Текст книги "Свет маяка"

Автор книги: Фанни Райдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Ну, патента на врачебную практику у него, к сожалению, нет... – сообщила Берил, отбирая у пса кость и суя ему под нос изжеванный чехол от складной удочки. – Ты ведь помнишь, где это взял, верно, приятель? Доктор Макнайт... Огастус подарил тебе эту штуку, после того как ты в пятый раз стянул ее у него с заднего крыльца. Ты всегда берешь игрушку с собой, когда отправляешься с Гасом на рыбалку. Гас бросает ее в воду, а ты и рад за ней плавать.

Берил торопливо нацарапала несколько слов на клочке бумаги и скотчем приклеила записку к футляру.

– Ты ведь любишь играть с Гасом в "сбегай-принеси", так? – Молодая женщина сделала вид, что бросает игрушку, и спаниель так и задрожал от нетерпения. Берил присела на корточки, заглянула в понимающие карие собачьи глаза и вложила футляр ему в зубы. – А ну, отнеси Гасу! Отнеси! Понял?

Бони насторожился и тихонько взвизгнул.

– Ничегошеньки-то он не понял – он же собака! – недоверчиво произнес незнакомец.

– Бони – редкая умница! – негодующе запротестовала Берил. – Он все понимает, верно, малыш? Иди поиграй с Гасом в "сбегай-принеси"!

Спаниель возбужденно залаял, схватил с пола выпавший футляр и пулей вылетел из комнаты.

– Ox, Бони! – запоздало крикнула Берил ему вслед. – Только не забудь, что футляр не пройдет... – Раздался резкий глухой стук, пес обиженно взвизгнул, зарычал, исступленно колотя футляром о стенку. – Не пройдет горизонтально в "кошачью дверцу".

Молодая женщина поспешила было на помощь, но Бони уже протолкнул игрушку в дыру. Мгновение – и довольное рычание затихло вдали.

– Большая умница, говоришь?

Берил отбросила назад влажные волосы.

– Ну, он, конечно, в пословицу "не зная броду, не суйся в воду" не верит. Однако сколько представителей рода "хомо сапиенс" грешат тем же, – не без намека отметила она.

– Ты и впрямь надеешься, что пес справится? – удивился мужчина.

Взгляд льдисто-серых глаз задержался на какой-то определенной точке. Берил опустила взгляд: так и есть, насквозь промокшая водолазка прилипла к телу, обрисовывая округлые груди и полное отсутствие лифчика. Она поспешно оттянула ткань от груди.

– Конечно, справится. Поручите Бони любое дело, и он из кожи вон вылезет, лишь бы не подвести хозяина! – горячо вступилась за любимца Берил, хотя в глубине души подобной уверенности отнюдь не испытывала. Мысль о том, чтобы самой выйти под дождь, особой радости не внушала. – Я пока пойду переоденусь в сухое.

– Если это из-за меня, то не трудись. От этих насмешливых слов соски ее почему-то заметно напряглись и затвердели. Берил так привыкла не замечать собственного тела, что испытала самый настоящий шок, обнаружив, как оно реагирует на небрежное замечание мужчины, тем более в обстоятельствах настолько необычных.

– Прижмите полотенце к ране и держите так, пока я не вернусь.

Берил очень хотелось принять душ. Но, представив, как нагая стоит под струями горячей воды, отделенная от незнакомца со льдистым взглядом лишь непрочной стеной, она неуютно поежилась. Нет уж, ни за что! Она переоделась сначала в сухой свитер, а затем только сменила джинсы на брюки, чтобы ни на миг не остаться совсем уж нагишом. Попутно она докрасна растерлась полотенцем. А потом промокнула волосы и собрала их в высокий хвост, чтобы сохли сами по себе и в глаза не лезли.

Впрочем, ее опасения, что незваный гость ненароком забредет в ванную, оказались напрасны. Когда Берил возвратилась в гостиную, незнакомец лежал в той же самой позе: глаза закрыты, полотенце послушно прижато к виску.

Неподвижность раненого внушила ей некоторые опасения. Но, увидев, как ровно вздымается и опускается его грудь, Берил тут же успокоилась. Она подобрала с пола мокрый плащ, удивляясь, до чего тот тяжелый, и отнесла в ванную. Затхлый запах отсыревшей ткани щекотал ей ноздри. Гул ветра и шум дождя заглушали шаги.

Забросив плащ на свободную веревку, Берил поколебалась минуту, а затем, мучаясь сознанием вины, пошарила в карманах. Бумажника там не оказалось, зато отыскалась связка ключей и изящная серебряная зажигалка, украшенная прихотливым орнаментом. Массивная безделушка словно сама собою легла ей в руку. Металл приятно холодил кожу, пальцы властно сжались – и Берил с трудом поборола желание положить вещицу в собственный карман.

В ужасе от внезапно пробудившейся клептомании, Берил выскочила из ванной и неслышно положила ключи и зажигалку на столик у дивана. Затем обернулась – и сердце ее так и подскочило в груди. Незнакомец молча наблюдал за ней, переводя взгляд с "похищенных" предметов на ее встревоженное лицо и обратно. Берил нервно облизнула пересохшие губы.

– Э-э-э.., я повесила плащ сушиться, а из карманов на всякий случай все достала. – объяснила она смущенно. – Вот что я нашла...

Берил коснулась изящного серебряного предмета, и ее палец скользнул по странной неровности. Наверняка какой-нибудь знак ювелира. Но она вдруг осознала, что нащупала отнюдь не пробу. Поднесла зажигалку к свету... Так и есть – изящная вязь крохотных букв, что на расстоянии вытянутой руки и не прочтешь!

– Какая-то надпись...

– Что такое?

Несмотря на усталость и очевидную путаницу в мыслях, раненый чутко подметил смену интонаций в ее голосе.

– Здесь гравировка, – пролепетала Берил, разрываясь между любопытством и необходимостью отрицать притягательность серебряной зажигалки.

– Да ну? – Во взгляде его читалось прежнее равнодушие. – И что там?

Незнакомец приподнялся на локте, искренне недоумевая: секунды идут, а прочесть надпись ей словно бы и в голову не приходит!

Закусив губу, Берил поднося зажигалку к самым глазам.

– Луису, любимому и единственному, пришельцу из иного мира, – прочитала она и нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл короткой фразы, которая вдруг показалась до странности знакомой.

Гравировка сделана женщиной, никаких сомнений тут нет и быть не может. Но что, ради всего святого, имелось в виду?

– Это как? В каком смысле "пришельцу из иного мира"? То есть вы не из Канады? Мужчина бессильно откинулся на подушку.

– Понятия не имею, – отозвался он, и в голосе его прозвучала такая безысходность, что не приходилось сомневаться: незнакомец говорит чистую правду.

Однако теперь у Берил оказался хоть какой-то ключ к разгадке.

– Луис... – произнесла она вслух, надеясь, что имя, возможно, воскресит угасшие воспоминания. – Вас, наверное, зовут Луис. Как вам это имя – знакомо, нет?

– Я... Голова моя...

– Что, разболелась сильнее?

И тут раздался стук в дверь. Облегченно вздохнув, Берил кинулась открывать. На пороге стоял закутанный в плащ-дождевик Огастус Макнайт, держа под мышкой весьма удрученного пса, а в другой руке сжимая чемоданчик.

– О Господи, доктор Макнайт.., что случилось? – испугалась молодая женщина.

– А мне казалось, это – моя выходная реплика, – усмехнулся врач, торжественно передавая спаниеля хозяйке. – С Бони все в порядке. Просто в лужу плюхнулся, выскочив из джипа. Пострадала только его гордость – не более.

– Бони, умница ты моя! – похвалила Берил собаку и потрепала его мокрые уши. Радуясь, что миссия исполнена успешно, она даже не стала отчитывать своего любимца, когда тот шумно отряхнулся, забрызгав грязью ее новые брюки. Я беспокоилась, что при таком шуме вы не услышите, как он лает, – призналась она.

– Мы и не слышали, пока он не запрыгнул на крышу машины, а с нее на подоконник. До чего упорная бестия! Я отлично знаю, что дождя наш Бони не любит – вот и подумал, что не его это затея поиграть в "сбегай-принеси" среди грома и молний.

– Прошу прощения, что вытащила вас из дому в такую кошмарную ночь, покаялась Берил, помогая врачу избавиться от плаща. – Но я просто не знала, что делать.

Пока Огастус Макнайт мыл руки в кухне, Берил вкратце объяснила, что произошло. Широкий в плечах, коренастый, ростом гость был не выше хозяйки и в свои пятьдесят с небольшим лет так и излучал бодрость и кипучую энергию. Залысины на лбу, круглое лицо и аккуратно подстриженная серебристо-серая бородка делали Огастуса похожим на добродушного игрушечного медвежонка. Но под пронзительным, неотрывным взглядом его карих глаз Берил всегда становилось не по себе.

– Свитер и брюки его слегка намокли, но переодевать я не стала – побоялась слишком тормошить, пока рана еще кровоточит. Похоже, он понятия не имеет, кто он такой. Вот я и испугалась, что, может, у него черепно-мозговая травма или что-нибудь в этом роде, сбивчиво объясняла Берил, подавая врачу чистое полотенце.

– Что ж, прямо сейчас мы вряд ли сумеем ему чем-то помочь, разве что понаблюдаем, пока погода не улучшится. А потом надо будет доставить его в больницу, – отозвался Огастус невозмутимо. – Но давайте не забегать вперед. Самое худшее обычно оказывается и самым маловероятным.

Он открыл чемоданчик, извлек стетоскоп и не сдержал ухмылки, видя, с каким облегчением взирает на этот предмет Берил.

– Знак принадлежности к благородному лекарскому сословию, – усмехнулся Огастус. – Чтобы пациент сразу видел – перед ним не какой-нибудь шарлатан. Что, похож я на настоящего доктора?

– Но я думала... Ведь вы и в самом деле доктор, разве нет? – пролепетала Берил, слегка сбитая с толку шутливым тоном собеседника.

– А то! Так что спокойно можете поручить мне своего подопечного. Клятвенно обещаю, что проведу осмотр по всем правилам.

– Да-да, конечно. – Берил смущенно осознала: врач мягко намекает на то, что предпочел бы остаться с пациентом один на один. – Он вон там, на диване, хотя гостевая спальня тоже в вашем распоряжении, доктор, если понадобится.

– Зовите меня просто Гасом, – усмехнулся гость. – Стоит ли блюсти формальности, если с Бони мы уже давно на "ты"?

Подхватив пса, Верил поспешно удалилась в ванную. Вымыв "герою дня" лапы, она подсушила спаниеля феном. Бони извивался всем телом, подставляя под поток горячего воздуха то хвост, то голову, пока длинная рыжая шерстка не заблестела вновь как тонкий расчесанный шелк.

Ровное гудение фена в сочетании с шумом дождя и воем ветра оградило Берил от искушения подслушать. Однако едва Огастус позвал ее по имени, она не замедлила явиться. Врач широко улыбнулся, картинно развел руками.

– Ну что ж, пострадавший отделался шишками да синяками. Но вот насчет пореза вы были правы; надо бы зашить. Вы мне не поассистируете?

Берил разжала до боли стиснутые кулаки, чувствуя, как в сведенных судорогой пальцах вновь начинает циркулировать кровь.

– Конечно, с охотой. – Она обернулась к незнакомцу, тот не отрывал взгляда от ее рук; видно, волнение женщины от него не укрылось. – Ну, то есть если вы не возражаете, – обратилась Берил к нему.

Раненый приподнял голову, на бледных губах его появилась тень улыбки.

– С какой стати? До сих пор вы с ролью медсестры отлично справлялись. Сдается мне, ничего нового вы уже не увидите.

Здесь он слегка преувеличил. Сейчас его накрывал пушистый мохеровый плед, из-под которого виднелись лишь голова и плечи, а брюки со свитером валялись тут же на полу. Стало быть, осмотр и впрямь был проведен по всем правилам.

Словно дразня, мужчина вытащил руки из-под пледа и сцепил пальцы на животе, И Берил впервые заметила, что на одном из запястий поблескивают дорогие часы, а на мизинце правой руки красуется золотое кольцо-печатка с нефритом.

Она невольно обратила внимание, что черные волоски, курчавившиеся на его широкой груди, кажутся такими же мягкими и шелковистыми, как и мохер, а скульптурные плечи в избытке снабжены мускулами. Смущенно отведя взгляд, Берил сбегала в кухню за всем необходимым, пока Огастус раскладывал на столике инструменты. Она содрогнулась, когда врач сбрил волосы вокруг раны на голове незнакомца.

– Вот ведь счастливец: такой шевелюре позавидовать можно! – хмыкнул Огастус. – Я-то начал лысеть еще до того, как мне перевалило за третий десяток. А вам, надо думать, около тридцати пяти?

Не дожидаясь ответа, он мазнул по ране тампоном с местным анестезирующим средством, объясняя, что к лекарству более сильнодействующему прибегнуть не решается.

– Мне бы не хотелось притупить ваши реакции на ближайшие несколько часов.

Затем Огастус взял иглу с хирургической нитью – и Берил непроизвольно поморщилась. Руки ее, сжимающие простерилизованные ножницы и упаковку ваты, задрожали мелкой дрожью.

– Вы как, в порядке? – вопросительно изогнул бровь врач.

– Вполне, – добро расправила плечи Берил. Пациент, стиснув зубы, глядел куда-то вдаль.

– Вот и с Луисом все будет хорошо. Он в отличной форме – тем более для того, кто только что потягался силой с кряжистым деревом. Так что от двух-трех уколов иголкой хуже ему не станет.

– Вы назвали его Луис. Значит, он вспомнил-таки свое имя? – радостно воскликнула Берил, на секунду забывая об "операции".

– Ну, что касается личной жизни, то в памяти у него по-прежнему провал, но он рассказал мне про зажигалку, – пояснил врач к большому разочарованию Берил. – Так что мы решили, что Луис звучит куда правдоподобнее, чем Джон Смит, и куда менее мелодраматично, чем мистер Икс.

Берил закусила губу, глядя, как Огастус орудует иглой. А пациент и бровью не повел. Он словно ушел в себя – в такие глубины подсознания, куда не добраться даже боли. Или, может быть, рецепторы мозга просто отказывались принимать сообщения истерзанного тела, и это состояние отрешенности – не что иное, как очередной тревожный симптом?

– До чего аккуратно, – дрожащим голосом похвалила Берил, когда Огастус ловко обрезал нитку и убрал окровавленную иголку в специальный футлярчик.

Врач самодовольно усмехнулся.

– Вообще-то, рукоделие – мое хобби. Не слишком-то вяжется с образом сурового мужчины, это верно, зато нервы успокаивает. На беду свою, я так преуспел, что всю штопку жена поручает мне.

– Как самочувствие, Луис? Огастус направил луч фонарика в глаз пациента.

– Чувствую себя так, словно какой-то садист попрактиковался на мне в ручной вышивке, – мрачно хмыкнул тот.

– Ну а теперь можете расслабиться: садист уходит, – от души рассмеялся Огастус. – Хороший отдых – вот то, что вам нужно. Берил за вами присмотрит. А утром поглядим, как вы будете себя чувствовать. Держу пари, к этому времени вы станете другим человеком.

Морщины на лбу Луиса разгладились.

– Не сомневаюсь, доктор, – подтвердил он. Не разделяя его оптимизма, Берил поспешила за Огастусом в прихожую.

– Так вы уверены, что черепно-мозговой травмы у него нет? – тихо переспросила она.

– Для стопроцентной уверенности нужна рентгеноскопия, – ответил врач. – Но что до меня, я готов поручиться: все в порядке. Хотя признаки помрачения сознания налицо, как это бывает при сотрясении мозга, на серьезные внутренние повреждения ровным счетом ничто не указывает. Голова у пациента кружится, зато тошноты нет. И хотя речь затруднена, моторные рефлексы в норме. Подозреваю, что основной удар пришелся на руки, судя по синякам и ссадинам. Рана на виске – сущие пустяки, заживет в мгновение ока. Со всей определенностью могу сказать, что никаких подозрительных шишек и вмятин на черепе я не нащупал.

– Думаете, он отделался легким сотрясением? – не отступала Берил, пока Огастус укладывал стетоскоп в чемоданчик.

– Думаю, в ближайшие двадцать четыре часа вам стоит за ним приглядывать.., так, на всякий случай. Если он захочет спать – пусть себе спит, но будите его каждые два часа. Включайте свет и велите ему открыть глаза, чтобы проверить, по-прежнему ли речь у него связная и может ли он выполнить простейшие команды.

– Не лучше ли вам остаться? – нервно спросила Берил.

Улыбка Огастуса угасла, брови озабоченно сошлись над переносицей.

– Скажите, что именно вас тревожит. Молодая женщина задумчиво вертела в руке ключ от входной двери.

– Ну, понимаете.., неизвестно, насколько сильно пострадала его память. Представляете, каково ему придется, как только он поймет, что вся его жизнь сплошной пробел, пустое место!

Огастус помолчал, защелкнул замок чемоданчика. В глазах его читалось сочувствие.., и понимание.

– С вами так все и было, верно? Берил до боли напряглась, чувствуя, как в груди разливается ледяной холод. Вот поэтому она и избегала Огастуса Макнайта раньше. Еще не хватало стать объектом профессионального любопытства! История ее, как и все мало-мальски любопытные слухи, передавалась на острове из уст в уста, но в общем и целом люди старались не совать нос в чужое прошлое, разве что человек первым заговаривал о своих проблемах.

– Со мной все обстояло иначе. Я отлично помнила, кто я. Когда очнулась после удара, я по-прежнему была самой собой. Свою личность я не утратила лишь несколько маловажных лет жизни, без которых, как показал опыт, я отлично могу обойтись.

Берил вызывающе тряхнула головой так, что влажные пряди в беспорядке рассыпались по плечам. Но Огастус так и не задал вопроса, к которому она подсознательно приготовилась: откуда ей знать, что годы эти совершенно не важны, если она их не помнит?

– И вы так ничего и не вспомнили? – Кустистые брови Огастуса поползли вверх. – Никаких проблесков в памяти о двух предыдущих годах – с тех пор, как вы здесь живете?

– Ровным счетом ничего. Вот только вечно приходится говорить себе, что я двумя годами старше, чем хотелось бы верить, – шутливо сказала Берил, давая понять, как мало занимает ее подобная проблема.

И это была чистая правда. Молодая женщина не любила говорить об обстоятельствах своего приезда на остров, но лишь потому, что была слишком увлечена настоящим, чтобы тратить время на прошлое. И уж менее всего нуждалась она в консультации психиатра!

– Многие женщины вам бы позавидовали черной завистью: еще бы, два года сбросить со счетов! – в том же ключе отозвался Огастус, и Берил с благодарностью почувствовала, как от этих слов напряжение спадает и расслабляются сведенные мышцы. – Но вы совершенно правы: полная амнезия Луиса – нечто совсем другое, хотя я более чем уверен: это явление временного характера. Последствия шока в сочетании с сотрясением мозга вполне могли вызвать нарушение памяти. Классическая схема, вот что я вам скажу. Как только он отдохнет и организм восстановится, к нему вернется способность концентрировать внимание, а вместе с нею – и память.

Берил подумала, что узнавать столько нового о тайнах человеческого мозга она отнюдь не стремится. Она всегда избегала медицинских подробностей и, возможно, поэтому старалась держаться подальше от врачей и больниц.

– Не удалось ли вам узнать еще хоть что-нибудь о нем? – с надеждой спросила Берил. Врач задумчиво подергал себя за бородку.

– Ну, кое-что.., но это, как говорится, тайна исповеди, – лукаво сощурился он. – Пациент совершенно не помнит, откуда он приехал и к кому, и бумажника при нем нет – надо думать, потерял по дороге. Вы лучше знаете своих соседей, чем я. Вы уверены, что не встречали этого человека прежде?

– Совершенно уверена. В первый раз его вижу, – твердо сказала Берил. – Это я сразу поняла. Уж поверьте: если бы я знала, кто такой этот Луис, то немедленно сбагрила бы тому, кто пригласил его в гости. Я всегда помогу человеку в беде, но вот до гостей не охоча, особенно сейчас.

Эгоистично, конечно, так говорить, подумала она. Но ведь незнакомец уже и так внес беспорядок в мою мирную, устоявшуюся жизнь.

– Кстати, найдется ли у вас какая-никакая одежда или мне занести? Ему нужно тепло, чтобы не усугублять последствия травмы.

– Думаю, кое-что завалялось.

Когда в последний раз у нее гостил Джастин, он, как всегда, оставил кучу вещей: не то забыл, не то поленился упаковать.

Берил обернулась – и дыхание у нее перехватило. Раненый стоял, прислонившись к стене, в коридорчике между гостиной и прихожей. Давно ли? Многое ли из их разговора он услышал?

Серые глаза мужчины глядели настороженно, точно у загнанного в клетку зверя. Теперь, без мохерового пледа, поджарое, мускулистое тело являло себя во всей своей мужественной, первобытной красоте. Поросль густых курчавых волосков на груди клинышком уходила вниз, туда, где широкая резинка трусов обтягивала узкие бедра. Тонкая эластичная ткань не столько скрывала, сколько подчеркивала особенности его сложения. Берил почувствовала, как щеки ее заливает горячий румянец.

– Я провожаю доктора.

Незнакомец демонстративно не опустил взгляда.

– Мне нужно в туалет, – без околичностей объявил он.

– А... – Лицо Берил, и без того раскрасневшееся, вспыхнуло огнем. – Прямо по коридору, первая дверь направо, – сообщила она.

Оттолкнувшись от стены, мужчина нетвердыми шагами направился в указанном направлении. Берил тревожно оглянулась через плечо на Огастуса.

– Почки работают – это отличный признак! – ухмыльнулся тот.

Берил в который раз решила, что доктор Макнайт – неисправимый оптимист.

– А сам он справится? – полюбопытствовала она.

– Хотите, я на всякий случай подожду? – любезно предложил Огастус.

– Да, пожалуйста. И еще.., не покажете ли вы ему гостевую комнату? Я постелю ему там. На кровати куда удобнее, чем на диване.

И если из-за шума дождя ей не удастся заснуть и взбредет в голову почитать в гостиной, еще не хватало всю ночь глазеть на спящего незнакомого мужчину. Достаточно и того, что каждые два часа предстоит его навещать.

Глава 3

Оглушительный грохот вырвал Берил из блаженного состояния полудремы. Она так и подскочила в кресле и поднесла руку ко рту, сдерживая готовый сорваться крик. Сонно моргая, огляделась по сторонам – не обвалилась ли крыша? – но ничего необычного не обнаружила. В очаге слабо мерцали угли. В затекших ногах ощущалось легкое покалывание.

Слава Небесам, гром и молнии прекратились. Но дождь не утих. Тугие струи соткали сплошную завесу за окном, оглушительно барабанили по железной крыше, затапливали сточную канаву под деревянным желобом.

Может, это ветка с треском ударилась в окно или об стену? Бони не лежал на привычном месте у очага. И Берил встревожилась было, но тут же вспомнила, что пес с непривычной для него самоотверженностью предпочел пожертвовать личным комфортом, чтобы нести стражу у спальни незнакомца.

Сощурившись, Берил поднесла руку к глазам и с запозданием вспомнила, что часов на ней нет. Давненько условный рефлекс не давал о себе знать! Часы она разбила, поскользнувшись на трапе парома, который впервые доставил ее на Скалистый, да так и не купила новые. В постоянном напоминании о времени нуждаются только те, кто живет по жесткому графику. А Берил предпочитала островное время – текучее, размытое, ни к чему не обязывающее. "Ты не изводись так, приятель. – невозмутимо говорили местные незадачливому бедолаге, пропустившему вечерний паром. -Завтра еще один приплывет".

Молодая женщина посмотрела на будильник, стоящий на каминной полке: еще и четырех нет, будить Луиса рановато. Берил подобрала с пола упавшую книгу. До сих пор со всеми простенькими тестами, подсказанными Огастусом, пациент справлялся блестяще. И по мере того как текли часы, она все больше убеждалась: страхи ее нелепы и до крайности преувеличены. Разумеется, с ним все будет в порядке. При свете дня они совместными усилиями установят, кто Луис такой, и он отправится своим путем – подобру, даже если не слишком-то поздорову...

Тут снова раздался грохот и явственный звон разбитого стекла. Выходит, это был не сон. -Мужской голос хрипло позвал Берил по имени, и молодая женщина, стряхнув с себя апатию, вскочила и опрометью бросилась в гостевую спальню. Сердце ее чуть не выпрыгивало из груди.

Она нащупала выключатель – и комнату залил свет. Мужчина стоял, держась за спинку узкой односпальной кровати, и, смущенно моргая, смотрел на нее.

– Луис, с тобой все в порядке? Берил даже не нужно было спрашивать, что именно стряслось. На полу валялась самодельная лампа-ночник – бутылка из-под кьянти, наполненная песком, – рядом с перевернутым цветочным горшком, что некогда стоял на том же туалетном столике, загораживая электрический шнур. Ближе к кровати, среди расползающейся лужицы, тускло поблескивали осколки стакана. Бони, опасливо обойдя упавшие предметы, принюхивался к водяной струйке.

– Берил, – Луис сощурился от яркого света, – было темно... Я лампу никак найти не мог. Пить захотелось. – Он качнулся в ее сторону. – Где ты была?

– Не двигайся! – крикнула Берил, едва его левая нога оторвалась от пола, и Луис послушно застыл на месте.

– Извини, – выдохнула молодая женщина, понижая голос. – Но тут же везде стекло, ты порежешься. Постой спокойно, а я уберу осколки.

Ну что ж, выполнять простейшие команды он вполне способен, подумала Берил не без ехидства. Пока она носилась вокруг с совком и веником, вытирала воду тряпкой, Луис красовался посреди комнаты неподвижный, как статуя.

– Я не знал, где ты, – пробормотал он, словно это оправдывало содеянный им разгром.

Скорее всего, так и было. Сознание его со всей отчетливостью сфокусировалось на Берил, как на единственном воплощении постоянства и неизменности в пугающе незнакомом мире. Бедняга, верно, проснулся в темноте, захотел удостовериться, что она по-прежнему здесь, – и безуспешно. По обиженным интонациям голоса Берил поняла, что раненого не слишком-то радует зависимость от совершенно постороннего человека.

– Я была в гостиной, – объяснила Берил, подавая ему новый стакан с водой. – А ты.., ты не забыл, где находишься?

– С тобой, – объявил Луис, явно очень собою довольный.

– Нет же, я имею в виду место. Он поскреб в затылке.

– Этот доктор с иголкой.., он что-то такое говорил про горы... Нет, остров.., маленький остров близ Сет-Иля. Но и горы почему-то важны...

Луис беспомощно умолк, и Берил подсказала недостающую подробность.

– Скалистый остров.

– Скалистый остров, – покорно повторил он безо всякого выражения; скорее всего название в его памяти опять не отложилось.

Ну что ж, хорошо и то, что в хаосе обрывочных сведений пациент сумел-таки выделить и идентифицировать Огастуса.

Раненый поднес стакан к пересохшим губам, жадно осушил до дна. Берил завороженно смотрела на впадинку над ключицей, где мерно пульсировала голубая жилка.

Выгоревшая фуфайка Джастина с гордой надписью "Монреальский университет" поперек груди на сухощавой фигуре Луиса висела, точно на вешалке, спадая с одного плеча, а мягкие вельветовые брюки пузырились на коленях и в придачу оказались коротки дюйма на три. Однако даже в этом затрапезном наряде на комичного клоуна Луис отнюдь не смахивал, напротив, одежда лишний раз подчеркивала его врожденную аристократическую надменность. Этот человек был явно выше таких житейских пустяков, как нелепые тряпки.

Хотя поначалу, надо сказать, стал было возмущаться: надевать чьи-то ношенные вещи да ни в жизнь!

– Это еще чье? – спросил он, подозрительно разглядывая принесенную Берил одежду.

Да, вид у брюк и фуфайки был и впрямь слегка потрепанный – не чета его собственным, купленным в дорогом магазине, о чем свидетельствовали пижонские ярлычки. Но это еще не причина смотреть на них так, как если бы их из помойки достали!

– Все чистое, постиранное, – заверила Берил, для пущей убедительности встряхивая брюками. – А хозяин возражать не станет.

– Кто он вообще такой? Твой парень? – В голосе Луиса звенело отвращение. Полагаешь, я надену обноски твоего дружка?

Берил швырнула одежду на кровать и воинственно подбоченилась. С какой это стати наглец так уверен, что она не замужем? Может, конечно, заметил, что обручального кольца на пальце нет...

– Никакой он мне не дружок. Джастин – мой сводный брат. И я принесла переодеться только потому, что доктор Макнайт сказал, что тебе необходимо тепло...

– Твой брат? – недоверчиво протянул Луис. Загорелое лицо его потемнело, к щекам прихлынула кровь – что за контраст с недавней мертвенной бледностью!

Берил в свою очередь задохнулась от гнева. Неужели этот тип возомнил, будто она намеренно лжет ему, стыдясь сознаться, что живет с любовником? Вот, значит, откуда это праведное негодование, этот обличающий взгляд? Странно... Что-что, а на ханжу и поборника строгой морали он ни капельки не похож. Нет, скорее всего в его затемненном сознании она, Берил, ассоциируется с какой-то другой женщиной, весьма ему близкой. Молодая женщина обреченно вздохнула. Лучше сразу прояснить возникшее недоразумение.

– Я сказала, сводный брат, а не родной. Нас с Джастином воспитали мои бабушка и дедушка по матери. Он работает в Монреале, в фирме по производству спортивного оборудования для серфинга, и порой приезжает погостить на выходные. И никакие это не обноски. Джастин оставил вещи здесь просто по рассеянности. Между прочим, фуфайку подарила ему я, еще когда он в университете учился... Вот только серфинг отнимал у него куда больше времени, чем все лекции, вместе взятые.

На шутку Луис даже не улыбнулся, зато враждебность его как рукой сняло. И с мыслью о чужих обносках он нехотя смирился...

Теперь же, осушив стакан, он вернул его Берил, и пальцы их на мгновение соприкоснулись.

– Боже мой, да ты совсем замерз! – ужаснулась молодая женщина, отставляя стакан. – Ложись-ка обратно в постель, а я принесу тебе грелку.

Берил сбегала в кухню и раздобыла не одну грелку, а две: под ноги и на грудь, однако особой пользы они не принесли. Луиса бил жестокий озноб. Молодая женщина укрыла его несколькими одеялами, но и это дела не поправило.

Бони неторопливо прошествовал к овчинному коврику, потоптался на месте и, блаженно вздохнув, свернулся клубочком. Берил невольно позавидовала своему любимцу: ишь, спит себе, посапывает, и заботы ему мало! Она заменила лампочку в ночнике, но, едва потянулась к выключателю, Луис тревожно приподнялся на локте.

– Нет, пусть свет горит!

– Да пожалуйста, – понимающе улыбнулась она и повернулась, чтобы уйти, но раненый снова забеспокоился:

– Что ты затеяла... Не уходи!

Он заметался по постели, сбросив с себя одеяла.

– Я тут рядом...

– Берил, нет! – Луис попытался было встать, а когда молодая женщина настойчиво уложила его обратно, до боли сжал ее запястье ледяными пальцами. Побудь со мной, пожалуйста!

В серых глазах светилась такая исступленная мольба, что Берил поняла: больного лучше не волновать.

– Хорошо, хорошо.., успокойся. Я никуда не уйду.., обещаю.

Но клятвенные заверения, похоже, нисколько не убедили Луиса.

– Честное слово? – переспросил он, недоверчиво поджимая губы.

– Честное слово, – эхом повторила Берил, гадая, что за странное направление приняли мысли раненого. – Вот только схожу принесу себе какой-нибудь стул...

– Тут полно места.

Свободной рукой Луис сдвинул одеяло, откатился к стене и потянул молодую женщину к себе.

Берил потрясенно воззрилась на кровать, сознавая, что перспектива разделить ложе с этим человеком нисколько ее не шокирует. По дощатому полу гулял сквозняк, ноги отчаянно зябли, несмотря на теплые носки. В придачу на Берил вдруг накатила неодолимая усталость. Встала она в семь утра и с тех пор разве что подремала урывками в кресле, отчего тело не только не отдохнуло, но, напротив, налилось свинцовой тяжестью. Борясь с искушением, она вновь натянула одеяло на Луиса.