Текст книги "Сестры Горские"

Автор книги: Федор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

7. Чертежи

После случая с бутылками Шура окончательно подружилась с Валей, а Рая и Лена признали его достойным товарищем. Только маленькая Женя продолжала относиться к нему сдержанно, так как все еще не могла забыть его плохого обращения с Эдуардом.

Вот почему Женя не очень охотно сопровождала Шуру, когда та шла на реку или в лес с Валей. Они слишком много говорили о музыке. Женя была недостаточно сведуща в этой области, участвовать в этих разговорах не могла и предпочитала поэтому оставаться с Леной. Играть с Эдуардом, охотиться в камышах за Тюльпаном и кормить голубей было гораздо интересней.

Хуже было, когда вместе с Шурой и Валей исчезала и Лена, что тоже случалось нередко. Тогда Жене приходилось итти к Рае, так как мать собиралась на какой-то съезд в Москву и была очень занята. А к Рае сейчас лучше было не обращаться. Она засела за чертежи своей машины и ни с кем не хотела разговаривать.

– Ну что тут такого? – недоумевала Женя. – Взять лист бумаги, рисовать на нем всякие колесики и проводить черточки! Подумаешь, какая важность! Разве стоят из-за этого отказываться от гулянья или огрызаться, как цепная собака Лакса на соседней даче, когда сестра приглашает тебя итти купаться?

Рая часто вспоминала слова Александра Ивановича о том, что ей самой с чертежами не справиться. Сомнения одолевали ее на каждом шагу, и она чертила и перечерчивала все наново, чувствуя, как нехватает ей знаний и уменья. Половина назначенного срока уже прошла, а работа не была сделана и на треть.

Теперь она убедилась, что переоценила свои силы, когда обязалась сделать чертежи за две недели. Однако при мысли о том, как будет торжествовать профессор, если она запоздает хоть на один день или сделает плохие чертежи, Раю бросало в жар. Она стискивала зубы и снова садилась за работу.

Но как можно сделать хорошие чертежи, если у человека даже настоящей готовальни нет и достать ее негде? Детская техническая станция была закрыта на ремонт, к Александре Михайловне Рая обращаться не хотела: молчаливый уговор о невмешательстве матери в это дело продолжал строго соблюдаться. Откуда же было взяться готовальне?

Трудно представить, как выпуталась бы Рая из этого положения, если бы ей не помог счастливый случай. Как-то она разговорилась с Валей об автомобилях. Вопреки очевидности, Валя с пеной у рта утверждал, что большой серый автомобиль Александра Ивановича был американский «бьюик».

Сколько Рая ни доказывала ему, что это советская машина, последнего выпуска московского завода имени Сталина, – убедить Валю она не могла.

Тогда посыпались взаимные упреки в невежестве, и противники заключили между собой американское пари. Рая сразу же решила доказать свою правоту. Она сбегала домой и притащила журнал, в котором была фотография такой самой машины с соответствующей подписью, и Валя был посрамлен.

Согласно условиям пари, выигравший имел право потребовать все что угодно. Однако, что ни предлагал Валя, Рае не нравилось. Она помнила скандал, происшедший после турнира водоплавающего с парнокопытным, и остерегалась брать какие-нибудь вещи.

Тогда Валя вспомнил, что дед подарил ему недавно прекрасную готовальню. Тут сердце Раи уже не выдержало, и она попросила показать ей эту готовальню, а затем и взяла ее, однако не совсем, а лишь во временное пользование, пока не закончит своих чертежей. После этого она обещала вернуть ее по принадлежности.

Так счастливо и неожиданно обзавелась Рая готовальней. Хорошая бумага у изобретательницы была. Нехватало только уменья чертить, так как того, чему она научилась на детской технической станции, было совершенно недостаточно. Даже если бы у нее было «отлично» по геометрии и она бы лучше всех чертила в классе, этого все равно было бы мало, чтобы справиться с таким трудным делом.

Дни шли, времени оставалось все меньше, а Рая продолжала мучиться над чертежами.

Александра Михайловна уехала на съезд в Москву, оставив старшей в доме Шуру, и поручила ей смотреть за младшими девочками.

Сестры отдыхали и развлекались. Они всякий раз звали Раю с собой в лес или на речку, но Рая упорно отказывалась. Откровенно говоря, она уже готова была признать себя побежденной, но сдаваться не хотела. Честное поражение было бы все же лучше позорной сдачи без боя. Она брала себя в руки, продолжала работу над чертежами, решив сделать их, как бы медленно они ни подвигались.

– Это твоя книжка? – спросила однажды Шура, доставая что-то из-за шкафа.

– Какая книжка? – отозвалась, не поднимая головы, сидевшая над чертежами Рая.

– А вот эта: «Учебник технического черчения», – прочитала Шура.

– Учебник черчения? – бросилась к сестре Рая. – Правда, «Учебник технического черчения». Он мне сейчас нужней всего свете. Но, к сожалению, это не мой!

– Чей же тогда? Не мой же – мы в школе такого не проходили. Разве что Женин? – засмеялась Шура и отдала книжку Рае. – Пусть лучше будет твой, все равно отдавать его некому.

Сестры решили, что учебник остался здесь от бывших жильцов или был случайно забыт кем-либо у Горских, и Рая со спокойной совестью взялась за его изучение. Она таскала его с собой на реку и в лес, не расставаясь с ним ни на минуту.

Учебник ей очень помог, и она жалела, что не додумалась достать его раньше.

Рая сразу приободрилась. Нет, неизвестно еще, кто победит. Во всяком случае, она доведет борьбу до конца и обещание свое выполнит.

Теперь Раю еще беспокоил злополучный передаточный механизм, с которым у нее уже было столько возни. Он получился все-таки не совсем удачным. Жаль, что тогда в институте она не успела хорошенько рассмотреть, как делают этот механизм американцы. Это бы ей очень пригодилось.

А сейчас для такого серьезного дела, как переделка передаточного механизма, у нее времени не оставалось. Было уже восемнадцатое июня. Послезавтра, в двенадцать часов дня, наступал срок сдачи чертежей. Единственное, что Рая успела, – это сделать набросок противовесов, которые должны были помогать подниматься отягощенным грязью боронам. На эту мысль Раю натолкнул Мишка Гольфштрем, рассказавший ей об удивительных подъемных кранах, которые с помощью противовесов могут поднимать целый пароход сразу.

Рая сказала Мишке, что он ей мешает работать, и тут же выставила вон увлеченного навигатора. Однако его рассказом воспользовалась и изобразила противовесы наверху одного из листов с чертежами.

Это был только набросок, представленный на усмотрение завода. В основных чертежах она противовесов не предусмотрела, так как сама еще не знала толком, насколько полезными они окажутся, а обдумать это как следует времени уже не было.

8. Архимед в гостях у сестер Горских

Александра Михайловна приехала из Москвы утром, как раз накануне дня сдачи чертежей. Она очень торопилась: ей сразу же нужно было ехать в город на какое-то заседание. Из-за этого она не успела даже как следует поговорить с дочерьми и отложила на вечер раздачу подарков, привезенных из Москвы каждой из девочек. Одна только Женя сразу получила свой пакет с игрушками, который был у матери в руках.

А Рая даже не спросила у матери, что та ей привезла. Разговор между ними был совсем короткий.

– Что, все сидишь над своей геометрией? – поинтересовалась Александра Михайловна и, прищурив лукаво блеснувшие глаза, посмотрела на чертежи машины, лежавшие на столе.

– Да, и над геометрией тоже, – поспешила перевести разговор смущенная Рая. – Так ты, мама, приезжай из города поскорей. Мы по тебе соскучились и хотим, чтобы ты рассказала обо всем, что видела в Москве. Не задерживайся, мы не заснем, пока ты не приедешь!

Шура и Лена пошли провожать Александру Михайловну на станцию, а Рая, которой теперь была дорога каждая минута, осталась дома с маленькой Женей.

Рая тотчас снова уселась за свои чертежи. Около нее на полу расположилась со своими игрушками – старыми и новыми – Женя.

Рая спешила. Чертежи были почти готовы. Теперь она работала над последним листом, на котором была изображена вся машина в целом. Оставалось закончить этот лист, и можно было нести чертежи в институт.

Правда, для порядка не мешало бы еще перечертить второй вариант передаточного механизма, который она показала только намеком. Но на это уже не оставалось времени: чертежи нужно было сдать завтра – двадцатого июня, точно в двенадцать часов дня. Все же Рая решила попытаться сделать это вечером или завтра рано утром, когда все еще будут спать.

Прошло два часа. По примеру старшей сестры маленькая Женя тоже решила взяться за черчение. Она разложила на полу большой лист оберточной бумаги и рассадила вокруг него своих кукол, плюшевых мишек, зайцев, кур и петрушек, а сама взяла красный карандаш и начала торжественно выводить большие круги.

– Посмотрите, как я черчу! – обратилась Женя к своим куклам и зверям, наблюдавшим за ее работой. – Посмотрите, я тоже делаю машину, я тоже изобретательница!

«Ну, наконец-то! – облегченно вздохнула Рая, глядя на законченный большой чертеж своей машины, той самой машины для боронования, которой было отдано столько сил и времени. – Готово! – счастливо потянулась она. – Теперь можно и погулять, а прежде всего выкупаться. Завтра ровно в двенадцать чертежи будут уже в институте. Пусть там увидят, на что она способна. Пусть знают! Пусть, пусть!..» запрыгала Рая по комнате.

– Ну, Женя, пошли на реку? – обратилась она к сестре, закончив свой победный танец и положив чертежи в портфель.

– Не мешай мне, пожалуйста! Я делаю машину, и мне некогда с тобой разговаривать, – ответила серьезно Женя, вошедшая в свою роль изобретательницы.

– Хорошо, хорошо! – рассмеялась Рая. – Оставайся здесь. Шура и Лена там, во дворе, – добавила она, выглянув в окно и увидев сестер, разговаривавших с Валей.

Во дворе беседа шла о Дворце пионеров, который неотразимо влек к себе каждого из ребят в возрасте от пяти до семнадцати лет.

– Там и юные натуралисты есть, – мечтательно говорила Лена. – У них там, говорят, целый зверинец. Я бы пошла туда с нашим Эдуардом. Он уж большой, ему уже лет десять, он умеет себя вести и ничего не боится.

Лена по-своему определяла возраст животных, не так, как все – со дня их рождения. Она устанавливала возраст животных применительно к человеческому. Таким образом, поросенок Эдуард отвечал по своему возрасту десятилетнему мальчику. Гусю Тюльпану было уже тридцать лет, а ящерице Майе, которую он съел, – все сорок, хотя ящерица появилась на свет по крайней мере на год позже гуся.

Все уже привыкли к этому, и никто не был удивлен десятилетним поросенком. Разговор продолжался.

– А я бы училась там музыке. Ведь рояля у нас пока еще нет, – вздохнула Шура. – Там много музыкальных студий.

– А на заседания клуба юных исследователей Арктики, говорят, привозят живого тюленя. Такой молоденький – лет пятнадцати – и очень симпатичный! Он совсем ручной, я видела его в зоопарке, – добавила Лена.

– Это, конечно, все так. Но у нас в Ленинграде еще лучше… – начал было Валя.

– Ура! Кончила чертежи! – прервала Валю счастливая Рая, спешившая поделиться своей радостью с сестрами. – Кончила все, осталось только кое-что доделать в передаточном механизме. Завтра в одиннадцать еду в институт. А теперь пошли купаться, товарищи!

– Нет, я не пойду, мне надо кормить голубей, – отозвалась Лена.

– А ты, Шура?

– Я пойду. А где Женя?

– Дома. Машину изобретает. Лена за ней присмотрит. Пошли!

– А разве ты с нами не пойдешь? – обратилась к Вале Шура.

– Не могу, я очень занят, – ответил тот и направился к дому.

Занятые своей беседой, ребята не заметили высокого хорошо одетого молодого человека с портфелем. Он подошел к даче, посмотрел на ее номер и исчез в дверях.

Сестры, помчавшиеся наперегонки к речке, так и не видели пришедшего, а Валя прошмыгнул мимо него, когда тот звонил в квартиру профессора.

– Чем могу быть полезным? – спросил профессор, открывая гостю дверь.

– Я из редакции центральной газеты. Мне нужна изобретательница Горская, – пояснил журналист.

– Этажом выше! – сердито бросил профессор и захлопнул дверь. Однако тут же открыл ее снова.

– Послушайте, молодой человек! – обратился он к гостю, поднимавшемуся по лестнице. – Я попрошу вас после зайти ко мне. Мне надо будет кое-что вам сообщить, – сказал он таинственно и, когда журналист снова подошел к двери, добавил еще что-то, на что тот утвердительно кивнул головой. – А потом я сам отвезу вас на автомобиле в город. Согласны? – спросил профессор в заключение.

– Обязательно! – ответил журналист, шагая через три ступеньки сразу.

Через несколько секунд высокий молодой человек появился у Горских, где Женя, окруженная своими куклами, все еще возилась над бумагой.

– К вам можно? – спросил журналист, переступая порог. – Я хотел бы видеть изобретательницу Горскую, – сказал он, с любопытством рассматривая маленькую девочку рисовавшую что-то на большом листе бумаги.

– Прошу вас! – солидно ответила Женя, поднимаясь с пола. – Я Горская. Здравствуйте! – протянула она руку посетителю и спросила тоном вежливой хозяйки: – Как поживаете?

Гость с явным недоумением смотрел на гостеприимную Женю и, повидимому, никак не мог сообразить, в чем дело. Как это так? Такая маленькая девочка и вдруг изобретательница? Карлица она, что ли? Это было действительно достойно удивления.

– Ничего, благодарю вас, немного замялся журналист, пожимая руку Жене. – Я по поводу изобретения. Кто у вас здесь делает машину?

– Я делаю машину. Я изобретательница. А больше никого нет дома. Присаживайтесь, пожалуйста, – ответила Женя так же солидно.

– Ты делаешь? Да неужели? – рассмеялся журналист, наконец поняв, в чем дело. – Замечательно!

Тут он увидел на столе то, что его интересовало, – портфель с чертежами Раи.

– А это что? – спросил он и направился к столу. По дороге он нечаянно наступил на рисунок Жени, лежавший на полу. Бумага попала ему под ноги, и он отбросил ее в сторону.

– Не смей трогать моих чертежей! – вскипела Женя, совсем забыв о своем тоне гостеприимной хозяйки.

– Виноват, виноват! – остановился журналист и, осторожно положив бумагу на место, подхватил Женю на руки и подбросил ее вверх.

Двадцать столетий назад в захваченном римлянами греческом городе Сиракузах великий механик и геометр древности Архимед сказал эти слова воину, пришедшему, чтобы его убить. А теперь эту фразу снова произносила маленькая девочка здесь, в поселке Зеленая Речка. История повторялась.

– Ах ты, Архимед мой маленький! – от души хохотал гость, продолжая держать на руках брыкающуюся Женю.

Но Женя ничего не знала о словах знаменитого грека, так же как и о самом его существовании. Имя же его, как ей казалось, звучало явно оскорбительно.

– Сам ты Архимед! – замахнулась она рукой на гостя. – Теперь я знаю, кто ты такой, – ты Архимед! – убежденно повторяла она, увлеченная своей выдумкой.

Потом, сменив гнев на милость, она снова приняла тон гостеприимной хозяйки и пригласила журналиста полюбоваться ее рисунками.

– Смотри, Архимед, – вот колесо, а вот борона! – показывала она свою работу гостю, присевшему на пол рядом с ней.

Новый знакомый понравился Жене. Гость относился к ней с подобающей почтительностью, угощал ее конфетами и оказался, как это тут же выяснилось, очень приятным человеком. Он пожал руки и лапы всем куклам зверям, с которыми его познакомила Женя, и разговаривал с девочкой, как старший приятель.

Женя рассказывала ему о себе, сестрах, матери и о машине Раи, рассказала о Вале и о его деде-профессоре и затем пригласила гостя на балкон, чтобы показать ему джаз-ксилофон сестер Горских, состоявший, как известно, из бутылок и жестянок, подвешенных на веревках для белья.

– Смотри, Архимед, это рояль нашей Шуры, – хвастала Женя. – Это ей Рая сделала. Пока нет настоящего рояля, Шура учится на нем музыке!

Удивительный рояль очень понравился гостю. Журналист сразу подобрал «Чижика-пыжика», а потом совсем разошелся, сбросил пиджак, положил его в сторону вместе с портфелем и начал увлеченно играть вдвоем с Женей, как видно, совсем забыв, зачем пришел.

Женя была счастлива. Ни с кем из посторонних ей не приходилось так приятно проводить время, и никто не шутил так весело и не обращался с ней с такой предупредительностью, как этот Архимед.

Она искренне огорчилась, когда вспотевший Архимед, взглянув на часы, схватился сначала за голову, а потом за пиджак и портфель и убежал, едва успев пожать руку хозяйке на прощанье.

– Так ты приходи еще, Архимед! Не забывай нас! – крикнула она вслед журналисту, сбегавшему вниз по лестнице.

– Хорошо, приду обязательно! – откликнулся гость, нажимая кнопку звонка в квартиру профессора.

– А у нас Архимед был! – радостно сообщила Женя вернувшейся Лене. – Мы с ним на бутылках играли. Он очень славный.

Лена, которая тоже не могла похвастать близким знакомством с гениальным греком, не придала значения словам сестры, решив, что та просто перепутала имя кого-нибудь из знакомых мальчиков.

9. Катастрофа

– А у нас Архимед был! – встретила довольная Женя сестер, вернувшихся с реки. – Мы с ним на бутылках играли.

Шура и Рая не обратили внимания на ее слова, так как были заняты начатым по дороге разговором.

– Ты посмотри сама! Сейчас я тебе покажу. Что же, я даром сидела над ними целых двенадцать дней? Настоящая инженерская работа – честное слово! – хвасталась Рая. – Вот они на столе в моем портфеле – смотри… Ой, что это?

На столе, за которым работала Рая, никаких признаков портфеля не было. Все было так же, как оставила Рая: и тушь, и бумага, и черновики, а портфеля не было.

– Где же мои чертежи? – спросила озадаченная Рая, заглядывая под стол.

– А у нас Архимед был! – никак не могла забыть Женя приятного гостя, обошедшегося с ней так любезно.

– Да отстань ты со своим Архимедом! – обозлилась Рая, которой сейчас было не до древних греков, пусть даже самых гениальных. – Говори, где мои чертежи? – схватила она Женю за плечи. – Куда ты их дела?

– Не знаю. Я их не видела. Архимед добрее тебя, – обиженно ответила Женя.

– Лена, ты не брала моих чертежей? – спросила Рая, волнуясь все больше и больше.

– Даже не видела, – отозвалась Лена с балкона.

– Да где же они? Куда они девались? – упавшим голосом сказала Рая.

Начались лихорадочные поиски портфеля. Сестры лазили под столы, открывали и сдвигали с места шкафы, шарили во всех ящиках, перерыли все, что было в кухне и на балконе, сделали форменный обыск во всей квартире. Портфеля с чертежами нигде не было.

– Говори, кто у нас был? – с отчаянием напустилась Рая на сестру.

– Архимед. Такой высокий. Мы с ним на бутылках играли «Чижика-пыжика». Он к нам еще придет. Он хороший.

Больше от Жени нельзя было ничего добиться. На все вопросы сестер она монотонно отвечала одними и теми же словами: «Архимед, такой высокий», либо твердила: «Не знаю, не видела».

Единственно, что удалось выведать от нее Шуре, – это то, что у гостя был красный галстук и белые туфли и что, кроме него, заходил и спрашивал Раю Эдуард Кондитер, который плюнул на своего четвероногого тёзку, спасавшегося в комнате от жары.

Кто же мог похитить чертежи?

Поросенка Эдуарда сестры легко обнаружили по аппетитному чавканью. Он лежал во дворе и спокойно жевал один из черновиков, покрытый чем-то сладким.

Рая, у которой зародилось страшное подозрение, что поросенок съел портфель с чертежами, бросилась бить Эдуарда. Лена стала на защиту поросенка, и сестры впервые в жизни поссорились.

– Это твой проклятый Эдуард! – кричала охрипшая Рая.

– Нет, это твой проклятый Эдуард! – кричала в ответ Лена. – Он приходил сюда!

Потом сестры помчались домой и опять набросились на несчастную Женю. Однако та, уже окончательно измученная непрерывным допросом, смогла только добавить, что Архимед угощал ее конфетами.

Положение еще больше осложнилось, когда выяснилось, что вместе с чертежами исчезла и готовальня. Теперь уже никто ничего не понимал, и у сестер, тщетно доискивавшихся правды, начали заплетаться языки от усталости.

А чертежей и готовальни попрежнему нигде не было.

Рая и Лена побежали бить Эдуарда Кондитера. Они решили разыскать его во что бы то ни стало и лупить его до тех пор, пока он не скажет всей правды. Однако и из этого ничего не вышло. Оказалось, что его нет дома. Он уехал с отцом в город и должен был вернуться только вечером. Мишка Гольфштрем видел его, когда тот шел от Горских, и сказал, что он возвращался с пустыми руками.

Тогда сестры все вместе бросились на розыски высокого человека с красным галстуком и в белых туфлях. Девочки обежали все окрестности, но следов таинственного гостя нигде не нашли.

Рая пришла к выводу, что похититель, очевидно, приехал из города, и бросилась на железнодорожную станцию. Однако напрасно она оглядывала дачников, дожидавшихся очередного поезда, – среди них не было ни одного высокого с красным галстуком и в белых туфлях.

Рая сообразила, что вор мог незаметно войти в вагон с другой стороны или же отправиться пешком на соседнюю станцию и сесть на поезд там. Тогда девочка тоже поехала с этим поездом в город и всю дорогу до города ходила из вагона в вагон, разглядывая пассажиров и расспрашивая, не видел ли кто человека с нужными ей приметами.

Все было напрасно – похититель как в воду канул!

Рая вышла вместе с толпой пассажиров из поезда и пошла бродить по раскаленным солнцем улицам и, сама не зная, на что надеясь, тщетно искала человека со своим портфелем.

Это было ни к чему. Однако примириться с мыслью о том, что чертежи погибли, она не могла. Возвращаться домой с пустыми руками было выше ее сил. Ведь это значило, что снова все погибло: машина, ее мечты, дружба с матерью и Александром Ивановичем, надежд которого она не оправдала. Оставалась только переэкзаменовка по геометрии…

* * *

Рая вернулась домой под вечер и, отказавшись от ожидавшего ее обеда, бессильно упала на постель. Еще несколько часов назад она была так счастлива, а теперь ее жизнь была испорчена навсегда.

Она заявила сестрам, что все равно не переживет своего горя, и просила не приставать с расспросами и советами, а дать ей умереть спокойно. Она хотела уснуть и не проснуться уже никогда. Однако сон бежал от нее.

Александра Михайловна вернулась, когда уже смеркалось. Рая не присоединилась к сестрам, выбежавшим навстречу матери. Изобретательнице было жаль себя до слез. И она терпеливо лежала, дожидаясь смерти, которая почему-то не приходила.

Пообедав, Александра Михайловна взялась за распределение подарков, привезенных дочерям из Москвы. Прежде всего каждая из девочек получила по паре новых красивых туфель, которые сестры тут же начали примерять. Потом началась раздача вещей, привезенных для каждой в отдельности.

– Вот, держи, – торжественно передала мать пакет с вязаным шерстяным костюмом Шуре.

– Ура! Синий с красным – как раз такой, как я хотела! – захлопала в ладоши счастливая Шура.

– А вот тебе, Лена, «Жизнь животных» Брэма. Смотри, какое издание, специально для тебя нашла у букинистов. А это для Раи. Рая, где ты?

Несмотря на ожидание близкой смерти, Рая не выдержала и откликнулась на призыв матери.

– Вот тебе готовальня. Смотри – настоящая, конструкторская! – протянула свой подарок Александра Михайловна подошедшей к столу дочери.

– Спасибо, мама, но она уже мне не понадобится, – хрипло ответила Рая.

– Почему же? – удивилась мать и, посмотрев на дочь, ужаснулась. – Что с тобой, Рая? Что случилось? Посмотри, на кого ты похожа! – Тут Александра Михайловна взяла Раю за руки и притянула к себе. – Ну, скажи мне, в чем дело? Ты больна?

Волна жалости к себе захлестнула Раю, и она залилась слезами.

Недавняя докладчица в научно-исследовательском институте горько плакала, и мать едва могла разобрать ее хриплые и отрывистые слова:

– Пропала моя машина… Архимед украл чертежи… Все погибло…

Как Александра Михайловна ни сочувствовала дочери, таких нелепостей она слушать не могла.

– Ты совсем с ума сошла из-за этой машины! Какой Архимед?

– Да, Архимед. Он приходил к нам сегодня утром, – поспешила на помощь плачущей сестре Лена.

– В белых туфлях и с красным галстуком, – поддержала сестер Шура.

– Я не понимаю, что здесь происходит! При чем здесь Архимед? Вы что, на солнце перегрелись, что ли? – возмутилась Александра Михайловна. – Что за бред? Архимед умер две тысячи лет назад!

– Он не умер! Он живой. Такой высокий, угощал меня конфетами. Мы с ним на бутылках играли! – высказала свой горячий протест Женя. – А готовальню съел Эдуард. Архимед ее не ел – он все время со мной разговаривал.

– И ты туда же! Да вы что, белены объелись, или же надо мной смеетесь, что ли? – вскипела было мать, но, посмотрев на огорченные лица дочерей, увидела, что они сами ничего не понимают, и сдержалась. Вопрос об ожившем чудесным образом великом ученом древней Греции она решила пока отложить.

– Ну, ничего, доченька, ничего! Успокойся, все обойдется, – погладила она Раю по голове.

От ласкового прикосновения матери Рая опять громко заплакала, уже не стараясь сдержаться.

– Я из-за этой машины получила переэкзаменовку… Я так надеялась…

– Да, право же, не стоит так огорчаться, Раечка! Я тебя прекрасно понимаю. Ложись спать – утро вечера мудренее.

Мать сама раздела и, совсем как маленькую, уложила спать горько плачущую изобретательницу.