Текст книги "Сеятели тьмы"

Автор книги: Эйсукэ Накадзоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

3

Он постучал.

В комнате было тихо. Так бывало почти каждый раз, он уже к этому привык, и всё-таки сейчас тишина за дверью встревожила его.

Кто знает, может, Тэрада потерял сознание и лежит там один.

– Тэрада-сан! – крикнул Кохияма и подёргал за ручку. Дверь оказалась незапертой. Он толкнул её и вошёл в комнату. Тэрады в комнате не было.

Снова, как и в прошлый раз, Кохияма осмотрел кабинет Убукаты. Небольшая настольная лампа, стоявшая на письменном столе у окна, тускло освещала комнату. Плотные оконные шторы были наглухо задёрнуты. На книжных полках у стены всё так же стояли медицинские книги. И по-прежнему к стене был приколот выцветший японский национальный флажок. Когда Кохияма в первый раз увидел его, он был крайне изумлён, но теперь он был убеждён, что флажок этот знаменовал собой прошлое Убукаты. Какие мысли и чувства рождались у покойного Убукаты, когда он смотрел на эту реликвию, этого никто, разумеется, не знал. Любовь или ненависть? Или то и другое вместе?

Тэраде пришлось провести здесь целую неделю, о чём говорила эта реликвия ему? Большой лабораторный стол, за которым он работал, был аккуратно прибран. Лабораторную посуду, приборы, инструменты он сдвинул в одну сторону, так что середина стола оставалась свободной. Бумаг, схем и тетради на столе уже не было, но рядом с микроскопом теперь стояла глубокая стеклянная тарелка. Такие тарелки он видел на снимках в медицинских журналах и хорошо знал, для чего они служат. Её наполняют растительным желатином с культурой какой-нибудь бактерии. Когда желатин застывает, в трубку из нержавеющей стали, вставленную в тарелку, вливают питательную жидкость. В этой жидкости содержится вещество, угнетающее развитие бактерий. Постепенно жидкость проникает в желатин, и вокруг Трубки образуется прозрачный круг. Это означает, что вещество, добавленное в раствор, действительно мешает бактериям развиваться. Таким путём изучают и открывают антибиотики, действующие на бактерии.

Кохияма никак не мог понять, для какой цели могла понадобиться эта тарелка Тэраде. Сейчас в ней лежала лишь трубка из нержавеющей стали.

Но что это? На столе на широкой дощечке лежала со связанными лапками мёртвая водяная крыса. Это была та самая крыса, которую Эмма обнаружила у себя в кухне. На брюхе крысы был виден грубый шов: очевидно, эту крысу вскрывали.

Кохияма не привык к подобным зрелищам, его замутило. Он представил себе, что тут Тэрада проделывал с этой крысой. Ему-то ничего, он медик и привык ставить опыты на животных, а потом их анатомировать, а он…

Кохияма подошёл к окну и отдёрнул штору. Уж не выпрыгнул ли Тэрада из окна?!

В комнату ворвался дневной свет. Предположение относительно бегства Тэрады, разумеется, нелепость. Прыгнуть отсюда во двор совершенно невозможно, высота – около десяти метров.

Ну конечно же, Тэрада в комнате напротив. В кабинете ему больше делать нечего, он теперь сюда уже, наверное, никогда не придёт.

Кохияма постучался в бывшую спальню Убукаты. И здесь дверь оказалась незапертой. Кохияма вошёл и осмотрелся. Тэрада лежал на раскладушке. Как и в прошлый раз, он был во всём белом. Халат, шапочка, маска… глаза закрыты.

Старый электрический холодильник, внутри которого время от времени начинал гудеть мотор, казался здесь единственным живым существом. Кохияме стало не по себе. Может быть, Тэрада покончил с собой, больные чумой нередко прибегают к самоубийству, причём выбирают самые жуткие способы.

Однако Тэрада был жив. Белый халат на груди едва заметно подымался и опускался.

– Это вы, Кохияма-кун? – с трудом выдавил из себя Тэрада.

– Я. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, ничего. Садитесь.

Тэрада открыл глаза. Они у него были мутные и налились кровью, зрачки расширены. Но голос довольно бодрый. Держался он, видимо, только благодаря силе воли.

Кохияма сел на стул у кровати. Он представил, что испытывает врач у постели умирающего.

– Теперь спрашивайте меня о чём хотите, – сказал Тэрада.

– А вы не всё сказали?

– Разве вы всё уже знаете?

– В общем-то…

– Вот что, – прервал его Тэрада. – Я не в силах связно всё изложить. Но если вас что-нибудь интересует – спрашивайте. Я попытаюсь ответить.

– Хорошо, – сказал Кохияма и, стараясь побороть волнение, обвёл глазами комнату.

Здесь царил беспорядок, всюду были навалены книги, журналы, лабораторная посуда, пустые ящики. Буквально некуда было ступить. Но сейчас все эти вещи находились в какой-то странной гармонии с тем, что здесь происходило, они казались живыми существами, которые затаив дыхание наблюдают за гордой смертью человека, который никогда уже больше к ним не прикоснётся.

4

– Скажите, Убуката действительно занимался генетическим исследованием устойчивости к лекарственным препаратам кишечной палочки, тут нет никакой ошибки? – спросил наконец Кохияма.

– Ого! Это уже похоже на допрос. – В глазах Тэрады мелькнула насмешка.

– Он занимался этим по поручению Дальневосточного отдела исследований Пентагона?

– Да. Значит, докопались всё-таки!

Тэрада закашлялся. Он, по-видимому, был обескуражен вопросом журналиста.

– Я располагаю списком тем, финансируемых американцами. Вы часто говорили, что исследования господина Убуката носили чисто теоретический характер. Но научная тема, которой якобы Убуката занимался, была лишь маскировкой. На самом деле его задачей было выведение устойчивой чумной бациллы. Не так ли?

– Ошибаетесь, – сказал Тэрада.

– Но вчера вы сами утверждали, что в вашем распылителе устойчивые чумные бациллы. Или вы станете утверждать, что это была своего рода «военная хитрость»?

– Нет, это была правда, – ответил Тэрада.

– Тогда, выходит, я прав. Сначала господин Убуката действительно занимался исследованием устойчивых кишечных палочек, а затем, скрестив их с обыкновенными чумными бациллами, вывел ещё более страшное чудовище: устойчивую чумную бациллу, не поддающуюся действию самых эффективных антибиотиков. Изучение фактора R открыло ему путь к решению этой задачи.

– Вон вы до каких тонкостей докопались!

– Один я, разумеется, до этого никогда бы не докопался. Но вы сами навели меня на эту мысль. Ведь это вы мне рассказали, что устойчивые кишечные палочки, находясь вместе с обыкновенными дизентерийными бациллами, передают им свойство устойчивости.

– Генетическое исследование устойчивых кишечных палочек – это чисто научная проблема. Именно её и удалось решить Убукате.

– Вы снова пытаетесь спасти репутацию господина Убукаты как исследователя?

Кохияма вспомнил об Эмме: разоблачение целей отца могло бы бросить тень и на неё. Ему стало её жаль, но он решил не поддаваться этому чувству.

– Возможно, – ответил Тэрада. – Но вообще-то дело обстояло так: данные о кишечной палочке были переданы тем, кто финансировал работу, на этом всё могло бы и кончиться.

– Могло бы?

– Но, – продолжал Тэрада, пропуская вопрос мимо ушей, – Убуката приступил к исследованию устойчивых чумных бацилл. Работа эта пока никем не финансировалась. И вот в докладе, представленном заказчику, он сделал намёк на новое исследование в расчёте заинтересовать его и получить дополнительные ассигнования.

– Чтобы пополнить скудный бюджет института?

– Ну да. Вы ведь знаете, какие мизерные средства отпускаются японским исследователям!

– И никто из вас не думал о том, что эта работа может быть использована в военных целях?!

– Думали. И Убуката думал, и я.

В тоне Тэрады чувствовалось пренебрежение к собеседнику. Больной ослаб, и его знобило. Он лежал сейчас на боку. Маска, очевидно, затрудняла дыхание, мешала говорить, и время от времени он приподнимал её.

– О чём же вы думали?

– Когда Убуката закончил работу по исследованию устойчивой кишечной палочки, он пришёл к выводу, что тот же метод может быть применён и к чумной бацилле. Форт-Детрик, располагая огромными денежными средствами и большим количеством исследователей, может в весьма короткий срок решить эту задачу. Иначе говоря, рано или поздно устойчивая чумная бацилла будет получена. А раз так, то какая разница, сделает это он или кто-либо другой. Зато открывалась возможность получить новые средства на исследовательскую работу. Вот о чём думал Убуката.

– Вы сказали – Форт-Детрик?

– Да. Это американский исследовательский центр BCW, находящийся в штате Мэриленд.

– Нечто вроде отряда Исии?

– Да, но масштабы куда больше. Мне известны данные лишь за 1944 год, но уже тогда годовой бюджет этого центра составлял 12 миллионов долларов, а штатная численность достигла четырёх тысяч человек. Сейчас бюджет центра превышает, кажется, 100 миллионов долларов. Имеется подразделение и в Японии, так называемый 406-й отряд, дислоцированный и префектуре Канагава. Там же находится и Дальневосточный отдел исследований и изобретений американской армии.

– Неужели это правда?.. Значит, Убуката-сан считал, что, раз зло неизбежно, можно не бояться испачкать руки, лишь бы получить деньги на исследовательскую работу? Ну, а вы как считали?

– Я? – Тэрада почти задыхался.

– Больше я вас мучить не буду, ответьте, пожалуйста, только на этот вопрос.

Тэрада завершил исследование Убукаты. Это совершенно очевидно. Но не изобрёл ли он также и оружие для распыления бактерий, хотя Нисидзака считал распылитель, которым он угрожал американцам, не более чем игрушкой? Подобная игрушка могла быть моделью боевого оружия, и Кохияма решил во что бы то ни стало добраться до истины.

– Я искал средства борьбы с устойчивыми чумными бациллами. Иными словами, я пытался отыскать средства, уничтожающие фактор R, то есть носитель наследственности, передающий свойство противолекарственной устойчивости. Я пробовал создать эффективный антибиотик против устойчивых чумных бацилл.

Тэрада говорил медленно, отчеканивая каждое слово. То, что он сказал, было настолько неожиданно, что Кохияма растерялся. Ему будто вынесли приговор.

– Что?! – невольно вскрикнул он. – Как вы сказали? Пожалуйста, повторите ещё раз.

Тэрада повторил и продолжал:

– Благодаря работам японских учёных уже установлено, что под воздействием акрифлавина фактор R исчезает. Акрифлавин – это красящее вещество, разновидность акридина. Если воздействовать на устойчивые бациллы акрифлавином определённой густоты, то он проникает в структуру ДНК – нуклеиновой кислоты, – содержащейся в ядре клетки, и делает её бездейственной.

– Бездейственной? – переспросил Кохияма. Ему очень хотелось как следует разобраться во всём этом, а кроме того, он пытался вопросами подбодрить Тэраду, силы которого с каждой минутой иссякали.

– Да, он лишает ДНК активности. На бактерию, как таковую, акрифлавин действия не оказывает. Но он воздействует непосредственно на эписому – наследственное вещество, наиболее существенным элементом которого является ДНК. Таким образом, фактор R можно уничтожить, устранить.

– Следовательно, с помощью акрифлавина можно уничтожить устойчивость бактерий к медикаментам?

– Да, но только в лабораторных условиях, пока бактерии в пробирке. Дело в том, что акрифлавин ядовит и вводить его в человеческий организм в таком виде, как он есть, нельзя. А как же быть, когда устойчивые бактерии попадают в организм человека? Решить эту проблему мне оказалось не под силу. Я решил тогда искать какой-нибудь антибиотик.

– Но ведь могут появиться бактерии, устойчивые и к новому антибиотику?

Кохияма вспомнил тарелку со стальной трубкой, которую он видел на лабораторном столе. Было очевидно, что Тэрада производил опыты, пытаясь найти вещество, препятствующее развитию бактерий.

– К сожалению, это так, – ответил Тэрада. – Если не найти средство уничтожения фактора R в организме, то из заколдованного круга не выйти: какое бы лекарственное средство ни было найдено, рано или поздно устойчивые бактерии появятся снова. Но я думаю всё же, что кто-то должен этот заколдованный круг разорвать.

– Мне так хочется разделить вашу уверенность, – сказал Кохияма.

– Над этой проблемой я работал в лаборатории фирмы Гоко. Когда я узнал, что Убуката вывел устойчивую чумную бациллу и погиб, я решил завершить его работу и одновременно продолжить свои исследования, используя, как и он, опыт, приобретённый в 731-м отряде.

– И вам удалось завершить свои исследования?

– К сожалению, у меня не хватило времени. Но я надеюсь, что кто-нибудь непременно доведёт их до конца. Поэтому у меня к вам просьба. Кохияма-кун.

– Я готов выполнить любую вашу просьбу.

– У меня в изголовье лежит блокнот с записями и итоговый доклад. Передайте это, пожалуйста, начальнику исследовательского отдела фирмы Гоко. Там подробные данные об исследовании средств борьбы с устойчивыми кишечными и чумными палочками. Эти исследования можно считать совместной работой Тэрады и Убукаты.

– Но ведь это может привести к серьёзному конфликту между институтом Каньо, который рассчитывает на заказ американского военного ведомства, и фирмой Гоко?

– Может быть. Одни изучают способы выведения устойчивых бактерий, другие ставят своей задачей создание лекарств от болезней, вызываемых этими бактериями. Заколдованный круг! Но таким образом осуществляется и то, и другое, так что никто не в убытке.

– Ясно.

Кохияма не мог заставить себя одобрительно отнестись к такого рода «состязаниям», которые, возможно, идут кому-то даже на пользу. Одни зарабатывают на том, что создают средства уничтожения людей, а другие извлекают прибыль из того, что создают средства их лечения. Подобное «сосуществование» никак не импонировало Кохияме. Но выбор, сделанный Тэрадой, вызывал у него искреннее уважение.

– И ещё, – продолжал Тэрада. – У меня тут лежит тетрадка в зелёной обложке. В ней тоже сведения о нашем исследовании. Они изложены в форме, доступной и неспециалисту. Возьмите её себе. Она продезинфицирована, так что можете не опасаться.

Кохияма достал блокнот, итоговый доклад и зелёную тетрадку и положил всё это в карман своего халата. Нужно спешить. На лестнице раздались шаги, кто-то поднимался наверх.

Тэрада окончательно обессилел. Превозмогая себя, дрожащим голосом он проговорил:

– Вы меня правильно поняли? Тем двоим ни в коем случае ничего не отдавайте. Пусть Муракоси и прочие копаются в этом хламе!

– Хорошо. Думаю, что и Убуката-сан поступил бы так же, – сказал Кохияма.

Он пошёл уже к двери, но тут же вернулся.

– Скажите, а что всё-таки означает та карта Южного Вьетнама с пометками господина Убукаты?

Тэрада чуть слышно ответил:

– Не знаю. Могу только предполагать. Очевидно, чумные бациллы, которые Убуката использовал для своих опытов, были выделены из полученных оттуда штаммов.

Внезапно он сдёрнул маску и неподвижными глазами уставился на Кохияму. Казалось, он силится улыбнуться. Лицо его исказилось страшной гримасой. Очевидно, близился конец.

Кохияма выскочил из комнаты и, бросившись к лестнице, громко позвал доктора Канагаи. Из кабинета напротив выбежали растерянные Муракоси и Катасэ.

Снизу поднимался Канагаи, за ним следом шёл с носилками стажёр Симодзё.

ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ

1

Ровно в час санитарная машина университетской клиники выехала из ворот изолятора. В клинике больного уже дожидалась семья, извещённая доктором Канагаи. От парка до клиники путь неблизкий. Хотя из-за дождя людей и машин на улицах было меньше, чем обычно, но пересечь с запада на восток почти половину Токио не так-то просто.

В машине везли человека, умирающего от лёгочной чумы. Но никто из прохожих, провожавших взглядами санитарную машину, разумеется, не догадывался об этом. «Опять, наверное, кто-нибудь пострадал в уличной катастрофе». Если бы они только знали истину! Все бы содрогнулись от ужаса, хотя вот уже более сорока лет в Токио не было ни одного случая заболевания чумой.

Когда машина выезжала из ворот, Кохияма стоял у подъезда.

«Один умер, потому что занимался выведением устойчивых чумных бацилл, – думал он, – другой умирает потому, что хотел создать лекарство против них. А что, если ещё где-то в Токио происходит тоже самое?»

– Это отец во всём виноват, – сказала стоявшая рядом с Кохиямой Эмма.

Только сейчас он заметил, что она держит зонтик над его головой.

– Не следует говорить так об отце, Эмма, – желая как-то её утешить, сказала Сатико. – Он ведь не знал, что из этого может получиться.

Никто точно не знал, как заразились Убуката и Тэрада. Может быть, прав был Катасэ, который, шутя, сказал, что Тэрада, наверное, сам на себя направил распылитель, желая покончить с собой…

А может быть, простая неосторожность? Человек часто играет с заряженным оружием. Очевидно, ни тот, ни другой не предвидели подобного исхода.

У подъезда собрались все обитатели дома – Кохияма, Эмма, Сатико. Муракоси, старики Нисидзака и жена Хамуры с девочкой на руках. Катасэ запер ворота на засов.

– Да простит мне Тэрада-сан, но пусть на этом всё кончится, – обводя присутствующих взглядом, сказал Нисидзака. Он был несколько смущён своим признанием, ведь он здесь старше всех и ему не подобает проявлять слабость.

– Стойкости господина Тэрады можно только позавидовать, – неожиданно проговорил Муракоси. – Ведь он смертельно болен, испытывает страшные муки и, несмотря ни на что, держится очень мужественно – на это мало кто способен! – Он хоть и злился на Тэраду, но не мог не восхищаться его стойкостью.

– Вот ужас! – сказала госпожа Хамура. – Такой исключительный человек! Просто не верится!

Она, кажется, была благодарна судьбе, что муж её всё-таки заболел не чумой. По крайней мере жив останется.

Одна лишь госпожа Нисидзака не проронила ни слова. Она, видимо, строго соблюдала обычай: за порогом своего дома женщина должна хранить молчание. Скорбный взгляд был устремлён на ворота, которые закрылись за санитарной машиной. На её сухой руке были надеты чётки.

Никто не уходил. Обитатели дома продолжали стоять с понурым видом, будто только что проводили на кладбище покойника, дождь усилился, пора было расходиться.

Кохияма, Эмма и Сатико вошли в дом и молча уселись в гостиной.

Первой нарушила тишину Сатико.

– Ну что вы носы повесили? Будто влюблённые школьники, которые задумали бежать из родительского дома, да никак не решатся…

Сверху спустился Катасэ. Он был без памяти рад, что мог теперь свободно разгуливать по второму этажу и рыться в материалах, оставшихся после Убукаты и Тэрады.

В руках Катасэ держал микроскоп. Голосом пронзительным, как у гиены, он окликнул Кохияму.

– Кохияма-сан! Взгляните, пожалуйста. Тут есть кое-что интересное.

Но Сатико сразу осадила его:

– Только не здесь! Пощадите Эмму! Выберите себе другое место.

– Хорошо.

Катасэ направился в кухню, Кохияма последовал за ним.

– Чумная бацилла, – указал Катасэ на микроскоп. На предметном стекле он, очевидно, обнаружил и в самом деле что-то интересное.

– А не зря вы это сюда притащили? – спросил Кохияма. – Может быть, опасно?

– Микроскоп продезинфицирован, а экземпляр, окрашенный метиленовой синью, обработан спиртом и убит.

Кохияма наклонился к микроскопу. Сначала поле зрения застилал какой-то туман, ничего не было видно. Но постепенно глаз привык, и Кохияма отчётливо увидел бациллы. Они были синевато-зелёного цвета, похожие на земляной орех, на сдавленный круг, на искривлённый эллипс – бациллы самых различных форм. В каком-то жёлтом кружке на заднем плане бросались в глаза бесформенные голубые пятна, не похожие на бактерии. Кохияма знал, что чумные бациллы имеют форму коротких толстых палочек с закруглёнными концами. Наконец он увидел и их.

Странное чувство охватило его. Целую неделю ему казалось, что здесь даже воздух насыщен этими бациллами, но реального представления о них он не имел. И вот теперь он воочию увидел грозного врага. Однако страха он не испытывал, напротив, чумная палочка показалась ему забавной, похожей на рисунки абстракционистов.

– И эта штуковина так нас мучила? – сказал Кохияма.

– Я вижу, вы несколько разочарованы? – улыбнулся Катасэ.

– А где остальные?

– Всё уничтожено. И якобы выведенные устойчивые чумные бациллы, и то, что было в распылителе, – всё уничтожено. В холодильнике остались лишь образцы выведенных Убукатой устойчивых кишечных палочек.

– Значит, ни одной чумной бациллы больше в этом доме не осталось?

– Несомненно. Да и вообще заявление Тэрады, что их было столько, что они могли уничтожить пол-Токио, – пустая болтовня.

На лице Катасэ появилось выражение усталости. Чувство неопределённости, которое охватило обитателей «загородной виллы» после того, как её хозяина увезли в больницу, возможно, сильнее всех испытывал Катасэ.

2

Кохияма уединился в гостиной и раскрыл тетрадку в зелёной обложке. Сатико и Эмма ушли к себе, Катасэ тоже. В квартире было очень тихо, здесь всё словно вымерло. Особенно пусто стало в доме после отъезда Тэрады, который, даже запершись в кабинете на втором этаже, продолжал командовал, всеми и всем. Зелёная тетрадка была дневником. Кохияма начал читать с последней записи. Судя по всему, эту запись Тэрада сделал поздно вечером на шестой день пребывания в изоляторе.

Написанные шариковой ручной иероглифы порой были неразборчивы, а некоторые выражения в тексте непонятны. Первые записи в дневнике сделаны твёрдым, аккуратным почерком. В последние же дни силы Тэрады, видимо, были на исходе и он писал уже с большим трудом.

«Сильно увеличилась селезёнка, – читал Кохияма, – в мокроте появилась кровь. Явные симптомы чумной пневмонии.

11 ч. 47 м. Больше записывать ничего не буду, Завтра до полудня нужно убрать всё в лаборатории и уничтожить весь экспериментальный материал».

Дальше шли пустые странички. Если Тэрада действительно безнадёжно болен, то эту запись можно считать предсмертной.

Вчера вечером, когда Кохияма приходил к Тэраде, тот читал стихи своего любимого поэта. По-видимому, Тэрада тогда уже знал, что у него чумная пневмония, ведь он великолепно отличал эту болезнь от других лёгочных заболеваний.

Доктор Канагаи вначале утверждал, что картина заболевания отнюдь не похожа на настоящую чуму. Хотя, конечно, говорил он, если Тэрада занимался разведением чумных бацилл и ставил опыты на животных, то подозревать можно всё…

Однако Тэрада поставил себе диагноз совершенно точно. Вот почему он решил, пока ещё есть силы, привести всё в порядок. Очевидно, так поступил бы на его месте каждый исследователь, тем более тот, кто прошёл школу в отряде Исии.

Зная, что болезнь его вызвана устойчивыми бациллами, Тэрада высчитал, сколько ему осталось жить, и понял, что умрёт, не закончив своей работы. Когда он отказался ехать в больницу и велел прийти за ним на следующий день, он, вероятно, уже принял решение.

Как-то Тэрада сказал, что Убуката не умер, а пал в бою. Ещё в большей мере это можно было сказать о нём самом.

Кохияма полистал тетрадку, середина дневника была заполнена описанием опытов, направленных на преодоление наследственной передачи свойств устойчивости у микробов. Хотя всё это было изложено в форме, доступной и неспециалисту, как говорил Тэрада, но Кохияме стоило немалого труда разобраться в этом материале. Внимание Кохиямы привлекла запись, сделанная на второй день пребывания в изоляторе. Это был тот самый день, когда Эмма обнаружила в кухне дохлую крысу. Уже тогда поведение Тэрады вызвало у Кохиямы подозрение, и вечером он попытался проникнуть в кабинет покойного Убукаты.

Тэрада в тот день записал:

«Говорил с Кохиямой об Убукате и Эмме. Сверх ожидания он показался мне симпатичным молодым человеком. Чтобы отвлечь его внимание от моей работы, я рассказал ему об обстоятельствах, связанных с рождением Эммы. Он заинтересовался, однако, когда я передал ему всю эту историю, он заявил, что я чего-то не договариваю.

Я действительно не всё ему сказал. Если я умру, то никто так и не узнает всей правды. Поэтому я и пишу… Убуката отнял мать Эммы, Олю, у её жениха. Этот молодой человек был из русских эмигрантов. В 731-м отряде Убуката в порядке эксперимента привил ему чуму, потом его сожгли в крематории.

Такова, видно, была воля судьбы. Если не Убуката, то кто-нибудь другой всё равно это сделал бы, так что вина Убукаты не столь уж велика. Но Эмма имеет право на счастье больше, чем кто-либо другой, и её ни в коем случае нельзя посвящать в тайну её рождения.

Возможно, Кохияме скоро доведётся прочесть эту тетрадь. Надеюсь, что он сумеет сохранить тайну».

Тэрада писал жестокие вещи. Он не рассказал до конца историю любви Убукаты, но, оказывается, собирался открыть всё позднее Кохияме. Впрочем, в тот первый раз Кохияма всё равно ему не поверил, он почти угадал истину и не случайно возражал Тэраде. Он сказал ему тогда: «…Молодой человек был ещё жив, а Убуката объявил, что он умер. Я не могу поверить, что он это сделал ради блага русской девушки, ставшей потом матерью Эммы. Он просто хотел, чтобы она ему принадлежала, и поскорее. Не любовь, а низменное желание руководило им».

Тэраде очень хотелось придать романтическую окраску этой истории, он хотел вызвать у журналиста интерес к Эмме и таким образом отвлечь внимание Кохиямы от исследований Убукаты.

Конечно, если бы Тэраде удалось завершить работу, он и не подумал бы писать обо всей этой истории. Но он предвидел, что может потерпеть неудачу, когда работа не была сделана и наполовину. Ведь он вёл борьбу не на жизнь, а на смерть. Ему нужно было во что бы то ни стало расположить к себе Кохияму, внушить ему доверие, чтобы тот поверил в благую цель его исследований и выполнил его просьбу. Именно поэтому он написал в дневнике правду. И хотя он требовал, чтобы Кохияма. прочитав дневник, вычеркнул в нём всё, что касалось обстоятельств, связанных с рождением Эммы, и хранил тайну, в конечном счёте он оставлял это на совести Кохиямы.

Лицо Кохиямы передёрнулось словно от какой-то внутренней боли. Он стал читать запись, сделанную в первый день, и надежде получить ответ на вопрос, который интересовал его сейчас больше всего.

Как он и ожидал, здесь были строчки, непосредственно касавшиеся его:

«Мне удалось завлечь Кохияму в квартиру Убукаты, и, таким образом, он оказался запертым в чумном изоляторе. Кохияма – опасный человек. Он проявляет чрезмерное любопытство к исследованиям Убукаты. А раз так, он может начать интересоваться и моей работой; если сведения о ней раньше времени просочатся в печать, придётся начинать всё сначала. Очень жаль, но я вынужден его обезвредить. Кажется, его заинтересовала Эмма, и это может оказаться мне на руку».

В общем-то, Кохияма так и представлял себе дело. Он понял намерения Тэрады сразу, как только попался в ловушку. Но ведь не мог же Тэрада думать, что он сумеет вечно держать его, Кохияму, под замком! Карантин мог быть установлен на десять дней, никакими правилами общественной гигиены больший срок не предусматривался. Интересно, что же он был намерен предпринять потом?

И, словно отвечая на этот вопрос, Тэрада дальше писал:

«Поскольку не существует опасности, что Кохияма-кун за это время может, не дай бог, умереть от чумы, то через десять дней он будет полностью свободен. Если к тому времени мне удастся завершить свои исследования, вернее, наши совместные с Убукатой исследования, тогда пребывание здесь Кохиямы окажется для меня просто счастливой находкой. Я сообщу ему все необходимые сведения, и он сможет опубликовать их в газете.

Я отнюдь не ставлю своей целью воскрешение славы 731-го отряда. Мне хотелось бы спасти репутацию Убукаты и возродить славу японской медицинской науки, японских микробиологов. Хватит ли у меня сил и способностей осуществить это?»

Тэрада сомневался в успехе. Но что будет, если он потерпит неудачу и его работа кончится крахом, об этом он умолчал.

Закрыв тетрадь, Кохияма задумался. Что предпринять? Ведь через три дня он наконец выйдет отсюда.

Внезапно в прихожей зазвонил телефон. После тщательной дезинфекции Кохияма перенёс вниз телефонный аппарат, находившийся в монопольном владении Тэрады.

Он снял трубку.

Возможно, кто-то звонит Тэраде или, чего доброго, даже Убукате?

В телефонной трубке слышалось шипение, треск, отдалённый шум каких-то голосов, затем всё смолкло. По-видимому, кто-то по ошибке набрал их номер, но Кохияма ещё долгое время не вешал трубки, напряжённо вслушиваясь в её зловещее молчание.

Может быть, это звонил сам Тэрада? Ему вдруг почудилось, что он слышит в телефонной трубке голос Тэрады:

– Вы запомнили очаги чумы, которые я вам назвал?

– В мире существует пять таких очагов.

– Вы можете их перечислить?

– Район Уганды в верховье Нила. Некоторые районы у подножия Гималаев. Север Индии, Провинция Юньнань и Тибет в Китае. Наконец, некоторые районы Монголии, граничащие с Байкалом. Всего пять очагов, и все они в Азии и Африке.

– А ещё один?

– Ещё один?

– Уже успели забыть?

– Вы имеете в виду прибрежные районы Южного Вьетнама, отмеченные господином Убукатой на карге? Но ведь это не естественные очаги, а районы распространения болезни, указанные в бюллетене WHO, не так ли?

– Верно, это районы распространения болезни. Но где находится её очаг?

– Не исключено, что и сам очаг находится в Южном Вьетнаме?

– Не исключено. Вызванные войной разрушения, хаос, гонение, антисанитария, одичание, страх, голод, изнурение – всё это способствует распространению эпидемии, и в этом смысле указанный район Южного Вьетнама можно рассматривать как очаг инфекции. Но вообще понятие «очаг» следует толковать более строго. Война и злодеяние – это своего рода синонимы, – продолжал Тэрада. – Когда я вас спросил об одном очаге, я имел в виду не естественный очаг, а искусственный, каким являются научно-исследовательские центры. И не только такие, как отряд Исии или Форт-Детрик. Искусственным очагом инфекции была и моя родина.

Воображаемый диалог Тэрады и Кохиямы на этом прервался. Кохияма очнулся и положил трубку. В ту же секунду снова раздался звонок. Звонил доктор Канагаи.

– Тэрада скончался, – печальным голосом сообщил он.

– Значит, отмучился… – пробормотал Кохияма. У него закружилась голова, показалось, что пол под его ногами вдруг разверзся.

Когда раздался первый звонок, он подумал, что, может, это звонит сам Тэрада. Но, скорее всего, ему просто хотелось так думать, потому что он гнал от себя мысль о смерти Тэрады.

– Я сделал всё что мог, но спасти его уже было нельзя, – сказал Канагаи.

В гостиной появились Эмма и Сатико, а вскоре Муракоси и Катасэ.

– Передайте, пожалуйста, всем, – продолжал Канагаи, – что завтра и послезавтра меня не будет. Приеду на десятый день карантина. Само собой разумеется, что у вас должен поддерживаться прежний порядок.

– Понятно, – ответил Кохияма.

– И о снятии карантина я договорюсь с институтом и сообщу вам. Вероятно, его снимут, но, поскольку в доме ещё один смертный случай, определённо утверждать не могу.

Последнюю фразу Канагаи произнёс скороговоркой и тут же положил трубку.