Текст книги "Сеятели тьмы"

Автор книги: Эйсукэ Накадзоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

3

– Это вы и имели в виду, когда обещали мне «ещё и не такие неожиданности»? – переведя наконец дух, раздражённо спросил Кохияма. Он пристально всматривался в длинное, костлявое лицо Тэрады, но на нём трудно было что-либо прочесть.

– Я это предполагал, но точно ещё ничего не знал, – ответил Тэрада.

– Раз вы предполагали, следовательно, вам было известно, как сюда попала инфекция?

– Нет, это ещё предстоит установить.

Тэрада взял из стопки книг, лежавших на столе, какой-то том и стал его перелистывать. Книга в тиснённом золотом переплёте – «Основы иммунологии». Быстро отыскав какое-то место, он ткнул в него пальцем и кивком подозвал Кохияму. С трудом разбирая мелкий, густо набранный шрифт, Кохияма с раздражением начал читать: «В Азии и Африке с чумой не покончено ещё и поныне. Насчитывается пять мест, считающихся «родиной» Чумы; отсюда заболевание распространяется, проникая в соседние, а затем и в отдалённые страны. Места эти следующие: в Африке – Уганда, расположенная в верховье Нила; там же в своё время была обнаружена палочка Коха; в Азии – районы у подножия Гималаев: китайские провинции Юньань и Тибет; северная часть Индии и некоторые районы Монголии».

– Вы хотите сказать, что господин Убуката заразился чумой, занесённой из далёких краёв?

– Это простейшее объяснение.

– Как же так? Я, разумеется, не специалист, но по моим понятиям морские границы Японии создают возможность обеспечить надёжный заслон. Как же всё-таки инфекция смогла проникнуть в Токио? Это же очень серьёзно…

– Возможно, инфекция и не принесена извне…

– Но вряд ли Убуката использовал чумную бациллу для своих экспериментов!..

– Убуката занимался генетическим исследованием кишечной палочки, стойкой к лекарственным препаратам. Не исключено, что тут не обошлось и без чумной бациллы, – невозмутимо продолжал Тэрада.

– В таком случае чума может гнездиться даже здесь, в этой квартире!..

– Как бы то ни было, никто из нас в течение ближайших десяти дней не выйдет из этого дома. Продукты и всё необходимое будут доставляться сюда, институт возьмёт на себя все расходы, – заявил Тэрада с абсолютно бесстрастным лицом.

– Позвольте, это же чёрт знает что! – воскликнул Кохияма.

– Но ведь это в ваших же интересах, – спокойно ответил Тэрада. – Сюда ежедневно будет приезжать для осмотра врач из клиники. Если не принять вовремя меры или эти меры окажутся недостаточны, девяносто процентов заболевших чумой умирают. А так есть надежда на спасение.

– Есть надежда на спасение? – зло усмехнулся Кохияма. – Вы говорите так, словно у всех у нас уже чума.

– Но поймите простую вещь: вы находитесь в квартире, где человек заболел чумой. Правда, помещение уже продезинфицировано. Но если вы заразились, то необходимо дожидаться конца инкубационного периода.

– Чудовищно! Как же вы, заведомо зная обо всём, даже не попытались отговорить меня! Наоборот, вы даже пригласили меня сюда.

– Очень просто. Вы так настойчиво интересовались личностью покойного и его исследованиями, что я волей-неволей пошёл у вас на поводу.

В словах Тэрады были явные противоречия. С одной стороны, он будто бы не знал раньше об истинной причине смерти Убукаты. А с другой – он почему-то предупредил Кохияму, что его «ждут ещё и не такие неожиданности». Сейчас же он заговорил об интересе Кохиямы к исследованиям покойного Убукаты, явно желая как-то оправдаться.

В конечном счёте Кохияма оказался, по существу, под домашним арестом. По телу побежали мурашки. Уж не нарочно ли Тэрада заманил его в ловушку? Но с какой целью?

– В таком случае я должен немедленно связаться с редакцией, – сказал Кохияма.

– К сожалению, это невозможно.

– Как?! – возмутился Кохияма. – Если уж мне нельзя уйти, я должен по крайней мере хоть объяснить причину своего отсутствия. Я, правда, всего-навсего репортёр, но я должен…

– К сожалению, это невозможно, – не меняя тона, повторил Тэрада.

– Позвольте, это становится похоже на какую-то скверную шутку. Чума – одна из самых страшных болезней, дающих, по официальной статистике, наиболее высокий процент смертности! Врачи обязаны немедленно сообщать о такого рода заболеваниях. И вообще необходимо как можно шире информировать население об этом!

– Долг врача – изолировать больного, подвергнуть карантину всех подозрительных, не допускать общения с теми, кто ухаживал за больным, произвести дезинфекцию, – невозмутимо проговорил Тэрада.

– Тем более вы не должны возражать против того, чтобы я позвонил в редакцию.

– Я, мой дорогой, в данном случае забочусь о репутации Убукаты.

– Какой же ущерб репутации покойного может причинить сообщение в газете о действительной причине его смерти? Не понимаю!

– Поговорка гласит. «Пусть мёртвый мирно в гробе спит…»

Было очевидно, что Тэрада хотел отмахнуться от назойливых расспросов Кохиямы, хотя, возможно, и сам сознавал убедительность его доводов.

Кохияма посмотрел на Эмму, которая молча слушала их спор. Поймав на себе взгляд Кохиямы, она умоляюще посмотрела на него.

– И вы такого же мнения? – спросил, обращаясь к ней, Кохияма.

– Я не знаю, какую цель ставил перед собой отец, и, чтобы узнать это, я решила действовать, как велят эти господа.

Она была в красном вязаном платье. Сейчас в ней больше не было той строгой величавости, которую придавал ей траур, она казалась удивительно нежной, мягкой и доступной. Чувствовалось, что ей хочется как-то разрядить гнетущую атмосферу, отогнать от себя печальные мысли. Как ни странно, яркий наряд лишь ещё больше подчёркивал выражение беззащитности на её лице.

– В этом доме, – снова заговорил Тэрада, – живут три семьи, четвёртая квартира сейчас пустует. По приказу директора института все находящиеся в доме люди с сегодняшнего дня и до конца карантина прекращают общение с внешним миром. И все дали на это согласие.

– Но я-то своего согласия не давал! – резко возразил Кохияма. – Вы, кажется, хотите замять это дело с чумой! Опасная затея!

Но тут к нему подошёл тот самый молодой человек в очках и белом халате, который открыл им дверь. В руках у него была металлическая тарелка со шприцем.

– Я Катасэ, бывший ассистент доктора Убукаты, – представился он. – Я должен сделать вам прививку.

– Прививку? – Кохияма вздрогнул. – Против чумы?

– Да. Это противочумная сыворотка. Необходимое, неотложное средство, если есть подозрение, что начался инкубационный период. Вводя эту сыворотку, мы создаём пассивный иммунитет. Кроме того, делается предохранительная прививка Хавкина[5]5
  Хавкин В.Л. (1860–1930) – крупный русский микробиолог и эпидемиолог, работавший в Пастеровском институте в Париже.


[Закрыть]. Эта вакцина состоит из убитых чумных палочек, она способствует образованию активного, длительного иммунитета.

Катасэ поднял шприц, как бы приказывая Кохияме приготовиться к уколу. После минутного колебания Кохияма снял пиджак и закатал рукав рубашки. Катасэ резиновым жгутом стянул ему руку выше локтя, нащупал вену, протёр кожу ваткой, смоченной в спирте, и ввёл шприц. Кохияма почувствовал лёгкий укол, как при обычном внутривенном вливании.

На руке с набухшими голубыми жилками возле жгута осталось красное пятнышко. Вид этого пятнышка подействовал на него отрезвляюще.

Тем не менее он пока ещё не отказался от своего намерения позвонить в редакцию и во что бы то ни стало вырваться из этого дома.

– А себе вы сделали прививку? – спросил он, переходя в контратаку.

– Да, – ответил Катасэ, – всем здесь сделана прививка несколько дней назад. А некоторым уже тогда, когда у доктора Убукаты появились первые подозрительные симптомы. Я уже сказал, что инкубационный период длится от двух до шести дней.

– Поэтому в качестве предупредительной меры устанавливается десятидневный карантин, – официальным тоном объявил Тэрада. – Если, к счастью, за это время никто не заболеет, можно будет снять карантин через неделю.

Кохияме вдруг стало страшно. Чума! Нет, его пугали не её своеобразные признаки, из-за которых она получила название «чёрная смерть».. Но эта неизвестность, эта внезапность, это коварство. Скорее, именно это больше всего пугало его.

ЧУМНОЙ ИЗОЛЯТОР

1

Началась странная жизнь. Иначе, как странной, её нельзя было назвать.

Дом Института микробиологии Каньо, расположенный по соседству с парком Инокасира, сотрудники в шутку называли «загородной виллой». И вот эта «вилла» внезапно превратилась в чумной изолятор. В секретный, тщательно скрываемый от всех изолятор.

Прочные дубовые ворота были на крепком запоре. Открывались они через каждые два дня, чтобы впустить во двор закрытый институтский пикапчик, на котором доставлялись продукты. Кроме того, ежедневно в три часа пополудни приезжал врач Канагаи из инфекционного отделения университетской клиники. Канагаи вылезал из малолитражки, которую он водил сам, торопливо нырял в калитку, как только её открывали, входил в дом и, проведя осмотр всех его обитателей, возвращался назад.

И приезды институтской машины, привозившей продукты, и визиты доктора Канагаи хранились в тайне.

Таким образом, по существу дом стал как бы крошечной колонией, не имеющей никаких сношений с внешним миром.

Напротив дома была маленькая протестантская церковь, где, кроме воскресной службы, верующие по вечерам собирались на вечернюю молитву. По обеим сторонам улицы тянулись особняки. Сразу же позади институтского дома начинался парк Инокасира. Предполагаемым посетителям дома было заранее отказано. А неожиданным гостям и знакомым, которые могли вдруг появиться, ассистент Убукаты должен был сообщать, что сотрудник к которому они направлялись уехал в длительную командировку.

Первое время Кохияма чувствовал себя в этом доме как во вражеском стане, другие же были здесь старожилами и безропотно подчинялись строжайшим правилам. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что ему не удастся связаться по телефону с редакцией и переговорить с Сомэей.

В доме были всего две телефонные розетки: одна внизу, в коридоре, другая на втором этаже, в кабинете покойного Убукаты. Тэрада унёс единственный телефонный аппарат в кабинет и запер его, строго следя, чтобы никто не воспользовался телефоном.

Кохияма уже отказался от своего намерения убежать отсюда. Пятнышко, оставшееся на его руке после прививки, заставило его понять неизбежность карантина, и к тому времени, когда оно исчезло, Кохияма решил, что, если уж он остался здесь, нужно во что бы то ни стало набраться хладнокровия и внимательно следить за ходом событий, чтобы можно было потом дать точную оценку всему происходящему. Конечно, хорошо бы позвонить в редакцию. Но поверит ли ему Сомэя? Скорее всего, разговор будет выглядеть так:

– Сомэя-сан, случилось нечто невероятное.

– А что же именно?

– Я взят под подозрение как бациллоноситель чумы и нахожусь под строгим надзором!

– Ни с того, ни с сего? Что за вздор!

– Да поймите же, речь идёт о чуме!

– Погоди, приятель! Чума в Японии? Это какая-то фантасмагория! Правда, в тысяча восемьсот девяносто девятом году в районе Осака и Кобэ действительно была вспышка чумы и около ста человек умерло, да ещё в 1903 и в 1915 году было отмечено несколько случаев в Токио и Иокогаме. Но с тех пор у нас ничего подобного не было. Нет, с чумой у нас давно покончено. Приезжай-ка лучше в редакцию и загляни в справочный отдел.

– Вы ошибаетесь. Случай чумы недавно зарегистрирован в Токио. Возникла серьёзная опасность, о которой ещё никто не знает.

– Что за ерунда? Откуда эта утка? Ты, видно, клюнул на какую-то дешёвую сенсацию? А ты не пьян?

– Сомэя-сан, выслушайте меня!

– Кохияма, у меня полно работы, и мне некогда шутить. Из Инспекции здравоохранения не поступило никакой информации.

Обычно Сомэя строго следил за тем, чтобы информация была добротной и достоверной, и никаких домыслов и сомнительных сообщений в газете не допускал. Нет, звонок в редакцию ничего не даст, только нарвёшься на скандал с Тэрадой, и неизвестно, чем это может кончиться…

Однако Кохияма в конце концов всё же позвонил в редакцию. Правда, звонил он в присутствии Тэрады.

– Я простудился и неважно себя чувствую, – сказал Кохияма, – возможно, немного устал. Разрешите мне взять отпуск на недельку!

– А вернее, малость перепил? – засмеялся Сомэя. – Ну, да ладно. Отпуск так отпуск!

– Я непременно представлю медицинскую справку.

– Ну что ж, будем рады снова тебя лицезреть. Кстати, появился Цурумото, так что мы здесь управимся без тебя. Поправляйся! – И Сомэя положил трубку.

В свой пансион Кохияма звонить не стал. Как-нибудь обойдётся. На худой конец, если через неделю хозяин откроет его комнату и убедится что жильца дома нет, он наверняка решит, что тот уехал в очередную командировку. Никаких подозрений у хозяина, по-видимому, не возникнет.

– Спасибо, Кохияма. Я рад, что вы с нами заодно, – сказал Тэрада.

– А вы по-прежнему не доверяете мне?

– Не совеем так. Вы ведь представляете себе, какая трагедия разыграется, если в Токио вспыхнет эпидемия чумы, подобная той, которая была в 1903 или 1915 году. Вам известно, что в 1901 году в Маньчжурии от чумы погибло свыше десяти тысяч человек?

– Но ведь с 1926 года в Японии, как я слышал с чумой начисто покончено, – возразил Кохияма.

– Ого! Вы неплохо осведомлены! Однако не следует забывать, что в соседних странах эпидемии возникали и в послевоенные годы. Не успела кончиться война, как была зарегистрирована вспышка чумы и Маньчжурии, затем во время войны в Корее. В настоящее время, согласно данным WHO[6]6
  WHO – Всемирная организация здравоохранения ООН.


[Закрыть], чума свирепствует в Южном Вьетнаме.

– В Южном Вьетнаме?

– Да. Вот, не угодно ли взглянуть? – Тэрада держал в руках английское издание «Бюллетеня международной службы карантина» от 26 августа 196… года. – Тут список районов распространения эпидемии. Посмотрите по карте.

И Тэрада протянул Кохияме карту Индокитая, вырванную из атласа мира. На нём кто-то красным карандашом галочками отметил пункты, поражённые чумой. Всё побережье Южного Вьетнама было усеяно этими галочками. Вдоль стратегического шоссе № 1 с юга на север тянулись населённые пункты: Сайгон, Далат, Нья-Транг, Нинь-Хо, Куй-Нёнг, Бинь-Динь… Все эти названия часто мелькали в военных сводках иностранных телеграфных агентств и сообщениях спецкорреспондентов.

– Кто сделал эти пометки? Убуката-сан?

– Да, – торопливо ответил смущённый Тэрада. – Как видите, он интересовался всем на свете.

– Но зачем ему понадобилось это?

– Не знаю. Я нашёл карту на его письменном столе. Парадоксально другое. Не исключено, что как раз в то время, когда он отыскивал на карте Индокитая районы распространения чумы, он уже был болен чумой.

– Вы, наверное, хотите мне внушить, что чума может распространиться и в Японии?

– Разумеется, – ответил Тэрада. – Такая опасность существует, и всякая беспечность на сей счёт могла бы привести к печальным последствиям.

– И всё-таки я не вижу никакой связи между этой картой и кончиной господина Убукаты. Как вы объясняете его интерес к распространению чумы в Южном Вьетнаме?

– Что же тут объяснять! – сказал Тэрада. – Убукату, как микробиолога, могла заинтересовать любая инфекционная болезнь.

– Вы довольно ловко уходите от ответа. И всё-таки интерес к проблеме распространения чумы исследователя, который в конечном счёте сам умер от этой болезни, вряд ли можно считать случайным.

Тэрада ничего не ответил. Он молча забрал у Кохиямы брошюру и карту и ушёл наверх, в комнаты покойного Убукаты.

Это была первая и чуть-чуть смешная размолвка, происшедшая в чумном изоляторе, но именно тогда Кохияма и решил выяснить, чем занимается Тэрада, запираясь в кабинете покойного Убукаты.

2

На второй день произошло ещё одно событие.

Кохияма спал на диване в гостиной и вдруг проснулся от крика. Это был крик ужаса, без сомнения.

Кохияма сбросил одеяло и вскочил с постели. Он не сразу понял, откуда несётся крик. Дверь гостиной выходила в коридор, в конце которого была лестница, ведущая на второй этаж. В глубине коридора, против лестницы, находилась комната Эммы. Когда-то её спальня находилась на втором этаже, против кабинета отца. Но постепенно отец занял весь второй этаж, а Эмма переселилась на первый.

Сообразив наконец, откуда доносится крик, Кохияма побежал на кухню. Он увидел Эмму, которая с бледным как полотно лицом застыла на месте, оцепенев от ужаса.

– Что случилось?

– Вон, вон там! Посмотрите! – Дрожащей рукой Эмма указывала куда-то в угол комнаты.

Кохияма увидел большую дохлую крысу. Это была так называемая водяная крыса. Поблёскивая чёрной иглистой шерстью, она лежала на гладком кафельном полу, распластав своё длинное тело и выпучив погасшие маленькие глазки. Из раскрытого рта текло что-то грязное и липкое. Кохияма содрогнулся от омерзения.

– Чего доброго, сказал он, – эта тварь и была переносчиком чумы. Позову-ка я Тэраду.

Но звать Тэраду не пришлось. Он спал тоже в гостиной, по-видимому, встал очень рано и тут же ушёл в кабинет Убукаты. Вероятно, услышав крик Эммы, и он поспешил ей на помощь. На лестнице раздались его торопливые шаги.

– В чём дело? – обратился он к Эмме, едва появившись в дверях. – Что ты пугаешь людей?

Прибежали ещё два сотрудника, ночевавшие в соседней, прежде пустовавшей квартире. Это были Катасэ и Муракоси. Муракоси молчаливый Мужчина лет тридцати пяти, он работал над проблемой борьбы с цуцугамуши[7]7
  Цуцугамуши – распространённая в Японии злокачественная лихорадка.


[Закрыть], возбудителем которой является одна из разновидностей риккетсий, особой группы микроорганизмов, занимающей промежуточное положение между бактериями и вирусами.

– Это же только одна крыса, а их в Токио насчитывается тридцать миллионов! – возбуждённо заговорил обычно спокойный Муракоси.

– Тридцать миллионов? В три раза больше, чем столичных жителей?

– Да, Кохияма-кун[8]8
  Фамильярное обращение.


[Закрыть], – ответил Тэрада. – Строго говоря, чума – это крысиная болезнь. Её переносчиками являются дикие грызуны. Вы, возможно, слышали, что чумная бацилла, открытая в тысяча восемьсот девяносто четвёртом году нашим учёным Сибасабуро Китадзато в Гонгконге, была обнаружена в организме так называемой индийской блохи, паразитирующей на теле крысы. Обычно эпидемия чумы протекает следующим образом: сначала чума поражает крыс, и через два-три дня огромное количество дохлых крыс появляется в домах и на дорогах; вслед за этим эпидемия начинает свирепствовать среди людей. Таким образом, если в Токио начнётся повальная гибель крыс, это предвещает ужасную катастрофу.

– Напрасно вы волнуетесь, – обратился к Эмме ассистент Катасэ. – В водосточной канаве возле дома сколько угодно дохлых крыс. Их травят нефтяной эмульсией, вот они и дохнут. Вчера я открыл люк и увидел там штук пять дохлых крыс… толстые, вздувшиеся…

– Фу, перестаньте! – вздрогнула Эмма, закрыв лицо руками.

– Ну что ж, сейчас мы этой красавице устроим похороны, – усмехнулся Катасэ и шагнул в угол кухни.

– Погодите, Катасэ-кун, – остановил его Тэрада. – Это любопытный экземпляр. Я сам её заберу.

Голыми руками он схватил крысу за ухо и скрылся за дверью.

– Вот это, пожалуй, зря… – тихо сказал Катасэ.

– А что он собирается делать? – спросил Муракоси.

– Наверное, вскроет, сделает анализ, только вряд ли он обнаружит чумную бациллу, а впрочем…

Понизив голос до шёпота, Катасэ и Муракоси принялись что-то обсуждать.

Между этими двумя и Тэрадой, по-видимому, существовали какие-то разногласия. Они то и дело спорили относительно того, как лучше обобщить исследовательские данные, полученные покойным Убукатой. И эти споры грозили вот-вот вылиться в открытый конфликт.

Судя по всему, Убуката не ограничивался работой в институте и добрую половину своих исследований проводил дома, превратив свой кабинет в лабораторию. Таким образом, значительная часть полученных им данных оказалась не в институте, а на квартире.

Каждый раз, когда возникали споры, Катасэ принимал сторону Муракоси и даже подогревал его. Муракоси был назначен официальным представителем института, отвечавшим, согласно приказу директора, за обобщение материалов, которые будут обнаружены у Убукаты. Тэрада же был привлечён просто им в помощь. Правда, он был старым другом Убукаты, и кроме того, соприкасался с ним как сотрудник биологической лаборатории Института фармакологии Гоко и специалист по антибиотикам, но для работников института Каньо он был сейчас не очень-то желанным гостем.

Однако, после того как квартира Убукаты превратилась в засекреченный чумной изолятор, роли переменились я Тэрада из гостя превратился в хозяина, оттеснив Муракоси на второй план. Тэрада сразу же прибрал к рукам все материалы покойного, явно желая продолжить его незавершённые исследования. На язвительные замечания Катасэ по этому поводу Муракоси лишь беспомощно разводил руками.

– Да поймите же, Катасэ, я вовсе не бактериолог, моя специальность – риккетсии, – оправдывался он.

Вернувшись в гостиную, Эмма ещё долго не могла прийти в себя.

– Какая всё-таки жуткая вещь – смерть!..

– Лучше не думать о ней, забудьте эту историю, – успокаивал её Кохияма.

– Не надо меня утешать. Смерть отца перевернула мою жизнь вверх дном. Скоро начнётся демонстрация новых заграничных мод, а для меня всё кончилось. Я не могу показываться в клубах, не могу сниматься в кинорекламе, выступать по телевидению.

– Ну, всё это вы быстро наверстаете, – утешал Кохияма. – Через каких-нибудь десять дней…

– Поймите, что я вовсе не стремлюсь к роскоши. Все свои силы и способности я стремлюсь отдать этой работе, и ничего другого мне не надо.

– Тем более вам не о чем беспокоиться. Считайте, что у вас просто кратковременный отдых. Подождите, потерпите…

– Ждать? Терпеть? Вы думаете, это для меня внове? Вы ведь ничего обо мне не знаете. Я ждала и терпела и в школе, и в колледже, и даже в университете. Всю жизнь за своей спиной я слышала лишь одно: «Метиска, метиска!..»

– Расскажите мне о себе.

– Вы газетчик, и вас интересует жизнь моего отца, не так ли? Поэтому вы и согласились пробыть это время здесь. Я угадала? – Лицо Эммы сделалось строгим. Она изучающе смотрела на Кохияму. Он вспомнил, как она в траурном платье стояла у изголовья гроба и он впервые встретился с ней взглядом. И снова лицо девушки показалось ему удивительно похожим на лицо той еврейской девочки, что погибла в немецком лагере в Освенциме.

– Послушайте, Эмма, – снова заговорил Кохияма. – Мы ведь теперь товарищи по несчастью, и наша общая тюремщица – чума…

– Ловкий ход, – усмехнулась Эмма. – Вы хотите сказать, что теперь мы должны друг о друге всё знать?

– Всё? Я не думаю, чтобы вы и сами всё о себе знали…

– В каком смысле? Впрочем, вы правы. Я, например, ничего толком не знаю о своей матери. И теперь, когда умер отец, о ней знает только полусумасшедший Тэрада.

Эмма резко отвернулась и подняла глаза на висевшую на стене икону с изображением богородицы. Возможно, это была единственная вещь, оставшаяся ей на память от матери и заставлявшая её часто вспоминать женщину, которая дала ей жизнь, но которую она совсем не знала.

Словно обессилев, Эмма откинулась на спинку дивана и чуть слышно прошептала:

– Бедная моя Пиро! Как мне без неё скучно! – Пиро была кошка, которую Эмма сама вырастила и очень любила.

– С Пиро всё в порядке, – поспешил ответить Кохияма. – Её взял к себе на это время институтский шофёр…

– Неправда! – вскрикнула Эмма. – Я всё знаю. Сумасшедший Тэрада убил её!

Это действительно было так. Тэрада, считая, что кошки, как и крысы, могут быть переносчиками чумы, отравил любимицу Эммы. И девушка, со своей обострённой чувствительностью, сразу почувствовала в словах Кохиямы фальшь.

Она ушла в свою комнату, и вскоре оттуда послышались оглушительные звуки стереофонического проигрывателя. Вероятно, Эмма включила его в надежде отвлечься и сейчас, возможно, даже танцевала, оставшись в комнате одна.

Но когда Кохияма через некоторое время, не спрашивая разрешения, приоткрыл дверь в её комнату, он увидел совсем иную картину. Эмма сидела посреди комнаты на ковре и под грохот музыки тихо плакала.