Текст книги "Школа в лесу"
Автор книги: Евгения Смирнова
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– У меня кусочек шелка есть – хочешь, Зоя, я ему шелковую рубашечку сошью? – предложила Эмма.
– Хочу, – сказала удивленная Зоя.
Сорока уже вязала шапочку.
Софрончик тоже притащила свою шкатулочку и подарила голышку кусочек кружев.
Они сидели около Зои, пока Феня не потушила свет.
Глава девятая
Весна пришла сразу. Лес зашумел, заговорил весело и звонко. Потекли говорливые вздувшиеся ручьи, и по волнам запрыгали спичечные кораблики. Уже на обсохших проталинах в перелесках завозились прилетевшие грачи. А через несколько дней все просохло. Ребятам позволили гулять без калош и дали легкие пальто и береты.
Зоя, расстегнувшись, бродила по парку и собирала первые подснежники, нежные, бледные. В чаще пахло гнилым, трухлявым пнем.
Здесь попадались коричневые упругие сочные сморчки. Есть их не разрешали, но Зоя все-таки набила полный карман и крошила на кусочки. На лужайке в ямках голубели подснежники. Зоя присела на корточки, выбирая самые крупные. Ветер принес запах тополевых почек и божью коровку. Она уселась Зое на руку и завозилась, расправляя крылышки. Зоя вытянула руку и забормотала:
Иванушка, Иванок,
Полети на небо.
Там блины пекут
И тебе дадут.
Божья коровка оставила клейкую капельку, раскрыла крылышки и взвилась черной точкой.
Над Зоей закружились две лимонно-желтые бабочки, гоняясь друг за другом. Хорошо на лужайке под весенним солнышком! Рядом молодая березка налилась соком. Зоя сорвала веточку. У веточки был горьковатый острый запах. Зоя задумчиво погрызла коричневую почечку.
– Зоя, Зоя! – донесся звонкий голос Сороки.
– Ау! – откликнулась Зоя.
Сорока прибежала оживленная.
– Пойдем скорее, тебя Тонечка зовет.
– Зоечка, – сказала вожатая, – я слышала, ты рисовать умеешь. Помоги мне альбом оформить.
Зоя покраснела от удовольствия и смущения.
– Я только цветы умею.
– Вот мне цветы как раз и нужно.
В пионерскую комнату вбегали и выбегали ребята.
– Голубиха-то рисует.
– «Еж»-то, «еж»-то! Альбом делает!
– Наляпает там чего-нибудь.
– Такая ежиха только драться умеет.
Но Зоя не наляпала. Цветы получились очень красивыми.
– Ну, прямо как живые! – призналась Ида.
Сбоку на обложке Зоя нарисовала большие маки, в уголках – букеты из роз. Над розами вились пестрые бабочки.
Альбом приходили смотреть ребята из других отрядов. Они откровенно завидовали:
– Вот это да!
Только мальчики, хотя им тоже нравились цветы, презрительно морщили носы:
– Подумаешь! Вот Занька, он и красноармейцев умеет рисовать, и пушку, и даже очень похоже нарисовал товарища Сталина, а Голубиха только и умеет что какие-то там незабудки.
Зою окружили девочки. Все протягивали ей листочки и просили нарисовать кто розу, кто незабудки, кто маки, и первой из них была Сорока.
– Мне, Зоя, нарисуй.
– Я за Мартышкой очередь заняла.
– Ты за Мартышкой? Я за тобой.
– Кто последний?
Потная и раскрасневшаяся, Зоя рисовала без конца. Теперь девочки хватились:
– Видали, как у нас Зоя Голубева рисует? В нашем классе теперь три художника: Занин, Ивин и Голубева.
Зою выбрали в редколлегию стенной газеты.
За это Тонечка похвалила ребят и сказала при всем отряде:
– Вы еще не знаете Зои.
Все посмотрели на Зою, и ее бледное лицо зарумянилось.
Теперь вечерами она не слонялась тоскливо по коридорам, а разбирала заметки, стихотворения, делала рисунки для стенгазеты.
Однажды Тонечка попросила Зою срисовать маленького пионера, вырезать и наклеить на картон. Зоя шмыгала носом и боялась сделать плохо, потому что не умела рисовать мальчиков. Но оказалось вовсе не трудно. Скоро маленький пионерчик в зеленой рубашечке, румяный, с двумя точечками вместо носа, ходил по рукам, весело поглядывая на всех круглыми глазками.
А утром в зале вывесили большой фанерный щит. Щит был похож на картину. На фоне голубого неба возвышалась гора из пластелина со множеством уступов. Гора кончалась острой верхушкой, на которой алел игрушечный флажок. Это был пик Сталина. По уступам на пик карабкались пять картонных пионеров. Каждый пионер изображал отряд, а каждый уступ – один день соревнования.
Теперь впереди всех шел пионер в зеленой рубашке – Зоин пионер. Он держал флажок, на котором виднелась надпись: «3-й пионерский отряд», и уверенно прыгал с уступа на уступ. Перед пиком толпились ребята и педагоги.
– Все время третий «А» впереди, – с завистью говорили ребята.
А педагоги добавляли:
– Берите с них пример.
Торжественная комиссия, в ночных фланелевых халатиках, из-под которых торчали кальсоны или голые ноги в тапочках, с мокрыми после душа волосами, но деловитая и серьезная, вместе с Тонечкой обходила по вечерам классы и спальни. Прихода ее ждали с трепетом.
– Идут! – громким шопотом сообщал сторожевой.
И все тотчас же бросались в постели.
Как-то вечером ребята разделись, поплескались в душевой, наговорились и улеглись. И тут только спохватились, что одна кровать пустая. Не было Лермашки!
– Что делать? – заволновались ребята. – Бежим отыскивать.
Девочки высунулись из спальни с мокрыми волосами, запахивая халатики.
– Что случилось? Чего вы разбегались? – спрашивали они в тревоге пробегавших ребят.
– Лермашка пропал! Комиссия идет!
– Куда? Как? Почему?
Но Занька безнадежно махнул рукой, и они помчались. Обежали душевую, дежурку, заглянули даже в мастерскую.
– Да, может, он уже в спальне? Бежим наверх!
Комиссия уже входила в соседнюю спальню.
Зоя выглянула в дверь:
– Нашли?
– Нет!
Прыгая через две ступеньки, она побежала в класс. Толстый Лерман стоял у своего шкафчика и чистил апельсин. Рот у него был набит шоколадом, щеки смешно раздулись.
– Иди скорей, – крикнула Зоя, – комиссия!
– У-гу, – откликнулся Лерман, не спеша сдирая апельсиновую корку.
Зоя топнула ногой и выбежала из класса.
– Сюда, сюда! – замахала она ребятам.
Через минуту по коридору мимо изумленной тети Сони молнией мелькнула четверка.
Толстого Лермана мчали по воздуху. Он задыхался, спешно прожевывал шоколад и заплетающимся языком умолял:
– Да тифе вы, тифе! Не могу я быстро.
– Можешь, – сурово сказал Подколзин.
– Да я упаду.
– Не упадешь!
Они пролетели лестницу и втолкнули его в спальню. Бедняга Лерман не успел опомниться, как на него налетели все четырнадцать ребят.
Один стаскивал ботинок, другой чулок. Кто развязывал галстук, на рубашке оборвали пуговицы.
– Да тифе вы, тифе! – умолял перепуганный Лерман.
Но ребята умирали со смеху и рвали его на части.
Санитар поспешно свертывал его вещи. Ошеломленного Лермана раздели, толкнули на кровать и укрыли одеялом.
– Тише вы! Идут, идут.
Комиссия была уже на пороге, когда Лерман, отдышавшись, поднял голову и, дожевывая конфету, вдруг заявил:
– Мне еще попить надо!
Но на него зашикали, замахали.
– Поздно вспомнил, голубчик! – сурово сказал председатель, и Лерман покорно нырнул под одеяло.
Все было в порядке, если не считать того, что Лерман не успел умыться.
– Ка-а-ак меня вчера тащили, – рассказывал он утром Тонечке, – прямо на части разорвали.
И долго потом, вспоминая о чем-нибудь, говорили: «Это было тогда, когда Лермана на части рвали».
Пионер в зеленой рубашечке был самый ловкий – он обогнал товарищей и шел первым. Зоя озабоченно следила за ним.
Глава десятая
В выходной день Тонечка отыскала Зою. Она была какая-то серьезная, обняла Зою и сказала:
– Ты сегодня побудь со мной, поможешь мне вырезки сделать.
Они пошли в пионерскую комнату.
– Тебе папа давно не писал?
– Давно, – вздохнула Зоя.
Вздохнула и Тонечка.
– А ты знаешь, где он?
– Знаю, – оживилась Зоя.
– Где?
– На Дальнем Востоке.
– А что он там делает?
– Там, знаете, такая река Амур – бо-ольшая, и там тигры. Папа их снимает для кино.
Зоя охотно рассказывала о папе. Они шли медленно, обнявшись.
– Смелый твой папа, – задумчиво сказала Тонечка.
– Знаете, какой смелый! Он даже самого тигра не побоится. Он один раз на самолете летел, и вдруг самолет как перевернется! А папа… – Зоя испуганно осеклась. Сердце у нее застучало, во рту похолодело: в дежурке рабочие отбивали щит.
– Ты чего? – удивилась Тонечка, взглянув ей в лицо.
– Эй! Посторонись! – крикнули рабочие.
– Несите его на улицу, – сказала им Тонечка.
Она вошла в дежурку и подобрала снятые со щита рисунки.
– Зоя, помоги мне собрать эти рисунки в папку.
Зоя нерешительно, бочком пролезла в дверь.
– Смотри-ка, ваза за щитом стояла… Какая пыльная! – удивилась Тонечка. – На, поставь ее на стол, не запачкайся.
Зоя робко заглянула в вазу. Воды не было, пахло затхлым. Она посмотрела на Тонечкино веселое, приветливое лицо и тихо сказала:
– Я туда… очки бросила.
– Какие?
– Сломанные. Это я их сломала… нарочно.
Зоя перевернула тяжелую вазу, и оттуда выскочили роговые обломки.
– Зачем же ты их сломала? – удивилась Тонечка.
– Да… я думала, она Мика выбросила.
– Кто она?
– Ну, Клавдия Петровна.
– Это ее очки?
Зоя молча кивнула головой.
– И она ничего не знает? – спросила Тонечка. – Ну-ка, Зоя, расскажи мне все по порядку.
Зоя, смущенная и красная, все рассказала Тонечке.
В дежурку вбежала девочка с охапкой душистых березовых веток.
– Тонечка, можно, мы за подснежниками пойдем?
– Идите и Зою возьмите. Беги одевайся, Зоя!
Тонечка подозвала Сороку, Эмму и Мартышку и что-то пошептала им. Девочки стали сразу серьезными. Лица у них сделались почти испуганными.
– Только смотрите не проговоритесь, – сказала Тонечка, оглядываясь на раздевалку. – И последите, чтоб ей не попалась «Пионерская правда».
Девочки закивали головами, подхватили радостную Зою и побежали в парк.
– Давайте «клады» искать, – предложила Эмма.
– Давайте.
– Ой, какой клад вчера нашла Софрончик! Банка из-под консервов, а в ней переводная картинка, карандаш и круглое зеркальце.
– Я еще лучше клад нашла в прошлом году, – перебила Ида. – Коробка из-под конфет, а в ней три бусины, перочинный ножик, еще две раковины и потом… потом… Что еще, Эмма?
– Еще блокнот и шелковые нитки.
– Ну вот, еще блокнот и шелковые нитки. Помнишь, Эмма, мы вместе шли? Я себе иду и ничего даже не думаю, смотрю – из-под моха торчит что-то. Пнула ногой, а там клад! Ну, давайте искать.
Поискали, поискали, но «кладов» на этот раз не нашли. С букетиками подснежников, лениво нежась под весенним солнцем, пошли в школу. Над ними гудели пролетавшие жуки и золотистые мухи. Березы раскрыли клейкие зеленые листочки. От тополей тянуло нежным сладким ароматом.
У Эммы из-под ног выскользнула юркая ящерица.
– Лови, лови, Эмма!
Эмма упала на живот, но ящерица шмыгнула под пень.
– Эх, упустили!
Они сели караулить ящерку. Солнце припекало. Запахло нагретой землей. Помятые подснежники опустили головки. Сорока встрепенулась.
– Пошли, девочки, надо цветы в воду поставить.
– Ты, Зоя, что будешь делать? – на ходу осторожно спросила Эмма.
– Пойду в библиотеку.
– Ты «Пионерку» не читай, – выпалила Мартышка, – потому что, потому что…
Сорока и Эмма свирепо взглянули на нее.
– Там потому что ничего нет, – смутилась Мартышка.
– Там продолжение есть…
– Ничего там нету, – в отчаянии сказала она. – Знаешь что? Побежим наперегонки.
Они помчались к школе. Усталые, задыхаясь, подбежали к крыльцу. Первыми Сорока и Мартышка, Эмма с Зоей чуть-чуть отстали. Из двери выскочил Миша-санитар, возбужденный, потный. Его брови прыгали, черные глаза горели. Он размахивал газетой.
– Ой, ребята, – закричал он, – читали? Одного кинооператора тигр…
– Рябов! – отчаянно крикнула Сорока, вырывая у него газету, и сердито показала на подбегавшую Зою.
Та как будто не слыхала, зато услыхали ребята. Они окружили Рябчика.
– Какой кинооператор?
– Где про это написано?
– Да я сказал не кинооператор, а кино… кино… ну, как это… Ну вот, который еще… – выпутывался Рябчик.
– Снимает, что ли? – подсказывали ребята.
– Да не снимает, а это самое… Ну, как ее… ну… убирает.
– Киноуборщик? – спросил мальчик из третьего «Б».
– Ну да, – обрадовался Миша, – киноуборщик.
– И что он?
– Да ничего особенного, просто так, про него пишут, и всё.
– Выдумал какого-то киноуборщика! – презрительно сказала Эмма. – Пойдем, Зоя.
И они побежали ставить в воду цветы.
– Да ведь я не знал, что это ее отец, – оправдывался смущенный Миша. – И ведь это давно было. А сейчас написано, что ему лучше.
Но Сорока наступала, развернув скомканную газету.
– Видишь, Голубев фамилия и на Дальнем Востоке. Эх ты, «справочное бюро»!
Она хлопнула его по лбу газетой и убежала. На дороге ее перехватила Софрончик:
Не рвать, не брать,
Вашу зелень показать!
Сорока растерянно шарила по карманам. Когда кто-нибудь просил показать зелень, обязательно надо было показать что-нибудь зелененькое, иначе проспоришь. С Софрончиком Сорока поспорила на открытку, и уже несколько дней они ловили друг друга. И вот теперь у нее не было зелени. Уже Софрончик залилась торжествующим смехом, как вдруг растерянная Сорока заметила маленький зеленый стебелек от подснежника, застрявший в ботинке. Она радостно выхватила его и ткнула в нос Софрончику.
– Пожалуйста!
У Софрончика вытянулось лицо, и она побежала ловить еще кого-нибудь.
Не рвать, не брать,
Вашу зелень показать! —
задорно закричала она, налетая на Мартышку.
А Сорока завернула стебелек в бумажку и спрятала в карман.
Вечером, когда Зоя вместе со всеми шла в душевую, ее остановила Клавдия Петровна.
– Пойди сюда, Зоя. – Она отвела ее в сторонку. – Все, все знаю! – торжественно сказала Клавдия Петровна.
Зоя тоскливо переступила с ноги на ногу.
Клавдия Петровна неожиданно обняла ее.
– Глупенькая! И подумать только, вдруг бы ты убежала! – Она горячо поцеловала Зою в лоб и пригладила коротенькие светлые волосы. – Ах боже мой, вдруг бы такая вещь случилась из-за очков!
Клавдия Петровна, взволнованная, отпустила Зою и мелкими шажками пошла в спальню.
К нам приехал парикмахер,
Стал ребяток подстригать.
Как узнала это Ида,
Припустилась убегать.
Плачет Ида тут и там:
«В прошлый раз я подстригалась,
Ну теперь уже не дам».
Под стихотворением Занька нарисовал Мартышку. Волосы у нее стояли дыбом, из глаз текли извилистые ручьи. Лицо было густо усеяно веснушками. Она махала руками, а свирепый парикмахер заносил над нею огромные ножницы.
Этим стихотворением начиналась стенгазета третьего «А». Сочинил его Прокопец.
Стихотворение про Заньку сочинил Подколзин.
Это что за ученик?
Это что за баловник?
На уроке он сидит
И болтает и кричит.
Здесь урок естествознанья,
А у Занина читанье.
Надо Заньку подтянуть,
Вывести на верный путь.
Под стихотворением подписано: «Это все было до соревнования, а теперь Занин на уроке сидит даже очень хорошо».
Стенгазета получилась очень красивая. Около нее столпились и ребята и педагоги.
Тетя Соня руками развела от удивления.
– Молодцы, молодцы! Великолепная газета! Стихи интересные, а цветы так и хочется понюхать. Кто это такой художник?
– Вот она, это Зоя! – разом закричали ребята.
– Ты, Зоя? – удивилась тетя Соня.
Вдруг тревожно забил барабан: там-тара, там-там. Тоскливо заиграл горн. Тревога! Тревога!
На секунду все остолбенели, потом подпрыгнули и помчались в раздевалку. Дрожащими руками надевали пальто. Руки не попадали в рукава, шапки не завязывались, а края калош, как назло, загибались.
Надевали варежки и застегивали пуговицы на ходу.
– Скорей, скорей!
У кого-то пропала калоша, кто-то не мог найти варежки.
– Дайте, у кого шапка лишняя есть! Моя куда-то девалась, – ныл толстяк из второго класса.
У вешалки растерянно топтался длинный пионер.
Он был в тапочках, потому что ботинки зашнуровывать не хотелось. А теперь, как пойти на тревогу в тапочках?
Его толкали, а он все стоял и думал. Наконец махнул рукой, сунул ноги в тапочках в калоши и побежал в зал.
Там отряды выстраивались на линейку. Тонечка по часам отсчитывала минуты. Педагоги, сестры, тетя Соня, Марья Павловна с улыбкой наблюдали за этой суетой.
Третий отряд стоял полностью и с торжеством посматривал по сторонам. В других отрядах нехватало многих. Они всё еще копошились у вешалки.
– Ура, – крикнул Занька, – мы первые будем! Опять нашего пионера передвинут!
Подколзин еще раз обошел линейку, вожатые еще раз пересчитали звенья, ребята еще раз проверили пуговицы на пальто. И вдруг гордый своим отрядом председатель увидел в открытую дверь зала, как из пионерской комнаты выскочил со своим ящичком взъерошенный Печенька и помчался к вешалке.
Сомнения нет: это он, вечно рассеянный изобретатель. Бил барабан, трубил горн, шумели ребята, а он привинчивал гайки…
Подколзин топнул ногой и набросился на Прокопца:
– А еще говорил, все в звене, Прокоп несчастный!
Ребята завертелись, как на иголках.
– У, подводила!
– Да ну его, этого Печеньку!
Занька не выдержал.
– Балда! – прошипел он сквозь зубы и погрозил кулаком в пространство.
Секунду за секундой отсчитывали часы последнюю минуту. Тонечка направилась к двери. Опоздавшие должны были выстроиться отдельно.
Третий отряд бесновался. Ребята визжали, подпрыгивали и махали руками, потому что по коридору мчался бледный изобретатель в чьих-то громадных калошах, в шапке набекрень, но застегнутый на все пуговицы.
– Ура, ура, Печенька! – орали ребята.
– Скорей, скорей!
И все было бы хорошо, как вдруг чужая калоша отлетела в сторону, изобретатель споткнулся, и из-под пальто выскочил драгоценный ящичек. Ящичек раскрылся, и винты, гайки и пружинки раскатились по полу.
Изобретатель бросился подбирать, а Тонечка закрыла дверь. Последняя минута истекла. Все было кончено.
У Зои на глаза навернулись слезы.
– Противный изобретатель! Теперь нам «плохо» поставят.
– Отряды, смирно!
Третий отряд, глотая слезы, стал смирно.
У двери выстроились опоздавшие. Среди них стоял растерянный Печенин, в одной калоше, с ящичком подмышкой.
– Сколько опоздавших? – спросила Тонечка.
Опоздавшие переминались с ноги на ногу и сконфуженно смотрели в пол. Особенно был смущен изобретатель.
– У нас только Печенюк опоздал, – с упреком сказал Подколзин.
Печенька затоптался на месте.
– Понимаете, я сидел в пионерской комнате и думал, это просто ребята горном балуются, а потом смотрю – все бегут, ну и я побежал!
Ребята и взрослые дружно захохотали. Такое смешное было лицо у изобретателя, напуганное, виноватое, испачканное углем, и руки тоже в черных пятнах.
– Ты, изобретатель! – сердито крикнул Занька. – Из-за тебя нас не передвинут.
Санитары, сестры и тетя Соня обходили ребят, проверяя одежду, руки и уши.
Печеньку сейчас же послали мыться. Длинного пионера из четвертого класса выставили на середину, и все увидели, что он в тапочках.
– Ай да пионер! – ехидно усмехнулась Тонечка. – Хорош вышел на военную тревогу! Поленился ботинки зашнуровать?
Пионер стал красным, как галстук. Уж очень смеялись над его длинными ногами в тапочках.
Тонечка сказала короткую речь. Ей хлопали так, что треск стоял.
– Отряды, смирно! Шагом марш!
Тревога кончилась.
Глава одиннадцатая
Где-то в глубине парка запрятано знамя и сверток со взрывчатым веществом. Коммунисты должны отыскать эти вещи и ухитриться пронести сквозь цепь сыщиков в пионерскую комнату.
Сначала, конечно, поспорили, кому быть коммунистом, кому сыщиком, потом с помощью Тонечки кое-как разделились.
Так начал военную игру третий «А».
Начальником сыщиков выбрали Чешуйку, вождем коммунистов – Заньку.
Тонечка позвала его и сказала:
– Ты пойди с девочками, а то они боятся в глубь парка заходить.
– Вот бояки! – сказал Занька, но согласился.
Сыщики тоже разделились на отряды. Часть оцепила школу, а остальные пошли следить за коммунистами.
– Ну, ребята, – сказал Занька, – я поведу первый отряд. Второй отряд пусть ведет Тройка. Согласны?
Все согласились.
– А третий – хоть Лерман.
– Нет, нет! – закричали девочки. – Почему это всё мальчики? Мы хотим Мартышку!
– Ну, ладно, пускай Мартышка. Чур, кого арестуют – выручать! Второй отряд, по-моему, пусть идет к погребу и всё обследует хорошенько. А ты, Мартышка, веди ребят в парк, к голубиной вышке, – может, там спрятано.
– А ты, Занька, куда?
– Мы пойдем в самую глубь парка. Да вот еще что, робюшки: может, по дороге письма найдете. Тройка, погляди, нет ли сыщиков близко.
– Занька! А как перекликаться?
– Условный знак – кукушка, а у сыщиков – свистки; услышите – спасайтесь.
Отряды разбрелись по парку. Шли гуськом: первым Занька, за ним Зоя, Сорока и Эмма.
Крадучись, раздвигали молодые елки и оглядывались, нет ли засады.
Где-то близко послышался свисток. Ребята присели в кустах.
– Сюда! Сюда! – вдруг где-то совсем близко засвистел Чешуйка. – Я видел, они в эту сторону побежали. Обыскивайте елки!
Враги приближались.
– Да тут нет следов, Чешуйка! – откликнулся Миша-санитар. – Видишь, трава не помята.
– Ну и что ж, что нет? Я сам видел – Занька сюда побежал!
– Как только подойдут к сосне, удирайте к воротам, – прошептал возбужденный Занька.
Он сдвинул берет на затылок и ждал.
Слева отчаянно засвистели.
– Чешуйка, Чешуйка! – позвал Миша-санитар. – На след напали, бежим!
Начальник колебался: итти ли на помощь или обыскивать здесь. И вдруг Зоя чихнула. Хорошо, что сыщики были заняты свистом.
«А-ап-чхи!» Еще раз. Занька, Сорока и Эмма, давясь от смеха, напали на Зою и зажали ей рот и нос.
Сыщики убежали.
Ребята вылезли и, крадучись, пригибаясь к елкам, пошли в глубь парка. В старом, трухлявом дупле Занька нашел письмо. В письме всего четыре слова: «Вы на верном пути!» Ребята разгорелись.
– Эх, найти бы знамя и сверток!
Тройка тоже благополучно вел свой отряд. Когда близко послышались свистки сыщиков, коммунисты влезли на молодые пушистые сосенки и спрятались в густых ветках. Озабоченные враги пробежали под ними, а наверх посмотреть не догадались.
Слезли, пошли дальше. Подвешенное на нитке, по ветру трепетало письмо. Тройка с восторгом прочел отряду:
– «Знамя и взрывчатое вещество в лыжной станции, в правом углу под лыжами».
Как обрадовались ребята! Они даже забыли про сыщиков и крикнули «ура», а потом, согнувшись, побежали к лыжной станции.
Какая удача! Около лыжной станции ни души. Отряд ликовал. Перебегая от дерева к дереву, они вбежали в помещение, бросились в правый угол, и вдруг… со всех сторон раздались свистки и крики, дверь снаружи закрыли на засов, и Чешуйка насмешливо прокричал:
– Попались, голубчики! Сидите теперь, пока игра не кончится. Тетери глупые! Не могли подложного письма узнать! Ну, Рябчик, карауль, я тебе скоро смену пришлю.
Коммунисты, ошеломленные, посмотрели друг на друга.
– Все ты, Тройка, виноват! То-о-же, заорал: «Письмо, письмо!» Вот тебе и письмо!
– Как же мы сразу-то не узнали, что это Чешуйка? Разве Тоня так напишет? И в лыжной станции, и в правом углу, и под лыжами.
– Ну ясно, не она.
– Вот что, – сказал Тройка, – надо бежать. Давайте дырку искать!
– Придумал! Придумал! – закричал Игорь Прокопец.
– Тише, тише говори!
– А окошко-то, в которое лыжи раньше выдавали? – зашептал Прокопец.
– Правда! Только оно забито.
– Ничего, отобьем!
Окно выходило к самому забору. Прямо под ним росли молодые елочки.
Прокопец высунулся, повертел головой – никого!
Миша Рябов ходил перед дверью с другой стороны и мурлыкал песенку.
Ребята с трудом пролезали в узкое окошко. Прокопец снаружи тянул за плечи, а изнутри подталкивали. На девочек шикали, чтобы они не пищали.
Рябчику надоело стоять на посту, а смены все не было.
«Все-таки нехорошо, – подумал он: – я вот сторожу коммунистов. Плохо быть сыщиком, лучше бы их выпустить. Ведь сколько раз настоящие сыщики выпускали арестованных и сами делались революционерами. Ведь такого условия не было, чтобы не переходить к коммунистам? Выпущу!»
– Эй, ребята, – весело закричал он, отодвигая засов, – выходите! Выходите, ребята, я вас выпускаю.
Странно, ребята молчали.
Миша вбежал в лыжную станцию и увидел отбитую доску. Густые брови его беспокойно задвигались. Бледное лицо порозовело. Вот тебе и выпустил!
Занька с отрядом дошел до конца парка. Осмотрелись. Пошарили вокруг пня, разрыли старую муравьиную кучу. Зоя залезла по локоть в дупло.
– Нашла, нашла! – крикнула она и вытащила небольшой флажок.
– Ой, Зоя знамя нашла, счастливица! – позавидовала Сорока.
– Где, где? Покажи, Голубева!
Занька развернул – правда, знамя.
– Это ведь я вас сюда привел, – сказал он хвастливо. – Ну, запрятывай получше. Куда бы его? В чулок! А теперь ищите взрывчатое вещество.
Все четверо разошлись в разные стороны.
Зоя незаметно забрела далеко, устала и села на пень. Свертка с взрывчатым веществом нигде не было.
Нежно пели птицы, под деревьями валялись кучки прелой шелухи от сосновых шишек. Это вылущивала семечки из шишек белка. На зеленом мху краснели божьи коровки. В прозрачном теплом воздухе самолетами гудели первые майские жуки.
Занька, Сорока и Эмма тоже ничего не нашли. Услышав далекий свисток, они пошли искать Зою. Чтоб не выдать себя сыщикам, шли крадучись.
– Тише, тише, – вдруг зашептал Занька, махая рукой.
Все трое присели в елочках. Какая-то женщина дергала старую, заброшенную калитку. Калитка скрипнула. Женщина осторожно вошла в парк и оглянулась. У нее было бледное красивое лицо. Из-под низко опущенного платка выбивались темные локоны. Сощурив глаза, она озиралась по сторонам и нервно жевала потухшую папиросу. За деревьями послышался грубый голос Кузьмы. Женщина выплюнула папироску и бросилась к забору. Хлопнув калиткой, она выбежала из парка и быстро пошла к лесу.
Ребята посмотрели друг на друга.
– Кто это? – пролепетала испуганная Сорока.
– Ой, ребята, у ней глаза так и бегают, – сказала Эмма. – А все-таки она красивая.
– По-моему, это воровка, – сказал Занька, – потому что услыхала Кузьму и убежала.
– Конечно, воровка, – согласилась Сорока. – Надо Кузьме сказать.
– Нет, нет, никому не надо, – разом придумал Занька. – Мы ее сами выследим.
– Ой, как интересно! – сказали девочки.
– Только вы никому не говорите, – предупредил Занька.
– Мы только Зое скажем.
– А я Чешуйке.
Из-за деревьев показалась Зоя с букетом молодого кудрявого папоротника.
– Ой, Зоя, – кинулась к ней Сорока, – кого мы видели!
– Воровку видели, – перебила Эмма.
Зоя выронила папоротник.
– А… А какая она? – заикаясь, спросила Зоя.
– Глаза черные, красивая и с папироской.
– В черном жакете? Платье какое, Эмма, синее? И туфли на высоких каблуках?
Зоя ничего не успела сказать, как вдруг совсем близко засвистели сыщики. Все побежали.
– Знамя не потеряла, Голубева? – тревожно спрашивал на бегу Занька. – Скорей, надо в школу прорваться.
Перед школой стояла цепь сыщиков. Коммунисты соединились все вместе и разом кинулись к школе.
Сыщики растерянно засвистели.
– Держи! Лови!
А тут еще Тройка пронзительно крикнул:
– Занька, не отдавай знамя!
И Занька, как настоящий заяц, побежал, делая петли.
За ним бросились сыщики вместе с начальником.
Остальные коммунисты смяли остатки вражеской цепи и прорвались в школу.
Взволнованная Зоя пронесла знамя в пионерскую комнату.
Игра кончилась.
В умывалке сконфуженный начальник сыщиков говорил, намыливая руки:
– Разве это сыщики! Это барахло, а не сыщики! Мишка второй отряд упустил. Печенюк тоже рот разинул, Мартышка и убежала.
– Ловко мы вас провели! – хвастался Занька. – Вы думали, у меня знамя, а оно было у Голубевой.
– Молодец, Голубева!
– А как мы в окно-то вылезли, – радовался Прокопец. – А Мишенька Рябчик ходит себе, сторожит. Эх ты сторож!
А сторож отмалчивался. Он так никому и не рассказал о том, как торжественно выпускал ребят.
Сейчас же после ужина Занька затащил Чешуйку под лестницу, огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто, и рассказал про воровку.
У Чешуйки загорелись глазки. Потом сюда же проскользнули Сорока, Мартышка, Эмма и таинственно зашептались.
– Вот, – торжественно сказал Занька, вытаскивая из кармана веревочку, – это я след ее смерил.
– Занька, надо часовых поставить.
– Мы все трое будем ходить, – сказали девочки, – а то страшно по одной.
– А где же Голубева? – спросил Занька.
– Она не хочет. Вот трусиха! Я ей говорю про воровку, а у ней руки как затрясутся!
– Тише, тише, Рябчик идет. Ну, пошли!