Текст книги "Дин Рид: трагедия красного ковбоя"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

На выходные Дин снял номер в дешевом мотеле и провел эти дни в нервном ожидании. Ему до сих пор не верилось, что все случившееся с ним – правда. И даже когда утром в понедельник он вновь переступил порог студии, все происходящее казалось ему каким-то наваждением. К действительности его вернул все тот же менеджер. Он объявил Дину, что требуется записать на пленку несколько песен, которые потом будут показаны боссам. Дин покорно встал к микрофону. Запись длилась примерно около часа, из которого Дин помнил разве что начало и конец – все остальное было как в тумане. Потом ему сказали, что за ответом надо прийти завтра. И опять Дин провел эти часы в нервном ожидании.

На следующий день Дин снова был в студии. Тот же менеджер вышел к нему улыбающийся и сообщил, что боссам запись понравилась. «Но завтра тебе надо прийти снова. Босс студии лично хочет с тобой познакомиться и окончательно решит твою судьбу». Радоваться этому сообщению у Дина уже не было сил. Единственное, что он тогда подумал: «О боже, сколько же можно?!» Но делать было нечего.

Президентом фирмы «Кэпитол» в ту пору был Уойл Гилмор. Он прекрасно разбирался в коньюнктуре музыкального рынка и, когда ему сообщили, что на горизонте объявился талантливый парень, который не только хорошо поет, но и прекрасно выглядит, он взял это на заметку. Прослушав запись, Гилмор отметил про себя, что его не обманули – голос у парня действительно был неплохой, а манера исполнения вполне могла прийтись по душе как домохозяйкам, так и девочкам-тинейджерам. Однако личное знакомство с парнем рассеяло последние сомнения Гилмора – Дин ему понравился с первого же взгляда. Он увидел высокого, русоволосого, красивого ковбоя в шляпе «стэтсон», будто сошедшего с придорожного плаката. Расспросив Дина о его житье-бытье, Гилмор поинтересовался:

– Если мы подпишем с вами договор, то ваша учеба полетит к черту. Вы готовы к этому?

– Конечно, готов! – ответил Дин, у которого от предчувствия близкого успеха пересохло в горле. – Как сказал мне один хороший человек несколько дней назад, синоптик из меня никудышный.

О том, как отреагируют на этот его поступок родители, Дин в тот момент даже не подумал. Впрочем, даже если бы эта мысль пришла к нему тогда в голову, это бы мало что изменило – желание стать звездой перевесило бы все аргументы.

В тот же день с Дином был подписан контракт, из которого следовало, что в течение семи лет он будет являться артистом фирмы «Кэпитол». Надо ли объяснять, на каком небе от счастья оказался наш герой! Не менее довольными были и представители «Кэпитол», которые увидели в Дине весьма перспективного артиста именно того направления, которое становилось все более востребованным в музыкальной индустрии. Дело в том, что за последних четыре года слушатель вдоволь наслушался рок-н-ролла, о чем наглядно говорили цифры продаж роковых пластинок – они снизились. Спад интереса к року начался еще в марте 1957 года, когда в первую десятку хитов попали лишь два представителя этого направления в музыке – Элвис Пресли и Фэтс Домино. Зато огромным спросом стали пользоваться пластинки с песнями в стиле кантри и лирическими балладами. Короче, на рубеже десятилетий в Америке на смену бунтарскому рок-н-роллу приходила сладкоголосая попса. Вот почему появление на горизонте «Кэпитол» такого исполнителя, как Дин Рид, было расценено боссами фирмы как несомненная удача: ведь Дин одинаково талантливо исполнял как кантри-песни, так и лирические баллады.

Спустя пару дней после заключения контракта Дин уже был в Денвере, чтобы утрясти все вопросы, связанные с его уходом из университета. Эта проблема заняла не так много времени, поскольку уговаривать Дина остаться никто не собирался. Гораздо бо́льшую проблему для Дина представляло объяснение с родителями, но он решил перенести это хлопотное дело на потом, благо родители жили неблизко и до следующей встречи с ними еще было время. «В крайнем случае, – подумал Дин, – можно написать им письмо. Лично не придется объясняться».

Вернувшись в Калифорнию, Дин с головой окунулся в проблемы музыкального шоу-бизнеса. Поскольку он был новичком в этом мире, помогать ему взялся его личный импресарио мистер Эберхард. За эту помощь последнему полагалось 25 процентов будущих гонораров Дина. Это была стандартная доля: например, ровно столько забирал у Элвиса Пресли его импресарио. Еще 10 процентов Дин должен был отдавать своему агенту, по 5 процентов полагалось рекламному агенту и бизнес-менеджеру. В итоге на руках у Дина по контракту должна была оставаться половина той суммы, которую он заработал. Но Дина это мало волновало, поскольку к деньгам у него всегда было довольно легкомысленное отношение: есть – хорошо, нет – и не надо.

Покорение Дином музыкального Олимпа началось по схеме, которую стали внедрять в Америке аккурат в конце 50-х. Схема была достаточно проста. Под определенного исполнителя писалась пара-тройка песен, которые потом записывались на студии, прокручивались на радио и показывались по телевидению в передачах типа калифорнийской «American Bandstand» (именно благодаря этой передаче обрел свою известность твист – песню с таким названием исполнил негритянский певец Чабби Чеккер). И только потом, когда публика запоминала имя исполнителя, он выпускал синглы или «сорокапятки» (диски-миньоны на 45 оборотов с двумя песнями – по одной на каждой стороне, фирма «Кэпитол» перешла на выпуск таких пластинок весной 58-го). Дин был включен в такую же схему и, по задумке своих боссов из «Кэпитол», должен был за короткие сроки не только отработать вложенные в него деньги, но и принести прибыль.

Между тем настало время, когда Дин сообщил своим родителям о крутых переменах в своей судьбе. Сказать, что они испытали шок, значит ничего не сказать. Особенно сильно переживал отец, который слыл человеком крайне консервативным и мечтал, чтобы его дети получили серьезное образование и приносили пользу обществу. А какую пользу можно приносить, будучи эстрадным певцом, Сирил Рид даже не мог себе представить. Нет, он и сам любил музыку, особенно песни в исполнении Дорис Дэй и Фрэнка Синатры. Но разве можно было сравнить этих исполнителей с теми, кто пришел им на смену? С этими вертлявыми и распущенными певцами типа Элвиса Пресли или Литтла Ричарда? И хотя Дин всячески уверял отца, что его манера пения и поведение на сцене не потрафляют низменным вкусам, Сирила это не убеждало. Он никак не мог смириться с тем, что его сын сменил такую серьезную профессию, как метеорология, на профессию эстрадного певца. Что касается матери, то она пережила этот поворот гораздо менее драматично, поскольку сильно любила среднего сына (она называла его ласково – Дино) и всегда считалась с его мнением, каким бы необычным оно ни было. К тому же в ней самой до сих пор жила артистка (в юности Рут Анна занималась балетом).

Тем временем к началу 1959 годаДин наконец дорос до первых «сорокапяток». В том году их у Дина вышло сразу три. На первой звучали песни: «The Search», «Annabelle», на второй – «I kissed a Queen», «A pair of Scissors», на третьей – «Our summer romance», «I ain’t got you». Первые две пластинки особенным успехом у слушателей не пользовались, о чем наглядно говорит такой факт: песня «The Search» в феврале 1959 годазаняла всего лишь 96-е место в хит-параде «Hot 100 charts» журнала «Биллборд». И только с третьей пластинки к Дину Риду пришел успех. Песня собственного сочинения «Our summer romance» («Наш летний романс») 4 октября 1959 годазаняла 2-е (!) место в «Top 50» США. И хотя этот хит-лист принадлежал радиостанции Денвера, однако для молодого певца и такой успех был сродни подвигу. Кроме того, за полтора месяца до этого, в августе, Дин дебютировал на телевидении: в передаче «Bachelor Father show» он исполнил песню «Twirly twirly».

В целом обстановка, царившая в музыкальном шоу-бизнесе, и то положение, какое Дин в нем занимал, его вполне удовлетворяли. Он зарабатывал пусть не самые большие, но достаточно хорошие деньги, его узнавали на улицах, ему признавались в любви. Последнее для Дина было немаловажно, поскольку он всегда питал слабость к женскому полу. А тут для его неутомимой сексуальной энергии было настоящее раздолье: девушек можно было менять хоть ежедневно. И хотя Дин не стремился сравняться с другими эстрадными певцами по части любовных побед, однако и в числе отстающих тоже не состоял. В поп-тусовке у него появились друзья – Фил и Дон Эверли, составлявшие легендарный дуэт «Братья Эверли», ставший с 1957 года, с песни «Bay bay love», фаворитом американских хит-парадов. С братьями Дин познакомился в актерской школе «Уорнер Бразерс», где они вместе обучались азам актерского мастерства.

В эту школу Дин попал не случайно. Когда потерпели неудачу его первые пластинки, он впервые всерьез задумался о том, правильную ли дорогу выбрал. Нет, он не собирался возвращаться к прежнему, в метеорологию, однако и его доселе радушные представления о карьере певца дали первую трещину. И когда это произошло, Дин решил подстраховаться. Он задумал пойти по актерской стезе еще дальше и получить профессию драматического артиста. Его теперь влек к себе Голливуд с его не менее большими возможностями, чем музыкальный шоу-бизнес. В итоге по совету одного из своих коллег Дин поступил в ту самую голливудскую школу актерского мастерства кинокомпании «Уорнер Бразерс», которой руководил Патон Прайс. Этот человек был хорошо известен в театральных кругах как приверженец системы К. С. Станиславского. И хотя выдающихся учеников из-под его крыла не выходило, однако в его друзьях состоял сам Кирк Дуглас (они учились в одной театральной студии), а из учеников можно назвать звезд американского ТВ Роджера Смита, Боба Конрада, а также театральную звезду Дона Мюррея (его звездная роль – главный герой в пьесе Теннесси Уильямса «Кошка на раскаленной крыше»).

Несмотря на большую разницу в возрасте (более тридцати лет), Прайс стал для Дина настоящим другом и даже приютил его у себя в доме (Дин проживет в его нью-йоркской квартире два года). Это было не случайно, поскольку по своему духовному посылу они были очень похожи. В Прайсе Дин нашел те качества, которые отсутствовали в его собственном отце: мудрость, тактичность, терпимость к человеческим слабостям. И даже то, что Прайс, в свои уже немолодые годы, был еще охоч до слабого пола, тоже дико нравилось Дину. Вдвоем они частенько устраивали походы по злачным местам Нью-Йорка, что вызывало удивление у всех, кто знал про эти походы. Кстати, когда мать Дина спросят о том, какое влияние Прайс оказывал на ее сына, она ответит коротко: «Сексуальное». Это, конечно, было не так.

Поскольку Прайс был настоящим фанатом театра, он на многое открыл Дину глаза. Например, на русскую театральную школу. Для Дина это было настоящим открытием, поскольку до этого он относился ко всему русскому, а вернее, советскому, весьма предвзято (чему немало способствовал его отец – поклонник организации крайне правого толка «Общество Джона Бэрча»). Как и большинство американцев, Дин считал Советский Союз самой отсталой и несвободной страной в мире, где по улицам городов бродят дикие медведи (американская пресса писала об этом на полном серьезе). Поэтому, когда в сентябре 1959 годаАмерику посетил Никита Хрущев (один день он посвятил посещению Голливуда), Дин внимательно следил за этим визитом, но сказать, что он был воодушевлен этим событием, было бы явным преувеличением. Хрущев не произвел на него особого впечатления, напомнив внешне какого-нибудь фермера из Аризоны. И вдруг от своего учителя Прайса Дин узнает, что в этой отсталой стране – лучшая театральная школа!

– Система Станиславского – лучшая в мире, – говорил своим ученикам Прайс. – А знаете почему? Потому что в противовес театру ремесла, который у нас практикуют на каждом углу, он был за театр переживания. Актер должен пропускать страдания своего героя через собственное сердце – только тогда он может называться настоящим актером.

Когда же один из учеников напомнил Прайсу, что систему Станиславского многие считают устаревшей, тот взвился так, как будто дело коснулось его личной чести.

– Чушь! – заявил Прайс. – Если вы верите этим заявлениям, тогда вы должны признать устаревшим и многое другое. Например, законы Ньютона, Эйнштейна, Дарвина. Ведь они тоже были открыты многие десятилетия назад. Но вы же так не считаете. Вот и система Станиславского не только благополучно дожила до наших дней, но сегодня еще более актуальна, чем при жизни ее создателя. Например, законы Кеплера о движении небесных тел были непонятны его современникам-ученым, но сегодня они легко и просто укладываются даже в сознании школьников. То же и с системой Станиславского. Наша жизнь сегодня стала еще жестче, прагматичнее, даже циничнее, и поэтому современное искусство должно не скрести по коже подобно двухцентовой расческе, а вонзаться острой иглой в самое сердце, в душу. Но для того, чтобы это случилось, актеру необходимо трудиться как каторжнику. Именно к этому и призывает система Станиславского.

Много позже Дин так охарактеризует свои чувства к этому человеку: «Патон заставил меня понять, чего же мне не хватает, а именно – зрелости. И дело совсем не в том, что по возрасту он мог быть мне отцом, зрелость отнюдь не возрастное понятие.

Патон обучил меня, как нужно вести себя перед камерой и перед микрофоном, он посвятил меня в тонкости этого ремесла. Но это было не самое главное в его науке. Свою главную задачу он видел в том, чтобы воспитать в своих учениках понимание гуманизма профессии киноактера. И хотя Прайс отлично понимал, насколько подвержено коррупции искусство в Соединенных Штатах, он не уставал повторять: «Как же можно строить дом, не имея фундамента? Как ты собираешься пробудить в аудитории чувства, которых не испытываешь сам? Как ты смеешь говорить правду, если ты сам не веришь в нее, как можно утвердить правду, оставаясь лжецом?» Символ веры Патона Прайса был неколебим: «Человек не способен создать что-либо истинно ценное, если он сам несамоценен»…»

Между тем Прайс открыл Дину глаза не только на театр. Он слыл пацифистом и сумел привить свои взгляды по этому поводу и своему ученику. И хотя Дин так и не смог понять и принять одного поступка Прайса (в годы войны он отказался идти служить в американскую армию, которая вступила в войну с фашизмом, за что угодил за решетку), однако во всем остальном он поддерживал своего учителя беспрекословно. Даже на многие события американской истории Прайс заставил Дина взглянуть по-новому. Однажды, когда они коротали вечер за неспешным разговором, а по телевизору диктор сообщил, что военный бюджет США в 1959 годупревысил 42 миллиарда долларов, Прайс заметил:

– Наша страна, которая была рождена революцией и слыла на протяжении полутораста лет светочем свободы, сегодня превратилась в сильнейший оплот реакции и готова свергнуть любое правительство, если оно может ударить по американским капиталовложениям и политическому влиянию.

– И в чем причина, учитель? – поинтересовался Дин.

– В наших исторических корнях, мой друг. Мы строили свою страну с таким упоением и злостью одновременно, что оба этих чувства слились в нас воедино. Но если наши предки истребляли индейцев и линчевали негров, но сумели сохранить остатки человечности благодаря религии, то сегодня все иначе. Двадцатый век принес с собой отказ от викторианской стыдливости и решимость не скрывать более свои низменные инстинкты. Наша страна взяла на себя роль мирового жандарма, и большинство наших соотечественников этому рады. Как же, ведь мы – лучшие в мире! Этому учат нас наши учебники истории.

– А разве мы не лучшие в мире? – спросил Дин, который в те годы еще верил в те истины, которые проповедовались в американских учебниках.

– Запомни, Дин, раз и навсегда: хороших или плохих народов не бывает. Когда-нибудь ты это поймешь, но для этого тебе надо поездить по миру. Надеюсь, выбранная тобой профессия тебе в этом деле поможет.

Как покажет будущее, Прайс оказался прав.

Тем временем закончились 50-е. В американской музыкальной индустрии это время было отмечено громким скандалом. По требованию администрации США, которая видела в рок-н-ролле рассадник порока, законодательная власть в конце 1959 годазатеяла целый ряд судебных процессов против нескольких десятков радиостанций на предмет коррупции среди диск-жокеев. Последние обвинялись в том, что брали взятки от рок– и поп-менеджеров, после чего продвигали их исполнителей на первые места в хит-парадах и без конца крутили их песни. Эта «публичная порка» была настолько масштабной, что в Сенате США была даже создана специальная подкомиссия по этому делу. Под каток репрессий угодили многие знаменитые менеджеры, в том числе и «Король биг-бита» Алан Фрид, которого суд упек за решетку на несколько лет (неволя подорвет здоровье Фрида, и, освободившись из тюрьмы, он вскоре умрет в возрасте 42 лет).

Нашего героя эта кампания нисколько не коснулась, поскольку его хиты продвигать в массы с помощью взяток никто не собирался. Да и хитов-то было немного – всего один («Наш летний романс»). Остальные песни Дина Рида американская публика принимала более спокойно. Когда это стало окончательно ясно, боссы «Кэпитол» решили «окучить» соседние с США территории, в частности Латинскую Америку (Чили, Аргентину, Бразилию, Перу). Как итог в 1960 годусвет увидели еще четыре «сорокапятки» Дина Рида, две из которых были предназначены для родного слушателя – американцев, а две другие – для соседей. На пластинках для соотечественников звучали следующие песни: на первой – «Don’t let her go», «No wonder», на второй – «Hummingbird», «Pistolero». Для «соседей» Дин напел свои прежние вещи на испанском языке. Это были: на первой пластинке – «Nuestro amor veraniego» («Our sommer romance»), «No te tengo» («I ain’t got you»), на второй – «No la dejes irse» («Don’t let her go»), «No te extranes» («No wonder»).

Прошло всего лишь несколько недель с момента, когда синглы Дина оказались в Латинской Америке, как вдруг случилась сенсация: в «Кэпитол» пришла информация, что пластинки пользуются там большим успехом. Дело дошло до того, что во многих магазинах их спрашивали гораздо чаще, чем пластинки Фрэнка Синатры и Элвиса Пресли, несмотря на то, что именно в те дни оба этих выдающихся певца объединили свои усилия: в мае 1960года Синатра и Пресли спели дуэтом в телепрограмме Синатры, причем Пресли впервые нарядился в смокинг, представ перед телезрителями уже не как бунтарь с всклокоченными волосами, а вполне респектабельным исполнителем поп-музыки. Успех пластинок Дина Рида был малопрогнозируем, но он состоялся. И теперь требовалось развить его и поиметь с этого максимальную прибыль. В итоге боссы «Кэпитол» взялись срочно организовывать турне Дина по Латинской Америке. Оно должно было состояться в начале 1961 года. Но прежде чем отправиться в это турне, Дин принял участие в другом важном мероприятии – выборах 35-го президента США.

Как мы помним, в 50-е годы Америкой правил бравый генерал Дуайт Эйзенхауэр (он пребывал в Белом доме два срока). Когда он в первый раз избирался на пост президента, нашему герою было 14 лет и политика его мало интересовала. Но по мере взросления отношение Дина к тому, что происходило в его стране, стало меняться. Несмотря на то что Эйзенхауэр нравился его отцу, сам Дин был невысокого мнения о генерале. Он еще со времен своего короткого пребывания в кадетской школе понял, что военные – не те люди, которые могут ему импонировать, и что лучше всего держаться от них подальше. Поэтому к президенту-генералу Дин относился без особого пиетета, впрочем, как и большинство его соотечественников, которые оказались разочарованными политикой Эйзенхауэра во время второго срока его правления. На рубеже десятилетий Америке хотелось другого президента, и она с нетерпением ждала новых выборов. И вот это время настало.

Главными кандидатами на пост президента стали выдвиженец республиканцев (к этой партии принадлежал и Эйзенхауэр) Ричард Никсон и демократ Джон Кеннеди. Симпатии Дина целиком были отданы последнему: тот нравился ему и чисто внешне, и по взглядам, наконец, он был на четыре года моложе своего оппонента. Впрочем, Дин здесь был не исключением – практически вся молодая Америка симпатизировала Кеннеди. А вот учитель нашего героя Патон Прайс был более сдержан в своих чувствах. Будучи пацифистом, он даже в Кеннеди видел продолжателя милитаристских настроений. А когда Дин попытался было с ним поспорить на эту тему, аргументированно ему доказал свою правоту.

– Когда в Белом доме демократы – жди войны, – заявил Прайс. – Если ты хорошо знаешь историю, Дин, то и сам в этом легко убедишься. Вспомни, при ком мы овладели Средним и Крайним Западом, купили Луизиану, провозгласили доктрину Монро, аннексировали Техас? Именно демократы заняли Юго-Восток и Калифорнию. При Рузвельте мы участвовали в войне против фашизма, и хотя эта война справедливая, однако факт есть факт: мы опять воевали. Что касается Трумэна, то его деяния ты и сам хорошо помнишь: холодная война и война в Корее. Так что я не удивлюсь, если и Кеннеди захочет провести какую-нибудь пусть маленькую, но победоносную войну.

Дину нечем было возразить своему учителю, хотя на его тогдашнее отношение к Кеннеди этот спор не повлиял. Ему тогда казалось, что у этого человека все-таки хватит ума не следовать традициям своих предшественников. Впрочем, так думали многие американцы.

Между тем в предвыборной гонке оба кандидата долгое время шли, что называется, ноздря в ноздрю, пока наконец в сентябре-октябре 1960 годане состоялись их телевизионные дебаты. Именно они и выявили победителя – Джона Кеннеди (49 % избирателей впоследствии признали, что именно дебаты на ТВ оказали определенное или решающее влияние на их решение, за кого голосовать). Ситуацию пытался спасти Эйзенхауэр, который за неделю до выборов выступил в ряде крупнейших городов востока страны и призвал голосовать за Никсона: дескать, только он может спасти мир и предотвратить инфляцию. Кеннеди генерал назвал «молодым гением», но отметил, что ему недостает качеств, необходимых для президента Соединенных Штатов. Но это выступление не смогло изменить ситуацию: Кеннеди победил, хотя и не разгромно – он получил 34,2 миллиона голосов, всего на 113 тысяч голосов, или на одну десятую процента голосов, больше, чем Никсон (такого незначительного разрыва в голосах американская история не знала с 1880 года).

Инаугурация нового президента состоялась 20 января 1961 года. Как и большинство американцев, Дин наблюдал ее по телевизору. А спустя полтора месяца – в самом начале марта – Дин отправился на свои первые зарубежные гастроли, в Чили. Здесь следует совершить небольшой экскурс в историю.

Чили была страной, которой в стратегических планах США отводилось особое место. Причем отводилось достаточно давно – с конца Первой мировой войны, когда американцы сумели значительно оттеснить в Чили англичан (зато позиции Англии оставались сильными в соседних Аргентине, Бразилии и Уругвае). В итоге на протяжении последующих сорока лет Чили являлись активным союзником США, особенно в экономике: на долю американских компаний приходилось 80 % добычи меди – ведущей отрасли чилийской экономики, 90 % добычи йода и селитры, 60 % – железной руды. Однако после того, как в 1959 году на Кубе произошла революция, в Латинской Америке начались необратимые процессы, которые придали новый импульс тем силам, которые были заинтересованы в том, чтобы в их странах гегемония США прекратилась. И Чили здесь не были исключением.

Американцы прекрасно это понимали, боялись этого и поэтому делали все возможное, чтобы не дать вытеснить себя. Вот почему с начала президентства Джона Кеннеди ( осени 1960 года) американизация Чили сначала проходила с удвоенной энергией. Например, если взять соседнюю Аргентину, то там этот процесс проходил с большей натугой, поскольку этому противились сами власти страны. Взять ту же культуру. Так, президент Перон издал специальный указ, обязывающий местные радиостанции отводить минимум 50 % эфирного времени музыкальным передачам, где должны звучать произведения аргентинских композиторов или фольклорная музыка. В Чили все было иначе. Поскольку подобных законов там не было, то бо́льшую часть своего эфира тамошние диджеи отдавали американской музыке, а родной чилийской – меньшую часть. Как итог: под влиянием моды многие популярные чилийские певцы вынуждены были взять себе американские псевдонимы, поскольку только это могло обратить на них внимание публики. Поэтому певец Патрисио Энрикес стал Пэтом Генри, а братья Карраско – «близнецами Карр». Как писали в те дни чилийские газеты, заезжим звездам из США достаточно было быть белокурыми и выглядеть настоящими янки, и мгновенный успех у чилийцев им был обеспечен. Дин Рид хоть и не был белокур, но во всем остальном был типичным янки: он был молод, высок, красив и пел на чистом английском душещипательные песни про любовь.

Когда Дину сообщили об успехе его пластинок в Латинской Америке и предложили совершить турне по ней, он хоть и согласился, но в душе сомневался – ему казалось, что этот успех может быть случайным. Публику ведь не поймешь: сначала она с удовольствием раскупает твои пластинки, а едва на горизонте появляется новая звезда, тут же про тебя забывает. Но Дин зря сомневался, его визит (как и визиты других американских звезд эстрады) занимал в планах политиков большое место, и денег на его рекламную раскрутку не жалели. Это турне должно было показать: в США – все самое лучшее, и этим лучшим американцы не скупятся делиться со своими соседями.

Уже первые же часы пребывания Дина в Чили заставили его приятно удивиться. В аэропорту города Сантьяго ему был оказан такой прием, какой никогда не был оказан у него на родине. Его встречали как VIP-персону не только носильщики, но и работники таможни и чиновники службы паспортного контроля. А когда Дин вышел на улицу, там его встретила… многотысячная восторженная толпа, в основном состоявшая из девушек. Толпу с трудом сдерживал кордон из полицейских, которые, взявшись за руки, образовали живую цепь. Девушки визжали, размахивали над головой огромными постерами с изображением Дина и кричали: «I love you, Deаn!» Тут же сновали репортеры различных изданий и телевизионщики, которые вели прямую трансляцию этого визита. Но это еще не все. Едва автомобиль с Дином покинул аэропорт и въехал в город, как такие же толпы восторженных людей высыпали на тротуары, а другие свесились с балконов своих домов. Короче, такого феерического приема Дин еще ни разу не встречал. А ведь перед самым приездом сюда, в офисе «Кэпитол», когда ему сообщили, что успех его песен в Чили превзошел успех хитов Пресли и Синатры, он искренне посмеялся над человеком, сообщившим ему это, сочтя его слова неуместной шуткой. И вот теперь Дин воочию убедился, насколько тот человек был прав.

Лимузин мчался по улицам чилийской столицы к центру города, к гостинице, а Дин смотрел из окна на людей и не переставал удивляться. Он никак не мог взять в толк, за что его так любят. Неужели за те две-три песни, которые незадолго до этого стали продаваться в здешних магазинах? А за что эти же люди любят тех же Пресли и Синатру? Все за то же – за песни. А еще за тот образ, который сами же люди придумывают в своем воображении. Людям нужны кумиры, они сами их выдумывают, сами возводят их на пьедестал, сами им поклоняются, а потом сами же их оттуда и свергают. И так вышло, что год назад таким кумиром здесь был Пресли, а теперь люди избрали другого – Дина Рида.

Между тем чудеса продолжаются. Гостиница, которую выделили Дину – лучшая в городе. Она расположена прямо напротив президентского дворца Ла Монеда. Лимузин въезжает на площадь перед дворцом… и Дин видит такую же тысячную толпу, как и в аэропорту. Завидев автомобиль, люди бросаются к нему, сметая полицейский кордон и рискуя оказаться под колесами лимузина. Дин закрывает свое окно, поскольку десятки рук лезут к нему в салон и готовы буквально разорвать его на части. Так длится несколько минут, пока наконец полицейским не удается оттеснить людей (это опять в основном девушки) от автомобиля и создать живой коридор перед входом в гостиницу. Дин стремительно открывает дверцу авто и чуть ли не бегом направляется внутрь здания. За ним следом семенит его импресарио, который подталкивает его в спину каждый раз, когда Дин хочет остановиться и пожать чью-то тянущуюся к нему руку.

В номере гостиницы Дин обессиленно падает на широкую кровать. А импресарио выходит на балкон и спустя какое-то время зовет к себе Дина: «Ты должен выйти к народу, иначе они тебе этого не простят». Дин вынужден подчиниться. За те несколько лет, что он варится в котле шоу-бизнеса, он прекрасно уяснил, что лучше следовать законам этого бизнеса, чем их игнорировать. Он выходит на балкон, и многотысячная толпа тут же взрывается визгом и громом аплодисментов. Дин машет ей рукой и улыбается. Он знает, что завтра эти кадры украсят все центральные газеты.

На следующее утро Дину предстояла первая запись на студии грамзаписи. Как выяснилось, студия расположена всего лишь в нескольких кварталах и добираться до нее на автомобиле всего-то ничего – пять минут. Однако этот путь растянулся на полчаса, поскольку вчерашняя история повторилась – толпы восторженных жителей Сантьяго обступили лимузин, и тому с трудом удавалось пробивать себе дорогу. После этого случая Дин сообщил своему импресарио, что он отказывается от услуг водителя и будет добираться до студии пешком – так быстрее. «Быстрее? – удивился импресарио. – Да тебя разорвут на части эти ополоумевшие девицы!» «А вот это уже твои проблемы: как сделать так, чтобы я добрался до студии в целости и сохранности», – ответил Дин.

Импресарио эту проблему решил. Он обратился за помощью к руководству студии, которое, в свою очередь, дало знать об этом в полицию. И на следующий день Дин действительно добирался до студии пешком, но в плотном кольце стражей порядка. Их было так много, что Дин даже сбился со счета. Он потом уточнил у импресарио их число и, когда тот назвал его, даже присвистнул: полицейских было 58 человек. У самого Элвиса Пресли их было всего на десять больше, когда он приезжал с гастролями в Канаду. Впрочем, Дина это уже не удивляет. В тех же чилийских газетах, начиная от солидной «Эль Меркурио» и заканчивая утренней «Кларин», его имя ставится в один ряд с именами того же Пресли, Пола Анки, Рэя Чарльза, Фрэнка Синатры и молодой британской звезды Клиффа Ричарда.