Текст книги "Стекляный лабиринт"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

   Чтобы посетить загадочную Светочку Самойленко, Астафьеву надо было ехать в центр, в сторону родного ГОВД. Ему сегодня везло со средствами передвижения – Юрия подбросил встретившийся случайно в больнице сосед по лестничной клетке. Чуть подумав, Юрий решил зайти на работу, вдруг что-нибудь изменилось в раскладе сил. Новости оказались неутешительными.

   В кабинете он застал Мазурова, тот стоял у окна с сигаретой. Это был плохой знак, в больнице майор бросил курить, и только что-то чрезвычайное могло заставить его снова взяться за узаконенную Минздравом отраву.

   – Бычка привезли, – сразу оповестил он Астафьева.

   – Давно?

   – С час назад. Допрашивают в ИВС. Там и Мамонов, и Касьянов. Сейчас смотрю, и Жучихин туда пробежал.

   Юрий покачал головой. Василий Иванович Жучихин был не только личным шофером Мамонова, но по совместительству и денщиком и адъютантом, служил подполковнику верой и правдой. Среднего роста, прапорщик обладал невероятной физической силой. В молодости он занимался тяжелой атлетикой, и это отложило отпечаток на его облик – голова, казалось, лежала на плечах, шея как бы вообще отсутствовала. Сам же прапорщик был далеко не прост: темные, с татарской раскосостью хитрованские глаза с лихвой выдавали его натуру. Мамонов заметил его лет пятнадцать назад, тогда Жучихин был обычным шофером, да и сам Мамонов пахал в УГРО простым опером. Но что-то тогда рассмотрел в нем будущий подполковник и волок за собой всю службу, выпрашивая у начальства лычки и звездочки для своего любимца. Он не раз вслух жалел, что Жучихин не имеет соответствующего образования, тогда сделал бы для него и офицерское звание. Несколько раз шофер спасал своего начальника при задержаниях и однажды даже прикрыл Мамонова своим телом, получив удар ножом в бедро.

   Но особенно ценен был Василий Иванович при допросах. Тактика "прессования" подозреваемых была известна давно, сам Мазуров не раз применял запрещенные методы, если точно знал – перед ним стопроцентный убийца. Порой приходилось пускать в ход и руки, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творил на допросах Жучихин. Мазуров ругался с Мамоновым по этому поводу еще в бытность обоих капитанами, после этого Мамонов начал вести допросы подозреваемых за закрытыми дверями, на пару с Жучихиным. Странно, при этом прапорщик не был садистом, наоборот, в повседневной жизни слыл добродушным и даже добрым человеком. Ответ был прост – он все привык делать хорошо, в том числе и "работу" с подозреваемыми.

   – А еще знаешь, какая есть неприятная новость? – сказал майор. – У Афонькина нашли пистолет. Подозревают, что из него убили Бурлака.

   – Как это? – не понял Юрий.

   – Так это. Обыск проходил под личным руководством Мамонова, Касьянова и этого его варнака, Жучихина. Где-то на кухне, на полочке за кастрюлями и нашли.

   – А точно тот?

   Мазуров кивнул:

   – Уверен. Иначе бы Мамонов не отправил его срочно на баллистическую экспертизу в Волжанск.

   – А колодниковская "купальщица"? Как ее золотые ручки?

   Майор ухмыльнулся:

   – Пришлось тоже отправить. Все отправили: и кровь с ковра, и все по Бурлаку. Хоть какая-то польза от этой бодяги. Ну, а что у тебя?

   Астафьев коротко рассказал о своих успехах.

   – Это интересно, – оживился Мазуров. – До дома Орловых там метров триста. Ее могли перехватить только те, с серебристого джипа. А с этой Светой надо бы встретиться.

   – Я сейчас к ней собираюсь.

   – Ты обедал?

   – Нет.

   – Я тоже. Сходить перекусить, что ли?

   Но в этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел возбужденный Колодников.

   – Кажется, я вычислил, кто ту бабу в колодец запрятал! – с ходу информировал он.

   – Кто?

   – Некто Засыпкин, Николай Федорович. Дважды судимый, наркоман. Дом его буквально в ста метрах от колодца.

   – С чего ты взял, что именно он? – не поверил Мазуров.

   – Сейчас, – сказал Андрей и, налив из графина стакан воды, залпом осушил его. – Жарища, – пожаловался он. – Мозги аж кипят. Так вот! Его сожительница, некто Валя Игошина, сидела в свое время также за наркоту. Соседи припомнили, что как раз в ноябре, когда закрыли этот колодец, оба исчезли из города. Не было их месяца три, потом появилась сначала она, а вскоре и он. Но самое главное, – Колодников торжественно поднял палец. – Я, кажется, вычислил и саму жертву.

   Глаза Мазурова заблестели не меньше, чем у торжествующего Андрея. Он всегда восхищался четкой, красивой работой и радовался так, как будто провел ее сам.

   – Ну, давай, доказывай, пока не верю, – поторопил он Андрея.

   – Слушайте. В ноябре прошлого года прошла ориентировка о некоей Варваре Пыршевой, шестьдесят второго года рождения, воровке на доверии. За ней числилось несколько эпизодов, довольно типичных: подходят на улице к детям и начинают рассказывать, что с их родителями произойдет что-то страшное, если не снять с них порчу, узнают, есть ли кто дома, и таким образом проникают в квартиру.

   – Ну-ну!

   – Последний раз она хапнула приличную сумму в долларах плюс золото. По моему там было, три тысячи баксов, и золота тысяч на сорок. Не знаю уж почему, но она там сильно наследила, в квартире повсюду ее пальчики, искала, видно, на совесть. По ним Пыршеву и вычислили, но найти не смогли – исчезла. Все приметы с моей "купальщицей" сходятся: возраст, рост, комплекция, а самое главное – татуировка, роза на плече.

   – Но почему ты решил, что ее запорола именно эта парочка? – не выдержал Астафьев.

   – Эта самая Валя Игошина сидела в зоне в одно время с Пыршевой. Я позвонил туда, благо это у нас в области. "Кум" покопался в архивах и подтвердил, что они даже были большими подругами. Похоже, Пыршева была личной "коблихой" Вали Игониной.

   – Чем? – не понял Юрий.

   – Ну, любовницей Игониной, удовлетворяла ее, – пояснил Мазуров.

   – Так что приехать к ней Пыршева вполне могла, к примеру, поняла, что наследила, и решила на время лечь на дно.

   – И легла в колодец, – хмыкнул Мазуров.

   – Но зачем лучшей подруге ее убивать? – усомнился Астафьев.

   – Ну, Юра, – Колодников развел руками. – Ты что, не знаешь наркоманов? У той же на руках был хорошие деньги, не считая золота! Года можно колоться, если не больше.

   – Что дальше будешь делать? – спросил Мазуров.

   – Надо подумать. Экспертизу рук бы провести...

   – Мамонов уже отправил.

   – Как?! – удивился Колодников. – Когда?

   – Сегодня.

   Мазуров рассказал оперативнику все происшедшее в этот день, и радостное возбуждение майора сошло на нет. Он выругался.

   – Козлы! Боюсь, обломают они Свинореза. Пару дней подержат без дозы, а потом он все, что им надо подпишет. Значит, все-таки они валят все на этих троих, – сказал Колодников.

   – На кого?

   – Ну, Бурлака, Свинореза и Афонькина.

   – На пятерых, Андрюша, – поправил Мазуров. – Приплели сюда и экскаваторщика – уже сидит в ИВС, а, кроме того, хотят притянуть на цугундер и рыбака на синем "Москвиче". Будет у них за "шмаровоза".

   – Хреново, – подвел итог Андрей.

   – Да уж, хуже некуда.

   Мазуров снова закурил, поднялся, подошел к окну.

   – Дома этого рыбака-то, Панов, что ли он? Уже ждут. Как приедет, сразу сцапают.

   – Панов, точно, – подтвердил Колодников.

   – А когда он приедет? – спросил Юрий.

   – По утрам он приезжает. Привозит вечерний и утренний улов. Долго рыбу сейчас не подержишь, протухнет на такой жаре, – пояснил Колодников.

   – Значит, завтра его и возьмут, – пришел к выводу Мазуров.

   – Да вот хрен им, – хмыкнул Андрей. – Этого я уж не допущу...

   – Идут! Оба! – крикнул, глядя в окно, Мазуров. Астафьев и Колодников в секунду подскочили к нему.

   – Что-то я у них на рожах не вижу радости, – заметил Юрий.

   – Юр, ну разве можно так говорить о вышестоящем начальстве, – хрипловато хохотнул старший опер.

   На лицах Мамонова и Касьянова и в самом деле читалось явное разочарование.

   Подполковник обернулся к Касьянову и сказал:

   – Ничего, без ширева он долго не продержится. Завтра подпишет все что угодно, хоть убийство Патриса Лумумбы.

   Настроение Мамонова испортилось окончательно, когда он увидел в окне глазевшую на них троицу во главе с Мазуровым. Под этим жестким взглядом Юрий невольно отступил назад, но и он успел заметить, как перекосилось лицо подполковника.

   – А эти что в окне торчат? – обратился он к капитану. – Пускай напишут рапорт о проделанной сегодня работе.

   Касьянов чуть задержался в дежурной части, а когда прошел в девятый кабинет, то застал там одного Мазурова. Остальные успели покинуть ГОВД через запасной выход, минуя очи непосредственного начальства.

   На своем неизменном "уазике" Колодников приехал в район, где жил рыбак Панов. Машину, как всегда, оставил на другой улице и пешком направился к старому, неприметному домишку. За забором залаяла собака, но Колодников смело толкнул калитку и сразу увидел хозяина дома. Худощавый мужик лет пятидесяти с дочерна загорелым лицом возился с надувной лодкой.

   – Здорово, хозяин, – приветствовал оперативник рыбака.

   – А, начальник, – засмеялся тот, поднимаясь с земли. Он цыкнул на собаку и подошел поближе. – Чем обязан таким визитом?

   – Ты дружка своего Панова давно видел?

   – Витьку?

   – Ну да.

   – Вчера, заезжал ко мне, просил нитки ноль четыре, сети латать.

   – А когда он приедет?

   – Завтра утром, как обычно.

   – Ты вроде ему родственником приходишься? – вспомнил майор.

   – Ну да, он мне двоюродный брат.

   – Вот что, ты место, где он сейчас обитает, знаешь?

   – Ну, как же, на Гнилом, ближе к Россоши.

   – Не хочешь его навестить?

   – А что, надо?

   – Очень.

   Колодников оглянулся по сторонам и, поманив пальцем рыбака, тихо сказал на ухо:

   – Передай ему, чтобы дня три в городе не появлялся. И место пусть сменит, а "москвичок" свой пусть припрячет подальше, больно приметен, понял?

   Лицо мужика вытянулось, он почесал искусанную комарами шею.

   – Что, так хреново?

   – Очень. Ну что, поедешь?

   – Конечно.

   Брат Панова сдержал свое обещание. Колодников еще покупал у ближайшего киоска сигареты, когда мимо него с противным треском на стареньком мопеде промчался давешний его собеседник. Одет он был по-походному, в брезентовую робу, болотные сапоги и с удочками наперевес. Проводив его взглядом, Андрей довольно хмыкнул.

   Заливные луга в окрестностях Кривова представляли собой естественный лабиринт из проток, речек, озер и болот пойменной части Волги. До великой реки от Кривова по прямой было километров десять, не больше, но, чтобы добраться туда, надо было долго петлять среди озер и проток, пробиваясь по раскисшей колее проселочных дорог, а местами и бездорожью. В этом хитросплетении лесов, луговой травы и воды разбирались только опытные, местные рыбаки и охотники. Именно в луга бежали все злостные правонарушители Кривова, и найти их там было не легче, чем иголку в стоге сена.

   Астафьев беседовал в это время со Светой Самойленко. Она и в самом деле оказалось очень красивой девушкой. И Юрий сразу почувствовал, что ей не очень нравится этот разговор.

   – Меня уже допрашивали два ваших товарища, толстые такие, приколистые.

   – Ну, у нас это дело обычное, открылись новые обстоятельства, надо уточнить кое-какие детали.

   – А Ольга что же, до сих пор без сознания?

   Не ответив на ее вопрос, Юрий спокойно продолжил:

   – Кстати, почему вы ни разу не посетили свою лучшую подругу? Столько лет вы были не разлей вода, а тут что-то совсем ее забросили?

   Светлана отвела глаза.

   – Я вчера видела дядю Андрея, он мне все рассказал.

   – Хорошо, тогда приступим к делу. Скажите, почему вы не хотели, чтобы Ольга уходила с банкета?

   – Почему вы считаете, что я этого не хотела? – оторопела Светлана.

   – Есть свидетели. Они видели, как вы шли за ней по аллее, хватали за руку, пытались остановить.

   – Ну-у, я это плохо помню, я... слегка перебрала. Может, такое и было, но я не помню.

   Юрию показалось, что девушка сочиняет на ходу. Тогда он задал другой вопрос.

   – Кстати, а когда вы сами вернулись с банкета?

   После небольшой паузы она ответила:

   – В четыре.

   "Врет, – безошибочно понял Юрий. – Но почему?"

   – А если точнее?

   – Если точнее, то в пять минут пятого, – ехидно уточнила Света.

   – Хорошо, так и запишем. Да, а где ваши родители?

   – Ну, отец на работе, а мать у бабушки, она ухаживает за ней. А что?

   – Хотелось бы с ними встретиться.

   – Но они не были на банкете.

   – Зато они были дома, когда вы вернулись.

   – Ну и что? Я совершеннолетняя, могу делать, что хочу и приходить домой когда угодно.

   – То есть на самом деле вы пришли домой гораздо позже?

   Несколько минут Светлана пристально рассматривала Астафьева. Этот довольно симпатичный парень все меньше и меньше нравился ей.

   – Что вам от меня надо? – уже со злостью спросила она.

   – Очень немного. Правды.

   – Я говорю правду.

   – Нет, это не правда.

   – Вы так уверены?

   – Конечно. И это очень странно. Вашу лучшую подругу похищают, потом находят раненой, без сознания. В больнице пытаются добить окончательно, а вы не хотите рассказать даже о такой малости, как последний разговор с подругой. Может быть, вы в этом как-то замешаны?

   Девушка молчала, но по глазам было видно, что сейчас в глубине ее души происходит какая-то борьба. "Сказать или не сказать?" Но Светлана вдруг явственно снова будто почувствовала на плече цепкую руку долговязого рыжеватого парня с нахальной усмешкой, услышала его хрипловатый голос.

   "... – И где же твоя подружка– недотрога?

   – Пошла домой.

   – Давно?

   – Только что.

   – В какую сторону?

   – Туда..."

   Астафьеву пришлось напомнить о себе, чтобы вывести девушку из молчаливого транса.

   – Ну, так что, Света?

   Наконец та призналась.

   – Вам легко говорить, а мне угрожали!

   – Кто? – быстро спросил лейтенант.

   – Я не знаю, звонили по телефону. Велели молчать, или меня, как Ольгу, найдут...

   Астафьев поднялся, обошел кресло, в котором сидела девушка, наклонился над ней и тихо, доверительно сказал:

   – Свет, они не узнают. Никаких протоколов я составлять не буду. На этих тварей мы все равно выйдем, через того же Гусева, машина ведь его была, а? – Астафьев увидел неподдельный испуг в глазах девушки

   – Я не знаю никакой машины, – вздрогнув, сказала она.

   – Хорошо, предположим, я тебе поверил. Но, будь уверена, мы их поймаем. Просто это будет завтра, а не сегодня. Мы знаем, что джип "чероки" принадлежит Гусеву. Но кто был в машине, кроме Гусева, а?

   Глава 12

   В камере ИВС Валера Сергеев по кличке Свинорез со стоном рухнул на нары, зажимая руками отбитые потроха.

   – С-суки, фашисты! – прохрипел он и замер, лежа лицом вниз. Дежурный по смене сержант несколько раз заглядывал в глазок, но новый клиент по-прежнему лежал, не меняя позы. Примерно через час к двери камеры Свинореза подвели еще одного заключенного, невысокого, хилого мужичка с помятым лицом пьяницы и маленькими, бегающими глазками.

   – Давай его туда, – приказал прапорщик Гребешков, начальник смены.

   – Чего это? – удивился сержант.

   – Мамонов велел.

   – Тогда, ладно.

   Петя Чингарев имел репутацию вечного неудачника. Самые, казалось, обыкновенные поступки для него заканчивались крупными неприятностями. Первый срок он получил в восемнадцать лет: выехав со двора на новеньком мотоцикле, Петя сразу же сбил пешехода. Скорость при этом была не больше двадцати километров в час, но пенсионер умудрился упасть головой на бордюрный камень и загнуться. Через пять лет, выйдя из тюрьмы, Чингарев решил отметить это дело с соседом, но в ходе пьянки произошел крутой "разбор полетов" и сосед умер, получив лишь один удар бутылкой по голове. От большого срока Петю спасло то, что сам убивец оказался еле живой после "беседы" с соседом – синяков на его теле насчитали до полусотни, плюс – сломанное ребро. Так и тащилась жизнь Чингарева, спотыкаясь на каждой кочке, пока не привела его в очередной раз в изолятор временного содержания по причине кражи телефонного кабеля. Воровали этот кабель все кому не лень, но попался именно Петя.

   В камеру к Сергееву Чингарева подсадили не зря. Петю давно и успешно использовали как наседку, стукача, и Мамонов решил этим воспользоваться.

   "Хуже не будет, – думал он, отдавая команду. – Этот хмырь, может, убедит его перестать запираться, да и вообще, полезно узнать, что у этого придурка на уме".

   Очутившись в камере, Чингарев покосился на лежащего Свинореза и, решив, что тот преспокойно спит, полез на верхние нары.

   Но Валерий не спал, он думал. Он прекрасно понимал весь легший не в его пользу расклад. Со страхом он прислушивался к своему организму и понимал, что очень скоро ему потребуется доза. В подобном состоянии у него возникало только одно желание – кого-нибудь убить. Знали об этом и мать и жена Валеры, безропотно отдавая ему последние деньги. Лишь раз Ленка заартачилась, не желая отдавать сережки, и это для нее плохо кончилось.

   Этот высокий, красивый парень с голубыми глазами, но жутким прозвищем – Свинорез – сеял на своем пути только смерть, ненависть и страх.

   Воспоминание о серьгах заставило Бычка застонать от злобы. Кроме сережек в тот раз он вырвал у матери солидную заначку, припасенную Валентиной на покупку сена на зиму для двух коров, и купил хорошую дозу героина, которого хватило бы надолго, как минимум на неделю, но все это осталось в Константиновке. Наконец в его голове возникло что-то похожее на реальный план побега. Резко поднявшись, он застонал от боли, вполголоса выматерил костолома Жучихина и, переждав боль, начал разуваться. Это было довольно просто – шнурки реквизировали при аресте. Содрав с ноги старый тяжелый тупоносый полуботинок, Бычок начал раздирать его на части.

   В Константиновке его взяли прямо в доме, и, выходя на улицу, он надел не свои новенькие итальянские туфли, а растоптанные буцалы советского производства, в которых хозяева работали в огороде. Вытащив из ботинка железную пластину супинатора, Бычок провел пальцем по краю выгнутой железки и засмеялся. В свое время износившийся штамп выдал продукцию с браком – чудовищным заусенцем по краю супинатора, а ликвидировать его в ходе вечных боев за выполнение плана не хватило времени. На все действия Свинореза, вытаращив глаза, с верхних нар смотрел Чингарев.

   – Чего это ты делаешь? – удивленно спросил он.

   Валера поднял на него голубые глаза и, ухмыльнувшись, сказал совсем невпопад.

   – А-а, ты как раз вовремя, – и быстро резанул зажатым между пальцев супинатором по лицу неудачника.

   Тот заорал во все горло, из распоротой заусенцем щеки хлынула кровь. Чингарев зажимал рану обеими руками, но алая струя просачивалась сквозь пальцы и капала вниз. Свинорез подставил под эти капли лицо и, одним движением руки размазав кровь по щекам и лбу, кинулся к двери, на ходу истерично крича:

   – А-а! Он меня зарезал!..

   Открывший "кормушку" сержант увидел перед собой перемазанное кровью лицо заключенного и, крикнув в сторону дежурки:

   – Саня, атаз! – начал отпирать дверь.

   В камеру они вломились вдвоем. В углу, согнувшись, сидел Бычок, а на нарах корчился Чингарев. Подняв дубинку, сержант бросился к нарам, а прапорщик наклонился над Валеркой.

   – Что у тебя там?...

   В ответ тот резко разогнулся и, одним быстрым движением резанул его по шее зазубренной железякой. Кровь из сонной артерии ударила фонтаном. Прапорщик захрипел, зажал горло руками и начал медленно оседать. Его напарник не успел еще понять, что произошло, когда Бычок кинулся к двери и, захлопнув ее снаружи, задвинул защелку и метнулся в дежурку.

   Третий из надзирателей, невзирая на поднявшуюся суматоху и крики, мирно спал. Он лишь приоткрыл один глаз и сонно посмотрел на вошедшего. Бычок в одну секунду схватил массивную табуретку и обрушил ее на голову милиционера. Судорожным движением он вырвал из его кобуры пистолет, рванулся, было, на выход, но неожиданно остановился, вернулся и содрал с надзирателя ботинки.

   В голове его внезапно возник еще один замысел. Вытащив связку ключей из двери собственной камеры, он начал отпирать все двери подряд, повторяя одну и ту же фразу:

   – Всем на выход, конечная остановка.

   Ничего не понимающие заключенные толпились в коридоре, переговариваясь, друг с другом. Входная дверь ИВС по-прежнему оставалась закрытой.

   – Че такое? Что за базар?

   – Да хрен его знает.

   – Это че еще за экскурсия?

   – А вон, гида спроси!

   Когда обитатели последней камеры оказались в коридоре, Свинорез обратился к ним с короткой речью:

   – Ну, че, братва! Хер нары протирать, свобода! Айда по домам!

   Открыв последний замок, он первым выскочил во двор ГОВД. Уже стемнело, и темная лава из тридцати человек почти бесшумно метнулась к большим автомобильным воротам. Вручную они раздвинули их и бросились врассыпную.

   – Эй, куда! Стоять! – закричал выскочивший из здания ГОВД дежурный по городу и несколько раз выстрелил в воздух. Но это только подстегнуло убегавших.

   Во внутреннем кармане Астафьева раздался щелчок рации, и голос дежурного по городу взволнованно прокричал:

   – Семеновка! Всем патрульным машинам и всем, кто меня слышит! Массовый побег из ИВС! Сбежали более тридцати человек.

   "Свинорез! – тотчас мелькнуло в голове лейтенанта. – Но как?!"

   Астафьев побежал к остановке дворами. Так было ближе. Навстречу ему быстро шли трое парней, и встречный ветер донес до лейтенанта ни с чем не сравнимый запах тюремной карболки.

   "Они!" – мелькнуло в голове Юрия.

   – Стоять! – закричал он, перебрасывая папку из правой руки в левую, и хватаясь за кобуру. Вытащить пистолет он не успел, самый рослый из беглецов прыгнул вперед и ударом ноги свалил Астафьева на землю. Тяжелые удары трех пар ног посыпались со всех сторон, но Юрию все-таки удалось вытащить пистолет и, перекатившись на бок, выстрелить сквозь куртку вверх, не целясь. Он ни в кого не попал, но удары прекратились, и все трое кинулись врассыпную.

   Астафьев вскочил, подхватил папку и, превозмогая боль во всем теле, погнался за одним из парней. Тому чуточку не повезло: выскочив за угол ближайшего дома, он увидел приближающиеся фары милицейского "уазика" и, повернув назад, нарвался на кулак лейтенанта. Сбив беглеца на землю, Юрий быстро упаковал его в наручники и до приезда машины успел еще пару раз пнуть от всей души. Подбежавшим милиционерам он кивнул в сторону проходного двора:

   – Двое убежали туда.

   – Ты тогда с этим выходи на дорогу, – попросил сержант. – Сейчас всех на ноги подняли – гаишников, вневедомственную, кто-нибудь да подберет.

   – Хорошо, – согласился Астафьев.

   "Уазик" погнал по следу беглецов, а Юрий еще раза три отвел душу на ребрах пленника и поволок его в сторону центральной улицы города, носившей, естественно, гордое имя товарища Ленина. Долго ждать ему не пришлось, минут через пять подъехал "воронок" и "добычу" Астафьева погрузили в соответствующий его социальному положению автомобиль.

   Не успели они отъехать, как рядом притормозил знакомый "уазик" Колодникова.

   – Юрка, бросай все, иди сюда! – послышался из кабины голос Мазурова.

   Рассмотрев при свете состояние своего подопечного, он присвистнул. На лбу лейтенанта набухала кровавая ссадина, волосы выглядели растрепанной метлой, из которой торчал тополиный листочек. С кряхтеньем, корчась от боли, Юрий с трудом забрался в салон машины.

   – Это кто тебя так? – спросил Михалыч.

   – Да нарвался на троих этих козлов, еле успел пистолет достать. Одного взял.

   – А я уже двоих, – похвастался Мазуров.

   – Ну конечно, я в этом и не сомневался, – скривился Юрий. – Куда мне до вас!

   – Может, тебя в больницу отвезти?

   – Не надо, – отмахнулся лейтенант. – Все это мелочи.

   – Тогда поехали Свинореза искать. Остальных пусть другие ловят.

   – И где же его искать?

   – А подумай сам, – предложил Колодников. – Куда он мог податься после побега?

   Думать Юрию совсем не хотелось, до сих пор в голове его что-то шумело после контакта с тяжелыми ботинками беглецов. Но он все-таки постарался включить мыслительный процесс и вскоре высказал свою точку зрения.

   – Куда-куда, ширнуться ему надо.

   – Во-от! Сообразительный мальчик, а героин у нас пока не сильно распространен, слишком дорог.

   – Значит, надо проехаться по предполагаемым точкам, где могут торговать наркотой?

   – Вот именно – "предполагаемым". Но другого выхода я не вижу, – закончил рассуждения Колодников. – Фортуна одну точку знает. Сейчас поедем, заберем его.

   Метров через триста они увидели у дороги знакомую фигуру Фортуны. Машина притормозила, и грузный капитан забрался в "уазик", сразу же спрессовав оперативников своим объемным телом.

   – Я одну точку раскопал, сегодня только мне про него соседи рассказали. Наркотой там торгуют, точно, но ходят к ним не доходяги, народ почище. Живут русские, значит, наверняка героин.

   – Ну что, может, сначала туда и сгоняем? – спросил Колодников.

   Они мчались по ночному городу, но вскоре ожил динамик рации.

   – Всем патрульным машинам, выстрелы на улице Фрунзе, дом сорок.

   – Черт, это как раз тот дом! – стукнул кулаком по спинке сиденья Фортуна.

   – Значит, опоздали, – решил Колодников.

   Коттедж на две семьи сиял всеми окнами. Фортуна подошел к калитке, – она оказалась открытой – и милиционеры беспрепятственно прошли во двор. Первое, что они увидели на бетонированной дорожке, ведущей к дому, труп здоровущей овчарки, а чуть подальше, у крыльца, под фонарем завалился в неестественной позе седой человек в зеленой армейской рубахе. Мазуров приподнял голову старика – вместо лица было кровавое месиво. Колодников нагнулся к кусту с опадающими пионами и вытащил за ремень двустволку. Показав ее остальным, Андрей вернул свою находку на место. Фортуна сразу метнулся куда-то за дом и исчез в темноте. Дверь в дом оказалась заперта, и на стук никто не реагировал. Но открылось окно в соседней половине коттеджа, и высунувшийся лысоватый мужчина заявил:

   – Это я вас вызвал. Тут так сильно стреляли.

   – Давно стреляли? – спросил Колодников.

   – Минут десять назад.

   – Сколько раз?

   – Три. Сначала два раза во дворе, а потом в доме.

   Колодников обернулся к Мазурову. В это время их окликнул Астафьев:

   – Не надо ломать, идите сюда!

   Одно из окон оказалось приоткрытым. В дом первым пробрался лейтенант, вслед за ним оба майора. Держа пистолет наготове, Астафьев осторожно продвигался вперед. Миновал зал, заглянул в спальню, но лишь на кухне увидел то, что и предполагал. На полу лежало тело пожилой, грузной женщины. Свинорез и ей выстрелил в лицо, так что лишь мельком взглянув на хозяйку, Астафьев отвел в глаза в сторону. Осмотревшись, он поставил пистолет на предохранитель и сказал вошедшему вслед за ним Мазурову:

   – Он ушел. Вон, и здесь окно открыто.

   Сквозняк прощально трепал белую занавеску, выбрасывая ее в черноту ночи.

   – За что он их? – спросил Мазуров, разглядывая труп. Колодников в это время диктовал в микрофон рации адрес, и подробности происшествия.

   – По идее денег у него не было, так что геры они ему могли и не дать, – предположил Юрий.

   – Да, но кайфануть он не успел, – сказал Колодников, пряча рацию. – Спугнули мы его. Теперь Свинорезу надо будет искать нычку для укола.

   Оглядевшись по сторонам, Астафьев сказал:

   – Слушай, а неплохо жили пенсионеры.

   В самом деле, дом этот никак не походил ни на притон наркоманов, ни на жилище обыкновенных пенсионеров. Мебель хотя и не очень модная, но добротная, в доме было все для комфортной жизни: телевизор, огромный холодильник, швейная машинка, новенькая стиральная – все предметы в импортном исполнении. В полированной стенке блестел хрусталь, на стенах висели ковры.

   – А ты что, думаешь, наркоту они продавали из любви к искусству на общественных, так сказать, началах? На наркоте разбогатели, но из-за нее и погибли, – заключил Мазуров.

   В открытое окно кухни вломилось что-то огромное, и оперативники невольно вздрогнули. Но это был всего лишь капитан Фортуна.

   – Он ушел к железной дороге, его видели бегущим в ту сторону, – сообщил он.

   – Черт, похоже, он идет в Гусинку! – вырвалось у Колодникова.

   Оперативники толпой вывалились из дома.

   – Серега, аллюр три креста! – крикнул Колодников своему шоферу.

   "Уазик" надсадно взревел и на своей максимальной скорости – пятьдесят километров в час – рванулся вперед.

   – Он сдурел, что ли, идти домой? – прокричал Астафьев своим друзьям.

   – Ему сейчас не до этого, его ломка корежит, – отозвался Андрей, а Михалыч лишь согласно кивнул.

   – Сейчас бы сюда спецназ с брониками и сферами, – сказал он со вздохом.

   – Ага, сейчас ты у нас и будешь изображать спецназ, папку сунь под куртку, а нимб над головой будет вместо сферы, – хохотнул Колодников.

   Мазуров засмеялся, а Юрий улыбнулся через силу. Его начинала колотить нервическая лихорадка предстоящего задержания. С теми тремя беглецами было все неожиданно, а потому просто. Юрий даже не успел испугаться, но сейчас где-то впереди ждал Свинорез с пистолетом и полным отсутствием тормозов. Беспощадный убийца и наркоман.

   Метров за триста до дома Быковых они увидели щуплую фигурку, отчаянно размахивающую руками. Это оказался Андрей Мысин.

   – Слава богу, вы приехали, а я уж думал, мне одному Свинореза брать придется! – заглянув в кабину, сказал он возбужденно.

   – Он дома?

   – Да, сосед его сейчас ко мне прибегал, шепнул, что видел, как тот прошел огородами.

   "Вот она, деревня. Как там в песне? "От людей на деревне не спрятаться..." – мелькнуло в голове Астафьева. А Мысин продолжал:

   – Я за рацию, давай вызывать хоть кого-нибудь, и чувствую, что меня никто не слышит. Батареи опять сели. Когда мне новую рацию дадут?! Эта меня заколебала!

   – Как думаешь, он кольнуться успел? – спросил Мазуров участкового.

   – Да хрен его знает, а что? – спросил Мысин.

   – Лучше, если он ширнется, поспокойней будет.

   – Ну не скажи, брат, – возразил Колодников. – Под кайфом ему все будет по фигу, на автоматы с песней пойдет.

   Обсуждение этой проблемы быстро закончилось, предугадать действия наркомана все равно было невозможно. Срочно начали распределять роли. В лобовую атаку решили идти Мазуров, Колодников и Фортуна, молодым, как всегда, достался огород и постройки.

   – Извини, Юр, но я не думаю, что со своими избитыми ребрами ты захочешь прыгать через забор, – сказал Михалыч.

   Астафьев с Мысиным пробирались к задам усадьбы Быковых. Андрей, несмотря на темноту, вел своего напарника уверенно. Отворив небольшую калитку, он пошел по узким тропинкам большого, как футбольное поле, огорода, лавируя между грядок и парников. Юрий же ни черта не видел в этой темноте, пару раз наступил в мягкую почву грядок, поскользнулся в лужице, оставшейся после полива, и с невольно вырвавшимся матом запутался в остро пахнущей помидорной ботве.