Текст книги "Сеятели тьмы"

Автор книги: Эйсукэ Накадзоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

3

– Я был крайне изумлён, когда Тэрада-сан появился с распылителем, наполненным культурой устойчивых чумных бацилл, – продолжал Нисидзака.

– Вы полагаете, что это действительно были чумные бациллы?

Кохияма внимательно следил за выражением лица профессора и за каждым его словом.

– Поручиться, разумеется, нельзя, но вряд ли это было что-либо другое.

Для такого человека, как Нисидзака, который всего боялся, ответ был, пожалуй, слишком смелым, и это насторожило Кохияму. Впрочем, не кто иной, как сам Тэрада, заявил о чумных бациллах, а раз тайну нарушил человек, который в первую очередь должен был хранить её, Нисидзака, очевидно, решил, что и он может быть теперь свободен от запретов. Никто не мог его упрекнуть в том, что именно он первым разгласил служебную тайну.

– Вы не находите, что распылитель, который мы видели в руках Тэрады, похож на модель бактериологического оружия? – сказал профессор.

– Иначе говоря, Тэрада работал над техническим усовершенствованием такого оружия?

– Нет, это абсурд. Зачем бы японский исследователь стал заниматься технической разработкой бактериологического оружия?

Слова профессора заставляли думать, что японские исследователи привлекаются сейчас к разработке не технической, а научной стороны дела.

Кохияма поймал себя на том, что он по репортёрской привычке торопится с выводами. Увлёкшись разговором, он забыл о неписаном законе журналистов: в беседе с учёными никогда не высказывать свои догадки и предположения, учёные этого не любят. Правда, сами они позволяют себе строить разного рода гипотезы, а иногда и уходить в сторону от темы. Но ведь на то они и учёные…

– Существует, по-видимому, два вида приборов для распыления бактерий, – продолжал Нисидзака. – Прибор типа пневматических опрыскивателей, посредством которых разбрызгивается бактериальная культура, и второй вариант – типа аэрораспылителей. Австралийский медик Барнет сделал любопытные вычисления. Если на высоте триста метров над площадью шесть-семь миль в длину и ширину распылить в воздухе тонну палочек сибирской язвы, то с каждым литром вдыхаемого воздуха в организм будет попадать около ста тысяч спор этой бациллы. Так можно сразу вызвать эпидемию сибирской язвы, которой в естественных условиях люди редко заражаются.

– Вы хотите сказать, что это может стать оружием массового уничтожения? – осторожно перебил его Кохияма, досадуя в душе на то, что Нисидзака ходит вокруг да около интересующего его вопроса.

– Теоретически – да, но существует ещё зависимость от атмосферных условий и стойкости бактерий, так что эффект весьма проблематичен. Впрочем, я, кажется, отклонился от нашей темы?

– Нет, нет, – поспешил заверить его Кохияма, – всё это очень интересно.

– Ну что ж, в таком случае перейдём к вопросу о том, каким образом могли быть получены устойчивые чумные бациллы, о которых говорил господин Тэрада. Только прошу учесть, что мои рассуждения носят чисто теоретический характер. Я могу лишь предполагать, но не утверждать. Ведь сам я никогда этим не занимался.

Нисидзака почему-то вздохнул, придвинул к себе термос и снова заварил чай. Хозяин и гость с видимым удовольствием пили свежий чай из больших, похожих на пиалы чашек. Если бы кто-нибудь сейчас увидел их со стороны, он мог бы принять их за представителей двух поколений, которые несмотря на большую разницу в возрасте, в этот долгий осенний вечер ведут задушевный разговор, – трогательная картина, которую не так уж часто увидишь в наше время.

Нисидзака поставил чашку на стол и продолжал:

– Я думаю, что, скорее всего, устойчивые чумные бациллы получены путём непосредственного скрещивания обыкновенных чумных бацилл с устойчивыми кишечными палочками.

Кохияма вопросительно уставился на профессора. Он отказывался верить. Слишком смелой и неправдоподобной показалась ему эта гипотеза. Такого рода сальто-мортале были, скорее, в стиле репортёра Кохиямы, но отнюдь не такого серьёзного учёного и осторожного человека, как Нисидзака.

– Я, разумеется, предполагаю такую возможность чисто теоретически, – улыбнулся Нисидзака, прочитав удивление на лице собеседника.

– Вы считаете, что устойчивые чумные бациллы могли быть получены от устойчивых кишечных палочек?

– Да.

– То, что кишечные палочки могут передавать по наследству свои свойства дизентерийным бациллам, с которыми они вместе находятся в кишечнике, – это ещё более или менее понято. Но кишечная палочка и чумная бацилла – это ведь совершенно разнородные бактерии!

– Я бы этого не сказал, – улыбнулся Нисидзака.

Кохияма весь превратился в слух.

– Вы, наверное, знаете, что при изучении микробов применяется метод окраски. И возможно, слышали о реакции Грамма?

– Слышал, – подтвердил Кохияма.

– Так вот, и у кишечной палочки, и у чумной бациллы реакция эта одинаковая – отрицательная.

– Следовательно, они обладают какими-то общими свойствами?

– Да. Их нельзя рассматривать как качественно разнородные бактерии. Обратимся далее к их форме. Известно, что форма бактерий может быть шарообразная – кокки, палочковидная – бациллы и извитая – вибрионы и спириллы. Кишечная палочка – это средней величины палочковидная бактерия. Чумная бактерия тоже имеет форму палочки, только толстой и короткой, с тупыми закруглёнными концами. К кишечным палочкам в широком смысле слова принадлежит и дизентерийная бацилла. Короче говоря, и кишечная палочка, и дизентерийная бацилла, и чумная – всё это палочковидные бактерии.

– Таким образом, и по форме, и, по-видимому, по своим свойствам они похожи?

– Да. Эти микробы, в частности кишечные и дизентерийные палочки, так и называют: родственные бактерии. Так что в какой-то мере можно считать, что различны лишь названия болезней, возбудителями которых они являются.

– В таком случае фактор R может передаваться кишечными палочками чумным бациллам точно так же, как и дизентерийным?

– С точки зрения теории наследственности – да.

Странно! Ведь ещё вчера Нисидзака заявил, что потребовалось бы не менее трёх часов, чтобы ответить на вопрос, интересовавший Кохияму. А сейчас он сумел это сделать за каких-нибудь двадцать минут. Значит, вчера он просто уклонился от ответа. А сегодня почему-то вдруг решил объяснить всё. Ну что ж, это должно было только радовать.

Не обладая достаточными знаниями по микробиологии, Кохияма на каждом шагу чувствовал свою полнейшую беспомощность и не раз приходил в отчаяние, наталкиваясь на непреодолимый барьер, отделявший его от тайны исследований Убукаты. Сейчас же он получил наконец подтверждение своей смутной догадки о том, что свойство противолекарственной устойчивости кишечной палочки может передаваться и чумным бациллам.

– Спасибо, теперь ясно. – Кохияма с чувством искренней благодарности поклонился старому профессору.

Со двора послышались чьи-то шаги. Нисидзака вздёрнул кверху свои седые брови. И стал похож на беспомощного и испуганно насторожившегося зверька.

– Ах, будь оно неладно! – сказал он с досадой.

– Может, мне уйти? – спросил Кохияма.

– Нет, подождите. Сделаем вид, будто мы говорили вот об этих вазах…

Нисидзака поднялся и снял с полки белую и голубую фарфоровые вазочки редкой старинной работы. Открылась входная дверь, и в коридоре послышались чьи-то уверенные шага. Чувствовалось, что этот человек привык заходить сюда без всяких церемоний.

– Так вот вы где! – сказал Катасэ, появившийся на пороге гостиной. – Беспечный вы человек, Кохияма. Доктор Канагаи поручил мне сообщить вам своё решение, но я с трудом вас нашёл. Мне и в голову не пришло, что вы можете быть здесь.

– Я увлекаюсь антикварными изделиями и уговорил профессора показать, мне кое-что из своей коллекции, – ответил Кохияма.

– Похвальное увлечение. Кстати, о намерении доктора Канагаи заодно узнает и господин профессор. Доктор собирается здесь заночевать, надеясь, что Тэраду удастся ночью забрать в больницу. Стажёр Симодзё-кун тоже ночует у нас.

БОРЬБА ПРОТИВ BCW^[12]12
  BCW – Biologicaland chemical weapons – биологическое и химическое оружие (англ.).


[Закрыть]

1

Наступил седьмой день. Незадолго до полудня Кохияма пробрался в парк через тайный лаз в заборе. Парк не произвёл на него такого впечатления, как вчера. Отчасти, возможно, и потому, что приключение утратило привлекательность новизны. Вдобавок моросил холодный дождь, и сам воздух в парке показался уже не таким свежим, как вчера вечером, когда Кохияма испытал радостное чувство возвращения к жизни.

Между ним и Эммой произошла небольшая размолвка. Когда он сообщил ей о своём намерении отлучиться из дому, она сказала:

– Я пойду с вами.

– Нет, этого не следует делать, – ответил Кохияма. – Сейчас здесь и доктор Канагаи, и стажёр. Слишком много лишних глаз. Если мы оба исчезнем, это могут заметить.

– А с какой целью вы идёте? – недоверчиво спросила Эмма.

– Разве я тебе не говорил? Мне нужно ещё раз позвонить по телефону.

– Вы хотите сообщить в редакцию о том, что здесь происходит?

– Вовсе нет. Я хочу получить ответ на свой вопрос.

– Вы что-то скрываете от меня?

– Я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Через полчаса вернусь и всё расскажу.

– Значит, вчера я вам понадобилась только для того, чтобы показать дорогу… – У Эммы полились слёзы.

Они стояли во дворе возле двери чёрного хода и могли не опасаться, что кто-нибудь их здесь увидит. Кохияма растерялся. И вовсе не потому, что он не выносил женских слёз. Смущало его то, что Эмма в какой-то степени была права. Она начинала догадываться о преступных целях работ отца. Когда Кохияма связался по телефону с редакцией, она поняла это отчётливо и не только не пыталась препятствовать Кохияме, а, напротив, помогала ему. Но она опасалась, что Кохияма может что-то скрыть от неё.

– Ну что ж, если ты считаешь, что никакого риска нет, идём! – решился наконец Кохияма.

– Ладно, идите один, – сквозь слёзы проговорила Эмма. Она потянулась к нему и поцеловала в щёку. – Только помните уговор: через полчаса вы должны быть на месте.

И в самом деле, при теперешней обстановке тридцать минут были максимальным временем, которое Кохияма мог отсутствовать в изоляторе.

Сомэя сказал, чтобы он позвонил в поддень. Обычно в это время в редакции только начинают раскачиваться. Но, по-видимому, Сомэя знал, что Цурумото успел получить нужные сведения ещё до полудня.

С другой стороны, и Тэрада велел ему прийти в полдень. Но ведь невозможно в один и тот же час быть и у телефона на улице Киссёдэра, и на втором этаже у Тэрады! Он решил ровно в двенадцать позвонить в редакцию и минут через пятнадцать вернуться в изолятор.

Доктору Канагаи тоже было известно, что Тэрада просил прийти Кохияму к нему в полдень. Он надеялся, что им наконец удастся выманить этого упрямца и увезти в больницу. Он провёл на «вилле» ночь, всё утро томился от безделья и, несмотря на всю свою выдержку, начинал уже терять терпение – в конце концов, не мог же он забросить все дела в клинике из-за одного больного.

Если даже Кохияма задержится минут на пятнадцать, ему трудно будет объяснить своё отсутствие даже Эмме. Может быть, бросить всё и уйти совсем? Или прибегнуть к какому-нибудь чрезвычайному средству и насильно отправить Тэраду в больницу? И в том и в другом случае это слишком большая ответственность. Но бог с ней, с ответственностью! Главное – все его труды и старания лопнут тогда как мыльный пузырь. Последние пять минут могут испортить всё…

Подняв воротник пиджака, Кохияма побежал через рощу. Поднявшись на мост через пруд, он невольно замедлил шаг. По воде плавали не белые лебеди, как вчера, а дикие утки. Мокрые от дождя, они будто сделаны были из папье-маше. Сейчас ничто уже не радовало глаз и не заставляло, как вчера, восторгаться жизнью.

Зловещими казались и эти чёрные птицы. В голове мелькнула нелепая мысль: чего доброго, это они вчера занесли сюда чуму, от которой погибли прекрасные белые лебеди, и теперь остались лишь эта чёрные утки, как бы олицетворяя «чёрную смерть».

Словно желая поскорее избавиться от этого наваждения, Кохияма стремительно побежал вперёд. Ему нужно было от летнего театра подняться по склону и пройти по переулку, который вёл на Киссёдэра. Но когда он подумал о телефоне возле бара, ноги его невольно остановились. Ему вспомнился молодой бармен, который подозрительным взглядом проводил их вчера вечером. Кто его знает, что это за тип! Не исключена возможность, что вчера этот молодчик подслушал его разговор по телефону.

Правда, вряд ли бармен мог понять, о чём идёт речь. Но ведь есть такие любители всюду совать свой нос, которые при малейшем подозрении тут же набирают по телефону номер 110, и за тобой немедленно увязывается «хвост». Кохияма не раз об этом слышал.

И тут он вспомнил о телефонной будке возле станции «Парк Инокасира».

И он побежал туда. Миновав летний театр и турники, на которых они сидели вчера вечером, он вдоль ручья, вытекавшего из пруда, побежал по тропинке через рощу. А вот и станция. Над головой с грохотом промчалась электричка.

Кохияма по лестнице взбежал на платформу и бросился к будке.

Было уже без семи минут двенадцать. Набрав телефон редакции, он торопливо попросил соединить его с Сомэей. К телефону подошла Нобуко Маэдо.

– Кохияма-сан? Привет! Наконец-то объявились.

– Передайте трубку Сомэе.

– Шнура не хватит, – грубовато пошутила журналистка. – Его срочно вызвали на совещание заведующих отделами, а оно проводится в другом здании.

Кохияма растерялся.

– Он ничего не просил мне передать?

– Нет.

– А где Цурумото-кун?

– Как всегда, в Министерстве просвещения.

– Какая неудача! – невольно вырвалось у Кохиямы.

– Чего вы ворчите! Целую неделю где-то пропадаете да ещё брюзжите.

Кохияма повесил трубку и тут же начал набирать, номер коммутатора Министерства просвещения. Он попросил соединить его с клубом журналистов, и к телефону сразу подошёл Цурумото, словно ожидал его звонка.

– Ага, наконец-то! – пробасил в трубку Цурумото.

Нобуко Маэдо была права, сердиться не было оснований. Он ведь знал, что Цурумото ежедневно в первой половине дня получает материал в Министерстве просвещения. Как он не сообразил сразу позвонить туда, видно, за эту последнюю неделю оторвался от редакции и стал плохо соображать.

– Да, мне говорил Сомэя, – продолжат Цурумото. – Задача была не из лёгких. Но сейчас список тем, субсидируемых Дальневосточным отделом исследований и открытий американской армии, у меня в руках. Я получил его в Управлении высших учебных заведений и научно-исследовательских институтов.

– Будьте добры, прочитайте мне его, пожалуйста, – попросил Кохияма.

Они были сверстниками, но Цурумото начал на два года раньше работать в газете, и Кохияма держался с ним почтительно, считая, что тот намного опытнее его.

– Хм! Это слишком долго. Список большой. Всё читать?

– Меня интересуют темы, касающиеся чумы. Или исследования устойчивости к медикаментам чумных бацилл. В общем, всё, что касается чумы.

Помолчав немного, Цурумото ответил:

– Кажется, ничего такого нет. Но разве у нас чумой болеют?

– Видно, ничего не поделаешь, читайте весь список подряд, – сказал Кохияма, пропустив мимо ушей вопрос Цурумото. Достав из кармана блокнот и ручку, он приготовился слушать.

– Читаю сначала. Можно называть только темы?

– Да, пожалуйста. – ответил Кохияма.

Цурумото начал читать. Темы, изучение которых финансировалось американской армией, были самые разнообразные, начиная с таких, как «Влияние радиоактивных лучей на деление клеток и хромосомы у животных» и «Недостаток кальция в пище и заболевания мозговых сосудов», и кончая такими, как «Физиология обоняния» и «Заболевания дыхательных путей, связанные с загрязнением воздуха в районе Токио и Иокогамы».

Цурумото несколько раз прерывал чтение, с трудом разбирая замысловатые формулировки.

2

Список казался бесконечным, и Кохияма уже отчаялся услышать что-нибудь интересовавшее его. Но вот Цурумото прочитал:

– «Генетическое исследование устойчивости к медикаментам кишечной палочки».

– Стоп! – крикнул в трубку Кохияма. – Повторите, пожалуйста!

– «Генетическое исследование устойчивости к медикаментам кишечной палочки», – снова прочитал Цурумото.

– Ага, это мне и нужно! – воскликнул Кохияма.

– Можно дальше не читать?

– Кто ведёт исследование? Микробиологический институт Каньо?

Ответ последовал не сразу. Послышался шелест перелистываемых бумаг. Список научно-исследовательских учреждений, очевидно, был приложен отдельно.

– Да.

– Большое спасибо, Цурумото-сян.

– Сумма ассигнований здесь не указана, – сказал Цурумото, – но, судя по другим темам, она должна составлять от десяти до двадцати-тридцати тысяч долларов.

Радость распирала Кохияму, собственное тело казалось удивительно лёгким. Наконец-то ему стала ясна подоплёка всей этой истории. Ему чудилось, что капли дождя, барабанившие по стеклу телефонной будки, отплясывают какой-то лихой танец. Некоторое время он не мог произнести ни слова.

– Значит, всё? – спросил Цурумото. – Насчёт использования этих сведений нужно будет посоветоваться с Сомэей. Как только закончишь сбор информации, приходи.

– Через три дня я буду в редакции.

– Ладно…

– Кстати, вы не знаете такого места: Форт-Детрик? Это где-то в Америке.

– Форт-Детрик? Не знаю, постараюсь выяснить.

Кохияма ещё раз поблагодарил и повесил трубку.

О Форт-Детрике говорил Огава, когда переводил слова профессора Хьюза. Кохияма догадывался, что это американский центр BCW, и хотел в этом удостовериться. Но позвонить сейчас ещё кому-нибудь времени не было.

Выскочив из телефонной будки, он той же дорогой побежал назад. Моросящий дождь постепенно перешёл в холодный ливень.

Пока Кохияма добежал до моста, он вымок до нитки. Он остановился, чтобы перевести дух.

На пруду уток уже не было, у пристани покачивались пустые лодки, бесчисленные белые дождевые нити прошивали воздух, затянув пруд густой пеленой.

«Потерянный рай», – пришло Кохияме на ум название поэмы Мильтона. Внезапно он почувствовал, что на лбу выступила испарина. А что, если за этим последуют озноб, высокая температура, тошнота? Неужели чума?!

Никакой уверенности, что этого не может случиться, нет. Ни вакцина, ни сыворотка не давали абсолютной гарантии. Известны случаи, когда люди, однажды перенёсшие чуму, заражались ею снова. А история с Тэрадой была достаточно красноречивым свидетельством того, что ни вакцины, ни сыворотка не являются абсолютно эффективным средством. Кстати, он больше всех соприкасался с Тэрадой.

Кохияма тяжело вздохнул. Кто знает, удастся ли ему в оставшиеся три дня ещё хоть раз подышать свежим воздухом. Он уже готов был согласиться, чтобы карантин продлился на несколько дней. Но если он заболел чумой, он может не протянуть и трёх дней…

Нужно было спешить, и Кохияма побежал.

Через тайный ход он проник снова в «загородную виллу». Вид у него был ужасный: он весь промок, костюм и ботинки в грязи.

Было уже двадцать минут первого. Разговор по телефону отнял много времени. «Чёрт подери!» – тихо пробормотал Кохияма. Возможно, доктор Канагаи уже прибег к чрезвычайным мерам и увёз Тэраду в больницу.

Эмма ждала его с нетерпением.

– Я так волновалась за вас. А тут ещё этот дождь…

– Где доктор Канагаи и остальные?

– Пока всё в порядке. Они в соседней квартире, обедают. Сатико там с ними занимается.

Немного успокоившись, Кохияма вдруг почувствовал сильную усталость. Прислонившись к стене, он часто и прерывисто дышал.

– Вы простудитесь, – обеспокоенно сказала Эмма. – Нужно быстрее переодеться.

Она провела его в свою комнату и достала старое отцовское бельё и европейский костюм. Переодевшись, Кохияма уселся на ковре. Эмма принесла горячего кофе с бренди, и он наконец пришёл в себя.

– Спасибо. Теперь мне нужно подняться к Тэраде. Если придёт доктор Канагаи, скажи ему, пожалуйста, что я наверху.

– Хорошо, – ответила Эмма и подняла на него глаза, в которых застыл вопрос. Она словно хотела сказать: «А я для тебя что-нибудь значу?» Но этот немой вопрос не был похож на упрёк. Глаза девушки были печальны, как в те минуты, когда она в траурном платье стояла у гроба отца. И снова ему вспомнился взгляд еврейской девочки, которая, казалось, хотела излить какое-то затаённое горе, но отказалась от этого и замкнулась в себе.

Во время похорон он поклонился Эмме, и она как будто бы ответила на его поклон, но по её словам, тогда она не запомнила его.

Первое впечатление о женщине редко бывает долговечным. Всякий раз, когда он видел Эмму, она казалась ему новой, и вместе с тем впечатление от первой встречи оставалось неизменным.

– Если ты хочешь узнать, о чём я говорил по телефону, я могу тебе сказать, – предложил Кохияма.

– Нет, не нужно. Сейчас вам лучше поскорее подняться к дядюшке Тэраде.

По выражению лица Кохиямы Эмма поняла, что теперь он знает всё об исследованиях её отца и, по-видимому, в ближайшие дни эта сведения будут преданы гласности. Говорят, что каждому человеку уготован свой крест. Кохияма не верил в бога, но он понимал, какой крест несёт Эмма, и ему было, до боли жаль её.

Он медленно поднялся на второй этаж. Как всегда, он снял с вешалки в коридоре белый халат и накинул его на себя. Надел маску. В отличие от обычных повязок эта маска не пропускала бактерий, даже если они попадут на лицо.

Он натянул резиновые перчатки. С тех пор как у Тэрады поднялась температура, он строго требовал соблюдения всех мер предосторожности. Когда надеваешь такую защитную одежду, все чувства словно притупляются. Медики прибегают к этому не только из требований гигиены, эта мера как бы ограждает от проявлений эмоций, от излишней сентиментальности и в конечном счёте оказывается полезной для обеих сторон. Кохияма подумал, что ему сейчас тоже необходимо отрешиться от всяких эмоций.