Текст книги "Утро вечера мудренее"

Автор книги: Евгений Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Наумов Евгений
Утро вечера мудренее

Евгений Наумов

УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ

Сказочная история с необычайными приключениями,

волшебными фокусами и странными превращениями,

которая могла произойти с любым из вас.

СОДЕРЖАНИЕ

"А уши у него серебряные?"

Глубокой ночью

Хрустальный стаканчик

Никто не хочет превращаться в крокодила

Победа над шведами

Кот величиной с кита

Где ты, волшебник Тик-Так?

Всеобщее презрение

Соломенная метель

Встреча с Коброй

Долгожданный приз! Но...

Утюги посыпались градом

"Хочу быть красивее всех!"

Перевертыши с черной звезды

Таинственная дверь

Цветок долголетия

Месть Вяка

В плену

Чудовища планеты Вулканов

Из огня да в полымя

"Возьмите и нас, мы хорошие!"

Тик-Так видит снова

"Слезайте, вы нарушаете!"

Здравствуй, двойка!

Подарок из Арктики _____________________________________________________________________

"А УШИ У НЕГО СЕРЕБРЯНЫЕ?"

Макар Синицын сидел на подоконнике, слушая звуки, которые нагоняли на него тоску: тихо гудел белоснежный новенький холодильник, тикал будильник, за окном посвистывал ветер. Потом раздался щелчок, и гудение смолкло.

Синицын смотрел в окно. Солнце садилось, от голых деревьев и домов протянулись длинные тени, вдали под сопками сгустилась тьма. Ветер гнал по тротуару желтые, красные, бурые листья. По двору носился в одиночестве второклассник Гоша Шурубура. Вот он заметил Синицына, подъехал поближе и остановился, не слезая с велосипеда. Задрал голову кверху.

– Когда планер сделаешь? – заорал он. – Обещалкин!

Макар сделал вид, что не слышит, и стал гладить сидевшего рядом с ним толстого полосатого кота Обормота. Тот заурчал от удовольствия и повалился набок.

Шурубура укатил, не дождавшись ответа.

Дом стоял на высокой Казачьей горе, и отсюда открывался прекрасный вид на весь Хабаровск. То есть не совсем на весь, потому что город тянулся вдоль великого Амура на десятки километров, но Макару всегда казалось, что он видит весь Хабаровск. Вдоль по улице Калинина стояли многоэтажные дома, справа виднелся Амурский бульвар, за бетонной набережной раскинулась безбрежная водная гладь в золотой чешуе волн. Сегодня эта чешуя отливала холодным блеском – чувствовалось дыхание осени, уже окрасившей далекие сопки в багряный и желтый цвет. Обезлюдел песчаный пляж, на который любил бегать Макар, и даже палубы величественного белоснежного лайнера "Семен Дежнев", резавшего острым носом небольшие волны, были пустынны – они не пестрели, как летом, нарядными одеждами отдыхающих пассажиров.

Но Макар видел Амур и другим – вздыбившимся, грозным. Вздымались пенные гребешки волн, которые с грохотом обрушивались на берег, в воздух взлетали брызги и водяная пыль, и небольшой буксирчик или грузовой теплоход, ныряя среди серых валов, торопились укрыться в спасительном затоне выше по течению. Выл ураганный ветер в ажурных стрелах высоченных кранов, намертво закрепленных на своих рельсах внизу, в грузовом порту, и казалось, что многоэтажный дом вот-вот стронется с места и поплывет вперед, навстречу урагану. Тогда Макар садился на подоконник и во все горло распевал, глядя на бушующую реку:

Шуми, Амур, шуми, наш батюшка,

Иэ-эх, таежная, безбрежная река!

Обормот с перепугу прятался под тахту, а Макар смеялся и представлял себя капитаном на мостике большого теплохода. Вот подносит он ко рту рупор и громовым голосом отдает команды: "Свистать всех наверх! Полный вперед!"

Сейчас, с наступлением осени, такие бури налетали все чаще – Амур словно сердился и бушевал перед зимой, когда его непокорные волны надолго успокоятся под толстой ледовой броней.

...В холодильнике опять щелкнуло и загудело. Синицыну вдруг показалось, что где-то там, внутри, сидит маленький-маленький человечек, одетый в теплую шубку, собачьи унты и меховую шапку с длинными ушами. Вся одежда точь-в-точь как у папы Макара, известного полярника. Сидит человечек, а перед ним рубильник наподобие того, что в подвале. Повыше рубильника термометр. Человечек смотрит на него и, как только столбик опустится ниже красной черты, выключает рубильник. А потом, когда столбик перерастет красную черточку, снова включает. И так без конца...

А что он ест? Конечно же, то, что лежит в холодильнике. Колбаски, сыра поест, лимонаду попьет или молочка. Ему бы чайку горячего – стужа все-таки там, внутри... Вон папа рассказывал: так намерзнешься на Севере, что только чай и спасает – пьют его без конца.

Из-под холодильника осторожно высунулась острая белая мордочка. Тревожно зашевелились лучики блестящих усов. И вот показался маленький белый мышонок. Синицын удивился: откуда он взялся? В школьном живом уголке он видел белых мышей, но никогда не слышал, чтобы они водились в квартирах.

Но тут он удивился еще больше: в последнем луче заходящего солнца глазки, усики и хвостик мышонка ярко сверкнули.

Они были золотые!

Как завороженный, смотрел Синицын на мышонка, а тот, не подозревая, что в кухне кто-то есть, подбежал к столу и принялся обнюхивать его ножку. Тут Обормот подобрался, напружинился и прыгнул. Пытаясь перехватить его, Синицын полетел с подоконника. Мышонок белой молнией мелькнул и скрылся под холодильником. Обормот забегал вокруг, урча и нюхая пол.

– Что, не вышло? – укоризненно сказал Макар и подул на руку. – Еще и царапается! На такого маленького кинулся! Это же мышонок с золотым хвостиком... Иди и лови лучше в подвале крыс. Боишься, небось, что уши тебе обгрызут.

Кот сел, захлестнул вокруг передних лап хвост и уставился в угол желтыми злыми глазами. Он судорожно облизывался.

– И не стыдно тебе, разбойнику? – возмутился Макар.

Кот перекинул хвост с одной стороны на другую.

– Достукаешься, выгоню отсюда.

Дверь заскрипела. На шум явился Брехун – маленький фокстерьер, ласковый с друзьями, но беспощадный к врагам. Он презрительно смерил кота взглядом черных глазок-вишенок из-под нависавших на морду белых шелковистых прядей и, стуча когтями, подошел к Макару. Уткнувшись холодным носом ему в руку, вильнул хвостом.

Кот настороженно изогнул спину, готовясь свечой взвиться на стол, если Брехун неожиданно бросится на него. Но тот вдруг забеспокоился и двинулся к холодильнику. Сунул под него нос и стал шумно нюхать.

– И ты туда же! – упрекнул его Макар. – Ну, что там потерял? Ополчились на маленького.

В коридоре раздался звонок.

– Это ко мне пришли! – сообщил Макар коту и фокстерьеру и бросился из кухни. И действительно, открыв дверь, он увидел Дашу Поспелову и Генку Лысюру. За ними топтался, поблескивая круглыми очками, Зина Живцов. Под мышкой у него торчал рулон белой бумаги.

– Заходите, заходите, – засуетился Синицын. – Вот вешалка, раздевайтесь.

Генка подскочил к Даше и помог ей снять пальто.

– Эх ты, хозяин! – упрекнул он Макара. – Надо же помочь даме раздеться.

"Дама" захихикала и стала поправлять перед зеркалом косички. Синицын покраснел так, что у него зачесалась шея.

– Ладно, раздевайтесь, – грубовато бросил он и вразвалку пошел в комнату.

Генка взял у Зины рулон и расстелил его на столе, а сам принялся бегать вокруг. Это у него называлось "творчески мыслить".

– Ты, Синицын, будешь рисовать заголовки и карикатуры, распоряжался он. – Помнишь, говорил, что умеешь рисовать? Поспелова пусть переписывает заметки – у нее почерк хороший, а Живцов будет давать темы для карикатур.

Синицын тоскливо съежился. Вот она, пришла расплата: прихвастнул как-то на собрании, что может хорошо писать заголовки, он, дескать, в свое время целые плакаты писал (в какое свое время, он не уточнил). Не успел и оглянуться, как его уже избрали в редколлегию, а теперь вот подошла пора выпускать первую стенгазету.

Макар неловко ухватил толстый синий карандаш и лег животом на лист.

– А ты что будешь делать? – ехидно спросила Даша Генку. Тот напыжился:

– Я, как староста класса, буду передовую статью диктовать. Значит, так... – он полистал блокнот. – Заголовок: "От каждого – по книге!"

– Это ты о чем? – не понял Макар.

– Как о чем? Ты что, не в курсе дела? Мы сейчас важную... – он снова заглянул в блокнот, – кам-па-нию будем проводить: собирать библиотечку на общественных началах. Каждый должен принести для нее свою любимую книгу. У тебя, например, какая самая любимая книга?

– У меня? – голос Макара дрогнул. – "Маленький принц".

– Вот ее и принесешь, – решительно махнул рукой Лысюра.

– А другую нельзя? Это ведь моя самая-самая любимая...

Лысюра заложил руки за спину.

– Значит, любимую книгу хочешь оставить себе? А другим отдать то, что тебе не нужно? "На тебе, боже, что мне не гоже?" Живцов, запиши для карикатуры.

Макар взъерошился:

– А ты-то сам какую принесешь?

– Я? – Лысюра вытащил опять блокнот из-за спины и по складам прочитал: – "Роль профсоюзных организаций в развитии горнодобывающей промышленности". Один рубль пятьдесят копеек.

– Что?! – Макар даже задохнулся. – Это твоя любимая книга? Да врешь ты все! Мы же знаем, что ты только про шпионов читаешь.

– Про шпионов – это я так читаю, – Лысюра отвел глаза. – Когда нечего делать. А вот эта книга стоящая. Рубль пятьдесят.

– Да что ты заладил: рубль пятьдесят, рубль пятьдесят, – Макар метнулся к полке с книгами. – Вот! "Кулинария"! Два рубля семьдесят! Могу отдать вместо "Маленького принца", мама купила, а все равно в нее не заглядывает.

Послышались глухие всхлипывания. Это смеялся Живцов, потом захихикала и Даша.

– Вы чего? – оторопел Синицын.

– Ой, не могу... "Кулинария"! Кто же ее читать будет?

– А кто будет читать эту... как ее? – Синицын наставил палец на Генку. Тот послушно снова прочитал по бумажке.

– Эту-то? Еще как будут! Вон Живцов уже изъявил желание, забил очередь. Правда, Зина?

– Твою книгу тоже никто читать не будет, – спокойно сказал Живцов, прочищая кисточку. – Не ври, пожалуйста, ничего я не забивал.

Генка скрестил руки на груди и раздул ноздри.

– Ага! Значит, подводишь друга? Ну ладно, попомнишь меня, Зиновий. Твое мнение какое, Поспелова?

– Мое мнение такое, – звонко сказала Даша. – Чтобы все было без обмана, каждый пусть приносит хорошую книгу. Не обязательно любимую.

– Но ведь понесут ерунду всякую! – схватился за голову Лысюра. Кампания провалится. Нет, надо объявить, чтобы приносили именно любимую. А?

– Тогда ты тоже приноси любимую, – вмешался Живцов. – "Секретный агент на чердаке". Идет?

Генка грозно вытаращил глаза. Очевидно, он думал, что глаза его сверкают. Но потом сник и деловито сказал:

– В общем так! – он зачем-то постучал ногтем по столу. – Каждый пусть приносит самую любимую книгу. Точка! – и, скрипнув зубами, добавил: – Я принесу "Секретного чердака", – тьфу! – "Секретного агента на чердаке".

Пока шла перебранка насчет книг, а потом Лысюра диктовал передовую, Синицын совсем забыл, что заголовок придется рисовать ему. Он смотрел, как старательно выписывала Поспелова статью Лысюры. "Отличница!"

– Не дыши в затылок! – передернула она плечиками, и Макар передвинулся к Живцову. Тот быстрыми движениями карандаша набрасывал карикатуру. На бумаге появился испуганный толстый человечек, который, озираясь, прятал в шкаф книги.

– Кого это ты рисуешь?

Вместо Живцова ответил Генка:

– Это пока без фамилии. А потом подпишем фамилии тех, кто будет кампанию срывать, – тон его был зловещим.

Наконец передовая статья и еще несколько заметок были написаны, карикатуры готовы, наступила очередь Синицына рисовать в верхней части газеты красочными буквами: "Пионер".

С тяжелым вздохом Макар подошел к газете, вооружился фломастером и, согнувшись, застыл над листом бумаги. Тут он заметил под острием какую-то соринку. Отложил карандаш и принялся сметать с бумаги незримую пыль.

– Намусорили, понимаешь... Не могут аккуратно работать.

Он поднял голову и встретился взглядом с Поспеловой. Подперев кулачком подбородок, она внимательно следила за его движениями. Ох, лучше бы она не смотрела!

– Ну, чего тянешь? – не выдержал Генка. – Рисуй, а то уже поздно. Стенгазету нужно завтра вывесить.

– А вы чего смотрите? – взвился Макар. – Не могу рисовать, когда все вокруг стоят и глазеют.

– Ну, ладно, ладно, не будем, – успокоил его Живцов. – Давайте лучше, ребята, почитаем свежий номер "Пионерки".

И он вытащил из кармана газету.

Синицын понял, что его уже ничто не спасет. И вдруг вспомнил про мышонка.

– Ребята, а что я видел сегодня! – с жаром заговорил он, откладывая в сторону фломастер. – Из-под холодильника белый мышонок выскочил, а усы и хвост у него золотые. Честно-честно!

– Ой, с золотым хвостом! – всплеснула руками Даша. – Вот бы поглядеть на него...

Но остальные смотрели недоверчиво.

– Что ты нам басни рассказываешь, Синицын? – прищурился Генка. Ты кто – Крылов И. А. или Сергей Михалков? Где это ты видел мышей с золотыми хвостами?

– Вот тут, под холодильником! Ну точно, ребята, видел! – заныл Макар. – Не верите? У него и глаза были золотые!

– Ха-ха, – без улыбки сказал Генка. – А уши у него какие серебряные?

– Уши я не рассмотрел, – понурился Макар.

– Работай, работай, – начальническим тоном бросил Лысюра. – Вновь принимайся за газету.

Синицын горестно плюхнулся животом на стол. Ему было так не по себе, что даже собственная рубашка показалась ему тесной и неудобной. Он задвигал локтями, крепко стиснув фломастер, и вдруг раздался Дашин крик:

– Ой, что ты наделал! Тушь опрокинул!

ГЛУБОКОЙ НОЧЬЮ

Синицын отпрянул от стола. По чистой белой скатерти расплывалось громадное черное пятно.

– Эт-то я оставил пузырек открытым, – заикаясь, пробормотал Живцов.

А Даша, между тем, командовала:

– Быстрее снимайте скатерть и – в ванную! Попробуем отмыть...

Скатерть сдернули и потащили в ванную. Даша сложила ее углом и сунула под струю горячей воды. Струя почернела.

– Поворачивай, эту сторону подставляй, – помогал ей Лысюра. Через плечо с несчастным видом заглядывал Макар.

– Ну как, отмывается?

Скатерть отжали и развесили на батарее. Пятно стало бледнее, но зато больше. Синицыну казалось, что оно расползлось на половину скатерти.

– Ну, влетит тебе! – сделала большие глаза Даша. – Я лучше побегу, а то еще и мне попадет.

Живцов и Лысюра тоже почувствовали себя неуютно.

– Ну, мы это самое... пойдем... – почесал затылок Генка. – Я совсем забыл: надо готовиться к контрольной. По математике.

– И мне тоже, – Зина уронил с носа очки, но благополучно поймал их. – Домой к тому же далеко добираться.

Они направились в прихожую и стали торопливо одеваться.

– В общем, ты рисуй... Завтра придем за газетой. Договорились? Генка тряхнул руку Синицына и как-то боком юркнул в дверь вслед за Дашей и Живцовым. Синицын остался один.

"Скоро мама придет! Что делать, что делать?" Он заметался. А что делать? И Макар сделал то, что делают в таких случаях многие мальчишки и девчонки: скрыл следы "преступления". Он расстелил скатерть на столе, а поверх пятна положил стенгазету. И вовремя! Едва он закончил свои труды, как в комнату вошла мама. Не раздеваясь, она прошла прямо к столу и, прищурясь, стала рассматривать стенгазету.

– Молодцы, – похвалила она. – А где же заголовок?

Макар в это время с озабоченным видом хлопотал: то подтирал кое-где резинкой, то подправлял карандашом линии.

– Да мне поручили, – буркнул он, а сам косился: не заметила ли мама чего-нибудь? Но она спокойно сняла пальто.

– Как это тебе поручили? Ты ведь не умеешь!

– Поручили, значит, нужно суметь, – ляпнул Макар.

Мама возмутилась:

– Есть же ребята, которые хорошо рисуют, зачем поручили тебе? Вот я поговорю с Ниной Борисовной.

Макар испугался, что его обман обнаружится:

– Не надо говорить с Ниной Борисовной!

– Почему?

Он понес и вовсе несусветную чушь:

– Понимаешь, это у меня общественная нагрузка. Каждый должен ее иметь.

– Пусть тебе дадут другую. Ту, что по силам.

– А других нет. Все нагрузки уже разобрали, а эта мне досталась.

– Ерунда какая-то, – мама пожала плечами и ушла к себе. Вскоре в ее комнате погас свет.

– Ты думаешь ложиться? – окликнула она.

– Я сейчас, мама! Вот только тут кое-что подправлю.

Он торопливо погасил свет, сел прямо перед стенгазетой без заголовка, подпер щеку ладонью и задумался.

"Вон сколько бед принес этот день! Мама огорчится, завтра меня разоблачат с этим заголовком, да еще придется "Маленького принца" отдать. Не отдам, пусть мою фамилию пишут под карикатурой!" – и он с ненавистью посмотрел на толстого противного человечка, прячущего в шкаф свои книги. В смутном лунном свете, лившемся из окна, человечек будто шевелился – то спрячется в шкаф, то вылезет...

Голова Синицына клонилась все ниже. Нос его уткнулся в острый нос нарисованного человечка...

Вдруг он очнулся. В окно светила полная луна, словно крупный электроплафон, на полу лежали голубые квадраты. Он повертел головой и понял, что уснул сидя, прямо за столом. Что-то его разбудило. Из коридора донесся подозрительный шум. Макар пошел туда на онемевших от сидения ногах. Откуда ни возьмись появился Брехун и, стуча когтями, двинулся за хозяином. Ночью он не лаял – к этому еще папа приучил, который и наградил его такой кличкой.

Взъерошенный, с горящими глазами, Обормот рвался в ванную комнату и царапал дверь.

– Что тебе там нужно? – Синицын хотел оттащить кота от двери, чтобы самому заглянуть туда, но тот вдруг царапнул за руку.

– Ах, так! Я с тобой по-хорошему...

Он ухватил кота за шиворот, открыл другую дверь – и Обормот с коротким злым вяканьем полетел в темноту лестничной клетки. За ним вдруг молча ринулся Брехун.

– Что это с ними? – Макар открыл дверь в ванную и включил свет. Никого, ничего. Мирно сияли никелированные краны, в бачке над головой сонно бормотала вода:

– Тик-так!

Макар заглянул в ванну и вытаращил глаза. Там сидел белый мышонок с золотым хвостиком.

– Как же ты попал сюда? – шепотом спросил Макар и, протянув руки, поймал мышонка. – Тебя, наверное, сюда кот загнал?

– Тик-так! Тик-так! Тик-так! – странно и пронзительно пискнул мышонок и затих. Он сидел в ладонях Синицына и мелко дрожал. Макар поднес его поближе к свету и замер.

Хвост и усики у мышонка действительно оказались золотыми. А глаза у него были голубого цвета, окруженные крохотными золотыми ресничками. Макар осторожно погладил мышонка по удивительно мягкой белоснежной шерстке. Мышонок чуть-чуть зашевелил хвостиком, замигал и стал осторожно обнюхивать палец Макара.

– Что, есть, наверное, хочешь? Ну, пойдем, накормлю.

Он понес мышонка на кухню и накрошил в ладонь немного хлеба. Но мышонок только понюхал его, а есть не стал.

– Ну, тогда иди домой, – Макар опустил мышонка на пол, тот метнулся и пропал под холодильником. Синицын со вздохом собрал крошки и бросил их вслед мышонку.

– Проголодаешься – пожуешь.

Он выключил свет и уже собрался уходить, как вдруг услышал тоненький голосок:

– Тик-так, добрый мальчик! Ты слышишь меня?

Синицын вздрогнул и оглянулся на окно. За стеклом сияли холодные звезды. Где-то далеко загудел паровоз.

– Голос какой-то... Или мне послышалось?

– Посмотри сюда, на холодильник.

Макар обернулся и увидел белого мышонка. Тот стоял на задних лапках и пищал:

– Ты спас меня, и я хочу тебя отблагодарить. Я могу исполнить любое твое желание. Говори, чего ты хочешь.

– Кто ты такой? – сиплым шепотом спросил Синицын и почему-то стал по стойке "смирно", как на уроке физкультуры.

– Я мышонок Тик-Так, живу в вашем холодильнике.

– В холодильнике? – удивился Макар.

– Да. Я слежу за тем, чтобы он хорошо работал.

– Ух ты! И тебе не холодно?

– Нисколько. Я окружаю себя шубой из теплого воздуха.

– Но как ты туда попал?

– О, это долгая история. Когда-нибудь я расскажу ее тебе. Но сейчас мне пора. Говори, чего тебе хочется, добрый мальчик.

Синицын принялся лихорадочно соображать. Но, как назло, ничего не приходило в голову. Спать вот хочется...

– Ну что же, – пискнул мышонок. – Ложись спать, утро вечера мудренее...

И мышонок Тик-Так, вильнув золотым хвостиком, исчез.

Макару еще сильнее захотелось спать. Глаза так и слипались. Он добрался до кровати, кое-как разделся и только нырнул под одеяло, как заснул беспробудным сном. Последнее, что слышал, был противный крик Обормота под дверью.

ХРУСТАЛЬНЫЙ СТАКАНЧИК

Проснулся Макар от жгучих лучей солнца, бивших прямо в глаза. Он сладко потянулся и тут вспомнил все сразу: незаконченную стенгазету, Дашу, испорченную скатерть. И говорящего мышонка с золотым хвостиком.

"Ну и сон мне приснился!" – подумал он.

Стенные часы пробили десять.

– Ой! – спохватился Макар. – Сейчас ребята придут.

Вскочил и подбежал к столу. На белом листе ватмана горел необычайной красоты заголовок: "Пионер". Буквы переливались радугой, от них нельзя было оторвать глаз. Долго сидел Макар, глядя на это чудо, потом, все еще не веря себе, потрогал буквы. Нет, это ему не снилось.

Синицын ущипнул себя за живот и сказал:

– Какой дурак! Ведь это мама нарисовала... Пока я спал.

И тут же испугался: заметила пятно? Он стащил со скатерти стенгазету и ахнул – скатерть была совершенно чистая, белоснежная. Но что Синицына поразило больше всего: тут же, посреди стола, лежала новенькая книжка в бело-золотом переплете. "Маленький принц"!

Макар кинулся к полке. Вот лежит точно такая же книжка, в таком же переплете, только потрепанная. Он схватил ее и начал листать двумя руками сразу обе книги – одинаковые...

Он так увлекся, что не услышал, как в прихожей зазвенел звонок. И только когда в дверь забарабанили кулаком, Макар спохватился, быстро накрыл обе книги и, прыгая на одной ноге, стал натягивать брюки. Потом на цыпочках подбежал к двери: "Вот я вас удивлю!"

Перед ним с испуганным видом стоял Зина Живцов.

Он вытянул шею и заглянул в прихожую через плечо Синицына:

– Ты один?

– Конечно. Мама давно на работу ушла.

– Это хорошо, – Зина облегченно вздохнул и перегнулся через перила. – Поднимайтесь!

– А кто там?

– Поспелова и Лысюра... Понимаешь, у нее шнурок на ботинке развязался... – Живцов отвел глаза.

– А, понятно! Вы мамы моей боялись? Из-за того, что скатерть испортили...

– Предположим, скатерть-то испортил ты, – послышался голос Лысюры. – Но все равно, мало ли что бывает.

– А вот увидите, что бывает! – заорал, не выдержав, Синицын. Заходите скорей!

Глаза Даши загорелись любопытством. Она первой подбежала к столу.

– Ах! Как красиво!

– Что? Что там? Вот это сила!

Насладившись восхищением друзей, Синицын сдернул стенгазету со скатерти:

– Отгадайте, где пятно?

– Это же новая скатерть! – удивилась Даша.

– Никакая не новая. Это та самая, вчерашняя.

– А где же тогда пятно? Так просто его не сведешь...

– Оно само исчезло за ночь – вот!

Лысюра досадливо поморщился:

– Брось заливать, Синицын. Ты еще скажешь, что заголовок сам нарисовался.

– Конеч... – начал было Макар, но вовремя прикусил язык: поднимут на смех. Как пить дать, поднимут.

А Генка уже разглядывал книги.

– Так у тебя два "Маленьких принца"? А вчера плакался, что не можешь дать для библиотеки. Жмот!

– Нет, правда, вчера была одна, – оправдывался Макар. – А ночью... другая появилась. По моему желанию.

Ребята переглянулись, захихикали.

– У тебя температура, Синицын? – Генка почему-то повертел книжкой у виска. – Мелешь что попало.

– Можешь не верить, – насупился Макар. – Забирайте стенгазету.

Ему захотелось пить, и он пошел в кухню. Дверца холодильника открылась с мягким щелчком. На полке прямо перед глазами засверкал в лучах солнца удивительный стаканчик.

Он был словно из хрусталя, за прозрачными стенками алели крупные ягоды клубники, утопавшие в белоснежном мороженом, которое горкой вздымалось над краем стаканчика. А в горке торчала маленькая хрустальная ложечка.

Макар взял ложечку и зачерпнул. Такого мороженого ему не приходилось пробовать никогда в жизни: оно таяло на языке и благоухало дивным ароматом. Синицын жмурился от удовольствия и поджимал то правую, то левую ногу.

Потом спохватился: надо же угостить и друзей. С сожалением вздохнув, он пошел в комнату.

– Мороженое! – обрадовались все. – Тащи ложки, быстрее!

И четыре ложки – в том числе и хрустальная – опустились в стаканчик, безжалостно опустошая его. И вот зазвенели, заскребли по дну.

– Все, – Живцов со свистом обсосал ложку. – Эх, маловато!

– Повеселились – и за работу, – Лысюра отодвинул в сторону стаканчик и развернул сборник задач.

– Ой, смотрите! – взвизгнула не своим голосом Даша, и все застыли, вытаращив глаза.

Хрустальный стаканчик, стоявший у края стола, был снова доверху наполнен мороженым. Когда это случилось, никто не заметил. А самое удивительное: теперь в нем было не клубничное, а шоколадное мороженое.

– Фокусы Кио... – простонал Лысюра.

– А я знаю, а я знаю! – захлопала в ладоши Поспелова. – Мы отвернулись, а Синицын подменил стаканчик.

– Ничего я не подменял! – возмутился Макар. – Вот еще! Я сам только что увидел это мороженое.

– Ну, если и подменил, спасибо, – все снова схватили ложки.

Через две минуты стаканчик был совершенно пуст, но теперь его поставили в центре стола и не сводили с него глаз. И дружный крик вырвался у всех: стаканчик тотчас наполнился доверху желтым сливочным мороженым. У Живцова слетели на колени очки, Даша застыла с открытым ртом, а Лысюра озабоченно щупал свой пульс.

– Пятьдесят один, пятьдесят два... – шептал он. – Восемьдесят ударов в минуту – это нормально или нет?

– Не знаю, – замычал Зина. – Я не рентгеновский кабинет.

И только Синицын посветлевшими глазами посматривал на окружающих. В голове у него родилось смутное подозрение... Но он твердо решил пока молчать.

Придя в себя, Даша с опаской взяла в руки стаканчик и принялась его разглядывать.

– Может, здесь двойное дно? – придвинулся Генка. – Я в цирке видел: клоун выпивает полный стакан лимонада и только поставит на стол – готово, стакан снова полон до краев!

– Нет, тут рисунок какой-то, – наклонилась Даша. – Смотрите!

И все увидели в прозрачной стенке стаканчика золотое изображение маленького мышонка. Синицын в волнении посмотрел и чуть не вскрикнул.

Он понял, что это подарок волшебного мышонка Тик-Така!

– Синицын, – повернулась Даша. – Ты вчера рассказывал про какого-то золотого мышонка...

Все смотрели подозрительно.

– Да вы ешьте, – засуетился он. – Освобождайте тару для новой порции.

И хотя про новую порцию он сказал довольно уверенно, на самом деле страшно боялся: а вдруг на этом волшебные свойства стаканчика исчезнут? Может, он всего три порции вмещает? И пока друзья жадно поглощали мороженое, он даже приподнялся со стула... На смену сливочному в стаканчике появилось красное фруктовое!

Синицын выскочил из-за стола и стал отплясывать.

– Видали, видали? Волшебный стаканчик!

Лысюра икнул и уставился на мороженое:

– Какой он волшебный... Гипноз это.

– Фокусы!

Ложки заработали очень быстро. Но теперь уже никто не сомневался, что стаканчик действительно волшебный. Лысюра, хмурясь, доел красное мороженое, увидел, как через края стаканчика полезло другое, какое-то сиреневое, и поднялся.

– Как же так! – голос его был плачущий. – Ведь мы учили, что никакого волшебства нет и все объясняется наукой. Я как староста...

Из спальни неслышно появился Обормот. Вид у него был жуликоватый. Ему бросили на пол ложечку мороженого. Кот стал лизать, мелко подергивая ушами.

НИКТО НЕ ХОЧЕТ ПРЕВРАЩАТЬСЯ В КРОКОДИЛА

Наконец Зина Живцов отвалился на спинку стула и сипло сказал:

– Хватит, братцы, ангину схватим... С осложнениями.

– Значит, он бездонный? – задумался Лысюра. – Признавайся, Синицын, где ты его взял?

Макар медленно встал, скрестил руки на груди и принялся сверлить каждого по очереди глазами.

– Я знаменитый волшебник Кара-Чунг! – проговорил он глухим голосом. – А вы разве не знали? Ха-ха!

– Брось тр-р-репаться, Синицын, – простучал зубами Лысюра. – Мы тебя с первого класса знаем как облупленного. Ты – Макар Синицын, Марочка, в прошлом году тебя в пионеры приняли...

Но Даша смотрела сияющими, восторженными глазами. И Макар еще больше воодушевился.

– Не веришь? – продолжал он глухим голосом, наскоро припоминая страницы из "Старика Хоттабыча". – Да я тебя в порошок сотру, презренный! Трах-тиби-дох, тиби-дох...

– Не надо, – вдруг шепотом сказал Зина.

– Что – не надо? – оторопел Макар.

– В порошок стирать, – пояснил Живцов. – А кто же тогда старостой класса будет?

– Пусть, пусть сотрет! – подскочила на стуле Даша. – Нет, пусть лучше превратит его в крокодила. Или удава.

Лысюра встал и побагровел.

– Это почему же, Поспелова, меня надо превращать в крокодила или удава? – начал он таким голосом, будто говорил: "Открываю классное собрание..."

– Да ты не обижайся, – уговаривала его Даша. – Просто я ни разу еще не видела живого крокодила и удава. Только по телевизору. Марочка ненадолго превратит тебя в крокодила, а потом ты снова станешь старостой.

– А если не стану? Нет, – решительно отрезал Лысюра. – Если тебе надо, ты и превращайся в крокодила. Почему же, Синицын, ты такой знаменитый волшебник, а из двоек и троек не вылезаешь? – ехидно прищурился он.

Синицын смутился. Это ему и в голову не приходило.

– Да понимаешь, – замямлил он. – Это я нарочно учусь на тройки, чтобы никто не заподозрил, что я волшебник. – И обрадовался. Конечно, нарочно! А то я буду одни пятерки получать – и все задумаются: почему он на одни пятерки учится? Наверное, волшебник.

– Да? – воскликнул Лысюра. – Вон Олег Черепанов учится на пятерки, а никто не говорит, что он волшебник!

– Потому что он зубрила! – вскинулся Макар.

– Зубрила или не зубрила, а не тянет класс назад.

– Я тяну класс назад? Да я, если захочу, буду получать одни пятерки.

Лысюра недоверчиво скривился:

– Никакой ты не волшебник. Ну, попробуй, преврати меня в крокодила!

– И превращу, – насупился Макар.

– Преврати, преврати! – надрывался Генка.

– Нужен ты очень, – махнул рукой Синицын. – Превратишь, а потом за тебя отвечай. Ты ведь староста.

– Ну, его преврати! – ткнул пальцем Лысюра в Живцова.

– А я не хочу! – испугался Живцов. – Я боюсь крокодилов.

– Я тоже не хочу! – крикнула Даша, заметив, что Генка перевел взгляд на нее. – Ползать тут перед вами. К тому же мне вечером на примерку в ателье идти. С мамой.

Лысюра заметался по комнате. Вдруг он подскочил к окну, распахнул форточку и крикнул:

– Гоша!

Проезжавший на велосипеде мимо Шурубура остановился и посмотрел на окно:

– Чего надо?

– Иди сюда! Срочно. Дело есть! – заорал Генка в форточку.

Гоша минуту подумал и потащился вместе с велосипедом в подъезд. Так и в дверях появился – в обнимку с велосипедом.

– Куда с драндулетом лезешь? – прикрикнул на него Макар. – У него же колеса грязные!

– Входи, входи, – по-хозяйски пригласил его Лысюра. – Ты в крокодила хочешь превратиться? Или в удава?

– Зачем? – насторожился Гоша.

– Надо. Да ты не беспокойся, он, – Лысюра указал подбородком на Макара, – ненадолго тебя превратит, а потом снова станешь Шурубурой.