Текст книги "Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт"

Автор книги: Фаня Шифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

В глубине души лулианичи прекрасно понимали Бенци и его компанию. Слыша грозные, фанфарические интонации сдобного коротышки с лицом, похожим на пышущий жаром блин, а особенно разъяснения миляги Тимми Пительмана, самые проницательные лулианичи каким-то шестым чувством ощутили: Арпадофель – это нарождающаяся в «Лулиании» сила, неизвестно откуда свалившаяся на них. Пительман, известный фаворит босса, и Арпадофель – одна тёплая компашка, и это отнюдь не случайно. А тут ещё пассия Пительмана крутится, и бесовские круглые глазищи сияют, и мордаха такая хитрющая, радостная – явно готовит репортаж в завтрашний номер «Бокер-Эр». Самое лучшее – не связываться с боссами. Если невозможно согласиться, то хотя бы не выражать вслух протеста.

«Ну, что, Дорон? Слышишь этот ропот коллективного возмущения твоей раскольнической акцией?» – радостно ухмыляясь, спросил Тим. «И вообще, ты кто такой?» – снова на очень высокой ноте угрожающе-фанфарически взвизгнул откуда-то сбоку Арпадофель. Люди снова вздрогнули и потупились, многие были растеряны и даже напуганы. Тим что-то зашептал Офелии, многозначительно кивая в сторону Бенци. Та что-то ему ответила.

В этот критический момент Мезимотес решил, что пришла пора ему вмешаться: «Хаверим, прошу спокойствия: мы же на отдыхе! Разрешите совершенно официально представить вам новые важные функции адона Кобы Арпадофеля. С недавних пор наш администратор по общим и конкретным вопросам – ещё и куратор самых важных разработок «Лулиании», ответственный за их коммерческое внедрение. Прошу любить и жаловать».

Среди религиозных лулианичей возникло некоторое смятение. Послышался слабый тенорок, промямливший: «Не годится бы демонстрировать свою особость и выделяться: они же наши боссы как-никак! Надо бы попробовать найти компромисс и прийти к согласию. Ну, зачем раздражать…» Бенци оглянулся на голос: конечно, это известный виртуоз компромиссов и соглашатель Зяма Ликуктус, сотрудник Пительмана, его сосед в Меирии.

Миней заговорил веско и решительно, чтобы разрядить обстановку, так некстати подогретую Кобой и Тимом: «Хорошо-хорошо!.. Мы никому ничего не навязываем.

Конечно, было бы неплохо вам и к нашей струе приобщиться. Но если вам дороги ваши традиции – не смеем навязывать… Право же, напрасно вы, адон Дорон, – лёгкий поклон в его сторону, – пытаетесь представить дело так, как будто вам кто-то что-то предписывает. Такого у нас просто быть не может! Вы же знаете! Сколько лет вы у нас работаете!.. Демократия для руководства фирмы – высшая ценность была, есть и будет!!! Будьте спокойны на этот счёт… – и он улыбнулся, но при этом глаза его сверкнули льдинками. – Располагайтесь, где вам удобно и как вам удобно. Места тут предостаточно!» Услышав слова Минея, религиозные лулианичи всей шумной компанией потянулись к правому склону Лужайки пикников, несколько более круто спускавшемуся к морю, не столь тенистому, как занятая прочими коллегами рощица, изобилующая густыми зарослями, зато привычному и обжитому на предыдущих Днях Кайфа. Медно-рыжие подростки, братья-близнецы, вскинули гитары и начали наигрывать задорную мелодию, остальные мальчики окружили их в задорном танце, радостно подпевая. Так они и проследовали пару десятков метров до кустарника, протянувшегося вдоль прибрежных дюн, которые так любила меирийская детвора, и исчезли за ним. Светские лулианичи проводили их глазами: веселье религиозной молодёжи сразу же после столь неприятного инцидента многих удивило и немного развеселило, сняв напряжении.

Зато юные питомцы гимназии Галили в иронической усмешке кривили губы: неужели так веселятся их ровесники, обитающие рядом с ними, а – как будто на иной планете?!..

Моти незаметно подтолкнул Рути и прошептал: «Посмотри на гитаристов-близнецов: это сыновья Бенци и Нехамы! Я видел их фото у него на рабочем столе. Наверно, тоже лидеры в своей компании… как и наши мальчики…» – «Точно: они просто копия Бенци! Но к чему эти демонстрации… особенно сейчас… Не понимаю… Хоть бы Нехама их одёрнула…» – «Ладно, Рути, не наше дело… Давай готовить стол.

Поможешь мне? А то мальчики куда-то исчезли, жди от них помощи!» – «Ну, что ты, Мотеле, они ж ещё дети! Пусть поживут в своё удовольствие! – неуверенно пробормотала Рути и тут же обернулась к младшей дочери: – Ширли, Бубале, поможешь мне приготовить салаты, накрыть на стол?»

* * *

Наблюдая за весёлым шествием религиозной молодёжи, видя активные приготовления лулианичей к празднику гурманства, Арпадофель вдруг вспомнил об архиважной задаче, ради которой, собственно говоря, День кайфа и затевали.

Он прошил прожектором левого глаза занимающих правый склон религиозных лулианичей и внезапно гулко профанфарисцировал им вслед: «Э-эй! Хаверим!

Погодите!.. Дело есть!.. Ко всем лулианичам!.. Наша молодёжь, между прочим, хотела на Дне Кайфа, порадовать лулианичей последними новинками силонокулла.

Лулианичи же не откажутся в процессе отдыха на свежем воздухе постепенно и ненавязчиво приобщаться к струе подобающей цветовой гаммы – я о ней вам уже говорил…» – «Ну, если и вправду ненавязчиво… У нас всё-таки маленькие дети», – откликнулся кто-то из компании Бенци. – «Им тоже полезно с младых ногтей приобщаться к передовой культуре! Ведь не только в той… э-э-э… унылой, в которой вы их растите…» – тут же подал Тим голос, прозвучавший мягко и несколько приглушённо. Он только что закончил помогать Офелии советами в сборке мангала и усиленно искал в сумке спички. – «Ну конечно, мы не возражаем послушать то, что подготовили наши молодые друзья… А тем более, если в рамках культурного обмена в День Кайфа вы захотите послушать и нашу любимую музыку.

Светская молодёжь даст нам немного послушать силонокулл, а у нас – народная музыка, традиционные мелодии, на которых росли поколения и поколения. Вот и произойдёт, так сказать, культурный обмен вкусами и интересами лулианичей. Всё для всех, и пусть каждый найдёт то, что ему ближе по духу!» – весело откликнулся Бенци на новое предложение боссов.

Фанфарический глас Арпадофеля как будто захлебнулся: никакие культурные обмены, тем более с досами (ах, простите – меиричами!), совершенно не входили в их с Минеем планы. Единственное, чего Коба в эту минуту жаждал – это испепелить хитрых упрямцев, выстреливая в них уничтожающими очередями своего мигом остекленевшего косого глаза.

Совершенно неожиданно ему на помощь пришли гимназисты из Галили, та самая юная поросль силоноидов, на которую он совсем недавно взирал с покровительственной ухмылкой, на кого он ссылался в своём фанфарисцирующем спиче, не принимая, впрочем, их всерьёз.

«Ну, и что это у вас принято слушать и исполнять? Неужто же лучше шедевров силонокулла, если таковые в вашей среде известны?» – иронически усмехаясь и высокомерно оглядывая подростков, выглядывающих из-за спины Бенци, спросил высокий, с фигурой культуриста парень, чисто выбритую голову которого посередине украшал искусно начёсанный вверх пёстрый гребешок оставленных нарочито небрежно не выбритыми волос, в искусно надорванных джинсах; рубашку у него, как видно, заменяла затейливая татуировка, густо покрывавшая мощные руки, спину и живот, переходя в покрывавшие широченную грудь курчавые светло-рыжие волосы. Он поставил на землю громоздкую акустическую колонку, которую в этот момент перетаскивал из одного угла Лужайки в другой, и небрежно опёрся на неё.

«Лучше, хуже – это не вопрос для обсуждения. Слишком разные, несравнимые жанры и направления… Главное – профессионализм, талант и вкус исполнителей. Мы любим слушать традиционную, народную музыку, – пожал плечами Бенци, прямо глядя в красивые от природы, светло-карие глаза юнца, которые портило совершенно не подходящее им жёсткое презрительное выражение. – Например, современный хасидский рок… Вот, вы только что слышали – наши мальчики неплохо на гитарах играют. А если вы уважаете только профессионалов, то – пожалуйста: записи популярного дуэта «Хайханим». Есть и немного классики, в основном – современной. Мы полагали, что День Кайфа с мангалами, с запахами жареного мяса, под весёлый аккомпанемент жующих челюстей – не самый лучший фон для серьёзной классики. Поэтому в основном взяли записи современных композиций, песен нашей молодости, армейских, есть ещё отрывки из мюзиклов, поп-музыка, рок для любителей, лучшие его образцы. Это, наверно, чуть ближе к вашему силонокуллу? А из новинок – целая кассета: Гилад и Ронен исполняют композиции на флейте и шофаре, или вместо флейты…» Но ему даже не дали договорить. Со стороны юной поросли раздались смешки. Бенци покраснел и тут же замолчал. Огромные глаза его вспыхнули, но он сдержался.

«Да кому это интересно! Прошлый век, более того – средневековье! И песенки ваши, и тем более инструменты!.. Какие-то пищалки, дудки дурацкие! Ни силы, ни космической мощи, сплошные сопли!» – загомонили юнцы. Две-три девицы громко захохотали. Элитарная молодёжь воспитывалась в понятии, что права их юных свободных личностей – священны и неоспоримы. То есть им априори дано неотъемлемое право любым способом, какой они сочтут нужным, выражать старшим своё мнение. Если же это кого-то задевает и оскорбляет – тем хуже для оппонентов!..

Бенци пожал плечами: «Как хотите. Мы думали, вам будет интересно послушать и нашу любимую музыку. Сколько мне известно, ваши родители её любили в дни нашей молодости, когда нас, религиозных и светских, музыкальные пристрастия и интересы не разделяли. Мы были готовы постараться приобщиться к вашей новейшей струе…

Несмотря на то, что тут у нас маленькие дети, которым ни к чему звуки… э-э-э… космической мощи и силы… над-мелодичность и над-ритмичность. Это же избыток шумовых эффектов». Бенци печально и задумчиво гладил по голове худенькую светловолосую девочку, которая робко прильнула к нему, удивлённо и немного испуганно поглядывая по сторонам похожими на чёрные маслины глазами; это была его младшая дочь Шилат.

Прозвучал голос Пительмана, в котором смешались фанфарические и визгливые интонации, впрочем, последние явно преобладали: «Что-о?! Нам хотят навязать нечто унылое, отжившее и замшелое?!» Левый глаз стоявшего сбоку и несколько сзади Арпадофеля пронзительным, недобрым странно-слепящим прожектором молочно-белёсого оттенка забегал по лицам расположившихся тесной группой религиозных лулианичей, как бы считывая их себе на память.

«Вот уж не знал, что предложить и навязать – одно и то же!» – иронически заметил высокий седоватый мужчина средних лет в чёрной вязаной кипе, стоявший рядом с Бенци. Это был его близкий друг Гидон Левин.

Религиозные лулианичи вплотную занялись устройством своих мест для мангалов, более не обращая внимания на Кобу и гневные выплески его ярости.

* * *

Продолжая злобно сверкать глазами, Коба отошёл к Мезимотесу, который тревожно поглядывал по сторонам: ему совершенно не был нужен скандал на Дне Кайфа.

Казалось, будто к Минею подкатил колобок, только что спрыгнувший из пышущей жаром печи. Тим с интересом наблюдал за ними, изредка с ироническим торжеством косясь в сторону правого склона Лужайки.

Миней с выражением озабоченности предупредительно склонился к Кобе, а тот вытянул шею к его уху и тихо шепнул: «Придётся взять на заметку тех, кто выступает против общего мангала, против струи и силонокулла. Обрати внимание: на них совершенно не действуют мои речи, мои интонации! Даже помощь Тимми ничего не дала!.. А глазищи у этого Дорона! Ты обратил на них внимание? Непросто с ним будет, ох, непросто! Похоже, он у них главарь… Ты понимаешь, Миней, насколько это серьёзно? Да это же антистримерство в чистом виде!» Мезимотес, слушая повизгивающий шепоток Арпадофеля, задумчиво качал головой, глубокомысленно потирая подбородок. Потом проговорил: «Я бы на вашем с Тимми месте, Кобушка, не начинал прямо с давления на людей. И для ярлыков время ещё не пришло. Вот уж кто меня удивил, так это наш Тим: он же был всегда такой мягкий, нежный мальчик… Я очень на него рассчитывал: если что, именно он смягчит ситуацию. Я хотел постепенно, нежно, деликатно. Так сказать, предложить – и всё.

Понимаешь? А те, кто не хочет – ну, что с ними поделаешь!.. Значит, в другой раз!

Тебе это надо – начинать знакомство с народом со скандала? Это может только навредить нашему общему делу. Я тоже был неправ. Надо и мне было быть тоньше и деликатней, не задевать их чувств!.. Не время, ох, не время, Коба, для задуманного нами большого общего мангала…» – «Но я же был уверен, что мой голос сам по себе на вашу публику подействует – так было всегда!.. И посмотри: многие всё-таки испугались. Значит, не зря я применил мою опробованную методику!» – «Слушай, Коба. Ведь угишотрия уже запущена, работа идёт полным ходом! Так к чему гнать волну!.. Техника сделает дело быстрее и эффективнее. Пока что можно тонко и ненавязчиво попенять им на препятствия, которые они создают объединению коллектива. Это действует! Тимми, ты, пожалуйста, поговори с Офелией… Ты же у нас обаятельный! А сам – больше ни-ни! Понял?» – «Да… но… Меня этот Бенци просто выводит из себя…» – оправдывался Тим. – «У тебя совсем не те задачи!

Забыл, что ли?» – «Ладно, больше не повторится, шеф…» – потупился Тим. – «Ну, что ж! Поработаем!» – зловеще усмехнулся Арпадофель. От ослепительного темно-жёлтого сверкания его круглого глаза даже ко всему привычный Мезимотес поёжился.

* * *

Группа религиозных лулианичей расположилась на правом склоне Лужайки, спускающемся к морю. Мужчины и мальчики, сложив привезенные сумки на землю возле женщин и детей, распаковали их и тут же принялись собирать и складывать кирпичи для самодельных мангалов. Женщины и девочки занялись подготовкой мяса с салатами.

Несколько женщин и девочек занялись выпечкой пит. К ним, как на весёлый аттракцион, сбежалась детвора. Кто-то из подростков включил магнитофон, из которого тут же понеслись зажигательные мелодии хасидского рока.

Светские лулианичи облегчённо вздохнули, решив, что конфликт, затеянный (в этом ни у кого не было сомнений!) таинственным и жутковатым Куби-блинком с непонятной целью и поддержанный зачем-то обаяшкой Тимми, на какое-то время заглох. Они устроились с привычным комфортом на удобной и более приспособленной для мангалов просторной левой стороне Лужайки. Каждая семья или две-три семьи вместе, занимали для себя столики, раскладывали свои припасы, устанавливали и разжигали свои фирменные мангалы.

Гимназисты продолжили поиски места для акустических колонок, монтаж, подключение и настройку аппаратуры. Пламенные фанаты силонокулла, они прилагали неимоверные усилия и смекалку для получения такой космической силы и мощи звучания излюбленных шедевров, чтобы они впечатлили всех и приобщили неприобщённых к доселе неведомой красоте и мощи надмелодических и надритмических силонокулл-гармоний.

Для начала, к величайшему счастью ушей и нервов кайфующих лулианичей и членов их семей, они решили ограничиться композициями Куку Бакбукини, пропустив его ботлофон через шумопонижающий блок. Но чаще всего они перемежали ботлофон записями импровизаций безвестного солиста из группы Ори Мусаки, радовавшего своих поклонников потешными композициями на старинной стиральной доске ихней бабушки. Все знали, что эти новомодные изыски особенно заинтересовали группу подростков 13–14 лет из Эрании-Далет. Им удалось достать несколько стиральных досок ихних бабушек, и они организовали группу «Шук Пишпишим». Их ровесники из Эрании-Алеф и Эрании-Бет смотрели на них с завистью, пока и сами не обзавелись такими же стиральными досками, но конкурировать с ровесниками из Эрании-Далет они долго не решались…

Мангал семейства Блох

Лужайку пикников окружали густые заросли, создающие и приятную прохладу и необходимую, хотя и недостаточную, звуковую изоляцию.

Пока Миней Мезимотес фантазировал на тему своего фирменного боссо-мангала, Арпадофель прогуливался по Лужайке. Он решил покрутиться рядом с молодёжью. Ведь на боссо-мангал Мезимотес захотел пригласить кое-кого из гимназистов, занимающихся в данный момент подготовкой звуковой аппаратуры. Тим, естественно, сказал, что у него как раз есть подходящие кандидатуры. Миней согласился, но Арпадофель решил и этот вопрос взять под свой неусыпный, пусть и ненавязчивый контроль.

Мало кому положено было знать, что Миней Мезимотес уже заразил рош-ирия Эрании Ашлая Рошкатанкера своей идеей провести в городе важное мероприятие – музыкальный конкурс, который Миней предложил – в духе старинной рыцарской романтики – назвать Музыкальным Турниром. Он расписал Ашлаю все преимущества проведения этого Турнира, упирая на финансовые и престижные выгоды мероприятия для Эрании, которая в недалёком будущем может превратиться в культурную столицу Арцены, притягивая туристов со всех концов планеты. Деньги, убеждённо и проникновенно говорил Миней Ашлаю, потекут рекой, благосостояние возрастет многократно, привлекательность города поднимется до небес!

Но самый первый Турнир необходимо подготовить с особой тщательностью. Такое серьёзное дело нельзя пускать на самотёк: ведь цели Мезимотеса и его друзей – не только повышение престижа и финансовые выгоды для Эрании. Главное – надо соответственно и очень серьёзно подготовить массы. Они должны осознать, чему и кому коллективный культурный индивид современности отдаёт предпочтение. Мало знать заранее предпочтения большинства, их следует контролировать и направлять в нужное русло, чтобы далее их несла без остановки струя подобающей цветовой гаммы.

Именно на Дне Кайфа Миней решил незаметно и ненавязчиво отработать свои идеи – для начала на лулианичах. Он очень рассчитывал на молодых элитариев, главным образом – гимназистов из Галили. Продвинутые члены «Клуба юных силоноидов» могли оказать в этом большую помощь. Успешное словесное сражение, в котором они одержали победу над упёртым Дороном, продемонстрировало их бойцовские качества и незаурядный творческий потенциал.

Он подозвал к себе Тима. Тот послал Офелию побродить с диктофоном по Лужайке пикников, подсказав, на кого стоит обратить особое внимание, после чего присел со старинным приятелем отца прямо на мягкую травку. О чём они беседовали, никто не знал. Закончив беседу с боссом и встав, Тим направился к молодёжи, роящейся вокруг аппаратуры. Увидев возле них Кобу, он решил подождать, не появляться у мальчиков Блох вместе с Арпадофелем – каждому фрукту своё время.

* * *

Подойдя к группе деловито суетящихся парней Арпадофель долго стоял, время от времени прошивая их туманным лучом, испускаемым из ещё сильнее закосившего левого глаза, и размышляя, кого имеет смысл пригласить.

Его внимание привлекли близнецы 16–17 лет. Коба ещё не знал, что это сыновья главного специалиста «Лулиании» Моти Блоха, Галь и Гай, тем более внешне они ничем не напоминали отца. Это были широкоплечие крепкие парни среднего роста, обладатели мощных, перекатывающихся под загорелой кожей бицепсов на руках и ногах, свойственных тем, кто слишком много времени уделяет тренировкам в силовых видах спорта. Галь всегда был чуть крупнее и мощнее Гая, а сейчас и взгляд его серых красивых глаз стал жёстче и холоднее. Как это водится у близнецов, они были почти совершенно неразлучны, причём примат более активного Галя с самого раннего детства безоговорочно признавался вялым и слабохарактерным Гаем.

Поступив в гимназию, близнецы задались целью подчеркнуть яркую индивидуальность каждого. Они начали принципиально одеваться и стричься по-разному. Стиль определял, разумеется, Галь, а Гай безропотно принимал все его решения. Галь выбрил у себя левую половину головы, а правую искусно превратил в лохматого пёстрого ёжика. Гаю, наоборот, он посоветовал выбрить правую половину головы, а с левой у него свисали до плеч покрытые жирным гелем, блестящие, похожие на радужные перья, голубоватые с розоватым отливом пряди волос.

Домашние давно позабыли бы, какого цвета волосы были у братьев изначально, если бы не детские фотографии, которые любили разглядывать родители и сестра. На детских фотографиях головы близнецов были похожи на пару ярких солнечных эшколитов. И рядом с ними ярким контрастом – крупные, чёрные, как смоль, локоны младшей сестрёнки Ширли, сверкающей горячими чёрными глазёнками.

Колечки и шарики, которыми близнецы Блох искусно украсили свои уши и лица, став гимназистами, были разной формы и величины, да и располагались у каждого по-своему.

К тому же свои тела они совсем недавно изукрасили модной росписью, и тут каждый предпочёл свой узор и раскраску, отличную от брата. С момента их поступления в гимназию Галили индивидуальность каждого выплёскивалась из них с силой и энергией, которую диктовало и подпитывало современное буйство молодёжной моды.

Их решительные, жёсткие, покрытые слабым светло-рыжеватым пушком подбородки и колючий, непреклонный взгляд насмешливых серых глаз просигнализировали Арпадофелю, что на этой парочке неплохо было бы остановить свой выбор. Он подкатил к ним и тихо прогундосил: «Мальчики, как вас зовут?» Мальчики, сильно смущаясь и заикаясь, назвали и имена, и фамилию: их немного смутило, но главное – польстило, что этот показавшийся им скорее забавным, нежели зловещим, колобок, за которым уже угадывалась сила, нарождающаяся не только в «Лулиании», но во всей Эрании, обратился к ним. Арпадофель был ещё больше озадачен: неужели это потомки того самого Моти Блоха, которого он почему-то невзлюбил с первого взгляда на совещании у Минея?.. Он сверкнул ослепительно-жёлтым левым глазом, не решив, как ему реагировать на сыновей этого умника.

Решив поразмышлять на эту тему во время обхода Лужайки, он отошёл от них, то и дело оглядываясь и буравя поочерёдно каждым глазом юных Блохов. От его взора не укрылось, что в компании ребят, налаживающих аппаратуру и подбирающих записи, которыми они хотели осчастливить лулианичей, близнецы играют лидирующую роль.

Коба вспомнил, с какой похвалой Мезимотес отзывался о сыновьях Блоха. Как знать, может, и он относительно Моти ошибается, но, скорее всего, эти яблочки непостижимым путём очень далеко откатились от отцовской яблоньки.

Коба решил посоветоваться с Минеем, стоит ли именно этих ребят пригласить к ним на боссо-мангал. И тут у него в голове сверкнуло: «Тимми Пительман!» Ну, конечно, Тимми! Во всех отношениях именно то, что им нужно – и на этот важный и ответственный день, и на дальнейшее. Решено: надо пригласить этих лапочек-культуристов и Тимми. Познакомить их, а там!..

Миней, услышав идею Арпадофеля, рассмеялся: «Отлично, Коба! Лучше не придумаешь!

И даже знакомить с Тимом мальчиков не придётся. Разве ты не знал, что Тим – как бы приятель Моти? Конечно же, он часто бывает у Блохов. И сыновей его отлично знает. Я даже слышал, что они к нему привязаны куда как больше, нежели к своему вечно погруженному в работу отцу. Сдаётся мне, Тимми тоже именно их имеет в виду!» – «А, кстати, где ты установил свою беседку? Надо бы в самых зарослях, чтобы никто ничего не заметил…» – подозрительно прогундосил Коба, его фанфарисцирующие интонации удивительным образом куда-то исчезли. – «Не волнуйся…

Всё будет тип-топ!» – ухмыльнулся Миней.

* * *

Юных элитариев сильно впечатлили фанфарисцирующие модуляции голоса загадочного «колобка», стреляющий разноцветными очередями его левый косящий глаз. Близнецам Блох и их друзьям Коба показался не жутковатым, а скорее – забавным. Они ещё не осознавали, но подсознательно чуяли, что его речь как бы распахнула перед ними широкую перспективу – с точки зрения идей, обуревавших их неугомонные и необузданные натуры. Правда, оставалось загадкой, как они могли что-то почерпнуть из речи, в которой интонации, а не слова, играли главную роль, но в образе мыслей и ощущений современных юных элитариев загадок хватает. А тут ещё он сам обратил на двух из них своё благосклонное внимание! Тот самый Арпадофель, – вы понимаете? – в котором не только они, сыновья главного специалиста «Лулиании», но и кое-кто из наиболее прозорливых лулианичей, ощутили нарождающуюся силу и мощь. Было от чего придти в возбуждение!..

Естественно, братья Блох тут же стали предметом открытого преклонения и скрытой чёрной зависти. Но до поры, до времени Галь и Гай купались в лучах своей нежданно-негаданно свалившейся на них славы, не опасаясь проявлений глубоко запрятанной зависти.

* * *

Рути с Ширли готовили жареное мясо. Моти сидел рядом, рассеянно тянул одну сигарету за другой и не выпускал из рук ноут-бук, целиком погрузившись в мерцающую глубину его экрана. Моти отдыхал. Он сам выгрузил из машины складной столик и стулья, расставил всё это по местам, установил мангал и разжёг его.

Рути хотела помочь, но он ласково и твёрдо отстранил её – «нечего, мол, лезть в сугубо мужское дело!» На сыновей-каратистов, с самого начала исчезнувших виду, он не рассчитывал: они давно в доступной форме растолковали родителям, что у сознательных элитариев принято ставить общественное выше личного.

Галь и Гай со своими приятелями из секции восточных единоборств были заняты полезным делом, не чета таким мелочам, как столики и стульчики для одной, отдельно взятой семьи, пусть и собственной. Они занимались поиском оптимального расположения аппаратуры на Лужайке. Им очень хотелось так расположить колонки, чтобы силонокулл-композиции захлестнули Лужайку непрерывными потоками от края до края, до самого правого склона, нагло захваченного упёртыми раскольниками-досами.

Правда, для этого гимназистам-силоноидам не хватало ни технических знаний, ни опыта. Но ребята не унывали, они неутомимо и деловито продолжали экспериментальные поиски оптимального расположения огромных акустических колонок на Лужайке. В этом деле мощные мышцы близнецов были поистине незаменимы.

Несмотря на горячее желание юных элитариев приобщить всех-всех-всех лулианичей к своему любимому силонокуллу, им не удавалось должным образом настроить аппаратуру и расположить акустику. Поэтому новейшая струя поначалу плескалась на крохотном участке Лужайки пикников вокруг аппаратуры.

А между тем на Лужайке царил звуковой фон, который можно охарактеризовать, как причудливый шумовой салат, отовсюду неслась музыка самых разных жанров и направлений. Особую ярость у разочарованных парней возбуждали мелодии, весело несущиеся с правого склона.

Подростки 10–12 лет в ожидании любимых лакомств, не обращая никакого внимания на усилия своих старших приятелей, вышли на беговые аллеи и устроили соревнование на скейтбордах и коркинетах, кто-то уже начал играть в новую модную игру ловких и отважных – флай-хоккей, которая совсем недавно появилась у элитариев. Да и какой толк от этой мелюзги; уже то хорошо, что под ногами не мешаются!

Обескураженные парни уселись на тёплую землю. Они решительно не знали, что ещё тут можно сделать.

Тут Галь заметил, что к ним приближается своей небрежной походочкой их старший друг Тимми Пительман, а за ним следом – гибкая, как змейка, и великолепная, как всегда, Офелия Тишкер. Прославленная звезда эранийской прессы присела позади одной из колонок и вытащила свой диктофон, незаметно направив его на загрустивших парней.

На лице Пительмана новенькой денежкой сияла обаятельная улыбка. Он ласково и крепко обнял широкие плечи обоих близнецов: «Привет, сладкие мои! Ваша мамочка сказала мне, что вы тут. Технику, говорит, отлаживаете. Но со мною почему-то не захотела разговаривать… Говорит, надо за жарким следить, ни до чего ей больше нету делов… А ещё супруга моего армейского товарища! Где оно, неувядаемое армейское братство!..» – с горестным выражением на лице драматически произнёс Тим, воровато поглядывая на Офелию. Глянул на близнецов, помолчал. Поймав их изумлённые взгляды, виновато потупился. «А папенька ваш, как всегда, весь в делах, в работе. Ему и вовсе ни до чего: ни до друзей, ни до семьи, даже ни до детей его родных… – как бы мимоходом, заметил с сочувственной улыбкой Тим и снова крепко прижал к себе мальчишек: – Вот я и пришёл к вам. И мне кажется: вовремя!..» – «Да, Тимми! Помоги нам! Нам никак не настроить аппаратуру: не звучит, ну, не звучит, как нам надо! Надо, чтобы и до правого склона докатилось!..

Понимаешь?» – «Не переживайте! У нас с вами сейчас до самого входа в Парк докатится и самый тихохонький пассажик Куку!» – «За Лужайку нам бы не надо…

Нельзя!» – с сомнением покачал головой Гай. – «Не боись, лапуль! Будет, как нам надо! Это покуда ещё нельзя – так мы и не будем!.. Ну, давайте… Посмотрим… А ну-ка, Гай, лапуля, вот эту колоночку оттащи к этому кустику… Да не под кустик и не набок! Что ты её, как девушку, спать укладываешь, когда она стоять должна, как солдат на посту!.. Ну!.. Вот так, миленький, хорошо!.. Галь, детка, вот эту колоночку – во-он в тот уголочек… Ага!.. Хорошо! А теперь идите к семье. И ваших друзей забирайте. Вот вам… – и с этими словами Тим вытащил из одного из своих бездонных карманов пару бутылок дорогого французского коньяка. – Это вашим друзьям в подарок. Только дайте мне самому тут поработать. Офелия поможет». – «Тимми, ты прелесть! Но разве можно нас спаивать? Мы же несовершеннолетние!» – хитро подмигнул Галь. – «Да это же коньяк – просто очень хорошее вино! Ну, и… Идите, идите… Мы тут с Фели сами попробуем с техникой. Доверяете?» – «Спрашиваешь!..

Как мы можем не доверить гениальному специалисту, как наш Тимми!» Близнецы покопались в стопке дисков, выбрали и протянули Тиму один из дисков: «Вот этот поставь первым, а следом вот эти – один за другим…» – и послушно отошли к столу, возле которого хлопотали мама и сестра.

* * *

Наконец, ароматные стейки, шашлыки и цыплята, шипя и истекая жиром, живописной горкой взгромоздились на блюде. Ширли с рассыпавшимися по плечам чёрными крупными локонами, слегка прихваченными синей ленточкой, раскраснелась, пока суетилась с мамой возле мангала. Она красиво накрыла низенький раскладной столик, водрузив в самый его центр блюдо с салатом, от одного живописного вида которого слюнки текли – она была мастерица на такие кулинарно-декоративные изыски.

Семья расположилась вокруг столика, предвкушая приятную и вкусную трапезу. Моти почти не изменил позы, он изредка отрывался от ноут-бука и рассеянно улыбался.

Рути потянулась забрать у него аппарат, но он уморительно нахмурил брови и отвёл её руку. Но всё же пододвинулся поближе и, положив ноут-бук на колени, поглядел с улыбкой на жену и детей: «Ну, приступим?» – «Как скажешь!» – и Рути принялась наполнять тарелки.

Наполнив пивом лёгкие стаканчики, старшие братья начали с похвального слова приготовленному Ширли салату: «О-о-о, что за мастерица у нас сестрёнка!» – «Любимая сестрёнка!» – подчеркнул Гай. – «Отличная девчонка, право же, отличная!» – заходился от восторга Галь. – «И красавица! И салат ей под стать! Во всяком случае, по внешнему виду!» – наперебой расхваливали они салат, с мужественной грацией поводя вокруг него руками, вооружёнными пластиковыми вилочками. – «Право же, жаль разрушать такую красоту!» – «А вы попробуйте! А вдруг на вкус он не столь великолепен, как на вид!» – хитро улыбнувшись, проговорила Рути. «Ну, что ты, мам! То, что делает Ширли – выше всяких похвал!» – с преувеличенной серьёзностью заявил Галь. – «Вот, сестричка, как мы тебя ценим! Даже не хотим разрушать созданную тобою красоту!» – «Ну, хватит! Попробуйте!.. А то я подумаю, что вам заранее не нравится…» – покраснев, пробормотала девочка.