Текст книги "Лечение водой"

Автор книги: Евгений Москвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Евгений Москвин
Лечение водой

©biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© Е. Ю. Москвин, 2022

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Пролог

– Меня шантажируют, – произнес Костя Левашов; уныло… и эта горечь, которая разом прилила к его горлу и душит – он в сотый раз вдруг осознает всю!., ситуацию… И что не смог избежать ловушки. А ведь он надеялся, что… такого не будет? И вдруг разом угодил в нее. – Денис, я написал роман, отнес его в литературный журнал, и теперь меня шантажируют!.. Понимаешь?.. Динь…

Гамсонов сидел рядом, на парковой скамейке, и будто и не слышал Костю – не переставал тыкать стилусом в экран коммуникатора. Но тут оторвался:

– А?.. Чего?

– Господи, ты хоть слушаешь, что я говорю?

– Ты?.. Да ты какой-то бред там несешь, я ничё не могу понять.

На секунду Костя почувствовал обиду и раздражение – от того, что Гамсонов опять ведет себя с ним, как с дурачком, но потом подумал: «Это же Денис… что тут сделаешь. Он всегда такой».

Левашов продолжает все равно:

– Это делает мой собственный маэстро! Из литературной студии. Уртицкий. Ты хоть знаешь, чего он требует от меня?.. – Костя хочет сказать и вдруг несколько секунд ощущает, как трудно произнести это вслух (ведь и ему – от маэстро – поступают только намеки, впрочем, четко продуманные и выверенные). В конце концов, Костя пересилил себя: – У нас в студии есть один поэт, Лобов… его Уртицкий активно продвигает везде. Этот Лобов женат. И у его жены есть еще сестра. Так вот Уртицкий пытается принудить меня к сожительству с ней. И от этого, мол, будет зависеть публикация в литературном журнале.

Гамсонов, услышав это, осклабился.

– Умно. Ну и посожительствуй, пока не опубликуют.

– Денис, я же серьезно, а ты…

– И я серьезно.

– Да я так не могу, ты что совсем уже… я не могу так, ты думаешь, что я… – и тут вдруг Костя, опять подумав о ловушке, которую так хитро поставил ему Уртицкий, презрительно, желчно воскликнул: – Господи, бездарь! Ублюдок!.. Бездарь вонючий!

– Ты ему это скажи, а не мне… ему-то вообще зачем все это нужно?

– Чтобы прицепиться ко мне. Слушай… выслушай меня все-таки – я хочу рассказать, как все было!

– Ой, нет… Два часа бреда слушать… спасибо. Я вообще и сам скоро начну шантажировать. Я тут недавно взломал сайт одной катерной фирмы. Там такое выплыло, о-о-о-о… – Гамсонов пораженно покачал головой; затем цокнул. – Я и сам скоро буду шантажировать… так что вот т-такие дела.

Костя Левашов очень усталый, ведь он опять писал всю прошедшую ночь. Так почти всегда, когда он приезжает в Москву и видится с Денисом. И опять этот всегдашний мозговой «затык» – как будто козырек вставили в мозг, – и мысли жарко шевелятся… то вообще ничего не шевелится, хочется спать… но Костя знает, что заснуть-то все равно не получится.

Он щурит глаза, депрессивно, будто продирается зрением… через мрак вечера?..

Однако последние месяцы он, вконец, так измотался и измучился, что ко всем этим привычным ощущениям добавляется не вялость, а остановившийся взрыв возбуждения в голове… и эти нервические, веселые покалывания в сосудах – тоже взрывчики, коротенькие.

И резко нарывающая душевная боль – да, его ужалили, ужалили, в самую душу!

Ледяной жар остановился во всем теле.

А на лице Костя чувствует эту тяжелую, изнуренную маску. Но она такая гулкая и недвижная – никто и не подумает, какой концерт у него в голове, когда посмотрит со стороны?

– Господи, как же неуютно в Москве… – произнес Левашов.

– Так… здесь два: два… здесь… три: один, – высчитывает тем временем Гамсонов, говоря себе под нос. И все не отрывается от коммуникатора.

– Что ты там делаешь?

– А?.. Да это тоталы.

– В смысле? Футбольный тотализатор?

– Ага. На бет-уин.

– Что там, «Лига чемпионов»?

– Ага.

– Хочешь, подскажу результаты? У меня хорошо получается.

– Уверен? – серьезно осведомился Гамсонов. – Ты смотри, если ошибешься, я довольно много могу денег проиграть.

– Давай, скажу. – Костя протянул руку – к коммуникатору. – У меня может получиться. Я не даю, конечно, гарантии…

– Чё руку тянешь?.. Давай, предсказывай. Я запишу сначала… – Стилус в руке Гамсонова с готовностью завис над экраном.

В тот вечер Костя подсказал Гамсонову больше тридцати матчей. Костя следовал не кропотливому высчету состояния и сопоставлению команд, а скорее, их статусам – великая-невеликая; и пространным ощущениям от просмотра двух-трех футбольных матчей… все.

– Ты сейчас куда? Домой? – спросил он у Гамсонова после; когда они шли к метро.

– Да, но ко мне поехать не получится. Я вообще съезжаю на какое-то время.

– Из Отрадного? Серьезно?

– Ага… да квартиросъемщик вернулся. Этот мужик, он уезжал… в Индии он там был. Вот теперь возвратился и… лажа, в общем, короче. Совершенно неожиданно. Но он платит хорошо.

– A-а… Ты теперь опять в Орехово будешь жить…

– У бабки-то? Не-а. Вообще в другом городе.

– Серьезно? А в каком?

– Вот как обоснуюсь, скажу.

– Но это не Реутов?

– Не-е-ет. В Реутове только бизнес.

– Слушай… Ничего не случилось?

– А что могло случиться?.. – Гамсонов вдруг непонимающе уставился на Костю… А потом как всегда ответил мягче: – Да нет, ничё не случилось. Просто квартиросъемщик приехал – я ж говорю…

Они вышагивали к метро довольно быстро, но у Левашова была так нездорово затуманена голова – ему казалось, они идут как-то механически замедленно. И все у него гулко отдавало в мозгу и плыло перед глазами.

– Слушай… ты этому маэстро своему… как там его-то зовут?

– Уртицкий.

– Ты этому своему Урьхицкому, знаешь, чё скажи… У этой девки, у нее квартира есть, да?

– Да, да! – мигом всколыхнулся Костя будто ему, наконец, «дали зеленый свет», чтобы он начал рассказывать. – Представляешь, она сама мне сказала, что…

– Я ж сказал, не хочу слушать твой бред. Ты ему, знаешь, чё скажи?.. Короче, может, я с ней поживу?

– О, да, я знаю, это ты умеешь… а потом смыться, и никто тебя не найдет.

– Пф-ф-ф-ф… да не, мне реально съемная хата была нужна сейчас. И я еще не знаю, чё на новом месте-то будет.

Костя смотрел на Гамсонова и дивился: как у того всегда получается так с юмором уходить в какую-то совершенно другую сторону. А впрочем, Левашов, по прошествии времени, и сам всегда начинал хихикать – почти истерически – над любой гадостью, на которую натыкался в своей литературной тусовке.

Часть I

Глава 1

I

Гамсонов сразу что-то почувствовал, как только приехал в этот город. Ромбы света в медленно свежеющей осени. Эти солнечные цепочки, белые, либо чуть рыжие… они засвечивали все вокруг, протягиваясь от каждого предмета на улице… складываясь перед глазами в прямоугольники и розовые колеса… Гамсонов даже не помнил точного момента, когда оказался среди них – у него сразу возникло ощущение… что он находится в городе уже много лет. И свет… этот свет – тоже будто остановился на тысячу лет. Какой-то особенный. Такой мягкий, чуть теплый, тихий и радостный… очень яркий, но совсем не слепящий!.. Было так все хорошо видно сквозь его линии и фигуры, либо он чуть отступал, когда Гамсонов старался рассмотреть детали города.

Казалось, каждый раз происходит как-то по-новому…

Он видел старые жилые дома… их стены были так оживлены от желтых солнечных фигур, которые орнаментом ложились на случайные этажи и балконы… нет, фигуры уже лежали – будто остановившись навсегда. И именно это в то же время как-то еще более подчеркивало ветшание стен… и Гамсонов замечал трещины в горчичном и белом бетоне, и даже кое-где штырьки арматур торчали из фундаментов.

В какой-то момент… он вдруг представил себе лучи заката, прошивающие руины.

Денис ходил по улицам и чувствовал, как свет мягко холит, гладит его плечи, снимая всю усталость и столичную суету… он испытал расслабление как против воли, но это было и естественное лекарство… которому приятно поддаваться. Все нервы разом растворились, и Гамсонов… даже как будто стал легче на вес!

«Что это такое со мной?..» Не мог в это поверить…

А вот магазины и почтамт и кофейни казались вполне себе новенькими и так радостно, празднично сияли витрины… но это выглядело… косые желтые линии на серебре стекла – почти как в книжных картинках.

И улицы продолжались, тянулись в некую многомерную перспективу, и новые дома расставлялись за открывавшейся асфальтовой дорогой – Гамсонов шел, и ему казалось, она как скатывается к ногам… и это счастливое небо в конце – наверное, так просто дойти до него?.. Дома, дома за последними домами – кажется, вот оборвется протяженность, нет, она длится еще… и многие соседние здания были соединены ржавыми железными поперечинами…

Каждый раз когда Гамсонов шел по новой улице, ему казалось, он увидел ее и всю разом – в самом начале, как только ступил… Это ощущение, как легкая искра счастья… в общем, всевидящем спокойствии.

Но что же в конце улиц?..

Ему вдруг показалось, там какие-то неведомые строительные склады… до них несложно добраться, но почему-то не хочется – все дело в этом расслаблении… и в результате никогда не доберешься………………………………………………………

……………………………………………………………………………………….

На этих улицах… на них редко когда попадался хоть один человек… Вообще у Дениса часто потом возникало ощущение, будто он один в городе…

Прямоугольник неба, далеко между двумя рядами домов, и на нем – случайные клочки облаков…

…Облака между дальними, крайними домами.

II

Весь город был наполнен красками, колоритами завороженных, прозрачно-янтарных, медовых и оранжевых тонов. Первые дни, когда он поселился в новой квартире, и позже осенняя теплота никак не хотела уходить, и Гамсонов видел эти четкие силуэты кленовых листьев позади кленовых листьев – деревья во дворах походили на искромсанные включенные торшеры. Сияя будто изнутри, желтые клены стояли не шелохнувшись… и такими потаенными и затемненными казались участки улиц между ними. Но главное… нечто остановилось в воздухе. Какая-то затаенность и покой… и безвременье… И везде он замечал новые островки световой игры в неподвижной солнечной поволоке – на стенах домов и гаражей, на заборах, машинах… и в его комнате, наконец, было все то же.

…И маленькие световые «нарушения» чувствовались тем сильнее, если вглядывался на секунду-другую.

Пока Гамсонов в своей новой комнате настраивал выделенный Интернет, неуснувшие мухи, летая и то и дело садясь на светящийся экран ноутбука, никак не давали сосредоточиться. Он выходил из дома несколько раз, и когда возвращался и входил в комнату, одна из мух всегда почему-то сидела на упаковке от телефона «Phillips», и неизменно внутри буквы «Р», словно это было стартовое положение, с которого она собиралась начать донимать.

В конце концов, Гамсонов спросил у соседки из смежных комнат липучку от мух… когда Наталья Олеговна Полежаева случайно заглянула к нему. Эта женщина, лет под пятьдесят… такая спокойная и странно проникнутая озаренной уверенностью… она сразу словно за что-то зауважала Гамсонова. А ведь он почти и словом не обмолвился.

«Все же Переверзин оказался молодцом – подыскал, что надо», – думал Гамсонов.

Полежаева действительно не задавала вопросов. И это как-то очень подходило к замедленному покою, который он чувствовал.

Гамсонов прекрасно понимал, что покажется «занятным». Все эти разобранные сотовые телефоны, КПК и пр., которых он навез с собой за несколько дней… Он осторожно спросил, можно ли пожить здесь месяц-другой – будто его приятель Переверзин ни о чем заранее не договаривался.

Теперь Наталья Олеговна стояла в медово-размыленных полосах света. Ее фигура казалась странно млеющей, но четкой. Мысок шлепанца – в остром углу солнечной зоны на полу.

Гамсонов смотрел на женщину. Не переставая нажимать клавиши на ноутбуке.

Косые послеполуденные лучи золотили волоски на его крепких, крупных руках. Без проступающих вен и нарочитых мускулов.

Он полулежал на кровати, в спортивных штанах и широченной майке, но все равно можно было распознать массивные части торса. Ноутбук – прямо перед ним, повыше колен.

Сверкающие горстки шурупов на столе, несколько вровень лежащих стилусов для КПК, микросхемы, адаптеры на кровати… отьединенные пластиковые корпусы сотовых телефонов на стеллаже… все это выглядело какими-то пригоршнями сокровищ… А Гамсонов властелин-обладатель.

Наталья Олеговна шевельнула губами, но тут у нее за спиной пробили настенные часы… Четырнадцать-тридцать.

Женщина, развернувшись, посмотрела на сияние циферблата в коридоре, быстро вышла…

Через несколько секунд… Он расслышал тихий, осторожный звук наливающейся воды… Он представил себе бликовые отражения солнечного света.

Цвет точно такой, как сияющие клены на улицах…

Ill

Играющие оранжевые частоколы среди моря молочно-янтарных фигур, которые не двигались часами. Тени листьев позади листьев. Фрагменты теней, уголки… удивительно просвечивают кленовые листья!.. Они как бумажные. Жужжащие мухи… шмыгают так быстро… в плавной теплоте……………….

……………………………………………………………………………………….

Странная, завороженная обстановка и клены никогда не нагоняли сонливости. В этой солнечной, всевидящей праздничности, в этом ярком спокойствии часто слышались взбудораженные, резкие движения стали, то трещоточные, то бухающие, – словно металлический лист с силой грохался на землю… А иногда что-то тяжело смыкалось или рывками катилось по полу огромное колесо или шар…

Эти отголоски будоражили, странно не нарушая чувства покоя; напротив, даже придавали ему устойчивости.

Потом Гамсонов узнал, что они с местного завода. А раньше приметил стройку неподалеку от дома. Он вышел к ней и увидел разрытую землю и откинутые плиты… и бело-красные ленточки, натянутые между штырями. Горы песка за другими горами и железные бытовки, на которых лезвийно сиял солнечный свет.

«Да! Эти отголоски, наверное, отсюда!» – резко сказал он себе. Но… тотчас понял, что нет – здесь звуки другие. Просто пара грузовиков с цементом гудит – все… а строящийся дом… казалось, там сейчас нет ни одного рабочего. И этажи пустовали – в темных отсеках полная тишина.

И действительно там никого не было. Только солнечный свет замер на строительных блоках возле дома и больших кусках полиэтилена…

Но страннее всего выглядели бытовки… такие идеально чистые, железная обивка прямо отдраина – даже непонятно, как это могло быть…………………….

……………………………………………………………………………………….

…А позади стройки вдали возвысилось несколько новотипных домов. Гамсонов смотрел на них… они как знаки из столицы, да. Делового мира, с которым он шел рядом уже больше пяти лет…

Именно «рядом», а не поддаваясь; не становясь частью и не работая на его развитие. А только проникая в уязвимости…

Да, теперь, когда Денис оказался в новом городе… на короткое мгновение у него возникло чувство… он может оценить некий результат, к которому пришел в последние годы. Он никогда не был одной из миллионных деловых ячеек и не будет – боже упаси. Он всегда просачивался в узкие зазоры, насыщаясь остатками производства. Незаметно… но конечно, все знали о существовании таких, как он! Только никто точно не сможет определить местонахождения – и Гамсонов всегда хитро подсмеивался над этим.

И последние несколько лет… постепенно, теневой характер его заработка… стал отпечатываться на других сторонах жизни – превратился в образ жизни. Ведь он и сам уже стал тенью – у него нет паспорта, только свидетельство о рождении. Он нигде не прописан – ни на одной квартире. Если ему понадобится работа, он, например, мог обратиться к матери, и та устроит по знакомству – чтобы не использовать никаких документов. (Вообще каждый раз, когда возникала нужда в том, чтобы его имя появилось где-либо… Гамсонов «отклонялся», ища обходные пути… и они быстро подворачивались).

Денис стоял и все смотрел на новотипные дома. А поперек улицы перед стройкой протянулись падающие пирамиды света, чуть рыжие и матовые, будто нарисованные, и казалось, внутри каркаса пирамид… какой-то намек на темноту.

Все-таки откуда эти лязги в городе? – опять задался вопросом он. В эту минуту их не было слышно, но он как чувствовал, совсем скоро они снова появятся.

* * *

Позже Гамсонов, побывав уже во всех частях города, заметил, что отголоски имели почти всегда одинаковые громкость и четкость, где бы ты ни находился, кроме посадки на окраине, за двумя железнодорожными полотнами, в которой они смолкали после того, как проходил получасовый поезд.

IV

Гамсонов отправился искать, где бы оплатить Интернет (Наталья Олеговна сказала, что терминал без комиссии в «Электромире», в двух кварталах от дома).

Денис шел и чувствовал, как солнечный свет будто холит и проникает в него… недвижный и совершенно устойчивый; казалось, он насквозь пронизывает каждый предмет и дом… каждого человека…

И опять это ощущение вернулось: все встречи, события, разговоры – все, что вертелось в голове до приезда… куда-то отошло.

Оно долетало до памяти лишь издали, как из другого мира.

Но Денис понимал, что уже потихоньку «адаптировался».

Он шел по некой улице, мимо старых стен и видел, по ним тихо золотился, разворачивался свет… как шерстяной ворс, в такт ходьбе, разворачивался. Шершавые стены, коричневатые, горчичные, и солнечный ворс, ворсинки света и искры, их наслоения друг за другом – ложились в шероховатости бетона очень точно и в любые трещины и изъяны. Скрещивания ворсинок и искр, наложение, либо друг на друге, под маленькими уголками – и все это золотистый плед…

Вдруг… Денис услышал в отворенном окне ровно шипящее на междуволнье радио. Шип был и там, и прямо возле его уха, словно подставили динамик, – и потом, когда окно осталось позади, Гамсонов еще долго слышал шип. Почему-то…

Он шел дальше – и опять разворачивался ворсистый световой плед.

И Денису казалось, он все еще идет на шип, и отворенное окно снова появится где-то впереди.

Тут он вспомнил, как неделю назад схватился с тем парнем, на полу своей кухни, в московской квартире в Отрадном… как они катались по полу, и Гамсонов бил его коленами в колени… Нож был всего в миллиметре от сплетения… Гамсонову повезло… Сейчас… он представлял все это… в какой-то пряной дымке.

И этот разговор с Переверзиным, который задал резонный вопрос: «с чего бы вору проникать в твою квартиру средь бела дня да еще и зная, что хозяин на месте…»

Он вспоминал и вдруг почувствовал теплую капельку пота, выделившуюся на виске.

Теперь он тревожился только за скорость Интернета……………………………….

……………………………………………………………………………………….

И тут он понял, что шип растворился – уже ничего не слышно.

Дорога повернула – в какой-то двор; который был усажен кленами так густо…

Листва, подсвеченная солнцем и сверху, и внутри. На момент показалось, она – единая масса-полотно. И тени – сотни, тысячи фрагментов, уголков за внешней листвой, – Гамсонов шел и купался, как в море… Но ни разу… так и не докоснулся ни до одного краешка листа.

Ему как-то… не хотелось этого делать.

Подсвеченная, желтая листва.

Вдруг… все расступилось – и опять стройка. Это та же самая? Кажется, да. Очень чистое железо бытовок за желтыми горами песка… Денис увидел, что оградительная ленточка на одном штыре уходила куда-то в землю… очень глубоко?.. И вдруг повеяло странной энергией, свежестью! И фонарь, приделанный к углу одной бытовки засвечен молочной кляксой… но больше похоже, что включен; что его случайно оставили днем. Может, действительно?..

И по-прежнему стройка пустовала.

«Видно, я вышел не туда».

Гамсонов направился обратно по двору. Кленовое море. Клены-торшеры – но теперь он яснее ощущал отделенность каждого искромсанного желтого шара…

«Господи, что со мной такое? – вконец спросил себя Гамсонов.

Да, он уже совсем насмехался над собой: «Ей-ей я начинаю походить на Костю Левашова!» – дивился про себя. «У которого всегда бредовые фантазии» – а себя Денис считал начисто лишенным воображения.

Эти мысли тотчас вывели его из забытья – через пять минут он уже стоял на пороге «Электромира».

V

Потом в один день вдруг прошел ливень. Погода посвежела, озонная свежесть долго не пропадала. Клены во дворах отсырели, но ни на толику не утратили яркости и света, – солнце стояло в них как по инерции.

Они «выключались» только ночной темнотой.

Старые дома тоже отсырели и, казалось, даже осели…

Все мухи разом исчезли и больше не появлялись.

Вечером приехала дочь Натальи Олеговны – Марина Полежаева.

Глава 2

Было десять часов вечера. С улицы в открытую форточку (за несколько минут до появления Марины) слышался ярый хохот, треск мнущихся пивных банок, возбужденные отголоски разговора. Еще иногда врубались тяжело-ноющие фрагменты рока. Все это вплеталось в звуковые сигналы и клавиатурные стаккато на ноутбуке – вот уже три часа Гамсонов, сидя в комнате, переписывался с продавцами телефонов, один из которых был русским студентом в Пекине, работавшим кладовщиком на заводе «Sony Ericsson».

«Значит, в следующую среду…»

«Но не вы прилетите все-таки?» — разговор в открытом ICQ, —

«Если б я мог!=)) Самому-то знаете как хоца посмотреть на Пекин».

«Вы в Азии не были вообще?»

«Не-а. Мой дед тыщу раз был=))».

Гамсонов свернул окно и перешел на сайт футбольного тотализатора. Он стал проставлять галочки… его рука нет, нет, да и следовала прогнозам Кости Левашова… а вдруг тот действительно все правильно предсказал? Денис со смешливой опаской все же положился на Костину интуицию…

Послышался звук – «о-у» – пришла новая реплика от студента. Гамсонов собирался снова развернуть чат, его палец уже завис над тайч-педом…

Тут вдруг в квартире вырубился свет – Гамсонов резко взглянул на погасшую люстру, затем заметил зажегшийся в уголке экрана значок «Адаптерное питание».

– Это еще чё такое… – он мигом снял с колен светящийся ноутбук. Выдернул провода, затем стал высматривать сумку на полу, чтобы достать фонарик

Когда Марина вошла в квартиру, Гамсонов опять уже сидел с ноутбуком, только теперь водрузив на голову фонарик «Шахтер» и обмотав резинку вокруг лба.

Марина, увидев Дениса, покатилась со смеху почти до кашля. Так смеются невоспитанные дети – резко, неприлично. И показала пальцем, на котором повисли ключи.

Гамсонов повернулся и через открытую дверь комнаты высветил длинные прямые белокурые волосы, черную кожаную куртку на железных застежках и замках, блеснувших под светом «Шахтера». Куртка стягивала короткую черную юбку.

– Чё светишь? – спросила Марина; весело, агрессивно.

За ней в прихожую ввалился некий молодой человек – Гамсонов и его высветил фонариком. Тоже в кожаной куртке, полный, с отвисшим, пухлым ртом… черты лица у него были какими-то «сварившимися»; он сощурился от света – толи лениво, толи пьяно, – и отстранился рукой.

Марина заботливо загородила парня, прижавшись к нему спиной.

– A-а… извини, – Гамсонов повернул голову к ноутбуку.

– А чё, у нас свет, что ли, вырубили, ма? – Марина пощелкала выключателем в прихожей. – A-а, ма?.. Слышь, чё говорю?

Из глубины квартиры послышался спокойный ответ матери – «да». Потом Наталья Олеговна еще прибавила: «привет». И все.

Марина смотрела на Гамсонова.

– Тебя чё, прикалывает так сидеть?

– М-м… мне видно все хорошо, – промычал Гамсонов, не отрываясь от ноутбука, но потом чуть выпрямился и быстро стал оглядывать разобранные телефоны и КПК на кровати. – Да я надел, потому что боюсь смахнуть чё-нить… Здесь ничё трогать нельзя – я разложил, тут если перепутается, мне потом вообще не собрать.

– Слушай, а ты у нас будешь жить, да? – Марина спросила, намеренно выражая любопытство; и как бы стараясь таким способом быстрее преодолеть дистанцию к незнакомому человеку. Она хитро-нахально улыбнулась. – Мать звонила мне в Т***, сказала, ты к нам подселился…

– Подселился, припекся… ну-ну, – Денис с шутливым видом прикоснулся пальцем к ноздре.

– А как тебя зовут?

– Побыстрей бы свет дали, – послышался голос Натальи Олеговны.

– Это еще зачем, – Марина обернулась к своему парню и поцеловала его взасос.

Через минуту они прошли в ее комнату.

Гамсонов, тем временем, уже закрыл чат. Лепестки ICQ горели ровным красным цветом. Теперь он последний раз выверял галочки, чтобы отправить ставки букмекерам.

За окном – сиренево-синие краски улицы. Теперь они были такими сочными, когда ничего не отражалось на стекле. Колючие шапки кленов далеко… они побурели, остыли в вечерней тьме. Фрагменты горизонта с окунувшимися в огонь вздымленными облаками… как замершие сиреневые взрывы…

Когда Гамсонов двигал головой, луч фонарика поверх ноутбука высвечивал фужеры в серванте напротив. И казалось, ряды хрусталя в серебристом осадке, а еще… эти буро-оранжевые уголки, застывшие в фужерах. Так похожи на части, уголки кленовых листьев… откуда взялись странные маленькие отражения? С улицы? Как это возможно? Но Гамсонов ничего не заметил, а только посматривал на значок «Адаптерное питание».

Вдруг из-за косяка взметнулись белокурые волосы.

– Привет! – Марина озорно подмигнула Гамсонову.

Он покосился на нее уже тревожно.

– Слушай, а ты у нас будешь жить, да?

– А-а… – он обернулся, не переставая щелкать по клавиатуре. – Я раньше бывал в Т***. Понравился город?

– Откуда знаешь, что я там была?.. Конечно, понравился, учитывая, что мы там делали.

– И что же?

– Да трахались – что еще можно делать в такой поездке.

– Ой-й-й-й… какая ты пошлая, – Гамсонов улыбаясь наморщился и шмыгнул носом. – И Т***… точно такой же. Там тебя кинуть могут токо так.

– В смысле «кинуть»?

– В прямом. Ты там квартиру купишь, а потом узнаешь… что она кому-то еще параллельно продана. Один парень так и делал… – Гамсонов ухмыльнулся и с хитрецой и дружелюбно – как всегда ухмылялся любой афере. – Я те реально говорю. Он квартиры одни и те же продавал одновременно разным людям. И смылся потом…

Марина смотрела на Гамсонова… и тут расхихикалась. Больше всего ей понравилось, с каким благородным видом Денис это рассказывал.

– А чё ты ржешь-то… гы-гы-гы. А еще там мэр… о-о-очень продажный… там вообще весь бизнес куплен. Барыги всю площадку скупили…

– У мэра?

– Может и у мэра, а может… чё думаешь, они мэру напрямую будут платить… эй, слушай, ничего здесь не трогай, поняла? – опять предостерег Гамсонов. – Пусть все лежит, как лежит.

Он спохватился, потому что Марина уже прошла в его комнату и с хищным, стервозным любопытством рассматривала лежавшую повсюду разобранную технику. Когда ее лицо попало в поле света «Шахтера», Гамсонов углядел веснушки.

– А ты это продаешь, да?

– Лучше сядь на самый угол. Ничего не двигай.

Он хотел еще прибавить: «особенно за кроватью следи», но поостерегся – а то вдруг эта девица его неправильно поймет.

– Тут вообще каждая деталька, каждый шурупчик… если чё нарушится…

– Да поняла я, поняла… а сколько те это приносит в месяц?

– Теперь будет меньше приносить. Маршруты все перековеркаются из-за нового места жительства… по заказам ездить… придется привыкать…

Марина посмотрела на него… и опять захихикала. Почти перегнулась от смеха. Что и говорить, она была настроена на благодушный лад – она действительно здорово повеселилась в свою поездку, да и Гамсонов ее заинтересовал.

– А к этому городу я очень странно привыкаю, – закончил он.

Тут Марина прекратила смеяться.

– В каком смысле?

Денис подумал о странной обстановке, ощущениях…

– Неважно. Ни в каком.

Марина пристально смотрела на него, но он только продолжил печатать на ноутбуке.

– Ты будешь ездить в Москву и продавать это все?

– Я в Москве продаю, да.

Разговор вроде иссяк, но она не уходила. Все разглядывала разобранные КПК, полусобранные телефоны…

– А зачем резинки на телефонах?

– Чего?.. – Гамсонов отвлекся от экрана… – Много будешь знать… сама знаешь, что будет. Всякое может быть, – он причмокнул губами.

Она обошла кровать, посмотрела на экран и увидела футбольный тотализатор.

– Ой, блин, слушай, а я всегда так боялась играть на всех этих… это ж, по-моему, кучу денег просадить можно.

Она сказала это… как-то наивно и удивленно. Будто на самом деле… не совершила в жизни ни одного плохого поступка.

– Ну… можно. А может, и не можно.

– Там же, по-моему, все запрограммировано.

– Что запрограммировано?.. Футбол запрограммирован?

– Не, ну просто… – она не окончила. Ей вдруг опять, уже в третий раз стало дико смешно от этой незамысловатой Денисовой шутки – она снова засмеялась; пуще прежнего. – Блин, я просто… я просто помню, как-то зашла в эти игровые автоматы… – выговорила она, корчась от смеха. – Они там все сидят такие… холеные… и один такой стольник вытаскивал…

– Гы-гы-гы… кто? Автомат игровой вытаскивал стольник?

– Да не автомат, дурак! Эти лохи, которые там сидели… блин, это так смешно выглядело!

– А кто играет на автоматах? Я не играю.

– A-а… так ты только на футболе?

– Естественно.

Тут она подумала, что, наверное, с момента, как вошла в квартиру, кажется Гамсонову глупой, и разом посерьезнела.

Ведь на деле Марина всегда любила казаться значительной и авторитетной.

– Ладно. У меня чё-то больно веселое настроение.

– Эт-то… я заметил.

– Короче, слушай. Если будешь водить сюда девочек, не парься по поводу моей матери. Она все равно ничё не скажет.

– Э-э… твой молодой человек, по-моему, тебя заждался, – луч «Шахтера» покосился – Гамсонов качнул головой на стену позади себя.

– Мой молодой человек? – спросила Марина, будто не понимая, о ком идет речь. – Витёк?..

– Ну он вроде…

– С шестью! – вдруг резко произнесла она; и хищно осклабилась.

– Чего?

– Я встречаюсь с шестью одновременно.

Вдруг на улице послышался стальной толчок, что-то двинулось с места и тотчас остановилось. И резкий, осколочный удар молотка сразу после.

Гамсонов стрельнул светом – на оконное стекло.

Отголоски… казалось, они стали более промасленными после ливня.

– Витек и еще пять других… итого их у меня шесть, – произнесла Марина уже серьезно и раздумчиво; будто складывая.

– Гы-гы-гы. Считать ты умеешь… один плюс пять равно шесть, да.

Она пристально посмотрела на Гамсонова. Он ерничал, но… ей как-то уже гораздо меньше понравилось – что он передразнивает ее.

– Слушай, а откуда эти звуки? – поинтересовался Денис.

– Ты про удары с завода?

– Ясно, спасибо.

– Так сколько ты там зарабатываешь?

Марина спросила, а сама подумала, что никогда не стала бы встречаться с таким, как Гамсонов. Им нельзя было бы управлять и хозяйничать – уж слишком он важничает; слишком у него уверенный вид. За всем этим – желание главенствовать, всегда и во всем.

– Ой, разделять выручку по месяцам… – Гамсонов поморщился, между тем… он будто и не заметил особенной интонации Марины. – Как получится… Я ж не просиживаю штаны в офисе.

– Ну что, хочешь стать седьмым?

Гамсонов улыбнулся ноутбуку.

Марина подождала.

– Чё, даже не хочешь спросить, что для этого нужно?.. – и она вдруг попросила резко, почти требовательно: – Дай с мобилы позвонить.