Текст книги "Сеятели тьмы"

Автор книги: Эйсукэ Накадзоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

СУМАСШЕДШАЯ НОЧЬ

1

Третьи сутки пребывания в изоляторе. День выдался пасмурный, ветреный, холодный, и никто не выходил даже на прогулку во двор.

Кохияма сидел в гостиной и листал случайно оказавшуюся под рукой медицинскую книгу.

Среди газетных корреспондентов встречается тип людей, которых можно было бы отнести к своего рода «пассивным нигилистам». Они нелегко сближаются с людьми, их мало привлекают события повседневной жизни, но зато они проявляют исключительную активность, загораются, как только речь заходит о необычных происшествиях и сенсациях.

К такому типу людей принадлежал, по-видимому, и Кохияма. Свою внутреннюю, растущую с каждым днём неудовлетворённость он заполнял интересом к разного рода необычным явлениям внешнего мира. Здесь, вероятно, сказывалась склонность современного человека в той или иной мере жить самообманом, всё больше возрастающая по мере развития радио, телевидения и других средств массовой информации.

Однако когда Кохияма оказывался вовлечённым в действительно серьёзные события и становился их участником, он чувствовал желание бороться не за страх, а за совесть, как бы наверстать упущенное. Его юные годы совпали с периодом, когда мощная волна выступлений против так называемого японо-американского пакта безопасности, встретив ожесточённое сопротивление, резко пошла на убыль. И Кохияма стал сомневаться в том, во что раньше так верил. Нельзя сказать, чтобы ему была чужда бравада; происшествие, в которое он был вовлечён, начинало казаться ему событием более серьёзным, чем прежняя борьба против договора безопасности.

– Что это вы штудируете? – насмешливо спросил вошедший в комнату Катасэ.

Этот человек с самого начала был неприятен Кохияме. Правда, он мог стать его союзником в борьбе против Тэрады, но у Кохиямы не было никакого желания иметь Катасэ своим союзником. Уж слишком откровенной была его позиция – этот карьерист сам хотел завладеть результатами исследований Убукаты. Потому-то он так рьяно и натравливал против Тэрады слабохарактерного Муракоси. Пожалуй, это было вполне в духе нового поколения.

– Если вас интересует, – сказал Катасэ, – проблема чумы, то насчёт себя вы можете не волноваться. Первая опасность для вас миновала.

– В самом деле?

Катасэ горделиво посмотрел на Кохияму и, явно желая блеснуть своей эрудицией, пояснил:

– Наиболее опасная форма чумы – лёгочная. Она передаётся капельной инфекцией через воздух – с мелкими брызгами при кашле или разговоре с больным. Её симптомы: внезапное повышение температуры, иногда до сорока, а то и до сорока двух градусов. Потом появляется озноб, головокружение, рвота, бред, безотчётный страх, и в течение 3–4 суток больной погибает. Симптомы чумной пневмонии обнаруживаются на второй день после заражения, и протекает она стремительно. А вы здесь уже третий день. Так что всё в порядке.

Катасэ говорил гладко, без запинки, словно это был старательно вызубренный урок. Возможно, медику так и полагается, ведь к медицине нельзя ограничиваться какими-то главными, основополагающими знаниями. Эта наука покоится на опыте, наблюдениях предшествующих поколений. Поэтому хорошим врачом может стать только тот, кто сумеет всё это усвоить. Впрочем, хотя Катасэ и был ему неприятен, Кохияма не мог не отметить, что врач он, по-видимому, неплохой.

– Но вы говорите, что миновала лишь первая опасность? А что это значит?

– Это значит, – ответил Катасэ, – что существует ещё бубонная и кожная чума. Они возникают от укуса заражённой крысиной блохи. При бубонной чуме увеличиваются лимфатические узлы. Кожная форма чумы характерна образованием на месте укуса заражённой блохи пузырька, наполненного сероватой жидкостью. В обоих случаях образуются нагноения, язвы, которые открываются и при кожной чуме превращаются в чёрные пятна, поэтому, вероятно, чуму в народе и называют «чёрной смертью».

– Значит, эти формы по сравнению с лёгочной протекают менее активно?

– Да, они развиваются медленнее. Это не значит, что они менее опасны, но тут хоть есть время помочь больному: в запасе целая неделя.

– Следовательно, пока миновала только первая опасность, остальное ещё впереди?

– Мы сейчас самым энергичным образом занимаемся истреблением грызунов и насекомых. Так что не падайте духом!

– Отрадный факт! – усмехнулся Кохияма. – Скажите, а вы не могли бы прочитать мне теперь коротенькую лекцию по поводу исследований господина Убукаты о наследственной устойчивости бацилл?

– Вы полагаете, что это имеет отношение к чуме? Во всяком случае, я ничего об этом не знаю. Ведь я был у него всего-навсего скромным помощником. Кое-что, наверное, мог бы рассказать Тэрада-сан. Но из него не вытянешь ни слова.

Катасэ явно уклонялся от ответа. Чувствовалось, что его так и подмывал» сказать: «И вообще теперь за всё здесь отвечает Тэрада, вам следовало бы по-настоящему взяться за него».

– Кстати, доктор Канагаи сегодня не приедет.

– А что толку от его посещений! – сказал Кохияма. – Он не успевает взглянуть на наши физиономии, как тут же мчится назад, словно за ним гонятся.

– Сегодня я его замещаю, – сказал Катасэ.

– А разве в этом есть необходимость?

– Да, Эмма… – замялся Катасэ и быстро направился к двери.

– А что с ней?

Утром Эмма пила кофе с Тэрадой и Кохиямой и с тех пор больше не показывалась.

– Вчера ночью её укусило какое-то насекомое, и на коже остался след. Я не думаю, чтобы это был укус чумной блохи, но кто знает.

Бросив на ходу эти слова, Катасэ поспешно зашагал по коридору. Кохияма остался в гостиной. Наконец ему надоело читать, и он отложил книгу в сторону. Неужели Эмма заболела чумой? Ведь ей наверняка ввели максимально возможную дозу противочумной вакцины. Но иногда заболевают чумой и люди с достаточно иммунизированным организмом. Не говоря уже о том, что и при введении вакцины профилактический эффект отнюдь не является абсолютным.

Мысль о том, что Эмма заболела чумой, была для Кохиямы невыносимой. Он уже знал незавидную историю её появления на свет. Неужели она снова стала игрушкой в руках судьбы!

Но дело было не только в этом, кажется, он серьёзно полюбил Эмму. Он вспомнил недобрую усмешку, мелькнувшую на лице Катасэ, когда тот направлялся в её комнату. Ему стало не по себе.

Он вскочил с дивана и помчался в комнату Эммы. Он собрался было постучать, как вдруг услышал голос Эммы и шум.

– Оставьте меня в покое! Уйдите! Уйдите! – задыхаясь, проговорила Эмма.

– Оставьте меня в покое! Уйдите! Уйдите! – задыхаясь, проговорила Эмма.

Кохияма толкнул дверь. На ковре сидела Эмма. Она отталкивала от себя Катасэ, который, извиваясь, точно гусеница, пытался поцеловать её обнажённые груди.

– Катасэ! Как ты смеешь, негодяй!

Кохияма схватил Катасэ за шиворот и с решимостью слабохарактерного человека, наконец отважившегося на мужественный поступок, выволок его из комнаты. Катасэ пытался сопротивляться, но Кохияма ударил его кулаком по лицу, и тот сразу присмирел и лишь прижимал к лицу руку, в которой были зажаты поднятые с ковра очки.

– Убирайтесь отсюда! И если вы попытаетесь ещё хоть раз…

– Вы ужасный человек, Кохияма-сан! – писклявым голосом проговорил Катасэ. – Она сама меня соблазняла.

И он тут же поспешно ретировался.

Застёгивая блузку, в дверях показалась Эмма. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Кохияму. Это был всё тот же полный затаённой скорби взгляд, неудержимо влекущий к себе. Её чёрные глаза с голубоватыми белками казались сейчас серо-голубыми.

– Может быть, я напрасно это сделал? – извиняющимся тоном спросил Кохияма.

Взгляд Эммы стал серьёзным.

– Неужели вы могли такое подумать? Да мне противно на него смотреть! Пришёл, потребовал, чтобы я сняла блузку и дала себя осмотреть, нет ли где ещё укусов, а сам стал приставать…

Кохияма вошёл в комнату и сел на ковёр, скрестив ноги. В этой комнате он был впервые. Однако сейчас он решил немного побыть с Эммой, чтобы успокоить девушку.

Для будуара манекенщицы комната была обставлена очень скромно. Если не считать прекрасного пушистого ковра и стереофонического магнитофона, вся остальная обстановка была простой и дешёвой.

Кровать и платяной шкаф больше подошли бы для студенческого общежития.

Взглянув на себя в зеркало и поправив причёску, Эмма села против Кохиямы. С непосредственностью ребёнка она протянула ему правую руку и сказала:

– Может быть, ничего серьёзного и нет. Неужели это след от укуса насекомого?

Под голубой тканью блузки Кохияма, разумеется, никакого красного пятнышка на её руке разглядеть не мог.

– Впрочем, к чему я, глупая, вас спрашиваю! – спохватилась Эмма. – Ведь вы не врач.

– Завтра вас осмотрит доктор Канагаи, – сказал Кохияма.

– Мне приходится выступать с обнажёнными руками и плечами. И если они покроются чёрными пятнами, это будет ужасно.

– В крайнем случае, можно будет сделать пластическую операцию, – не подумав, ляпнул Кохияма. Эмма рассмеялась.

– Наверное, немного простудилась, – сказал Кохияма.

– Хорошо, если так. Катасэ противный тип. Но отец всегда говорил, что голова у него на плечах сеть. А вдруг он прав и меня в самом деле укусила чумная блоха?

– Одной головы мало. Нужен ещё опыт. А опыта у него пока маловато.

– Кажется, хороших специалистов по чуме вообще почти нет.

– Не следует раньше времени тревожиться. Я неверующий, но, по-моему, священное писание учит не думать о завтрашнем дне.

Сказав это, Кохияма вдруг почувствовал свою полную беспомощность.

– О мама! Дай мне силы! – воскликнула Эмма и вдруг задрожала всем телом.

Трудно было понять, что это – озноб или страх. Она дрожала всё сильнее.

Растерянный Кохияма, поколебавшись с минуту, крепко обнял её за плечи. Падая навзничь, Эмма невольно увлекла его за собой, его губы прильнули к её прохладным, мягким губам. Если бы сейчас её лицо было покрыто ужасными чёрно-синими пятнами, он, наверное, всё равно поступил бы так же.

2

Недаром говорится, пришла беда – открывай ворота. В тот же день в три часа в квартиру Убукаты явилась госпожа Хамура. Ей нужно было срочно переговорить с Тэрадой, который теперь не только занимался разборкой архива Убукаты, но и распоряжался всем, что происходило в доме.

– Доктора Канагаи до сих пор нет. Нельзя ли всё-таки его вызвать? – спросила она Тэраду.

– Что за спешка? – пробурчал Тэрада.

Госпожа Хамура слыла женщиной капризной. Она без конца пилила своего мужа, взваливая на него вину за все неприятности, которые сейчас приходилось терпеть семье. Те, кто проходил мимо их квартиры, невольно становились свидетелями семейных скандалов, шум которых был слышен не только из окон, но и доносился сквозь толстые стены.

– Что это за жизнь! – кричала она. – Бедный ребёнок. Целыми днями сидит взаперти. Я не могу ни в парк её сводить, ни дать ей погреться на солнышке. Любимое печенье и то не могу купить, должна кланяться институтскому шофёру, чтобы привёз. У нас уже продуктов почти нет, все запасы кончились. И это ты во всём виноват! Ничего себе управляющий делами! Сидит взаперти, как обезьяна в клетке! Посмешище, да и только! А что, если ребёнок умрёт от чумы? Я тогда повешусь. А ты будешь проклят на всю жизнь.

Резонного в жалобах госпожи Хамуры было мало.

С тех пор как дом превратился в изолятор, не было ещё ни одного солнечного дня, так что греться было негде, что же касается покупок, то всё необходимое доставлял институтский шофёр, который, кстати, был непосредственно подчинён управляющему делами. Он приезжал пока всего два раза, но продуктов было завезено столько, что их с избытком хватит на всё время пребывания в карантине.

Всё это госпожа Хамура отлично знала, просто ей нужен был повод чтобы пошуметь.

– Это ты во всём виноват, – кричала она, – если бы не ты, то и никакой чумы не было бы.

Несмотря на свой добрый нрав, в такие минуты выходил из себя и Хамура…

– Зачем вам понадобился Канагаи? – повторил свой вопрос Тэрада.

– Видите ли, дело очень серьёзное… – замялась госпожа Хамура.

– Что-нибудь с ребёнком?

– Нет… Меня беспокоит муж… Он начал заговариваться.

– Заговариваться?

– Да. Сегодня утром, например, он поднялся затемно и стал глядеть и окно. Я спрашиваю, что он там увидел, а он отвечает: «На город падает горящая комета». Комета – это ведь такая звезда с длиннущим хвостом, не правда ли? Я встала, подошла к окну, но ничего не увидела. Только на улице, как всегда, горела красная неоновая реклама.

– Он, наверно, подшутил над вами, – сказал Тэрада. – Ведь Хамура-сан любит посмеяться.

– Но я вам ещё не всё сказала. Днём он взял колоду карт, перетасовал её и начал гадать. Потом собрал в доме все палочки для еды и стал ими манипулировать, как это делают прорицатели. – Госпожа Хамура быстро задвигала пальцами, пытаясь показать, как манипулировал палочками её муж. – И вдруг он вскрикнул, уставился на меня и говорит: «Небесная кара постигнет наконец и Токио. Потому что кругом одно беспутство и разврат. Кантонское землетрясение и атомная бомба – пустяки по сравнению с тем, что нас ожидает. Из десятимиллионного населения девять миллионов шестьсот девяносто семь тысяч восемьсот тридцать один человек погибнет. Наступает час небесного возмездия, и брат восстанет на брата. В четырнадцатом веке от чумы погибло двадцать пять миллионов человек – четвёртая часть всего населения Европы. На этот раз погибнет пятьсот миллионов – шестая часть населения земного шара, и больше половины придётся на Азию. Пятую часть погибших азиатов составят японцы. Япония превратится в море огня, в котором будут гореть трупы».

– Н-да, странная манера шутить, – заметил Тэрада.

– Он вовсе и не шутит! С какой стати ему дурачить меня, ведь он знает, что я всё равно ни одному его слову не верю. Нет, с ним что-то происходит.

– Я думаю, – вмешался в разговор Муракоси, – что ему действительно мерещатся картины Страшного суда. – Муракоси было явно не по себе.

– Нельзя, нельзя это так оставить, – снова быстро заговорила госпожа Хамура. – Когда я слышу его бред, у меня волосы встают дыбом.

– Неужели такой здоровяк на третий день карантина мог заболеть тяжёлым неврозом? – как бы рассуждая вслух, проговорил Тэрада.

– Значит, и вы предполагаете невроз? – подхватила госпожа Хамура.

– Я ничего не предполагаю, – ответил Тэрада. – Завтра придёт доктор Канагаи и даст своё заключение.

– Как! – возмутилась она. – Вы хотите заставить меня ждать до завтра!

– Госпожа Хамура! – почти выкрикнул Тэрада. – Я надеюсь, что это не вы своими скандалами довели мужа до такого состояния. Но всё-таки прошу вас, будьте с ним помягче, поласковее. Ведь он ваш муж!

Кохияма, который вышел в этот момент в переднюю, удивлённо уставился на Тэраду: он не ожидал от него таких слов.

Неожиданно в приоткрытую дверь впорхнула молодая женщина, одетая в белое кожаное пальто.

– Эмма здесь живёт?

– Кто вы такая? Сюда нельзя! – Муракоси торопливо протянул руки вперёд, преграждая ей путь.

– О-ля-ля! А вы кто такой? По какому праву вы меня не пускаете? Меня зовут Сатико, я подруга Эммы.

Девушка, по-видимому, была не робкого десятка. Она, очевидно, знала также, что после смерти отца Эмма живёт одна, никого из близких родственников у неё нет и, следовательно, в квартире сейчас могут находиться только посторонние.

– Послушайте, барышня! – увещевательным тоном обратился к ней Тэрада. – Если вы сделаете ещё хоть один шаг, вы не сможете в течение какого-то времени вернуться к себе домой. Вас это устраивает?

Неожиданная гостья проникла во двор через калитку, в которую входил шофёр, доставлявший продукты (он всегда приезжал сюда в белом халате, в защитной маске и перчатках). Катасэ, по-видимому, забыл запереть калитку. Но шофёру обычно открывали ворота, калитка оставалась на замке, поэтому оплошность Катасэ походила на какое-то умышленное действие. Однако сейчас было не до разбирательств.

– Как это я не смогу вернуться домой? – удивлённо спросила Сатико. – Что это значит? Позовите-ка мне Эмму!

– Я повторяю, барышня, – сказал Тэрада, – что для вас будет лучше, если вы немедленно повернёте назад и уйдёте отсюда через калитку, не задавая лишних вопросов.

– Вы меня запугиваете! Скажите, Эмма жива?

– Она простудилась и лежит в постели. У неё тяжёлый вирусный грипп, тот самый, от которого умер её отец. Ясно?

– В таком случае я остаюсь. Не могу же я оставить её одну в компании таких растяп.

Таким образом, Сатико Ноборикава стала обитательницей чумного изолятора. Она недавно вернулась в Токио из Осака. Узнав, что у Эммы умер отец, она тут же поспешила к подруге. И её ничто не остановило бы, даже если бы сама Эмма попросила никого к ней не пускать.

3

К вечеру у Эммы подскочила температура. Термометр показывал 38°. Девушка лежала пластом, лихорадочный румянец горел на её лице, глаза туманились, утратив свой обычный влажный блеск.

Кохияма хотел, чтобы Тэрада осмотрел её, но тот заявил, что не может оторваться от работы.

– Что же делать? – спросила Сатико Кохияму, набивая пузырь льдом.

Можно было позвать Катасэ, ведь он всего год назад проходил стажировку в университетской клинике и был здесь сейчас единственным человеком которому известны новейшие методы лечения. Кроме того, он наблюдал течение болезни у Убукаты. Но Эмма наотрез отказалась от его услуг, да Кохияма и сам не очень хотел к нему обращаться.

– Ладно, я попробую вызвать господина Канагаи, – сказал Кохияма и вышел из комнаты.

Никаких других врачей приглашать сюда не разрешалось. Может, пойти к профессору Нисидзаке и попросить у него разрешения позвонить по телефону? Или лучше к Хамуре? Правда, не хочется попадаться на глаза взбалмошной хозяйке, да и встреча с самим хозяином квартиры не сулит ничего хорошего.

Дверь открыл седовласый профессор. В квартире было очень тихо, как обычно бывает в доме стариков, удалившихся на покой. Выслушав просьбу Кохиямы, профессор растерянно почесал в затылке и с виноватой улыбкой произнёс:

– Вот незадача…

Профессор медицинского факультета Нисидзака, когда достиг предельного возраста, установленного для государственных служащих, в порядке исключения благодаря своим связям получил право на пожизненное зачисление в штат института. Всякие разговоры по телефону обитателям «загородной виллы» были сейчас категорически запрещены, и старый профессор боялся неприятностей, если он позволит Кохияме воспользоваться своим телефоном.

Да и вообще профессор Нисидзака впервые в жизни сталкивался с таким серьёзным испытанием, как опасность заражения чумой, и был чрезвычайно напуган. Однако прямо отказать Кохияме он не решился.

– Поймите, профессор, ведь речь идёт о жизни и смерти. Вы всегда честно служили медицине и людям, вы не можете оставить человека в беде. – Кохияма решил сыграть на гуманных чувствах старого профессора, другого выхода у него не было.

– Н-да, положение затруднительное, – промямлил Нисидзака. – Ну да ладно, сделаем вот что. Мы с женой закладываем ватой уши, и мы ничего не слышали – ни как вы пришли, ни как вы ушли. – И профессор скрылся в комнате.

Телефон стоял в передней, и Кохияма тотчас же снял трубку и набрал номер клиники. Как он и предполагая, Канагаи уже ушёл. Кохияма позвонил домой. К телефону подошла жена Канагаи.

– К сожалению, его нет дома, – сказала она. – Он уехал на встречу однокашников по университету.

– А где они встречаются?

– В Хаконэ.

– Где именно?

– Он мне не сказал.

– Когда он должен вернуться?

– Обещал завтра днём…

Значит, они там будут ночевать. Возможно, поэтому он сегодня не появился в изоляторе.

Почувствовав, что жена Канагаи к последнему его вопросу отнеслась с некоторым подозрением, Кохияма попросил передать доктору, что звонил «корреспондент Кохияма», и повесил трубку.

Сейчас Кохияма особенно остро почувствовал свою беспомощность и несовершенство телефонной связи – единственно возможного пока средства сообщения с внешним миром. А что, если отправиться в университетскую клинику, разузнать там, кто учился вместе с Канагаи, может быть, кто-нибудь всё-таки знает, в какой гостинице в Хаконэ они намеревались остановиться? Он мог бы взять такси и махнуть туда. И сегодня же ночью привезти Канагаи.

Но ведь не исключено, что Канагаи будет настолько пьян, что от него никакого толку не добьёшься. Есть ли тогда смысл за ним ехать?

Итак, дело кончилось ничем. Кохияма позвал профессора и поблагодарил его.

– Придётся, значит, ждать до завтра? – Старый профессор всё слышал, в тоне его было явное сочувствие.

– А может быть, вы посмотрите больную, профессор?

– Нет, нет, друг мой. Я не клиницист. Моя специальность – теория, и к тому же я не имею права браться за лечение здешних больных. Это дело доктора Канагаи.

Возможно, профессор скромничал, но в тоне старика Кохияма почувствовал пренебрежение к врачам-практикам.

Обратиться к добряку Муракоси? Но он вообще не врач, а исследователь-микробиолог, причём узкий специалист.

Вернувшись к себе, Кохияма поднялся на второй этаж и постучался к Тэраде.

– Ведь я вам уже сказал, что не могу отложить работу, – сердито отозвался Тэрада и вышел в коридор.

Тэрада выглядел страшно изнурённым. Он с пренебрежением отозвался о предполагаемом неврозе у Хамуры, но сам сейчас казался поражённым каким-то тяжёлым недугом.

– Я прошу вас всё-таки осмотреть больную, – сказал Кохияма.

– Это ни к чему.

– Как так?

– Если у неё чума, то дело безнадёжное.

– Но ведь никто не установил, что у неё чума.

– Поймите, что, если у неё лёгочная чума, значит, она больна не первый день и осмотр ни к чему. Если же у неё воспаление лёгких, тогда дело терпит до завтра.

– Но ведь и чуму можно лечить!

– Лекарства ей не помогут!

– Вы имеете в виду антибиотики?

– Да.

– Почему не помогут?

– По той же причине, по какой они не помогли её отцу. Наследственная невосприимчивость.

– Но ведь есть ещё и другие методы лечения. Например, инъекция больших доз противочумной сыворотки. На протяжении 4–5 суток, кажется, вводится от 40 до 100 кубиков?

– Вы, видно, кое-что уже усвоили. Но имевшийся запас сыворотки и вакцины мы сегодня израсходовали на её подругу, так некстати явившуюся сюда. А чтобы получить новую порцию из университетской клиники, нужно время.

– Поэтому я и хочу, чтобы вы осмотрели больную и дали свои рекомендации.

– Я уже сказал: если это лёгочная форма чумы, никакой осмотр не поможет.

– Но, может, у неё что-то другое?

– Я вчера вечером её смотрел. Лимфатические железы у неё не увеличены. Значит, это не бубонная чума. Если это кожная форма, то на месте проникновения бацилл должны появиться пузырьки. Но это станет ясно не раньше чем завтра. Пока у неё обнаружено лишь красное пятнышко на коже от укуса какого-то насекомого. Но это ещё ничего не значит.

– А вы не обманываете меня?

– Я не врач. Я давно уж исследователь, работающий в фармацевтической фирме. Но я не чета тем медикам-теоретикам и микробиологам «вообще», которые открещиваются от патологии. – Можно было подумать, что Тэрада подслушал разговор Кохиямы с Нисидзакой.

– Но вы вели специальные исследования в отряде Исии, – сказал Кохияма и пристально посмотрел на собеседника. Это был аргумент, к которому он прибегнул в расчёте на то, что так он сможет заставить Тэраду раскрыть наконец тайну его исследований.

Тэрада, разумеется, понял намёк, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Не забывайте, молодой человек, что в своё время мне пришлось вести работу по борьбе с эпидемиями в Харбине и Мукдене.

– Вы хотите сказать, что поэтому вас и не причислили к военным преступникам. Что ж, это хорошо. Но, признаться, я не вполне уверен, что вы этим ограничились.

– Что вы хотите сказать?

– Ничего. Я хочу спросить, почему вы, например, так тщательно скрываете от всех, что вы делаете в кабинете господина Убукаты?

– Ладно, дружище! Идите отсюда! Вот вам таблетки сульфидина, дайте их Эмме, пусть принимает. А завтра приедет Канагаи.

Тэрада вытащил из кармана халата коробочку с этикеткой фирмы Гоко и сунул её в руку Кохияме.