Текст книги "Следы всегда остаются"
Автор книги: Федор Грецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
VII
– Ну что, Борисов, будешь сразу рассказывать или… – услышал Хохлов, как только вошел в кабинет начальника.
Першиков и Минкин, сидящие тут же, переглянулись. Жуков это заметил, но не придал этим взглядам никакого значения.
Борисов, крутолобый, с черными мохнатыми бровями и длинной, резко выдающейся вперед нижней челюстью, сидел перед заместителем начальника уголовного розыска, уставившись взглядом в пол.
– Что рассказывать, товарищ начальник, – ответил он удивительно тонким голосом.
– Где ты был позавчера вечером, что делал?
– Позавчера?! Не помню, товарищ начальник, кажется куда-то ездил! – Борисов вздернул плечи и в упор посмотрел на Жукова.
– Интересно, один день прошел, а ты и не помнишь. Нужно вспомнить, нужно! – Жуков повысил тон.
– Если нужно, я вспомню, – сразу же ответил Борисов.
– Нужно, нужно, – Жуков встал и быстро подошел к Борисову. – Говори!
– Товарищ начальник, я расскажу. Я все скажу! Дайте вспомнить, ну чего вы спешите…
– Хорошо, вспомни.
В кабинете наступило молчание. Все ждали, что скажет Борисов.
– Гаврилова и Горлова на шахту № 9-9 возил, – помявшись, сказал он.
– Для чего?
– Не знаю. Пришли на квартиру, я сидел, ужинал. Вызвали на улицу, а потом попросили подвезти на шахту. Я отказывался, но они пригрозили, я и поехал.
– А что они на шахте делали?
– Там они куда-то ходили.
– Куда?
– Не знаю.
– А что везли с шахты?
– Ничего, сами ехали.
Дальнейший допрос ничего не дал.
– Задержите его. Одумается, расскажет, – уверял Жуков.
Разудалый вид его производил на присутствующих гнетущее впечатление. Борисов, конечно, чего-то не договаривал, но нельзя же так сразу валить на него все подозрения.
– О том, что машина «Москвич» была в тот час на дороге, говорят многие, – заметил в наступившей тишине Минкин. – Но Каюков вчера сказал, что была и женщина. В показаниях, которые дал Хохлову Люльков, тоже называется женщина. Женщина, которая шла вместе с каким-то мужчиной следом за Каюковым. Затем, у нас есть предупреждение о каком-то разведчике…
– Вы слишком многословны, – не дал договорить ему Жуков. – Женщина, мужчина, разведчик. У нас есть Борисов и нет никакой женщины, никакого разведчика. Борисов – путает. Он явно замешан в каком-то преступлении. И я не понимаю, зачем нам уклоняться в сторону от Борисова. Вы согласны со мной? – спросил он, обращаясь к Хохлову.
– Конечно, Борисова надо допросить, – согласился Хохлов, в который раз вспоминая о машине «Москвич».
Доводы Жукова казались справедливыми.
Но Борисов и на следующее утро ничего не сказал вразумительного. Прокурор Першиков настоял на том, чтобы Борисова освободили. Жуков нервничал. Скрепя сердце, он согласился, но успел пригрозить Борисову:
– Смотри, о том, что здесь спрашивали, никому ни звука. Ясно?
– Ясно, товарищ начальник, никому ни звука!
Следователь Хохлов сидел молча и внимательно следил за допросом. Когда Жуков разрешил Борисову уйти, Хохлов пригласил его в соседний кабинет и снял отпечатки обуви.
– Скажите, Борисов, а вы на самом деле дружите с Горловым и Гавриловым?
– Как вам сказать, дружбы у нас особой нет, но встречаемся вместе частенько.
Поговорив еще о чем-то мало значительном, что даже к делу не относилось, Хохлов отпустил Борисова.
У следователя Хохлова появились свои соображения, которые поддержал Минкин.
В этот день в столовой было особенно многолюдно. За круглыми металлическими столиками сидели горняки, громко разговаривая о своих делах.
За самым дальним столиком в углу у окна уселись трое. Один из них был Борисов.
– Хана, хлопцы, – говорил он заплетающимся языком. – Сутки держали в милиции, все спрашивали, куда я возил вас и зачем.
– Ну, а ты что?
– Что я? Сказал, что в гости ездили.
– А еще что?
– Предупредили, чтобы никому ничего не говорил.
Между ними продолжался разговор уже тише прежнего.
За соседним столом сидели черноволосый парень и девушка в клетчатой косынке. Не обращая внимания на захмелевшую компанию, они заказали себе борщ, котлеты и по бокалу пива.
– Пиво у нас не подают.
– Как не подают? Смотрите, у вас не только пиво, но и водку пьют.
– Это сами приносят. Что с ними поделаешь? Попробуй сказать, так еще и сдачи получишь.
– А куда же милиция смотрит?
– Милиция к нам редко заглядывает.
– Хорошо, вместо пива принесите пару бутылок ситро.
Официантка ушла. Парень принялся рассматривать меню. Девушка достала книгу, открыла ее и углубилась в чтение. Изредка они посматривали друг на друга, перебрасывались отдельными фразами.
– Уезжайте отсюда, – снова послышался голос Борисова. – Возьмут вас, и не выкрутитесь.
– А что у них есть против нас? Ничего! Пусть докажут! – отвечал один из сидящих за столиком.
– Возьмут и докажут, – говорил второй. – Раз хотел убить, то сюда все будет брошено.
– Ребята, – вмешалась подошедшая к ним девушка, – а вы были там?
– Где?
– Ну, где это произошло.
– Были. Страшное дело…
К ним подошла официантка. Разговор сразу прекратился. Они расплатились, все вместе поднялись и, пошатываясь, вышли из столовой.
Вслед за компанией вышли и сидевшие за соседним столиком парень и девушка. Они увидели, как Борисов, попрощавшись со своими друзьями, сел в машину и уехал.
Два парня и девушка пошли по улице.
– Эх, Машка, – говорил один из них, – ты ничего не понимаешь. Возьмут нас опять и срок дадут.
– За что же срок дадут, если вы ничего не делали?
– Не делали… – парень безнадежно махнул рукой.
– Ну, вот я и дома, – сказала Маша. Она подала парням руку и скрылась за калиткой.
Обняв друг друга, захмелевшие друзья побрели по улице.
А через двадцать минут лейтенант Иванов передал следователю Хохлову разговор Борисова в столовой.
– Кто с ним был? – спросил Хохлов.
– Горлов, Гаврилов и здешняя жительница Маша Тузикова, вот ее адрес. – Лейтенант Иванов положил на стол вырванный из блокнота лист бумаги.
– Немедленно задержите Борисова, Горлова и Гаврилова.
Через два часа Борисов сидел в отделении милиции перед Хохловым. Жалкий, растерянный, – хмель как рукой сняло, – он путанно отвечал на вопросы.
– Ну, что, Борисов, опять ничего не скажешь? – обратился к нему майор Жуков, который сразу же решил вмешаться в допрос.
– Что знал, все сказал в прошлый раз, – отвечал он, боязливо посматривая по сторонам.
– А зачем Горлову и Гаврилову рассказал, что тебя в милицию вызывали?
– Я не говорил, откуда вы это взяли.
– И не говорил, что им нужно скрываться?
– Нет.
– И в столовой с ними не был, и за последним столиком не сидел?
Борисов понял, что о его встрече с Горловым и Гавриловым все известно. «Но подержусь еще, – рассуждал он, – послушаю, что еще скажет».
– Борисов, – обратился к нему Хохлов, – скажите, а вы были на месте нападения на Каюкова?
– Да что вы, никакого нападения я не видел! – чуть не плача, отвечал он. – На шахте был и только.
– Говорите правду, Борисов, – требовал Хохлов.
Но Борисов стоял на своем.
– А как могли остаться ваши следы на месте преступления? – неожиданно спросил Жуков.
– Какие следы? Вы чего меня путаете!
– Нет, Борисов, он не путает вас, – заметил Хохлов.
Он достал из стола гипсовый слепок следа обуви, снятый на месте происшествия, и положил его перед Борисовым. Потом медленно достал второй слепок, снятый с обуви Борисова, и положил рядом.
Борисов жадно впился глазами.
– А вот и заключение: след, обнаруженный на месте происшествия, оставлен вашими туфлями.
Глаза Борисова забегали. Он попеременно смотрел то на Хохлова, то на лежащие слепки, то на майора Жукова. Смотрел и молчал.
– Борисов, – вновь повел разговор Хохлов. – Вы и про поездку на шахту 9-9-бис не все сказали. Ведь я был там и узнал: вы пытались ограбить магазин, но сторож помешал.
– Ты и раньше возил их на кражи? – повысив голос, спросил Жуков.
Хохлов поморщился: ему противны были эти выкрики и обращения на «ты».
– Но я не причем, меня заставили, угрожали расправой, – стал оправдываться Борисов. – Я расскажу, все расскажу, гражданин следователь, только не сажайте меня в тюрьму. У меня двое детей, жена лежит больная. Что же они без меня делать будут? О, господи, что же это такое!
Борисова увели в соседнюю комнату, где следователь Хохлов записал подробно его показания.
– Я говорил, что он путает, а потом сознается, – самодовольно улыбаясь и потирая руки, говорил Жуков. – И эти сознаются.
– Не нужно спешить с выводами, – заметил пришедший на этот разговор прокурор Першиков. – О покушении Борисов ничего не сказал.
– Скажет, он уже сейчас говорит. – Жуков показал на кабинет, где Хохлов сидел с Борисовым. – А молодец этот ваш Хохлов, – нехотя похвалил он следователя.
Вошел майор Минкин. Он выглядел усталым, слушал рассеянно. Вскоре в кабинет ввели Горлова. Небольшой рост, фуражка слегка надвинута на лоб, крупные черные глаза, серое клетчатое пальто. Он учтиво поздоровался и сел на указанное ему место.
В комнате несколько минут стояла тишина. Майор Жуков пристально смотрел на Горлова, а тот ждал вопросов. Чувствовалось, что первым он не заговорит. Минкин и Першиков сидели в стороне и наблюдали, что будет дальше.
– Так вот ты какой? – прервал тишину майор Жуков.
– Да, вот я какой, – отвечал Горлов, смело глядя в лицо Жукову. – А вы что, первый раз меня увидели?
– Первый, хотя кое-что знаю о ваших похождениях.
– А если знаете, то зачем меня вызвали?
– Хочу, чтобы ты рассказал, как пытался убить Каюкова.
– Что-о-о? Я, убить? Ну, это вы шутите, гражданин майор.
– А чего мне шутить? Нам уже все известно.
– Что другое может и известно, а насчет убийства – лишнее. Мы на такие дела не ходили.
– Но ведь это получилось «случайно», – увещевательным тоном произнес майор.
– Никакой «случайности», – отстаивал свое Горлов. – Я только утром узнал, что нападали на Каюкова.
– А где был прошлой ночью?
– На работе.
– Неправда!
– Проверьте, а потом говорите.
Допрос не клеился. Горлов не однажды имел встречи с такими следователями, как Жуков, и не давал повода для излишних обвинений.
– Вы меня на бога не берите, – говорил он вызывающе. – Я прошел «курс наук», и все понимаю. Доказательства, гражданин начальник, доказательства дайте, тогда и ответ получите.
Жуков встал из-за стола, достал папиросы, закурил и протянул Горлову.
– Спасибо, я не курю, – улыбаясь, отвечал тот.
Жуков вспылил и окончательно все испортил.
– До свидания, майор Жуков, – Горлов знал, кто его допрашивал.
Отрицал свою вину в нападении на Каюкова и Гаврилов.
Майор Минкин справедливо возмущался поведением Жукова. Благодаря его «деятельности» все известные факты смешались. Даже спокойный логик Хохлов и тот уже поглядывал рассеянно на шумливого Жукова и готов был с ним согласиться. Слепок обуви Борисова стал фигурировать, словно какое-то главное доказательство. Но какое же было удивление, когда Першиков вскоре принес слепок обуви Евдокии Ивановны Плошкиной. Саркастически улыбаясь, он спросил Хохлова:
– Не будет ли это основанием для того, чтобы обвинить Плошкину?
– Однако Борисов там был, – настаивал Жуков.
– А когда он там был, до или после преступления? – спросил Першиков.
– Об этом расскажет дальнейшее следствие, – не унимался Жуков.
– Давайте все же проанализируем известные вам факты, – предложил Минкин. – Подозрение по отношению к Борисову немалое. Но достаточно ли у нас данных, чтобы обвинять его прямо в преступлении?
Хохлов заметил:
– Дворянкин по моей просьбе осмотрел машину Борисова и утверждает, что это та самая, которую он видел.
Жуков ухватился за этот довод.
– Живой свидетель! Чего еще нужно? Тем более Каюков, как вы сами говорите, произносит слова «свет» и «машина». Это же не случайно!
– Борисов и вся его компания внушают подозрение, – сказал Хохлов.
– В чем? – коротко спросил Першиков.
Хохлов смутился.
– Они ведь участвовали в ограблении магазина, – ответил он.
– Предположим, это доказано. Дальше.
– Дальше, – начал развивать мысль Хохлова Жуков, – грабители заметили, что за ними поехал мотоцикл. Они решили уйти от него, спустились к балочке, наткнулись там на Каюкова. Им ничего не оставалось, как избавиться от второго преследователя.
– А следы машины вы видели у места преступления? – резко спросил Першиков.
– Следов нет, – растерянно произнес Жуков. – Но схватка могла произойти и на значительном расстоянии от машины.
– Не знаю, – с той же резкостью произнес Першиков, – насколько ваша фантазия близка к действительности. Но, прошу вас, хоть нам не навязывать своих выводов.
– Я никому ничего не навязываю, – обиженно отвечал Жуков. – Я веду следствие, как умею.
Разговор больше не продолжался. Собственно, спор могли решить только неопровержимые факты.
Майор Жуков снова отправился на допрос Борисова.
Сердитый, недовольный пререканием с прокурором и Минкиным, он грубо бросил Борисову:
– Ну что, подумал? – и угрожающе стал подходить к нему.
– Ничего не подумал, я все сказал, все!
Жуков возвратился к столу, сел и резко откинулся на спинку стула. Борисов следил за ним испуганными глазами.
– Что вам сказать… ну, говорите что, и я скажу, – с дрожью в голосе произнес Борисов. – Я все могу говорить, только…
Жуков в упор посмотрел на него.
– Сознайся, что на Каюкова напали Горлов и Гаврилов.
– Нет, об этом ничего не знаю.
– А что же ты знаешь?
– У Ани Шуваловой они часы сняли. Это они мне рассказывали. Часы на днях продали.
– А покушение?
– Об этом ничего не знаю.
– Но на месте преступления обнаружены твои следы? Как они там оказались?
– Был я там. Был! Вчера я неправду говорил.
– Был, значит!
– Был. Машина моя стояла на дороге, когда я услышал выстрел. Я сразу включил свет, но ничего не увидел. Тогда побежал я в направлении выстрела. Было темно, и я ничего не увидел. А может и находился совсем близко.
– Умно придумал, – перебил Жуков.
– Чего же придумал, я правду говорю…
– А в столовой был разговор с Горловым и Гавриловым?
– Да, был. Горлов говорил, что пытались убить Каюкова.
– Кто? – прервал Жуков.
– Не знаю… Говорили, что за это строго осудят.
– Скажи, Борисов, а когда вы на 9-9-бис ехали?
– Около шести вечера.
– А чего же так рано? – со скрытой улыбкой спросил он.
– Им нужно было еще ехать на другую шахту.
– И вы заезжали?
– Да.
Жуков вызвал Машу Тузикову. Она подтвердила разговор в столовой.
– Горлов говорил, что нападали на Каюкова, но кто, не сказал, – добавила она.
Горлов и Гаврилов категорически отрицали свое участие в преступлении.
– Но вы не были на работе, – заявил Жуков Горлову.
– Не был, ну и что же?
– А где же был? – не давая опомниться, спрашивал Жуков.
– Вам известно где: на шахту 9-9-бис ездил.
– На кражу магазина?
– Да, на кражу, – со злостью отвечал Горлов.
– А веревка? Веревка, которой душили Каюкова? Узел, который вы завязали на шее Каюкова?
Жуков нервничал. Он вскочил с кресла и подошел к Горлову.
– Во флоте служил Володька, у него и спрашивайте, – невозмутимо отвечал Горлов.
– Мы сняли часы у Ани Шуваловой, пытались совершить кражу в магазине и будем за это отвечать, но убивать никого не думали, – твердил Горлов.
– А веревка? Ведь у вас дома обнаружена такая же веревка, как и на шее Каюкова.
– Ну и что же? Я купил веревку в магазине, и другой мог купить.
– Борисов бегал в ту сторону, откуда послышался выстрел?
– Да. Но он вскоре возвратился.
VIII
Следствие продолжалось. Жуков настаивал на своем предположении. Он обвинял Борисова, Гаврилова и Горлова. Те скупые слова, которые ронял не пришедший в себя Каюков, только придавали ему больше энергии. Дело было исключительным. Ходом расследования интересовались все. Жуков сумел убедить заместителя областного прокурора Курасова, что для привлечения Борисова, Гаврилова и Горлова к судебной ответственности есть достаточно оснований.
Много, очень много было улик против Борисова, Гаврилова и Горлова и все же не все казалось ясным. Признание на допросе – этого слишком мало. Жуков торжествовал, он готовился заниматься новыми делами. Но в огромной кипе материалов, поступивших в областную прокуратуру, было еще немало неясностей. Областной прокурор Сенин предложил сообщить рабочим шахты, что следствие по делу ограбления Ани Шуваловой можно считать законченным, а следствие по делу нападения на Каюкова – продолжается.
Жуков был обижен. Он вызвал Хохлова и пошел вместе с ним к Сенину доказывать свою правоту. Вдвоем они хорошо подготовились к разговору. Жуков считал, что областной прокурор проявляет неуместную осторожность и это может принести следственному отделу одни лишь неприятности.
Внимательно выслушав следователя Хохлова, который докладывал по делу обвинения Горлова, Гаврилова и Борисова, Сенин спросил:
– И при таких обстоятельствах вы считаете, что покушение на Каюкова совершили они трое?
– Они, Тимофей Михайлович, только они, – вмешался в разговор Жуков. – На последнем допросе Борисов, пытаясь выгородить себя, заявил: «Горлов и Гаврилов виноваты. Направляйте дело в суд, там разберутся. Чего я буду за них отвечать?»
– А где же пистолет?
– Говорит, что во дворе общежития спрятали.
Зная, что прокурор спросит, делали ли обыск, Жуков поспешил добавить:
– Мы искали, но не нашли. На предыдущем допросе Борисов говорил, что пистолет продали каким-то цыганам. Борисов, конечно, понимает, насколько отягчает преступление кража пистолета.
– Цыган тоже не нашли, – добавил, ухмыляясь, Сенин.
– Разве их найдешь? Сегодня здесь, а завтра там, – не понимая шутки, ответил Хохлов.
Сенин поднялся Он слышал доводы Курасова, теперь выслушал Жукова и Хохлова. Эти говорили, словно по одной шпаргалке. Минкин и Першиков были настроены менее оптимистично по отношению к результатам следствия.
Какое принять решение? Жуков, конечно, спешил.
– Нет, – твердо заявил Сенин, – с этим делом в суд идти нельзя. Нельзя по таким материалам обвинять людей, пусть даже в прошлом они и были преступниками. Не забывайте, что мы стоим на страже прав советского человека. Мы должны тщательно разобраться, чтобы не допустить ошибки. Представьте себе, что мы допустили ошибку. Кого будут обвинять подсудимые и их родственники? Нет, не вас, не меня, они будут, прежде всего, обвинять Советскую власть. А власть-то и ни при чем! Ругать из-за нас, из-за наших поспешных выводов. Не нужно спешить. Наша работа должна воспитывать любовь к Советской власти, а не что-то другое.
Прокурор прошелся по кабинету, затем добавил:
– Передайте начальнику следственного отдела, чтобы он сам изучил дело и вместе с ним наметьте план дальнейшей работы.
– Тимофей Михайлович, а как же быть дальше? Ведь вы же лечиться уезжаете?
– Останется товарищ Курасов. Докладывать будете лично ему.
Жуков и Хохлов вышли. Жуков был явно недоволен беседой. Оставшись с Хохловым, он сказал:
– Вот так всегда, вместо того, чтобы искать детали обвинения, он ищет возможность оправдать. А нам выходит – начинай все заново. Не работа, а сущий ад. И страха у него нет. Звонят же отовсюду, требуют сообщений о показаниях преступников. Не понимаю этой сверхосторожности.
IX
Но Сенин не искал одних лишь оправдательных мотивов. Он просто не позволял себе забывать «белых пятен» в следствии. Першиков и Минкин упорно настаивали на одном предположении, которое оставалось не расшифрованным в следственных материалах. Следом за Каюковым в тот вечер шли мужчина и женщина. Если они были жителями поселка, почему до сих пор не пришли в прокуратуру или в милицию и не рассказали, что они видели. А видеть происшествие они должны были.
Он решил еще раз прочесть показания Каюкова, записанные врачом санатория, в котором тот лечился.
«Я отошел от перекрестка метров на пятьсот. На пути мне встретился Люльков. Мы поздоровались, поговорили. Перед тем, как спуститься в балочку, я видел издали на дороге машину «Москвич» с погашенными фарами, освещенную другой идущей по дороге машиной. В балочке я никого не заметил. Когда проходил мимо густых кустов терновника, кажется, услышал дыхание человека, повернулся туда, и вдруг почувствовал на шее петлю. Сильный рывок – и я упал. Когда упал, петля отпустилась, я успел просунуть под нее руку, а другой схватился за веревку. Мне кажется, в эту минуту я увидел какую-то женщину. Но затем кто-то навалился на меня. Я все же вскочил. И сразу же раздался выстрел, удар по голове, и я потерял сознание…».
– Кажется в эту минуту я увидел какую-то женщину, – задумчиво произнес Сенин. – Борисов ничего не говорит о женщине. А он ведь охотно рассказывает обо всем. Значит, определенно он не видел никакой женщины. Была ли в самом деле женщина?
В кабинет вошла секретарша и доложила, что прибыл следователь Комитета государственной безопасности и просит разрешения войти.
– Пожалуйста, проси!
Это был старый знакомый Сенина капитан Мирзов. Месяц тому назад он приезжал по поводу того, что на одном из заводов произошел подозрительный случай фотографирования чертежей в конструкторском бюро. Личность «фотографа» установить не удалось. Но Мирзов не терял надежды отыскать его. Он еще тогда высказывал предположение, что это определенно был резидент какой-то разведки. Интересно, с чем он приехал теперь?
После обычных приветствий маленький, невзрачный Мирзов, больше похожий на счетного работника, чем на капитана-чекиста, объявил, что приехал «так просто, почти в отпуск». «Хитрит чего-то», – ухмыльнулся Сенин, но излишних вопросов задавать не стал.
– Вот беда у нас одна, товарищ капитан, – сказал Сенин. – Следователи настаивают передавать дело в суд, а я все не решаюсь…
Сенин рассказал Мирзову о случившемся. Мирзов выслушал, внимательно посмотрел на Сенина и вдруг объявил:
– А ведь ты, наверное, черный маг какой-то. Представь себе, что сейчас меня очень интересует этот случай с Каюковым. Придется признаться, из-за этого я и приехал.
И он начал рассказывать Сенину одну историю…
…На аэродроме одного из больших северных городов шла обычная будничная работа. Не смолкая ревели моторы, самолеты то взлетали, отправляясь в дальние рейсы, то садились, стремительно мчась по взлетным дорожкам. После недавно прошедшего дождя бетон дорожек поблескивал глянцем. Когда близко к зданию вокзала самолет подруливал, на бетонных плитах оставались широкие следы шин. Отчетливо прорывался сквозь неугомонный рев моторов голос диспетчера, возвещающего о времени посадки самолетов. Куда-то взад и вперед по широкому полю суетливо бегали в синих форменных комбинезонах механики, цепочка автотележек тянула от самолетов к приземистым складам хорошо упакованные грузы. Налетавший с севера влажный ветер приносил с собой соленые запахи моря, гулко шумел в оголенных тополях привокзальной аллеи, изредка бросал на землю мелкие брызги дождя.
– Граждане пассажиры, – послышался отчетливый голос, – объявляется посадка на самолет – 9029. Просим выходить на посадку.
Дежурный по аэропорту стоял у начала дорожки, ведущей к самолетам, и ожидал пассажиров. К нему подошли двое юношей со спортивными чемоданчиками в руках.
– Через сколько минут отлетаем? – спросил один из них, высокий, худощавый, в белой модной фуражке.
– Строго по расписанию, в 14.00.
– А когда в Климове будем?
– В 16 часов 42 минуты.
– Вот быстро! А как в самолете, не страшно? – поинтересовался второй, перебивая товарища. – Я ведь первый раз лечу.
– Чего ж там может быть страшного? – не то спрашивая, не то отвечая, проговорил дежурный. – Места мягкие, каждому отдельное кресло. Летит самолет плавно. Иногда немножко покачивает, но это не опасно. В войну, вот тогда было другое дело, особенно если линия фронта близко. Того и гляди, «Мессер» из-за облаков выскочит. А сейчас что? Тихо, спокойно, – по всему было видно, что дежурный, коренастый, ладно сбитый, сам в прошлом летавший, был склонен к воспоминаниям.
Во время разговора к дежурному подошел еще один пассажир. Это была девушка лет двадцати – двадцати двух. Она боязливо посматривала на самолет, хотя пыталась и пошутить с другими пассажирами. Через две-три минуты к ним подошли еще два пассажира. Это были высокий, стройный мужчина лет 35—40 и молодая, миловидная женщина. В руках у мужчины был небольшой чемоданчик, у женщины – сумочка. Они стали в сторонке.
– Разрешается посадка на самолет номер…
– Пошли, – произнес дежурный, обращаясь к пассажирам.
Он подвел их к самолету. Предъявив билеты контролеру, стоящему у входа в самолет, пассажиры поднялись по лесенке и заняли свои места. Закрылась дверь Самолет плавно оторвался от земли и начал набирать высоту. 100, 200, 400 метров. Все предметы, находившиеся на земле, вначале быстро проносились под самолетом, а затем стали двигаться все медленнее и медленнее. Самолет вошел в облака, пробил их. И тогда все увидели внизу нескончаемые белые волны, словно плавающие айсберги, залитые лучами осеннего солнца. Стрелка показывала высоту 3.000 метров. Уже пройдено более пятидесяти километров.
Пассажир с чемоданчиком, все время наблюдавший за стрелкой альтиметра, встал, поправил галстук, тронул за руку свою спутницу и направился к кабине управления. Женщина пошла за ним. Он открыл дверь (она оказалась незапертой) и зашел в кабину.
– Сюда нельзя, – раздался голос командира корабля.
– Да, ничего, я тоже когда-то летал, и хочу сравнить ваш самолет с военным, – сказал шутливо вошедший.
– Товарищ, сюда входить нельзя, – вновь громко повторил командир.
Вслед за мужчиной в кабину зашла его спутница и плотно закрыла за собой дверь.
– Включай автопилот, – скомандовал вошедший пилоту, – а ты, – он обратился к радисту, – выключи рацию.
Быстро выхватив из кармана пистолет, он наставил его на пилота и радиста.
– При малейшем неповиновении – смерть! – сказал он угрожающим тоном. – Вера, вяжи руки!
Вера, спутница вошедшего, бесшумно, как кошка, бросилась к пилоту Рыбину, схватила его руки, закрутила их за спину и связала веревкой. Потом подскочила к радисту и попыталась сделать то же самое.
– Меня не свяжешь, – закричал бортмеханик Орлов.
Он схватил гаечный ключ, поднял высоко над головой, намереваясь ударить им преступника. Но тот понял намерение бортмеханика.
– Брось! – он не успел окончить фразу, как почувствовал сильный удар по голове и в то же время инстинктивно нажал на спусковой крючок пистолета. Раздался выстрел. Преступник, в руках которого было оружие, и бортмеханик Орлов одновременно рухнули на пол.
Радист Абрамов со всей силы нанес удар ногой спутнице преступника. Ударившись о дверь кабины, она с шумом вылетела к ногам пассажиров.
Испуганные пассажиры повскакивали с мест и непонимающе смотрели на происходящее.
– Мам-ма! – истерически закричала девушка.
– Погибли, – чуть слышно проговорил юноша, который первый раз в жизни сел в самолет.
Третий от испуга убежал в хвост самолета.
Самолет быстро терял высоту. Вот уже в просвете облаков показалась надвигающаяся земля. Но радист успел развязать руки пилоту. Тот вновь схватил штурвал. Машина вздрогнула, почуяв силу хозяина, выравнялась, а затем стала делать разворот. Нужно было срочно спасать бортмеханика, одежда которого все больше и больше пропитывалась кровью.
Первым возвращающийся самолет заметил дежурный по аэродрому. Он сообщил начальнику аэропорта. Самолету стали подавать радиопозывные, но он не отвечал.
– В чем же дело? – спрашивали друг друга служащие аэропорта, посматривая на приближающийся самолет. Все видели, что он покачивает с крыла на крыло, сообщая сигнал бедствия, и требует разрешения на посадку.
Самолет сел. Все кинулись к нему.
– Доктора, скорее доктора! – закричал пилот Рыбин.
– Что случилось? – спросил начальник порта.
– Потом все объясню.
В самолете появился доктор. Он подскочил к бортмеханику, взял за руку, пытаясь нащупать пульс.
– Доктор ему уже не нужен…
Все стояли молча. Только спутница преступника, который лежал на полу и стонал, прижалась в углу и испуганными глазами смотрела на всех окружающих.
Спустя две недели после описанного происшествия, в кабинете полковника Государственной безопасности Гончарова произошел следующий разговор:
– Как себя чувствует преступник? – спросил полковник у капитана Мирзова.
– Дело пошло на выздоровление. Вчера я был в поликлинике и беседовал с доктором. Говорит, что рана очень опасна: пробит череп и задета мозговая ткань.
– Да, видимо, бортмеханик бил наверняка.
– Другого и не могло быть, товарищ полковник. Враг был с оружием. Или-или!
– Ну, а когда с «больным» можно будет говорить? Что на этот вопрос отвечают доктора?
– Разговаривать с ним уже можно, но он молчит. Никому ничего не говорит. Во время операции стонал, но ни слова не произнес. Все эти дни с ним пытались заговорить, но он ни звука в ответ. О чем бы его ни спрашивали – молчит.
– А, может, у него речь отняло?
– Нет, товарищ полковник, – убежденно сказал капитан. – Его смотрел профессор Виноградский. Говорит, что симуляция.
– А как его напарница? Ведь она-то должна заговорить.
– Тоже молчит!
– Приведите ее ко мне.
На столе лежали скупые, ни о чем не говорящие записи: Вера Георгиевна Толстоухова, родилась 20 ноября 1924 года в селе Лиски, Троянского района, Губинской области. Отец и мать занимались сельским хозяйством. В 1940 году выехала из села.
– Да, маловато у нас сведений. А чем же все-таки она занималась после сорокового года? Времени-то прошло много. Ушла из дому девчонкой, а сейчас уже женщина. Посмотрим, что она нам скажет.
В кабинет ввели Толстоухову. Дни, проведенные в заключении, наложили на ее лицо страдальческий отпечаток. Возле глаз ясно были видны морщины, уголки губ еще больше опустились книзу. Она села на указанное место и наклонила голову.
Полковник молча глядел на женщину, перелистывая страницы дела. Чувствовалось, что в душе у арестованной происходит внутренняя борьба. Что-то рвется наружу, хочет крикнуть. Но было у нее и другое чувство: «Молчи, молчи, – говорило оно ей, – ведь мы же условились молчать, что бы ни случилось. А, может быть, все-таки рассказать? Ведь я только соучастница, я исполнитель чужой воли? Может быть своим признанием я искуплю какую-то долю совершенного преступления?» Она медленно подняла голову. Ее утомленные глаза внимательно смотрели на полковника.
– Что вы от меня хотите? – глубоко вздохнув, чуть слышно произнесла она. – Спрашивайте.
– Это другой разговор. Так нужно было поступить давно. Прежде всего давайте уточним вашу фамилию, имя, отчество.
– Вера Георгиевна Толстоухова, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения.
– Правильно. А теперь скажите, где вы были и чем занимались после того, как в 1940 году покинули село.
– Буду говорить все, – произнесла она со вздохом. – Жизнь моя, гражданин полковник, сложилась непутево. Убежав от матери, я уехала в Донбасс. Поработав на одной стройке, я бросила ее и перешла на другую. Но и здесь мне не понравилось. Я бросила и эту работу. Денег не было, а жить нужно было. Забрала у подруги вещи и сбежала. Но поймали. Судить не стали, малолетняя была, и меня направили в детскую колонию под Харьков. Там была около года. Потом выпустили. Осталась работать в Харькове. Ехать-то некуда. Вскоре началась война. В эвакуацию не поехала. Подругу одну послушала, чтоб она в гробу на том свете перевернулась.
