Текст книги "Долгий, крепкий сон"

Автор книги: Эйлет Уолдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава пятнадцатая

На следующее утро за завтраком я размышляла о событиях предыдущего дня и заплетала Руби косички. Либби права. Эсфирь Хирш не похожа на человека, который стал бы участвовать в каком-нибудь грязном деле. Но внешность бывает обманчива. Оставалась возможность, что Ари Хирш все-таки причастен к исчезновению Фрэйдл.

– Сиди тихо! – прикрикнула я на дочь, борясь с искушением отдергать ее за косы. – Я не могу заплетать тебе волосы, когда ты все время вертишься!

– У меня нога чешется! – возмутилась Руби.

Мать сняла непоседу с моих колен и протянула руку за расческой и резинками.

Я с облегчением их отдала. Парикмахер из меня всегда был никудышный. Мать села рядом с Руби, которая вдруг решила претендовать на звание самого послушного ребенка.

Я поднялась налить себе очередную чашку кофе.

– Каждая капля выпитого тобою кофеина попадает в грудное молоко, – заявила мать.

– Спасибо, мадам Ля Леш,[41]41
  Лига Ля Леш – всемирная организация, занимающаяся помощью кормящим матерям и пропагандирующая грудное кормление.


[Закрыть] но сегодня утром кофе мне просто необходим. Я выжата как лимон. Твой внук орал всю ночь, если ты не заметила.

– Конечно, он всю ночь орал. А с чего ему спать? В твоем молоке сплошной кофеин!

– Мама, я не хочу с тобой сегодня ругаться. Где Исаак?

– Дедушка пошел с ним погулять. Так, Руби, иди, посмотри на себя в зеркало. Настоящая принцесса.

Мама заплела Руби по две косы с каждой стороны. Итого четыре. Моя дочь стала похожа на ненормальную.

– И правда, принцесса, – солгала я, откинулась на спинку стула и положила ноги на стол. – Слушай, мама. Я сегодня вечером опять иду к Либби на ужин. Ты не против, если я снова оставлю тебе Руби?

– Конечно, нет. Может, Исаака тоже?

– Не могу. Я не нацедила ему грудного молока, а смесью его кормить не стоит.

– Так нацеди. Ты же привезла с собой этот ужасный аппарат. Вот и займись этим.

Почему бы и нет? Я дошла до горы чемоданов и выкопала молокоотсос. Сняла лифчик, поставила аппарат на кухонный стол и закрепила шланги и бутылку. Первый раз, когда я решила воспользоваться молокоотсосом, я включила его на полную мощность, а потом добрую минуту пыталась вытащить сосок из шланга. Минуту боли и страха – а вдруг сосок растянется сантиметров до пятнадцати в длину? Я осторожно поставила давление на «среднее» и села ждать. Данная процедура никогда не давалась легко. Я могла сидеть часами, ощущая себя настоящей коровой, и в результате получить каких-нибудь жалких пятьдесят миллилитров молока, плескавшегося на дне бутылки.

Сегодня все шло ненамного лучше. Я закрыла глаза и вместо булькающего и шипящего аппарата попыталась представить моего дорогого малыша. Я представила, сосредоточилась и… Полчаса спустя передо мной стояло полстакана молока.

– Этого хватит? – с сомнением спросила мать.

– Надеюсь. Это все, что есть.

– Ладно. Давай, я поставлю его в холодильник, – вздохнула мама и потянулась за бутылкой.

Я отмахнулась.

– Не беспокойся. Я сама поставлю.

– Нет уж, давай я. Ты еще не отстегнула аппарат.

Мы начали выдирать друг у друга бутылку, и, конечно же, она упала между нами на пол.

– Ой, – выдохнула мама, глядя, как молоко растекается маленькой лужицей.

– Кажется, сегодня я беру его с собой.

– Кажется, да.

– Скажите, – обратилась я к другу Джоша, – если Ари Хирш скрывает, что он гей, что случится, если это выплывет наружу?

Мы сидели за столом на кухне Либби. Ее дети уже спали, и Либби, опершись на разделочный столик, держала на руках дремлющего Исаака. На ужин она приготовила жареного цыпленка с брюссельской капустой. Мы поели, напряженно ожидая этого разговора. Сэм Крамер, друг Джоша, согласился прийти на ужин с явной неохотой. Могу поклясться, он подозревал, что я буду расспрашивать его об Ари Хирше. Джош тоже не особо радовался моему приходу.

После небольшой паузы Сэм ответил:

– Даже не знаю. Семья могла бы от него отказаться. А может, об этом просто молчали бы, надеясь, что все уляжется само собой.

Я удивленно подняла бровь.

– Мистер Крамер, расскажите об отношении хасидов к гомосексуалистам. Среди хасидов есть геи? Или гомосексуализм и иудаизм – вещи взаимоисключающие?

Сэм аккуратно убрал крошку штруделя с уголка полных губ, откинулся на спинку стула и сцепил руки на своем круглом брюшке.

– Как это видится мне, для правоверного гея-иудея существует три пути, – произнес он. – Во-первых, он может жениться и, подавив свои сексуальные желания, притворяться гетеросексуальным мужчиной.

– И вы думаете, такое возможно? – возразила я.

– Откуда мне знать? Наверное, возможно. Если мужчина будет больше думать о праведной жизни, а не о собственных желаниях, он справится.

Это похоже на то, что мне описывала Либби.

– Вы таких знаете? – спросила я.

– Не уверен, ведь неизбежным следствием такого решения станет необходимость держать свою ориентацию в тайне, верно? Хотя однажды я встречал раввина, возглавляющего городской анонимный центр для евреев-гомосексуалистов. Они организуют встречи, проводят семинары. Он сказал, что у них даже есть группа геев – студентов иешивы, которые устраивают регулярные собрания.

– Правда? – изумленно прошептала я.

– Да.

Я задумалась.

– Похоже, родители Ари надеются, что он поступит так, как вы говорите. Женится и будет делать вид, что все в порядке, надеясь, что это пройдет. Если слухи верны, то это так.

– Если он – гей, то они, наверное, хотят именно этого. Но ведь мы не уверены, что он – гей. К тому же, в любом случае, он может стать замечательным любящим и заботливым отцом и отличным мужем.

Сэм слегка икнул.

– Возможно, – с сомнением сказала я. – Вы сказали, существует три пути. Один вы описали. А какие два других?

– Мужчина может вообще порвать с хасидской общиной. В Верхнем Вест-Сайде есть Современные Ортодоксальные синагоги. Там его, скорее всего, примут. Так примерно и поступил тот раввин, которого я упоминал. Сам он из очень строгой правоверной семьи. Он вышел из чулана, еще когда учился в школе раввинов. Представляете, как к этому отнеслась его семья? Само собой разумеется, он больше не хасид.

– А последний вариант?

– Он может остаться в общине, но при этом жить сам по себе. Он никогда не женится. Будет жить один, может быть, даже с мужчиной, если это, конечно, останется в тайне. Разумеется, он не будет общаться с другими геями, зато останется хасидом.

Все это очень интересно, но пока никак не связано с Фрэйдл.

– Ари согласился жениться. Значит, он явно выбрал первый вариант. Но что, если бы слухи дошли до семьи Фрэйдл?

Я уже задавала этот вопрос Либби, но у Сэма могло быть свое мнение по данному вопросу.

– Зависит от ситуации. Например, они бы расторгли помолвку. Или не обратили внимания на слухи и заключили брак. Вопрос в том, насколько для них важен этот союз и насколько Фрэйдл и Ари подходят друг другу в остальном.

А что, если Фрэйдл и ее семья все-таки узнали об этом, но ее отец решил заключить брак, несмотря ни на что? Возможно, это и заставило ее сбежать.

– Послушай, Джулиет, на твоем месте я был бы поосторожней, – прервал мои размышления Джош.

– В смысле? – не поняла я.

– Хирши – очень известная семья. Дядья Ари по материнской линии очень, как бы это сказать… влиятельные.

– Знаю. Я уже слышала о богатых дядюшках, которым принадлежит половина Бороу-Парк.

– Этих людей здесь очень уважают. С ними… не стоит связываться.

– Джош, – испуганно одернул его Сэм.

– О чем это вы? – надавила я.

Джош посмотрел на Сэма и пожал плечами.

– Да так, ничего. Просто они занимаются недвижимостью. Собирают ренту.

– Ренту? Они что – еврейская мафия?

– Нет, нет! Ничего подобного. Послушай, я хочу тебя предупредить: не стоит к ним лезть. Им может не понравиться, что кто-то интересуется их племянником.

Я смотрела на Джоша и пыталась понять, не шутит ли он. Неужели он в самом деле считает, что мне стоит бояться нескольких старых хасидов? Я поблагодарила за предупреждение и пообещала соблюдать осторожность. Чуть было не ляпнула, что одной пули мне хватило. К счастью, я вовремя спохватилась: подобное высказывание неминуемо потребует дополнительных разъяснений, а времени у меня и так мало.

Тем не менее его слова натолкнули меня на одну интересную мысль. А что, если Фрэйдл, узнав про Ари, стала угрожать не только отменить помолвку, но и рассказать всем, почему она не хочет вступать в этот брак? Как далеко могли зайти эти дядья, чтобы заставить ее замолчать?

– Мне нужно поговорить с Ари Хиршем. Как я могу с ним встретиться?

Тут Либби, молчавшая во время разговора, не выдержала:

– Нет. Это глупо. Зачем тебе говорить с бедным мальчиком? Зачем его беспокоить? Ты его только напугаешь!

– Послушай, Либби. Все, что мне сейчас известно, – это слухи и домыслы. А мне нужна правда. Нужно понять, что знала Фрэйдл. И единственный способ выяснить это – поговорить с Ари.

– Глупости, – проревел Сэм.

– Никакие это не глупости, – стояла на своем я. – Конечно, я могу задать этот вопрос семье Фрэйдл. Как вы думаете, что больше побеспокоит Ари?

Все трое переглянулись. Наконец Джош сказал:

– Я не могу обещать, что он захочет с тобой разговаривать. Но я могу о тебе сообщить. А дальше – как знаешь.

Глава шестнадцатая

Джош обещал поговорить с Ари на следующий день. Либби передала мне Исаака. Я обняла ее на прощанье, но она не ответила. Я надеялась, что мы все-таки остались друзьями.

Когда я вернулась, Руби еще не легла спать и ждала нас с Исааком под дверью.

– Привет, малышка, – улыбнулась я. – Что вы сегодня делали с бабушкой и дедушкой? Ездили к Бубе в дом престарелых?

Руби кивнула, ее нижняя губа задрожала, и она прошептала:

– Я хочу к папе.

Я отдала Исаака матери, обняла Руби и поцеловала в щеку. Она уткнулась лицом мне в шею и зарыдала.

– Знаю, моя дорогая, – сказала я. – Без папы плохо. Я тоже по нему очень скучаю. Давай мы ему позвоним?

Мы уже и так говорили с Питером раз триста за последние два дня, но еще один звонок не повредит. Я усадила Руби на колено, взяла телефон и набрала номер сотового Питера: я была уверена, что он все еще на съемочной площадке.

Раздалось два гудка, и чей-то женский голос сказал мне:

– Алло.

Меня захлестнула волна дикой ревности, смывая все то хорошее, что осталось в моем сердце после наших с Питером объятий у Мерзкой Минди и в аэропорту. Сейчас-то я уверена, что муж во мне души не чает и ни за что не изменит мне. Но женщина после родов, даже четыре месяца спустя, особенно подозрительна. И вовсе не потому, что не сбросила вес, набранный за время беременности, хотя это только ухудшает дело. И даже не потому, что из-за вечного недосыпа у нее круги под глазами и плохое настроение. Просто в это время ей меньше всего на свете хочется прикасаться к кому-то, кроме своего ребенка, даже если этот кто-то – ее муж. Когда ты – кормящая мать, твое тело тебе не принадлежит. Ты готова в любое время удовлетворять любые физические потребности своего чада, зато мысль удовлетворять чьи-то сексуальные потребности – независимо от того, сколько удовольствия при этом получишь ты сама – приводит тебя в ужас. По крайней мере, у меня именно так. В общем, на этом конце провода находилась я – женщина, которая отчаянно любит мужа, но интересуется сексом не больше, чем прыжками с парашютом (если не меньше). А на том конце провода она – и неважно, кто она – со своим мягким и томным «алло».

– Это Джулиет. Мой муж рядом? – спросила я ледяным тоном.

– Джулиет! Как я рада тебя слышать! А мы только что обсуждали, как там ты и твои чудесные детки!

– Мы? Кто говорит? – мой голос звучал все так же холодно.

– Ой, прости. Это Минди Макс.

– Нет, это ты меня прости, – отрезала я. – Я думала, что звоню на сотовый Питера. Наверное, случайно набрала твой номер.

И Минди, и я знали, что у меня нет ее сотового. Лично я бы не поверила, что каким-то чудом набрала ее номер вместо номера Питера. И только полная идиотка не поймет, насколько я недоверчива и зла. А Минди не дура.

– Джулиет, я просто унесла сотовый Питера. Мы так закрутились с этими съемками, что я случайно взяла его телефон со стола. Честно.

В трубке послышалось шарканье, а затем раздался голос Питера:

– Привет, дорогая! Прости за это недоразумение. Минди в шутку взяла мой телефон.

– Ха, ха, ха, – мрачно сказала я.

Он замолчал, видно, пытаясь понять, чем же я так расстроена. Неужто все мужчины такие недогадливые?

– Ладно, обсудим это потом, хорошо? – сказал наконец он.

– Как хочешь. Твоя дочь хочет с тобой поговорить.

Я передала трубку Руби и, пытаясь не разреветься, ушла на кухню. Забрала у матери Исаака и села на диван, уткнувшись носом в его мягкую маленькую шейку. Он довольно засмеялся.

– Ты меня любишь больше всех, правда? – прошептала я ему на ухо.

Он схватился ручонкой за прядь моих волос и сунул ее в рот. На заднем плане Руби оживленно разговаривала с отцом. Да, эта маленькая девочка очень любит своего папу.

– Что случилось, mamaleh? – с беспокойством спросил отец. Он наклонился и легонько похлопал меня по колену. – Питер сказал тебе что-то не то?

– Нет, – вздохнула я. – Я просто ревную его к Минди, к его новой лучшей подруге.

– А чего тебе ревновать? Ты – красивая женщина, мать его детей. Какое тебе дело до его подруг? Любит-то он тебя!

– Знаю. Просто в последнее время у нас все отнюдь не идеально. И он не виноват, что ему с ней интересней, чем со мной. По крайней мере, от нее не пахнет отрыжкой. Да и я все-таки не красавица. – Теперь я напрашивалась на комплименты.

– Красавица, еще какая. Ты просто неотразима. Может, немножко zaftig, но это даже привлекательно. Кто захочет спать с мешком костей?

Здорово. Даже родной отец считает меня толстой.

– Ради бога, Геня, – возмутилась мать и стукнула отца журналом по голове. – Она не zaftig. Что ты несешь! Zaftig! Идиот.

– Что ты меня бьешь!

– Кто тебя бьет? Я только дотронулась! Мне что, показать тебе, как бьют?

К этому моменту я уже прекратила рыдать и просто смеялась. В этом все мои родители – вечные евреи-молодожены. Я вручила Исаака отцу и пошла обратно на кухню.

Выпутав Руби из телефонного шнура, который она уже умудрилась накрутить себе на шею и вокруг талии, я взяла телефон.

– Алло. Прости меня, – прошептала я.

– И ты меня тоже, – примирительно сказал Питер. – Может, вернешься домой и поругаешься со мной лично? А потом мы устроим примирительный секс.

– Может, пока устроить примирительный секс по телефону? – предложила я.

– Хм. Может быть. Где там твои родители?

– Здесь, рядом.

– Тогда ладно.

– Мы скоро вернемся.

– Знаю. Я люблю тебя, Джулиет.

Я снова заплакала.

– Знаю. Я тоже тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. Очень-очень.

– Я тоже тебя люблю. Очень-очень-очень.

– Ой, ради бога, – перебила нас мама, протискиваясь мимо меня на кухню. – Вы что, подростки? Если ты по нему так скучаешь – езжай домой.

– Я не хочу домой. Я хочу побыть здесь еще и посмотреть, как вы с папой бьете друг друга газетами.

– Это была не газета! Я немного стукнула его журналом. Что ты, что твой отец. Для вас в мэрии нужно издать особый запретительный приказ.

Я рассмеялась.

– Слышишь, Питер? Я тебе никогда не говорила, какие у меня чокнутые родители?

– Могу представить, – согласился он. – Ладно, мне пора. У нас здесь все кипит.

– Иди, дорогой. Поговорим завтра.

Я повесила трубку.

Мать вынимала из холодильника миски.

– Я подогрею остатки цыпленка, и мы устроим небольшой поздний ужин, – заявила она.

– Звучит заманчиво.

– Съезди завтра с утра к Бубе.

– Хорошо.

– Как у тебя прошел день? Нашла свою девочку, как ее? Фума?

– Фрэйдл. Нет, не нашла. Думаю, в Нью-Йорке ее нет.

Я пересказала ей наш разговор с Сэмом.

– Думаю, тебе стоит поговорить с этим мальчиком, – выдала мама.

– Я тоже так подумала. Я попросила Джоша, мужа Либби, позвонить ему от моего имени.

– А почему ты не позвонишь ему сама?

– Что за бредовая мысль, мама. И что я ему скажу? «Здравствуйте, Ари. Скажите, вы гей? И не вы ли подстроили исчезновение вашей невесты?»

– Не говори глупости. Пригласи его на чашечку кофе, а потом уже осторожно расспроси о Фрэйдл.

– Ну да. И этот bucher из иешивы с радостью согласится пойти с незнакомой женщиной пить кофе.

– Хорошо. Тогда не спрашивай меня. Что я знаю? Я просто старая женщина. Детектив у нас ты.

– Я не детектив.

– Конечно, нет. Ты просто в свободное время раскрываешь убийства.

– Именно. То есть нет! Никакие убийства я не раскрываю. Ну, было одно еще до рождения Исаака. Но сейчас-то не убийство. Я даже не уверена, что Фрэйдл мертва!

– Кто мертвый? Папа? – на удивление безмятежно спросила Руби.

– Никто не мертвый! С папой все хорошо! Он просто в Калифорнии!

– Не кричи на меня! – возмутилась дочь. – Кричи на бабушку, а не на меня!

Я опустилась на колени и прижала ее к себе.

– Прости, моя дорогая, – и я поцеловала ее в макушку. Затем подошла к матери, обняла ее и чмокнула в щеку. – Прости, мама.

– За что? Тебе не за что просить прощения. Не говори глупости.

Глава семнадцатая

На следующее утро я проснулась поздно. Мама сидела в гостиной и держала телефонную трубку перед гукающим Исааком.

– Что вы делаете? – удивилась я.

– Исаак разговаривает с папой, – радостно заявила она.

– Какой глубокомысленный разговор. Ладно, дай сюда телефон.

Я взяла трубку и уселась на диван. Исаак недовольно захныкал, и я посадила его на колени.

– Привет, дорогой, – сказала я в трубку.

– Привет, детка. Рад тебя слышать.

– А что, разве Исаак не идеальный собеседник?

– Ну что ты, отличный. Два раза рыгнул мне в трубку и, честное слово, сказал «папа».

– Он не мог. Ему всего четыре месяца.

– Не знаю, но я слышал. Что на тебе надето?

– Что?

– Что на тебе сейчас надето?

Я рассмеялась.

– Э-э… Зеленая фланелевая пижама отца.

– А под ней?

– Питер!

– Давай! Говори.

– Не могу. Рядом сидит мама.

Мать покачала головой, театрально вздохнула и встала с дивана.

– Я буду наверху, – сказала она, выходя из гостиной.

– Все, она ушла. Ничего.

– М-м. Приезжай домой.

– Где ты? В Калифорнии сейчас шесть утра. Ты дома? – поинтересовалась я.

– Нет, я в студии. Я сидел здесь всю ночь.

– А Минди там?

– О господи, Джулиет! Совсем с ума сошла. Конечно, ее здесь нет. Я что, стал бы разговаривать с тобой о таких интимных вещах, если бы здесь была Минди?

Я промолчала.

– Джулиет, когда ты наконец поймешь, что я люблю тебя? Я мечтаю только о тебе. Я думаю о твоем теле.

Я вздохнула.

– Знаю, прости меня. Мне очень жаль. Опять как всегда. Мне всегда жаль. – Я и впрямь очень жалела, что Минди и Питер проводят вместе слишком много времени. – Послушай, давай не будем говорить о Минди и о моем теле. Я лучше расскажу, что случилось вчера.

Я пересказала все Питеру и спросила, что делать дальше.

– Ну, если бы я писал сценарий для экранизации этой истории… – задумчиво произнес он, – для начала я бы разобрался, что конкретно ты хочешь узнать. Какой информации тебе не хватает?

Я задумалась.

– Наверное, я хочу выяснить, что Фрэйдл знала об Ари. И если она что-то знала, то какое решение приняла. Хотела ли она все равно выйти за него замуж? Что знали ее родители? Собирались ли они заключать брак?

– Так. Ты не можешь спросить об этом у девушки, потому что ее не нашли. Ведь она пока не вернулась, да?

– Думаю, нет. У Нетти есть мой здешний телефон. Она обещала позвонить, если Фрэйдл вернется или еще что-то произойдет.

Я не стала уточнять, что именно. Мы оба понимали, о чем речь – если ее найдут мертвой.

– Ладно. Значит, ты уверена, что ее пока не нашли. Так. С ней тебе не поговорить. Ее отец тебе вряд ли что-то скажет.

– Если бы Нетти что-то знала, она бы мне сообщила. По крайней мере, я так думаю.

– И кто остается? Ее мать?

– Она не станет со мной разговаривать.

– Тогда кто?

– Ари Хирш.

– Тогда звони Ари Хиршу.

– Господи! Ты прямо как моя мать. Она предложила то же самое. Так что и тебе я отвечу то же: я попросила Джоша позвонить ему от моего имени.

– Не жди. Позвони сама.

Так я и сделала.

Телефон родителей Ари я нашла, применив свои дедуктивные способности и позвонив в справочную. Затем я связалась с Эсфирью и, представившись менеджером по продажам, сказала ей, будто Ари сделал у нас заказ, и нужно с ним срочно связаться.

– Какой еще заказ? – удивилась она.

– Это подарок, миссис Хирш, – нашлась я, – и мистер Хирш просил нас никому не говорить, какой именно. Вы его жена?

– Нет, я его мать.

– Тогда я точно не могу разглашать вам эту информацию, понимаете?

Как только слова слетели с моего языка, я почувствовала себя виноватой. Эсфирь будет день за днем ждать от сына подарка, но его так и не привезут.

– Сегодня он целый день в иешиве.

В иешиве мне ответил мальчик с высоким пронзительным голосом.

– Не могла бы я поговорить с Ари Хиршем?

– Сейчас я переключу вас на кабинет ребе. Он там, занимается.

Через минуту в трубке раздался мягкий приятный голос.

Я нервно сглотнула. Мне приходилось общаться с грабителями банков, торговцами наркотиками и даже более мерзкими подонками – тайными осведомителями. Но почему-то именно этот разговор с худым прыщавым молодым человеком, корпящим над своими священными текстами и сомневающимся в своей ориентации, заставил меня нервничать.

– Ари Хирш?

– Да, кто это?

– Мистер Хирш, Ари, меня зовут Джулиет Эпплбаум. Я подруга Фрэйдл Финкельштейн.

– Да, я о вас слышал. Сегодня утром в shul мы говорили с Джошем Бернштейном.

Значит, Джош это сделал.

– Ари, мы не могли бы с вами встретиться? Мне нужно задать вам несколько вопросов, и лучше лично.

– Встретиться?

– Это очень срочно. Прошу вас, поверьте мне. Речь пойдет о Фрэйдл. Это важно.

Он не отвечал.

– Я сегодня веду детей в Музей естественной истории. Может быть, встретимся там? – предложила я. – Мне хватит нескольких минут.

То, что со мной будут дети, кажется, его немного успокоило.

– Это срочно, да? – нерешительно переспросил он.

– Очень.

– Только с утра я учусь. Мы можем встретиться сегодня в три.

– Прекрасно, – обрадовалась я. – В зале со слонами. Прямо под бивнями слона-вожака. Я буду с двумя детьми: грудным мальчиком и маленькой девочкой.

– Под слоном, – повторил он и повесил трубку.

Я подняла глаза. Надо мной стояла мать и довольно улыбалась.

– Что тебе? – не выдержала я.

– Значит, бредовая мысль? – усмехнулась она.

– Какая бредовая мысль?

– Позвонить ему. Ты сказала, что это бредовая мысль.

– Ладно, не бредовая. Хорошая мысль. Очень хорошая. Не хочешь поехать со мной в город?

– Нет. Сегодня мне нужно заглянуть в офис. Днем Майрон рассматривает ходатайство об истребовании дела из нижестоящего суда, а временной секретарше я не доверяю. Шанс всего один, и его нельзя упустить. Если опоздал – значит, все. Верховный Суд извинений не принимает.

– Знаю. Я сама подавала такие ходатайства, когда работала федеральным защитником.

– Не сомневаюсь, – сказала мать, явно сожалея о тех временах, когда я была юристом.

– Может, хотя бы папа пойдет со мной?

– Конечно, пойдет. Он любит музеи.

Доехав до Верхнего Вест-Сайда, мы припарковали машину и выгрузили детей. Отец заявил, что сам понесет Исаака в рюкзаке-переноске. Я пожалела, что не захватила видеокамеру, чтобы снять это зрелище: отец с Исааком вразвалку шагает по улице, а рядом с ними вприпрыжку бежит Руби, держась маленькой ручонкой за мохнатую лапу дедушки.

В Нью-Йорке стоял один из редких погожих осенних дней. Воздух был холодным и прозрачным. Ярко светило солнце. Город сиял свежестью и пах яблоками, а улицы были такими чистыми, что даже асфальт, казалось, искрился и блестел. Даже бездомные выглядели счастливее, чем обычно. Я сунула Руби мелочь, раздать им по дороге. У меня есть правило – подавать милостыню только трезвым на вид женщинам, но сегодня я позволила Руби вручить деньги тем, кому она захочет. Не знаю, стоило ли разрешать Руби играть роль Леди Сама Щедрость, но она должна уяснить, что если у нее много денег, то она должна делиться с теми, кому повезло меньше.

Мы вошли в красивое старое здание Музея естественной истории и направились в огромный зал, в самом центре которого застыло стадо огромных и величественных слонов. Я присела на скамейку под тускло сверкающими бивнями слона-вожака. Прибежала Руби, привалилась ко мне и стала разглядывать морду гиганта.

– Эти слоны мертвые? – спросила она.

– Угу, – кивнула я.

– Кто-то их убил, – сделала вывод Руби.

– Верно.

– Даже слоненка?

– Даже слоненка.

– За что?

– Ну, Руби, когда-то люди не знали, что убивать животных нехорошо. Когда люди стреляли в этих слонов, то еще не понимали, что если убивать много животных, то их не останется.

– Они замрут.

– Что?

– Замрут. Как динозавры.

– Да, правильно, вымрут. Когда убивали этих слонов, люди еще не знали о вымирающих и редких видах.

– Но теперь мы знаем, что это плохо, да?

– Точно.

– И никто не убивает слонов, потому что это плохо.

Я не стала упоминать о незаконном отстреле диких животных и о постоянно высоком спросе на азиатских рынках на такие товары, как слоновый бивень и рог носорога. В свое время одним из моих клиентов был китаец, занимавшийся контрабандой медвежьей желчи. Поэтому я просто ответила:

– Верно.

Затем Руби унеслась играть с дедушкой, а я наконец осмотрелась. В противоположном конце зала стоял молодой человек в одежде еврея-хасида. Черная шляпа, черный сюртук, поверх брюк висят кисти цицит. Длинные пейсы заправлены за уши, подбородок закрывает длинная каштановая борода. Красные щеки усыпаны прыщами и оспинами. Тем не менее его можно назвать привлекательным. У него были большие голубые глаза, густые черные ресницы, прямой нос и полные, словно припухшие, губы, видневшиеся из-под темных усов.

Я слегка махнула ему рукой, и он подошел.

– Ари Хирш?

– Да. А вы – миссис… э, миссис…

– Эпплбаум.

– Да, точно. Миссис Эпплбаум. Подруга Фрэйдл. – Он неловко застыл в двух шагах от меня.

– Может, присядете? – я указала на скамейку. Он опустился на другой конец, благопристойно соблюдая дистанцию.

– Джош Бернштейн объяснил, зачем вы мне понадобились?

– Может, вы мне сами расскажете? – спросил он мягким бархатистым голосом.

И что мне ему сказать? О своем подозрении, что Ари и его семья знают о местонахождении Фрэйдл? А если не знают? Семья Фрэйдл всеми силами старается сохранить ее исчезновение в тайне от Хиршей. Как мне выяснить, знает ли Ари, где Фрэйдл, не выдав их тайны? И как выяснить, знает ли Фрэйдл о его ориентации, не дав ему понять, что его тайна известна? Ни то, ни другое невозможно.

Я всегда считала, что именно скрытность является главным источником неприятностей. Если ты искренен и не боишься говорить о своих проблемах, никто не сможет причинить тебе вреда, рассказав о них другим людям. Я уверена, что ни Финкельштейнам, ни Ари все эти секреты не принесут пользы. Может быть, я и не имею права так поступать, но я решила быть откровенной. Хотя бы для того, чтобы этот разговор имел смысл.

– Ари, я не знаю, что вам говорил Джош, но Фрэйдл пропала. Ее родители не хотят, чтобы об этом узнала ваша семья. Они боятся, что ваши родители могут расторгнуть помолвку. Но прошла уже целая неделя, а ее все нет, и я очень переживаю.

– Пропала? То есть как пропала?

– Дома она не появлялась, и никто не знает, где она.

– Может, ее похитили? Что говорят в полиции?

– Все это время ребе Финкельштейн сам занимается ее поисками.

– Без полиции?

– Да.

– Значит, она сбежала? Ее никто… не обидел?

– Никто не знает, где она, Ари. Поэтому я и хотела с вами поговорить. Может быть, вы знаете, могла ли она сбежать из дома, и если да, то почему?

Он отчаянно замотал головой.

– Я ничего не знаю. Мы с ней всего пару раз встречались. Я ее совершенно не знаю.

Я набрала воздуха.

– Ари, мне нелегко задавать вам этот вопрос, но… вы говорили Фрэйдл, что вы гомосексуалист?

Кровь отлила от его лица. Он в ужасе посмотрел на меня.

– Ари, вы ей это говорили?

Он начал нервно крутить один из пейсов.

– Ари…

– Откуда вы об этом знаете? Это она вам рассказала? – прошептал он.

Я не ответила. Мне было стыдно, что теперь он станет подозревать Фрэйдл, но я обещала не выдать Либби и Джоша.

Ари потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мои слова.

– Я не… не… Я не то, что вы сказали, – пробормотал он.

– Ари, я вас не осуждаю и я никому не собираюсь вас выдавать. Мне нужно знать, говорили ли вы об этом Фрэйдл.

Несколько секунд он молчал, накручивая на палец прядь волос. Наконец повернулся ко мне.

– Фрэйдл знала все, что должна была знать. Я рассказал ей о своих сомнениях и о… себе. Мы поговорили об этом и решили, что с ее и божьей помощью я справлюсь.

Вот так сюрприз! Я ожидала услышать, что Фрэйдл была в ужасе, что мысль выйти замуж за мужчину, который предпочел бы спать с другим мужчиной, могла заставить ее сбежать из дома. Я не ожидала, что они могли обсудить все открыто и все равно решили пожениться.

– Она согласилась стать вашей женой?

– Не сразу. Сначала она расстроилась, но все же не отказалась. Сказала, что ей нужно подумать.

– А потом?

– Я вернулся в Нью-Йорк, а несколько дней спустя она позвонила и сообщила, что все обдумала и решила выйти за меня замуж.

– Ари, вы сказали об этом ее родителям?

Он покачал головой.

– Нет. Мы решили, что это будет наша тайна.

– Вы уверены, что она ее не выдала?

– Да. Она обещала. Вряд ли она бы нарушила слово.

– Она рассказывала вам что-нибудь о себе и о своих сомнениях по поводу этого брака?

Ари, не отрываясь, смотрел на свои длинные тонкие пальцы, сцепленные на коленях. Он покачал головой.

Меня удивило, что, несмотря на откровенность жениха, Фрэйдл так и не сказала ему о Йосе.

Да, не очень-то мне помогли эти сведения. Если Фрэйдл и Ари обо всем договорились, зачем девушке уходить из дома? По спине пробежал холодок. С первого дня исчезновения Фрэйдл я старалась думать, что она просто ушла из дома. Но я всегда знала, что есть и другая вероятность, и с каждым днем она увеличивается. Вполне возможно, кто-то похитил ее или сделал с ней что-то ужасное. И может быть, этот кто-то сидит рядом со мной под бивнями слона. Или спокойно живет где-нибудь в Бороу-Парк. Или в Лос-Анджелесе. Нужно срочно садиться на самолет и возвращаться. Нужно уговорить Финкельштейнов обратиться в полицию. И если ребе не согласится, я напишу заявление сама.

Тут молодой человек прервал ход моих мыслей:

– Что вы собираетесь делать? – спросил он.

– Не беспокойтесь, Ари. Я никому не стану о вас рассказывать. Я просто хочу найти Фрэйдл.

– Позвоните мне, когда что-нибудь выясните.

– Хорошо. Обещаю. Спасибо, что согласились со мной поговорить.

– Нет, это вам спасибо за то, что вы мне все рассказали. Вы сказали, что вы подруга Фрэйдл?

Он смотрел на меня, явно не понимая, что общего с его будущей женой у меня, нехасидки в брюках?

– Она работала у меня няней.

Я понимала, насколько нелепо это звучит. Не подруга. Не член семьи. Просто девочка, которая одно утро сидела с моим ребенком. Чтобы я могла поспать.