Текст книги "Первая научная история войны 1812 года"

Автор книги: Евгений Понасенков

Словарь иностранных слов в русском языке (1865 г.). Из личной коллекции Е. Понасенкова, публикуется впервые.

– Появилась первая (!) русская газета.

– Проведена реформа церковного управления (средневековые порядки постепенно отходили в прошлое).

– Учреждена Академия наук.

– Строительство современного и, что концептуально важно, каменного города по европейскому образцу (Санкт-Петербург).

– Создание принципиально новой общественной среды: появились театры и ассамблеи (где танцевали и светски общались, а не просто напивались, как это происходило долгие века «исконности»).

– Петр I учил население России уважать самих себя. 10 января 1702 года царь приказал подписывать челобитные полными именами, а не уничижительными полуименами или прозвищами. Специальными указами он запретил насильственную выдачу замуж: Петр пытался бороться с положением, при котором к женщине относились как к вещи.²⁰

Все перечисленное было создано знаниями, талантом, энергией и трудом европейских архитекторов, художников, военных, ученых, инженеров, врачей и учителей. Психически адекватно ли и достойно ли после подобного вклада главного в историю страны – цивилизацию – называть Запад «враждебным»?! Можно много раз повторять один и тот же вопрос: а где же «исконные» русские? Где их изначальные изобретения, придание в данном случае военным явлениям конкурентоспособной формы? Теперь, зная вышеизложенные факты, непросто найти основания для черносотенства и пропаганды «величия» на сермяжной националистической почве.

В связи с этим можно вспомнить слова современника событий войны 1812 года – П.Я. Чаадаева: «Есть разные способы любить свое отечество; например, самоед, любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну конечно иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения…».²¹

И еще одно мнение того же П.Я. Чаадаева (1837 г.): «Мы еще очень далеки от сознательного патриотизма старых наций, созревших в умственном труде, просвещенных научным знанием и мышлением; мы любим наше отечество еще на манер тех юных народов, которых еще не тревожила мысль, которые еще отыскивают принадлежащую им идею, еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене; наши умственные силы еще не упражнялись на серьезных вещах; одним словом, до сего дня у нас почти не существовало умственной работы».²²

Показательно, что позорная буффонада борьбы с «западным влиянием», дурно влияющим на благостную «исконность», уже случалась в российской истории: отчасти она была следствием политики самодержавия, попавшего в кризис и пытавшегося вместо реформ проводить репрессивные действия – отчасти просто по глупости и невежеству отдельных лиц. Для примера процитирую запись из дневника Александра Васильевича Никитенко (1804–1877) – историка литературы и цензора (!) при Николае I (20 декабря 1848 года): «Теперь в моде патриотизм, отвергающий все европейское, не исключая науки и искусства, и уверяющий, что Россия столь благословенна Богом, что проживет одним православием, без науки и искусства. Патриоты этого рода не имеют понятия об истории и полагают, что Франция объявила себя республикой, а Германия бунтует оттого, что есть на свете физика, химия, астрономия, поэзия, живопись и т. д. Они точно не знают, какою вонью пропахла православная Византия, хотя в ней наука и искусства были в страшном упадке.

Видно по всему, что дело Петра Великого имеет и теперь врагов не менее, чем во времена раскольничьих и стрелецких бунтов. Только прежде они не смели выползать из своих темных нор, куда загнало их правительство, поощрявшее просвещение. Теперь же все подпольные, подземные, болотные гады выползли, услышав, что просвещение застывает, цепенеет, разлагается».²³

Несколько лет назад отечественные пропагандисты узнали из западных книжек и СМИ модное слово «геополитика»: и ныне эта коллективная «Эллочка Щукина» (персонаж бессмертного произведения И.А. Ильфа и Е.П. Петрова «Двенадцать стульев») прилаживает его безо всякого смысла ко всему подряд – лишь бы обелить захватнические войны ряда русских царей и советских нерусских вождей. Что же: да, если вы начинаете захватывать все подряд – и вырастаете из небольшого по размерам княжества в «одну шестую часть суши», то у вас совершенно точно появятся «геополитические проблемы и вызовы»! Но кто в этом виноват? Кто это постоянно усугублял? А применительно к теме нашего исследования я должен сразу расставить все точки над «i»: в эпоху Наполеона у России и Франции физически не могло быть геополитических противоречий – ибо они располагались на разных краях континента! Однако невежественные писаки, как я уже говорил, умудряются этим броским иноземным словом оправдать любые маразматические и хищнические действия сменяющих один другой режимов. Если оккупировать половину Польши, то автоматически рождается «геополитика» с Германией, если выдумать монструозную идею «братства славянских народов» – то вскоре вы вполне можете развязать Первую мировую войну (как это сделал фактически поддержавший сторону цареубийцы Николай II: я напомню, что застреленный сербским националистом Гаврилой Франц Фердинанд Карл Людвиг Йозеф фон Габсбург (1863–1914) был наследником престола Австро-Венгрии). Преступная вероломная война и оккупация части Финляндии, которую произвел И. Сталин, вскоре сыграет трагическую роль в период блокады Ленинграда.

Кстати, о Ленинграде – а вернее, о Петербурге: о городе, который мне очень и очень эстетически дорог. Сегодня только историки-специалисты по конкретному месту и времени помнят, что на его месте было не только болото, но еще и шведский город! Город Ниен (швед. Nyen) имел свою крепость – Нюенсканс (швед. Nyenskans – «Невское укрепление»), которую в России называли «Ниеншанц». Сегодня на том месте располагается Красногвардейская площадь. Подчеркну: центральное укрепление крепости в 1812 году еще существовало – и было срыто только во второй половине девятнадцатого века!²⁴ Все сие – к давнему вопросу об «исконности».

Историк – не должен быть ни государственно ангажированным пропагандистом, ни шибко впечатлительным новеллистом, он, скорее, патологоанатом от Прошлого: нам важно узнать факты и оценить причины жизни и смерти явлений. Поэтому у меня нет задачи, так сказать, «заламывать руки» от негодования в смысле войн и завоеваний. Но именно поэтому я должен охладить и психически неадекватные истерики тех, кто громко удивляется: почему же страну, которая так много чего оккупировала, не все те, от кого отторгли территории и кто был поглощен, готовы пламенно любить?! Надо просто уметь хладнокровно-научно констатировать: да, исторически государство прошло именно такой путь (т. к. была выбрана экстенсивная модель развития). Для одних регионов приход Российской империи был явлением положительным, прогрессивным: именно через нее, к примеру, многие среднеазиатские этносы (а также кавказские горцы) получили азы европейской цивилизации и перешли к оседлому образу жизни, появились города, письменность, медицина, наука. В других областях (западных) – подобные присоединения и аннексии часто были несчастьем, потому что они подпали под управление менее культурно развитой системы (именно из-за этого одним из самых преданных Наполеону контингентов Великой армии был польский корпус!). Но в обоих случаях главный груз потерь убитыми в войнах и главные траты на развитие или подавление восстаний лег именно на русский народ – именно от него собственные правители (часто немцы по происхождению) потребовали наибольших жертв и энергии.

Как же оценивали происходившее в ту эпоху современники утверждения имперской идеологии? Если речь не идет об официальных деятелях, то мы находим весьма неожиданные мысли. К примеру, вспоминается сентенция известного русского предпринимателя и мецената, почетного члена Академии художеств Василия Александровича Кокорева (1817–1880): «Умножать войска, усиливать доходы, устрашать другие народы, распространять свои области, иногда не без неправды – таково было наше стремление… О духовном усовершенствовании мы не думали; нравственность народную развращали; на самые науки смотрели мы не как на развитие Богом данного разума, но единственно как на средство к увеличению внешней силы государственной».²⁵

Другой интересный и столь же неожиданный (просто возмутительный!) факт. Еще в конце 1780-х годов русский исследователь истории и философии, публицист, член Российской академии наук Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790) написал сочинение «О повреждении нравов в России», где резко критиковал политику правительства Екатерины II и нравы придворной среды. В числе прочего он коснулся и вопроса «похищения» (?!) Россией Крыма: «Приобрели или, лучше сказать, похитили Крым, страну, по разности своего климата служащую гробницею россиянам. Составили учреждении, которые не стыдятся законами называть, и соделанные наместничествы наполня без разбору людьми, с разрушением всего первого ко вреду общества, ко умножению ябеды и разоренья народного, да и за теми надзирания не имеют, исправляют ли точно по данным наставлениям. Испекли законы, правами дворянскими и городовыми названные, которые более лишение, нежели дание прав в себе вмещают и всеобщее делают отягощение народу».²⁶

И далее – он же о российских судьях: «Гражданские узаконении презираемы стали. Судии во всяких делах нетоль стали стараться объясняя дело, учинить свои заключении на основании узаконеней, как о том, чтобы, лихоимственно продавая правосудие, получить себе прибыток или, угождая какому вельможе, стараются проникать, какое есть его хотение; другие же, не зная и не стараяся познавать узаконении, в суждениях своих, как безумные бредят, и ни жизнь, ни честь, ни имения гражданския не суть безопасны от таковых неправосудей».²⁷

В связи с этим о финале Российской империи мне кажется, по крайней мере, примечательной дневниковая запись знаменитого русского историка, археографа, академика АН СССР Степана Борисовича Веселовского (1876–1952). Оговорюсь, что мое мнение может не совпадать с мнением давно ушедших из жизни исторических персонажей – и процитирую (по фрагментарной публикации, осуществленной Российской академией наук в 2000 году): «28.03.1918. Еще в 1904–1906 гг. я удивлялся, как и на чем держится такое историческое недоразумение, как Российская империя. Теперь мои предсказания более, чем оправдались, но мнение о народе не изменилось, т. е. не ухудшилось. Быдло осталось быдлом. Если бы не мировая война, то м(ожет) б(ыть) еще десяток-другой лет недоразумение осталось бы невыясненным, но конец в общем можно было предвидеть. Последние ветви славянской расы оказались столь же неспособными усвоить и развивать дальше европейскую культуру и выработать прочное государство, как и другие ветви, раньше впавшие в рабство. Великоросс построил Российскую империю под командой главн(ым) образом иностранных, особенно немецких, инструкторов и поддерживал ее выносливостью, плодливостью и покорностью, а не способностью прочно усваивать культурные навыки, вырабатывать свое право и строить прочные ячейки государства. Выносливость и покорность ему пригодятся и впредь, а чтобы плодиться, придется, пожалуй, отправляться в Сибирь».²⁸

Также интереснейшим образом звучит и последняя запись, сделанная академиком С.Б. Веселовским 20 января 1944 года: «К чему мы пришли после сумасшествия и мерзостей семнадцатого года? Немецкий коричневый фашизм – против красного».²⁹

Однако вернемся немного назад и поговорим об аналогиях. Важная тема: как мы увидим в основных главах, посвященных событиям 1812 года, тогда параллельно с военными действиями против армии Наполеона в России происходила настоящая гражданская (крестьянская, но не только) война. Симптоматично, что уже не первую масштабную гражданскую войну официальная пропаганда выдает за «отечественную». Так было и с 1612 годом.

Я напомню, что полный разлад и беспорядок в России конца шестнадцатого – начала семнадцатого века подготовили и спровоцировали сумасбродные репрессии Ивана Грозного и проигранные им же экспансионистские войны. Отмена Юрьева дня и почти окончательное закрепление крестьян в крепостном рабстве еще более усилило недовольство основной части населения. Экономические, политические и национальные противоречия обострились. Именно в этой обстановке начался процесс, получивший название «смута». При этом оба «Лжедмитрия» имели большую поддержку среди народных низов, а правительство Семибоярщины отражало надежды значительной части правящего сословия. Именно Семибоярщина считалась легитимным органом управления (если в то время о подобном вообще можно было говорить), причем в него входил и дядя будущего царя Иван Никитич Романов, по прозванию Каша (1560-е – 1640). Это правительство призвало польского королевича Владислава (будущий Владислав IV /Władysław IV Waza/: 1595–1648) и войсковой контингент для защиты (под которой находился и будущий царь Михаил Романов!).

А что мы знаем про этнический состав отряда, предположим, Лжедмитрия II? Обращаемся к «Регистру войска польского, которое есть под Москвой» (находится в библиотеке Ягеллонов /Biblioteka Jagiellońska/ в Кракове: рукопись 102, стр. 316–317). В отряде состояло 10 полков общей численностью 10 500 воинов, но они лишь номинально назывались «поляками»: ведь войско включало 5 000 казаков под командованием Александра Юзефа Лисовского (1580–1616) и 4 000 – казаков под начальством главы Казачьего приказа Ивана Мартыновича Заруцкого (? – 1614).³⁰ Таким образом, поляков могло быть не более 1 500 человек: и то в Речи Посполитой (в Польше) тогда обитали предки современных белорусов, литовцев и украинцев. Причем в подчинении Лисовского было очень много и русских крестьян, участвовавших в восстании И.И. Болотникова (1565–1608)!

В итоге о каком «иноземном нашествии» может идти речь? Это всего лишь бардак и война всех против всех в провинциальной не оформившейся цивилизационно стране (или даже стороне).

Памятуя о деятельности на стороне Лжедмитрия II атамана донских казаков (и одновременно фаворита Марины Мнишек) И.М. Заруцкого, мне невольно вспоминается почти полностью забытое историками, но показательное донесение генерал-губернатора Москвы Ф.В. Ростопчина (1763–1826) императору Александру I уже в 1812 году: «Я старался узнать образ мыслей Платова. Я жил рядом с ним. Он суетен, болтлив и отчасти пьяница. Я заключил, что теперь не следует раздражать этого человека. По неудовольствию Кутузов преследует его, а тот носится с вредными замыслами, говорит, что Бонапарт делал ему и казакам предложения, что при дурном обороте дел он знает, как ему поступить, что казаки за ним пойдут и пр.»³¹ Этот документ почему-то не любят использовать мои коллеги (или не знают о нем —?), но из него явственно следует, что знаменитый атаман донских казаков М.И. Платов (1753–1818) готов был перейти в стан нового «Лжедмитрия», но уже в 1812 году. В следующих главах мы достоверно и документально узнаем, что казаки не столько участвовали в серьезных скоординированных боевых операциях, сколько вполне самостоятельно налетали на транспорты противника, однако грабили не только их, но и русские населенные пункты – и даже монастыри!

Вообще же с национальными окраинами возникала масса проблем. Показательно, что газета «Литовский курьер» (№ 74) 29 августа 1812 так расценила взятие (с точки зрения редакции, освобождение) Смоленска Наполеоном: «Итак, Смоленск – эта знаменитая вотчина наших предков, снова увидел своих прежних соплеменников, вступающих в его стены бок о бок с непобедимыми французскими войсками: тех, кто заслужил на славном поле брани похвалу и внимание величайшего Мирового Героя, сумели привлечь его милостивые взоры на нашу Родину, растерзанную неслыханными в истории злодеяниями (имеются в виду разделы Польши, в которых самым агрессивным образом участвовала Россия – прим. мое, Е.П.)».³²

Продолжая тему «смуты»: всегда комично наблюдать за виражами государственной пропаганды. Например, в период первых двадцати лет после Октябрьского переворота она разворачивалась «на 180 градусов»: в итоге сегодня многие психические жертвы этой пропаганды, приматы с паспортом и когнитивным диссонансом, умудряются восхвалять православного царя (с Кровавым воскресеньем в биографии) и большевика-уголовника Кобу (кстати, учившегося в церковно-приходской школе). В связи с этим любопытно процитировать характерный стих из официозного издания 1930 года. Молодой литератор Джек Алтаузен (Я.М. Алтаузен: 1907–1942) писал:

 
Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал,
Случайно им мы не свернули шею
Я знаю, это было бы под стать.
Подумаешь, они спасли Расею!
А может, лучше было не спасать?³³
 

А знаменитый «народный» писатель и поэт Демьян Бедный (наст. имя – Е.А. Придворов: 1883–1945) на страницах «Правды» 7 сентября 1930 года (стр. 5) бичевал «родимые пятна» еще основательнее:

 
Сладкий храп и слюнищи возжею с губы,
В нем столько похабства!
Кто сказал, будто мы не рабы?
Да у нас еще столько этого рабства…
 
 
Чем не хвастались мы?
Даже грядущей килой,
Ничего, что в истории русской гнилой,
Бесконечные рюхи, сплошные провалы.
 
 
А на нас посмотри:
На весь свет самохвалы,
Чудо-богатыри.
 
 
Похвальба пустозвонная,
Есть черта наша русская – исконная,
Мы рубили сплеча,
Мы на все называлися.
 
 
Мы хватались за все сгоряча,
Сгоряча надрывалися,
И кряхтели потом на печи: нас – «не учи!»,
Мы сами с усами!..
 

И подобное «безобразие» писалось в стране Советов, которую ныне так защищают «имперцы» и поборники «исконности». Да: «все смешалось» в доме отечественной казенной пропаганды и ее шутов, а также «заболевших» жертв.

Отдельная большая тема истории древней России – крепостное рабство. В данной монографии у нас нет возможности остановиться на этом сюжете подробно, но стоит знать важные нюансы. Изначально крестьянское население Древней Руси было свободным, при этом известна и определенная небольшая часть населения, которая состояла в рабстве классического типа: рабы происходили в основном из числа пленников и их потомства.³⁴ И только постепенно, во многом вследствие залога и долга (а долг происходил от бедности земли и неверных методов ее использования) перед приближенными дружинниками князей, большинство крестьян впадали в зависимость, которая за несколько веков из экономической переросла в личную и полную. И вся эта раболепная «прелесть» идеологически обеспечивалась православной церковью, которая сама (особенно при взаимопомощи Золотой Орды) стала крупнейшим феодалом. Подчеркну: в отличие от древней Европы и США известного периода, в России рабами стали не пленники, чужие этносы или расы – а миллионы соплеменников.

Но мало этого! Если ранее (до создания иностранцами при Петре I русской регулярной армии) стрельцам и прочим платили, то теперь появляется жесточайшая и весьма «тощая» для солдат штука – рекрутский набор! Парней по большей части из крестьянских семей (но вообще из всех податных сословий) забирали на 25 лет, причем значительная их часть не переживала срок службы – и все в итоге отрывались от своего сословия,³⁵ становились, так сказать, деклассированным элементом (это сыграет негативную роль в 1812 г., когда русские солдаты начнут грабить русские же города, села – и саму Москву!). Если забранный в рекруты был уже женат, то судьба его супруги становилось печальной и позорной: «солдатки», как правило, практически автоматически становились наложницами либо старика-отца солдата, либо помещика, либо его приказчиков. Полную ограничений и телесных наказаний голодную солдатскую жизнь без всяких перспектив, кроме смерти (это вам не свободное общество, где, как в наполеоновской Франции, «каждый французский солдат носит в своем ранце жезл маршала Франции»), власти самым наглым образом стали именовать «священным долгом». И такой «долг» русские солдаты отдавали, погибая за все подряд авантюры Гольштейн-Готторпских правителей (т. н. «Романовы» после Карла Петера Ульриха – Петра III), за маниакальную зависть Александра I к блистательному Бонапарту, за интересы английской торговли, за восстановление на французском троне престарелого подагрика графа Прованского (Людовик XVIII: 1755–1824). В двадцатом веке эту линию поведения немецких по крови монархов унаследовали и использовали советские, вышедшие из незнатных социальных слоев и разных этносов вожди. И именно «долгом» (и, что характерно, «священным») лицемерные «повара» от имперской идеологии приправляли жирные призывы, например, к кровавому подавлению восстаний поляков за независимость и тому подобное.

Итак, российское государство отныне требовало от подданных не только платить налоги и строить на болотах Европу, но и за просто так отдавать своих сыновей. Население это восприняло весьма нервозно – отсюда череда крестьянских волнений и подспудно тлеющая гражданская война, которая, как мы скоро узнаем, в 1812 году разгорелась не на шутку. Конечно, петербургские чиновники прилагали все усилия, чтобы скормить русскому простонародью иностранные термины (вроде «патриотизма»…), даже нагло пытались заставить продаваемых отдельно от семьи рабов испытывать невозможные эмоции при слове «родина», но это часто не срабатывало. Именно поэтому рекруты и ополченцы эпохи 1812 года нередко бежали из деревень до набора, занимались членовредительством, чтобы стать непригодными, дезертировали из русской армии тысячами (!) уже в ходе войны 1812 года (многочисленные документы, исходящие лично от М.И. Кутузова и его подчиненных, мы процитируем в соответствующих главах). Из-за этого монструозная машина императорской жандармерии, сыска и пропаганды ставила все новые рекорды своей деятельности. И все перечисленное, естественно, скреплялось церковной пропагандой: я напомню, что в ту эпоху (1721–1917) действовал так называемый Святейший правительствующий синод (дореф. рус. – Святѣйшій Правительствующій Сѵнодъ) – фактически министерство от православия (императора в нем представлял обер-прокурор Синода), которое послушно служило обеспечению покорности рабов живущим на европейский манер хозяевам.

Все это продолжалось очень долго: крепостная зависимость сменилась колхозной (даже паспорта крестьянам разрешили выдавать лишь в 1974 году, а начали это осуществлять с 1976 г.!), императорско-православную идеологию заменили пропагандой вождизма и коммунизма (а затем все вышеназванное смешали в абсолютно трагикомичный и очень опасный «винегрет»). В итоге Россия не поспела сначала в XIX, затем в XX, а потом – в XXI век. От всего этого стал развиваться психологический комплекс ущербности, часто выплескивающийся в агрессию в отношении тех, кто шел более свободным путем и имел больше успехов в прогрессе. Замечу, что сегодня мы наблюдаем особо острый случай действия подобного комплекса еще на одном примере: я говорю о массовых проявлениях терроризма среди оставшихся в средневековье или даже в первобытности исламских экстремистах (простое нажатие кнопок на подаренных западным обществом телефонах и прочих устройствах не помогают пройти непройденную часть эволюции). Однако – снова о России. Давнее чванство «особым путем» передвигалось рука об руку с регулярными плаксивыми криками о «вставании с колен» (зачем же вставать из подобной позы, если вы уже на вершине «духовности» и потрясающего воображение «особого» развития?). И далее, очевидно, следует движение по кольцевой… дороге пройденного.

* * *

¹ Герцен А.И. О развитии революционных идей в России. Собрание сочинений: в 30 томах. М.: Академия наук СССР, 1956, т. 7, с. 153. Отмечу: здесь и далее по тексту я постараюсь всегда приводить годы жизни упоминаемого лица (а иногда и его национальность, принадлежность к той или иной конфессии и место службы) – т. к. это очень помогает более объемному пониманию цитаты, биографии и явления.

² Любин В.П. Новый этап в изучении ранней преистории Кавказа. // Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда в Суздале в 2008 году. В 3 Т. М.: ИА РАН, т. I, с. 141–143.

³ Седов В.В. Этногенез ранних славян. // Вестник Российской Академии Наук, 2003, т. 73, № 7, с. 594–605.

⁴ Соловьев А.В. Византийское имя России. // Византийский временник, 1957, № 12, с. 134–155.

⁵ Клосс Б.М. О происхождении названия «Россия». М., 2012, с. 26.

⁶ Об этом периоде и о князе Владимире – см.: Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999; Пчелов Е.В. Рюриковичи: История династии. М., 2003.

⁷ Петр Яковлевич Чаадаев: сборник. М., 2008, с. 84.

⁸ Латынина Ю. Византия: идеальная катастрофа. // Новая газета, № 14 от 11 февраля 2015 г. В связи с темой Византии мне вспоминается одно из моих выступлений – в эфире телеканала с броским названием «Царьград» (22 апреля 2016 года): многое становится понятным для самой широкой аудитории (ролик доступен на Канале здравого смысла в YouTube).

⁹ Шишко Л. Рассказы из русской истории. Петроград, 1917, ч. 2, с. 3.

¹⁰ Об этом подробнее – см.: Нестеренко А.Н. Александр Невский. Кто победил в Ледовом побоище. М., 2006.

¹¹ См., например: Карацуба И.В., Курукин И.В., Соколов Н.П. Выбирая свою историю. М., 2005 (глава о Новгородской республике).

¹² Тарле Е.В. Жерминаль и Прериаль. М., 1951, с. 56, 261.

¹³ Об этих немецких историках – см.: Black J.L. G.F. Müller and the Imperial Russian Academy of Sciences, 1725–1783: First Steps in the Development of the Historical Sciences in Russia. McGill-Queen’s University Press, Kingston-Montréal, 1986.

¹⁴ Чаадаев П.Я. Философические письма. М., 2006, с. 247.

¹⁵ Современная биография С.С. Уварова: Пайпс Р. Сергей Семенович Уваров: жизнеописание. М., 2013.

¹⁶ Обо всем этом детальнее – см.: Глинский Б.Б. Царские дети и их наставники. М., 1899; «Петровская бригада». // Русская старина, 1883, т. XXXVIII, майская книжка, с. 239–272; Hughes L. Russia in the Age of Peter the Great. New Haven: Yale University Press, 1998.

¹⁷ Шишко Л. Указ. соч., с. 21.

¹⁸ Наполеон Бонапарт: pro et contra, антология. СПб., 2012, с. 19 (письмо А.В. Суворова – А.И. Горчакову, октябрь 1796 года).

¹⁹ О процессе заимствования иностранных слов: Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. М., 1982; Соболевский А.И. История русского литературного языка. Л., 1980.

²⁰ Обо всем этом детальнее: Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989; Павленко Н.И. Петр Первый. М., 1975; Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968; Бранденбург Н.Е. Материалы для истории Артиллерийского управления в России, Приказ артиллерии (1700–1720). СПб., 1876, с. 241–242; Рохленко Д.Б. Первая русская печатная газета. // Наука и жизнь, 2007, № 3.

²¹ Чаадаев П.Я. Указ. соч., с. 236–237.

²² Там же, с. 253.

²³ Никитенко А.В. Записки и дневник (1826–1877). СПб., 1893, т. 1, с. 500.

²⁴ История Ниена, его крепости и археологических раскопок: Сорокин П.Е. Археологические памятники Охтинского мыса. // Наукав России, 2011, № 3, с. 19–25; Kepsu S. Pietari ennen Pietaria: Nevansuun vaiheita ennen Pietarin kaupungin perustamista. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1995.

²⁵ Хомяков А.С. Собрание сочинений. М.: Университетская типография, 1900, т. 1, с. 381–382.

²⁶ Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. // Русская старина, 1871, т. 3, с. 685. Мы, конечно, не можем не осуждать подобные сентенции!

²⁷ Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. // Русская старина, 1870, т. 2, с. 15–16.

²⁸ Вопросы истории, 2000, № 6, с. 95.

²⁹ Интеллектуальный форум. // Русский институт, 2001, вып. 7, с. 112. Замечу, что полный текст записок историка так до сих пор никто и не отважился опубликовать!

³⁰ Об И.М. Заруцком подробнее: Вернадский В.Н. Конец Заруцкого. // Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института, 1939, № 19.

³¹ Ростопчин Ф.В. Письма к императору Александру Павловичу в 1812 году. // Русский архив, 1892, № 8, с. 546.

³² Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Под ред. К. Военского. Т. 1. СПб., 1909, с. 318.

³³ 30 дней. Иллюстрированный ежемесячник, 1930, № 8, с. 68.

³⁴ О рабстве в Древней Руси – см.: Фроянов И.Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. СПб., 1995; Его же. Рабство и данничество у восточных славян. СПб., 1996.

³⁵ О рекрутских наборах и социальном статусе солдат рекомендую обратиться к этим классическим публикациям: Щепетильников В.В. Комплектование войск в царствование императора Александра I. // Столетие военного министерства. СПб., 1904, т. 4, ч. 1, отд. 2, с. 18–40, 69–72; Андроников А.Н., Федоров В.П. Прохождение службы. // Столетие военного министерства. СПб., 1909, т. 4, ч. 3, кн. 1, отд. 3, с. 1–59.