Текст книги "Драконье горе"

Автор книги: Евгений Малинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Евгений Малинин
Драконье горе

Глава 1

Змей Горыныч – миф. Никогда не связывайся с мифами!

Совет главного редактора

Знаете, какие профессии были в чести у мальчишек десяти-двенадцати лет в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века? На первом месте были, безусловно, космонавты. Потом шли физики-атомщики и геологи. Замыкали пятерку самых престижных профессий артисты и журналисты. Я думаю, мой отец был очень горд, когда после окончания филфака нашего местного пединститута поступил в редакцию одной из районных газет.

К сожалению, из него не получился ни спортивный репортер, ни солидный очеркист, ни журналист-международник. Из него получился журналист-неудачник. Всю свою журналистскую жизнь он проработал в районных газетах, описывал успехи хлеборобов и животноводов, проводил в жизнь политику партии и правительства.

Когда мне исполнилось десять, мои родители расстались, однако неизбывная и неудовлетворенная любовь отца к журналистике уже проникла в мою юную кровь, и я тоже заболел этой профессией.

Моя мать и вся ее многочисленная родня была весьма довольна, когда я после школы поступил в Московский университет, естественно, на факультет журналистики, а через четыре года все они были весьма недовольны тем, что я распределился в наш родной город, в нашу родную областную «…правду». Я намеренно пропускаю первое слово в названии газеты, чтобы не подсказывать вам, в каком городе живу. Это не Москва, но областной центр… хотя и не из крупных. Когда я, молодой специалист со взором горящим, впервые появился в кабинете главного редактора и с ходу попросил дать мне самое сложное задание, тот хмуро взглянул на меня и пробурчал:

– Ну и рожа у тебя!… Настоящая бандитская…

Потом лицо его просветлело и он добавил:

– Вот и будешь заниматься криминальной хроникой.

Так что последние четыре года я выискиваю по городу всевозможные нарушения закона и беспощадно освещаю их на страницах нашей местной «Правды». Хотя, какие у нас нарушения и какие у нас законы?! Мы же не Москва и даже не Санкт-Ленинград. Все наши криминальные авторитеты хорошо известны и делают свои дела совершенно открыто. Все, что можно было украсть, по большому счету, ими уже украдено, причем на вполне законных основаниях. Таким образом, под мою рубрику эти серьезные люди никак не подпадают, и мне приходится писать о драках в трех наших дискоклубах, пьяных семейных разборках да мелких хищениях личного имущества граждан. Правда, все это случается и освещается регулярно… и тем самым наводит на меня ужасающую скуку!

В тот день, с которого начинается эта совершенно правдивая история, меня, как только я появился в помещении редакции, направили к главному редактору. У Савелия Петровича я бывал довольно редко, он криминалом интересовался мало, и потому этот вызов меня несколько удивил. Я даже задержался в приемной, надеясь выведать у Светочки, секретаря Савелия Петровича, на кой ляд меня тянут к главному, но эта гордая красавица только коротко бросила:

– Ступай, ступай, криминалитет, задание для тебя есть… ответственное…

Я и пошел…

Савелий Петрович бросил на меня привычно неодобрительный взгляд и спросил прокуренным до хрипоты голосом:

– Ну, что нового на криминальной ниве? Есть успехи?

– Конечно! – немедленно отрапортовал я. – Вчерашняя драка в «Палас-казино»… ну… в бывшем Доме офицеров… закончилась поножовщиной! Четверо порезанных отправлены в больницу, угрозы жизни нет.

Конец моего доклада был, по-видимому, настолько сильно окрашен огорчением, что Савелий Петрович с интересом взглянул мне в лицо, чего обычно избегал.

С минуту в кабинете висело двусмысленное молчание, а потом главный пробормотал себе под нос что-то вроде «ну-ну!» и снова опустил глаза к заваленному бумагами столу.

– В Железнодорожном районе ЧП произошло, ты слышал? Вопрос был нехороший… Ой и нехороший вопрос был!!!

Тем более что я ничего об этом ЧП не знал. Так что отвечать мне пришлось обтекаемо:

– Ну, в этом районе постоянно что-то случается… Криминальная столица города!

Савелий Петрович как-то странно хрюкнул, но глаз на меня не поднял, так что я продолжил уже смелее:

– Небось опять вагон мимо таможенного терминала в тупик загнали и там…

Главный отрицательно покачал головой.

– Неужто целый состав?! – совсем натурально ужаснулся я.

Главный снова покачал головой и негромко каркнул:

– Там участковый пропал…

Я недоверчиво улыбнулся и со всей присущей мне иронией проговорил:

– Участковый?… Да кому он нужен, пропадать его? Небось лежит где-нибудь… отсыпается!

И тут главный снова поднял голову. Глаза его были очень холодны.

– Вряд ли… – отрезал он построжавшим голосом. – Его ищут уже четвертый день, не может же он столько времени… отсыпаться.

Я, конечно, мог бы поспорить о способностях наших участковых в области сна, но промолчал – понял, что сейчас не время для споров с начальством. А начальство, с секунду помолчав, видимо, в ожидании возражений, продолжило:

– Так что давай-ка организуй собственное журналистское расследование… Тем более что среди местного населения усиленно циркулируют слухи, что его съел… дракон…

Физиономия Савелия Петровича скривилась, как от кислого, а затем он добавил:

– …Или Змей Горыныч. Только Змей Горыныч – это миф, ты с мифами не связывайся. Должна быть какая-то объективная причина этой пропажи. Вот ее и найди. А еще лучше найди этого… – он быстро опустил глаза на верхний лист бумаги, – …старшего лейтенанта Макаронина.

Вот тут я вздрогнул, потому что прекрасно знал старшего лейтенанта Юрку Макаронина, или, как мы его звали в школе, Юркую Макаронину. На прошлой неделе мы с ним повстречались в баре «Ячменная сыть», где Юрка стучал пустой, облепленной клейкой пеной, кружкой о столик и, брызгая пьяной слюной себе на мундир, кричал, что не позволит этой старой заразе свободно разгуливать по улицам охраняемого им города со змеенышем на поводке…

«Со змеенышем на поводке!!!» – зазвенело вдруг в моей голове, и холодный ужас нырнул мне в желудок, вызывая внутри организма щемящую пустоту.

– Ты чегой-то… остекленел?… – донесся до меня хрипловатый голос главного. – Или слышал что?

Вопрос вернул меня на землю и заставил молодцевато щелкнуть задниками кроссовок:

– Ничего не слышал, но… Задание понял… Можно выполнять?!

Савелий Петрович хмыкнул и пожал плечами:

– Выполняй…

Выполнять задание я направился, естественно, в Железнодорожное отделение милиции. Дежурный капитан, увидев мою, всем порядком поднадоевшую физиономию, сразу же насторожился:

– И зачем это пресса к нам приперлась?… Кажись, никаких смертоубийств в нашем районе в последнее время не случалось, ограблений не наблюдалось и все сотрудники правоохранительных органов действовали в рамках закона!

– Да?! – скривил я свою самую гнусную физиономию. – А куда подевался доблестный страж порядка Макаронин? Или вы скажете, что отправили его в длительную командировку по обмену опытом с полицией Лос-Анджелеса?

Капитан поскучнел и отвел свой острый глаз в сторону.

– А Макаронин на задании…

– На каком задании?! – не дал я сбить себя с толку.

– На каком?! – обозлился дежурный. – На секретном! И в интересах следствия я не могу назвать тебе его местонахождение!

– Да ладно тебе, – перешел я на фамильярный тон, – участковый на секретном задании! Тоже мне – комиссара Эркюля Мэгрэ нашли! Или у вас срочное, строго засекреченное обследование районных помоек?!

– Слушай, ты, реклама криминала, шел бы ты отсюда, пока я тебя в обезьянник до утра не определил! – совершенно уже завелся капитан.

– Но-но! – не уступал я. – А закон о средствах массовой информации изучал?! У меня, между прочим, редакционное удостоверение имеется, так что давай, сажай, а я потом статейку опубликую о беззаконных зверствах милиции в Железнодорожном районе!…

– Ой! – состроил дежурный испуганное лицо. – Смотрите – средство массовой информации притопало! Да твой листок читают два десятка человек и то исключительно рекламу! Массовая информация о том, какой наш губернатор умница!

Мы еще долго могли бы обсуждать милицейско-журналистские проблемы, если бы в этот момент на лестнице, ведущей на второй, руководящий, этаж отделения не появился его начальник, полковник Быков Василий Васильевич. Я тут же метнулся к нему, а он совершенно неожиданно попытался резко изменить курс своего следования и вернуться наверх. Однако я был моложе и потому успел перехватить дородного полковника уже на второй ступеньке.

– Информации для прессы не имею! – сурово и непреклонно заявил Василий Васильевич, делая шаг в сторону и намереваясь обойти меня. Однако я быстро сместился, перегораживая ему путь, и в свою очередь не менее сурово поинтересовался:

– Вы считаете, мне стоит обратиться в городскую прокуратуру?!

Полковник посмотрел мне в глаза долгим отеческим взглядом, потом зыркнул в сторону завозившегося дежурного и устало вздохнул:

– Пройдемте ко мне в кабинет, там поговорим…

Я пропустил полковника вперед и двинулся следом. Первый этап борьбы за информацию я выиграл – со мной согласились поговорить.

В кабинете начальника отделения было просторно, но делово. Мебель стояла здесь уже многие годы и была настолько массивной, что казалась вросшей в старый, натертый мастикой паркет. Полковник опустился в свое монструозное кресло, бросил на совершенно чистый стол фуражку и кивнул на кресло для посетителей. Я присел на самый краешек этого полудивана, опасаясь потеряться в его необъятной глубине, и уставился на хозяина кабинета. Тот, поморщившись, словно увидел перед собой рецидивиста, ушедшего в несознанку, спросил:

– Так что вас интересует?…

– Меня интересует, где сейчас может находиться старший лейтенант Макаронин? – коротко ответил я.

– Макаронин… – задумчиво протянул полковник и замолчал на долгую минуту. А затем очень осторожно начал объяснять.

– Видишь ли, пресса, последнее время старший лейтенант не слишком хорошо себя чувствовал. И то сказать, нагрузка у моих орлов сам знаешь какая – и не доспят, и вовремя не поедят, то драка, то семейный скандал, то бомжи в подвале, то беспризорники в теплотрассе… А людей в отделении раз-два и обчелся… Но наш коллектив, несмотря на объективные трудности, с честью решает поставленные перед ним задачи. Кривая раскрываемости преступлений неуклонно растет, бандитизм, например, практически полностью искоренен с территории района…

– Макаронин куда делся?… – довольно грубо вышиб я полковника из наезженной колеи доклада. Он поперхнулся хвостом незаконченной фразы и хмуро взглянул мне в глаза. В его взгляде была тоска.

– Макаронин… – еще более задумчиво повторил он. – Так я и говорю, последнее время старший лейтенант плохо себя чувствовал…

– В чем же это плохое самочувствие выражалось? – задал я быстрый наводящий вопрос. – У него живот болел, старые раны ныли или голова с похмелья гудела?

– К-гм! – снова поперхнулся полковник, но не стал вступать со мной в полемику по поводу нравственного облика своих «совершенно непьющих» сотрудников. – Скорее у старшего лейтенанта появилась некая навязчивая идея, которая… мешала ему выполнять свои служебные обязанности… Именно это я ему и сказал, когда он в очередной раз попытался мне эту идею доложить…

– Какая идея?!

Я был серьезно удивлен, поскольку никаких навязчивых идей Юркая Макаронина никогда не имела и не могла иметь в принципе. Не могла Юркина голова выдать какую-либо идею, я-то это точно знал!

Василий Васильевич замялся, но потом все-таки решил поделиться с прессой:

– Я тебе скажу, только ты этого в своей… газете не печатай… Впрочем, даже если ты это напечатаешь, я скажу, что ты это сам выдумал, над тобой и будут смеяться…

И он выжидающе уставился на меня.

– Хорошо, – сразу же согласился я. – Пусть эта информация будет не для печати. У меня вообще-то задание разыскать старшего лейтенанта… или его тело, а там видно будет, что писать, а что нет.

Полковник покачал головой и неожиданно полез в стол. Порывшись в ящике, он протянул мне лист бумаги, на котором корявым макаронинским почерком было выведено:

Начальнику Железнодорожного ОВД

полковнику Быкову В.В.

РАПОРТ

Докладываю, что на ввереном мне участке появился Змей Горыныч карликовой породы. Оный противоречивый алимент обитает в квартире гражданки Фоминой Ф.Ф. по адресу ул. 2-я Вагонная, дом 2, квартира 2, и оная гражданка прогуливает оного алимента поздно вечером почти каждый день.

Опасаясь за жизнь вверенных моей охране граждан, могущих быть съеденными оным алиментом, прошу разрешения на задержание указанной граджанки Фоминой Ф.Ф. и ее подопечного змееныша и перепровождения их в районое КПЗ для выяснения обстоятельств.

Участковый уполномоченый, старший лейтенант (неразборчивая подпись) Макаронин.

Я дважды очень внимательно прочитал сей документ, а потом поднял задумчивый взгляд на полковника. Тот понял мою невысказанную мысль и немедленно ее подхватил:

– Вот и мы думаем, что он находится в какой-нибудь… больнице. Правда, пока что найти его не удалось, но это дело времени. Он ведь в таком состоянии… – полковник потряс рапортом, – мог и в другой город укатить… В поисках, так сказать, мифологических алиментов.

Я поскреб макушку.

– Да, такое действительно в газете публиковать не стоит. А вы не пробовали поговорить с этой самой Фоминой? Может, она что-то знает?

– Да конечно пробовали! – облегченно воскликнул полковник, поняв, что ему не угрожает идиотская публикация. – Милая женщина. Живет одна с собакой. И собака у нее такая умница!…

Я поднялся из гостевого кресла:

– Не буду вас больше задерживать… Большая просьба, когда Макаронин найдется, сообщите мне. А потом мы бы вместе с вами подумали, как подать этот случай растревоженному населению. Может быть, в виде вашего интервью?…

Предложение о сотрудничестве на ниве журналистики польстило начальнику отделения настолько, что он поднялся из-за стола, проводил меня до дверей кабинета и, прощаясь, сердечно пожал мне руку. А я, выйдя из отделения, немедленно направился по указанному в рапорте адресу.

Вторая Вагонная улица оказалась раздолбанным переулком на самой окраине города. Застроен этот образчик областной архитектуры был небольшими одно-двухэтажными домишками, больше напоминавшими загородные дачки. В самом начале улицы, на доме номер один, висела мемориальная доска из нашего местного песчаника, которая сообщала, что Вторая Вагонная улица получила свое название в честь второго вагона, выпущенного местным вагоностроительным заводом – гигантом первой пятилетки, в 1930 году.

Я с интересом прочитал эту замечательную надпись и побрел на противоположную сторону, рассчитывая, естественно, обнаружить там дом под номером два. Однако такового не оказалось. Аккуратная хибара, обшитая снизу доверху новой вагонкой, гордо несла на своем боку цифру «4».

Довольно долго я в растерянности топтался возле этого четвертого дома, и наконец на его крылечке появилась тетка средних лет в замызганном халате и с веником в руке. Уставившись на меня подозрительным взглядом, она грозно помахала в воздухе своей хозяйственной принадлежностью и неожиданно заорала удивительно тонким голосом:

– Ты что это, бандитская морда, присматриваешься?! Я вот сейчас собаку спущу, будешь знать, как возле маво дома ошиваться! Ишь, ухарь нашелся, тропинки здесь натаптывать!…

Впрочем, особого испуга я почему-то не испытал – может быть, потому что веник был довольно потрепанным. Вместо того чтобы, как ожидала женщина, припуститься прочь, я шагнул к небольшой калитке и, облокотившись о штакетник, спросил:

– А вы мне не скажете, куда оттащили дом за номером два? Он ведь должен стоять как раз на этом месте.

Женщина опустила веник и замолчала. Потом, по-старушечьи пожевав губами, поинтересовалась:

– А тебе зачем второй дом нужен?…

– Да вот хочу с гражданкой Фоминой побеседовать… – дружелюбно ответствовал я.

– И о чем же это ты с Феклой беседовать собрался? – спросила тетка, делая шаг в сторону калитки и выставляя вперед свой острый носик. Это повышенное любопытство мне очень не понравилось, и потому я нагло соврал:

– Да вот слышал, собака говорящая у нее завелась, может, она отдаст пса нам в цирк?

– Есть у нее собака, – немедленно подтвердила аборигенка. – Недавно появилась… Но только она не говорит. – Она покачала головой и уверенно добавила: – Если б собака болтала, я б об этом знала.

– Так где второй дом-то? – вернулся я к первоначальному вопросу.

Тетка, видимо, успокоилась относительно моих намерений и махнула своим веником вдоль улочки:

– В самом конце улицы второй дом… Фекла-то во второй квартире живет, вход к ней со двора.

Я двинулся в указанном направлении, раздумывая, по чьей же это прихоти дом номер два оказался замыкающим в недлинном ряду строений славной Второй Вагонной.

Улица кончилась довольно быстро. В ее конце действительно стояло старое, давно не крашенное здание, состоявшее из рубленого первого этажа и легкой надстройки, выполненной из всевозможных обрезков и накрытой покатой рубероидной крышей. На толстых темных бревнах белела большая цифра «2».

– Нам сюда… – пробормотал я и толкнул скрипнувшую калитку.

За калиткой начиналась дорожка, замощенная крупно накрошенным кирпичом. Она вела мимо парадной двери, на которой была прибита латунная цифирка «1», и скрывалась за углом дома. По этой дорожке я, следуя полученной информации, и направился.

Дорожка вывела меня на довольно обширный задний двор, огороженный серым некрашеным забором и густо заросший высоченной, сочно-зеленой крапивой и серой, заматерелой полынью. В этих травяных джунглях явно кто-то прогуливался, поскольку верхушки зарослей раскачивались, показывая маршрут его неторопливого следования. Впрочем, мне удалось только бросить быстрый взгляд на эти заросли, так как мое внимание привлек басистый женский голос, донесшийся из-за обитой рваной рогожкой, покосившейся двери:

– И кого ж это к нам… к-гм… послал?!

Я не совсем понял, кто послал, но уточнять этот момент не стал, а четко ответил:

– Специальный корреспондент областной газеты Владимир Сорокин со специальным заданием!…

Дверь скрипнула, приоткрываясь, и из-за нее показалось лицо далеко еще не старой женщины. И лицо это впечатляло!

Из-под небрежно задвинутых под серый платочек сальных волос выныривал узкий покатый лоб, почти мгновенно переходивший в выпуклые надбровные дуги, украшенные такими бровями, какие до недавнего времени разрешалось носить только генеральным секретарям. Под этими волосяными кустами совершенно прятались малюсенькие глазки, так что если бы не их буравчатый блеск, можно было бы решить, что тетка обходится без органов зрения. Зато носяра, начинавшийся непосредственно между глазками, превышал все достижения «лиц кавказской национальности» на два, а то и три порядка. Под этим шедевром лицевой пластической хирургии (ну не мог же, в самом деле, этот нос быть продуктом естественного происхождения!) располагались внушительные… усы. Я понимаю, что усы для женского лица – нонсенс, но как еще прикажете называть волосяной покров над верхней губой, мало чем уступавший бровям. А вот губки тети Феклы были настолько незаметны, что казалось, будто вместо рта у нее под усами притаился тонкий шрам. Правда, из угла этого шрама торчал здоровенный желтый клык, по-видимому, совершенно не мешавший хозяйке жевать и говорить. А впрочем, что я вам описываю?! Представьте себе каноническую Бабу Ягу, только лет на двадцать-тридцать моложе, и вы получите точный портрет появившейся передо мной тетеньки.

С минуту поизучав мою растерянную физиономию и раскрытое редакционное удостоверение, дрожавшее у меня в руке, тетка Фекла вынырнула из-за двери полностью, явив свою невысокую, своеобразную фигуру, укутанную в некое подобие длинного лабораторного халата.

– Значит, спецкор?… – чуть пришамкивая клыком, переспросила она. – И что, говоришь, у тебя за задание?…

– Я… это… ищу… – медленно приходя в себя, пояснил я, – провожу независимое… Макаронина ищу… лейтенанта… Юру… старшего…

– Участкового нашего?! – неизвестно чему обрадовалась тетка. – Так его у меня нет! Вот и начальство его приходило, спрашивало, а теперь ты. Ну с какой стати он станет у меня прятаться?!

Как ни странно, ее радостное оживление мгновенно привело меня в чувство и насторожило до такой степени, что дальше я смог вполне осмысленно вести разговор, хотя, может быть, для меня было бы лучше, если бы я сразу потерял сознание.

– То, что Макаронина ищут у вас, дорогая Фекла…

– Федотовна… – подсказала тетенька.

– …Федотовна, – продолжил я, – объясняется тем, что вы и ваш… ваша… в общем, тот, кто живет в вашей квартире, вызывал резко негативное отношение со стороны старшего лейтенанта. Это подтверждается беседами, которые вел старший лейтенант, и некоторыми составленными им документами…

Тут я поймал себя на мысли, что говорю, как следователь в каком-нибудь советском фильме пятидесятых годов прошлого столетия. Потому я быстро сменил и тон и тему разговора:

– А можно мне посмотреть на вашу собачку? Василь Василич так ее хвалил, а я, признаться, большой поклонник больших собак!

Фекла Федотовна склонила голову и впилась своими глазами-буравчиками в мою физиономию, которой я постарался придать самый простодушный вид.

– Ну и рожа у тебя, – сообщила она через некоторое время. – Ох и рожа – вылитый мазурик! Пожалуй, я познакомлю тебя со своей собакой…

И, посмотрев через мое плечо в сторону своего крапивного огорода, она громко рявкнула:

– Куша!… Куша!… Посмотри, кто к нам пожаловал!…

Я невольно оглянулся, посмотрел в направлении ее взгляда и успел заметить, как высокие нервно раскачивающиеся стебли крапивы, которые явно кто-то тряс снизу, вдруг замерли.

– Да выйди, посмотри… Тут корреспондент из газеты лейтенанта ищет и хочет с тобой познакомиться! – гаркнула у меня над ухом тетка Фекла, так что я вздрогнул.

Заросли крапивы снова пришли в движение, и теперь это движение было направлено в нашу сторону.

– Щас он выйдет, – удовлетворенно проговорила похитительница участковых. – Он очень умный, так что ты не вздумай с ним сюсюкать и коверкать его… имя. Он этого не любит.

– Что, и тяпнуть может, если я его Кушечкой назову?… – нервно пошутил я.

Тетка бросила на меня укоризненный взгляд и не совсем понятно пробормотала:

– Тяпнуть, может, и не тяпнет, а вот пришкварить вполне может…

Между тем тот, кто прятался в зарослях крапивы, приблизился совсем близко к вытоптанному пятачку около двери и, на мгновение задержавшись, выбрался наконец на открытое пространство.

Это была здоровенная, выше моего колена, гладкошерстная псина непонятной породы со странно толстыми, когтистыми лапами, плоской головой, украшенной маленькими стоячими ушками и несуразно толстым, словно бы негнущимся хвостом. А кроме того, в это ясное прозрачное солнечное утро ее было до странности плохо видно, как будто между моими глазами и телом собаки вдруг встало горячее марево, искажающее, заставляющее трепетать… но не все, что располагалось за ним, а только изображение этой самой собаки. Ведь заросли крапивы позади псины я видел совершенно отчетливо.

Видимо, это мешающее мне марево заставило меня прикрыть глаза и тряхнуть головой в попытке прояснить свое и без того прекрасное зрение. Когда я открыл глаза и снова посмотрел на собаку, то вместо долговязого пса увидел… «…Змея Горыныча карликовой породы…»!

В двух шагах от меня, раскорячившись на четырех толстых лапах, стоял трехголовый дракон метрового роста! Он был серо-зеленого окраса и потому здорово сливался с окружающей пыльной растительностью, так что рассмотреть его в деталях было довольно трудно. Но, сами понимаете, отличить собаку, даже самую большую, от дракона, даже самого маленького, я был еще в состоянии. Тем более что во рту у меня с утра даже кружки пива еще не было!

С минуту мы рассматривали друг друга – я его, по-видимому, совершенно очумевшими, выпученными глазами, а он меня тремя парами холодных черных бусин, состоявших, казалось, только из зрачков. И в этот момент за моей спиной раздался довольный бас тетки… Бабы Яги:

– Ну и как тебе нравится мой пес?!

Я попытался сглотнуть, но мне это не удалось – горло было совершенно сухим. Обернуться я тоже не мог, поскольку мой взгляд был буквально прикован к трехголовому «змеенышу».

А тот, продолжая рассматривать меня двумя головами, поднял третью и, посмотрев мне через плечо, неожиданно высоким голоском просипел:

– Ты кого привела?! Он же меня видит!…

– Не может быть! – ахнула у меня за спиной Баба Яга. – Что ж теперь делать?!

– И к тому же он из газеты! – просвистел «змееныш», и в его свисте послышалась ярая ненависть. – Теперь нам совсем житья не будет!

– Что ж делать-то?! – повторила Баба Яга.

– Что делать, что делать, – раздраженно просвистел дракон-недомерок. – Да спрятать его!…

– Да куда ж его спрячешь?!

– Куда, куда!… Туда же, куда и первого!…

Внутри у меня все похолодело, я мгновенно представил себе заголовок на первой полосе моей родной газеты: «Наш специальный корреспондент во время выполнения служебного задания был заживо съеден Змеем Горынычем».

Позади меня послышался неразборчивый, но явно протестующий вопль Бабы Яги, но в этот момент все три пары черных драконьих глаз вдруг вспыхнули зеленым огнем, превратившись в лучащиеся изумруды. Глаза мои закрылись, ноги стали ватными и подогнулись, а мое мгновенно обессилевшее тело медленно опустилось в пыль у порога квартиры номер два, дома номер два, по улице Второй Вагонной…