Текст книги "Восьмое чудище света"

Автор книги: Федор Гришанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Так вот, Ваня Воробей не вступал ни в какую секцию, а его земляк, Метис, наоборот, был активистом.

Метис – деятель нового поколения. Хитер как уж. Главный смысл жизн: живёт тот, кто хорошо живёт. На все эти подписанные им бумажки ему было глубоко наплевать. Ну чему может воспрепятствовать какая-то бумажка? Метис работал якобы от администрации, но делал то, что было нужно ему. Помогал близким ему людям, рискуя при этом своим благополучием. Уводил их из подкопок ОБешников, на многое закрывал глаза. Был воплощением новой формации преступников, более совершенных и изощрённых. В общем, типок ещё тот. Он говорил:

– Ну зачем я буду маршировать в строю, и меня кто-то будет водить? Лучше я сам буду водить этих комсомольцев.

С ним было весело, когда он водил отряд и учил зэков режимному речитативу со всеми этими: «Здрасьте, гр. начальник», которыми хор из 150 человек громко сотрясал весь плац.

Ваня шипел при этом: «Ну, встречу тебя на воле, буду тебя обучать другому». Это вызывало веселый хохот в рядах марширующих.

Очень старалась администрация разделить всех по образу жизни, по мастям. Как говориться, разделяй и властвуй (над зэками, в данном случае). Не всегда это, однако, ей удавалось. Дружба Метиса и Воробья – это было нечто: то братские объятия, то споры, то ругань до драк. Мирил их Яков, проводил назидательные беседы, восстанавливал перемирие, которое через час разрушалось очередным скандальчиком.

Невидимая, но очень прочная нить дружбы крепко связывала всех этих четырех разных людей: Медведя, Якова, Воробья, Метиса. Они и потом, как настоящие друзья, сыграют свою роль в жизни Якова. Наша дружба проверяется и крепнет не тогда, когда нам хорошо, а когда в тяжелых испытаниях узнаешь настоящих друзей. А таких испытаний на 8-ке было предостаточно каждый день.

Даже когда Р.О.Р. Буян лично выходил на плац проверить, как марширует Ц.А.О. (а ему доносили, что Медведь и Яков отлынивают от маршировок, часто стоят), Метис был начеку. У него на все были свои отговорки. Его изящной изворотливости любой мог бы позавидовать. Восьмерка воспитывала для воли новых современных руководителей.

Когда Сито сообщил Яше трагическую весть о Лизе, как его поддержали именно Метис, Воробей и Медведь! Нарушая все запреты, они помогали друг другу, сделали всё, чтобы Яша не наделал глупостей. Постоянно ходили за ним, успокаивали, поддерживали добрым словом. А на воле кто-то думает, что зэки – это бездушные чёрствые люди. Нет, это далеко не так. Яша всегда вспоминал своих друзей с теплым чувством признательности. Дай Бог им счастья! И тихой радости жизни на крутых её дорогах.

При выходе Якова в зону, Медведь поговорил со всем колонийским Бомондом (а к мнению Медведя прислушивались многие авторитетные ребята), и Яшу встретили, как полагается. Попал он на 5 отряд – самый режимный (потому, что не рабочий). И там за каждую провинность любого человека (например, уснул сидя) выгоняли весь отряд маршировать на плац. А Яша надеялся, что хоть в зоне будет иначе. Увы, практически мало что изменилось.

Итак, наш герой оказался в жилке. Жилка – это жилая зона. Вышел Яша в отряд в мрачном состоянии, опустошённым, безразличным ко всему, с болью в сердце. Был он тогда неразговорчив, угрюм. Ему казалось, что всё происходящее с ним, его не касается, как будто он стоит где-то в стороне и только наблюдает за собой. В те дни родители Якова сыграли большую роль в его судьбе. Они и раньше, как телохранители, в нужный момент приходили на помощь, всегда были с ним рядом. Но если раньше Якову в его сумбурной жизни было как-то не до них, то сейчас он особенно остро ощутил их внимание и заботу. Мао мы ценим их, наших стариков, которые вместе с нами страдают, нет, больше, чем мы. За что им это?

Реальность, окружающая Яшу, все острее напоминала о себе. После отбоя, когда зэки мирно отдыхали и предавались благим мечтаниям, в эти редкие минуты одиночества, он особенно ясно осознавал свою вину перед родными, ему становилось стыдно за всё своё неугомонное прошлое. Одно было спасение.

Мысленно, он обращался к Богу, просил прощения у своих старых родителей, которые всю жизнь были рядом с ним, всегда, в любых обстоятельствах, протягивали руку помощи. Только они одни всё понимали, все прощали и всегда поддерживали его добрым словом, советом, письмами, передачами… сколько их было за его непутевую жизнь… сотни, тысячи?

И уткнувшись в подушку, чтобы никто не заметил и не услышал, тихо лил Яша запоздалые слезы раскаяния. Разочарование и безысходность окружали и угнетали его. Оставалась одна надежда – всемилостивый Господь. В эти дни Яша все глубже проникал в сущность и психологию христианского вероучения. Не брать, не оставлять себе, а отдавать людям, и все прощать. Казалось, Господь выслушивал Яшины мольбы, и тихо и мудро успокаивал его израненную душу, и тогда какая-то незримая божественная энергия наполняла все Яшино существо целительной живой водой. А утром, с надеждой и верой во что-то хорошее Яша вставал и шел преодолевать трудности и постигать реальное бытие.

Круг общения опять складывался из хороших людей. Таков, уж видно, был промысел Божий. Первыми его приятелями в зоне стали Скачок и Гриб.

Скачок – старшина отряда, весельчак, отморозок, самовлюбленный дельфин (как про себя называл его Яша). Любил физические нагрузки, спорт, хорошо покушать, обожал свою жену и троих детей. Ценил и уважал (взаимно) весь свой отряд. Он – прирождённый старшина, руководитель по всей своей натуре. Он все делал с душой: грамотно управлял сотней зэков, занимался строительством и благоустраивал отряд. Это было его любимое дело, оно нравилось ему, и с ним он неплохо справлялся. Ничего нет более дефицитного в нашей стране, чем энергичные, умные, преданные делу и людям руководители… Но Скачок был всего лишь старшиной отряда на зоне.

Гриб – это совсем отдельный эпизод лагерной жизни. Кипучий сгусток энергии. Голова его всегда полна ярких идей и оригинальных новшеств. Он ещё и Близнец, которым управляет Меркурий – Бог торговли и игры. Игра была всегда: шахматы, нарды. Никто не вкладывал в игру столько азарта и энергии, как Гриб. Работал он в нарядной. Голова его всегда была забита информацией: количество зэков, сколько приехало, сколько уехало, кто куда направляется т.д. Словом, он знал всё, что происходило в Государстве №8. Но самой большой страстью его был футбол. Не то, чтобы уж очень хорошо он играл, но любил это дело беззаветно. И предавался ему всей своей пламенной душой, вдыхая в других игроков азарт, страсть и жажду победы. Именно он устраивал колонийские чемпионаты. Кстати, в прошлом, Гриб – наркоман, объегоривший целый город. Улыбка никогда не покидала его гордое арийское лицо. Многое можно было бы о нем ещё рассказать. Именно о таких людях говорят: душа компании. Вот такие люди окружали и поддерживали Яшу в новой обстановке. Они всегда были рядом, готовые помочь ему с сердечным пониманием и поддержкой.

На новом месте приходилось снова привыкать и приспосабливаться к режиму. Колония была, по всем меркам, очень маленькая. Такой маленький провинциальный зоопарк, набитый хищным зверьём. Везде решётки, камеры, локалки – всё для того, чтобы не общались между собой и с зэками из других отрядов. Опять постоянная ходьба строем, при любом начальнике (а в зоне их весьма немало) традиционное: «Здрасьте, гр.начальник!» Все строго регламентировано. Для тех, кто не работал, – постоянные маршировки, в столовую строем, заход внутрь – по карточкам. Между строевыми занятиями загоняли в барак для прослушивания нравоучительных лекций. Затем придумали для зэков новое занятие: писать диктанты. Изо дня в день, пол-отряда (остальные на работе) сидела в П.В.Р., где теснота и духота несусветные, и писало диктанты. Писали такие вещи, как: «Я ненавижу эту страну и готов убивать всех подряд». Помимо трёх основных проверок, ещё проверки каждый час, для чего строились в отряде. Заходили легавые и СДиПовцы для выявления нарушений. Если кто-нибудь покрутит головой на обходе, сдиповец того записывал. Этого зэка вызывали в дежурную часть и заставляли писать бумагу (это называлось «прилипнуть на бумагу»). Ну, а за бумагой – административные акты, комиссии, профилактические беседы, разбитые сёдла… И так каждый день. Обстановка в отряде постоянно крайне напряжена. Никому нельзя расслабиться ни на миг. Все в постоянном ожидании чего-нибудь нехорошего.

Отряд №5, куда попал Яков – маленький, всего на 100 человек, не рабочий, постоянно режимные мероприятия. А если отряд за месяц написал больше всех бумаг, то есть, объяснительных за всякие мелкие нарушения, то весь этот отряд вставал на особый контроль. Начальник отряда круглосуточно живет в отряде, опер и режимник – тоже. Отряд постоянно находится на плацу, независимо от погоды. Зэки 5-го отряда до того привыкли находиться на особом контроле, что начали злорадствовать: «пусть-де эти усиленные группы и живут с ними на отряде». Но в этом вопросе администрация наступила на собственные грабли. Сами сотрудники, наконец, настолько вымотались, что много лишних бумаг стали просто отсеивать. Скачок постоянно выслушивал нарекания за свой отряд. Потом они втроём обсуждали решение администрации и всячески насмехались над тупостью этих решений и бессмысленностью нововведений.

Администрация, перепуганная частыми наездами проверяющих из управления, шарахалась из стороны в сторону, часто сама себе противореча, по всякому пустяковому поводу. То откроют в магазине торговлю одеждой и обувью, то, после очередной проверки, начинают снимать с зэков обувь и робы неустановленного образца.

У Яши тоже пытались снять черные ботинки вольного образца, он отказался, обоснованно парируя их намерение:

– Как же так, господа, я же купил их, эти ботинки, в вашем магазине?

– Убирай на вольный склад, – грозно прозвучало из уст ДПНК, – до свободы пусть лежат, а сам ходи в кирзовых ботинках установленного образца.

– Какой образец, – возмутился Яков, – я купил их у вас, чтобы ходить в них здесь.

Пока суть да дело, началась перебранка. ДПНК конечно знал, что Яша прав. Но был приказ: немедленно всю зону переодеть в полагающуюся форму. Но зачем тогда продавать в колонийском магазине робы по 1000 руб., обувь зимнюю за 2700 руб., а летнюю – за 1700 руб.? Получалось чистой воды мошенничество. Да, любят наши начальники из мухи выдувать слона.

Яков не уступал и упорно разъяснял гражданину начальнику, что он, Яков, прав, и снимать с себя ничего не будет. Все обошлось мирно: этот ДПНК был с пониманием, не тупой уставник.

А вот в смену Одувана, многие были раздеты и разуты, недовольные – избиты. Имелась у него такая мода: всех, кто хоть как-то сопротивлялся его твердолобости, ставить перед дежуркой на монтану (растяжку). А если зэк отказывался ставать на растяжку, то его уводили в прогулочные дворики ШИЗО, где он с вечера до утра находился на улице, до прихода начальника колонии, который и решал, что делать с этим зэком.

ДПНК Одуван был весьма деятельным типком. Когда он заступал на смену, зона вымирала: зэки прятались кто где мог, никто не ходил ни на спортплощадку, никуда. Одуван всегда находил повод для написания объяснительных. И порой зэк долго не мог уйти из дежурки, переписывая одну за другой бумаги. Одуван грозно хмурил брови, зэк трясся от страха, а ему было от этого, видимо, очень хорошо и приятно. Этот энергетический упырь как бы питался энергией зэков. А вот Гриб, наоборот, любил его смену, т.к. сам работал в нарядной. В зоне-то был порядок, все на проверках, никакой волокиты, всё строго по распорядку, хаоса не было. А так как Гриб из своих 8 лет отбыл уже 7 лет и 6 месяцев, то к распорядку он привык и знал все его положительные стороны.

Когда Яша пересекался с Одуваном, то он постоянно улыбался, неплохо разбираясь уже в его технике по забору энергии. И Одуван делал вид, что не замечает ни Якова, ни Скачка, ни Гриба.

Однажды, когда Яша и Скачок мирно сидели на МСЧ, они были приглашены Одуваном в дежурную часть для написания бумаг. Яша, держа руку в кармане, спросил:

– За что, начальник?

– Нарушение формы одежды, – отчеканил Одуван, измеряя их ледяным взглядом.

Но ребята эти оказались с юмором. Решили они с него пены немного снять и понаписали такой чуши… Читал, читал Одуван, очень был разочарован, что не нагнал страху, а только насмешил этих двух отморозков. Чтобы не позориться перед сотрудниками, Одуван выгнал их из дежурки. Впоследствии много ещё было таких бестолковых встреч и стычек с этой грозой зэков. Яша в дежурку не ходил, а Одуван и не настаивал. Этого упрямого бестолкового человека все зэки ненавидели, а ему ничего не надо было объяснять, его просто надо было игнорировать. Но так думали единицы.

Потихоньку Яша привыкал к новой обстановке. Боль от потери близкого человека отступала все дальше... Вечером – турник, брусья, ходьба туда-сюда. К общению Яша особо не стремился. Да и о чем говорить? Так, словоблудие. Собирали с Грибом команду и выходили на плац, полностью отдаваясь футбольной страсти. Когда проходил чемпионат колонии, сколько было эмоций, какой был накал страстей! Поле-плац было посреди зоны, и зэкам не приходилось выходить из локалок возле отрядов, что бы увидеть футбол: кто из окон, кто из локалок, все поддерживали свои команды. И зона как бы выходила за рамки режима и вдруг становилась свободной. Яша играл с остервенением, чтобы хоть как-то забыться. Играл, как в последний раз. Так и говорил друзьям:

– Последний мой чемпионат.

– Да не гони ты. Все образуется, – успокаивал его Гриб.

В упорной борьбе они заняли 3-е место, хотя надеялись на 1-е. Но радости не было предела. Так и проходило время. Утром режимные мероприятия, вечером – турник, футбол или чтение духовной литературы.

Наступила осень, прошли дожди, а за ними – зима, ранняя и холодная. Яша заболел, простыл, а затем – пневмония. Проснулся ночью, его всего трясло, температура 40˚, еле-еле дотянул до утра. Утром встать он не мог, началась рвота, его лихорадило. Скачок и Гриб довели его до санчасти. Так плохо Яше никогда не было. Он думал, что умрёт.

Врачи, измерив температуру и давление, решили его госпитализировать, дали таблеток, поставили летичку (анальгин, димедрол, лалаверин) и отправили в палату на постельный режим, освободив от проверок. Яша лежал и молился Богу, чтобы остаться в живых. Надеялся он ещё на свои природные силы…

Очнулся он от ударов в голову, не понимая, что происходит. От неожиданной встряски сознание медленно приходило в соответствие с реальностью. Первая мысль, посетившая Яшу, была: завели ОМОН. Ещё вчера днём что-то происходило в лагере, вся администрация, все сотрудники, в том числе и врачи, были оставлены до 22-00. Еле-еле собравшись с силами, он открыл глаза и в колеблющемся тумане увидел перед собой… доктора Панкратова:

– Вставай, скотина! Время проверки!

У Яши не было никаких сил и желания объяснять, что у него постельный режим. Кое-как одевшись, с заплетающимися ногами он вышел в коридор, где больные собрались для проверки. Яша забыл одеть носки.

– Ты что, хуйло, не по форме одет? – прорычал Панкратов.

Еще что-то орал «уважаемый доктор», но Яша слышал его голос как бы из далека. Высокая температура, низкое давление сделали своё дело: Яша потерял сознание. Пришёл он в себя от пинков в грудь:

– Вставай, скотина, не коси!

Больные, а их было человек десять, были в шоке от происходящего. Они испуганно стояли кругом, а Яша лежал в середине коридора на полу. Приходя в чувство от сильных пинков, он старался встать. Всё плыло и темнело в глазах.

– Иди, пиши бумагу за нарушение формы одежды!

Яша, опираясь на стены и цепляясь за дужки кроватей, медленно потащился на свою койку. Сел, попытался одеть носки. Он вообще плохо соображал, что делает. Пытался собраться с силами и прийти в себя, но встать было трудно. Голова кружилась. Сил не было никаких. Панкратов подскочил к Яше и оплеухой сбил его с кровати. У Яши началась рвота. Он бессильно валялся в собственной блевотине и в сознание его приводили только пинки и удары. Происходящее понять было невозможно. На крики санитаров и дневальных сбежался весь медперсонал. Они пытались оттащить от Яши Панкратова, всячески успокаивая бешенного доктора. А тот орал в лицо Якова:

– Ты будешь делать то, что я скажу тебе, скотина! Ты понял? Ты понял?! Ты понял?!

Яша находился в полубессознательном состоянии. У него не осталось никаких сил даже на то, чтобы просто обозлиться, не говоря уже о том, чтобы дать отпор этому неожиданному нападению. Силы хватило только на то, чтобы с усмешкой мотать головой и прошептать сквозь окровавленные губы:

– Я-не-по-нял..

– Ах, ты не понял! Да я тебя сгною в зоне, – рычал доктор Панкратов, запугивая вконец обессилевшего Яшу. Впоследствии, узнал Яша, что это был дерматолог и психиатр Понт.

Усилиями сбежавшихся врачей, это кощунственное издевательство над Яшей было остановлено. Ему, измерив давление, поставили укол. Яша даже не уснул, а просто провалился в какую-т бездну.

Утро следующего дня было наполнено разными событиями. Узнали близкие друзья Яши. Все приходили и высказывали свое недоумение произошедшим. Более того, всё дошло до начальника колонии. Яшу пытались склонить к написанию заявления на доктора Панкратова за его «некорректное поведение». Но Яша не привык быть в числе «потерпевших». Сейчас, будучи христианским неофитом, он уделял больше внимания духовной стороне того, что происходит с людьми. Он считал, что тот случай произошел с ним неспроста. Яша и сам был далеко не ангел. Он думал, что Панкратов – это инструмент каких-то высших сил, решивших повоспитывать и проучить Яшу за его прошлые грехи, которых была не малая куча. Конечно, в начале была злость и ненависть, и первой мыслью его после того, как он стал приходить в себя, была мысль о мести. Но Яков нашел в себе силы и убедил самого себя победить свой негатив по отношению к доктору Панкратову. Через некоторое время он стал жалеть его, все ему простив и в душе даже благодаря его, осознавал с горечью и свою вину перед другими людьми. ещё и шутил после выздоровления и говорил всем: «Рекомендую метод доктора Панкратова». Яков считал, что Понт сам себя наказал своим презрением к людям и своим жестоким эгоизмом. Никто его не уважал. Даже те, кто из-за необходимости, и улыбались ему поддельно, внутри все равно ответно презирали его. Понт сам обрекал себя на одиночество.

Но всё это осмысливал и понимал Яша позднее, со временем. А пока он болел.

Вскоре, его вызвали на приём к терапевту и психиатру. Е.О.Ф., после недавних событий, кажется, испытывала из-за Панкратова некое неудобство, может быть, чувство стыда за коллегу, за то, что среди медработников есть такие люди, как Понт.

Зайдя на приём, Яков увидел двух симпатичных молодых женщин: Катю и Лизу. С ними в одном кабинете сидел, работая с медицинской документацией зэк – Саша «Соленый». Впоследствии они сдружились с Яшей. И по схожести душевного внутреннего мира, да и нашли много точек соприкосновения по жизни.

– Здравствуйте, Саманов!

– Здрасьте, – прошептал ещё не пришедший в себя толком Яков.

Настроение – дерьмо. Всё тело болит от недавней панкратовской взбучки. Но, увидев в мрачной лагерной действительности двух неплохо сложенных женщин, Яша вообще сначала растерялся, но, взяв себя в руки, держался как и подобает мужчине (даже слегка побитому).

Врачи измерили температуру, выслушали жалобы на здоровье. Были очень внимательны и предупредительны. Яша был поражен одним странным совпадением: у Лизы была фамилия такая же как у Якова и имя как у его Лизы. ещё раз пришла в голову мысль, что ничего случайного не бывает.

Солёный, имевший немаленькое влияние на этих двух докторов – молодых и красивых женщин, – сделал все, чтобы лечение Яши было квалифицированным и… долгим, чтобы Яша как можно дольше провалялся на медсанчасти.

Пока заводили в должном порядке историю болезни, психиатр Кэт проводила с Яшей психокоррекционную беседу. Врачи уже были в курсе о смерти его жены Лизы и, как женщины, сочувствовали Якову. Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то самый короткий путь к сердцу женщины – это сочувствие, жалость, сострадание. И Яша убедился в этом, когда на протяжении всего лечения, которое длилось около месяца, Кэт каждый день вызывала Яшу и планомерно возвращала его к жизни, выводя из ступора.

Он быстро забыл о случае с Понтом. Он все ему простил и, даже наоборот, удивлял и обескураживал того ровным к нему отношением. Яша всегда с ним здоровался и был подчеркнуто вежлив (а это, как говорят духовные гуру, скрытая форма презрения).

На какие только темы Яша и Кэт не дискутировали. Знаний у неё было достаточно много, особенно в области психиатрии. Но она как-то с недоверием и сомнением относилась к духовной стороне бытия. В общем, тем для бесед было предостаточно.

Труден был путь физического выздоровления и духовного становления. Яша был очень благодарен врачам за их бескорыстную помощь. Эти молодые медики, по сути девочки, не дали ему погрузиться в пучину личных переживаний, утонуть в собственном негативе.

А с Лизой С. вообще установилась какая-то невидимая связь из-за их редкой общей фамилии. К тому же Яков был любителем порыться в своих исторических корнях. И Лизу на это высадил. Они вместе искали возможные родственные переплетения: где, что и как, можем ли мы быть родственниками и т.д. Так и проходило лечение в течение месяца. Яша все больше знакомился с людьми и обстановкой, окружающей его.

Кэт задумала снабжать Яшу литературой психиатрического направления. Чтение книг было любимым занятием Яши, и он лихорадочно проглатывал и эти книги, погружаясь в новый для него мир психиатрии. Видимо, Кэт также заметила в Яше приятного собеседника. Хоть и зэк, но начитанный и не дурак. Опыт, сопряженный со знаниями, иногда дает удивительные результаты. Да, прочитано было немало. ещё с самого раннего детства Яша всегда относился к интересным книгам со священным трепетом.

Вот так, потихоньку, Яша восстанавливал свое здоровье. Странная штука жизнь! Одни люди безжалостно, без всякого повода, колотят полуживого человека, а другие, тут же, рядом, как ангелы-хранители, спасают, выхаживают и оберегают этого же человека. Впитывая в себя окружающую действительность и внимательно анализируя происходящее, Яков задавал себе вопрос: почему всё так происходит в нашей жизни: то жестокие удары, готовые сокрушить и уничтожить самую жизнь, то поддержка и помощь со стороны вообще незнакомых и, казалось бы, чужих людей? В душе Якова все больше созревало чувство благодарности к этому миру. За что? Да просто за то, что ты есть в этом мире, что ты познал его и, пусть и недолго, но жил вместе с ним.

Друзья не забывали Якова. Каждый день они приходили, балуя Яшу своими посещениями. Всегда старались поддержать, поднять настроение, укрепить дух. Даже ещё не сказав друг другу ни слова, только увидев этих простых русских парней, душа Яши улыбалась им навстречу. Они подолгу беседовали, чаёвничали с принесёнными скромными гостинцами. И были они все как родные братья, которых становилось всё больше. Это и Медведь, вернувшийся в зону, но так и не сломавшийся, и Ваня Воробей, и Скачок, и Гриб… А Метис вообще по три раза на дню прибегал, справлялся о здоровье и обязательно приносил какую-нибудь немудрёную снедь. Душа Якова оживала.

О, как прекрасен ты, простой русский человек! Как замечательна твоя грядущая судьба! Какие великие дела свершишь ты,… если убивать и колотить будешь не друг друга, а друг за друга!

Здоровье Яши, после всего перенесённого, резко ухудшилось. По результатам сданных анализов ему предложили пить терапию для поддержания иммунитета. Дав согласие на приём препаратов, Яша не знал, как тяжелы и трудноусвояемы организмом эти лекарства. Их нужно пить 2 раза в день, строго определённое время. В первый же день после получения таблеток и их приема на ночь, он был глубоко потрясён и разочарован.

Всю ночь он провёл в мучительных галлюцинациях, увидев жизнь в каких-то неизвестных новых красках. Он попал в какое-то искривленное информационное поле, где все живое было воплощено в химических формулах. Это был мир скрипящих механических роботов, а вокруг ни одного живого существа… было страшно. Наверное, можно было сойти с ума от всего увиденного…

Промучившись всю ночь под воздействием непонятных ему чудовищных картин, Яша решил не продлевать свою жизнь таким образом. Он написал отказ от приема терапии, изложив свою точку зрения на эту проблему. Яша решил обождать до следующего анализа, который брали каждые три месяца. (Кстати, следующий анализ вообще убрал необходимость пить таблетки. Иммунограмма резко поднялась вверх, и при таких показателях можно было отложить это так не понравившиеся Якову мероприятие)

Пока Яша лечился, он сдружился со всем зэковским коллективом, работающим на мед части. Парни как на подбор, одним словом – соколики. Все с немалым жизненным багажом, с понятием о жизни. Они работали порой по 12 часов в сутки, просто работали, не жалея себя. Яша удивлялся, как эти люди спокойно и умело делали свою работу. И без зарплаты. Не платили никому. Вроде, как стало известно из секретных источников, и ставки на работающих в МЧС есть, а куда уходили деньги, никто не знает. Узбек, санитар, зашивал и бинтовал и ВИЧ-инфицированных, и таких зэков, но денег не получал. И однажды по своей простоте спросил об этом начальника. Ответ был краткий:

– Ты что, уволиться хочешь? Много спрашиваешь.

Местом своим Узбек дорожил. Это было его место. Узбек прошел службу в Афгане, знал и умел всё. Как быстро он восстанавливал спины сотрудникам администрации своим умелым массажем, к тому же он умел не только делать свое дело, но и молчать.

Старшина Батон был создателем прекрасного. У него во всем был свой стиль. Он строил кабинеты и палаты. С чувством, толком, расстановкой он создавал такие шедевры, которые могли посоревноваться с платными клиниками. Начальство пообещало ему, что после ремонта больницы, он пойдет домой по УДО. А домой Батон хотел очень сильно, отсидев свои 5 из 8. Тем более, что его ждала любовь, встреченная им во время отбывания. (Впоследствии, он все же ушел из зоны, оставив им 2 года и 6 месяцев. А это очень и очень не мало. Обрети свое заслуженное счастье, Батон! Удачи тебе).

Но скольких нервов стоило ему это освобождение! Он прошел комиссию с поддержкой администрации. На суд, в основном, все шли через 1 месяц после комиссии, но Батон попал туда только через полгода. Каждый месяц ему то откладывали, то переносили дату суда. Батон был уверен, что эти козни устраивает администрация колонии. У нас в России всегда все власти заодно, умеют они между собой договариваться и решать свои вопросы. (Батона не отпускали до тех пор, пока он не завершил ремонт).

Во время этой затянувшейся истории, ему даже подсылали провокаторов. Пришли зэки с сотовым телефоном и стали просить как бы в аренду МСЧ, чтобы оттуда звонить на волю. Зэки были из числе неблагонадёжных. Батон им отказал. Через пару дней его вызвал к себе новый БИОР, сменивший Буяна, пошедшего на повышение. Буян был назначен начальником близлежащей тюрьмы.

Так вот, при первой встрече Новый сразу предложил Батону добровольно сдать телефон, которого у него, естественно, не было. Батон был в недоумении, и сразу с возмущением ответил отказом. Но Новый был не так прост. В прошлом он работал на малолетке и привык молодым зэкам давать воспитание через тумаки, он и во взрослой колонии не избавился от этой гнусной привычки. Знакомство Батона с Новым закончилось рукоприкладством.

В общем, вернулся Батон весь в синяках, с полученным обещанием, что если через 2 дня не будет телефона, он уедет в ШИЗО, а схлопотав нарушение, о суде можно было забыть. Батона просто раздирала обида и возмущение, от безысходности опускались руки. Он просто сидел все эти три дня в прогулочном дворике, уставившись в одну точку, ни с кем не разговаривая и не комментируя случившееся. Все всё понимали и не лезли к нему в душу с расспросами. Только Солёный подсаживался к нему, ничего не говоря, просто молча поддерживая его, был рядом. Все понимали, чего стоят Батону эти переживания. Ведь он был действительно незаменимым работником, как в строительстве, так и в работе с компьютером. За 5 лет, которые он там проработал, Батон полностью овладел компьютером и работой со всеми документами. Все отчеты, все документы, которые делали сотрудники, печатал Батон. Очень много хорошего сделал он и для больницы, и для администрации, и для зэков. А сколько у Батона крови выпили ОБешники и оперативники за то, что он всячески старался игнорировать режим, давая свободно вздохнуть больным зэкам. Конечно, зона – это не его место, но она многому научила Батона… И всё-таки он ушел по УДО! Уже без радости и желания, перегоревшим от долгого ожидания, с пустотой и разочарованием от низкой человеческой зависти, алчности, злости и мстительности.

Мазепа, Сашенька – простой наивный провинциальный парень. Он и отбывал-то наказание за свою простоту. Помог человеку, который его впоследствии отдал правоохранительным органам. Но он не роптал на судьбу, работал, никогда ни от чего не отказываясь: ставил уколы, делал больным зэкам рентген. Администрация пользовалась его трудолюбием и добротой и всегда старалась сесть Сашеньке на шею из-за собственной лени. А он с удовольствием выполнял любую работу. Он постоянно ощущал себя счастливым: у него были любимая жена и сын, которые и сами в Сашеньке души не чаяли. Вот ими он и жил, ожидая очередной свиданки и погружаясь в свои мечтания. Его Катюша вызывала у всех уважение: молодая, всего 20 лет, скромная сельская девушка, работала на трех работах, любившая Сашу до самоотверженности преданно и горячо. Саша постоянно приходил к Якову, делился своими переживаниями, читал ему письма, гордился своим сыном и Катей. Яша, имевший свой горький опыт жизни, хорошо понимал Мазепу и старался поддержать и укрепить его в верности и терпении, в понимании и поддержке своей выбранной половины.

Кекс – суперадминистратор, работавший на первой ступени с зэками. Он был учтив, любезен, всегда корректен с зэками, всегда с улыбкой на лице. А люди у нас все разные, больные порой часами ожидали приема, который откладывался из-за каких-нибудь ненужных, бестолковых мероприятий. Были и нервы и угрозы и даже истерики. Но Кекс, с улыбкой во всё лицо, всегда успокаивал всех своей непринуждённой обходительностью. Это был человек без отрицательных эмоций, знающий всё наперед, всегда всё предвидевший, осторожный в словах и делах. Когда на что-то не мог дать ответ, он просто широко улыбался, хлопая своими по-детски наивными глазами. Это был его решительный всепобеждающий козырь.