Текст книги "Археология и естественнонаучные методы. Сб. статей"
Автор книги: Евгений Черных
Соавторы: Валерий Завьялов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Если мы полагаем, что технология сварочных многослойных изделий привнесена в древнерусскую технику кузнечного дела извне и считаем ее скандинавской производственной традицией, то почему сварные технологии другого вида – разные виды стальных наварок – пришли на Русь другим путем? Как показывают металлографические исследования ножей из могильников позднего железного века в Дании (датские викинги), – в Северной Европе VI–X вв. кроме многослойных ножей известны все виды сварных и наварных лезвий ( Lyngstrom, 1995. S. 79–82).
Несколькими столетиями раньше на территории Ютландии в кузнечном производстве местных племен также использовались технологические схемы трехслойного пакетирования, вварных и наварных лезвий. Об этом свидетельствуют металлографические исследования ножей известного торфяника Иллеруп с жертвенными кладами римского времени ( Youttijärvi,1994. S. 40–46).
Такое активное использование сварных технологий в кузнечной технике в значительной мере связано с характером исходного сырья: богатые фосфором сорта железа трудно поддаются цементированию, а во многих областях Северной Европы (Северная Германия, Скандинавия, некоторые области Польши и России) распространены именно такие руды. Хорошая сталь, идущая на лезвия инструментов, всегда была дорогим материалом, что стимулировало торговлю сталью, которая в этих странах играла значительную роль ( Pleiner, 1967. S. 112).
В заключение нужно вспомнить, что бурное развитие разных ремесел в средневековой Европе обязано, в сущности, наследию античного мира. Р. Плейнер почти 40 лет тому назад писал о том, что там, где традиции римской провинциальной культуры пустили корни (от Британии до Подунавья) произошел позднее колоссальный расцвет кузнечного ремесла (Pleiner,1967. S. 112). Прогрессивные технологии в металлообработке, рожденные мастерами античного мира, своим распространением и развитием на территории древнерусского государства в значительной степени обязаны влиянию скандинавской ремесленной культуры.
ЛитератураВознесенская Г.А.,1981. Кузнечное ремесло // Новое в археологии Киева. Киев. Вознесенская Г.А., Коваленко В.П.,1985. О технике кузнечного производства в городах Чернигово-Северской земли // Земли Южной Руси в XI–XIII вв. Киев.
Вознесенская Г.А.,1988. Технология кузнечного производства на древнерусском поселении в с. Шестовица НИсторико-археологический семинар «Чернигов и его округа в IX–XIII вв.». Тезисы докладов. Чернигов.
Вознесенская Г.А.,1990. Технология производства древнерусских ножей в первой половине ХIII в. Проблемы археологии Южной Руси. Киев.
Вознесенская Г.А.,1995. О сложении производственных традиций в древнерусской металлообработке // Археологiя. № 3.
Вознесенская Г.А.,1999. Технология кузнечного производства на южнорусских сельских поселениях // Археологiя. № 2.
Вознесенська Г.О.,2000. Технiка ковальського виробництва в городку на Ловатi. Археометрiя та охорона iсторико-культурноï спадщини. Вип. 4. Киïв.
Вознесенская Г.А.,2001. Технология железообработки на древнерусских городищах Южного Буга // Археологiя. № 2.
Вознесенська Г.О., Недопако Д.П., Паньков С.П.,1996. Чорна металургiя та металообробка населення схiдноевропейського лiсостепу за доби раннiх слов’ян i Киïвськоï Pyсi. Kиïв.
Вознесенська Г. О., Паньков С.В.,2004. Технiко-технологiчнi особливостi видобування i обробки залiза у давньоруському Киевi // Археологiя. № 3.
Завьялов В.И, Розанова Л.С.,1990. К вопросу о производственной технологии ножей в древнем Новгороде (по материалам Троицкого раскопа) // Культура и история средневековой Руси. Материалы по археологии Новгорода. Тезисы конференции. М.
Кирпичников А.Н., Лебедев Г.С., Дубов К.В.,1981. Северная Русь // КСИА. Вып. 164.
Коваленко В.П.,2001. Новые исследования в Шестовице // Археологический сборник. Гнездово. 125 лет исследования памятника. Труды ГИМ. Вып. 124. М.
Коваленко В., Моця А., Сытый Ю.,2003. Археологические исследования Шестовицкого комплекса в 1998–2002 гг. // Дружиннi старожитностi Центрально-Схiдноï Eвропи VIII–XI ст. Чернигов.
Колчин Б.Л,1953. Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси // МИА. № 32. М.
Леонтьев А.Е., Розанова Л. С.,2002. Ножи из Ростова Великого: к вопросу о различии производственных традиций в железообрабатывающем производстве города на Севере и Юге Руси в домонгольский период // Русь в IX–XIV веках: взаимодействие Севера и Юга. Тезисы докладов научной конференции. М.
Носов Е.Н.,1993. Проблема происхождения первых городов Северной Руси // Древности Северо-Запада. СПб.
Носов Е.Н.,2002. Происхождение городов Северной Руси (постановка проблемы: история и археология) // Исторические записки. № 5 (123). М.
Пушкина Т.А., Розанова Л.С.,1992. Кузнечные изделия из Гнездова // РА. № 2.
Розанова Л.С.,1988. Технологические особенности в кузнечном производстве северо– и южнорусских городов // Историко-археологический семинар «Чернигов и его округа в IХ-ХIII вв.». Тезисы докладов. Чернигов.
Розанова Л. С.,1989. Технология кузнечного производства в городах Новгородской земли // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород.
Розанова Л. С.,1991. Итоги металлографического исследования кузнечных изделий // Голубева Л.А., Кочкуркина С.И. Белозерская весь. Петрозаводск.
Розанова Л. С.,1997. Пути развития и формирование традиций в кузнечном ремесле Древней Руси // Н.Н. Терехова, Л.С. Розанова, В.И. Завьялов, М.М. Толмачева. Очерки по истории древней железообработки в Восточной Европе. М.
Розанова Л.С., Пушкина Т.А.,2001. Производственные традиции в железообрабатывающем ремесле Гнездова // Археологический сборник. Гнездово. 125 лет исследования памятника. Труды ГИМ. Вып. 124. М.
Розанова Л.С., Терехова Н.Н.,2001. Производственные традиции в кузнечном ремесле Твери // Тверской кремль. Комплексное археологическое исследование. СПб.
Толочко П.П.,1989. Древнерусский феодальный город. Киев.
Хомутова Л.С.,1984. Кузнечная техника на земле древней веси в X в. (по материалам поселения у деревни Городище) // СА. № 1.
Arrhenius В.,1989. Arbeitmesser aus den Grabem von Birka // Birka II: 3. Systematische Analysen der Graberfunde. Stockholm.
Lyngstrom H.,1995. Knives from the Late Iron Age in Denmark // Archaeology East and West of the Baltic. Stockholm.
Lyngstrom H. y1995. Knives from the Late Iron Age in Denmark // Archaeology East and West of the Baltic. Papers from the Second Estonian-Swedish Archaeological Symposium. Sigtuna, May 1991. Stockholm.
Mazur A., NosekE.,1972. Wczesnosrednioweczne noze dziwerowane z Wroclawa // Kwartalnik historii nauki i techniki. R. XVII. N2. Warszawa.
PleinerR.,1967. Die Technologic des Schmiedes in der GroBmahrischen Kultur // Slovenska archeoldgia. XV-1. Bratislava.
Pleiner R.,1979. К vyvoji slovanske nozirske techniky v Cechach // Archeologicke rozhledy, 3. Praha.
Pleiner R.,1983. Zur Technik von Messerklingen aus Haithabu I IBerichte iiber die Ausgrabungen in Haithabu. Bericht 18.
Tomtlund J.E.,1973. Metallographic Investigation of the 13 knives from Helgo // Early Medieval Studies. Anticvarict arkiv. 50. Visby.
YouttijarviA., 1994. Metalanalyser // Dlerup Adal. Proveniensbestemmelse af jem fra illerup adal – et pilotprojekt. Jysk Arkaeologisk Selskab. Moesgard Museum.
Ironworking at the Shestovitsa settlement. Technological traditionsG.A. Voznesenskaya
Resume
The paper s devoted to the structural analysis of blacksmith’s production obtained from the excavations of the Shestovitsa archaeological complex near Chernigov (Ukraine). The hill-fort Shestovitsa is attributed to the circle of trade and production centres of protourban type situated along the most important riverways. The site dates from the late 9th – the early 11th cc.
The presented technological characteristic of the blacksmith’s production from Shestovitsa is based on the results of metallographic investigations of 242 objects. Technological schemes of their manufacturing and the most typical technological features have been established. The conclusion is put forward that the Shestovitsa blacksmith’s craft included two manufacturing traditions. One of them corresponds to the technological traditions developed by the Slavic population of South-Eastern Europe, while another is characteristic of the technological traditions of the Scandinavian population of North Europe. It is stressed that the influence of Scandinavian craft culture had comprised considerably to dissemination and development of the advanced metalworking technologies originating from the craft of the Classical antiquity.
Н.В. Рындина
Возможности металлографии в изучении древних изделий из меди и ее сплавов (эпоха раннего металла) [45]45
Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ, проект № 04-06-80065.
[Закрыть]
Металлография – наука о внутреннем строении и особенностях структуры металлов и сплавов, характер которых определяется и металлургическими процессами их получения, и способами их обработки. Строение и микроструктура древнего металла изучается на его подполированных образцах в отраженном свете с помощью специальных металлографических микроскопов, позволяющих получать увеличение от 100 до 2000 раз (оптическая металлография). В некоторых случаях возникает необходимость более детального исследования микроструктуры с помощью больших увеличений. Для этого используется метод электронной микроскопии. Рабочее увеличение при использовании электронного микроскопа находится в диапазоне от 100 до 100000 крат. В дополнение к микроструктуре такой микроскоп позволяет устанавливать химический состав ее составляющих в областях размером от двух до пяти микрон.
Оптическая металлография является необходимым этапом исследования: с ее помощью удается быстро и надежно получать общие сведения о микроструктуре металла и выявлять задачи ее дальнейшего более тонкого изучения. Настоящая работа построена преимущественно на обобщении данных оптической металлографии, накопленных в лабораториях разных стран, в том числе, в лаборатории структурного анализа кафедры археологии Московского университета.
Металлографические исследования, проводимые в лаборатории МГУ, нацелены, прежде всего, на выяснение древних способов производства, выплавки и переработки металла, которые представляют интерес как для истории техники (в частности металлургии, кузнечного, литейного, ювелирного дела), так и для установления общего уровня хозяйственного развития эпохи. Общеизвестно, какую громадную роль сыграло в истории человечества применение металла. От развития металлообработки зависел технический строй всего производства, поскольку с глубокой древности основные орудия труда земледельца, строителя, ремесленника были сделаны из металла.
При сравнении уровня одной археологической культуры с уровнем другой естественно, если в каждой из них есть металл, уделить ему особое внимание. При этом недостаточно знать его химический состав, так как даже при использовании однородного металла методы его обработки в процессе изготовления вещей могут быть различными. Поэтому необходимым дополнением к анализу сырья служат металлографические данные о технологии его формовки. Они являются важным источником для выяснения происхождения вещей. Исходный центр их производства определяется, прежде всего, единством их формы и технологии, поскольку сырьевой металл часто поступал со стороны.
Накопление массовых металлографических наблюдений помогает решению проблем торговых контактов и взаимовлияний между различными культурами и производственными общностями (очагами, центрами и пр.), идущими по линии распространения не только новых типов орудий и украшений, но и новых технических достижений их обработки.
Велика роль металлографии в исследовании проблем организации и структуры древнего металлопроизводства. Уровень его специализации определяется с помощью анализа сложности и трудоемкости освоенных мастерами кузнечных и литейных операций.
Перечисленные преимущества использования металлографии в археологии не исчерпывают всех ее возможностей. В приложении к каждой исторической эпохе и даже к каждой конкретной культуре металлографический анализ решает особые, вполне конкретные задачи.
Ранние этапы в истории металла (энеолит, бронзовый век) выдвигают на первый план вопрос о закономерностях развития металлургических знаний в центрах их независимого возникновения. В литературе существует несколько схем, отражающих их динамику ( Рындина,2004. С. 96, 97). При их создании одни исследователи принимают во внимание только процессы усовершенствования экстрактивной металлургии. Они считают обоснованной лишь последовательность: самородная медь → окисленные руды → сульфидные руды (Р. Форбс, А. Галле, М. Лауз, Г. Вайсгербер). Другие объединяют в своих построениях экстрактивную металлургию с перерабатывающей (Г. Чайлд, Г. Коглен, К. Ренфрю, Т. Вертайм). Накопленные к настоящему времени результаты более 500 микроструктурных анализов древнейшего металла Ближнего Востока и Юго-Восточной Европы в наибольшей мере подтверждают «родословное древо» металлургии, предложенное Г.Г. Когленом (Coghlan,1951. Р. 28–33). Он выделяет четыре фазы в эволюции древнейшего металлопроизводства. Фаза «А» характеризуется кузнечной обработкой самородной меди. Ее куют сначала вхолодную, а затем и вгорячую. Фаза «В» начинается с открытия плавления самородной меди и появления первых изделий отлитых в открытых формах. Фаза «С» связана с открытием выплавки меди из окисленных руд и началом действительной металлургии. Усложняется литейная техника, впервые осваивается литье в разъемные и составные формы. Фаза «D» знаменуется переходом к бронзам – любым искусственным сплавам на медной основе. Их появление сопровождают первые опыты по плавке сульфидных руд.
Факт использования на Ближнем Востоке кованой самородной меди (фаза «А» Г. Коглена) подкреплен в последнее время достаточно основательно с помощью металлографического изучения металла конца VIII–VII тыс. до н. э. из памятников докерамического неолита [46]46
Здесь и далее приведены традиционные (конвенционные) даты, не учитывающие калибровочной поправки.
[Закрыть]. Они распространены в обширной зоне от Анатолии и Восточного Средиземноморья на западе до Юго-Западного Ирана на востоке. Благодаря аналитическим работам, проведенным в лабораториях разных стран, установлено получение в процессе кузнечной обработки самородков бусины из Телль Рамада в Сирии, пронизки из Али Кош в Иране, шила из Телль Магзалии на севере Ирака (рис. 1), серии бус из Ашикли Гуюк, а также многочисленных шильев, рыболовных крючков и проволочных украшений (44 находки) из Чайеню Тепези в Анатолии ( France Lanord, Contenson,1973. P. 111–115; Smith, 1968. P. 237; Рындина, Яхонтова,1985. С. 157–161; Jalgin, Pemicka,1999. S. 47–53; Maddin, Muhly, Stech,1999. P. 39–41).
Микроструктура природных самородков крупная, но неравномерная: рядом с огромными зернами находятся мелкие зерна, именуемые полиэдрами (рис. 2, 1,2). В самородках часто наблюдается так называемое полисинтетическое двойникование – многократное повторение узких, длинных, расположенных параллельно кристаллов (Craddock, 1995. Р. 248). Такая структура была обнаружена французскими металловедами при изучении подвески из Телль Рамада (рис. 2, 1,2).
Рис. 1. Медные изделия VII тыс. до н. э., отлитые из самородков. 1 —пронизка из Али Кош; 2– подвеска из Телль Рам ад; 3 —шило из Телль Магзалия.
Строение самородков, как правило, меняется при переходе от одного места к другому за счет частого присутствия в них включений иных минералов: домейкита (Cu 3As), кальцита, кварца, самородного серебра и др. (. Вернадский, 1955. С. 258). К примеру, мы наблюдали на сканирующем электронном микроскопе вытянутые в направлении ковки вкрапления серебра в структуре шила из Телль Магзалии, датированного VII тыс. до н. э. (рис. 2, 4). Таким образом, роль металлографии при вычленении изделий из кованой самородной меди является решающей.
Совсем иначе обстоит дело с переплавленными самородками: при их расплавлении примеси растворятся в меди и она получит структуру, обычную для металлургического металла ( Wayman, Duke,1999. P. 55, 62, 63). В этом случае отличить самородную медь не удается и с помощью анализа ее химического состава. Уже давно известно, что она может быть и очень чистой, и очень грязной ( Риндина,1985. С. 12). Изложенные методические трудности привели к тому, что фаза «В» Г. Коглена, связанная с литьем самородков, до сих пор четко не обозначена. Ее существование подкрепляется пока лишь косвенными наблюдениями о живучести самородного сырья в некоторых районах Ближнего Востока вплоть до V – середины III тыс. до н. э. ( Piggot,1999. Р. 108, 109; Heskel, Lamberg-Karlovsky,1999. P. 232, 233). Эти пережиточные явления не затушевывают того факта, что период преимущественного хождения изделий из самородков приурочен на Ближнем Востоке к очень раннему времени конца VIII–VII тыс. до н. э.
Весьма основательно документирована аналитическими данными фаза «С» Г. Коглена. На Ближнем Востоке она вписывается в рамки второй половины VI – первой половины IV тыс. до н. э. Древнейшим свидетельством освоения технологии выплавки металла из оксидных медных руд служит шлак из слоя VI А Чатал Гуюка на юге Анатолии, датированный по радиоуглероду серединой VI тыс. до н. э. ( Neuninger, Pittioni, Siegl,1964. S. 98-110).
Несомненно отлитые медные предметы зафиксированы с помощью металлографии в коллекциях находок V–IV тыс. до н. э. из памятников Восточного Средиземноморья. Среди них шилья из «первого смешанного горизонта» Амукских теллей Сирии, слои которого относятся ко второй половине V – первой половине IV тыс. до н. э. ( Braidwood Burke, Nachtrieb,1951. P. 92. Fig. 6-a). Древнейшими литыми предметами Израиля считаются четырнадцать медных долот из знаменитого клада Нахал Мишмар середины IV тыс. до н. э. ( Shalev,1995. Р. 113; Tadmor, Kedem,1995. P. 122).
Наиболее яркие и многообразные примеры раннего литья дают археологические материалы Ирана. Древнейшим литым предметом здесь является наконечник стрелы из Сиалка III (Wertime,1964. Р. 1260). Изделие рубежа VI и V тыс. до н. э., по данным американского металловеда С. Смита, после литья было отковано и отожжено. Последней третью V тыс. до н. э. датируется литое шило из слоя V В Тепе Гийян, по-видимому, полученное в открытой форме ( Contenau, Ghirshman,1935. P. 137, 138). По результатам металлографических анализов литьем с последующей ковкой изготовлены два клиновидных топора и проушное тесло из Сиалка III4 середины IV тыс. до н. э. ( Ghirshman,1938. Р. 206) и близкие по времени украшения и мелкие колющие орудия из Тепе Яхья VC–VB (Heskel,1981. Р. 69, 81, 140–144).
В отличие от Ирана, находки V – первой половины IV тыс. до н. э. с территории Месопотамии и Анатолии почти не исследовались с помощью металлографии. Тем не менее, данные поверхностного технологического изучения крупных ударных орудий этого времени свидетельствуют о безусловном использовании местными мастерами литья не только в открытые, но и в разъемные формы. С помощью литья, без сомнения, исполнены клиновидные топоры и тесла-долота из XVII–XVI слоев Мерсина ( Garstang,1953. Р. 108), плоское долото из XVII раннеубейдского слоя Тепе Гавра ( Tobler, 1950. Р. 213), клиновидный топор из убейдского комплекса Арпачии (Mallowan, Rose,1935. P. 104. Pl. XI).
Наиболее явными и массовыми аналитическими наблюдениями подкреплена фаза «D» Г. Коглена. Переход от меди к бронзам, сначала мышьяковым, а потом и оловянным, хорошо прослежен по результатам химического и металлографического исследования ближневосточного металла второй половины IV–III тыс. до н. э. (Авилова,1996. С. 77, 78; Frangipane,1985. Р. 216).
Другим независимым центром становления металлургии был Юго-Восток Европы. Ее население приобщается к металлу на два тысячелетия позже, чем Ближний Восток. Но темпы дальнейшего накопления металлургических знаний имеют здесь опережающий характер. Этап сложения предпосылок металлургии в Балкано-Карпатье (стадии А-В по Г. Коглену) по-видимому приурочен к V тыс. до н. э. Гипотеза о его существовании в рамках неолитических культур Старчево-Кереш-Криш, Какань, Сакалхат-Лёбе, Усое II и др. пока опирается не столько на данные металлографии, сколько на результаты химического и морфологического изучения древнейших находок из меди и малахита ( Рындина,1998. С. 190). Их набор идентичен ближневосточным изделиям докерамического неолита (мелкие колющие орудия, украшения).
Значительно ярче вырисовывается этап «С» Г. Коглена благодаря массовому металлографическому изучению в лаборатории кафедры археологии МГУ изделий из металла энеолитических культур региона (Марица, Гумельница, Варна, Триполье). Итоги 382 микроструктурных анализов позволяют заключить, что он вписывается в рамки IV тыс. до н. э. (Рындина,1992. С. 62–75). Металлография обнаружила феноменально высокий уровень навыков европейских мастеров, более совершенный, чем на Ближнем Востоке. В Балкано-Карпатье в рамках этапа «С» осваиваются огромные рудники типа Аи Бунара, дававшие фантастическое количество выплавленной из окисленных руд меди; используются сложные по конструкции литейные формы из графита, позволявшие отливать многие сотни тяжелых ударный орудий; практикуется прием насыщения меди кислородом при литье для предотвращения ее газовой пористости; широко применяется ковка металла в предплавильных режимах (900-1000 °C). Но контраст в темпах и уровне развития металлургии Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока в период освоения литейных и плавильных технологий (этап «С») не умаляет важного факта общей направленности этого развития, которое идет в сторону накопления все больших объемов металла и постепенного освоения приемов его сложного литья и легирования (фаза «В» Г. Коглена).
Таким образом, накопленные металлографические данные показывают, что схема Г.Г. Коглена правильно отражает генеральную линию эволюции древнейшего металлопроизводства в случае его независимого возникновения. Металлографические исследования подкрепляют основной вывод Г.Г. Коглена о том, что открытия и изобретения в истории металлургии предопределяют друг друга и следуют друг за другом в определенной последовательности вне зависимости от сложности и противоречивости процесса ее регионального развития. Тем не менее, на фоне нынешнего состояния аналитических источников, удается не только подтвердить периодизацию металлургии Г.Г. Коглена, но отчасти и дополнить техническую характеристику выделяемых им этапов. Оказалось, к примеру, что вскоре после открытия плавки чистых окисленных руд меди (начало фазы «С») последовало освоение восстановительной плавки руд смешанных оксидносульфидных. Прямое доказательство этому обнаружено при металлографическом изучении так называемых «штейновых» включений в медных изделиях и шлаковых настылях на стенках тиглей поздней Гумельницы, датируемых серединой IV тыс. до н. э. ( Рындина,1998. С. 74–77). Ранее такого рода плавки оценивались как позднее явление, связанное с эпохой бронзы (фаза «В» Г.Г. Коглена).
В пределы фазы «С» удается теперь вписать и еще одно, чрезвычайно важное изобретение, связанное с упрочнением меди холодной ковкой. Из 120 изученных в нашей лаборатории крупных ударных орудий, связанных с энеолитическими памятниками Восточного Средиземноморья, Балкано-Карпатской и Восточной Европы, 118 обнаружили на лезвийной части следы упрочняющего наклепа (рис. 3, 4) в виде вытянутых холодной ковкой, разбитых полиэдров. Чтобы представить возможность этого технического достижения, достаточно обозначить твердость их металла на лезвийной кромке и вдали от нее. На лезвии она колеблется от 110 до 130 кг/мм 2, вдали от него составляет 77–89 кг/мм 2. Для сравнения обозначим твердость железа, выплавленного из гематита. Она равна 106–110 кг/мм 2, т. е. соответствует показателям упрочненной меди. Резкое повышение твердости за счет целенаправленного наклепа делает медь успешным соперником камня даже в производстве крупных ударных орудий и оружия.
Установленные с помощью металлографии закономерности совершенствования знаний о металле помогают выявить те технологические признаки, которые наиболее важны при классификационном членении ранних металлоносных культур.
При всех различиях периодизационных схем, предложенных археологами к концу XIX века, почти все они опирались на характеристику материалов, используемых в производстве жизненно необходимых орудий и технологические особенности их обработки. Периодизация по материалу орудий легла в основу выделения знаменитых археологических веков. Пионеры археологической классификации Кристиан-Юргенс Томсен и Якоб Ворсо строили свои периодизационные схемы, исходя прежде всего из технологических принципов анализа материалов (Worsaae,1843; Thomsen, 1836). Эти принципы позднее оказались решающими как для общего членения каменного века на палеолит и неолит ( Lubbock, 1885), так и для периодизации палеолита (Mortillet, 1872). И попытки периодизации эпохи раннего металла не составляют здесь исключения ( Мерперт, 1981. С. 4—20). Специфика материала определила первые опыты, выделения наиболее ранней ее фазы – медного века (энеолита). Инициатором внедрения в археологию этого периода был венгерский археолог Ф. Пульский (Pulszky, 1884). Он определял его как время использования человеком медных изделий, предшествующих бронзовым, а значит собственно бронзовому веку. Однако, в дальнейшем стало ясно, что первые опыты освоения меди связаны еще с неолитом. Стал актуальным вопрос о том, какие технологические признаки выступают на первый план при попытках разграничения неолита и энеолита. Выявлению этих признаков способствовали металлографические наблюдения.
Массовое металлографическое исследование древнейших медных находок из памятников Болгарии, Молдовы, Украины и России, проведенное нами в лаборатории кафедры археологии МГУ, позволило установить, что в непосредственной зависимости от уровня металлургических знаний человека находится и набор используемых им предметов из металла ( Рындина,1978. С. 78–81). В металлоносных культурах неолита, носители которых делают первые шаги в освоении меди и не знают способов ее упрочнения ковкой, металл находит применение только в производстве украшений и в меньшей степени орудий колющего и режущего действия – шильев, рыболовных крючков, ножей. Топоры и другие орудия ударного действия (тесла, долота, молотки, мотыги) получают распространение только в связи с открытием эффекта упрочнения меди ковкой и совершенных способов ее литья в разъемные формы. С этим и связан переход к энеолиту. Таким образом, само понятие энеолита, с какими бы экономическими и культурными критериями не сопрягалось оно на конкретных территориях, напрямую связано с технологическими показателями обработки медных орудий, выделяемыми с помощью металлографии.
Важные результаты дает использование металлографии при исследовании проблемы происхождения металлургических знаний во вновь возникающих центрах металлопроизводства. Обобщение массовых микроструктурных анализов показывает, что начальные стадии развития нового независимого центра металлургии оказываются во многом похожими на начальные этапы развития металлургии в целом: лишь освоив простейшие, универсальные по своему характеру приемы – кузнечную ковку, сварку, плющение и пр. – представители нового центра переходят к освоению литья и сопутствующих ему сложных приемов металлообработки. Иными словами, независимый путь становления нового центра предполагает некоторый период ученичества, первичного знакомства с металлом и методами его простейшей обработки. Отсутствие каких-либо признаков такого ученичества, внезапный «всплеск» сложных технологий металлопроизводства свидетельствует о привнесенном со стороны характере металлургических знаний. Такая модель соответствует полученным нами данным о влиянии Передней Азии на сложение и развитие очага металлургии в ареале майкопской культуры раннего бронзового века Северного Кавказа.
В течение последних столетий IV и почти всего III тыс. до н. э. майкопские племена освоили в Предкавказье значительную территорию от Таманского полуострова на западе до Дагестана на востоке ( Маркович, Мунчаев, 2003. С. 51). В этой зоне в памятниках энеолита металл почти неизвестен (единичные украшения), В майкопское же время металлические изделия сразу приобретают массовый характер. Находки исчисляются многими сотнями и представлены орудиями и оружием из мышьяковых и мышьяково-никелевых бронз; украшениями, сосудами, культовыми предметами из золота и серебра. Ряд изделий отличается специфическими формами, типичными только для Северного Кавказа. Среди них желобчатые двулезвийные кинжалы, про ушные топоры, двузубые «вилки», крюки, котлы и пр. Для выяснения реальной культурной и техноготической основы, на базе которой возникли предпосылки блестящего расцвета местной металлообработки, мы сосредоточили внимание на результатах химико-технологического изучения майкопских находок. Сто пятьдесят предметов, образцы с которых были получены из коллекций Эрмитажа, а также из музеев Адыгеи и Кабардино-Балкарии, были подвергнуты металлографическому исследованию с помощью оптической и электронной микроскопии на установке Camebax. В итоге проведенной работы было установлено, что местные мастера владели изощренными приемами металлообработки, явно привнесенными из южных культурных центров. Среди сложнейших технологий неместного происхождения можно назвать литье по восковой модели; ковку мышьяковых сплавов (4–8 % As) с высокотемпературными отжигами, вызывавшими их размягчение (эффект гомогенизации); инкрустацию бронз серебром и золотом; различные приемы получения серебристых покрытий на изделиях (лужение, серебрение, покрытие мышьяком).
Рассмотрим в более детальной форме серебристые покрытия на различных майкопских предметах. Серебро уже в раннем бронзовом веке уступало по ценности только золоту ( La Niece,1990. P. 101). Высоко ценившийся материал стал символом социального статуса и именно это породило стремление мастеров получать более дешевые его имитации. Чтобы создать иллюзию серебрения, они прибегали к помощи различных приемов, среди которых наиболее популярным было покрытие поверхности предметов мышьяком. Метод того или иного «серебрения» может быть определен только с помощью металлографического исследования поперечного сечения изделия. Поэтому обнаружив в музейных условиях на ряде майкопских кинжалов наличие пленки серебристого цвета, мы обратили преимущественное внимание на анализ микроструктуры срезов с их клинков. Изучив с помощью оптического и электронного микроскопов 58 кинжалов, зафиксировали обогащенный мышьяком наружный слой на 15 из них (см. табл. 1). Все пятнадцать относятся к позднему новосвободненскому этапу майкопской культуры, причем 9 из этой серии связаны непосредственно с курганами станицы Новосвободной (урочище Клады). В типологическом отношении кинжалы с серебристыми покрытиями неоднородны (рис. 5). Все они имеют выделенный черенок, узкий заостренный на конце или слегка скругленный клинок, но характер оформления поверхности клинка различен. Это позволяет обозначить среди них четыре типологические группы: кинжалы с гладким листовидным клинком (6 экз. – из кургана 1, камеры 1 станицы Новосвободной); кинжалы с выступающей на поверхности клинка двусторонней плоской площадкой (5 экз. – урочище Клады, к.31, п.5; курган, Иноземцево; ст. Новосвободная, к.1, камера 1; Чегем 2, к.21, п.5); кинжалы с желобчатым клинком (2 экз. – Кишпек 2, к.2, п.7; Кишпек 2, к. З, п.2) и, наконец, кинжал с выпуклым двусторонним ребром на клинке (1 экз. – Клады, к.31, п.5).
