Текст книги "Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт"

Автор книги: Фаня Шифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Только в туалете!..» Миней рассмеялся: «Да, это у них в отделе… э-э-э… как бы фирменный знак!» Моти изумлённо поднял брови, ничего не сказав. Миней загадочно ухмыльнулся: «Потом поймёшь…» Подкатил таинственный Арпадофель, блиноподобный лик его сиял: «Миней, как дела, дружище?» – «Как всегда, О-кей! – улыбнулся босс. – Смотри, Коба, мы тут с Моти и Тимми решили посидеть у меня полчасика, кофе попить. Заодно Моти, в порядке отдыха, расскажет нам, какие у него появились новые идеи по теме. Присоединяйся!» – «Идея хорошая! Давно мы не пили вместе кофе!» – «Наши Моти и Тимми – добрые друзья ещё со времён молодости.

Я уверен, Моти ничего не имеет против того, чтобы работать плечом к плечу со своим армейским другом! Правда, Мотеле? И мальчики твои, как я понимаю, рады, что вы с Тимми вместе работаете над важным проектом!» Моти уже не удивлялся чрезвычайной осведомлённости шефа. Ему ничего не оставалось, как уныло кивнуть.

Мезимотес тут же приложил к уху маленький изящный аппаратик та-фона, а ладонь ко рту. Моти достал ещё одну сигарету и отвернулся, чтобы не выглядело, что он подслушивает беседы босса по та-фону.

Спрятав та-фон в карман и приобняв Моти за плечи, Мезимотес проворковал: «Мы с вами пойдём, а Тим тотчас к нам присоединится…» – и ласково повёл его в в свою беседку в саду. Он что-то ласково нашёптывал ему в ухо, а Моти только молча кивал. На лице его застыло недоуменное выражение.

У самой беседки Моти вздохнул и медленно проговорил: «Кофейно-деловая пауза – может, и неплохо. Но мои дела на этапе черновика. Короче, я думаю, для отчёта не время: всё ещё сырое, несобранное! Если честно, я ещё не готов…» – «А мы и не спрашиваем отчёта. У нас просто традиционные кофейные посиделки, на которые мы с Кобой решили пригласить и тебя, и Тимми!»

* * *

В беседке Миней ласково усадил Моти рядом с собой, молча указав подбородком Арпадофелю, где сесть. Вошёл широко улыбающийся Тим, он и ему молча указал, куда садиться. Моти вдруг обратил внимание, что привычная беседка Мезимотеса стала как будто гораздо просторней: вот и медведь Тим в неё не протискивается, как бывало, а свободно входит и садится в огромное кресло, специально под мощный зад Тима заказанное. Получается, что босс перестроил свою беседку под Тима и его необъятные габариты!.. Дальше Моти не хотел развивать мысль, понимая, как далеко его может завести неожиданно вспыхнувшая догадка.

Миней сам накрыл низенький, хорошо известный присутствующим столик (или его расширенное под Тима подобие?), выставил бутылку дорогого коньяка, поставил маленькие чашечки, уже знакомые узенькие изящные бокальчики, разложил по пластиковым блюдечкам закуску и сел на место, ласково улыбаясь и сложив вертикально поставленные ладони вместе. «Я предлагаю какое-то время насладиться кофе и не говорить о делах…» – подмигнув Кобе и Тиму, сказал босс. «О, шеф, я вижу: в ваших погребах поистине отличный коньяк!» – чуть не захлёбывался от восторга Тим, демонстрируя осведомлённость и эрудицию. Он поудобнее устроился в своём широком и глубоком кресле и осторожно пригубил прозрачный тёмно-янтарный напиток.

Вдруг Миней Мезимотес спросил: «Тимми, дорогой, тебя Моти, конечно же, ввёл в курс дела? Показал, что он уже сделал?» – «Да вы знаете, не очень. Говорит – рано», – виновато улыбаясь, прожурчал Тим. Мезимотес поднял брови и пристально глянул на Моти: «Моти, это я прошу тебя рассказать нам о том, что ты уже сделал, а мы послушаем. И Тим тоже – ведь я назначил Тима Пительмана ответственным заместителем куратора проекта. Его знания и опыт в электронике и акустике… (Моти отвернулся и иронически скривился.) В общем, давай, Моти, излагай!» Моти ничего не оставалось, как начать рассказывать и показывать сыроватые итоги своих наработок, что хранились у него в ноут-буке: «Я просто рассматривал некоторые варианты. Основа, конечно же, наш фирменный принцип многовитковой ракушки…» – «Ну, выкладывай же, наконец! Не тяни резину!» – взревел Арпадофель густыми и грозными фанфарами, более похожими на хриплые звуки старого фагота. Тим хитро ухмыльнулся и тут же принял серьёзный вид, а Миней сделал в сторону Арпадофеля успокаивающий жест.

Моти поднял голову и медленно и тихо заговорил: «Мне думается, что наша игра не должна завершаться победой игрока. Для этого я и ввёл сюда Закон окривевшего Кольца, он же психологическое побуждение играть до условной бесконечности. Сам по себе принцип сложно-закручивающейся ракушки отлично сочетается с упомянутым Законом окривевшего Кольца. Масса тупиков и тупичков, ходы, которые как бы ведут в нужном направлении, но… по замкнутому кольцу любой окривевшей формы, лучше переменной. Чем причудливей, тем лучше… Любое направление кажется правильным, но в результате оборачивается неявным тупиком… Видите? – тут Моти указал на некую точку на экране и описал рукой плавную кривую, типа окривевшего эллипса, Тим глубокомысленно кивнул головой и сдвинул брови. – Для остроты ощущений остановка на краешке пропасти. Так сказать, мнимый разрыв кольца как один из реализуемых вариантов сценария. Как хочешь – можешь падать, а можешь и стоять на этом краешке до посинения! НО! – ставки делать обязан! Понимаете?» Миней слушал, внимательно поглядывал на экран, время от времени кивал головой, задавал уточняющие вопросы, приговаривая вполголоса: «Слушай, Тимми, входи в курс!

Запомни этот гениальный термин – Закон окривевшего Кольца!.. Он нам пригодится…» – «Действительно!.. Кстати, у меня возникла идея! Моти, а почему бы тебе не подготовить на очередные наши посиделки доклад на тему «Закон Окривевшего Кольца»?

А?!» – ласково проворковал Тим, несколько раз шныряя взглядом с Минея на Коби и обратно – и неожиданно уставившись на Моти. Мезимотес глянул на Тима, ничего не сказал, потом обратился к Моти: «Оно, конечно, неплохо… Правда, не скрою, нам всем бы хотелось, чтобы уже были какие-то явные, однозначные результаты. А то их слишком много, и все неявные, противоречивые!..» Моти что-то пробормотал и махнул рукой, отвернувшись. Тим смотрел то на одного, то на другого и улыбался.

Он держал руку в кармане и нежно сжимал и поглаживал фелиофон: вот что его вывезет наверх, что бы ни случилось! Это – и кое-что ещё…

Вдруг Мезимотес как-то странно, заговорщицки сверкнув глазами в сторону Арпадофеля, заговорил, словно бы продолжая разговор: «В нашей «Цедефошрии», внутри всех этих колец-завитков (о которых Моти нам сегодня поведал) надо будет создавать и постоянно поддерживать живую, не без элементов смелой фантазии, иллюзию неба и пейзажа. Прекрасный мир, населённый фантастическими существами – на земле, на воде и на небе…» – «Насчёт неба у меня уже, как вы знаете, есть кое-какие идеи…» – заметил Моти. – «Знаю… Виртуальный мир – кем хотим, теми его и заселяем!» Моти чуть слышно пробормотал: «Виртуальный мир, виртуальная природа, виртуальная жизнь, виртуальная победа в этой игре – и всё под силонокулл виртуальных виртуозов…» – «Зато доходы от реализации наших грандиозных планов будут отнюдь не виртуальными. Даже твоему Бенци и его компании мы сможем выделить – детишкам на молочишко. Эх, заживём!» – радостно улыбнулся Мезимотес, мечтательно прижмурив глаза.

* * *

Все встали и вышли из беседки. Арпадофель подмигнул боссу сразу обоими глазками и, вставая, с хрустом потянулся: «Дорогой Миней, как всегда, твои мысли – в струю!» Его лицо снова начало расползаться вширь, напомнив непропеченный блин, а его обыкновенно косящий и хищно сверкающий левый глаз на миг превратился в узенькую щёлочку. Это означало, что он достиг вершины довольства и умиротворённости, и в эту минуту можно не опасаться приступов беспричинной ярости. Неожиданно на пике довольства он, громко рыгнув, провозгласил: «Извините, я – в туалет!» Крякнув и снова смачно рыгнув (как видно, от избытка наслаждения), Коба Арпадофель направился на выход. Миней сделал знак, что кофейная пауза окончена, можно возвращаться к работе, и вышел вслед за Арпадофелем. Моти и Тим, не глядя друг на друга, направились следом. Моти пропустил Тима вперёд, мрачно наблюдая, как тот, склонившись к самому уху Минея, о чём-то его спросил, тот с улыбкой коротко ответил.

Трусивший немного впереди Коба услышал тихие голоса Минея и Тима и оглянулся.

Неожиданно он остановился с приподнятой в процессе ходьбы ногой и, мечтательно глядя куда-то вдаль, принялся фанфарически вещать. Увлёкшись, он даже позабыл поставить ногу на землю. В воздухе снова густо и гулко загремели, перекатываясь из стороны в сторону, фанфары: «Мне сейчас, по пути к унитазу, прекрасная мысль в голову пришла. А что если нашу новую «Цедефошрию» оборудовать Золотыми Гальюнами? Нет, хаверим, вы представляете? ФАНФАРИЧЕСКИЙ ЗОЛОТОЙ ГАЛЬЮН! Он великолепно впишется в нашу струю! Как я люблю со вкусом и комфортом посидеть на стульчаке из нежнейшей и мягчайшей кожи красивого цвета… э-э-э… типа… бронзы с янтарём. Я давно уже мечтаю о настоящем золотом унитазе! Какую великолепную победную песнь на фаготе мы с ним исполним дуэтом! Золотой унитаз!

Да это же чистейший символ нашей новейшей эстетики!.. Ах, кто оценит красоту струи, звенящей золотыми колокольчиками в золотой же писсуар. Облицевать бы гальюн мраморными плитами, изобразив рисунок клавиатуры аккордеона. Типа, белые клавиши из мрамора тёплого золотистого цвета. Ну, а те, которые, типа, чёрные, они будут из какого-нибудь мрамора густо-коричневого тона…» Моти остолбенел. Он переводил глаза с Минея на Арпадофеля, пытаясь уловить реакцию босса. Миней пытался скрыть изумление, но у него это плохо получалось.

Зато Тим, как и следовало ожидать, восторженно поглядывал на Арпадофеля, а затем торжествующе – на Моти. Коба продолжал заливаться соловьём: «Наш Фанфарический золотой гальюн – любимое место отдыха интеллектуалов-элитариев моего уровня, должен пробуждать только приятные чувства и ощущения! Не думайте, что это я от избытка собственных фантазий!.. Хотя мне их и не занимать… Вот ведь в Древнем Риме у патрициев было принято проводить время в банях и бассейнах, называемых термиты… или как-то так… А в России среди самой высокопоставленной элиты было принято тоже проводить время в банях, с вениками из какого-то там душистого дерева… Не помню, как называли – то ли Сандун, то ли Саун… Ну, а у нас для интеллектуалов-элитариев – о-о-о! – Фанфарический золотой гальюн. Подумайте, мальчики, над исполнением в нашем сценарии предложенного мною дизайна этой… э-э-э… скажем так: сугубо интимной обители интеллектуалитета эпохи струи. Подумай, Моти, наша светлая головка! И ты, Тимми, лапочка, подключайся! Его дело – ФАНФАРИЧЕСКИЙ! Твоё дело – ЗОЛОТОЙ, как ты сам, наше сокровище!.. А я пошёл в туалет. Посижу, помечтаю…» Моти на миг показалось, что при этих словах из превратившихся в узенькие щёлочки обоих глаз Арпадофеля брызнули две длиннющие струи интенсивного темновато-жёлтого цвета, то есть, именно той подобающей цветовой гаммы, о которой он только что так страстно фанфарисцировал. Моти еле сдержался, чтобы не посторониться от виртуальных струй, и опустил голову чуть в сторону, дабы никто не увидел, что он еле сдерживает нервный смех. При этом ему почему-то вспомнилось словечко, придуманное грубоватыми подростками из эранийских кварталов торговой элиты Бэт и Вав – струйня. Грубо, но до чего же в тему, до чего же созвучно манерам и поведению Куби-блинка! Арпадофель скрылся за дверьми здания, и Моти, изо всех сил подавляя смех и стараясь ни на кого не смотреть, вздохнул с облегчением.

Мезимотес, не замечая настроения Моти, обратился к нему: «А ты знаешь, Моти, здравая мысль! А ты согласен, Тимми?» – «Ну, ещё бы!» – важно кивнул Пительман, уставившись на Моти, во взгляде его сквозила какая-то мысль, тень насмешки, смешанной с подозрением. «Согласись, Моти, что Коба почти гений в своей специфической области! Как я понимаю, он всегда был способен с лёгкостью фанфарисцировать очень яркие идеи! Надо бы каждый завиток нашей новой «Цедефошрии» оснастить такими вот фанфарическими золотыми гальюнами! Это добавит завиткам яркости и крутизны!» Моти кивнул, хитро ухмыльнувшись: «Да уж! Крутизны точно добавит! Впрочем, всё впереди!.. Я подумаю, куда этот… фанфарический золотой гальюн имени Кобы Арпадофеля воткнуть в программе. Тут намедни мои мальчики, как всегда, прослушивали новые композиции Ад-Малека. Я только что вспомнил пассажи, что они вчера слушали… как обычно, на весь дом… Мне пришла в голову идейка, что силонофон, настроенный на нижний регистр, близкий к звучанию фагота, подойдёт лучше всего. А может, настоящий фагот введём, или лучше электронный, классический…» – «Мы вместе подумаем! Я – как главный специалист по вопросам электроники и акустики, могу разработать соответствующее устройство! Прошу вас, Миней, доверьте это мне!» – тут же выскочил Тим. Моти, не обращая на него внимания, заключил свою мысль: «Так и так музыкальную тему надо подбирать, на чём бы она ни звучала. А что, он вам и раньше излагал эту искросыпительную идею?» – «Нет! – поднял брови и плечи Миней, у него этот двойной жест выглядел на редкость элегантно. – Сегодня впервые услышал. Надо будет потом обсудить с Кобой вопрос распределения между вами двумя обязанностей по разработке этого блока…» – «А-а-а…» – протянул Моти. Присутствие рядом с ним Пительмана будило неприятное ощущение, что Мезимотес не говорит ему всей правды.

Мезимотес похлопал Моти по плечу, сказал, что можно возвращаться к работе, и с достоинством удалился. Тим со странной улыбкой воззрился на Моти и, ступая с грацией только что проснувшегося и выползающего из своей берлоги медведя, направился на место.

Моти прицелился, метко стрельнул окурок в урну и вернулся к своему компьютеру.

Кресло Кобы Арпадофеля

Коба Арпадофель обладал особой памятью на людей и события, идущие вразрез с его видением предпочтительного хода вещей. Таким событием оказалось для него в некоторой степени начало Дня Кайфа, а человеком, спровоцировавшим, по мнению Кобы, настоящий бунт против мудрых предложений босса, был Бенци Дорон.

Арпадофель ни на минуту не усомнился, что это по его наущению религиозные лулианичи воспротивились шикарной идее Минея на тему общего мангала. У них, видите ли, свои особые законы кашрута! Они, видите ли, не могут есть нормальную еду – ту, что другие едят и похваливают! Другим, видите ли, можно, а им – нельзя!..

Правда, сейчас этот мерзкий дос с лицом ухмыляющегося льва выполняет, сам того не ведая, одну из важнейших работ для угишотрии. Говорят, он чуть ли не самый выдающийся специалист на фирме по финансовым программам. Вот пусть, наконец-то, поработает на благо страны! Только бы не узнал раньше времени, в чём это самое благо выражается, на кого он работает!..

После Дня Кайфа Арпадофель полюбил беседовать с Пительманом. Вот это действительно нужный ему человек – и не просто нужен, пока нужен, а всерьёз и надолго! Придёт время, и его специфические таланты будут оценены по заслугам не только в «Лулиании», не только в Эрании, не только в Арцене! Тим Пительман – настоящий человек будущего, человек фанфарологической эры! Коба и Тим по-всякому взвешивали, прикидывали и продумывали одну интересную мыслишку, пришедшую одновременно им обоим в голову. Но в какой форме преподнести эту идею боссу Минею? Уж слишком сильна у босса вера в идеи демократии и свободы самовыражения – и почему-то для всех-всех-всех! Разумеется, оба прекрасно понимали, что свобода слова и самовыражения необходима народу, как воздух – а иначе как бы его люди смогли вытащить на свет новейшую струю. И не только вытащить, но и в короткое время завоевать шумную популярность, которая уже проникла в среду элитариев, надёжно засев в душах молодого поколения! Где были бы ныне творцы силонокулла, если бы не маленькая, сплочённая группа фанфарологов Арпадофеля?!

Да их бы ни на одной улице, ни на одной площади, ни на одном дворе, ни на одном базаре и слушать бы не стали! Гнилыми помидорами да тухлыми яйцами бы закидали, а то и в каталажку бы препроводили – за мелкое хулиганство!

Особое спасибо Офелии Тишкер! Вот кто нутром ощущает, своим длинненьким, вертлявым носиком мгновенно чует, куда ветры современной культуры дуют… или – должны подуть… Уж если такой утончённый интеллектуал и уважаемый человек, как Мезимотес, проникся идеями струи и силонокулла, то, значит, дело фанфарологии, до сих пор сокрытой от глаз и ушей многоликой массы, восторжествует! Тим Пительман тоже считал, что свобода самовыражения, за которую ратует демократ Мезимотес, – дело хорошее, но только при умелом управлении и направлении – туда, куда надо. С этим Миней, по самой глубинной сути, был всецело согласен. Не потому ли этот поборник демократии первый предложил взять на вооружение новейшие технологии, сочтя их подходящим средством фанфаризации ноосферы в Арцене (то есть внедрения фанфарологии в массы)? Не он ли породил идею «Цедефошрии» для всех-всех-всех? Минею удалось даже умника Моти Блоха, творца концепции сложной многовитковой ракушки, заразить новой «Цедефошрией»!!! Ему ничего не стоило сыграть на амбициях Моти, на его увлечённости своим детищем.

Но теперь пришло время подготовить широкую публику к восприятию новой как-у-всехной «Цедефошрии», формирующей струю подобающей цветовой гаммы и формирующейся из той же струи… Интенсивная подготовка к этому призвана, помимо прочего, убедить лулианичей: Коба Арпадофель не просто так штаны в «Лулиании» протирает как администратор по общим и конкретным вопросам. Впрочем, Тим в одной из доверительных бесед тонко намекнул Арпадофелю, что дабуры рекомендовали Кобе по-прежнему сохранять низкий профиль: время для повышения профиля ещё не пришло. Коба согласился, что следует до поры до времени пребывать перед лулианичами в ореоле многозначительной таинственности, тогда как Тим будет при нём заместителем по вопросам связи с коллегами.

* * *

Это была идея Кобы – Фанфаризационный Центр (он же автоматизированный фанфароторий силонокулл-просвета), дабы фанфарировать его лекции во время прайм-тайма на всю Эранию, на всю Арцену. Главное – исключить какую бы то ни было возможность отключения слушателей от источника фанфаризации. То есть, для этого невозможно использовать радио и телевидение с их аппаратами индивидуального, домашнего пользования – они могут быть включены в нужный момент, а могут и не быть включены. И что ещё ужаснее – любой скрытый антистример может самовольно и никем не контролируемо отключить передачу как раз перед трансляцией из фанфаротория. Так пришло творческое (лежащее на поверхности и давным-давно известное) решение проблемы централизованного охвата масс фанфаризацией – Центропульт и терминалы по всей территории фанфароохвата.

Полигоном для воплощения идеи автоматизированного фанфаротория силонокулл-просвета стала «Лулиания». В дальнейшем предполагалось расширить эксперимент на всю Эранию.

Подготовка к лекциям заключалась в многочасовых упражнениях по постановке голоса, отработке специфических фанфарисцирующих интонаций, тщательном подборе сопровождающего цветозвукового материала для достижения требуемого эффекта в каждой конкретной аудитории. Конечно же, не без учёта интеллектуального уровня, психологии и традиций потенциальной аудитории. Аудиторию в «Лулиании» примитивной никак нельзя было назвать (как бы иногда ни хотелось!). Религиозные лулианичи – это вам не толстокожие фалафельщики, не торгаши, скажем, из Эрании-Бет.

«Лулиания» со дня своего основания традиционно притягивала людей высокого интеллектуального уровня.

Наконец, сектор фанфармации Пительмана успешно завершил разработку технической поддержки 1-го цикла лекций, цель которого – постепенное затягивание по спиральной центростремительной траектории с переменным ускорением (согласно Закону Окривевшего Кольца) аудитории в струю подобающей цветовой гаммы. В процессе изучения вопроса становилось ясно, что прямое попадание в указанную струю обеспечивается, не только и не столько особым подбором фанфарисцирующих интонаций лектора, сколько излучением мощного силонокулл-поля. После многочисленных экспериментов выяснилось, что эффект излучения многократно возрастает при использовании огромного выпукло-вогнутого с переменной кривизной экрана при демонстрации на нём ярких фрагментов невинной детской компьютерной игры «Пляшущие струи». «Да, – с восхищением, смешанным с лёгким уколом досадливой зависти, подумал Тим, – Моти, приходится признать, разработал отличную игру! У этого гения ума не хватает понять, какую ценность его гениальный ум представляет для фанфаризации ноосферы – и превосходно! Не хватало ещё, чтобы этот выскочка возгордился и возомнил о себе нечто более высокое и значительное, нежели мы с Главным Фанфарологом!» Не зря они с Кобой Арпадофелем (которого умники-программисты ни во что не ставят и считают никчемным работником, ничего не смыслящим в их деле) поручили тем, кому нужно, изучить и представить им все разработки прежних лет. Тим сразу же заострил внимание на этой игре для детей младшего школьного возраста. Он лично выкопал из архивов незаконченных разработок идею выпукло-вогнутого с переменной кривизной экрана (»Интересно, а кто истинный автор этой идеи?») Вот что значит – поручить то, что нужно, тому, кому нужно! Разумеется, над цветовым и звуковым сопровождением каждой конкретной лекции трудится тщательно подобранный (а также основательно проверенный в верхах «Добермана») коллектив фанфаризаторов, обладающий сложной иерархической структурой – не самому же Главному Фанфарологу и его заместителю вникать в каждую мелочь! Дело Арпадофеля – глобальное руководство общими вопросами, отработка и постановка уникального фанфарисцирующего голоса, разработка лекционного материала.

По жизни члены закрытой группы фанфаризаторов были самыми обычными психологами, врачами, художниками студии Дова Бар-Зеэвува, программистами, журналистами, учителями, бизнесменами. Фанфарология, фанфаризация – это для них типа хобби, любимое детище, которое они считали делом не столь далёкого будущего, вымечтанной и выстраданной ими эры Ракушки счастья, что ждёт всех-всех-всех в стране «Цедефошрия»!.. Тим поделился с Минеем прекрасными заманчивыми видениями проникновения в массы прогрессивных идей струи подобающей цветовой гаммы. В мечтах Пительмана эти идеи до такой степени овладевают массами, что самые первые звуки силонокулла встречаются и сопровождаются согласно звучащими радостными воплями массового экстаза. А там уж совсем недалеко до массового, коллективного желания стройными рядами войти под сверкающие своды всеобщей «Цедефошрии», в её манящие лабиринты и тупики.

* * *

В «Лулиании» с самого её основания работало полтора-два десятка религиозных сотрудников, живущих в Меирии. Позже пришёл Бенци Дорон, а несколько лет назад к ним присоединилось ещё несколько молодых людей, в том числе и наши знакомцы Ирмиягу Неэман и Максим Лев. Со временем вокруг Бенци спонтанно возникла группа в 15–20 человек, люди разных возрастов, семейного положения, характеров, привычек. Они начали вместе собираться на обеденный перерыв в маленьком проходном холле на первом этаже, где им никто не мешал. Тут был и круглый низенький столик, и удобные лёгкие кресла, а со временем они оборудовали уголок с маленьким холодильником, электрочайником и даже микрогалем – разумеется, с письменного разрешения руководства фирмы.

Недавно Бенци с другом Гидоном Левиным решили совместить их групповые обеды с импровизированными беседами-уроками по Торе. Идея прижилась, и совместные обеды приобрели для компании особую привлекательность: эти беседы проводили по очереди, а направлял их со свойственным ему огоньком сам Бенци! После обеда они тут же молились Минху (послеполуденную молитву) и расходились по рабочим местам. Иногда к ним присоединялся и Зяма Ликуктус. Его на фирме не очень любили, но не гнали.

В компании Бенцы это было не принято: всё-таки он был таким же, как они, религиозным лулианичем. Но он ни с кем особенно не контактировал, сидел молча сбоку и слушал, почти не участвуя в их жарких обсуждениях.

Однажды во время обеда, – мужчины особенно горячо обсуждали один из отрывков Гемары, – в маленький холл зашёл Тим Пительман. Сначала на маячащего в дверном проёме увальня не обратили внимания, и он с любопытством слушал, о чём так жарко спорили между собой эти непонятные и мало приятные ему лулианичи из Меирии.

Наконец, один из сидящих за столом рассеянно повёл глазами в сторону и с изумлением воззрился на возвышающуюся уже на фоне окна глыбу, которой и оказался Пительман, шеф Зямы Ликуктуса. Зяма, как нарочно, в этот день обедал с группой Бенци. Он густо покраснел, вскочил, сел, снова вскочил, засуетился. Тим ему покровительственно улыбнулся и тихо, нежно проворковал: «Ничего, Зяма, ничего…

До конца обеда у тебя ещё несколько минут». – «А если точнее – пятнадцать!» – обернулся Бенци на голос, перебивший его. – «Ну, вам виднее, на сколько минут вы соизволили нарушить общий распорядок на фирме…» – «Извините, адон Пительман?..» – вежливо возразил Гидон. – «Ладно, вам виднее. Я, собственно, не об этом…» – ещё нежнее проворковал Тим.

«Ну, присаживайтесь к нашему столу. Угостить вас, правда, особо нечем… Вы пришли слишком поздно – всё съедено». – «И присесть не на чём… – изобразив шутливую досаду, буркнул Тим. – Всё такое хлипкое, ненадёжное! Придётся тут всю мебель заменить…» – «О, не стоит беспокойства. Нас вполне устраивает!» – улыбнулся Бенци, но глаза его непроизвольно сверкнули: он был недоволен, что его речь прервали на полуслове. Он понимал, что претензии следует предъявлять Зяме, который, увидев своего шефа, от страха шумно и испуганно засуетился, совершенно не по делу. Тим между тем взгромоздился на свободный уголок стола и, уставившись на Бенци странным взором своих бледных глаз, вопросил: «Сколько это времени у вашей святой команды продолжается обеденный перерыв?» Его глаза упёрлись в медную с серебристым налётом, густую бороду Бенци. Сидящие вокруг стола недоуменно и вопросительно переглянулись между собой.

Религиозные лулианичи успели привыкнуть, что после Дня Кайфа Тим Пительман имел обыкновение демонстративно не замечать их, кроме, разве что, своего сотрудника Зямы Ликуктуса. Он вёл себя с ними так, словно все они относились к низшему обслуживающему персоналу «Лулиании». А тут вдруг… – почтил своим вниманием! С чего бы это? И что это за странный вопрос, ни к истинному положению вещей, ни к делу, которым каждый из них на фирме занимался, никакого отношения не имеющий.

На губах Тим замерцала довольная, странная улыбка, из его бледных глазок словно бы выпорхнула желтовато-зеленоватая искра.

«Как у всех – три четверти часа… – недоуменно пожал Бенци плечами, изумлённо глядя прямо в глаза Пительмана. – Ну, и Минха захватывает минут 20. Итого – чуть больше часа. Зато мы все вечером позже кончаем работу». – «М-да-а… – нежно пропел Тим. – По правде говоря, кончать работу лулианичам и без того полагается позже! Особенно с учётом важности выполняемых в данный ответственный период «Лулианией» задач. Но я, собственно, не о том. Я хотел бы вас поставить в известность, что именно здесь, – и он повёл рукой, как бы очерчивая определённое пространство, – руководство выделило место для нового исследовательского сектора фирмы.

Оборудование будет готово со дня на день. Здесь же решено оборудовать кабинет шефа нашего сектора, адона Арпадофеля».

На всех лицах было написано такое изумление, что Тим, постреливая глазками во все стороны, удовлетворённо хрюкнул. На сей раз не только глаза, но и вислые многослойные щёки выражали ехидную радость столь высокого накала, какой сидящим вокруг низенького столика в холле почти не приходилось видеть.

«В дальнейшем, на базе серьёзных исследований, которыми займутся в новом секторе, мы откроем в «Лулиании» Центральный фанфароторий!» – довольно ухмыляясь, вдруг заявил Пительман. «Что конкретно вы хотите открыть? Какой фан-фа-ро-то-рий? – изумлённо переспросил Бенци, повторив незнакомое слово по складам. – Поясните, пожалуйста, адон Пительман… Термин уж больно непонятный!..» Остальные кивнули, Максим и Ирми переглянулись. Тим недовольно поморщился и веско произнёс: «С терминами разберёмся позже. Главное: вам надлежит освободить помещение и поискать себе другое место для ваших посиделок, которые у вас принимают характер не совсем дозволенный!.. – и он свирепо стрельнул взором в сторону Максима и Ирми. – Руководство фирмы отказывается принимать ваши групповые трапезы на работе! Это что за ежедневные торжества по поводу и без повода? Дни рождения своих многочисленных потомков в рабочее время отмечаете?» – «Нет, – пожал плечами Бенци, не переставая удивляться этому ничем, казалось бы, не оправданному яростному наскоку. – Обычный обеденный перерыв». Тим вкрадчиво проговорил: «Я бы не советовал тебе, Дорон, спорить с руководством…» – «А разве я спорил? Руководства-то я тут и не заметил. Твоего сотрудника Зяму Ликуктуса мы силой не держим, хотя и не гоним. Он может, если хочет, возвращаться на рабочее место. Что же до этого маленького проходного холла, то нам его выделил лично босс Мезимотес, есть его письменное разрешение. Он кстати сам нам его присоветовал. Вот к нему и обращайся. О-кей?» – «Нет, Дорон, не О-кей!

Чтоб ты знал, я назначен заместителем главного куратора особо важных работ по связям с сотрудниками фирмы. То есть, совершенно конкретно – для вас представитель руководства…» – «Мы об этом ничего не знаем…» – сказал Гидон, хмуро глядя на Тима. – «Это внутренний приказ… Достаточно, что я вам об этом сказал!» – «Ладно, Пительман, я спрошу у своего шефа!.. А до того… сам понимаешь! И, пожалуйста, не мешай нам помолиться Минху…» – раздражённо бросил Бенци. Тим ядовито ухмыльнулся «Спорить со мной? Ну-ну… Не знаешь, чем это пахнет?» – «Не знаю – и знать не хочу!.. О твоей начальственной функции нам как видно, забыли сообщить. Стало быть… Я тебе ясно сказал: у нас сейчас обед, наше личное время, а ты помешал. И теперь мешаешь закончить обед так, как мы это всегда делаем. У нас, между прочим, у всех есть шефы, вот к ним и обращайся!» – и Бенци отвернулся от увальня, лицо которого пылало, словно ему влепили пощёчину.

Тим сидел на столе, не двигаясь, набычившись, наблюдал за молитвой Бенци и его друзей. Зяма к молитве не присоединился, очевидно, постеснялся при шефе.

Когда они закончили и собирались уже покинуть помещение, Тим снова заговорил: «Вы можете то, что я сейчас скажу, принять во внимание, а можете проигнорировать…