросил её позвонить своему отцу. Необходимо было срочно купить нужные лекарства и как можно скорей принести их в зону. Алёна подумала, но не согласилась: «Мы же не имеем права звонить для вас». Яша прекрасно понимал её положение и не стал её дальше упрашивать. Нет – так нет. Но в глубине души ей, наверное, было жаль его, и на следующий день она сама принесла лекарства. Потом, добряк Бибикыч согласился принести еще. Как группа подпольщиков в тылу врага, они собирались тайно и втроем обсуждали, сколько ещё необходимо лекарств.

Яша понимал, как эти в общем-то случайные для него люди рисковали своей репутацией и своей работой ради его здоровья. Он был им безмерно благодарен. Потом и Алёна все-таки позвонила Яшиному отцу. На следующий же день все лекарства (кстати, весьма не дешевые) были уже в зоне.

(О, заблудшие овцы, сыны и дочери рода человеческого, как вы все счастливы – ведь у каждого из вас есть… родители! Так цените и берегите их, чтобы не пришлось вам потом кусать локти свои, поганцы вы этакие!)

Началось интенсивное лечение, и Яша быстро пошёл на поправку. Но болезнь эта показала Якову многое в новом свете. Яшу переполняли добрые чувства к своим бескорыстным спасителям. Многие помогали в лечении. Дай Бог им в этой жизни самого хорошего. Быстро улучшалось Яшино здоровье, тем более, что Алёна постоянно наблюдала его, сама выдавала лекарства и следила за режимом их приема. А с таким доктором не поспоришь. В общем, спасся Яша. Жив курилка!

Только многоопытный Узбек догадывался, откуда берутся лекарства, но он же был из старой, орденской когорты, а значит – нем как рыба! Б.И.О.Ровские ищейки-строители нюхали, высматривали, но понять этих тайных движений им было не дано.

Один раз в месяц необходимо было печатать отчётную документацию. Рабочий компьютер находился в подсобке рядом с кабинетом начальника. И целый день в этом уединённом маленьком кабинетике были двое: Яша и Алёна. Она владела компьютером, он – всей информацией о зоне. Начальник редко сидел на месте, постоянно убегал по рабочим моментам. Яша давно хотел объясниться с это      й женщиной, а момент и время были подходящими.

Алёна, скорее всего, знала и чувствовала, что происходит в душе Якова, какие нежные чувства он к ней питает. Они сидели рядом, казалось, что всё внимание их поглощено работой… Но какой ураган страстей бушевал в истомлённой душе Якова! Как хотелось ему обнять эту женщину, прижать к себе, поцеловать!...

(Невольники сурового лагерного режима, зэки, братья мои! Только вам дано понять страдания нашего благородного героя! Только вы от чистого сердца своего можете искренне посочувствовать ему! Избегайте мук одиночества! Не попадайте в зону! Не совершайте ошибок! Не воруйте булочки с прилавка в сельском магазине, а воруйте миллиарды прямо из государственной казны. Вот тогда вы, наверняка, будете оставаться на свободе и звать вас будут не «лагерной пылью», а «сливками общества»).

Какая-то неведомая внутренняя цепкая сила удерживала Якова от всякого действия. Они продолжали заполнять бесконечные столбцы отчета. Яша знал многое о её жизни. Да и его статус, ВИЧ – это почти что приговор. А ему очень хотелось, чтобы она, Алёна, была счастлива. Но разве он мог сделать её счастливой? А может быть наше прошлое – это тот демон, который нам мешает жить и любить? Нас постоянно пугают тени прошлого и призраки будущего, и думая о них, мы выпадаем из настоящего. Страх всюду преследует нас и мешает жить и быть счастливым. А может быть, обманула природная тактичность.

Ведь Яша понимал, что рядом замужняя женщина. Какая-никая семья, а есть. А своими страстными чувствами, даже любовью, разрушать чужие семьи Яша не хотел. Он понимал, какое горькое счастье может вырасти из чужого горя. Замкнуть всё своё в душе своей, Яша ещё усердней принялся за срочный отчёт. Работа продолжалась споро. Иногда шутили и подтрунивали друг друга за невнимательность.

Но какой замечательный повод для активизации разведывательной деятельности предоставила местным абверовцам эта невинная совместная работа по заполнению отчетных граф! Не один раз, как бы между прочим, заглядывали они в кабинет. На их туповатых рожах с бегающими глазками отчетливо вырисовывался немой вопрос: «А что же они тут делают?» Яша, уже надевший маску аскетической рабочей задумчивости, встречал их холодным взглядом и отправлял козе в трещину, чтобы не мешали работать. Или приветствовал их громогласно: «Да здравствует НКВД!», после чего спец.службы поспешно ретировывались.

Напряжённая работа и постоянная занятость в течение всего рабочего дня помогали Яше успокоить взволнованное сердце. Не было времени прислушиваться к свои расстроенным чувствам. А когда уж совсем становилось невмоготу, он шел к фельдшеру Святому, врачевателю не только тел, но и душ человеческих. После разговора с ним на душе действительно становилось легче и светлей. Да и раскисать было нельзя (раскисать вообще никогда нельзя). Пруссак при сильном обострении Яшиной болезни, дал ему два дня отлежаться. Мазепа что-то делал, старался, но Яша все равно не мог спокойно лежать, вставал и занимался срочными текущими делами. Сердобольные врачи отсылали его обратно в палату.

Последние анализы на ВИЧ были далеко не утешительны. Иммунограмма сильно упала. Подходило время для приёма терапии, но Яша не хотел начинать её пить. У него уже был первый неудачный опыт, и Яша надеялся, если Бог даст освободиться, в СПИД-центре подобрать себе подходящую терапию. А пока приходилось просто не падать духом, держаться до последнего изо всех сил. Бороться за жизнь и хоть что-то сделать хорошего для себя и для людей. Они ведь тоже помогали ему, как могли.

А тем временем, Скачок делал всё возможное, чтобы Яша быстрей освободился.

И вот подошло время комиссии на УДО. Яша заметно нервничал: первый раз в жизни идет на УДО. Отец загодя выслал ему все необходимые справки: с места жительства, с места работы. Все документы были собраны. Взыскания сняты. Готов соколик, хоть астронавтом на луну. И вот наступил этот день.

Вместе с Яковом пошел психиатр Палыч, как представитель с работы. А так же как любитель общественных мероприятий и мастер художественного слова (то есть любитель поговорить).

Когда Яков Григорьевич зашёл в огромный кабинет, полный народа, он сильно разволновался. Сначала зачитали данные: судимостей – 4 штуки, последний срок, нарушения-поощрения, когда прибыл в лагерь, где работает, сколько времени (напомним, что на МСЧ все работали неофициально, как альтруисты: без справок и без зарплаты). Дали слово начальнику отряда. Гитлер явно не готовился, все перепутал, буксовал на каждом слове, бормотал что-то невнятное, представляя Яшу. Его лишили слова, выставив тем самым на смех. Слова очень культурно попросил Палыч. Ему его дали. И тут, как говориться, «Остапа понесло». Палыч – большой мастер разговорного жанра, знаток утонченного искусства риторики, философ в душе. Этот заядлый путешественник и бродяга по жизни очень симпатизировал Якову Григорьевичу. Выступил Палыч прекрасно. Административная верхушка после такого выступления, в наступившей тишине, стала ещё пристальней приглядываться к почуявшему неладное Яше.

«Да что это за птица такая? Вроде обычный зэк, а майор Палыч называет его по имени-отчеству, говорит о нем, как о равном, расписывает в самых живописных красках его отношение к работе и уверенно утверждает, что без такого работника работа на медсанчасти вообще встанет».

Да, явно переборщил словоохотливый Палыч с дифирамбами своему протеже. Да кто же захочет такого ценного работника куда-то отпускать? Такие люди и здесь нужны.

В общем, УДО Яше отложили. Докопались до поощрений и предложили ошеломленному Яше в течение месяца заслужить ещё одно поощрение. Гитлеру погрозили пальцем и предупредили, чтобы к следующей комиссии был готов и говорил как «Палыч». Резолюция: отложить решение на месяц.

Яша был в шоке, вышел весь мокрый, чувствовал себя как комсомолец после неудачной попытки вступить в «ум, честь и совесть нашей эпохи», проклиная весь белый свет, а прежде всего Палыча за его красноречие. Явно озадаченный Палыч, успокаивал его как мог.

Но вскоре первые эмоции прошли, и возвращались они в родную МСЧ, уже весело смеясь над этим забавным приключением. Яша ловко пародировал, передразнивая Палыча и его яркое выступление.

На МСЧ все врачи переживали за Яшу, сочувствовали ему, а он, успокоившись и смирившись, говорил: «Что ни делается – всё к лучшему. Да и назначенный курс лечения только начался. Куда я пойду больной? Посижу ещё немного и освобожусь. На воле все не так просто, как в колонии, где все рядом, все под рукой, и медицина – бесплатная» (спасибо тебе, родное государство, что хоть где-то построило ты, наконец. Коммунизм, а именно – в лагерях, где бесплатно кормят, бесплатно одевают, бесплатно лечат. А зэки неблагодарные ещё высказывают недовольство тем, что им предоставили возможность пожить в коммунистическом обществе, и требуют к своим персонам ещё какого-то особого внимания!)

«Месяц, так месяц. Подожду» – думал Яша. Кэт, Ёлочка и Алёна, расстроенные из-за Яшиной неудачи, ругали Палыча за его неуместное краснобайство, а Яша смеялся и говорил им: «Еще месяц с вами буду. И вы подольше будете видеть мою разбойничью физиономию, и я – ваши такие родные милые лица». Тут уж они не выдерживали и, надавав ему тумаков, втроем выталкивали его из кабинета, чтобы слишком не ерничал. А то они за него переживают, а он, окаянный, ещё и смеется над ними.

Свободного времени практически не было, но иногда вечерами Яша все же уходил или в отряд к пацанам, чтобы как-то отвлечься от душноватой больничной атмосферы, или в спортзал. КЭТ и Алёна запрещали ему ходить туда из-за больной ноги. «Спорт лучше всего снимает стресс» – доказывал им Яша. Но все таки вынужден был согласиться с их разумными доводами и (временно) перестал ходить в спортзал. До окончания лечения. Когда сильно уставал, уходил в зону, где ему везде были рады, его простой непосредственности и веселой находчивости.

Часто Яша ходил в нарядную, а всех работающих там 10 человек называл «тамплиерами» (самый богатый орден). Да и Гриб, его друг, до отъезда в другую зону там работал. И производственные вопросы требовали постоянного общения. Вся информация была у них в компьютерах: кто и где, на каком отряде находится, кто и когда приехал, куда кто уехал и т.п. Яша постоянно брал у них информацию, необходимую для работы. Трудились Тамплиеры неплохо и немало. Переводы зэков из отряда в отряд, разводы в промзону – всё было у них в руках. Ошибаться им было нельзя, так как и администрация всю информацию получала от них.

Они знали, что работая на МСЧ, Яша и весь его «орден» денег не получали. Яше и Узбеку они нашли ставки, чтобы хоть как-то оплачивалась их работа. Яша по бумагам числился в столовой и оттуда получал деньги. Оформлен был на полставки – 2500 рублей, со всеми вычетами выходило 500 рублей (ну, и на этом спасибо!). Узбеку нашли полставки в промзоне.

Ставили на работу и вели бухгалтерию именно они, тамплиеры-нарядчики. Ну, а работники МСЧ, соответственно, лечили их без очереди, в любое время могли достать (неофициальными способами) нужное лекарство, мазь, любую справку. Скрытно (в обход администрации), не говоря никому, взаимно помогали друг другу. Начальство скорей себе ноги и головы переломало бы, чем сумело выявить эту подзаконную деятельность. И так по всему лагерю. Швейники обшивали работников МСЧ без очереди. И действительно, служители «красного Креста» должны выглядеть более чем достойно, тем более, что каждый день общаются с администрацией (и с женщинами).Со столовой так же свои отношения.Глубокозаконспирированный подводный мир крепко связывал казалось бы разделенных колючими заборами зэков в единое целое. Все страдали и все понимая старались поддержать друг друга. А, приходя к тамплиерам, смотрели видеоклипы через компьютер, пили чай, обсуждали разные совместные ходы, хохотали над тупоголовыми оленями – операми, тщетно ловившими нарушителей, когда у них под носом Госпитальеры, Тамплиеры и другие масонские ложи ловко обделывают свои тёмные делишки.

Там, в нарядной, из-за её расположения в самом отдаленном глухом углу лагеря, любили собираться «свои» люди, те, кто думает головой, а не жопой. Обсуждали актуальные проблемы и всегда находили единое общее решение. Все зависели друг о друга и знали кто есть кто. Уважали и ценили свою общность. Да, это особый мир, пусть даже и преступный, но, возможно, он более живой и настоящий, чем ваша унылая реальность, господа вольняшки!

В КИЧе произошла драка между двумя авторитетами, посаженными в одну камеру. Возможно, посадили их вместе намеренно, именно из-за разности их характеров. Администрации выгодно, чтобы зэки направляли свои силы на стычки друг с другом, а не на борьбу с произволом. Расчет оказался верным. Они, сколько могли, терпели друг друга, но… камерная система. Кто сидел, тот знает. Когда годами сидишь в камере сопротивляясь режиму и борясь с ним, нервы напряжены до предела. Оба авторитета очень много сделали для того, чтобы добиться послаблений в лагерном режиме. Проводили совместные акции, вскрывались, загоняли иголки под кожу. А сколько раз их били! Человеческий организм устаёт, и долго сидеть вместе Сагит и Одноглазый не смогли.

Повод для драки был пустяшный, но драка жестокая. Взаимных побоев нанесено было множество (умысел администрации в раздроблении арестантского единства удался). Сначала их разбросали по разным камерам, а затем Сагита перевели на МСЧ.

Яша и Сагит знали друг друга хорошо. Во-первых, земляки, знакомые по преступной деятельности на воле, во-вторых, до этого уже отбывали вместе в другом лагере. В общем, знакомы давно, не дружили, но относились друг к другу с уважением. И закрывал их вместе один и тот же отдел милиции, правда, за разные дела. И в СИЗО на одном воронке приехали и в карантине вместе парились, в разных камерах, но списывались постоянно, по налаженным маршрутам. Сначала разъехались в разные лагеря, а потом, когда стали заходников свозить, они и встретились в этом лагере. Сроку у Сагита было немного – 2 года 6 месяцев, но он был тверд в своих черных воровских убеждениях. 1,5 года Сагит провел под крышей ШИЗО, и когда он с СУСа другого лагеря приехал в этот, его сразу с этапа закрыли в КИЧу. Так что лагерный режим испытал он на собственной шкуре.

Начала борьбу с режимными лагерными наворотами небольшая горстка пацанов. Яша, и сам отсидевший в ШИЗО не один раз, прекрасно знал, что такое каждый день скрипеть зубами под дубинками и слушать «Рамштайн». И надо пройти и выдержать ежедневную ломку. Конечно, отсидело в ШИЗО много народу, но истинно идейных – постоянный контингент – было человек 10. Потом эту строптивую прослойку развезли на ЕПКТ, областной БУР, дурдом доламывать дальше. Но именно эта немногочисленная группа борцов изменила ход событий в лагере. Вся область горя вдоволь хапанула: кого убили, кто до сих пор скрывается. Но многолетняя борьба в застенках с государственной полицейской машиной продолжается.

Сидел Сагит по оперативным соображениям в маломестной палате под камерами, лечился, а может быть его КИЧи убрали, чтобы прокурорские работники не видели побоев. Каждый вечер Яша заходил к Сагиту: пили чай, курили сигареты, кормил его какой-нибудь нормальной едой. Любопытный Яша расспрашивал его, а тот рассказывал, что происходило в российский гестаповских застенках, как проходит ломка тех, кто идёт в разрез с администрацией.

Когда их привезли по этапу из другого лагеря и, видимо в профилактических целях, очень крепко избили, они потребовали прокурора. (такое законодательное право есть). И вот, зам. начальника по режимной работе Козлов, здоровенный детина, переодевшись в прокурорскую форму, с наглой рожей ходил по камерам и выслушивал жалобы избитых (новоприбывшие зэки ещё не знали кто он такой). Результаты таких «прокурорских проверок» вполне предсказуемы.

Зэки испробовали все методы для убеждения администрации в необходимости диалога, но бесполезно (иногда кажется, что проще башкой бетонную стену проломить, чем достучаться до нашего слепоглухого начальства).