Текст книги "Долгий, крепкий сон"

Автор книги: Эйлет Уолдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава двадцать вторая

– Я же уже говорила тебе, Джулиет, если до Шабата ничего не прояснится, Сима заставит его пойти в полицию. До этого я не могу ничего сделать.

Я оперлась на прилавок магазинчика Нетти, в который прибежала прямиком из кофейни.

– Послушай, Нетти. Я не думаю, что Фрэйдл сбежала. С ней что-то случилось. Пятница – слишком долгий срок. Вы можете опоздать.

Нетти отпрянула, нервно теребя полотенце, и покачала головой.

– Я ничего не могу сделать. Ничего.

– Нетти. У Фрэйдл есть парень. Израильтянин. Не правоверный. Он мог с ней что-то сделать, когда узнал, что она выходит замуж.

Нетти гневно замотала головой.

– Что ты говоришь? Парень? Какая чушь.

– Она ходила к нему на квартиру. Я говорила с ним и с его соседями.

Нетти охнула.

– Mein Gott.[46]46
  Боже мой (нем.).


[Закрыть]

– Нужно звонить в полицию.

Она кивнула.

– Джулиет, ты должна поговорить с Симой. – Нетти огляделась по сторонам. – Послушай, вот что мы сделаем. Я позвоню ей и скажу, что послала тебя за чем-нибудь в гараж. А когда ты зайдешь туда за коробкой, вы с ней поговорите.

– Куда? – удивленно переспросила я.

– Я храню товары в гараже. Кладовка в магазине маленькая, а у Симы там полно места. У них там кухня-Песах,[47]47
  Иудейский праздник Исхода из Египта.


[Закрыть] кошерная пасхальная кухня, поэтому почти круглый год ею никто не пользуется. Вот я там и складываю свои товары. Я скажу Симе, что ты зайдешь забрать из гаража коробку, а пока ты будешь там, вы и побеседуете.

– Нетти, я просто пойду и с ней поговорю. Зачем такие ухищрения?

Нетти покачала головой.

– Она не станет с тобой разговаривать. Даже на порог не пустит. Барух велел ей больше не общаться с тобой.

– Что? Почему?

Нетти пожала плечами. Затем сняла трубку и набрала номер.

– Послушай, Сима. Я пошлю к тебе женщину за коробкой… – Она пробежалась глазами по пустым полкам, – за коробкой тунца. Я сама сейчас занята и зайти не могу – в магазине полно покупателей. Они мне сегодня весь день скучать не дают. – Она обвела рукой пустой магазин и повесила трубку.

Глядя на эти уловки, я закатила глаза. Ясно, что Нетти просто не хочет присутствовать при нашем разговоре с Симой.

Я быстро вышла в заднюю дверь и спустилась по переулку к дому Финкельштейнов. Младшие братья Фрэйдл снова играли на крыльце. Я поднялась по ступенькам, ободряюще улыбнулась им и постучала в дверь.

Дверь открыла мать Фрэйдл. Завидев меня, она отрицательно затрясла головой.

– Пожалуйста, – попросила я. – Мне нужно только забрать коробку тунца для Нетти.

Сима с сомнением посмотрела на меня и пожала плечами.

– Заходите, – бросила она, впуская меня.

Мы прошли на кухню. За нами влетели мальчишки. Пока я неловко переминалась с ноги на ногу, один из них залез сначала на стул, потом на кухонный стол. Усевшись посередине стола, он схватил сахарницу и бросил ее на пол. Раздался грохот. Во все стороны полетели осколки фарфора и сахар. Вспомнив, как Сара разбила блюдце, я вздрогнула. Но ничего страшного не произошло. Сима просто чмокнула мальчишку в макушку, достала веник и совок и принялась заметать осколки и сахар.

– Гараж вниз по ступенькам, – сказала она, указав на дверь у плиты.

Я открыла дверь и стала спускаться по деревянной лестнице в полумрак гаража. Перила были такими тонкими и хрупкими, что я решила лишний раз к ним не прикасаться, боясь, что они не выдержат даже веса моей руки. Внизу вдоль стен возвышались ряды коробок. В углу виднелась кухонная стенка с маленькой плитой, холодильником, металлической раковиной и старым морозильником-сундуком.

Я добралась до груды коробок и стала искать тунца. В гараже раздавалось тихое гудение. Я огляделась. Звук шел от старого морозильника. Я подошла к нему и положила руку на крышку. Холодная. Нетти говорила, что это кухня-Песах. А праздник еще нескоро. В голове прозвучал голос бабушки: «Aroysgevorfen электричества!» Напрасная трата электричества. Во рту у меня пересохло. Я взялась за ручку морозильника и потянула. С легким шипением крышка открылась. Я закричала.

Казалось, Фрэйдл спала, только кожа была неестественно белой. Она лежала, скрючившись, ноги прижаты к груди. Глаза полузакрыты, через узкую щель видно, что зрачки закатились. В уголках глаз и на губах блестели кристаллы льда. За головой застыла лужа чего-то темного. Кровь.

Внезапно на лестнице раздались шаги. Я резко захлопнула крышку и отошла в сторону.

Вниз сбежала Сима. Сразу за ней в гараж влетели мальчишки. Завидев меня, она резко остановилась.

– Что? Что? – бледнея, вскрикнула женщина.

Она схватила мальчишек за шиворот, удерживая их подальше от меня. Несколько секунд стояла молча, вцепившись бледными пальцами в рубашки вертящихся и вырывающихся детей. Затем вопросительно посмотрела на меня.

– Фрэйдл? – прошептала она.

– Да.

Я бросила взгляд на морозильник, и Сима застонала. Упав на колени, она сгребла мальчишек и уткнулась в их плечи лицом. Из груди вырвалось глухое, отчаянное рыдание. Испуганно уставившись на плачущую мать, дети притихли и побледнели. Так мы и стояли – я, скорбящая мать и двое детей. Показалось, что это длилось целую вечность, хотя на самом деле не прошло и минуты. Потом я увела их наверх и закрыла дверь гаража. Усадив Симу и мальчишек за стол, я взяла телефон и наконец сделала то, что нужно было сделать давным-давно, – набрала 911.

Глава двадцать третья

К тому времени, когда мне разрешили ехать домой, у меня успели протечь даже подкладки, и вся блузка промокла. Видимо, лишь капающее молоко смогло убедить полицейских меня отпустить. До этого чудесного спасения меня допрашивали в той самой маленькой комнате, где я кормила Исаака, когда впервые оказалась в доме Фрэйдл. Я выложила следователю, женщине примерно моих лет с коротко стриженными каштановыми волосами и в очках с роговой оправой, все, что знала, включая имя и адрес Йоси. Я даже рассказала о сексуальной ориентации Ари. Теперь терять уже нечего. А полиции нужно как можно больше информации, чтобы найти тех, кто совершил это ужасное убийство.

Я быстро прошла пару кварталов до своего дома, отчаянно желая увидеть детей и Питера. Глаза оставались сухими, что меня очень удивляло. Обычно меня может довести до слез даже телереклама. Я не плакала с того момента, когда мы обнаружили тело Фрэйдл. Как будто не могла дать волю слезам в присутствии Симы и ребе, которые в ужасе ходили следом за полицейскими. Их скорбь была настолько сильной и глубокой, что по сравнению с ней мои слезы выглядели бы жалко и неуместно.

Когда я уходила из кухни Симы, там царило тихое отчаянье. Отец Фрэйдл, сгорбившись от горя, привалился к буфету. Сима и Нетти, которой я позвонила сразу после дачи показаний, сидели за кухонным столом и мяли в руках по полотенцу, периодически прикладывая их то к носу, то к глазам. Самые младшие братья Фрэйдл забились в угол кухни. Сара сидела на стуле рядом с матерью, дрожа и рыдая, и держала ее за руку. Старшие мальчики с бледными лицами и мокрыми от слез глазами молча стояли по стенам.

Добравшись до дома, я открыла дверь и бросилась вверх по лестнице. Питер сидел в кресле-качалке и кормил Исаака из бутылочки. Руби смотрела телевизор.

– Джулиет! Где тебя носит? Уже почти четыре часа! Я тут чуть с ума не сошел! – вскричал Питер.

Я кинулась к нему, уселась на пол и положила голову ему на колени, рядом с теплым Исааком. Ребенок оторвался от соски, зажал в кулачке прядь моих волос и запихнул ее в рот. И тут я разрыдалась.

Питер погладил меня по голове.

– Что случилось, дорогая? Что с тобой?

Икнув, я выпрямилась и бросила взгляд на Руби. Та настолько увлеклась танцующим на экране фиолетовым динозавром, что даже не заметила моих слез.

– Фрэйдл мертва, – прошептала я.

Похоже, Питер не удивился.

– Этого я и боялся, – пробормотал он. – Что с ней случилось?

– Не знаю, Питер. Ее тело нашла я, – снова прошептала я.

Он посмотрел на меня, широко открыв глаза и рот от удивления.

Я начала рассказывать, как нашла тело бедной Фрэйдл в морозильнике.

– А что такое кухня-Песах? – прервал меня он.

– На Песах нельзя есть хлеб, только мацу.[48]48
  Традиционный еврейский пресный хлеб.


[Закрыть] Настоящие ортодоксы не станут даже готовить мацу в кухне, где хоть раз пекли дрожжевой хлеб. Поэтому для пасхальной еды есть отдельная кухня. Они никогда не приносят туда ничего некошерного, чтобы ее не осквернить.

– Ого, – выдохнул Питер.

Несколько минут мы оба молчали, размышляя о том, какому ужасному осквернению подверглась кошерная кухня Финкельштейнов.

Я продолжила рассказ:

– Когда я зашла в гараж, то услышала шум холодильника. Это показалось странным. Вряд ли в холодильнике могло что-то лежать: до Песах еще несколько месяцев. Тогда я подошла и открыла крышку… – тут я снова зарыдала.

– Эй! Чего ты плачешь? – закричала Руби, тут же оторвавшись от Барни.

Я быстро вытерла глаза.

– Ничего страшного, моя сладкая. Просто устала, – я повернулась к Питеру. – Чем ты поишь ребенка? – с подозрением спросила я.

– Молочной смесью.

– Что?

– Джулиет, тебя не было, а он тут сходил с ума. В холодильнике грудного молока тоже не оказалось. Вот я и нашел молочную смесь, которую нам дали в больнице в качестве рекламного образца. Кажется, Исааку даже понравилось.

Я пожала плечами – слишком вымоталась за сегодняшний день, чтобы спорить. Да и чего еще ожидать от Питера! Он не разделял моей убежденности в том, что нашего младенца ни в коем случае нельзя пичкать вредными молочными смесями. Да и я сама не совсем понимала, почему для меня это так принципиально. Я взяла Исаака у Питера и устроилась с ним на диване. Пока я доставала грудь, малыш отчаянно ерзал. Наконец удовлетворенно вздохнул и принялся сосать.

– Да, чуть не забыл, – сказал Питер. – Тебе звонила Барбара Роузен.

– Кто? – переспросила я. – Не знаю никаких Барбар Роузен.

– Она представилась матерью Джейка.

– Какого Джейка?

– Предположительно, Джейка Роузена.

– Не знаю я никаких Джейков и Барбар Роузен.

– Мама! – возмутилась Руби. – Джейк из моей группы!

– Да, точно. Это мама Джейка. И что она хотела?

– Она звонила напомнить тебе, что «Парни из Сиракуз» будут завтра днем.

А я уже и забыла, что мы туда собирались.

– Точно. Там играет ее старший сын. Она предложила сходить на спектакль с детьми.

– Я хочу пойти, мама! – завопила Руби.

– Хорошо, дорогая, – устало кивнула я.

Да, только мюзикла Роджерса и Харта в детской постановке мне сейчас и не хватает!

– Я все записал, – радостно сообщил Питер. – Она сказала, что зарезервирует места для вас с Руби.

– А ты не хочешь туда пойти вместо меня? – с надеждой спросила я.

– Это так необходимо?

– Нет. В общем, нет.

– Отлично, а то я скорее пошел бы сверлить зуб. Развлекайтесь.

В этот же день ко мне пришли из полиции. С женщиной-следователем, с которой я разговаривала в доме Фрэйдл, приехал пожилой мужчина в плохо сшитом синем костюме с характерным блеском полиэстера. Женщина представила своего напарника, Карла Хопкинса, и представилась сама – Сьюзен Блэк.

Питер увел детей поиграть во двор, а я сидела за столом с чашкой дымящегося чая из ромашки и во второй раз, более подробно, рассказывала полицейским все, что знала о смерти Фрэйдл.

– Как близко вы знали жертву? – спросила детектив Блэк.

– Я ее почти не знала. Она один день сидела с моим ребенком, а на следующий день уже не появилась. Я пошла ее искать и выяснила, что она пропала.

– И когда это было?

– Чуть больше недели назад.

– А почему вы сразу не обратились в полицию? – вмешался детектив Хопкинс.

Я повернулась к нему.

– От меня ничего не зависело. Я не имела права написать заявление в розыск. Это могли сделать только ее родители.

– Это не совсем так, мэм, – возразила детектив Блэк. – Да, без свидетельства со стороны члена семьи официальное заявление вы подать не могли. Тем не менее вы могли проинформировать нас о ее исчезновении.

Я кивнула и тихо проговорила:

– Могла, и, в общем-то, должна была так сделать.

После моего рассказа о том, как я искала Фрэйдл, детектив Блэк дала свою визитную карточку и попросила позвонить ей, если я вспомню что-то еще. Затем она откинулась на спинку кресла, пристально посмотрела на меня и сказала:

– Миссис Эпплбаум, раньше я работала с детективом Митчем Карсвэллом в полицейском департаменте округа Санта-Моника.

Я нервно сглотнула.

– Я знаю, что вы оказали ему некоторую помощь в расследовании убийства миссис Хетэвей.

Некоторую помощь? Ну, если то, что я в одиночку выследила убийцу миссис Хетэвей – директора элитного детского сада Лос-Анджелеса – можно назвать «помощью», то, наверное, да.

– Да, – кивнула я.

– Я знаю, что убийца миссис Хетэвей в вас стрелял.

Я подняла глаза на детектива Блэк. Ее лицо было совершенно бесстрастным.

– Да.

– Миссис Эпплбаум, у нас, в полицейском департаменте Лос-Анджелеса, очень серьезно относятся к работе.

Она сделала паузу, явно ожидая от меня какой-то реакции.

Я молча смотрела на нее. Детектив Хопкинс недобро косился. Наконец, она продолжила:

– Это мое расследование, миссис Эпплбаум. Я – главный следователь по этому делу. Я надеюсь, вы сообщите мне всю имеющуюся у вас информацию.

– Уже сообщила, – вставила я.

Она подняла руку, призывая меня к молчанию.

– И я надеюсь, вы больше ничего сами делать не будете. Никаких поездок в Нью-Йорк. Никаких разговоров со свидетелями. Ничего. Это понятно?

Я уже хотела возразить и объяснить, почему взялась расследовать исчезновение Фрэйдл, но передумала. Какой смысл убеждать двух следователей, что для выслеживания убийцы Фрэйдл им нужны услуги матери-домохозяйки, на досуге упражняющейся в раскрытии преступлений? Я почувствовала легкое раздражение. Почему эта женщина не могла просто сказать «спасибо» и заверить меня, что проведет тщательнейшее расследование? Зачем нужно делать мне предупреждение, словно хулигану-подростку, который топчет ее газон?

Кивнув, я поднялась с кресла.

– Если вам больше ничего не нужно, детектив, я бы хотела вернуться к своим детям.

– Вы меня поняли, миссис Эпплбаум? – переспросила детектив Блэк, тоже вставая.

– Конечно, детектив. Разрешите проводить вас и вашего напарника.

Я выставила их обоих за дверь и завернула в кабинет Питера, располагавшийся в задней части дома. Я высунулась из окна во двор и крикнула:

– Все чисто.

Пока моя семья топала наверх по ступенькам, я разглядывала кабинет Питера. На каждой полке стояли рядами игрушки – куклы-солдатики, по большей части коллекционные, и все в отличном состоянии. Да, Питера, заядлого коллекционера, скоро ожидала встреча с жестокой действительностью. Руби никогда не обращала особого внимания на игрушки Питера, но в ближайшем будущем интерес к папиному кабинету проснется у Исаака, и с майора Мэтта Мэйсона будет сорвана оригинальная упаковка 1969 года.

Глава двадцать четвертая

Я решила старательно проигнорировать предупреждение следователей и сделать пару звонков. Я пообещала Ари и Йосе, что, если мне что-то станет известно о Фрэйдл, я с ними свяжусь. В отношении Йоси у меня, конечно, были некоторые сомнения, но вот в невинности Ари я не сомневалась. Зато его дядюшки у меня доверия не вызывали.

Я застала Ари в иешиве и как можно более мягко постаралась рассказать ему о смерти невесты. Несколько минут парень ошарашенно молчал в трубку. Наконец он заговорил:

– Возможно, это послание.

– Простите? – не поняла я.

– Думаю, На Shem хочет сказать, что мне не стоит жениться.

– Ари, – возразила я, – не думаю, что смерть Фрэйдл – это послание Господа. Ее убил какой-то мерзавец. Да, еще. Скоро с тобой захочет пообщаться полиция.

Кажется, Ари не удивило то, что я заложила его копам. Наоборот, он заявил, что с радостью окажет посильную помощь полиции, и даже взял у меня телефон следователя, сказав, что позвонит ей немедленно. У меня сложилось впечатление, что у этого парня все получится. Даже в запутанной ситуации он отдавал себе отчет, что хорошо, а что плохо. Он не только мог, но и хотел отвечать за свои действия и поступки. Я не знала, какой путь он изберет, но чувствовала, что своей жизнью он сможет гордиться.

Йосе я не дозвонилась и вместо этого решила поговорить с Элом Хоки, рассказать ему последние новости. Его жена сообщила, что он сейчас на городской площадке для гольфа и дала мне его сотовый.

– Хоки! – прорычал он в трубку вместо «привет».

– Привет, Эл. Это Джулиет.

– Джулиет? Какого черта ты звонишь мне, когда я играю в гольф? Ты что, хочешь сбить мне удар?

Когда мне нужно поднять настроение, я всегда могу рассчитывать на бурную реакцию Эла.

Я рассказала ему о Фрэйдл и о том, как нашла ее тело.

– Хочешь, чтобы я сделал пару звонков и выяснил, что у них интересного?

– Было бы здорово, – обрадовалась я. – Мне кажется, сами копы не станут распространяться о деталях текущего расследования, – и я пересказала ему разговор с детективом Блэк.

– Я ее знаю. Любому мужику яйца открутит.

– Эл, – шикнула я.

Ну просто образец политкорректности.

– Да ладно тебе, не кипятись. Я имел в виду, что у вас с ней много общего. Я тебе перезвоню, – и он повесил трубку.

Эл связался со мной через час и предложил заехать ко мне после ужина и рассказать, что он там выяснил. Я удивилась. С чего вдруг он решил тащиться из Вестминстера, маленького городка по дороге в графство Оранж, как Эл окрестил свой дом, ко мне на Хэнкок-Парк? Тем не менее я была счастлива лицезреть его воочию. Мы давно не виделись.

Мой старый следователь и Питер неловко поздоровались. Не то чтобы они не любили друг друга. Просто они представляли два разных биологических вида. Эл не понимал моего непрактичного мужа с длинными волосами и в очках, придававших ему еще более чувственный вид, который зарабатывал себе на жизнь сценариями о каннибалах, человекоподобных андроидах и подростках-суккубах. Питер же был далек от этого мужчины средних лет со стрижкой ежиком и наколками морского десантника, в доме у которого валялись пиратские копии съемок Запрудера[49]49
  Абрахам Запрудер – знаменитый американский кинооператор-любитель, 23 ноября 1963 г. заснявший убийство Кеннеди.


[Закрыть] и книги с названиями типа «Разоблачение трехстороннего комитета». Мужчины пожали друг другу руки и обменялись неловкими фразами о шансах «Доджерс» на победу в этом сезоне. Конечно, о чем еще могут говорить мужчины, как не о спорте?

Затем Эл повернулся ко мне и спросил:

– А где эти твои дети?

– Руби спит. По крайней мере, она в кровати. А Исаак в прыгунке «Джонни прыгай вверх».

– Джонни что вверх? – удивился Эл.

– Ну, знаешь, такая качающаяся штуковина. Ни разу не видел? Ее вешают в дверном проеме, сажают туда ребенка, и он прыгает вверх-вниз. В ней малыш несколько часов даже не шумит.

В качестве иллюстрации к этому объяснению Исаак подпрыгнул пару раз и засмеялся.

– Хитрая конструкция, – сказал Эл, обходя Исаака.

– Знаешь, – усмехнулась я, – если бы ты позволил наконец своим дочерям выйти замуж, у тебя могли бы быть внуки, и у них могла бы быть точно такая же хитрая конструкция.

О том, как Эл отшивал ухажеров своих трех дочерей, ходили легенды. Девушки еще жили с родителями, хотя им всем уже за двадцать.

– Да я и не против, если хотя бы одна из них приведет в дом нормального мужика, а не кусок дерьма, простите мой французский. Я даже не пожалею чековую книжку и закажу свадьбу с оркестром в ресторане. Нет, честно, Джулиет. Ты бы видела этих молокососов! Кольца в носу. Да что там, стыдно сказать, кольца в сосках!

Питер смущенно прикрыл левую бровь с пирсингом.

– Э… дорогая. Пойду поработаю, если не возражаешь, – поспешно сказал он.

– Иди, милый. Кстати, Питер, может, покажешь Элу свой гвоздь в пупке?

Эл аж побледнел, а Питер несчастно закатил глаза.

– У меня нет гвоздя в пупке. Очень смешно, Джулиет, – и он вышел из комнаты.

– Так есть или нет? – в ужасе переспросил Эл.

Я лишь загадочно улыбнулась.

И тут я вспомнила, зачем он приехал.

– Слушай, мы уже столько времени сидим здесь и шутим. Лучше расскажи, что ты узнал о Фрэйдл.

Эл плюхнулся на диванчик и закинул ноги на кофейный столик.

– Устраивайся поудобнее. Может, хочешь чего-нибудь выпить? Кофе, чай?

– Чай? – возмутился он. – Может, пива? Это как-то по-американски.

– Сейчас посмотрю. – Порывшись в холодильнике, я обнаружила бутылку «Сэма Адамса», оставшуюся с прошлогодней вечеринки. Я сняла пробку и принесла пиво Элу. – Сойдет?

Он сделал большой глоток, икнул и удовлетворенно выдал:

– Отлично.

– Ну, что выяснил?

Опустившись в кресло напротив, я глянула, как там Исаак. Малыш самозабвенно жевал один из ремешков, удерживавших его в воздухе.

– Я поговорил с Толстяком Ролли Роллинсом, детективом из департамента, к которому относится Хэнкок-Парк. Он мой старый приятель. Официальной версии пока нет, но медэксперт еще на месте установил, что у девочки сломана шея. И еще она ударилась головой.

– И что именно стало причиной смерти?

– Пока неясно, но Толстяк Ролли сказал, что она, видимо, упала с лестницы и ударилась головой о каменный пол.

– Упала с лестницы? А потом удачно приземлилась прямо в морозильник, который сам взял и включился?

– Возможно, ее кто-то толкнул.

– А не могли ее ударить по голове?

– Наверное, могли. Я только пересказываю тебе, что Толстяк Ролли слышал от офицеров, выезжавших на место преступления. Медэксперт сказал, похоже на падение.

– Ладно. А время смерти уже установили?

– Определить это на месте было невозможно. Тело ведь лежало в морозильнике.

– А Толстяк Фредди…

– Ролли, Толстяк Ролли.

– А Толстяк Ролли не сказал тебе, есть ли подозреваемые?

– Нет. Но, Джулиет, в таких случаях убийцу ищут среди членов семьи.

Это я знала. Большинство жертв погибает от рук своих близких, а в данном случае все обстоятельства смерти Фрэйдл напрямую указывали на ее семью. Ее тело нашли в доме. Ее родители не стали обращаться в полицию. Все это выглядело чертовски подозрительно.

Я рассказала Элу об Ари, его дядюшках и своей последней встрече с Йосей.

– И чего ты теперь хочешь? – поинтересовался Эл.

– Не знаю. Наверное, ничего.

– Понятно.

– Хотя нет. Я хочу, чтобы остальное выяснила полиция.

Эл фыркнул.

– Как знаешь, детектив. А мне уже пора, а то еще опоздаю.

– Пора? Куда?

– Ты думаешь, я проделал такой путь в этот вонючий город только для того, чтобы встретиться с тобой? – усмехнулся Эл. – Да ни в жизни. У меня здесь собрание.

– Какое еще собрание?

– Подразделения Армии Освобождения южного бассейна Лос-Анджелеса, – с гордостью произнес он.

– Народное ополчение! Совсем с ума сошел?

– Послушай, дорогая, последний раз, когда я заглядывал в Конституцию нашей великой страны, в ней все еще признавалось право граждан на формирование регулярного народного ополчения. А я, в свою очередь, просто пытаюсь сохранить эту хорошую традицию.

И почему этот милый, добрый парень с такими замечательными дедуктивными способностями настолько чокнутый?

– Только поклянись мне, Эл, что ты не убежденный расист, – испуганно выдохнула я.

Он обиженно посмотрел на меня.

– Джулиет, ты хоть раз видела мою жену?

Я призадумалась.

– Кажется, нет.

– Но ты хотя бы видела фотографии моих детей?

– Конечно. – Весь кабинет Эла увешан фотографиями его трех очаровательных черноволосых дочерей.

– Ты никогда не замечала, что мои дочки – мулатки?

– Что? Правда?

Нет, этого я не замечала.

– Моя жена афро-американка.

Я покраснела.

– Здорово. Прости, что назвала тебя расистом, Эл.

– Ничего страшного. Нам, борцам за свободу, всегда приходиться воевать с предрассудками окружающих. Если мы не верим, развесив уши, каждому слову федерального правительства, это еще не значит, что мы расисты. Как-нибудь я покажу тебе свое подразделение – там кого только нет. Черные, белые, азиаты, латиноамериканцы, сама увидишь.

Я уже собиралась съязвить по поводу того, что конкретно в данном подразделении экстремистов соблюдается закон о равных правах и отсутствует дискриминация, но потом решила сдаться. С Элом спорить бесполезно. Каждый раз, влезая в подобные разговоры, я клялась и божилась больше никогда не упоминать при нем город Розуэл,[50]50
  Розуэл – американский городок, возле которого, как сообщали в прессе, упал инопланетный корабль, оказавшийся затем вместе с экипажем на секретной военной базе.


[Закрыть] Дэвида Кореша[51]51
  Дэвид Кореш – глава религиозной секты «Ветвь Давидова». Был застрелен при штурме его имения «Ранчо Апокалипсис» в 1993 г. Во время штурма сектанты подожгли здание и устроили массовое самосожжение.


[Закрыть] или ООН.

Я поднялась и поцеловала Эла в щеку.

– Спасибо за информацию, Эл. Я тебе очень признательна.

Он смутился.

– Не за что, детка. Я тебе еще позвоню, – и, встав с дивана, он направился к выходу.