Текст книги "Кри-Кри"

Автор книги: Евгения Яхнина

Соавторы: Моисей Алейников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава четвертая
ЧЕЛОВЕК С БЛОКНОТОМ

Человек с блокнотом ничуть не обеспокоился внезапным вопросом Кри-Кри. Он спокойно спрятал карандаш в карман и, презрительно глядя на мальчика сверху вниз, процедил сквозь зубы:

– Проваливай!

От посетителей кафе Кри-Кри слыхал много рассказов о бесчисленных версальских шпионах. Из-за благодушия и недостаточной бдительности правительства Коммуны они проникали повсюду и держали Тьера в курсе всех мероприятий коммунаров по обороне Парижа.

– Для чего вы срисовываете баррикаду?

Этот вопрос, видимо, попал в цель.

Человек рассердился. Он нахмурил густые брови, быстро оглянулся направо, налево, как бы оценивая положение, и сделал движение, не оставлявшее сомнения в том, что он не намерен больше здесь оставаться.

Кри-Кри это понял. Как быть? Удержать человека он один не мог, но отпустить его нельзя было.

Прохожие спешили своей дорогой. С баррикады доносился стук топоров и лопат. Кри-Кри засунул два пальца в рот и свистнул так оглушительно, что человек вздрогнул.

– Сюда! Эй, граждане! – И тотчас же толпа мальчишек, женщин, федератов окружила их.

– Надо проверить документы этого человека! – возмущенно кричал Кри-Кри. Он держал его за полу пиджака, хотя человек не трогался с места. Он стоял теперь, как ни в чем не бывало, как будто и не собирался никуда бежать.

В кратких словах Кри-Кри объяснил собравшимся, почему человек показался ему подозрительным. Мнение толпы было единодушным:

– Задержать этого молодчика!

– Отвести в мэрию!

– Вчера только поймали двух шпионов на площади Вож…

Увидев, что дело становится серьезным, человек с блокнотом попытался обратить все в шутку. Тоном, в котором больше не чувствовалось уверенности, он сказал:

– Граждане! Вас так много, а я один. Я ничего не сделал, а вы хотите меня вести в мэрию. Я художник, а вы делаете из меня шпиона.

– Покажи документы, – загудел широкоплечий мужчина, каменщик Бернар.

– Я не ношу их с собой.

– Бросьте разговоры! Ведем его в мэрию, дядя Бернар!

– Из-за какого-то дурака-мальчишки, поднявшего тревогу, вы задерживаете меня, честного гражданина! Видно, у вас много времени? – меняя тон и теперь уже не шутя, а возмущаясь, заявил человек с блокнотом.

Но его уже вела, несла с собой волнующаяся толпа. Впереди бежал возбужденный Кри-Кри, позабывший о том, что кафе давно открылось и хозяйка, мадам Дидье, возмущается его долгим отсутствием.

– В мэрию! В мэрию! – раздавались голоса.

– К дяде Жозефу! К дяде Жозефу! – вторил Кри-Кри.

Вскоре они подошли к низкому темнокрасному зданию. Это и была мэрия Двадцатого округа.

У здания мэрии стояли две открытые наемные кареты. В одной из них сидела молодая девушка в белом подвенечном платье, с длинной вуалью и венком белых цветов на голове. В глазах у нее стояли слезы. Она говорила, то и дело вытирая глаза краешком фаты:

– Ну, не все ли равно, папа, пусть нас зарегистрируют эти люди!

Папаша, одетый в черный парадный сюртук, не обращая внимания на слова дочери, сердито требовал:

– Неужели не осталось никого, кто мог бы зарегистрировать должным образом брак моей дочери с этим гражданином? – И папаша указал на жениха, который, невзирая на слезы невесты, от души забавлялся неожиданным препятствием, вставшим на пути к их браку.

Добродушный сержант уже несколько раз объяснял ему, что из мэрии здесь давно никого не осталось, что помещение охраняет отряд федератов во главе с ним, сержантом, что регистрацией браков они не занимаются.

– Впрочем, – смеясь, сказал сержант, – чтобы утешить красавицу, я готов помочь ей и удостоверить ее брак.

– Пусть он венчает! – кричала невеста под смех собравшейся толпы. – Назло всем! Пусть он нас повенчает!

Но папаша, рассердившись, приказал кучеру ехать на розыски «настоящей мэрии».

От взглядов Кри-Кри не укрылось, что подозрительный художник был непрочь воспользоваться этим случайным развлечением, чтобы ускользнуть. Но Кри-Кри не спускал с него глаз.

Стараясь перекричать невесту, жениха и папашу, бранившихся с кучером, Кри-Кри требовал:

– Пропустите нас к Жозефу Бантару! Где Жозеф Бантар?

– В чем дело? – осведомился сержант.

– Мы поймали шпиона, – решительно сказал Кри-Кри.

– Эге, – сказал сержант, – я вижу, ты кричишь недаром?. Случай серьезный. Но Жозефа Бантара вызвали по важному делу: на Бельвильском бульваре случилось несчастье – версальские мерзавцы подожгли фабрику амуниции.

– Как? Опять?! – загудели в толпе. – Это дело рук тех же негодяев, которые взорвали пороховую фабрику на улице Рапп.

– Как же быть? – растерялся Кри-Кри.

– Довольно с меня этой комедии! – закричал «художник» так, что его короткая шея побагровела. – Отпустите меня и проваливайте к чорту!

– Э, нет, гражданин, не торопись, – услышал Кри-Кри чей-то голос и, к своему удовольствию, увидел молодого военного, подошедшего к сержанту.

– Гражданин сержант, разрешите мне доставить пойманного к Жозефу Бантару, – сказал военный. – Мы найдем его у фабрики. Взрывы уже прекратились, и Бантар руководит там тушением пожара.

– Отправляйся, Этьен, – согласился сержант. – Время сейчас такое, что нужно быть осторожными. – И он подозрительно осмотрел «художника» с головы до ног.

Кри-Кри обрадовался, получив в лице Этьена неожиданного союзника и помощника.

* * *

По дороге к Бельвильскому бульвару от встречных прохожих, возвращавшихся с пожарища, они узнали, что пожар произошел совершенно неожиданно, в то время, когда фабрика работала полным ходом.

Пожар почти прекратился. Жертвы еще не подсчитаны, но называли человек сорок убитых и столько же раненых. Последствия пожара были бы еще ужаснее, если бы не распорядительность Жозефа Бантара, который руководил работами по тушению пожара, разборке горящих корпусов и помощи пострадавшим.

Сердце Кри-Кри наполнилось гордостью: это его дядя, простой переплетчик, так отличился!

Ему очень хотелось рассказать своему новому другу Этьену о том, что Бантар его близкий родственник, но он не решился.

Этьен, желая сделать приятное Кри-Кри, вынул из кармана пакетик с папиросами, закурил и предложил мальчику.

Кри-Кри покраснел от удовольствия и взял папиросу. Ему не нравилось курение. Подбирая недокуренные папиросы посетителей, он много раз пробовал затягиваться, но каждый раз бросал, недоумевая, что хорошего находят люди в этом неприятном занятии.

На этот раз он мужественно терпел невкусную горечь папиросы, чтобы показать себя достойным товарищем Этьена.

«Художник» тоже вытащил из кармана серебряный портсигар и протянул его Этьену:

– Пожалуйста!

– Благодарю, у меня свои, – ответил Этьен, недоверчиво оглядывая «художника».

– Напрасно. Мои лучше. Слушайте, – развязно продолжал он, – вы, кажется, всерьез подозреваете меня? Давайте объяснимся. Не будем терять времени – оно дорого и для вас и для меня. Я художник. Я срисовывал не баррикаду, как это показалось мальчику, а дом…

– Какой дом? – иронически спросил Этьен. Он шел нога в ногу с «художником», а сзади, в затылок, следовал Кри-Кри.

– Ну, если уж пошло на откровенность, дом, в котором живет моя невеста. Что ж тут особенного? Можно ведь человеку иногда быть немного сентиментальным… Видите ли… я художник…

– Художник? – переспросил Этьен.

– Моя фамилия – Анрио. Я художник по призванию, коммерсант по нужде, – вздохнул человек с блокнотом, и на мгновенье Кри-Кри поверил в его искренность.

Пытаясь вызвать расположение мальчика, незнакомец продолжал:

– Я должен сказать правду, что восхищен бдительностью и упорством мальчугана, хотя они и неудачно направлены. Я уверен, что Коммуна не погибнет, пока она будет глядеть такими зоркими глазами, – и он кивнул головой в сторону Кри-Кри.

Этьен переглянулся с мальчиком и не поддержал дальнейшего разговора.

Кри-Кри изредка бросал взгляд в сторону Этьена. Ему очень нравился этот высокий сухощавый молодой человек, который, видимо, разделял его отношение к «художнику».

У Этьена были свои основания для недоверия к Анрио.

Этьен Барра был провинциал и только недавно прибыл в Париж из Марселя.

Из французских городов, последовавших примеру Парижа, Марсель был единственным, где Коммуна продержалась почти две недели. В Лионе, Бордо, Сент-Этьене и Тулузе революционные вспышки были подавлены через два-три дня после провозглашения народом Коммуны.

В провинцию, которую версальская и прусская блокада отрезали от Парижа, вести из этого революционного города доходили в искаженном виде, через версальские газеты и прокламации Тьера; а деревня все еще находилась во власти монархических влияний и с недоверием и опаской относилась к городу.

Такое отношение крестьянства в известной степени объяснялось тем, что рабочие требовали от правительства Тьера собрать народную армию, чтобы отразить нападение врага. Тьер, который за спиной народа преспокойно договаривался с пруссаками, убеждал крестьян через своих агентов, что рабочие стоят препятствием на пути к заключению мира. Разоренные войной крестьяне, натравливаемые таким образом на рабочих, были враждебно настроены по отношению к рабочим восстаниям в городах.

В силу всего этого Париж не мог рассчитывать на поддержку городов, в которых революционные вспышки подавлялись очень быстро. Марсель, которому удалось продержаться дольше других, сам рассчитывал на поддержку Парижа. Когда стало ясно, что марсельцам без помощи революционного центра не удержать власти, столяр Этьен Барра, один из преданнейших бойцов Марсельской коммуны, пробрался через версальские и прусские заграждения и в середине апреля прибыл в Париж.

Он рассчитывал, так же как и его товарищи, пославшие его сюда, что, узнав о бедственном положении Марселя, Парижская коммуна пошлет туда подкрепление.

Но в Париже Этьен быстро понял, что Марселю не на что рассчитывать: тот Париж, к которому устремлялись взоры и надежды марсельцев, сам не мог устоять перед натиском врага. Вскоре от новых беглецов из Марселя стало известно, что реакционные силы победили и Марсельская коммуна пала.

Этьен остался на баррикадах Парижа и в последние дни вступил в отряд Жозефа Бантара.

Наученный горьким опытом Марселя, Этьен проявлял больше осторожности, чем парижане, и усердно помогал им вылавливать версальских шпионов.

Вот почему он сразу же вызвался помочь Кри-Кри доставить подозрительного человека к Бантару.

Итти становилось все труднее, потому что с Бельвильского бульвара текли огромные потоки людей. Голоса прохожих становились все возбужденнее. До ушей Кри-Кри доносились отдельные обрывки фраз:

– Каков Жозеф Бантар, а?

– Отольются проклятому карлику[21]21
  Карлик – презрительная кличка Тьера.


[Закрыть] наши слезы… У Валентина осталась семья в пять человек…

– Всюду рука версальцев…

– Смотри, чтобы не потерять его в толпе, – шепнул Этьен.

– О, не беспокойтесь… – понимающе отозвался Кри-Кри. – Я не спускаю с него глаз!

В это время толпа снова загудела:

– Милле! Франсуаза Милле осталась в здании!

– Бедняжка, наверное, задохнулась в дыму!

– Гражданин Бантар! Гражданин Бантар! Надо организовать помощь несчастной женщине. У нее трое детей…

В самой гуще толпы Кри-Кри сразу узнал хорошо знакомую плотную фигуру дяди Жозефа. Несмотря на переживаемую тревогу, взгляд Бантара оставался спокойным, а мужественное открытое лицо, обрамленное черной бородой, выражало отвагу.

Бантар размышлял недолго.

– Лестницу и топор! – скомандовал он.

Скинув мешавшую ему куртку, Жозеф быстро промелькнул в толпе. Казалось странным, что при его комплекции он может так быстро двигаться.

Затаив дыхание, толпа следила за тем, как Жозеф быстро поднимается вверх по лестнице к обгоревшему этажу, откуда все еще валил густой черный дым.

– Следите за «художником»! – услышал Этьен взволнованный шопот Кри-Кри и, едва успев понять смысл его слов, увидел, что Кри-Кри быстро поднимается вслед за дядей Жозефом.

– Мальчишка погибнет! Надо его удержать! – раздался чей-то голос в толпе.

– Вернуть мальчика! – подхватили другие.

– Спокойно! Не мешайте ему. Пусть он поможет Бантару. Это Шарло, его племянник. Я знаю его – он ловкий и смелый!

Эти слова произнесла красивая молодая женщина, лет двадцати трех, в форме федерата. На пышных белокурых волосах ловко держалось военное кепи. В рамке светлых волос выделялось тонкое лицо с правильными чертами, голубыми глазами и длинными ресницами. Это была школьная учительница Мадлен Рок, деятельная помощница Луизы Мишель по организации женского батальона.

Между тем Бантар и его племянник уже достигли окна, и оба исчезли в дыму. Прошла томительная минута, казавшаяся бесконечно долгой. Даже занятые тушением огня прекратили работу.

– Почему их так долго нет? – истерически крикнула женщина, стоявшая рядом с Этьеном, но ее слова затерялись в шуме и грохоте. Обрушилась еще часть карниза. Прямо на толпу посыпались камни и куски железа.

Страх за судьбу трех человек, поглощенных разбушевавшейся стихией, заставил усиленно биться сердца всех.

Но, когда дым и пыль рассеялись, вздохи облегчения и возгласы восхищения раздались кругом. Милле ничего не слыхала: она лежала в бессознательном состоянии на плече Жозефа, а Кри-Кри поддерживал ее болтавшиеся ноги, не давая им проваливаться между ступеньками лестницы. Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь тревожным поскрипыванием перегруженной лестницы.

^{_{Она лежала в бессознательном состоянии на плече Жозефа, а Кри-Кри поддерживал ее болтавшиеся ноги, не давая им проваливаться между ступеньками лестницы.}}

Наконец они спустились на землю.

Мадлен ждала их с материалами для перевязки: лица и руки у всех троих были в ожогах. Возгласы восхищения раздавались со всех сторон.

– Племянник достоин своего дяди, – сказал кто-то в толпе.

Кри-Кри сам не разделял мнения окружающих, видевших в его поступке что-то особенно смелое, даже героическое.

Подумаешь! Подняться по лестнице на третий этаж, когда пожар уже затихал! Это не представляло никакого риска для него, не раз взбиравшегося удовольствия ради по водосточной трубе на четвертый этаж. И Кри-Кри ни на минуту не забывал о целы своего прихода сюда, к дяде Жозефу: мысль поймать версальского шпиона занимала его в настоящий момент больше всего на свете.

Напрасно поэтому пытался Анрио сыграть на тщеславии мальчика:

– Молодец, Шарло! Ты вел себя, как настоящий герой! А теперь надо кончать всю эту комедию. В такой момент Бантару не до твоих приключений!

Анрио, однако, просчитался.

– Как раз наоборот! – вспылил Кри-Кри. – Дядя Жозеф, – обратился он к Бантару, собиравшемуся уходить, – я поймал версальского шпиона. Вот этот гражданин срисовывал баррикаду на улице Рампоно.

– Так… – сказал Бантар. – Улицу Рампоно версальские разведчики сейчас не оставят своим вниманием… Тут надо хорошенько разобраться… Вон, кстати, идет Люсьен Капораль.

Это был офицер лет тридцати пяти, высокий, стройный. Он слегка прихрамывал на левую ногу – результат ранения, которое он получил во время боя при Сен-Приво. Друг детства Мадлен Рок, сейчас ее жених, Капораль был мобилизован в самом начале войны с Пруссией, взят в плен после разгрома французской армии и неожиданно вернулся в Париж в начале мая, бежав, как он рассказывал, вместе с двумя другими офицерами из прусского плена. Побег из плена был тогда явлением редким, так как, по соглашению между Тьером и Бисмарком, пленные возвращались прусским командованием в распоряжение версальского правительства. Тем из пленных, которые хотели пробраться в Париж на защиту Коммуны, приходилось пробиваться не только через немецкие, но также и через версальские кордоны.

Капораль по возвращении в Париж сразу заявил о своем желании сражаться на баррикадах за Коммуну и сблизился благодаря Мадлен с Жозефом Бантаром.

Сейчас, когда Бантар увидел Люсьена, он обрадовался его приходу. «Вот кто, – подумал он, – может разобраться, серьезны ли подозрения Кри-Кри, или это только плод разгоряченной фантазии мальчика». Но Бантар все же хотел сначала сам убедиться, есть ли вообще какие-либо основания тратить на это время.

– Кто вы такой и чем занимаетесь? – обратился он к незнакомцу.

– Фамилия моя – Анрио, – ответил тот. – Гражданин Капораль меня знает и может подтвердить, что я – честный коммерсант…

– Гм… коммерсант, – перебил его Жозеф. – Зачем же вы занимаетесь рисованием?

– Но живопись – это моя страсть, и я посвящаю ей все свое свободное время, – поспешил поправиться Анрио.

– Так… А что вы рисовали? – продолжал допытываться Жозеф. – Я хотел бы увидеть ваш рисунок. Где он?

– К сожалению… я… я его уничтожил, – смущенно ответил Анрио.

– Вот то-то и оно, что рисунок пропал! – задорно выскочил вперед Кри-Кри. Он явно торжествовал.

Этьен, все время с трудом сдерживавшийся, наконец не вытерпел:

– Время дорого, Жозеф! Не теряй его в пустых разговорах с этим человеком. Он явно путает. Прикажи его отправить к прокурору.

– Люсьен, – сказал тогда Жозеф, – поручаю тебе строго расследовать это дело. Тут, перед развалинами этой фабрики и среди стонов пострадавших от пожара, тебе не надо повторять о той беспощадности, с которой мы должны очищать Париж от шпионов. Но помни в то же время, что Коммуна гарантирует неприкосновенность честным гражданам.

С этими словами он ушел, уведя с собой и Мадлен, в помощи которой здесь больше не нуждались, так как пожар почти утих и людям ничто более не угрожало.

Анрио после ухода Бантара стал заметно смелее.

– Господин Капораль, – начал он уверенно, – я очень сожалею, что уничтожил рисунок. Увидев его, вы не стали бы сомневаться в его назначении и в моей невиновности.

Кри-Кри вскипел.

– Господин Капораль, – срывающимся голосом заговорил он, – это еще надо проверить – художник ли он. Пусть нарисует мой портрет!

– Мальчик прав, – поддержал кто-то из толпы. – Пусть художник нарисует его… Тогда мы увидим, что он привык держать в руках: карандаш или ружье?

– Что ж! Я готов исполнить ваше желание. Дайте мне бумаги, – согласился Анрио.

В поисках бумаги Кри-Кри быстрым взглядом окинул забор, около которого происходил разговор. Он подбежал к большому плакату «Отца Дюшена», на котором была изображена едкая карикатура на Тьера.

Кри-Кри остановился в нерешительности. Ему жалко было срывать этот выразительный плакат. Но колебание продолжалось лишь короткое мгновение. Надо было торопиться с бумагой для мнимого художника, который мог улизнуть. И Кри-Кри, сорвав плакат, перевернул его на другую сторону и подал Анрио. Сам ом влез на бочку и принял небрежную позу, довольный тем, что оказался в центре внимания.

Прохожие не удивлялись этой сцене. В то время в Париже художники пользовались широкой популярностью, и можно было нередко встретить на улицах, где-нибудь в живописном уголке, особенно на базарных площадях, художника с кистью и мольбертом, а перед ним – позирующих натурщиков.

Правительство Коммуны с первых шагов своей деятельности стало уделять много внимания молодым талантам.

Известный художник Густав Курбэ, сын крестьянина, был избран членом Коммуны и стоял во главе организовавшейся свободной ассоциации художников.

Надо отдать справедливость, Анрио очень быстро, в несколько минут, сделал карандашный портрет Кри-Кри, изобразив его во весь рост, в такой именно позе, которую избрал себе сам Кри-Кри.

– Готово! – с торжествующим видом протянул он Люсьену рисунок.

Люсьен не спеша, с подчеркнутым вниманием всматривался в портрет; то отдаляя его от себя, то приближая, он переводил поочередно глаза с Кри-Кри на портрет и обратно и наконец произнес:

– Гм… нельзя сказать, чтобы было большое сходство, но, принимая во внимание обстановку, можно признать, что набросок сделан рукой художника.

– Рисунок неплох, – сурово отозвался Этьен, – тем не менее я не могу считать, что он снимает с этого гражданина все подозрения.

– А по-моему, – не стерпел Кри-Кри, чувствуя по настроению Люсьена, что пойманная им рыбка уплывает, – рисунок нельзя признать удовлетворительным. – И добавил с важностью: – Я нахожу, что оригинал лучше портрета. Разве у меня такой нос? Повидимому, художник думал о господине Тьере, а не обо мне, когда набрасывал этот кривой профиль.

– Господин Капораль, – вспылил в свою очередь Анрио, – каково бы ни было ваше решение, вы не должны позволять этому нахальному мальчишке оскорблять меня. Я буду жаловаться!

– Ну, друзья, – произнес свой приговор Люсьен, – по-моему, все ясно: пусть господин Анрио отправляется на все четыре стороны. Мы можем только посоветовать ему впредь выбирать в качестве моделей другие объекты.

Анрио поторопился использовать благоприятное для него решение. Он учтиво поблагодарил Люсьена и зашагал без оглядки.

С грустью смотрел Кри-Кри вслед удалявшемуся Анрио. Он был бессилен что-либо сделать, но беспокойство не покидало его. Какое-то смутное чувство подсказывало ему, что свершилась ошибка, что этот Анрио – опасный человек. «Странно, – рассуждал Кри-Кри, – одет он в штатское, а когда ходит, то, кажется, слышно, как звенят его шпоры, точь-в-точь как у офицеров».

Всегда веселый, никогда не унывающий Кри-Кри на этот раз печально брел по бульвару. Как ему не хотелось снова возвращаться в «Веселый сверчок»! И вовсе не потому, что было уже за полдень и он опаздывал в кафе почти на два часа. Он не боялся брани тетушки Дидье: за все время службы в кафе это был первый случай, когда не он раскрыл двери кафе, чтобы впустить первых посетителей. Но сколько впечатлений за день!.. Сперва встреча с Гастонам, который вступил в батальон школьников и сегодня или завтра будет драться с ружьем в руках на баррикадах. Затем этот подозрительный художник и, наконец, спасение из огня женщины. Все это не прошло даром для Кри-Кри и снова всколыхнуло в нем желание бросить мадам Дидье и уйти на баррикаду. «Нет, довольно! – решил он. – Надо еще раз и очень серьезно поговорить с дядей Жозефом. До каких пор должен я ждать?» И, дойдя до бульвара Ришар Ренуар, он решительно повернул на улицу Рампоно.