Текст книги "Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца(изд.1982)"

Автор книги: Евгений Велтистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Глава шестнадцатая

В «Джон таймс» произошла приличная потасовка. Пол был покрыт рваными бумажками. Мебель раскидана. Нэш и Голдрин сидели, как манекены, в креслах, оплетенные электрическим шнуром. Возле них застыли ребята Боби.

Такое превращение редакции в полицейский участок застало всех врасплох. Я даже снимать начал с замедленной реакцией.

– Я протестую! – громко сказал Нэш, когда мы возникли в дверях. Мне показалось через глазок телекамеры, что каждая веснушка на его лице светится.

Голдрин был похож на черное изваяние. Газетчики фотографировали.

– Что это значит? – хриплым шепотом спросил шеф и вдруг заорал во всю силу своих легких: – Болваны!.. Я сказал «заткнуть», но не более!.. Гари, ты всегда был идиотом и служакой!..

Гари, потирая распухший подбородок, мрачно посмотрел на полицейских, и те развязали пленников.

Нэш поднялся, раскинул в стороны руки, присел.

– Не забудьте упомянуть о свободе слова в нашей стране, – сказал он с усмешкой газетчикам. – И вы, Бари! Если, конечно, включите в репортаж эти кадры…

– Включу, – пообещал я.

– Как вы могли поднимать панику в нашем доме? – накинулся на него администратор. – Я велю немедленно вас выселить!

Нэш невозмутимо возвышался перед ним. Розовые мальчишеские щеки его пылали.

– Моя редакция арендует это помещение, и срок контракта не истек… Посему, – он указал на дверь, – попрошу вас вон…

Администратор попятился.

– Зачем молоть всякую чепуху! – вмешался энергично мэр, покосившись на Голдрина. – Кого надо спасать именно сегодня?

– Это началось не сегодня, – уточнил писатель.

– Когда же?

– Это началось в семнадцатом веке, когда первых рабов-негров привезли в Вирджинию…

На него смотрели как на сумасшедшего.

– Кого же мы спасаем, господин проповедник? – повысил голос мэр. – Жителей Чикаго или бандитов?

– Мы спасаем Америку, – прогудел из кресла Голдрин.

Мэр и представитель губернатора иронически переглянулись.

– Об Америке позаботятся и без вас, – холодно сказал представитель губернатора.

– Благодарю! – Голдрин поднялся. – Если вы, господин, имеете в виду цветных, то о нас заботятся ежедневно. – Он направился к двери. На минуту задержался, оглянулся, увидел искаженные ненавистью лица. – Что ж вы не кричите «грязный ниггер», господин мэр? Я к этому привык.

Мэр побагровел. Из его легких вырвался хрип, и мне явственно послышался в нем привычный удар в спину: «Ниггер».

– Вы доказали мне, – сказал со спокойной улыбкой Голдрин, – что плантаторская психология пережила века.

– Прошу внимания! – Боби держал в руках какую-то записку. – Информирую всех, что после состоявшейся передачи одна из жительниц выбросилась из окна. Боюсь, мистер Голдрин и мистер Нэш, что вам придется отвечать перед законом.

Голдрин пожал плечами, вышел.

– Надо еще доказать… – Нэш тоже пожал плечами и попросил не мешать ему работать.

Ребята из «Чикаго трибюн» незаметно исчезли. Материалов у них было на целую полосу.

Мы перешли в комнату, занятую временно Боби.

Представители власти явно нервничали, тихо переругиваясь в углу. Боби беседовал со своими ребятами, давал различные поручения. Наконец мэр подошел к шефу полиции, положил руку на его плечо.

– Что будем делать, Боби? Шеф поднял усталое лицо.

– Выход единственный. Эвакуировать людей… Не снимайте, пожалуйста, Джон.

Я опустил камеру.

– Как так? – Администратор с трудом осознавал важность лаконичного сообщения.

– Пусть взрывают пустую коробку, – спокойно ответил шеф.

– А мы успеем? – спросил мэр.

– Должны успеть.

Через два часа на совещании у мэра Чикаго (я туда не ездил) было решено эвакуировать жителей Большого Джона. Администрация сделала заявление по внутреннему радио и объявила план вывозки людей с личными вещами вертолетами и автобусами. Телевидение подхватило новость: прямой репортаж велся из вертолета, кружившего над небоскребом.

Миссия моя заканчивалась. Я должен был снять эвакуацию, пустой дом перед взрывом и уйти одним из последних. Вот и все. Звонок Нэша ошеломил меня:

– Они не хотят уезжать, Бари… Мне не с кем больше посоветоваться… Извините, ради бога… Что делать, Бари?

– Кто не хочет?

– Очень многие семьи… Мои сотрудники едва успевают отвечать по телефону.

– Массовый психоз?

– Хуже. – Нэш кашлянул. – Они сознательно. Привыкли. Не хотят и не могут уходить из этого дома.

– Не хотят и не могут, – повторил я тупо. – Понятно, Нэш. – И процитировал чью-то фразу: – «Жизнь пуста, если она не имеет цели».

– Не шутите, пожалуйста, Бари. Что же делать?

– Вы пропагандист, Нэш, а я – всего-навсего репортер. Убеждайте.

– Они не послушаются, слова бесполезны. – Нэш тяжело вздохнул.

– Тогда записывайте номера квартир и передайте их Боби. У него энергичные ребята, вы знаете.

– В самом деле, полиция стара, как и государство. – Обрадованный Нэш процитировал Маркса. – Как мне не пришло в голову, что это прямая обязанность полиции?!

Через час-полтора я мог приступить к съемкам. Прилег на постель, забылся в коротком сне. Но отдохнуть мне не дали: кто-то звонил. Чертыхаясь, открыл я дверь, увидел разодетого Боби.

– Вы собрались на свадьбу? – спросил я.

– Я к вам, дружище. Не возражаете? – Он сел. – Все суетятся, а вы дремлете.

– Суматошный день…

– Правильно делаете. – Боби зевнул, прикрыв ладонью рот. – Хочу немного поболтать, дружище. И еще пригласить вас на обед.

– С удовольствием. После съемок.

– Хотя платить придется, скорее всего, вам, – шеф хитровато поглядывал на меня из-под косматых бровей. – С вас причитается, старина…

– То есть?..

– Вероятно, в ближайшие часы ваш гонорар удвоится.

– У вас есть новости? – я потянулся за камерой. Боби остановил меня жестом.

– Я удивлен вашей прозорливостью, мистер Бари. Они действительно угрожают Чикаго. Впрочем, это не новость. Наверное, уже передают.

Он включил телевизор. Диктор читал экстренное сообщение, поступившее на телевидение, радио, в редакции газет.

«Адская кнопка» поставила ультиматум Чикаго. Большой Джон, говорилось в ультиматуме террористов, будет взорван в назначенный срок. Это серьезное предупреждение городу. Если через сутки не будут удовлетворены требования группы, то несколько бомб уничтожат Чикаго.

– Сумма выкупа? – спросил я Боби.

– Копейки, – махнул он рукой. – По полторы тысячи с носа.

– Десять миллиардов, – прикинул я. – Это с лихвой окупает их расходы. И дает очко в игре остальным!

– Вы настоящий политик, Джон. В отличие от всех болтунов – мэра, губернатора и прочих… – Боби улыбнулся. – Я редко кому говорю комплименты.

Условия игры были обычные: заправленный, готовый к взлету самолет; требуемая сумма в купюрах и золотых слитках на борту; полная безопасность проезда на аэродром и полета.

– Придется дать им почетный эскорт, – усмехнулся Боби. – Ничего не попишешь, буду сам сопровождать и следить, чтобы какой-нибудь идиот не выстрелил по этим чернокожим. Иначе всем нам крышка.

– Они действительно цветные?

– Да, Бари. И это самый большой секрет. Социальный динамит опаснее всего… Узнай раньше времени мэр или кто-то другой, и в Чикаго начнется новая гражданская война. Вы, надеюсь, понимаете…

Я выразительно посмотрел на телефон, и Боби, перехватив мой взгляд, сделал официальное заявление, что отныне ни одно слово не вылетит за стены моего номера, не попадет ни в одно любопытствующее ухо.

– А Голдрин? – спросил я. – Администратор?

– Этот просто негодяй с рождения… Что касается вашего писателя, то он догадывается, но его никто не принимает всерьез… Я же, – Боби невесело рассмеялся, – знаю всех двенадцать в лицо.

– И вы… Боби помрачнел.

– Кнопка… Я говорил вам… Ее можно нажать даже в самолете. – Боби по-стариковски покряхтел, положил большую ладонь на мое плечо. – Джон, если бы ты родился в Америке, – глаза его стали строгими, – ты давно был бы президентом США… Забудьте об этом, пожалуйста, старина.

Я почувствовал серьезность момента. Понимающе улыбнулся, махнул рукой.

– Уже забыл… За что такая честь?

Шеф расслабился в кресле, с минуту молчал.

– Я проверил вашу сумасшедшую версию. К сожалению, вы оказались правы.

Он протянул мне бумажку. На ней была напечатана одна строка:

ОСВОБОДИТЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ ЗАЛОЖНИКОВ!

Я несколько раз перечитал строку, мучительно соображая, почему именно двадцать пять миллионов. И вдруг вспомнил свою шутливую фразу: «А если они хотят освободить всех?» Двадцать пять миллионов – да ведь это все негритянское население Америки! От кого их освободить? Напрашивался примитивно-дикий ответ: от белых. Но как? С помощью шантажа и взрывов?

Кажется, последнюю фразу я произнес вслух.

– Черт их знает, – пробурчал Боби.

Мы тупо смотрели друг на друга, понимая, что влипли в идиотскую ситуацию. Освободить двадцать пять миллионов? А они спросили у этих миллионов, нужно ли их освобождать?

– Могут взорвать! – сказал я.

– Могут! – согласился шеф.

– Что ж, – я выключил болтливый телевизор, – пусть Америка раскошелится, а журналисты заработают свое. При чем здесь удвоение моего гонорара?

Боби встал, застегнул пиджак.

– Я обещаю вам, Джон, – в голосе его прозвучали торжественные нотки, – что вы один снимете арест банды…

Я молчал.

Боби подошел ко мне вплотную, положил огромные ручищи на спинку стула.

– Я чувствую, Джон, что вы… именно вы способны помочь мне обнаружить кнопку.

Я спокойно взглянул в его глаза.

– Кнопку – нет. Исключено, Боби…

– Значит, сами эти штуки?

– Не знаю, – сказал я.

Боби подвел меня к окну, отодвинул пеструю штору.

– Взгляните сюда, Джон. Видите эту штуковину?

Внизу напротив нашего небоскреба высилась, как небольшой рыцарский замок, старая водонапорная башня – единственное здание, уцелевшее после знаменитого пожара 1871 года.

– Рекламная знаменитость, – узнал я. – Водокачка.

– Я ее помню с детства, – продолжал задумчиво шеф. – Она казалась мне замечательней любого небоскреба. Здесь работала моя мать, и я знаю каждый уголок внутри. Когда я воевал во Вьетнаме, бессмысленно сбрасывал бомбы на джунгли, мечтал только о том, чтобы выжить, вернуться, потрогать ладонью старый камень водокачки…

Я смотрел на него с удивлением.

– Да, Джон, это было, – подтвердил он кивком. – Когда-нибудь расскажу подробнее… Я был ранен, вернулся, поступил в полицию. Не представляете, Бари, какой я был тогда. Пропорционально сложен, крепкой кости, в меру мяса – я сразу стал рядовым с популярной фамилией… И вот – все бессмысленно…

– Почему? – спросил я.

– Я не хочу, чтоб ее разрушили, – просто сказал Боби. – Чикаго без этой старушки не Чикаго.

Он отвернулся к окну.

– Я подумаю о вашей просьбе, – тихо проговорил я. И Боби сразу понял меня, на цыпочках удалился в угол, затих, словно испарился.

Я думал про своего единственного друга Аллена.

В школе его звали Вилли. Вилли Копфманн. Но он-то любил, чтобы его называли Алленом. Кажется, так звали его деда по материнской линии, который в детстве, как и мой дед Жолио, столкнулся лицом к лицу со смертью в лагерях третьего рейха. Мы с Алленом дружили по-настоящему: делились секретами и никогда не выдавали друг друга.

Тихий, застенчивый Аллен оправдывал свою фамилию: он был настоящим головою-человеком. Прежде всего – человеком! Вилли Копфманн стал знаменитым физиком и остался прежним Алленом. Он приезжал к нам с Марией в гости, когда мы были молодые, не разъехались еще в разные концы света, разделял наши хлопоты, играл с Эдди и непрерывно шутил. Кажется, не было более коммуникабельного человека. Но я-то знал, что Аллен всегда одинок, замкнут. Временами мне казалось, что он влюблен в Марию.

Когда он уехал в Америку, где ему были предложены любые условия для творчества, Вилли Копфманн исчез из всех справочников, появился физик Аллен. Через несколько лет исчез и профессор Аллен.

Всего несколько человек в мире знали, что Аллен существует, что он продолжает свои исследования. Из этих нескольких один я был уверен, что мой друг осуществил мечту своей жизни – обрел одиночество.

Он жил над Землей, облетая ее каждые полтора часа. На новейшей американской космической станции «Феникс», которая была самой комфортабельной станцией для труда и отдыха. Техническая часть была отработана великолепно: в жилом отсеке станции путем вращения сфер создана нормальная тяжесть (я даже подозревал, что там, среди современной мебели, стояли в кадках карликовые пальмы, которые Аллена всегда успокаивали), а в спутниковых отсеках царила обычная невесомость, где Аллен мог заниматься своими давними увлечениями – выращивать редкой красоты и большой стоимости кристаллы, варить незнакомые для Земли сплавы металлов, искать победителей непобежденных на планете болезней, исследуя под микроскопом на молекулярном уровне свою кровь.

И все же Аллен скучал. Получив через одного из его коллег секретную записку с указанием радиоволны, я тотчас вышел на связь со станцией «Феникс». Нередко у Аллена или у меня являлась острая потребность в общении, и я болтал с ним о разных земных и космических мелочах, не вдаваясь, разумеется, в подробности того дела, которое осуществляла самая секретная космическая лаборатория США.

У меня всегда была с собой карманная рация для вызова Аллена. При включении она неизменно давала сигнал, когда Аллен пролетал в космосе над тем местом земного шара, где я находился. Сигнал прозвучал совсем недавно, и ждать облета «Фениксом» Земли было нецелесообразно.

– Боби, – негромко позвал я, и он тотчас материализовался из угла. – Кажется, я постараюсь помочь вам. За результаты не ручаюсь… Вы ничего не слышали и ничего не знаете…

В ответ на эту шаблонную фразу шеф полиции так энергично стал трясти головой, что я понял: не выдаст.

– Мне нужен мощный передатчик.

– Он к вашим услугам! – сразу же отозвался Боби. – Можно распорядиться?

– При одном условии: о моих действиях никто не должен знать… Это очень серьезно, Боби!

– Я сам буду вас сопровождать.

Через четверть часа мы были на городской радиостанции. Я заказал нужную волну и остался один в студии. Боби дежурил по ту сторону толстой двери.

– Вы отчаянный парень, – сказал он перед этим. – Будьте осторожны. Они, – он подчеркнул это слово, – записывают все радиопереговоры.

– Знаю. Пока они поймут, что к чему, мы спасем город.

Довольно долго вызывал я Аллена. «Феникс» был вне зоны слышимости. Наконец раздался знакомый глуховатый голос.

– Шестой слушает.

– Вилли, это я, – сказал я, дрогнув от радости, словно друг вошел сейчас в комнату. – Привет!

– Привет, Жолио! – Он называл меня в целях конспирации именем деда. – Как поживаешь?

– Как на горячей сковороде…

Я торопливо объяснил Аллену ситуацию, спросил:

– Скажи, ты сможешь засечь плутоний? Их три или четыре штуки, очень компактных. Где бомбы, никто не знает…

– Когда намечен первый взрыв? – спросил Аллен. Я взглянул на часы: 19.10.

– Через тридцать три часа пятьдесят минут.

В наушниках потрескивал космос. Аллен молчал. Я знал, что друг оценивает обстановку, считает, пока его станция с огромной скоростью мчит вокруг шарика.

– У меня здесь есть один аппарат, – сказал после затянувшейся паузы Аллен. – Вскоре я буду над Чикаго, сделаю снимки… Надо будет с ними основательно поработать. Словом, Жолио, я тебя вызову через десять – двенадцать часов. Ты откуда говоришь? Слышимость такая, словно ты в соседнем отсеке.

Я пояснил, как вышел на связь.

– Хорошо… Ты получишь снимки, но поступай по обстановке. Для связи достаточно твоей рации…

– Все понял, Вилли!

– Как там Мария и Эдди?

– Мария, как обычно, путешествует. Эдди на съемках в Голливуде.

– Поклон им от меня.

– И тебе от них!

– Береги себя, Жолио.

– И ты, Вилли!

– Ну, я-то далеко от вашей суеты. Привет тебе!

– Привет!

Выхожу из студии. Боби вопросительно смотрит на меня. Я молча киваю. Боби подмигивает в ответ.

В номере ждали телеграммы из «Всемирных новостей». Сэр Крис вежливо напомнил о необходимости срочного получения материала. Я понимал, что фирма нервничает: в Чикаго ринулись журналисты со всего света, а ее специальный корреспондент за два дня не прислал ни метра записи. Я ответил коротким посланием: пока не имею самого важного эпизода репортажа. Подпись. И точка…

Что они подумают? Возможно, решат, что я сошел с ума и хочу взорваться вместе с Большим Джоном… Во всяком случае, Боби может оказаться прав: фирма предположит, что я затеял какую-то авантюру, и задумается о гонораре…

Неожиданно сработала космическая рация, меня вызывал Аллен.

– Жолио, есть вопрос!

– Что случилось, Вилли?

– Над Чикаго летает какая-то установка. Насколько я понимаю, она занята поиском, наверное – того же самого… Надо ли мне вмешиваться?..

– Подожди, Вилли, я уточню… Связался по телефону с Боби.

– Могу поговорить? Срочное дело.

– Да, Джон. – Он чуть поколебался. Я повторил вопрос Аллена.

– Эти военные, – угрюмо признался шеф. – Честно, я на них не надеюсь… Загляну к вам, старина?..

– Чуть позже.

Аллен с минуту оценивал мою информацию.

– Понятно, другое ведомство, – сказал он наконец. – И все же, Жолио, не мешает получить их данные. Для сравнения… Понимаешь меня?

– Понимаю, – сказал я, пока ничего не понимая.

– Если удастся, передай сведения в банк информации. Все объекты, которые будут замечены с их высоты… Вот мой кодовый номер. – Аллен продиктовал числа. – Я вызову, как договорились…

Боби, появившись у меня, разложил на столе план Чикаго.

– Извините, Бари, я сам недавно узнал об этой затее. Они работают очень медленно. – Он показал узкую заштрихованную полоску, перечеркивающую город.

Большая летающая платформа-автомат бороздила воздушное пространство над городом – полоса за полосой. На ее борту, вероятно, был установлен ускоритель, который прощупывал внутренности Чикаго пучками отраженных лучей.

Я не физик, но отчетливо понимал, что искать уран и плутоний можно с помощью физического прибора. Иначе зачем летает над крышами такая штуковина! А раз летает, значит, где-то у компьютеров и экранов сидят и работают специалисты.

Шеф полиции согласился с моей версией и объяснил, почему он не надеется на успех этой операции.

Платформа, по сведениям Боби, сравнительно тихоходна, а широта облучаемой полосы узка: двести – триста метров. Простой расчет показывает, что исследовать все пространство в оставшиеся часы она не успеет.

– Мне нужны данные! – сказал я Боби.

Он словно не слышал. Тихонько насвистывал, рассматривая план Чикаго.

– Мне нужны данные, чтоб отсечь известные и бесспорные объекты с ядерной энергией.

– Не так-то просто добыть их, – буркнул Боби.

– Это в ваших интересах. – Я пожал плечами.

– Поднимемся на крышу, – : предложил шеф. Наверху моросил дождь.

– Подождем, – сказал Боби. – Она где-то рядом… Идет по второму заходу.

Мы подошли к краю площадки. Подняли воротники. Под дождем мокла одежда.

Шум моторов заставил меня поднять камеру, хотя снимать в сумерках было почти бесполезно.

Из серых клубящихся туч внезапно показалась, стремительно надвинулась и проплыла почти над нашими головами здоровенная металлическая рама. Четыре вертолетных винта, вздымая воздушные вихри, оглушая треском, несли ее над крышами. Я успел разглядеть какое-то массивное сооружение, и все – платформа уплыла во мрак.

– Осторожнее, – предупредил Боби, покосившись на мою камеру, – не дразните гусей.

– Какие тут секреты, – огрызнулся я, – когда ее видит каждый прохожий!

И тут раздался голос, он прозвучал совсем рядом: «Отец, ваша коробка по-прежнему пуста, как консервная банка…»

По глухому, вибрирующему звуку я догадался, что включилась карманная рация шефа.

– Конечно, Сэм, они не дураки, – громко сказал Боби. – Следите за движущимися объектами. Понял меня?

«Понял, шеф».

Я сделал вид, что ничего не слышал.

– Это мой сын, – сказал Боби. – Точнее, приемный сын… Он физик… Со светлой головой и… темной кожей.

Я взглянул на него с удивлением: шеф неизменно раскрывался для меня с самой неожиданной стороны.

– Я никому не рассказывал, Бари, про этот давний случай, – Боби усмехнулся воспоминаниям. По лицу его текли струи дождя. – Однажды, когда у меня в семье случилось несчастье и я переживал трудные дни, в парке ко мне подошел мальчишка и потребовал десять долларов. Плата, как говорится, обычная за прогулку в одиночестве, и я решил было обойтись профессионально с вымогателем… Но в глазах этого негритенка, в его голосе, позе, во всем сквозило такое отчаяние, что я протянул деньги…

Шеф полиции пришел в парк на второй день и на третий. Сумма выкупа все возрастала. Мальчишка, вооруженный старым кольтом, однако, не замечал, как он постепенно втягивается в разговор с человеком, который не только его не боится, но и как будто сам ищет встречи. Когда в очередной раз Сэм не явился, Боби разыскал его и выручил из беды.

– Я сделал тогда удивительный вывод, Джон, – продолжал Боби. – С самым отчаявшимся человеком, даже с бездомной дикой кошкой, надо поговорить по-человечески. И они остановятся, прислушаются, поймут… Вы можете смеяться над стариком, но это – истинная правда. Я не смеялся. Я видел перед собой человека убежденного и сильного, человека, который умел находить правильный выход из трагических ситуаций. Молча пожал Боби руку.

– Буду рад познакомиться с Сэмом, когда он освободится, – сказал я ему.

– Спасибо. Сейчас он с ребятами чересчур занят. Вы видели, они бредут на ощупь, а противник значительно хитрее их.

– Здесь нужна другая точка зрения, – заметил я. – Вся картина целиком.

Боби пристально посмотрел на меня.

– Вы правы. Я постараюсь достать сведения… Только прошу вас: на тех же условиях. Я не могу подвести Сэма…

Промокшие до нитки, спустились мы переодеться.

Буквально через полчаса пневмопочта доставила пакет от Боби. В нем был листок с колонками цифр.

Я набрал на приставке к телевизору номер банка информации, потом кодовый номер Аллена, заложил в печатное устройство листок. Информация с летающей платформы ушла в космос. Бумагу я порвал.

Поднялся на девяносто пятый этаж в ресторан. За столиком Боби спиной ко мне сидела женщина. Она выглядела достойной парой элегантному шефу полиции. Я ускорил шаг, догадываясь, что такое необычное для глаза платье может носить одна в мире женщина.

Боби что-то сказал. Его спутница обернулась, медленно встала, обвила мою шею горячими руками.

– Мария… – я задохнулся от неожиданности. – Как ты здесь?

– Я с тобой, милый…

Боби нагнулся над столом, прикуривая сигарету.