Текст книги "Свет маяка"

Автор книги: Фанни Райдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Нет, это исключено... Но он снова умоляюще потянул ее за руку и прерывисто зашептал:

– Пожалуйста... Не знаю, что со мной, но я с ума сойду, оставшись один...

В голосе его звучало такое отчаяние, что Берил, уже не задумываясь, разумно ли поступает, опустилась на кровать, подобрала под себя окоченевшие ноги, укрылась одеялом и склонила отяжелевшую голову на подушку.

Теперь она лежала на боку, лицом к двери, на самом краешке кровати. Но матрас, прогнувшийся под тяжестью Луиса, в конце концов вынудил ее сместиться к середине постели.

– Спасибо тебе, – выдохнул раненый. Теплое дыхание защекотало ей ухо. Сильная рука обвила ее за талию и притянула ближе; теперь их разделяла только грелка, создавая некую иллюзию преграды.

Колени Луиса упирались ей в бедра, вынуждая слегка прогнуться. Берил чувствовала спиной, как вздымается и опадает его грудь, как глухо бьется его сердце – где-то между ее лопатками. Луис понемногу согрелся, дрожь унялась. Он блаженно зарылся лицом в облако медово-золотых кудрей.

– У тебя волосы стали совсем другие, – прошептал Луис.

Ну да, конечно, он же видел их только мокрыми – вот уж непрезентабельное зрелище! Лохматые, спутанные, топорщатся во все стороны – точно шерсть вытащенной из воды крысы! Лучше бы бедолага чего другое запомнил, а не это!

– Я подсушила их у огня.

И хотя в роли утешительницы выступала Берил, она с изумлением обнаружила, насколько сама нуждается в тепле и поддержке. Как давно не знала она отрады ласкового прикосновения, задушевной человеческой близости? Неисправимый эгоцентрик Джастин не слишком-то любил нежничать, а Берил так ценила свою независимость, что давно разучилась делить с кем-то бремя тревог и страха. А сейчас вдруг ни с того ни с сего нашла в себе мужество признаться в собственной слабости:

– Ненавижу грозы.., особенно с громом и молнией. Просто себя не помню от ужаса.

Она вздрогнула, вспомнив, как свинцовое небо словно раскололось надвое и в дерево ударил слепящий световой зигзаг.

Сильная рука напряглась, широкая ладонь успокаивающе легла ей на живот.

– Знаю. И все-таки ты выбежала мне на помощь. Какая ты храбрая!

– Откуда ты знаешь, что я ненавижу грозы? Ответа не последовало, и на минуту Берил показалось, что раненый уснул. Однако сердце его билось слишком часто для спящего.

– Луис! – резко окликнула она, повернув голову и тщетно пытаясь рассмотреть в темноте его лицо.

Вознамерившись узнать правду, Берил стряхнула с себя его руку и перекатилась на другой бок, выпрямляя ноги и упираясь ладонями в грудь мужчины, чтобы избежать нежелательной близости.

Теперь головы их покоились на подушке совсем рядом. Глаза у Луиса, как Берил и подозревала, были открыты, из-под густых ресниц пробивался стальной отблеск. Черные волосы разметались по белоснежной подушке, точно пряди тонкого шелка.

– Откуда ты знаешь, что я боюсь гроз? – не отступала она, всматриваясь в лицо мужчины.

Но лицо его было спокойно, и взгляда Луис не отвел.

– Ты же кричала от страха, – коротко пояснил он, возвращая руку на прежнее место.

Объяснение выглядело вполне убедительным, как бы ни медлил Луис с тем, чтобы облечь его в слова.

– Это потому, что ты мне не ответил. – Вспомнив те бесконечно долгие мгновения одуряющей паники, Берил непроизвольно накрыла ладонью его руку. Сначала я.., я подумала, что ты погиб.

– Тебя бы это огорчило? Дыхание молодой женщины перехватило, пальцы непроизвольно вцепились в мягкую ткань фуфайки.

– Мысль о том, что кто-то погиб? Как ты можешь спрашивать! Конечно, огорчила!

– Не кто-то, а я! Если бы я погиб, ты бы обо мне пожалела?

– Мы ведь толком не знакомы, – запротестовала Берил, решив увести разговор подальше от мрачной темы. – А ты сознаешь, что вспомнил – сам вспомнил! – как я кричала? Ну, попробуй вернуться мыслями в прошлое! Ты можешь связно рассказать о том, что произошло?

– Я помню, что случилось потом, – поправил Луис. – Помню, как открыл глаза и увидел тебя.

– Ox! – не сдержала разочарованного вздоха Берил.

Впрочем, с чего бы ей так переживать из-за совершенно постороннего человека? Они встретились – и разойдутся, как в море корабли... Однако любой корабль плавает под определенным флагом... И этому, по правде говоря, более всего подошел бы "Веселый Роджер". Уж больно смахивает он на отчаянного флибустьера, грозу испанских галеонов!

Заметив, что раненый вновь сонно смежил веки, Берил не удержалась от соблазна испытать его еще раз.

– Луис... – Черные ресницы дрогнули, и она одобрительно улыбнулась. – По крайней мере, на свое имя ты отзываешься.

– Да, но я сам не знаю, потому ли, что меня и впрямь так зовут, или потому, что ты мне об этом сказала, – устало проговорил мужчина, и Берил ощутила болезненный укол совести.

– Извини. Мне не следовало тебя торопить...

– Нет, это я должен попросить прощения... Но я действительно не могу сделать то, что ты от меня требуешь. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить.., а голова просто-таки раскалывается на тысячу кусочков!

Лучшего способа пробудить в Берил сострадание раненый ни за что не измыслил бы, думай он хоть год. Молодая женщина сама прошла через нечто подобное.

– Тогда и не трудись, не надо. Лучше засыпай. Утром все уладится.

– Честное слово? – скептически улыбнулся Луис; оба отлично понимали, что ничего подобного Берил пообещать была не в силах.

Улыбка преобразила его лицо, словно по волшебству смягчив строгие черты. Теперь Луис вызывал отнюдь не сострадание и опасливое любопытство – напротив, он излучал просто-таки пугающее обаяние.

– При дневном свете все видится яснее, сказала Берил, в который раз прибегая к помощи избитого клише.

– Яснее, да. Но лучше от этого не становится, – прошептал раненый. Выпростав руку из-под одеяла, Луис ласково провел пальцем по ее щеке. Похоже, не один я побывал нынче в переделке. Ты ушиблась?

От прикосновения его пальцев щека вспыхнула огнем, и Берил отдернула голову. Да, Огастус говорил что-то о необходимости приложить лед.., да только в суматохе она напрочь о том позабыла. Теперь жди синяка под глазом!

– Сама не знаю, как все вышло, – пролепетала она, ощупывая припухшую щеку. – Верно, обо что-то стукнулась...

Пальцы его проследили четкую линию ее скулы, нащупали ямочку на подбородке.

– И поцарапалась тоже...

– Ну да.., листья, ветки.., сучья во все стороны торчали... – сбивчиво пояснила Берил.

– До чего нежная, прозрачная кожа... До слез жаль ее ранить, – вздохнул Луис, и слова его вновь пробудили в сердце молодой женщины смутную тревогу. Или опять воображение разыгралось? – До сих пор больно?

А если она скажет "да", не предложит ли он поцелуем унять боль? Мысль эта промелькнула в сознании – и была жестоко подавлена.

– Нет, что ты... Ничего уже и не чувствуется, – заверила его Берил, пытаясь взять себя в руки.

А прохладные подушечки пальцев все ласкали ее лицо – словно слепой художник пытался запомнить ускользающий образ. Молодая женщина решительно отстранилась. Взгляды их встретились: в серых глазах светилось жадное любопытство, в карих – смятение и неподдельный страх.

– Извини. Я вторгся на чью-то запретную территорию? – серьезно осведомился он, роняя руку на одеяло.

– Да.., на мою! – негодующе отрезала Берил.

– Значит.., ты живешь здесь совсем одна? – небрежно осведомился Луис.

– По большей части – да.

Даже если перед нею маньяк-убийца, ничего нового он для себя не узнает. Так что толку скрывать правду?

– Ты и этот опереточный персонаж!

– Это кто еще? – На мгновение Берил показалось, что раненый вновь заговаривается. -А, ты про Бони? Ну, номинально он принадлежит моему домовладельцу, так что прописан не здесь. Однако же Клайв ничуть не возражает, что пес постоянно торчит у меня.

– Так это не твой дом? А почему ты здесь живешь? Кто ты по профессии?

Да, может, на вопросы Луис отвечать и не способен, зато отлично умеет их задавать!

– Я пишу.., нет, не романы. Акварели. На щеке его болезненно дернулся мускул.

– Ты художница? – Луис помолчал немного, осмысливая услышанное. – И что, картины продаются?

Нет, ну что за коммерческий подход к делу! Любой другой спросил бы, преуспела ли она в искусстве живописи. По счастью, за последние девять месяцев Берил преисполнилась непоколебимой уверенности в своих талантах.

– Я не голодаю.

Сощурившись, Луис окинул ее внимательным взглядом, отмечая каждый изгиб, каждую волнующую округлость тела, полускрытого одеялом.

– И сытно ли удается пообедать?

– В моем меню исключительно черная икра и шампанское, – поддразнила его Берил. – А для Бони – дичь и трюфели.

– Ну, пропорции у тебя не рубенсовские, – польстил собеседнице Луис. Сдается мне, корабль с икрой и шампанским слегка запаздывает?

– А хотя бы и так... Простая жизнь – тоже по мне.

Три года назад жизнь Берил складывалась совсем иначе. Судьба ее, откровенно говоря, не баловала. Ее овдовевшая бабушка умерла – умерла после долгой и безуспешной борьбы с раком. Мало-помалу разрушительная болезнь подтачивала ее силы, выпивала радостную любовь к жизни – и сбережения "на черный день".

На протяжении всей болезни Берил самозабвенно ухаживала за обожаемой бабулей. А после ее смерти почувствовала себя неприкаянной, никому не нужной. Ради денег растрачивала талант, в угоду лишенным вкуса заказчикам. Но однажды решила, что пора расправить крылья, пора бежать из тесной квартирки, где страдала и умирала бабушка, пора отправиться в странствия в поисках новых, свежих впечатлений, способных вдохновить ее на невиданные доселе шедевры. Это решение было последним, что запомнилось Берил с полной отчетливостью.

Что она делала в течение двух утраченных лет, оставалось только гадать. Надо думать, путешествовала по стране, как и было задумано. Но в конце концов дорога привела ее на остров Скалистый, и там, впервые за много месяцев, она обрела мир и покой.

– Я здесь счастлива, – с несокрушимой убежденностью проговорила Берил. Многие говорят, что, если бы повернуть время вспять, они бы жили иначе. Но я рада всему, что со мной случилось, раз в итоге судьба привела меня сюда, на остров.

Раненый дернулся, словно в грудь его вонзили кинжал. Он глухо закашлялся, от лица отхлынула кровь.

– Луис!

Он со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы.

– Ничего. Все в порядке.

Но было видно: раненый лжет. Что бы ни послужило причиной, досталось бедняге изрядно. На лбу его выступила испарина, в глазах отразилась такая боль, что Берил смятенно охнула.

– Луис! – Она порывисто обняла его, привлекла к себе – мужчину вновь бил жестокий озноб. Все произошло так быстро, что Берил просто оторопела. Неужто вновь сказываются последствия шока? – Что случилось? Опять голова?

– Нет, все хорошо.

Голос его дрожал от напряжения.

– Не верю. Да ради всего святого, скажи, что стряслось! – молила она, видя, что на глазах Луиса выступили слезы. – Не время разыгрывать из себя героя!

– Просто ногу свело, – простонал он, да только Берил отродясь не видела такого эффекта: сотрясалось все его тело. Может, сердечный приступ?

– Ты уверен? Я могу чем-то помочь? – взывала молодая женщина, не в состоянии выносить зрелища его мук.

– Да, черт возьми! – прохрипел он, и в голосе его слились ярость, досада и презрение к самому себе. – Обними меня. – Луис отбросил прочь грелку и сам властно притянул молодую женщину к себе. – Крепче. – Берил запрокинула голову, а он прижался лицом к впадинке между ее грудями и исступленно зашептал:

– Еще крепче. Держи меня, черт подери.., и, ради Бога, не отпускай!

– Не отпущу! – пообещала она, судорожно смыкая руки и чувствуя, как под пальцами ее пергкатываются напрягшиеся мускулы.

Раненый обхватил ладонями ее талию, сжимая захват все крепче, все неумолимее, пока дыхание у Берил не перехватило и перед глазами не заплясали красные точки. Но молодая женщина и не думала вырываться: ведь то, что переживала она, не шло ни в какое сравнение с его неописуемой болью.

Текли бесконечные минуты. Дрожь Луиса понемногу начала затихать, мышцы расслабились, однако даже тогда Берил не разомкнула объятий. Она не знала, сумеет ли дать раненому то, что ему нужно, но обещала – и предать страдающего человека не хотела и не могла.

Руки его разжались, обессиленно легли на ее бедра. Под кипой одеял становилось все жарче. Прерывистое дыхание мужчины постепенно выровнялось, зазвучало убаюкивающей колыбельной.

И время исчезло, растаяло точно дым. Берил закрыла глаза, пытаясь справиться с хаосом в мыслях.., а когда, несколько секунд спустя, вновь их открыла, было уже утро. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался холодный свет, в углах комнаты затаились тени.

В первую секунду сонное сознание отметило, что проснуться рядом с этим человеком самая естественная вещь на свете. Но вот пробудилась память, заново возводя нерушимые преграды.

Головы их покоились на подушке совсем рядом, его теплое дыхание обдувало ей губы, ноздри щекотал волнующий и пряный мужской запах. Сплетенные тела словно наслаждались запретной близостью: ноги ее стискивали его бедро, тонкие руки по-прежнему были сцеплены у него за спиной. Не в силах высвободиться, Берил лежала и размышляла о своей ошибке.

Она позволила себе зайти слишком далеко. Страх, сострадание, тревога одержали верх над благоразумием, и вот теперь между нею и мужчиной, что покоился в ее объятиях, возникла прочная эмоциональная связь.

И не только эмоциональная, подумала она, едва Луис заворочался во сне, устраиваясь поудобнее. Даже сквозь одежду Берил ощущала напрягшуюся мужскую плоть. Тело ее словно пронзил электрический ток, соски сладострастно напряглись, откликаясь на мерное движение его груди, и Берил решила, что пора продумать стратегию отступления.

Она принялась осторожно высвобождать руку. Темные ресницы спящего затрепетали, лоб прорезали морщинки, сближая ровные стежки на левом виске. Она замерла, дожидаясь, чтобы мужчина снова успокоился.

– Берил? – пробормотал он, глубоко вдохнул и улыбнулся блаженной, сонной улыбкой, опознав неповторимый запах, идущий от подушки. – Берил...

По-прежнему не открывая глаз, раненый чуть приподнялся, и губы его безошибочно отыскали ее губы и приникли к ним в долгом нежном поцелуе, от которого голова Берил пошла кругом. А Луис не спешил, то ласково покусывая чуть припухлую нижнюю губу, то легонько прихватывая ее зубами, то втягивая в рот в эротическом, чувственном ритме, от которого у женщины блаженно поджимались пальцы ног.

Широкая ладонь скользнула вверх по ее спине, легла на затылок, удерживая на месте, в то время как ласковые покусывания сменились долгим, завораживающим исследованием. Язык его скользнул по ряду жемчужно-белых зубов, пощекотал влажные десны, погрузился в глубины, даря неизъяснимый восторг, – столь нежданный и в то же время столь знакомый.

То, что началось как неспешный томный поцелуй, внезапно обернулось жарким порывом страсти. Неведомые прежде чувства волной нахлынули на Берил, пока Луис увлекал ее вслед за собою в любовной игре. Она ощущала царапающее и такое интимное прикосновение его двухдневной щетины, пряную сладость языка, прерывистое дыхание и волнующий запах возбужденного тела. Не она ли всегда верила, будто надежно защищена от того всеподчиняющего безумия, что затаилось в темных закоулках воображения? Теперь иллюзии эти развеялись по ветру. Рука Луиса скользнула ей под футболку, коснулась разгоряченной кожи – и только тут пришло осознание происходящего.

Берил рванулась назад, сгорая от стыда.

– Боже мой, что мы делаем?

– Занимаемся любовью... Что может быть естественнее?

– Я...Нет!

Она спрыгнула с кровати и бросилась к двери, словно гость ее был самим дьяволом, дьяволом в потертой фуфайке, с глазами, как расплавленная сталь, и губами, соблазнительными, точно плод с древа познания.

Глава 4

Отвернувшись от деревянного стола, Берил взглянула в окно на серое штормовое море и нахмурилась: за ночь погода почти не улучшилась, в бухте по-прежнему бушевал ветер. Даже не прослушав прогноза, она знала: сегодня парома не будет.

– Доброе утро. Впрочем, боюсь, что сегодня слова эти прозвучат издевательством...

Берил непроизвольно вздрогнула и стремительно развернулась на голос такой глубокий и выразительный.

– Прости. Я напугал тебя?

Неслышно переступая босыми ногами, Луис вошел в кухню. Его лукавая улыбка яснее слов говорила, что именно к этому он и стремился – застать жертву врасплох.

Гость окинул хозяйку внимательным взглядом, отмечая выгоревшие джинсы, ослепительно белую хлопчатобумажную рубашку, застегнутую до самого подбородка, и волосы, заплетенные в косу, – видно, владелице их приспичило изображать чопорную благопристойность.

– Я одолжил у тебя бритву. Надеюсь, ты не возражаешь?

Луис провел рукой по гладкому подбородку, и молодая женщина тут же вспомнила давешнюю двухдневную щетину, что казалась такой колючей на ощупь. Берил подосадовала, что не успела принять душ. Тело до сих пор хранило ощущение его прикосновений.

– Вижу, ты развесила у огня мою одежду. А что, брюки еще не высохли?

– Я...

Голос ее беспомощно дрогнул, щеки вспыхнули предательским румянцем. Но Берил тотчас взяла себя в руки. Еще не хватало смущенно извиняться за то, что произошло – или, точнее, не произошло, – в спальне. Оставалось уповать, что гость ее в достаточной степени джентльмен, дабы закрыть глаза на досадный инцидент. Она взяла кофеварку, чтобы хоть чем-то занять руки.

– Еще с час придется тебе походить в чем есть. Одежда только-только из стиральной машины, еще и подсохнуть толком не успела.

– Как любезно с твоей стороны. Спасибо большое.

В голосе его не прозвучало ни тени иронии, и Берил осмелилась опасливо глянуть на собеседника из-под ресниц. Прислонившись к стене, он пристально наблюдал за нею, скрестив руки на груди. Загорелое лицо дышало спокойствием, однако в позе ощущалось плохо скрытое напряжение – точь-в-точь туго скрученная пружина! Рукава фуфайки, закатанные до локтя, не скрывали внушительных синяков, про которые накануне упоминал Огастус.

– Есть овсяные хлопья, – проговорила Берил, указывая на коробку. – Есть гренки и кофе. Завтракай, чувствуй себя как дома.

– Еще раз спасибо, – отозвался Луис, но сесть и не подумал. – Надеюсь, твой брат простит мне посягательство на его одежду. Кстати, когда он за ней вернется?

– Никогда. – Отрывистый ответ прозвучал едва ли не грубо, и Берил поспешила объяснить:

– Ну, понимаешь, Джастин бывает здесь не так уж и часто: раз в два месяца или около того. Фирма, в которой он работает дизайнером, создала новую линию спортивной одежды, и продаются новые модели "на ура" – только успевай поставлять. Так что последнее время Джастин ужасно занят. Опять же дизайнерам перепадают бесплатные образцы – так что вряд ли он помчится сюда из-за какой-то старой фуфайки!

– При том, что упомянутая фуфайка – твой подарок? – укоризненно покачал головой Луис.

– Тоже мне талисман на память! – пожала плечами Берил. И тут до нее дошло, что раненый отлично помнит все, о чем они говорили накануне вечером! Неужели в голове у него и впрямь прояснилось? – Вижу: сегодня тебе куда лучше. Хочешь, сходим вместе к Гасу? У него в доме есть телефон. – Мужчина намека явно не понял, и Берил попыталась сформулировать свою мысль иначе. – Тебе ведь наверняка не терпится отправиться в путь!

– А куда лежит мой путь? – с любопытством осведомился он.

– Ты.., по-прежнему не помнишь? – расстроилась Берил, когда Луис удрученно покачал головой. – Но мне казалось...

– Что тебе казалось? Из того, что мне захотелось заняться с тобой любовью, неминуемо следует, что я, как говорится, в здравом уме и твердой памяти? – Он цинично усмехнулся. – Жаль тебя разочаровывать, но умственные способности обязательным условием для секса не являются. Представители мужеского пола на грани сна и бодрствования обычно действуют под влиянием самых что ни на есть примитивных инстинктов. Я просыпаюсь, обнаруживаю, что сжимаю в объятиях теплую, нежную, благоуханную красавицу, которая пылко отвечает на мои поцелуи... Разумно предположить, что я не стану подыскивать тем для глубокомысленной беседы. Я думал лишь о том, что ты рядом и доступна...

– "Рядом" вовсе не означает "доступна"! – вспыхнула Берил.

– А по-моему, ты не слишком-то сопротивлялась. Если бы не этот неуместный приступ застенчивости...

– Неуместный?! По-твоему, мне следовало отдаться совершенно постороннему человеку? – возмутилась молодая женщина. – Человеку без имени, без биографии? Да ты, похоже, больше озабочен не столько утратой памяти, сколько тем, что секса недополучил!

Лицо его словно окаменело, глаза потемнели от боли.

– Ты дала мне имя, – тихо напомнил он. – Меня зовут Луис.

Берил снова жарко вспыхнула – на сей раз от стыда. Еще бы – вышла из себя, наговорила гадостей человеку, который и защитить-то себя не в силах!

– Прости... – начала она.

– Думаешь, мне все равно? – оборвал ее Луис. – Думаешь, мне по душе подобная беспомощность? Чувствуешь себя этаким изгоем общества, вроде Старого моряка. Как там у Колриджа? "Один, один, всегда один, один среди зыбей, и нет святых, чтоб о душе припомнили моей..." Да, верно, строки из Колриджа я отлично помню! Я просто кладезь всяческой бесполезной информации! Помню наизусть стихи Джона Донна, названия планет и созвездий, рецепт шанхайского соуса и теорию относительности Эйнштейна! Голова у меня битком набита дурацкими сведениями, полагающимися каждому цивилизованному человеку, – вот только о себе самом я ничего сказать не могу! – И он ударил кулаком по столу.

Берил почувствовала, как ощутимо дрогнула и завибрировала гладкая, надежная, безликая стена, отгородившая небольшую часть ее жизни. Она-то, по крайней мере, утешалась тем, что ее незримый барьер ограничен во времени и пространстве. А каково человеку, для которого эта преграда протянулась до бесконечности во всех направлениях, отъединив от собственной личности? Нет, не права она была, считая, что Луис не осознает всего ужаса своего положения и относится к случившемуся с возмутительным легкомыслием. Просто он не привык выставлять чувств напоказ.

– Прости, – глухо повторила она, машинально заварила кофе и протянула Луису чашку, точно залог мира.

Тот молча принял ее и принялся сосредоточенно изучать содержимое. Берил проследила за его взглядом – и тут же поняла, в чем дело. В ее собственной чашке был угольно-черный, крепкий напиток, а гостю она непроизвольно добавила молока и сахару.

– Предпочитаешь черный кофе? Луис медленно поднял глаза, вгляделся в встревоженное лицо собеседницы.

– Не знаю. – Он осторожно отхлебнул – и даже зажмурился от удовольствия. Ох, до чего вкусно. Как раз то, что я люблю! В самую точку попала!

– При.., при сотрясении мозга молоко и сахар очень полезны, – пролепетала Берил.

Она сама не знала, с какой стати ей нужно было оправдываться, притягивая за уши дурацкие объяснения. Ну, угадала – и что с того?

– Интуитивная прозорливость, вот как это называется! – Луис поднял чашку в шутливом тосте. – С первого взгляда распознать мои вкусы. Да, не каждый психолог на такое способен! Там один кусочек сахару, да?

– Два, – прошептала Берил, точно сознаваясь невесть в каком преступлении, и торопливо добавила:

– Для гренков есть белый хлеб и черный. Какой ты любишь?

Луис с наслаждением отхлебнул еще кофе и посмотрел ей в глаза.

– Попробуй удивить меня еще раз. Можно подумать, ты знаешь меня лучше, нежели я сам!

– Ну, на данный момент это не Бог весть какое достижение, – фыркнула Берил и тут же в ужасе закрыла рот ладонью. – Извини, мне не следовало так говорить.

– Почему нет? Это правда, Берил. И я могу взглянуть правде в лицо. Можешь ли ты, вот в чем вопрос?

Молодая женщина похолодела от недоброго предчувствия... Но тут раздался громкий стук в дверь, и она кинулась открывать, выбросив из головы загадочное замечание своего гостя.

На пороге стоял Огастус Макнайт – мокрый насквозь.

– Привет. Извините, что так рано. Жена послала в магазин, вот я и подумал, что загляну к вам по дороге, проверю, как там наш пациент. – Врач дружески подмигнул Луису, стягивая резиновые сапоги, доверху заляпанные грязью. Гляньте, что я подобрал на дороге. – Огастус извлек из-под плаща саквояж из натуральной кожи. – Это, часом, не ваше?

Луис равнодушно скользнул по нему взглядом.

– Не знаю. Может быть.

– Он все еще ничего не помнит, – поспешно пояснила Берил. – Где вы его нашли?

– Это не я. Это наш маленький четвероногий друг. Судя по виду саквояжа, Бони вытащил его из сточной канавы.

– Ох, Бонифас! – Испачканные в грязи уши виновато поникли, и молодая женщина поспешила исправиться:

– Умница моя! Славная со-, бачка! – Хвост снова заходил из стороны в сторону, во все стороны полетели комочки грязи.

Поставив насквозь промокший саквояж на полу в кухне, Огастус усадил пациента за стол в гостиной, внимательно осмотрел его и подтвердил первоначальный диагноз: внутренних повреждений нет, условные рефлексы не заторможены, швы держатся недурно, рана подживает. Не спеша отхлебывая кофе, он обрушил на Луиса град вопросов, на первый взгляд достаточно бессмысленных.

– Почему бы нам не заглянуть в саквояж? нетерпеливо осведомилась Берил, видя, как заметно мрачнеет ее гость, досадуя, что не в силах назвать простейшие факты.

– Мне просто хотелось проверить, что он сумеет вспомнить, не имея перед глазами подсказок. Перед нами самый что ни на есть классический случай травматической амнезии, прямо как по учебнику, – сообщил врач, обращаясь к Луису. – Ваши приобретенные навыки ничуть не пострадали. Затронута лишь событийная память, что, разумеется, подразумевает ваш личный и эмоциональный опыт.

– Стало быть, док, экзамен я провалил? – протянул Луис, пародируя лекторский тон собеседника.

– Ну, это же не университетская система "сдал – не сдал"! – усмехнулся Огастус, похоже ничуть не обидевшись. – Напишите-ка мне ваше полное имя. – Он подтолкнул к пациенту блокнот и ручку. Тот патетически развел руками. – Не выходит? Тогда просто Луис.

– И что из этого следует? – нетерпеливо спросила Берил, следя, как из-под пера появляются ровные буквы. – Вы же объяснили ему, что написать!

– Следует то, что от природы он – правша, – сказал Огастус. – В лабиринтах памяти лучше всего выбирать окольные тропки. Луис сосредоточился на моем вопросе, вместо того чтобы думать, в какую руку взять ручку, и все получилось само собой. А вот если бы я спросил напрямую, правша он или левша, он, возможно, не сумел бы ответить.

Ага, вот так же Луис не знал, какой именно любит кофе, пока не попробовал, подумала Берил.

– Но ведь письмо – это приобретенный навык, а вы сказали, что здесь у него все в порядке.

– Собственно говоря, все то, что мы помним о себе, непременно включает элемент заучивания. Имена, лица, личный опыт... Некий факт поступает в кратковременную память, а ежели тому сопутствует сильное эмоциональное переживание или если мы часто прокручиваем его в мыслях или в разговоре, данные закрепляются. В противном случае это все равно что писать вилами по воде.

Берил решила, что разговор принимает неприятное для нее направление. Это не ее проблема, в конце-то концов!

– Вчера вы обещали, что это продлится несколько часов, не более! запротестовала она.

– Я сказал, что потеря памяти, скорее всего, носит временный характер, уточнил врач. – И от слов своих не отрекаюсь. Но в некоторых случаях память возвращается не сразу, а как бы фрагментами, отдельными эпизодами – ну, вроде как головоломку собирают из крохотных кусочков. А не заглянуть ли нам теперь в саквояж?

– Всенепременно.

Луис неспешно поднялся. Берил вскочила было, чтобы бежать вслед за ним, но Огастус многозначительно покачал головой – дескать, предоставьте его самому себе. И она снова села и нехотя взялась за чашку.

Спустя несколько минут Луис снова появился в дверях, и Берил, отбросив всякую сдержанность, воскликнула:

– Ну как? Что там?

– Да ничего особенного, – пожал он плечами. – Туалетные принадлежности, одежда, ботинки...

– Твои? – не отступала Берил.

– Да вроде размер подходящий...

– Вроде? – эхом повторила молодая женщина. – Ты что, по-прежнему ничего не узнаешь?

– Нет. Впрочем, это и неважно, раз у меня есть вот что.

С этими словами Луис небрежно бросил на стол промокший кожаный бумажник.

Внутри, в пластиковом "окошечке", обнаружились водительские права. С четкой фотографии смотрело серьезное загорелое лицо – точная копия того, что Берил видела перед собой.

– Луис Гренвилл, – вслух прочла она, следя за выражением льдисто-серых глаз, но никакой реакции не последовало.

– Луис Албин Гренвилл, – поправил гость, добавляя второе имя, собеседницей почему-то пропущенное.

Она словно не расслышала. Карие глаза ее казались совершенно непроницаемыми, под стать его собственным.

– Значит, зажигалка и впрямь твоя.

– Похоже на то.

– И никаких тебе визиток, а денег, что называется, кот наплакал! – Берил беззастенчиво изучала содержимое хлюпающего бумажника. – И обратный билет до Сет-Иля. Уж больно мало у тебя багажа для человека, чья одежда стоит целое состояние!

Напряженную атмосферу, как и прежде, разрядил Огастус. Он встал и картинно протянул собеседнику руку.

– Привет! Я Огастус Макнайт.

– Я Луис Гренвилл.

Льдисто-серые глаза задорно сверкнули похоже, гость оценил юмор ситуации. Он церемонно завершил ритуал знакомства, стискивая широкую ладонь врача в своей.

– Ну, вот вы и обрели имя. Как ощущения? – полюбопытствовал Огастус.

– Точно потерянный ярлычок на место привесили! – буркнул Луис.

– Тебе тридцать три года, – вслух отметила Берил, дойдя до строчки "год рождения" и быстро произведя в уме необходимые подсчеты.

Луис задумчиво взъерошил волосы, затем резким жестом вновь отбросил их со лба.

– Не так уж и молод. Прожил достаточно, чтобы понять: есть на свете вещи, которые лучше про себя и не помнить.

Берил ощутимо напряглась, но мужчины даже не поглядели в ее сторону.

– Жаль, что на водительских правах адреса не пишут, – посетовал Огастус. Но имя и возраст – это уже кое-что. Можно, конечно, заявить в полицию... Но на вашем месте я бы не торопился официально объявлять себя "пропавшим без вести". Непогода еще бушует – может, оно и к лучшему. Еще день-другой в мирной, спокойной обстановке пойдет вам только на пользу. Глядишь, память и вернется.., хотя бы настолько, чтобы вы смогли без особого напряга вновь вписаться в привычную жизнь.

– Иными словами, постучите по дереву и надейтесь на лучшее, – цинично перевел Луис.

– Как скажете. Решать-то все равно вам.

– Пожалуй, вы правы, – помолчав, признал Луис. Мысль о том, что он по-прежнему распоряжается собственной судьбой, похоже, застала его врасплох. Выждать куда разумнее, чем отдаться на милость полиции и врачей... Ох, простите, я не про вас!