Текст книги "Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт"

Автор книги: Фаня Шифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Вскоре на столе стояли красивые чашки с блюдцами, глубокая тарелка с румяными картофельными оладьями, блюда с пончиками всевозможных форм и размеров, варенье, конфеты. Посреди стола важно пускал ароматный пар большой фарфоровый чайник.

* * *

Распахнулась входная дверь, и вбежали двое мальчишек примерно 10–11 лет. Из-под одинаковых простеньких чёрных кип с фиолетовым отливом у одного выбивались лохматые светлорыжие кудряшки и яркие голубые (почти такие же, как у бабушки Ханы!) глаза. Другой, немного помладше, отличался от первого короткими тёмными волосами, отливающими тёмной медью и острыми, словно угольки, темно-карими глазами. При этом в глаза бросалось удивительное для двоюродных братьев сходство – и манеры, и жесты, и мимика, и даже немного черты лица, а главное – россыпь веснушек на носу и щеках. Ширли заметила, что россыпь веснушек на лице темноволосого была определённо погуще.

Голубоглазого мальчишку Ширли запомнила ещё с концерта в «Цлилей Рина» – это и был её кузен Цви-Хаим Магидович, как Ширли уже знала, один из самых многообещающих солистов студии. С ним-то и начал заниматься Шмулик на флейте и хочет учить игре на шофаре! А второй, как она поняла, Нахуми – о нём Шмулик тоже сегодня упоминал. С семьёй Амихая Блохи почти не общались даже в лучшие времена, поэтому Нахуми, его сестру и брата Ширли почти не помнила. Смутно припоминались поджатые губы матери и её осуждающие (кого?) слова, что дети Арье и Амихая не только двоюродные, но и молочные братья; что это такое, она тогда не понимала.

«О, мы вовремя пришли, Цвика! Смотри – на столе снова гора бабулиных суфганьйот!» – воскликнул обладатель тёмных глаз-угольков. Хана заулыбалась: «Посмотрите, Цвика, Нахуми! К нам такая гостья пришла! Вы помните? Это ваша двоюродная сестра Ширли, дочка Рути!» – «Это той Рути, что в Далете живёт?» – догадался Нахуми, сын Амихая. Слова «в Далете» мальчишка произнёс с нажимом. Эти слова, как и въедливый насмешливый взгляд глаз-угольков, которыми Нахуми её буквально поедал, очень смутили Ширли. Ренана незаметно погладила её по плечу, стараясь подбодрить.

Цвика во все глаза смотрел не на Ширли, а на Ренану. Ширли улыбнулась, вспомнив всё, что она слышала об этом неугомонном шалуне, ещё когда он был крохой с голосом, как колокольчик. Ехидный Нахуми сварливо продолжал: «Они же живут не по-нашему!» – «Нахуми, прекрати! Тётя Рути моя дочка, а Ширли – моя внучка, такая же, как и вы оба! Она хочет учиться в нашей ульпене», – осадила мальчишку бабушка Хана, а дедушка Гедалья добавил: «Ширли решила вернуться к нам той же дорожкой, по которой её мама ушла от нас. Хочу верить – и всех за собой приведёт! Только учись, девочка, как следует! Ренана, ты, внучка рава Давида, не оставишь её? Ей будет очень непросто, потребуется поддержка! Ширли, если ты серьёзно решила вернуться, то и мы поможем. Ты же наша родная кровь! Приходи в любое время! А если сможешь, и братьев приводи!» Ширли опустив голову, пролепетала: «Спасибо, дедушка… Конечно, я буду приходить к вам. А можно с Ренаной?» – «Ну, конечно!

Внучку рава Давида, дочку Нехамеле, мы всегда рады видеть! Ведь твою маму мы, знаешь, с каких годков знаем? Она всегда была умница, училась хорошо! Вот и папу твоего, такого хорошего и серьёзного, выбрала!» – «Гедалья, перестань!» – снова нахмурилась Хана, опасаясь непредсказуемого поворота беседы. Гедалья выглядел немного смущённым. Он помолчал, а потом обратился к Ширли: «Ширли, я серьёзно говорю. Если бы ты смогла привести сюда своих братьев, ты меня очень порадовала бы… Как бы я хотел посидеть и потолковать с Галем, поучить с ним Тору, Гемару…» – мечтательно произнёс старик, не замечая смущённых взглядов, которыми обменялись между собой Ширли, Ренана и старая Хана. В глазах старика вдруг блеснуло нечто, похожее на слезу. Цвика подошёл к деду и прижался к нему: «Не надо, дедуль, не расстраивайся!.. Мы тебя любим!» Старик поднял голову, взгляд его по-прежнему был так же остёр и строг: «Всё в порядке, детки мои!» Ренана внимательно поглядела на маленького рыжего Цвику и улыбнулась: «А мы вас сегодня вспоминали – Шмулик и Рувик рассказывали. Ну, а как ты пел на концерте в «Цлилей Рина», мы все слышали! Правда, Ширли?» – «Мы с Нахуми теперь вместе в студии занимаемся: я его привёл, и Гилад принял, – он помолчал и тут же заявил Ренане: – И тебя мы узнали: ты сестра Шмулика и Рувика, ты ужасно на них похожа!

Шмулик – наша гордость! Бабуля, дедуля, вы знаете: это он угав придумал и лучше всех на флейте играет. А Рувик – наш поэт, как и Гилад. Он с Нахуми уже начал гитарой заниматься, – восторженно пояснил мальчик бабушке и дедушке, потом похвастался: – Я и нынче буду петь на концерте!» – «Тогда тебе надо немного отдохнуть перед концертом», – вполголоса заметила бабушка.

«Твои братья очень хорошие, с ними так здорово, так весело! Мы их все очень любим! – возбуждённо тараторил мальчик. – Вы бы знали, как в нашей студии здорово и интересно!.. Я тоже хотел бы научиться играть на угаве Шмулика, но Ронен сказал, что сейчас мне ещё рано… Они там что-то проверяют, отрабатывают… только Ронен и Шмулик. А почему ты не привела братьев?» – вдруг спросил Ренану Цвика. – «В следующий раз обязательно придём все вместе», – пообещала девочка.

Девочки ещё немного посидели и встали, собираясь уходить. Ренана сказала обоим мальчикам: «Вы приходите к нам. Знаете ведь, где мы живём? Тут рядом, через два квартала. Можете у нас заниматься. И слушать музыку – у нас всё время звучит музыка!» Дедушка Гедалья сказал Ширли на прощание: «Внученька, я очень рад, что ты вернулась – во всех смыслах! Правда, очень рад. А если бы вся твоя семья так же вернулась, это было бы мне просто как бальзам на сердце! Приходи, почаще приходи. Если что, знай – у тебя есть родные и близкие тебе люди! Знай и помни!

И я, и бабушка, и дяди с тётями, и двоюродные братья и сёстры! Приходи, мы тебя будем ждать!» – и улыбнулся девочке, которая ответила смущённой улыбкой. – «Приходите, приходите к нам, девочки! Ширли, дорогая внученька, мы так рады тебя видеть! – улыбаясь сквозь слёзы, твердила Хана. – А ты, Ренана, приводи своих братьев, и сестричку приводи! Все приходите к нам в гости! И бабушке обязательно от меня привет…» Вышли на широкую улицу, где было множество магазинчиков. Неожиданно Ширли обратилась к подруге: «Слушай, Ренана, а что если ты мне поможешь сшить пару юбок… А-а?» – «С удовольствием. А чего ты вдруг решила?..» – «Ну… понимаешь…

Мне не совсем удобно гулять по вашему посёлку в моих брюках. Можно, конечно, юбку-брюки, но просто брюки… Вообще-то я всегда ужасно любила брюки – удобны и мне идут… Но… сама понимаешь… И бабуле, наверняка, было бы приятно, если бы я одевалась, как у вас принято…» – «Который час? Есть немного времени! У тебя есть деньги, или я одолжу?..» – «Есть, конечно!.. Но тогда как с концертом…» – «Не волнуйся за это – времени ещё навалом! Магазин тут, за углом». – «А что?» – не поняла Ширли. – «Выберем и купим ткань, какую ты захочешь. И сейчас же начнём и кончим. Полчаса – больше времени у меня не займёт. До вечера успеем. И в новой юбке пойдёшь на концерт!» И девчонки побежали в магазин.

* * *

Сидя рядом с подругой и любуясь, как она ловко орудует на старенькой швейной машинке, Ширли вдруг вспомнила, что обещала маме позвонить, но до сих пор этого не сделала. Она вытащила та-фон и набрала номер. «Что-то ты загуляла, дочка! И папа чего-то задерживается на работе, он звонил. И я одна… Мальчики куда-то убежали… Что ты говоришь? Навестила моих? Ну, ладно, молодец… А когда придёшь? Только вечером? Какой ещё концерт!.. В «Цлилей Рина»? Доченька, ну, я же волноваться буду! Зачем тебе это! Беседер… После окончания позвони, папа тебя заберёт, если… освободится с работы…» Ширли закрыла та-фон с немного виноватым, растерянным видом. Ренана, не поднимая головы, сосредоточенно вела очередной шов, только вдруг спросила: «Я так поняла, что ты не в курсе истории семьи бабушки и дедушки?» – «Не-а… А что, там какая-то тайна? Почему и бабуля плакала, и у дедули были слёзы в глазах?» И Ренана рассказала ей всё – и о смерти маленьких близнецов за несколько лет до рождения Рути, и историю Йоси, старшего сына Ханы и Гедальи. Об этом знали все в Меирии, очень сочувственно относились к Хане и Гедалье и старались ни словом не упоминать Йоси. Рассказала Ренана и о том, что Хана просила дочь дать только что родившимся близнецам имена Цви и Нахум, но Моти настоял на именах Галь и Гай, а Рути ни в чём своему мужу не перечила. «Зато смотри: твоих кузенов так и назвали – одного Цви-Хаим, другого Нахум-Йонатан…»

* * *

Ренана с удовлетворённой улыбкой привычно выслушивала скупую похвалу мамы по поводу новой длинной узкой юбки, которая красовалась на миниатюрной Ширли, делая её ещё стройнее и изящнее. Длинный свитер и шарф зрительно делали девочку в этой юбке как бы чуть выше ростом.

Шмулик при виде Ширли в новой юбке восхищённо ахнул, Рувик густо покраснел, а Ноам только сдавленным голосом и, заикаясь, промямлил: «Х-р-р-шо, Шир-ли… Моя сестрёнка – отличная мастерица!.. Ну, поехали, что ли…» Ренана с Ширли и близнецы забрались в большую новую машину Ирми, где уже на переднем сиденье сидел Максим, за ними на заднее сиденье втиснулись родители с Ноамом и Шилат.

Как только они оказались в «Цлилей Рина», близнецов тут же след простыл. Ренана понимающе кивнула: «Все студийцы собираются… Последние инструкции, то-сё…

Наши-то, как ты понимаешь, сейчас не поют!..» – «Ага…» Ширли опасливо пролепетала на ухо Ренане: «Я вообще-то привыкла к брюкам. Не знаю, как удастся поплясать в узкой юбке». – «Да ты что, я же глубокую складку сделала сзади! Знаю же, как мы танцуем!» – засмеялась Ренана. – «Смотри, Ренана: студийцы уже в зимнем варианте своей студийной формы?» – «Ага! Правда, красиво?» – «Очень! Даже лучше, чем летняя», – улыбнулась Ширли, глянув на близнецов и тут же увидев Цвику, а с ним рядом Нахуми.

* * *

Проследив за направлением взгляда подруги, Ренана обратила её внимание на двух светлорыжих мужчин рядом с Цвикой и Нахуми: «А это – смотри! – твои дядюшки, Арье и Амихай. А вот, смотри, Тили, жена Арье…» – «Да, я узнала. А где жена Амихая? Я её вообще не помню…» – «Дома, наверно… Она вообще не ходит на эти концерты, тем более, сейчас: она ждёт четвёртого… – не глядя, буркнула Ренана.

– Пошли, поздороваемся, заодно и снова познакомишься!» Значительно позже, после возобновления тесного общения с роднёй матери, Ширли заметила, что мамины младшие братья чертами лица, цветом глаз и волос очень похожи друг на друга. При этом старший Арье – немного выше ростом, плотнее, и вообще выглядит солиднее худенького, подвижного Амихая, который даже показался Ширли похожим на мальчика-подростка. Но главное отличие: лицо Амихая было до того густо усыпано рыжими веснушками, что казалось смуглым, особенно рядом с тронутым трогательной россыпью светлых веснушек лицом Арье.

Между женой Арье, Тили, и Амихаем робко прижимался к отцу очень похожий на него маленький, лет 5-6-и, мальчик. Это был его младший сынишка Идо, с такими же грустными выразительными голубыми глазами, светло-рыжими волосами под тёмной кипой, его лицо точно так же, как у отца, густо усыпано рыжими веснушками. Дочь Амихая 8-летняя Лиора, на первый взгляд, казалась похожей на старшего брата – такая же черноглазая и темнокудрая, но на её лице не было ни единой веснушки.

Она кинула на Ширли «по-девчоночьи» кокетливый взгляд и продолжила оживлённо болтать с сыновьями Арье 9-летним Эйтаном и 7-летним Иланом. Тили, с миловидного лица которой, казалось, никогда не сходит ласковая улыбка, держала на руках двухлетнюю Сигалит, в отличие от жгуче-чёрных средних братишек, похожую на старшего брата Цвику.

«Да, племянница, выросла ты, ничего не скажешь», – улыбнулся Арье. Амихай только смущённо кивнул и обвёл рукой стоящих вокруг детей: «Наши дети, твои кузены!» Цвика тут же вмешался и представил Ширли своих младших братьев и сестрёнку.

Нахуми кивком указал на своих младших сестру и брата, пробормотав их имена, и тут же потянул Цвику в толпу студийцев: «Пошли, тебе пора…» Амихай снова кивнул Ширли и пробормотал: «Ну, ещё увидимся… Сидеть, наверно, будем рядом…» – и двинул за старшим сыном, следом за ними – Арье.

Ренана показала подруге приближающуюся к ним сестру Рути, Морию, и её мужа-альбиноса Эльяшива. Они пришли всей семьёй – с двухмесячной дочкой и двумя старшими девочками, на вид 2 и 3 лет. Они устроились между Доронами и братьями Мории.

Мория и Тили очень нежно и по-родственному расцеловались. Тили тут же обратила внимание Мории: «Ты помнишь свою любимицу? Вот она, вернулась к нам!» – «Это что, неужели Ширли? Как ты выросла, девочка моя! Ты меня, наверно, и не помнишь… Ну, так давай снова познакомимся и подружимся! Вот мои дочки – Эстер, Рохеле и Ривка, а это мой муж, Эльяшив Бен-Шило!» На первый взгляд муж тётки не понравился Ширли. За сильными очками виднелись маленькие красные глаза, опушённые белыми ресницами, такие же брови и волосы; он показался Ширли чуть ли не уродом – на фоне очаровательной маленькой Мории, похожей на Рути и бабушку Хану на старых фотографиях. Зато малышки совершенно очаровали Ширли, и она ласково погладила и расцеловала всех по очереди. Ширли тихонько поведала о своём впечатлении Ренане, но та пожала плечами и ответила: «Ну и что, что альбинос! Он очень добрый, Морию любит, а она его. Зато у Амихая жена красавица… А что толку!» – «У Амихая??!» – «А что ты удивляешься! Мама говорит, что ребёнком он был совершенно очаровательным, и веснушки нисколько не мешали…

А уж такой добрый и ласковый!..» – «Но что у него?..» – «Ты же видишь: Арье и Мория – всей семьёй, Мория даже с малышкой, а Амихай – только с детьми… Как вдовец…» – «Ну, не говори так… Она же, наверно, не может…» Ширли посмотрела на Морию, за которую цеплялись Эстер и Рохеле. Потом рассеянно перевела взгляд на Лиору, дочку Амихая. Поморгала и снова перевела глаза с кучерявой светлорусой малышки Эстер на Лиору, снова на Морию, светлые волосы которой почти полностью прикрывал темно-каштановый парик. Потом ошеломлённо прошептала подруге: «Смотри: чёрненькая Лиора и сероглазая светленькая Эстер, или её мама Мория, – словно одно лицо! Я и не знала, что такое возможно!» – «Да, вся Меирия говорит: Лиора только масть и взяла у матери, остальное всё – ваше! И характер тоже…»

* * *

Прожектора осветили сцену-ракушку, задник которой украшала огромная ханукия, на которой уже сияли 6 больших свечей; одна, как и положено, чуть в стороне.

Публика затихла и, как по команде, уставилась на сцену. Как всегда, любимые артисты были встречены криками радости и бурными аплодисментами.

В общем-то, концерт не намного отличался от первого, на котором была Ширли.

Исполнялись в основном те же самые песни, но публике не надоедало их слушать снова и снова, под них танцевать, хлопать и подпевать им. Тем более оба артиста каждый раз украшали исполнение новой аранжировкой. Так же любовно публика реагировала на появление Шмулика с флейтой. Ширли несколько раз слышала за своей спиной сожаления, что милые близнецы Дорон не могут сейчас петь, что вообще больше никогда не будут радовать людей детскими звонкими голосами. «Такова судьба многих мальчиков. Ничего не поделаешь», – глубокомысленно заметил Арье, на что Амихай откликнулся: «Наших мальчишек ждёт то же самое. Но пусть поют сейчас, пока поётся…» – «Вы неправы, ребята, – услышала Ширли чей-то густой бас и, вздрогнув, оглянулась – это был Эльяшив, муж Мории. – Откуда тогда берутся взрослые певцы с хорошими голосами?» – «Так это ж надо год, а кому и больше, выдержать как бы карантин!.. Не всем это дано выдержать, – протянул Арье и потянул брата за рукав: – Пошли, попляшем…» Малышка Сигалит и дочка Амихая Лиора остались сидеть с Тили, а Эйтан с Иланом и Идо пошли следом за отцами.

К братьям Магидович присоединился муж Мории, Эльяшив. Он усадил на плечи Рохеле, подхватил на руки и прижал к себе крохотную трёхмесячную Ривку и так танцевал рядом с братьями жены. Рядом с ним, ухватившись за край пиджака, топталась и весело смеялась Эстер. Ширли с нескрываемой тревогой глядела на неразумного, с её точки зрения, родственника. Но вот уже и Арье усадил на плечи малышку Сигалит, а Амихай своего Идо, и все трое образовали свой маленький семейный кружок, внутри которого с хохотом подпрыгивали средние мальчишки Арье. Впрочем, альбинос вскоре запыхался и ссадил с плеч среднюю дочурку Рохеле, ещё крепче прижав к себе малышку Ривку.

* * *

Как и в прошлый раз, Ширли то отплясывала с девушками и молодыми женщинами, то усаживалась между Морией и Нехамой, украдкой поглядывая на Ноама, который, как всегда, раскачивался и застенчиво топтался между мощным Ирми и тщедушным Максимом, так же украдкой поглядывая на Ширли. Бенци танцевал рядышком с Ирми.

Гилад объявил антракт, после которого были обещаны композиции с шофаром. Пока мужчины молились, Мория кормила Ривку грудью, что немало поразило Ширли: зачем надо было такую кроху таскать на концерт, и себе, и ей создавать проблемы. Но она ничего не сказала тётушке – зачем омрачать возобновлённое знакомство!

* * *

Второе отделение концерта открылось композицией, которую Шмулик исполнял на флейте на пару с Цвикой, который то пел звонким, чарующим голосом, то прикладывал к губам флейту, и над «Цлилей Рина» неслось затейливое двухголосие.

Как только отбушевал шквал аплодисментов, которым публика отметила восхождение на небосклоне хасидской песни новенькой рыженькой звёздочки – Цви-Хаима Магидовича, Мория с семьёй покинули Лужайку. Арье и Амихай остались, тогда как их младшие дети и Тили, жена Арье, отправились домой вместе с Морией и Эльяшивом.

Ширли не без сожаления попрощалась с вновь обретёнными родственниками, понимая, что они нечасто посещают подобные мероприятия. Она поняла, что Мория потрудилась придти сюда с тремя малышками, только чтобы послушать племянника Цвику, о котором уже начали говорить на их улице.

* * *

Снова полилась зажигательная мелодия, и все пустились в пляс.

Ширли украдкой оглянулась на площадку, где плясали мужчины. Она пошарила глазами по кругу танцующих мужчин и мальчишек, отыскала веселящихся рядом Ноама, Ирми и Максима, даже успела перехватить смущённую улыбку Ноама. И вдруг увидела непосредственно за спинами всех троих, в неосвещённых зарослях расплывчатые, мощные фигуры своих братьев. Они как-то странно то ли покачивались, то ли дёргались, не попадая в такт звучащей музыке. Ширли подумала, что их просто ноги не держат. А позади, нависая над ними – в том же ритме мотается мешкообразная фигура Тумбеля, сжимающего в правой руке нечто маленькое и блестящее, похожее на та-фон. Он то и дело поглядывал на чуть поблескивающий приборчик, а потом снова скользил взором по фигурам танцующих мужчин, пристально вглядываясь в юных артистов в ракушке.

Девочка похолодела от ужаса. Блуждающий блик прожектора на мгновение выхватил из мрака их лица. Ширли увидела: братья указывают друг другу пальцами то на танцующих, то на сцену-ракушку, то на поющих и играющих артистов – и при этом издевательски ухмыляются. При следующем падении блуждающего блика на то же место, она заметила, как Галь что-то прошептал, мотнув головой, ткнувшись носом прямо в ухо Тиму, тот кивнул, снова глянув на нечто та-фонообразное, которое держал в правой руке. По спине девочки пробежал холодок. Она незаметно толкнула подругу.

Та посмотрела на неё с удивлением: «Ну, что с тобой? Что это ты побледнела?

Устала?» Ширли одними глазами указала ей на то место, где среди густых зарослей, почти недоступные свету фонарей, заливающих «Цлилей Рина», еле видные, качались, как будто ноги их едва держали, её братья, и на маячившего за их спинами Тумбеля.

«Что такое? Смотрят? Ну, и пусть смотрят! – прошептала беззаботно Ренана. – Пусть видят, как мы веселимся! Пусть позавидуют!» – «Боюсь, они не завидовать сюда пришли, и даже не посмеяться над нами…» На сцене плавной дугой выстроились студийцы-участники ансамбля духовых инструментов. В центр полукруга вышли Гилад и Шмулик – старший со свирелью, младший с неизменной флейтой. Публика затихла, ожидая новых мелодий. И вдруг…

Как только зазвучали первые певучие, задумчивые такты мелодии, исполняемой дуэтом – Гилад на свирели и Шмулик на флейте, – пала тишина… Словно бы на «Цлилей Рина» набросили необычайно мягкий, толстый, рыхлый матрас, набитый нечистой ватой. О, Ширли было слишком хорошо знакомо это ощущение – голову вкрадчиво обволокло и сжало, как тисками, из глубины живота медленно поднималась дурнота.

Она судорожно сглотнула, беспомощно оглянувшись по сторонам.

Шмулик недоумённо застыл, продолжая держать флейту у самых губ, Гилад бессильно опустил руку со свирелью. Студийцы со страхом и недоумением взирали на своих руководителей. Гилад шевелил губами, как будто пытаясь то ли что-то сказать, то ли спеть – кромешная тишина царила безраздельно. Публика застыла в лёгком испуге, на лицах отражалось тревожное непонимание происходящего. Кто-то держался за виски, кто-то судорожно сглатывал. Ширли поняла, что неприятные ощущения поразили не только её, и мурашки побежали у неё по спине: это напомнило полузабытый кошмарный сон. Да, похожее случилось у них дома как раз перед её первым посещением «Цлилей Рина». Пришли братья с Тумбелем – и через четверть часа у неё замолк проигрыватель, а она тогда слушала новый диск Гилада и Ронена.

Тогда ей тоже показалось, будто на комнату накинули толстый слой чего-то мягкого и рыхлого. А мама рассказывала, что в тот же момент само собой неожиданно вырубило звук телевизора – а ведь и там в качестве музыкальной заставки звучала какая-то клейзмерская мелодия. Правда, сейчас она и не вспомнила, что нечто подобное им всем довелось испытать на Дне Кайфа. Однако, сопоставить два похожих странных явления ей ничего не стоило. Она наклонилась к Ренане и тревожно прошептала, продолжая судорожно сглатывать: «Это они, я уверена, что-то такое сделали!.. Этот мерзкий Тумбель… Спрячь меня!.. Надо вашему папе сказать…» Ширли только одному порадовалась: Мория и дети успели уйти домой, и им не пришлось пережить этот странный кошмар. Оглянулась: Ренана шептала что-то на ухо изумлённой и напуганной Нехаме, побледневшей от ужаса и нахлынувшей дурноты.

Немного придя в себя, Нехама попросила: «Доченька, позови папу». Маленькая Шилат, тоже бледная, тут же вскочила и побежала к отцу, который недоуменно стоял в кругу застывших и изумлённых людей, рука на плече Ноама. Он тут же пересёк площадку и подошёл к Нехаме с Ренаной. Ренана что-то шепнула отцу, он кивнул и направился обратно, где, застыв, стояли считанные минуты назад весело и зажигательно танцевавшие и подпевавшие парни и мужчины.

* * *

Ронен оглянулся по сторонам, увидел растерянные лица своих питомцев, которые словно бы в отчаянии взывали к ним с Гиладом: «Сделайте же что-нибудь!..» Внезапно он с отчаянно лихим выражением лица вытащил из-за пазухи и приложил к губам шофар. Вязкую немоту прорезали неожиданно громкие и грозные ткуа, затем – россыпь труа. Четверо подростков-студийцев переглянулись, коротко кивнули друг другу, вытащили и вскинули свои шофары, вторя Ронену. Почуяв, что в вязкой немоте удалось пробить брешь, ребята воодушевились. Они захотели во что бы то ни стало разорвать в клочья рыхлую немоту – и, похоже, впятером им это удалось!

Вслед за труа над «Цлилей Рина» зазвучала грозная россыпь шварим. Ширли из толпы высоких девушек глянула в темень, снова увидела своих братьев и меж ними Тумбеля; он лихорадочно молотил толстыми пальцами по кнопочкам странного, пёстро в темноте посверкивающего та-фона. Как ни темно было, как ни стремителен был полёт блика света, на мгновенье осветившего троицу, затаившуюся в густых зарослях, но Ширли показалось, что она успела схватить досадливую растерянность и злобное недоумение на лицах всех троих. Тумбель шевелил скривившимися в брезгливой усмешке губами, что-то внушая её братьям, потом закрыл та-фон и раздражённо сунул в карман. Все трое тут же растворились в тёмных зарослях. Спустя считанные секунды на этом месте появились высокие молодые парни с Ирми во главе – и никого не нашли; только поломанные ветви, будто проломилось сквозь кустарник стадо крупных животных.

Ширли снова глянула на Нехаму, потом на Бенци. С облегчением она ощутила, что, как только над «Цлилей Рина» рассыпались громкие шварим, пропали все жуткие ощущения. Ронен снова протрубил в шофар – раздалось ещё более протяжное, громкое, тревожное и грозное ткуа! Казалось, повеяло свежим ветерком, развеявшим душную затхлость, внесённую странным, неведомым эффектом.

Гилад весело вскинул руки и, выйдя на середину, улыбнулся публике: «Не пугайтесь: маленькая непредвиденная неполадка. Продолжаем наш концерт! Наши «Тацлилим» в полном составе исполняют попурри!» Но после неожиданного события это уже было не то веселье, словно испарилась прежняя зажигательная радость. Как будто вместе со звуками весёлой зажигательной музыки злоумышленники украли чистые искры радости, и это внесло в души людей смятение, необъяснимую тревогу и непонятные страхи.

* * *

От «Цлилей Рина» к выходу из Парка шла притихшая толпа. Не было привычного весело галдящего обсуждения концерта, распевания хором любимых мелодий. Магидовичи испарились и увели сыновей – Ширли даже не успела с ними попрощаться. Бенци о чём-то тихо беседовал с Гидоном. Ширли крепко схватила за руку Ренану, которая другой рукой бережно поддерживала маму, и тихо бормотала: «Они украли у нас радость…» Она услышала ломкий голос одного из близнецов, оглянувшись, поняла, что это Рувик. Пристально глядя на неё огромными невидящими глазами, он бормотал:

«Это было пространство украденных мелодий…» С другой стороны она услышала шёпот Ирми: «Ребята, я уверен: это то, о чём я вам говорил…» – «Но… каким образом? И кому это было нужно? Не по-ни-ма-ю!» – это уже мягкий басок Ноама. – «В кустах крутились… э-э-э… некоторые, к «Лулиании» имеющие отношение», – шептал Максим. – «Мы их так и не нашли. Смылись, как только мы пошли в обход, и теперь ничего не докажешь…» – это уже Ирми. – «…Нам необходим индикатор…» – серьёзно проговорил Бенци, а шедший с ним рядом Гидон кивнул: «Кажется, какая-то зацепка уже есть…» – «Вот нам и поле исследований! – не игры, не финансовые программы для заказчика-хуль, а настоящее дело…» – «У меня повторились знакомые симптомы… как на Дне Кайфа, когда идиоты-силоноиды врубили свою музыку… И сейчас на работе то же самое, когда из кабинетов несётся силонокулл-салат…

Вроде и негромко, а действует жутко: как будто в голову медленно-медленно что-то ввинчивают…» – «Неужели у вас силонокуллом балуются в рабочее время? – спросил удивлённо Ноам. – А я думал – компьютерные игры создают! Теперь-то понятно, какие у вас секреты!..» – «Ещё бы…» – обронил Ирми, Максим мрачно кивнул.

Ширли с интересом взглянула на Ирми и медленно проговорила: «Мне тоже знакомо это ощущение, о котором адони… – она кивнула в сторону Гидона, – …говорил. У нас дома случилось то же самое, что и сейчас на концерте, когда Тумбель к братьям пришёл. Сейчас он тоже за кустами стоял, у него в руках был та-фон, и он всё время быстро-быстро нажимал кнопочки…» Ирми многозначительно переглянулся с Максимом и Гидоном, вскинул подбородок: «Та-фон? Интересно! Спасибо тебе, Ширли! Это важно – то, что ты сказала!..» – улыбнулся он ей и Ренане. Бенци с беспокойством обратился к Нехаме: «Ты-то как себя чувствуешь, дорогая?» – «Нормально…

Сейчас нормально!.. Было нехорошо, какая-то сильная, необычная тошнота. Но ведь для меня это тоже нормально…» – «Когда было нехорошо?» – настойчиво спрашивал Бенци. – «Да вот тогда и схватило голову!.. А Шилат жаловалась, что и её начало тошнить… А потом внезапно всё прошло. Да, доченька?» – спросила Нехама у малышки, но та не отвечала. Она устало месила ногами придорожную пыль, и её глаза сами собой закрывались. Ноам поднял её на руки и понёс.

Ширли позвонила отцу, попросив его подъехать ко входу в Парк. Закрыв та-фон и пихнув его в сумочку, она кинула взгляд на Ноама. Она украдкой наблюдала, как он ласково и бережно прижал к себе маленькую сестрёнку, и заулыбалась. Улыбнувшись смущённой улыбкой и густо покраснев, она попрощалась с Ноамом, с близнецами (и снова поймала пылающий взор Рувика, у которого за спиной уныло покачивалась старенькая гитара), расцеловалась с Ренаной, осторожно поцеловала Шилат, спящую на руках у Ноама, как будто нечаянно слегка коснувшись его пальцев. Потом сердечно попрощалась со старшими Доронами, махнула рукой Ирми и Максиму, а тут и увидела приближающуюся машину Моти.

* * *

Когда Ширли уже садилась в машину, из тени неожиданно вынырнули и подошли к машине близнецы Галь и Гай. Они выглядели необычайно возбуждёнными и довольными – как будто выиграли в лотерею, по меньшей мере, пару-другую миллионов. Было заметно, что Галю этого явно недостаточно: он-то хотел бы гораздо большего!..

Гай, тот с детства был приучен довольствоваться меньшим, чем его близнец!

«Ну, как, dad, н-н-не откажешься подвезти своих без-без-без-лошадных, уставших от тр-р-рудов праведных с-с-с-сын-н-н-новей до… до… до… дому?» – «Как! И вы тут?! – изумился Моти. – «Да, а что? Р-р-р-разве не-не-не-льзя?» – заикаясь, спросил Галь. – «Кто сказал, что нельзя… Но что вы тут делали, можно папе узнать? Какие у вас тут труды праведные?! Ведь сегодня в «Цедефошрии» выходной!» – «Ну, понимаешь… Парк – он для в-в-всех эранийцев и гостей на-на-нашего города П-п-парк! В конце концов, м-м-мы взрослые люди, у нас наши важные дела!..

Вот, новый ресторан «Таамон-Сабаба»! Какие обалденные штуки там подают! Маманька так не умеет готовить. Мы любим иногда туда захаживать. Не всё же в пабе у Оде-де-де… да…» – запинаясь, принялся объяснять Гай. – «И ни-ни-к-к-кому н-не д-д-дано посягать н-н-на н-н-наши права свободной личности! – вдруг раздражённо и напыщенно воскликнул Галь, у которого ещё сильнее, чем у брата заплетался язык.

– Ра-з-з-ве не так?» – «Так-так, мальчики… – пробормотал Моти и вдруг, совершенно неожиданно и для себя, и для близнецов, добавил: – Особенно если вы не посягаете ни на чьи права таких же свободных личностей… э-э-э… членов семьи и соседей не слушать во время их серьёзных занятий вашу музыку, да ещё гремящую на всю улицу!.. Разве не так? Вам ведь в голову не приходит, что отец и дома работает, и ему необходима тишина…» Галь сверкнул глазами, но ничего не сказал, только качнулся и ухватился за брата. Ширли хотела что-то сказать, но перехватила свирепый взгляд Галя, который ещё и украдкой показал ей кулак. И она решила поговорить с отцом позже.