Текст книги "Долгий, крепкий сон"

Автор книги: Эйлет Уолдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Нет.

– Может, она уже дома? – с этими словами он встал, явно собираясь уйти.

– Стойте, Йося. Подождите. Давайте я позвоню ее матери и узнаю, дома ли она. Если да, то прекрасно. Больше я вас не побеспокою. Если нет – может, мы вместе подумаем, где она может быть?

Он задумчиво посмотрел на меня, затем пожал плечами и снова сел за стол.

Руби со ртом, набитым картошкой-фри, что-то пробурчала.

– Потерпи еще чуть-чуть, Персик. Маме нужно поговорить.

Я перегнулась через Исаака и, порывшись в сумочке, достала свой сотовый и бумажку с телефоном Финкельштейнов. Набрала номер. Раздался один гудок.

– Алло? Фрэйдл? – раздалось в трубке.

Значит, девушка не вернулась.

– Нет, это Джулиет Эпплбаум. Ребе Финкельштейн?

– Миссис Эпплбаум? Да, это я. Вы что-то узнали о моей дочери?

Я определенно не из тех, с кем ребе жаждал общаться. Но он слишком отчаянно желал хоть что-то узнать о дочери.

– Нет, пока нет. Мне очень жаль, ребе. Я просто звонила узнать, не пришла ли она домой.

– Нет. – И он положил трубку.

Я молча уставилась на телефон.

– Он повесил трубку! – негодующе прокомментировала я.

Похоже, Йосю это не удивило.

– Ее нет дома, – прозвучало скорее утверждение, чем вопрос.

– Нет.

Он пожал плечами.

– Тогда я не знаю, где она.

– Так все-таки, какие отношения у вас с Фрэйдл?

Он не ответил.

– Я понимаю, вы считаете, это не мое дело, но вместе мы могли бы попробовать выяснить, куда она пропала.

Он молчал.

– Вы боитесь, что я расскажу о вас ее родителям? Верно?

Тишина.

– Эй, дядя! Мама вас спрашивает!

– Тсс! Руби!

Йося посмотрел на меня, затем, весь бледный, встал из-за стола.

– Ничем не могу вам помочь. Я ее плохо знаю. Мы просто соседи, – повторил он, снова намереваясь уйти.

– Постойте, Йося. Давайте я оставлю вам свой телефон. Вдруг вы что-то надумаете.

Он пожал плечами и не глядя сунул протянутую визитку в карман.

– Как ваша фамилия? – спросила я.

– Зингер, – с этими словами он развернулся и пошел через зал к столику, за которым уже сидели его друзья.

– Мама, я хочу домой. Я хочу к папе, – заныла Руби.

– Уже идем, моя сладкая.

Не теряя времени, я вывела детей из ресторана и усадила в машину. Через час я уже искупала и Исаака, и Руби, и теперь укладывала их спать. Руби заснула сразу, как только ее голова коснулась подушки. Исаак, как обычно, готов был куролесить хоть до самого утра.

Я положила его рядом с собой и притворилась спящей, надеясь, что этот номер пройдет и мальчик задремлет вместе со мной. Но его не проняло. Он лежал на моем плече, хныча и размахивая ручонками с пальчиками, растопыренными как у миниатюрной тайской танцовщицы. Поизображав крепкий сон минут десять, я сдалась.

– Ну, и чего ты хочешь? – начала я.

– Я не знаю, чего ты хочешь? – ответила я сама себе тонким детским голосом.

– Я не знаю, чего ты хочешь?

И так далее.

Моему упражнению в актерском мастерстве положил конец Питер.

– Привет, – крикнул мой муж, топая по черной лестнице.

– Привет, – отозвалась я.

– Ты не спишь?

– Нет. Сплю. Разве не слышно?

Питер вошел в спальню, и, снимая с себя одежду, прошлепал по истертому паркету к кровати. Через минуту он уже лежал с нами в одних трусах.

– Здравствуй, Исаак, – Питер взял у меня малыша и пощекотал ему животик. Исаак засмеялся.

– Здравствуй, папа, – отозвалась я тем же тонким голоском.

– Ну как, день прошел удачно?

– Не очень.

Питер убрал с лица длинную вьющуюся прядь волос.

– У меня тоже.

– Давай, ты первый, – на редкость великодушно предложила я.

– Ну, как обычно, все та же ерунда. Парни со студии говорят, что спецэффекты слишком дорогие для телевидения, а режиссер угрожает уволиться, если спецэффектов не будет. Бла-бла-бла. Господи, если бы не Минди, я бы уже давно сошел с ума.

Я почувствовала укол ревности. Агентство Питера назначило режиссером-постановщиком в проекте женщину моих лет с невероятным именем Минди Макс – сногсшибательную блондинку весом килограммов пятьдесят.

– И чем сегодня занималась Максимум Минди?

Питер натянуто засмеялся.

– Она мастерски управляется с этими бездельниками с телевидения. У нее они все по струнке ходят, при этом пребывая в святой уверенности, что руководят всем сами. Потрясающая женщина.

– Ты это уже говорил.

– Ты помнишь, что завтра вечером мы едем к ней на ужин? – спросил он.

Об этом я забыла.

– Господи, завтра? Питер, у меня совершенно вылетело из головы. Я даже не договорилась с няней. А Фрэйдл, та девочка, которая должна была сидеть с детьми сегодня, исчезла. Не знаю, где мне теперь искать того, с кем можно оставить детей.

– Я так и знал. Поэтому я уже нашел.

– Ты нашел няню? Что ты говоришь? Как ты нашел няню?

– На самом деле это придумала Минди. С детьми посидит ее помощница, Анжелика.

– Анже-лика? Какая еще Анжелика? Мы не можем доверить детей совершенно чужому человеку.

Что он себе вообразил? Неужели и впрямь полагал, что я оставлю детей с тем, кого в глаза не видела?

– Она не совершенно чужой человек. Мы знакомы уже несколько месяцев – с тех пор, как начали работать над сериалом. Славная девочка. Год или два назад закончила колледж. Она училась в Йеле, как и Минди.

– Ну да, конечно, если она училась в Йеле, какие могут быть вопросы? – во мне опять проснулась язвительность. Все-таки я выпускница Гарварда.

– Джулиет, может, тебе напомнить, что ты оставляла Исаака с девочкой, которую видела всего один раз в магазине?

Это заставило меня ненадолго притихнуть.

– Все будет хорошо, – продолжал Питер. – Анжелика – милая девушка, очень ответственная. И Руби она понравится: у нее в языке серьга.

– Да? Что ж ты сразу не сказал? Замечательно, если она еще и увлекается самоистязанием, то нам она точно подходит. Да и кто не мечтает о няне, которая может вывести из строя пару-тройку металлоискателей?

Питер уселся на кровати, поднял Исаака в воздух и принялся крутить его над головой, изображая самолет.

– Она милая девушка, – повторил он.

Я сдалась.

– Да, конечно. И Руби она понравится, – я вздохнула. – И не заводи Исаака. Я пытаюсь убедить его, что пора спать.

– Ладно, – Питер повел Исаака на посадку и передал мне.

– А у тебя почему был плохой день? – поинтересовался наконец он.

Я пустилась рассказывать ему историю исчезновения Фрэйдл. Когда я дошла до нашего разговора с Йосей, то заметила, что Питер уже заснул.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я и посмотрела на улыбающегося Исаака. Хотя бы ему интересен мой рассказ! – Иди сюда, малыш. Пусть папа отдыхает.

Глава седьмая

Когда мы с Исааком отвезли Руби в сад и вернулись домой, Питер уже ушел. На кухонном столе мой ненаглядный муж оставил записку:

Прости, что вчера отключился. Приеду рано, чтобы успеть переодеться к Минди. Может, сходишь и купишь себе классную шмотку? Подними себе настроение.

– Поднять настроение? Зачем это? Я и так чувствую себя великолепно, спасибо, – пробормотала я под нос, комкая записку. К тому же сегодня я уже решила заглянуть в магазинчик миссис Танненбаум. Хотелось узнать, не вернулась ли Фрэйдл, но желанием встречаться с ее отцом я не горела. Впрочем, если останется время, можно зайти в торговый центр на Беверли-Хиллз и подобрать себе что-нибудь к ужину у Мифической Минди.

Я проехала пару кварталов и припарковалась у кошерной бакалейной лавки. Магазин оказался открыт. Прикинув, что расстояние до него метра три, я решила, что ребенка можно оставить и в машине. Я слегка приоткрыла окошко со стороны Исаака, вылезла наружу и направилась к магазину. Сунув голову в дверь, я позвала тетушку Фрэйдл:

– Нетти! Это Джулиет Эпплбаум.

Она стояла за прилавком и пробивала покупки пожилой даме в парике, похожем на пластмассовый.

– Здравствуй, деточка. Пока ничего, – Нетти посмотрела на меня и покачала головой.

– Ничего? – переспросила я.

– Ничего.

Я бросила взгляд на Исаака: тот сидел в целости и сохранности там, где я его оставила.

– Я не могу здесь долго находиться, – сказала я. – Исаак в машине. Просто я надеялась… – я не договорила.

– Мы все надеемся.

Покупательница с любопытством посмотрела на нас.

– Надеетесь на что? – выдала она с характерным еврейским акцентом.

– Ни на что, дорогая, – оборвала ее Нетти, через голову женщины бросив на меня предостерегающий взгляд. Я кивнула и встала в дверном проеме, откуда мне было видно ребенка. Исаак пытался засунуть в рот два кулачка одновременно.

Очень медленно дама упаковала покупки в сетку и запихнула ее в нелепую розовую сумку на колесах, на которой красовалась надпись: «Еду к бабушкам». Наконец, часов так двенадцать спустя, она прогромыхала мимо меня и вышла на улицу. Нетти выбралась из-за прилавка.

– Пойдем, постоим возле ребенка. Chas v'shalom, кто-нибудь украдет его из машины.

Выслушав такой выговор, я послушно побрела за Нетти к машине. Опершись на переднюю дверь, я наблюдала, как она возится с Исааком. Нетти щекотала ему животик и приговаривала что-то на идише. Эта женщина прирожденная бабушка, и со стороны судьбы очень жестоко лишить ее возможности иметь не только внуков, но даже детей.

– Нетти, ваш брат уже позвонил в полицию?

Она отрицательно качнула головой.

– Нет. Барух говорит, мы сами ее найдем.

Я покачала головой, удивляясь упрямству этого человека.

– И мать Фрэйдл с этим согласилась? Она что, собирается сидеть день за днем, не обращаясь в полицию, и плакать, Нетти? А что, если девочка не сбежала? Вдруг с ней что-то случилось? Ожидая у моря погоды, вы можете совершить ужасную ошибку.

Нетти резко обернулась, глаза ее сверкнули.

– Думаешь, я не знаю? Думаешь, не понимаю, что девочку могли убить? Или похитить? Ты что, думаешь, я не волнуюсь? Или ее мать не волнуется? Ты что, думаешь, мы ее не любим? Ты так думаешь?

– Нет, конечно, я так не думаю. Я знаю, что вы ее любите. Вот и не понимаю, почему вы так упорно отказываетесь обращаться в полицию. Будто отец не хочет, чтобы ее нашли.

– Ба! – Нетти отмахнулась. – Да что ты знаешь? Бедняга только и делает, что занимается ее поисками. Колесит по всему городу и ищет ее. Можешь мне поверить, он глаз не сомкнул с тех пор, как она пропала. Да он больше всего на свете хочет, чтобы она вернулась домой!

Я молчала. Нетти определенно уверена в своих словах. Возможно, она права. Может, ребе Финкельштейн и впрямь делал все от него зависящее, чтобы вернуть дочь. А может, и нет.

– Мне пора, – сказала я наконец. – Позвоните, если что-нибудь узнаете, ладно?

– Конечно.

Нетти сунула голову в машину и чмокнула Исаака в щеку. Он ухватился за ее парик и свернул его набок.

– Motek, – улыбнулась она, поправляя прическу. – У вас замечательный малыш, миссис Эпплбаум. Берегите его.

– Хорошо, – мягко ответила я и обняла эту милую пожилую женщину. Мы постояли, обнявшись, потом Нетти, вытирая слезы, побрела обратно в магазин. Я проводила ее взглядом и села в машину.

– Ну что, малыш, теперь по магазинам, – сказала я Исааку, выезжая на бульвар Беверли. – Говорят, в универмаге «Мэйси» открылся новый отдел одежды «От больших до самых маленьких». Наверняка там просто сказочный выбор.

Глава восьмая

Как я и ожидала, наш поход за покупками оказался для меня сплошным унижением. Тогда как моя фигура тянула уже даже не на пятидесятый, взгляд почему-то все время падал размер так на сорок второй. Я уносила в примерочную платье за платьем, чтобы в очередной раз убедиться, что оно налезет на меня разве что после липосакции. Перед тем как свалить кучу перемеренных вещей на продавщицу, снисходительно наблюдавшую за моими жалкими потугами, я уже серьезно задумывалась, а не прибегнуть ли к услугам пластической хирургии.

– Мэм, может, вам взглянуть на нашу коллекцию одежды больших размеров? Это на третьем этаже, возле склада.

Я бросила на нее злобный взгляд и зашагала к дверям. Правда, мой сценический выход был немного подпорчен: коляска Исаака зацепилась за край прилавка. Я резко дернула ее на себя – и стопка кашемировых свитеров отправилась в свободный полет.

– Простите, – пробормотала я продавщице и выскочила из отдела.

Я уже угрюмо топала к эскалатору, когда мой взгляд упал на манекен в плотных атласных брюках черного цвета и блузке из какой-то серой блестящей материи – настоящем произведении искусства.

– Потрясающе! – заявила я Исааку. Довезла коляску до манекена и посмотрела ценник на блузке. – О-о! – выдохнула я. 450 долларов. Моя первая машина была дешевле! Брюки стоили всего каких-то жалких 250 долларов.

– Кормящей матери всегда тяжело найти что-то подходящее, верно?

Я обернулась. Мне улыбалась пожилая женщина в великолепно сшитом костюме.

– Это точно, – согласилась я. – Просто невозможно.

– Самое замечательное в этих брюках – талия из эластичного материала. Весьма предусмотрительно. Да и такой покрой очень стройнит, – она подняла блузку, демонстрируя утягивающий пояс. – А вырез блузки выгодно подчеркивает грудь. Не хотите примерить?

– Вы здесь работаете?

Как могли взять на работу в один и тот же магазин ту наглую соплячку, которая «помогала» мне, и эту милую женщину?

– Да, я здесь работаю. В отделе «От кутюр».

– А, «от кутюр», – кивнула я. Это объясняло цену на ярлычке.

– Хотите примерить? Если вам понравится костюм, мы сможем укоротить брюки, пока вы будете ходить по магазину.

Я задумалась. Никогда в жизни не выкидывала столько денег за один наряд – даже за свое свадебное платье. Оно мне досталось на распродаже за девяносто семь долларов. Девяносто семь долларов и злобный взгляд еще одной невесты – любительницы распродаж, из-под носа которой я его утащила.

– Да, это дорого, – согласилась она, читая мои мысли. – Но зато как сшито. Классный костюм.

Она произнесла заветное слово: мне был дан приказ найти что-нибудь классное любой ценой.

– Ладно, примерю.

Полтора часа спустя мы с Исааком ехали домой. В багажнике лежали атласные брюки, серая блузка и неимоверно дорогие черные туфли с серебряными пряжками. Их мне пришлось купить, чтобы выдержать стиль костюма.

– Я самая классная, правда? – спросила я у своего малыша, когда мы неслись по улицам Лос-Анджелеса в детский сад за Руби.

Днем я поставила Руби видеокассету, мысленно извинившись перед Американской Академией Педиатров, которые только что сообщили по Национальному Общественному Радио, что я наношу непоправимый вред своему ребенку, разрешая ему смотреть телевизор. Исаака я усадила в рюкзачок-переноску «Бэби Бьерн» и стала расхаживать взад-вперед по дому. Пока я ходила, малыш молчал. Целый день я беспокоилась больше о своем внешнем виде, чем о Фрэйдл, и теперь чувствовала себя виноватой. Я уверена, что отец Фрэйдл сам ее не найдет, как бы он ни старался. Я подумала, не позвонить ли в полицию, но поняла, что без помощи Финкельштейнов я далеко не уеду. Да и был шанс, что девушка просто сбежала, чтобы ее не выдали замуж за нелюбимого человека.

Я должна найти ее сама.

Даже сейчас я понимала, что мой интерес к судьбе Фрэйдл смахивает на навязчивую идею. Мы ведь с ней почти не знакомы. Тем не менее по каким-то неясным причинам я ощущала себя ответственной за эту девочку. Может, она напомнила меня в ее возрасте. Может, ее положение разбудило во мне желание творить добро, дремавшее с тех пор, как я работала федеральным защитником. А может, мне просто было нужно отвлечься и не думать о том, насколько я вымоталась и устала.

Я не думала, что Йося позвонит, и он не обманул мои ожидания. Такое поведение, конечно, подозрительно, но ничего с этим я поделать не могла. Не звонить же в полицию и не говорить, что, во-первых, я хочу заявить о пропаже девушки, а во-вторых, я не совсем уверена в честности друга-израильтянина пропавшей!

Мне нужен был совет, и я знала, кто его может дать. Я схватила телефон и, продолжая покачивать Исаака, набрала номер моего старого приюта и оплота – офиса федеральной общественной защиты. Секретарша следственного отдела сказала «Минуточку», – и мне пришлось ждать, пока Эл Хоки поднимет свою задницу и подойдет к телефону. Эл работал следователем на федеральную общественную защиту с тех пор, как, в двадцать пять лет получив пулю в живот, ушел из полицейского департамента Лос-Анджелеса. Со своим уходом он, правда, так до конца и не смирился, и все время любил повторять, что вытаскивать людей из-за решетки почти то же самое, что туда их сажать. Разве что немного сложнее. Пока я работала юристом в защите, мы с ним были непобедимой командой. Каждым своим вердиктом «Не виновен» я была обязана кропотливой работе Эла. Эл обладал чудесным умением создавать свидетелей алиби моих подзащитных просто из воздуха.

– Неужели это мой обожаемый частный детектив?! Джулиет Эпплбаум, как твои боевые раны?

– Отлично, Эл. А твои?

– Тоже хорошо. И на какие же сомнительные противозаконные действия ты хочешь подбить меня на этот раз?

– Противозаконные? Я возмущена. Возмущена до глубины души. Когда это я тебя просила сделать что-то незаконное? Неэтичное, может быть. Но незаконное – никогда!

– Весьма условное различие. И чем ты занимаешься на этот раз? – поинтересовался он.

– Пропал человек.

И я рассказала ему историю об исчезновении Фрэйдл.

– Джулиет, похоже, она ударилась в бега.

– Да, я тоже так думаю, но всегда есть шанс, пусть даже небольшой, что дело намного серьезнее. К тому же я переживаю, что полиция все еще ничего об этом не знает.

– Ты можешь позвонить им в любое время.

– Да, знаю, но меня беспокоит нежелание ее родителей обращаться в полицию. Слушай, а можно ли проверить через какие-нибудь неофициальные источники, не появлялись ли где похожие девочки?

– «Где» – это в морге?

Эти слова выбили меня из колеи. Наверное, что-то подобное я и имела в виду, но ни за что не стала бы формулировать так жестко.

– Ну да. В морге, в больнице или где-нибудь еще. Конечно, можно обзвонить все городские морги и госпитали, но я подумала, вдруг ты знаешь способ попроще.

Он на секунду задумался.

– Я могу попросить приятеля из полицейского департамента Лос-Анджелеса проверить по базе, не поступало ли куда никаких неопознанных девушек.

– Было бы здорово. Что тебе нужно знать?

– Внешность, возраст, место проживания и все такое.

Я дала Элу всю необходимую информацию и взяла с него обещание позвонить завтра, даже если ничего интересного и не найдет. Ладно, сегодня я сделала все, что могла. Да и кассета почти закончилась.

Глава девятая

Когда Питер вернулся домой, я была еще совершенно не готова куда-то ехать. Мы с Руби вывозились с головы до ног в муке, и даже Исаак в своем прыгунке напоминал маленького снежного человека. Мы решили испечь печенье, но дальше стадии приготовления теста так и не ушли. В самый разгар нашей деятельности позвонила мама, и пришлось целых пятнадцать минут объяснять, почему мы с Питером не можем отложить его проект, взять детей и примчаться в Нью-Джерси на неделю. Или на две. Или на шесть.

– Всем привет, – сказал Питер, заходя на кухню.

– Привет, папа, – в один голос ответили мы с Руби.

– Ну как, я выгляжу достаточно классно? – спросила я у Питера, демонстрируя свой запачканный свитер.

Он улыбнулся.

– Нет, но это мы сейчас исправим.

Он в два прыжка преодолел кухню, повалил меня на пол и принялся сдирать с меня свитер. Руби, не желающая пропускать такую потасовку, прыгнула на нас сверху.

Мы катались по полу минуты две-три, смеясь и крича. Внезапно я услышала, что Исаак пронзительно вопит.

– Паникер, – вздохнула я, поднимаясь на ноги, и взяла его на руки. – Мы же дурачимся, малыш.

– Ладно, давай его сюда, – сказал Питер, вставая с пола и стряхивая с брюк муку. – Иди ко мне, дружок. Скажи «привет» папе.

Но тут Руби заметила, что ее любимый папа переключил внимание на маленького узурпатора, и принялась изображать апоплексический удар.

– Тише, вы, все! – гаркнула я. – Значит так. Ты, – я ткнула пальцем в Питера, – убираешь кухню. Ты, – я посмотрела на Руби, – помогаешь маме одеваться на вечеринку.

– Я не хочу тебе помогать. Я хочу с папой, – заныла она.

– Отлично, как хочешь, детка Электра.[24]24
  В греческой мифологии – девушка, которая вместе с братом убила свою мать, чтобы отомстить ей за смерть отца.


[Закрыть] Помогай папе убираться. А я пойду приму горячую ванну.

Выйдя из ванны, я извлекла новый наряд из специального саквояжа, предусмотрительно выданного мне в универмаге «Мэйси». Никаких тебе жалких бумажных пакетов, когда ты покупаешь «от кутюр». Прохладная ткань брюк приятно скользила по коже, а блузка выглядела на мне даже лучше, чем в примерочной. Впервые за долгие месяцы я почувствовала себя привлекательной. Я аккуратно накрасилась и надела свои самые дорогие сережки – бриллиантовые гвоздики, которые мне подарил Питер к рождению Руби. Я как раз любовалась своим отражением в зеркале, когда Питер и дети зашли в спальню.

– Ух ты, – выдохнул Питер.

– Ты же просил что-нибудь классное.

– Классно – не то слово. Выглядишь великолепно.

– Спасибо, дорогой, – я чмокнула его в щеку и забрала ребенка. Питер снял рубашку и надел другую, свежую, почистил брюки цвета хаки и вытащил из гардероба пиджак. Я вздохнула. Насколько же проще быть мужчиной.

Анжелика, наша новая няня, приехала с пакетом, полным цветной бумаги, детских ножниц, клея, маркеров и блесток.

– Я подумала, что мы могли бы поделать поздравительные открытки, – объяснила она. Руби засияла так, будто уже очутилась на Небе.

Когда мы с Питером уезжали из дома, Руби и Анжелика уже с головой ушли в изготовление открыток, а Исаак радостно раскачивался в своем прыгунке.

– Так что это будет за вечеринка? – поинтересовалась я у Питера, когда мы заворачивали с Беверли на Бенедикт-Каньон к дому нашей Мистической Минди.

– То есть как, что за вечеринка? – не понял Питер.

– Ну, это будет нормальная вечеринка, соус со сметаной и луком и куча друзей, или голливудская вечеринка с ресторанным обслуживанием и парковкой со швейцаром?

– Не знаю. Это ужин. Вечеринка с ужином.

– Тогда так. Вечеринка с ужином в стиле «Заходите и угощайтесь. Вот большая тарелка с чили и маисовые хлебцы, которые испекла моя бабушка» или «Сюзетта подает первую перемену блюд – мэрилендских крабов в мягком шафрановом соусе ремулад»?

– Слушай, Джулиет, – Питер развернулся. – Минди – мой друг и коллега. И для меня очень важны наши с ней отношения. Так что прошу тебя, смени тон.

– Профессиональные или личные?

– Что?

– Для тебя важны ваши профессиональные отношения или ваши личные отношения?

Целую минуту Питер смотрел на меня, потом перевел взгляд на дорогу. Некоторое время мы молчали. Первой заговорила я.

– Извини.

– Все нормально. Ты тоже меня извини.

Тем не менее все было не совсем нормально. Да и Питер явно не понимал, за что именно просил прощения. Честно говоря, я тоже.

Мы въехали на подъездную дорожку, ведущую к особняку годов сороковых, которому, судя по всему, последние несколько лет делали крупный косметический ремонт. У дверей выстроился наизготовку длинный ряд девушек в черных жилетах с эмблемой «Девушки-швейцары». Питер отдал одной из них ключи от машины. Девушка тут же села за руль и отъехала от подъезда. Теперь ясно, что это за вечеринка.

Дом изнутри оказался намного больше, чем снаружи, а его внутреннее убранство выглядело достоянием целой эпохи. Мебель выдержана в стиле эклектики, с несколькими великолепными старинными шкафчиками и комодами. Вполне вероятно, что где-нибудь под ящичком или на задней стенке стояло клеймо самого Густава Стикли.[25]25
  Густав Стикли (1858–1942) – первый известный мастер-производитель американской мебели.


[Закрыть] Каждая яркая вязаная подушечка или изящная безделушка лежала на своем, строго определенном месте. На стенах в красивых деревянных рамах висело несколько больших черно-белых фотографий. Одна из них, на которой две прелестных девочки купаются в океане, принадлежала, на мой неискушенный взгляд, чуть ли не самой Салли Манн.[26]26
  Салли Манн (р. 1951) – известная американская женщина-фотограф.


[Закрыть]

– Как здесь красиво! – прошептала я Питеру.

– Знаю, – тоже шепотом ответил он мне. – Ты еще не видела кухню. Фантастика.

Это еще что? Откуда он знает, как выглядит кухня? Я уже размышляла, спросить ли его об этом или сразу врезать кулаком в живот, когда навстречу выплыла безупречно одетая хозяйка безупречного дома.

Магическая Минди облачилась в элегантный черный брючный костюм и белую блузу с отложными манжетами, которые выглядывали из-под рукавов пиджака и спускались до пальцев. Черные туфли на шпильках, сбоку (на случай, если вдруг кто-то не понял) вышито «Прада». Ногти цвета голубой электрик, а тщательно уложенные светлые волосы спадают роскошными кудрями на спину. Я ее ненавидела.

– Привет! Джулиет! Как я рада тебя видеть. Выглядишь потрясающе.

Я улыбнулась, хотя и несколько мрачно.

– Ты тоже, Минди. Несомненно.

Наступила неловкая пауза. Мы постояли, не зная, о чем говорить, а потом Минди развернулась к Питеру.

– Пит, послушай, я хочу познакомить тебя с одним парнем. Это один молодой перспективный актер. Думаю, мы могли бы взять его на роль среднего плана. Парень уже вошел во второй состав Ассоциации Деятелей Искусства и, думаю, скоро выйдет в высшую лигу.

– Отлично, – Питер развернулся ко мне. – Я скоро вернусь, хорошо, дорогая?

– Конечно, никаких проблем, – ответила я. Внутри все кипело от негодования. Что еще за «Пит» такой? И с кем, по его мнению, я здесь буду общаться?

Я взяла бокал с подноса проходившей мимо официантки, плюхнулась на мягкий диванчик и, преисполненная жалости к самой себе, стала пить вино. Никто со мной не знакомился, но разве можно людей за это осуждать? Я выглядела не более интересно, чем ребенок, у которого болит живот. Минут через десять, которые показались целым часом, Питер вернулся и сел возле меня.

– Тебе здесь не нравится? – озадаченно спросил он.

– Нет, что ты. Здесь замечательно. Честно.

– Врешь.

– Ладно, вру. Извини, просто я здесь никого не знаю. На этой вечеринке собрались только люди с телевидения. Здесь нет никого из наших друзей.

– А почему бы тебе с кем-нибудь не познакомиться? Не завести новых друзей?

Можно подумать, это так просто. Но я сказала:

– Ты прав. Абсолютно. Может, представишь меня своим коллегам по работе?

Питер вскочил с дивана, протянул мне руку и помог подняться.

– Точно. Пойдем, я познакомлю тебя с ребятами.

– Хорошо, – без особого энтузиазма отозвалась я.

Минут через двадцать я уже про себя клялась и божилась, что убью следующего человека, который горячо пожмет мне руку и скажет: «Я большой поклонник вашего мужа».

Поклонник? Ну-ну. Эти зажравшиеся типы из Голливуда не преклонялись ни перед кем класса с шестого, когда на внутренней стороне дверцы их школьного шкафчика висела фотография Шона Кзссиди.[27]27
  Шон Кэссиди (р. 1958) – звезда американской эстрады 1970-х.


[Закрыть]

Я уже подумывала, что бы такого едкого сказать следующему «поклоннику», когда Питер наклонился и шепнул на ухо:

– Дорогая, ты течешь.

– Я – что? – и тут я посмотрела на блузку. По дорогущей ткани растекалось большое мокрое пятно. Я забыла вставить в лифчик прокладки! – О боже, – пролепетала я, вылетая из зала.

Свободный туалет найти не посчастливилось, поэтому я рванула на кухню. Проскочив мимо девушек из обслуживающего персонала, я нашла рулон бумажных полотенец. Оторвала от него кусок и приложила к блузке.

– Все в порядке? – раздался женский голос. Я подняла глаза и увидела лицо с ямочками той самой официантки, которая обслуживала меня с детьми в израильском ресторане «У Номи». Сейчас на ней были черные брюки и белый жилет выездного персонала.

– Да, все хорошо. Молоко потекло. А вы работаете у Номи, да?

Она выдернула полотенце для посуды из аккуратно сложенной на стойке стопки и смочила его минеральной водой «Сан Пилигрино».

– Попробуйте этим, – сказала она, протягивая полотенце. – Минералка выводит что угодно. Да, я работаю у Номи и иногда еще по выезду. За дополнительную плату. А вы вчера приходили к нам в ресторан?

Я кивнула, увлеченно затирая пятно на блузке. Пока что я только сделала из маленького мокрого пятна большое мокрое пятно.

– Вы разговаривали с Йосей, – продолжала она.

– Да.

– О его девушке.

Я удивленно подняла глаза. Девушке?

– А вы ее знаете? – спросила я.

Молодая женщина пожала плечами.

– Немного. Минуточку, – она развернулась к огромной плите «Викинг» с восьмью газовыми конфорками и духовкой, в которой можно зажарить на день Благодарения целых шесть или даже семь индеек одновременно. Надев кухонные рукавицы, девушка открыла духовку, вынула противень с миниатюрными рулетиками со шпинатом и сыром и принялась аккуратно раскладывать их на хрустальном подносе.

– Так вы знаете Фрэйдл? – повторила я вопрос.

– Девушку-хасидку? Мы не знакомы, но пару раз я ее видела.

– В ресторане?

– Нет, что вы. Вряд ли она стала бы есть «У Номи». Нет. У меня в доме. – Она закончила раскладывать закуски. – Я сейчас приду, – сказала девушка и вышла из кухни.

Я снова вернулась к блузке. Теперь нужно просушить ткань. Решив, что теплая духовка – как раз то, что нужно, я открыла дверцу и опустилась возле нее.

– Что вы делаете? – удивилась официантка, вернувшись на кухню.

– Пытаюсь высушить блузку.

– Да, хорошая мысль. – Она протиснулась мимо меня к стойке и принялась снимать полиэтиленовую пленку с подноса суси.

– Вы рассказывали о Фрэйдл, – напомнила я.

– Да. О той хасидке. Мы с Йосей живем в одном доме, поэтому иногда я ее вижу. Когда она проходит через двор.

Да, это явно опровергало заявление Йоси, что они с Фрэйдл «просто живут по соседству».

– Вы с Йосей знакомы?

Она вздрогнула.

– Были когда-то. Мы вместе служили в армии. Там, в Израиле.

– Вы служили в армии?

Она совсем не похожа на солдата. Обычная девушка с Мелроуз-авеню.

– А что такого? В Израиле все служат. Я была секретарем в подразделении Йоси. Так что мы знакомы.

Что-то в ее тоне насторожило меня.

– В каких войсках?

– Простите?

– Чем вы занимались в армии?

Она помолчала и посмотрела на меня.

– А почему вы спрашиваете?

– Да так. Просто любопытно.

На самом деле мне было любопытно, мог ли Йося получить в израильской армии какие-нибудь навыки, которые помогли бы ему вдохновить восемнадцатилетнюю девчонку сбежать из дома, не оставив следов.

– Мы служили в парашютных войсках.

– Здорово. И вы прыгали с самолета?

– Я – только раз. Но мужчины прыгали.

Я решила сменить тему:

– Простите, я забыла представиться. Джулиет Эпплбаум.

– Анат. Анат Бен-Давид.

Повисла тишина. Я отодвинулась, чтобы дать еще одной официантке забрать поднос с бокалами из-за моей спины. Наконец я решила применить мою коронную технику выуживания информации – выдать собеседнику то, что первое придет в голову.

– Похоже, вам не особо нравится этот Йося, Анат.

Кажется, мои слова ее не задели.

– Может, когда-то он мне и нравился, но сейчас уже все равно.

Это чувство мне определенно знакомо. У меня такое бывало со многими парнями. Наверное, где-то с двадцатью. Пока я не встретила Питера.

– Так вы с ним встречались?

Она слегка покраснела и стала суетливо передвигать идеально расставленные тарелки с суси.

– Что-то вроде. Когда-то я его очень любила, а он делал вид, что любит меня. Это длилось около недели. А дальше – ничего. Пока я не увидела его уже здесь, в Лос-Анджелесе.