Текст книги "Заказ на мента"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 32

Голова у Астафьева болела так, словно он неделю пил водку, пиво и шампанское без закуски, а сегодня это все взорвалось для него дичайшим похмельем. Еще его удивительно сильно бесил этот приторный запах собственных, паленых волос. Кроме его чуба сильно пострадали и брови. В который раз он подумал, что ему повезло. Тот, кто стрелял из реактивного огнемета «Шмель» по окнам обкомовской дачи, был редким снайпером. С такого расстояния попасть в нужное окно было делом сложным. И, тем более, после этого бесследно уйти. Как понял Астафьев, комитетчики нашли автомобиль, на котором приехал гранатометчик, но сам он словно растворился в лесном море. Не помогли ни собаки, ни рота спецназа, прочесавшая все окрестности в скоростном режиме. Дико жалко было Сашку Круглова. После того, как Юрий увидел, что от него осталось, его снова, как в молодости, еще лейтенантом, просто вырвало. Тогда, пятнадцать лет назад, он просто видел первый криминальный труп, молодого парня, забитого своими дружками. Сейчас же перед его глазами стояла крепкая фигура Сашки, его белозубая улыбка. А потом – нечто черное, обугленное, только сохраняющее форму тела, с белыми проплешинами обнажившихся костей. Астафьеву от таких воспоминаний снова стало тошно, но это не было пиком падения его настроения. Этот полковник! Какой у него противный голос.

– Так как вы объясните то, что именно с вашим визитом бандиты сумели раскрыть место, где мы укрывали от них Лопатина? – буквально проскрежетал сидевший за столом напротив Юрия человек. В ответ слов Астафьев не выбирал.

– Никак, на х… не могу объяснить. Это была ваша еб… дачка, и я там был впервые.

И полковник первый раз взорвался.

– Не надо пудрить нам мозги, Астафьев! Все же и так ясно! Сколько вам заплатили, чтобы вы вывели их киллера на Лопатина?!

Юрий сморщился. Он страшно не любил, когда на него кричали.

– Нисколько.

– Что, неужто работали бесплатно? За идею, что ли? Под каким предлогом вы окрутили этого бедолагу Круглова?

Теперь уже взорвался Астафьев.

– Сколько раз можно повторять, еб…!? Я расследую дело по убийству наших гаишников! У меня на руках была фиктивная справка об уничтожении автомата с подписью Лопатина.

– И где же она теперь?

– Там же где все остальное. Она была у Круглова.

Полковник иронично рассмеялся. Заряд «Шмеля», так назывался этот переносной огнемет, уничтожил в комнате все: и Лопатина, и новообретенного друга Астафьева Сашку Круглова. Тем более не уцелела и та справка про якобы уничтоженный Лопатиным автомат. Комната выгорела полностью, там сгорело все, что могло гореть и даже часть того, что гореть не должно было в принципе. Между тем полковник, а он оказался как раз тем самым начальником Сашки Круглова, Зубихиным, продолжал напирать.

– Смотрите, Астафьев, как все некрасиво у вас получается. Вы приехали из своего засраного Кривова чтобы встретиться с Лопатиным. Но, вы уже наверняка знали, что дело его ведет ваш школьный товарищ. Вы входите к нему в доверие, приезжаете в тщательно скрываемое нами место, потом, почему-то, выходите из комнаты, и тут же по комнате наносится удар из гранатомета. Некрасиво все получается, Астафьев.

Юрий снова попробовал взорваться. С его головной болью это получалось плохо.

– Некрасиво?! А то, что меня взрывной волной шваркнуло о стену – это ничего? Приди я на минуту раньше, и вы долго бы гадали, чей это еще один обгорелый труп.

Полковник вскочил на ноги, лицо его побагровело.

– Да лучше бы вы погибли, Астафьев, по крайней мере, вас похоронили бы, как заслуженного человека, а не как предателя! Подполковник, у вас последний шанс искупить свою вину, и признаться в предательстве. Через пятнадцать минут мне принесут распечатку ваших телефонных переговоров. Если там будет разговор по времени совпадающий с временем взрыва, то можете считать, что на вас уже одели клифт полосатый.

Разговор проходил в кабинете начальника следственного отдела, но Юрию невольно пришло в голову, что весь этот диалог логичней бы смотрелся в каком-нибудь подвале НКВД в тридцать седьмом году.

"Ему бы еще лампу мне в лицо направить, да малиновые петлицы на пиджак нашить", – невесело подумал он. Его напор иссяк вместе с приливом головной боли.

– Так кто вас послал к нам искать подходы к Лопатину? – настаивал полковник.

– Вам чин и звание?

– Да!

– Полковник Мишин, начальник криминальной милиции ОВД. И он сделал это в присутствии еще двух десятков офицеров следственной группы.

Зубихин поморщился.

– Не надо нам эту дуру гнать, Астафьев. Это ведь все был только повод!…

Докончить свою речь Зубихин не успел. Открылась дверь, и в кабинет вошел сам генерал-майор Егор Михайлович Рождественский, его непосредственный начальник. Зубихин вскочил на ноги, Астафьев же даже не изобразил подобной попытки.

– Товарищ генерал… – Зубихин попробовал доложить, но Рождественский его остановил.

– Не надо, полковник.

Он сел на стул напротив Астафьева уставился на его лицо.

– Что с вами, подполковник? – спросил он. – У вас лицо, как будто, вампиры всю кровь выпили?

– Да, и я даже знаю кто этот вампир, – Астафьев слабым жестом указал на Зубихина, а потом признался: – Голова зверски болит.

"Неужели и этот сейчас будет меня дожимать?" – подумал он.

– Это понятно, – согласился Рождественский. – Вас, говорят, контузило?

– Не только это. Там было жутко.

Генерал его понял.

– Да, это тяжело, видеть все, что там осталось…

Генерал не докончил предложение, а обратился к Зубихину.

– Распечатка звонков ничего не дала. Ни с одного телефона после приезда Круглого никто с дачи не звонил. Зато на машине этого вашего капитана нашли жучок…

Зубихин издал какой-то нечленораздельный возглас. А генерал продолжал.

– Жучок внешний, под бензобаком. Мы просмотрели пленку последнего приезда Круглова в управление и нашли момент, когда его прилепили к машине. Эта гадина сделала все очень хитро, вроде уронил пачку сигарет. Но мы смогли расшифровать его действия.

– И кто это сделал? – спросил Зубихин.

– Семеницкий.

Полковник явно был потрясен.

– Но он…

– Да, он не имел подхода к делу, но знал, что его ведет Круглов. Мы проверили все его переговоры, последние двое суток он имел интенсивные разговоры с начальником охраны концерна «Сокол» Хомутовским. Вот такие дела. Так что, подполковник, – Рождественский повернулся к Юрию, – с вас сняты все обвинения и вы свободны.

Юрий медленно, быстро не позволяла боль, кивнул головой.

– Кстати, чем это тут у вас воняет, не могу понять? – спросил генерал.

– Это моими палеными волосами, – признался Юрий.

– А, а я то думаю, что это запах, как будто кто свинью палил.

Зубихин хихикнул, хотел это сделать и Юрий, но тут почувствовал, словно куда соскальзывает. И словно сквозь вату – голос генерала: – Астафьев, что с вами!? Зубихин, быстро «скорую»! Довел человека, мать твою!…

Когда Астафьев пришел в себя, обстановка изменилась кардинально. Это была явная больничная палата, он лежал, раздетый, на кровати, почему-то немного болела рука, но не это было главным. Он слышал знакомый голос, и принадлежать он мог только Ольге Малиновской.

– Сколько он может быть без сознания?! – своим обычным, резким тоном спросила она.

– Это мы сказать не можем, – ответил спокойный мужской голос. – Этот препарат сейчас промоет его мозги, и ему станет легше. Хорошо, его привезли вовремя, еще немного и был бы инсульт. Давление было под двести. О, а вот ваш муж и открыл глаза!

В поле зрения Астафьева появилось встревоженное лицо Ольги.

– Юра, как ты себя чувствуешь?

– Ничего, лучше, – очень тихо ответил он. Астафьев и в самом деле чувствовал себя гораздо лучше. Голова болела, но как-то остаточно.

Ольга же была вне себя.

– Нет, они что там, в конторе, совсем охренели! У человека жесточайшая контузия, а они его допрашивали три часа!

Юрий был настроен философски.

– А что ты хотела? Я один там остался жив, на втором этаже. Кроме меня никто ничего не знал, что там было.

– Ага, а если бы тебя хватил инсульт, то мне что потом делать? Бросать работу и ухаживать за инвалидом?

– Ну, не переживай так. Все же обошлось.

– Не совсем. Ты знаешь, что сделали эти наследники Берии?

– Что?

– Они дали интервью нашим телевизионщикам, и Рождественский сказал, что главный свидетель остался жив, и они надеются, что он даст исчерпывающие показания.

Юрий, невольно присвистнул.

– Это что, они теперь могут пальнуть из «Буратино» по окнам этой больницы?

– Вполне.

– Радостно. Хотя, у меня по жизни роль наживки, ты, разве, забыла? И у меня это хорошо получается. Ловится только крупная криминальная рыба.

– Да, пошел ты на фиг! Мне от этого что, легче?

– Да нет, просто я даже благодарен этим козлам. Ты, кажется, уже не сердишься на меня за тот дурацкий разговор.

Ольга иронично хмыкнула.

– Как это не сержусь? Еще как сержусь. Просто ты каждый раз находишь оригинальный метод мириться – попадаешь в засады, в больницы, всегда чуть живой. Я ведь тебя уже не люблю, Астафьев! Ты своими изменами всю любовь мою выжег. Мне тебя просто жаль, как приблудного пса. И надоел, и выгнать жалко – погибнет ведь на морозе, без пищи и ласки, гаденыш.

Ольга побыла рядом с ним еще полчаса, рассказала все кривовские новости, чмокнула в щечку, и ушла абсолютно уверенная в том, что до ее мужа теперь никто не доберется. Ведомственный госпиталь был нашпигован охраной, как французская булка, испеченная в таджикской пекарне тараканами.

ГЛАВА 33

Пока Астафьев отлеживался в госпитале МВД, для него начались новые неприятности. Их принес в отделение Олег Гусев.

– Мужики, приколитесь! Тут нашего Астафьева полощут как тряпку в проруби, – заявил он, бросая на стол толстую газету.

Это была самая крупная в губернии газета под еще советским названием "Железногорская правда". Сначала оперов порадовал заголовок: "Убийца детей". Чтобы читатели представляли, как выглядит этот самый убийца, рядом была напечатана фотография Астафьева, явно сделанная во время суда. Но, самым убойным был текст.

– И тогда этот холодный убийца не колеблясь нажал на курок…

– Какой курок? Что они привязались к этому курку? – не выдержал, и прервал громкую читку Колодников. – Нажимают не на курок, а на спуск, или на спусковую скобу.

– Да не мешай ты! – Прервал его Демин. – Такие статьи и половину детективов пишут те, кто оружие в руках не держали. Что там дальше?

Олег начал искать место, на котором его тормознули.

– Так, где это? А, вот!"…нажал на курок. Мальчик чудом остался жить, пуля пробила все жизненно важные органы, и только мастерство хирурга спасло его жизнь. При этом в личном разговоре этот псевдогерой признался, что хотел стрелять в голову подростку, и только потом решил выстрелить ниже. Ну а беспрецедентный нажим, который опера во главе с неким майором Колодниковым устроили подросткам, привел к тому, что они признались в совершении более десятка преступлений. Совершенно понятно, что те дела, которые эти менты не сумели раскрыть в последнее время, они просто повесили на несчастных детей…"

– Ни х… себе! Вот это дети! – взорвался Демин.

– И это мы им повесили!

– Нормально!

– Убивать надо таких журналюг!

Матершиные комментарии неслись со всех сторон.

– Тихо-тихо-тихо! – прервал их Колодников. – Давайте дочитаем, что они там в конце предлагают.

Концовка статьи сводилась к тому, что прокуратуре надо пристальней присмотреться к этому делу. По мнению автора должны были сесть не «дети», а именно опера. Они еще обсуждали статью, когда открылась дверь, и в кабинет протиснулась худосочная фигура старшего Колокольникова.

– Можно? – спросил он.

– Что тебе, Виталий? – спросил Демин.

– Мне бы того, сына моего выпустить. А то он, говорят, совсем и не виноват.

Милиционеры переглянулись.

– Кто тебе это говорит? – спросил Зудов.

– Ну, эта, худая такая.

– Кашина?

– Ну да.

– Начинается, – пробормотал себе под нос Колодников.

Паша Зудов думал о другом.

– Да, хорошо, что Юрке сейчас не до этого. А то бы расстроился, наш красавчик.

В это самое время в прокуратуре должна была состояться важная встреча. Бабушка Жени Хало, Анна Самохина – та самая правозащитница в круглых очках, и адвокат Антонина Кашина ждали в кабинете Марата Касимова свидания со своим подзащитным.

– Еще пару недель, и я развалю это дело до конца, – тихо говорила Кашина на ухо Нине Андреевне. – Я уже нашла там пару зацепок, по которым можно освободить всех.

– Это хорошо бы было, – вздохнула Нина Андреевна. – Спасибо тебе, Тонечка, за то, что ты делаешь для Женечки.

– Да что вы, тетя Нина. Единственного племянника и не отмазать от тюрьмы? Да не я это буду.

Тут завели Жука. Пока милиционер отцеплял наручники с рук малолетки, бабушка сквозь слезы рассматривала любимого внука. Тот и прежде не отличался полнотой, а сейчас кожа лица словно обтягивала кости черепа, нос заострился, и редкие веснушки как бы поблекли. Еле дождавшись, пока внука освободят от наручников, она обняла его.

– Женечка! Милый, как ты похудел!

– А что вы хотите? На тюремной баланде еще никто не поправлялся, – съехидничала Кашина.

– Нет, они по полной программе ответят за все это! – взорвалась Самохина. Она поправила очки и торжественно заявила: – Об этом безобразии мы уже заявили на своем сайте, и мне уже звонили из "Геральд трибун". Скандал будет международным.

Между тем сам Женечка вяло реагировал на все происходящее. Он был в каком-то заторможенном состоянии. Никто из присутствующих не знал, что за эти дни в заключение у Жени Хало сильно поехала крыша. Причиной этого была стремительно развившаяся в заключении клаустрофобия. Началось все с малого: его раздражал железное лязганье «кормушки», потом начало казаться, что потолок, тот словно начал опускаться вниз. Камера как будто становилась все меньше и меньше. Потом его начали раздражать соседи по камере, трое таких же как он малолеток. Он уже не играл с ними, как в начале, в «очко» самодельными картами, а последние сутки не обмолвился с сокамерниками ни словом. Его мозг словно плавал в каком-то аквариуме, и все находящиеся рядом люди казались нереальными.

Между тем в разговор ступил Касимов.

– Скажите, Хало, на вас оказывался нажим со стороны оперативников во время задержания и первичных допросов?

– Конечно оказывался, – тихо ответил Жук. Все эти ответы были обговорены еще в предыдущей встрече с Кашиной, и сейчас он отвечал как автоответчик.

– В чем это выражалось?

– Когда бабушка выходила, мне наступали ногой на вывихнутую ступню и требовали, чтобы я во всем признался.

– Фашисты! – воскликнула правозащитница. Анна Андреевна только смахнула с глаз слезинку. Кашина только улыбалась своими тонкими губами. Это все придумала она, и донесла до племянника на прошлом свидании. Допрос шел как по нотам, и вскоре Марат удовлетворенно кивнул головой, и, взяв в руки готовую бумагу, сообщил присутствующим: – Ну что ж, теперь нужно идти к зампрокурору.

Касимов упорно называл Малиновскую зам прокурора, а не и.о. Буквально через три минуты он вернулся со все той же бумагой в руках, но с явно расстроенным лицом.

– Черт! Малиновская уехала в Железногорск и сегодня ее не будет.

– Но она обещала быть на месте!? – возмутилась Кашина.

– Говорят, что вызвал областной. Хотя, наверняка помчалась в больницу к своему этому хахалю.

– Ну, скоро она будет ездить к нему на свиданку в тюрьму – радостно заявила Самохина.

– Так что же с Женечкой? – спросила Анна Андреевна. – Его же хотели отпустить сегодня.

– Не беспокойтесь, мы его отпустим завтра. Тут нужна только одна подпись и печать, – успокоил Касимов. – Переночует еще один раз в этом неприятном месте, а потом выйдет на свободу.

Пока шли все эти разговоры, сам подследственный сидел с отрешенным лицом. Правда, теперь лицо его порозовело. Он почти не понимал, про что говорят все эти взрослые, зато понял, что его привели сюда, чтобы освободить. И когда ему велели подняться, а бабушка вдруг начала его целовать, до Жени дошло, что его сейчас повезут обратно в изолятор. Милиционер уже протянул руку, чтобы приковать его наручниками к своей руке, но Жук отпрыгнул в сторону, выхватил из органайзера ножницы. Затем он сделал шаг в сторону, и с неожиданной силой обхватил левой рукой горло Самохиной, а правой рукой приставил к нему ножницы.

– Отпустите меня! – резко, своим невероятно высоким, звенящим голосом крикнул он. – Я не пойду в тюрьму!

– Женя, ты что… – начала Кашина.

– Я не пойду в тюрьму! – не дал ей закончить Жук. – Выпустите меня отсюда, или я ее зарежу! Ну!

– Женечка, ты чего? – удивленно спросила бабушка. Она не верила своим глазам, как до этого не верила в виновность своего внука.

– Евгений, не дури! Отпусти ее, и мы забудем все это! – строго крикнул Касимов, вскакивая на ноги. Но Жук не собирался отпускать свою жертву. Он, не замечая этого, с такой силой давил тупыми концами ножниц на горло своей заложницы, что та захрипела от боли. Глаза ее начали вылазить из орбит.

– Хало, ты что делаешь! Опусти ее, ты же так ее зарежешь! – снова попробовал применить власть следователь.

– Отпустите меня! – продолжал кричать Жук. Его лицо стало пунцового цвета. Его бесило то, что между ним и дверью толпились все эти люди. Между тем до Касимова начало доходить истинное положение вещей.

– Пропустите его! Освободите выход! – закричал он. Все торопливо задвигались в разные стороны, и Жук начал двигаться к выходу из кабинета. Жертва в его руках была в полуобморочном состоянии. Ножницы все же проткнули кожу правозащитницы, и по горлу текла тонкая полоска крови. Уже на пороге Самохину окончательно оставило сознание, и она начала валиться на пол. Жук сначала пробовал ее удержать, а потом разжал руки, и бросился бежать вон из кабинета. За ним рванул конвоир, но на пороге он споткнулся о тело Самохиной и с грохотом завалился в коридор. Вернулся он в кабинет минут через пять.

– Нет его нигде, ушел, гаденыш! – сказал он.

– Выбирай слова, – буркнул ему Касимов. Но в этот раз с ним была не согласна Самохина.

– Зверь, настоящий зверь, – прохрипела она, пока горло ее обматывала бинтами Кашина.

– Что же, Женечка, зачем это он так? – растеряно спросила Анна Андреевна.

– Крыша поехала у этого вашего Женечки, – зло отрезала Кашина. – Вот придурок! Весь в вашу родню, в Хало! Среди Кашиных таких никогда не было. Связались мы с вами на нашу голову!

Через пятнадцать минут все оперативные силы города знали о побеге из прокуратуры подозреваемого в убийстве. На прочесывание города бросили все, что могли – все что могло двигаться на четырех колесах, и ходить пешим порядком. Перекрыли, как водиться, вокзалы и выезды из города. Но Женя Хало, по кличке Жук, словно под землю провалился.

ГЛАВА 34

Он вышел из леса только этим утром. Двое суток Сапсан пережидал, законно предполагая, что все дороги из заповедника перекрыты. Ночью он переплыл Волгу, на рассвете по-альпийски форсировал отвесные скалы Заволжского хребта, и вышел к небольшому, заброшенному хутору. Некоторое время человек в камуфляже наблюдал за деревянными постройками, потом осторожно двинулся вперед. Но сам дом его не заинтересовал, а вот обширный сеновал Сапсану был явно известен. Он начал отшвыривать назад потемневшее от времени сено, и вскоре стал виден капот красной «шестерки». Тщательно осмотрев машину, Сапсан остался доволен. Двигатель завелся с полуоборота, и уже через два часа эта неприметная машина въехала в Железногорск. Поднявшись на свой пятый этаж Сапсан прежде всего осмотрел дверь собственной квартиры. Еле приметная ниточка – маячок подсказала ему, что в квартире за это время никого не было. После получасовой дремы в ванной Сапсан одел любимый байковый халат, выбрался на кухню, выпил рюмку водки, закусил любимыми рыжиками, и, по холостяцки соорудив многоэтажный бутерброд, двинулся в соседнюю комнату.

– Ну, что, соскучился? – пробормотал он, одевая специальные очки для работы на компьютере, и включил ноутбук. – Покажи-ка мне, что там творится на Форест. Как поработал эти дни мой трейдер?

Сейчас бы никто не узнал в этом лощеном интеллигенте самого высокооплачиваемого киллера Железногорска. Да, последние три года он занимался только операциями с ценными бумагами, но до этого старший лейтенант ВДВ Валерий Сухорученко прошел все горячие точки Кавказа. Он был хорошим воином, хладнокровным и расчетливым. Что не устраивало его в армии, это дисциплина, основанная на полном дубизме. Он уволился, очень быстро нашел себя в биржевом бизнесе. Но, прожив на гражданке полтора года, Валерий понял, что ему не хватает адреналина. Еженедельные посещения пейнт-клуба спасали его от скуки только до времени. Все изменилось, когда он познакомился с Семеном Айзенштейном. Семен был его наставником в биржевых делах, и сначала Валерий считал его настоящим богом в коммерции. Беда Семена была в том, что он всегда хотел получать больший процент, чем могли дать самые выгодные сделки. Кроме финансовых операций он пытался работать на риэлтерской стезе, скупал и продавал недвижимость. Полтора года назад этот пронырливый еврейчик окончательно запутался в своих финансовых делах. Как-то они встретились в ресторане «Манхеттен», и за стаканом виски Семен пустил слезу, а потом неожиданно попросил Валерия, как обычно присваивая ему одну звездочку: – Слушай, капитан, найди мне киллера. Мне только одного человечка надо убрать, и все. Банкирчика одного подпольного, процентщика. И все будет! Только пока я могу дать задаток. Месяц – и я отблагодарю его по полной программе.

Валерий неожиданно даже для себя, согласился.

– Хорошо я найду тебе кого-нибудь. Поспрашиваю бывших сослуживцев. Сейчас многие на мели. Говори – сколько заплатишь, и кого надо убрать.

Спрашивать он никого не стал, ему самому понравилась идея убить тщательно охраняемого человека. Это так походило на ту работу, что он делал в той же Чечне. К тому, первому делу, он готовился долго и тщательно. Охраняли подпольного ростовщика достаточно хорошо, и ему пришлось напрячь мозги, чтобы найти слабое звено в этой цепочке. Выстрел с трехсот метров в единственную открытую форточку был хорош, но банкир умер не сразу, а промучился в реанимации три дня. После этого Валерий понял, что любые навыки со временем теряются. Тогда он стал завсегдатаем всевозможных тиров, а Айзенштейн начал поставлять ему клиентов. Сначала хитрый еврей делал попытки самому выйти на загадочного «Сапсана», но потом то ли все понял, то ли потерял терпение, но вопросы задавать перестал, зато задания для Сапсана передавал методично и без лишних вопросов.

Курс фунта по сравнению с курсом доллара стабильно рос и за время трехдневного отсутствия принес Валерию десять тысяч долларов. Один выстрел из гранатомета принес ему в три раза больше. Это окончательно привело его в хорошее состояние. Ему бы после этого пойти спать, но в Викторе проснулся Сапсан, и он заглянул на свой электронный почтовый ящик. Среди разной кучи спама было одно письмо, привлекшее внимание характерным началом: Арик. Это был знак от Айзенштайна. Виктор стукнул пальцем по клавише. На экране высветилось только одно – сто тысяч. Сухорученко присвистнул. Эта сумма была самой большой в его киллерской карьере. По сравнению с его личным состоянием это было не так уж и много. Но Сапсан знал, что за большой суммой стоит и более сложное задание. Он торопливо простучал по клавишам, и вышел уже на другой почтовый адрес, так же принадлежащий ему. Здесь были чертежи какого-то сложного, многоэтажного дома, явно не жилого. Скачав все это, Сапсан нашел еще один почтовый ящик. Эту систему придумал он сам. По отдельности никто ничего бы не понял. А, соединив все три послания, он получал полное задание и сумму гонорара. На третьем почтовом ящике было основное. Здесь был адрес объекта, и данные на саму «мишень». Прочитав все, Валерий удивленно хмыкнул. Он долго рассматривал фотографию молодого мужчины с фотогеничной внешностью и погонами подполковника.

– Астафьев Юрий Андреевич, подполковник милиции, срочно, – пробормотал себе под нос киллер. – Ну, что ж, это даже интересно.