Текст книги "Дети Солнца. Во мраке дня (СИ)"

Автор книги: Евгений Семыкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– И что же нам делать? – спросил Артём.

– Не знаю, – ответил я призадумавшись. – Был бы у нас здесь свой человек, было бы шикарно, так.… Над нами посмеются ещё и к чёрту пошлют.

– Верно, – сказал Денчик приуныв.

– Слушайте, – сказал Абрам, потирая свою щетину на бороде. – Вон тот мужик, возле лавки с шаурмой похож на Прокофа.

– Нет, это точно Прокоф! – воскликнул Джордж, присмотревшись к мужику. – Я его бородатую морду уж точно запомнил.

– Да ну, – возмутился Дравдин. – Не может этого быть. Как он мог здесь оказаться?

Джордж не стал долго раздумывать, хоть и был евреем, являлся человеком достаточно решительным, прямым и практически бесхитростным, поэтому ему не составило трудности подойти на прямую и спросить. Я понимал, что ничего такого в этом нет, и в принципе мог сам спросить, но что-то мне мешало, а Джорджу нет.

Из далека мы наблюдали за диалогом Прокофа и Джорджа. Сам по себе Юрий Валерьевич, если уж заговорил о нём, это наш учитель по биологии, нашему профилирующему предмету, что обязывает его всячески нас подначивать, издеваться и грузить домашними заданиями. С одной стороны была обида, даже скорее ненависть и неприязнь. А с другой уважение, благодарность, ведь только благодаря ему мы учились, выполняли домашнее задание и всё-такое. Однако первое с огромным преимуществом брало верх над благодарность. Ну да ладно, суть не в этом.

Пока Джордж разговаривал с предположительно Прокофом, я всё больше убеждался, что это именно он. Практически нулевая эмоциональность, что свойственно нашему бывшему учителю, знакомые слова и выражения, свойственные только ему. Через пару минут сомнений практически не осталось. Прокофьев Юрий Валерьевич и точка.

Последние сомнения развеял Джордж, жестами подзывая нас к себе. Долго нас упрашивать не пришлось, мы сразу же двинулись к этим двоим.

– Здравствуйте Юрий Валерьевич, – сказал я, искренне удившись, увидев протянутую ко мне для рукопожатию ладонь Прокофа. Сейчас поясню. Просто в школе, пока ты не сдал экзамены на сто баллов, или не занял первое место в какой-нибудь олимпиаде ты никто и звать тебя никак. А сейчас, он протянул каждому из нас руку, чтобы пожать её, что в принципе очень странно, ведь раньше никогда ничего подобного не было.

– Куда вы направляетесь? – спросил нас Прокоф совершено иным, нежели раньше голосом. Не таки басовым, медленным, а вполне человеческим, наполненным хотя бы капелькой эмоций.

– Мы хотим на тот берег перебраться, – сказал Джорджа. – Там ведь вокзал железнодорожный, да и родственники там кое-какие живут.

– Мда, а вы хотя бы знаете, что сейчас в городе творится? – спросил он нас окинув взглядом. – Давайте лучше пойдём ко мне домой, там всё обсудим, а то что на улице стоять. Есть хотите?

– Да, очень, – высказал общее мнение Денчик.

– На всех может не хватить, но попробую, – сказал Прокоф, уйдя к закусочной, дабы что-нибудь там купить.

В тоже время мы немного отошли назад. Краем глаза я заметил, что Артём достал из-за пояса свой нож и спрятал его в рукаве, будто ничего и не было.

– Ты чего? – спросил я его. – Зачем?

– А ты что, думаешь, я упущу такой шанс? – спросил он мотнув головой в сторону Прокофа. – Он меня пол года словами при всём классе оскорблял. И Абру тоже, что, забыл уже? Ты его тоже не шипко любил. Думаешь, я шутил когда в Интернете искал боевой Макаров? Шутил? А вот и нет, а сейчас, такая возможность, которую я точно не упущу. Абра, ты со мной?

– Конечно братан, – согласился тут же Абрам.

– Да вы чего? – осадил я их. – Он же сейчас себя нормально ведёт, домой нас повёл, накормит, он нам помогает! У тебя есть хотя бы ещё один знакомый человек здесь, который бы мог нам помочь? Есть?

– Да плевать я на это хотел. Он у меня в печёнках с первого сентября сидел. Я лучше с голоду умру, но этой гниде горло перережу. Как свинью, – уже закипал яростью Горев.

– Слушай, Артём, я вся понимаю, – сказал я встав перед ним и взяв его за плечи. – Пойми, ты сейчас нас всех подставишь! Успеешь ещё, поверь, но сейчас нам всем нужно поесть, отдохнуть, и послушать, что он расскажет. Ты понял это? Нельзя жить одним днём, если ты хочешь выжить. А если не хочешь, не подставляй других. Подожди ещё хотя бы дня два, а потом делай что хочешь. Ты меня понял?

– О чём шепчетесь? – спросил Прокоф, подходя к нам, всучив каждому по какому-то подобию пирожка.

– Да так, ни о чём, – сказал Горев в несколько агрессивном тоне. – О биологии.

– Хех, – усмехнулся Юрий Валерьевич. – В школе то не всегда могли что-нибудь по тебе рассказать, а тут вдруг. Порадовали, ладно, идёмте домой.

– Вы сказали домой? – переспросил Джордж. – У вас есть свой дом в Красноярске?

– Нет, это мне комнату выделили, от больницы, – сказал Прокоф, откусывая кусочек пирожка.

– От больницы? – в конец запутался Джордж. – Вы в больнице работаете?

– Ну да, а куда мне со своим зрением то податься? В ополчение что ли? – спросил он и посмеялся, однако заметив наши, не обременённые улыбками лица, тут же стал серьёзным. – В больнице я работаю, мед. братом, минимальные знания есть, укол сделать, перевязать, добить чтоб не мучился. А квартира, один из мед. братьев у больного заразу подхватил, на третий день помер, мне его квартиру и дали, чтоб я в коридоре не ночевал.

– И вы туда переехал? – спросил Денчик.

– Ну да, а что такого? – искренне не понимал, что в этом такого Прокоф.

– Вы сказали про ополчение, – начал я. – В смысле? Это что-то вроде народной милиции или что?

– Так война идёт, вы что не знали? На сорок метров от берега в глубь города минами разрушено, там живого места нет, бомбят каждый день. Всех мужчин в ополчение забирают воевать.

– Война? С кем? – заинтересовался я.

– Два берега, на каждом своя сторона. Бьются за то, чтобы придти к власти в городе. Глупо не правда ли? Люди и так умирают от голода, а тут ещё в руки оружие взяли.

– А кто с кем воюет-то? За кого воюют?

– Интересно получилось, – начал Прокоф. – Самыми организованными оказались коммунисты, красные. На том берегу, они обосновались, там их больше всего было. А когда электричество отключилось, на каждом из мостов было много машин, которые теперь там и стоят перегородив дорогу. Никакой связи между двумя берегами нет. А сюда коммунистов пускать не хотели, многие слышали о том, что происходило на том берегу. Чтобы удержать наспех созданную Красную Армию, этой самой армии позволили делать всё, насиловать, грабить. А оправдание было одно: «В интересах революции». Такой власти здесь не хотели и создали оппозицию, ни за что, нет идеи, государственного строя, партии, плана. Просто сопротивление. Теперь город разделён надвое, и никто не может ни на сколько продвинуться.

– И что же нам теперь делать? – спросил Джордж.

– Устройтесь на работу, – сказал Прокоф. – Жить то вам на что-то надо. Сейчас поспите, отдохнёте, вы ведь только с дороги? А завтра я вас отведу в местный сборный пункт, там запишитесь в городскую милицию.

– А почему не в ополчение? – спросил Абрам.

– Те кто записался в ополчение, дольше дней трёх не живут, их сразу на фронт, переправляться через реку, закрепиться. И это пока ещё никому не удалось. Что с их стороны, что с нашей стороны. Бессмысленные потери и только. А в милиции и паёк хороший, и работа не слишком опасная.

Вскоре мы пришли в комнатку Прокофа. Помимо него в квартире жило ещё двое человек, однако ничего против нашего присутствия здесь они не сказали.

Мы очень сильно устали, от сложного, практически без отдыха перехода, и от обилия свалившейся на нас информации, поэтому придя в квартиру, мы чуть ли не сразу упали спать. Койка-место в комнате было одно, простенькая раскладушка со всего лишь одним матрасом и уже грязной простынкой. Здесь, по-видимому, и спал Юрий Валерьевич. Рядом стоял стул, на который он складывал вещи. Возле окна табуретка.

Нам же он предложил расположиться на полу. Мы в принципе были не против, одежда на нас была достаточно тёплая. Мы лишь сняли обувь, шапки, расстегнули куртки и свалились в кучу в центре комнаты, практически сразу же отрубившись.

– Туалет в коридоре, вы увидите, красное ведро накрытое крышкой, – сказал Прокоф, прежде чем перевернуться на бок спиной к нам и мирно заснуть.

Я проснулся среди ночи, причина банальна до дрожи, кто-то неудачно перевернулся, и изрядно отдавил мне руку, из-за чего она сначала онемела, а потом начала покрываться мурашками. Естественно спать с таким ощущением я физически не смог.

Меня резко выдернуло из сна, из-за чего я резко принял сидячие положение, голова немного закружилось, но в принципе я адекватно мыслил. Я оглядел комнату, вдруг ещё кто-то не спит.

Прокоф, видимо не изменив положения, на том же пока, в том же положении спал, однако на табуретке рядом с ним кто-то сидел. Даже прищурившись, в темноте я не мог увидеть кто это.

Я встал, я ступая так, чтобы это было отчётливо слышно, пошёл по направлению к сидящему. Встал у него за спиной и стал ждать, когда же тот обернётся, затем немного кашлянул.

– Артюша, – догадавшись по цвету и полоскам куртки, позвал я своего товарища.

– Здорова Рамчик, – ответил он не отрывая глаз от спящего Прокофа. – Садись, вместе посидим.

В руках Артёма был тот самый нож, который он спрятал в руках. Он был в каком-то непонятном ступоре, крепко держал нож в руке, а пальце второй руки водил по лезвию ножа.

– Что делаешь? – задал я очень глупый и банальный вопрос.

– Кровь с ножа оттираю, – ответил тот, переложив свои усилия на другую сторону лезвия.

Мне было не понятна его фраза. Прокоф мирно сопел, его постель была относительно чистая, во всяком случаи крови на ней не было. Да и вокруг тоже, даже маленьких капелек. Это меня искренне удивило.

– Какая кровь Артём? Ты чего? Что с тобой? – спросил я.

– Вот именно что никакой, – сказал он смотря на Прокофа, а затем резко повернул голову на меня, смотря большими испуганными глазами. – Я думал, что смогу его убить, я думал это легко. Мне оставалось только посильнее замахнуться.

– Но ты ведь этого не сделал верно? Значит всё хорошо. Артём, ты слышишь меня? – успокаивал я друга.

– Слышу, я тебя прекрасно слышу, – сказал Артём. – Как мы будем жить здесь, если я даже не смог человека убить.

– Ты слышишь, что ты говоришь? – спросил я его, ударив ладонью по щеке. – В себя приди, мы ведь не звери! И убивать его только за то, что когда-то, будучи твоим учителем, он тебя обидел, это отнюдь не причина!

– Блин, Рамчик, – сказал он, выронив нож из рук. – Вы все такие братаны… Ты, Джордж, Абра, все такие братаны. Я даже не представляю, чтоб кого-то из вас подставить, и вообще себя без вас не представляю, братаны.

– Ну, всё, давай ляжем спать, никого ты сегодня убивать не будешь, и завтра тоже, ложись спать, – сказал я, поднимая Горева за руку, и повёл его спать.

– Спасибо братан.

– Пронесло, – выдохнул я присаживаясь на табуретку. – Ну и ночка.

– Спасибо тебе, Семыкин, – прозвучал голос Прокофа. – Я тебе признателен.

Поистине неловкая ситуация, я испугался, мне было стыдно, неловко. Он слышал весь наш разговор, он знает, что мы его ненавидим лютой ненавистью, и находимся с ним в одной квартире, улыбаемся ему, только потому, что нам без этого ни как.

– Семыкин, я подумал, наверное, вам лучше будет уйти завтра, на работу устроитесь, вам квартиру выделят, и вам придётся уйти.

– Конечно, я понимаю. Извините, что так получилось. Как только всё устроится, мы от вас уйдём, и не причиним вам неудобств.

Я, молча, встал, развернулся и пошёл спать, стараясь не смотреть на Прокофа, хоть по большому то счёту никак перед ним не провинился. Даже наоборот, я его спас, но чувствовал какую-то странную вину.

– Вы не виноваты, – вдруг произнёс он. – Я понимаю, что вся ответственность лежит на мне, не нужно мне было быть таким жёстким. Просто у каждого человека своё мировоззрение, я понимаю многое не так как вы.

– Ладно вам, Юрий Валерьевич, я понимаю, – сказал я, практически честно. – Нам тоже стоило быть терпимее, относиться с пониманием.

– Вы же поймите, – сказал он чуть громче. – Я хотел как лучше, чтобы потом были успешнее. В ВУЗе потом бы спасибо мне говорили.

– Мы понимаем Юрий Валерьевич, – сказал я.

– Но что сделано, то сделано. И ваше отношение ко мне уже не изменить. И вам всё равно придётся уйти.

– Я всё прекрасно понимаю Юрий Валерьевич. Мы вас долго не стесним, и насчёт Горева не волнуйтесь, я за ним прослежу.

– Спасибо тебе.

Если убить убийцу, количество убийц не уменьшиться.

Уинстон Черчилль

День 14

«Жить-то надо»

Стоит сказать что утром, Прокоф всё же выполнил своё обещание. Он отвёл нас в местное отделение «Пункта Народного Сопротивления», конечно уже не кормив, ни о чём не спрашивая. Просто довёл нас до дверей здания и, развернувшись, даже не попрощавшись, пошёл к себе на работу.

С одной стороны, сложно стараться сделать людям приятное, когда они в то же время думаю о том, как бы прирезать тебя. Поэтому понять Юрия Валерьевича можно. Зла на него из-за этого никто не держал, Артём отошёл от ступора, но ему было абсолютно всё равно. Ему было плевать на него, да остальным по большей части тоже.

Сначала нам предложили пойти в ополчение, особенно когда увидели двухметрового человека, и остальных, не на много меньше спутники. Нам всячески расхваливали эту вакансию, усиленные паёк, личное оружие, некоторые привилегии перед законом, но были непоколебимы, и держались того что нам сказал Прокоф.

Как оказалось в милиции не за многим хуже, но, а главное там не нужно было идти на верную смерть. В общем и целом паёк милиционера был на 15 процентов меньше, чем у ополченца. Так же давалось боевое огнестрельное оружие, конечно пистолеты Макарова, это не АК и СКС которые выдавали ополченцам, но всё же это хоть что-то. А что же касается привилегий перед законом, то мы в данной ситуации и есть закон.

Нам на месте под роспись выдали оружие, ключи от трёхкомнатной квартиры ( не так уж и много на столько-то человек), наспех сделанные удостоверения, и знаки отличия.

Взяв всё это, мы тут же пошли на улице, а дальше нам нужно было идти на выделенную нам улицу. Задача наша была проста, патрулировать улицы, выслуживать жалобы граждан, разбираться на месте по усмотрению.

Перечислять всё то, что свалилось на нас в первый день нашей службы, ибо было там всего много и банально. В основном обращались те, у кого пропадали без вести дети, мужья, уходили в ополчение, и вестей от них больше не было.

Но после обеда произошло то, что снилось мне в страшных снах ещё долгие годы после этих событий. Произошло нечто страшное.

– У этих чурок шаурма лучше, чем у тех, ну у которых мы утром ели, – бубнил Дравдин с набитым ртом.

– Что те, что эти, – сказал Артем, махнув рукой. – Моя воля всех бы их расстрелял, ни одного бы не осталось.

– Хочешь скачать, – сказал я, проглотив пищу. – Мы сейчас не вкусно едим?

– Вкусно, не спорю, но согласись, лучше русских пельменей, или вообще борщец, а? Вот, а вы шаурма, да чебуреки.

– Одно интересно, – задумался Денчик, вглядываясь в содержимое шаурмы. – Откуда они мясо берут?

– Глупый вопрос на самом деле, – ответил Артём.

– Да нет, я не про то. Пока мы до обеда дежурили, сколько вы собак на улице видели? – спросил он нас. – Вот и я ни одну сегодня не видел, крысы бегают, дети играют и не одной собаки. Собак нет, где же они тогда мясо берут?

– Ешь, не забивай себе голову ерундой, – сказал ему Абрам.

– Ну, мы же теперь милиция, – сказал Денчик с какой-то детской улыбкой. – Должны всё вынюхивать, за порядком следить. Шучу, конечно.

– Господа милиционеры замолвят за старого Ашота словечко? – задал нормальный вопрос хозяин закусочной, у которого мы поели бесплатно.

– Конечно, замолвим, зови, если что, – сказал Джордж. – И шаурма у тебя очень вкусная, всем буду советовать.

– Ай, спасибо, ещё одну каждому! За счёт заведения! – расщедрился пожилой кавказец. – А вкусные они потому, что есть у меня секретный ингредиент. Прошу простить, но мне надо идти.

– Иди, иди, кулинар, – зло сказал Артём, но посмотрев на наши лица с довольно ухмылкой, смотрящие на него, он, шутя, сказал. – Всё равно расстреляю.

– Товарищи милиционеры, товарищи милиционеры, – ещё издалека стала звать нас приближающаяся женщина лет сорока. – Беда, идёмте скорее.

– Что такое гражданка, что случилось? – спросил Горев.

– Крики, детские крики! Из квартиры! Идёмте скорее, что-то нехорошее происходит, скорей же.

– Подождите минутку, – сказал я. – Сейчас у нас обед закончится, и мы пойдём.

– Да будь те же вы милосердны! Какой обед?! – возмущалась женщина. – Он кончился у вас уже давно, третий час уже!

– Обед закончится, когда мы закончим кушать, – сказал Абрам. – А до того, просьба не беспокоить.

– Да будь те вы прокляты ироды! – прошипела женщина.

– Уже идём, – сказал Джордж. – Мы ведь уже поели, пойдёмте.

Джордж встал, кивком поблагодарил Ашота, и пристально смотря на нас, нависши над душой, стал ждать, когда мы встанем и пойдём за ним.

Есть в такой обстановке стало как-то не комфортно, с одной стороны разъярённа женщина, которая, будь у неё в руках ружьё, точно бы нас пристрелила, а с другой мой друг, который был до боли суеверным, и всякие проклятия, даже не осознанные, задевали его.

– Ну, пошли, – сказал я с болью в сердце оставляя недоеденную шаурму на красном пластмассовом столике. – Моисей.

Я больше удивился этой женщине, как только мы встали и пошли за ней, недавно желавшая нам всех семи кругов ада, она начала рассыпаться в благословениях, пожеланиях и т.д. Причём от этой чересчур наигранной фальши, меня выворачивало, но приходилось идти, ибо работа есть работа, тем более, если работаешь в милиции.

Она завела нас в подъезд в одного из домов, в лабиринте которых, я, если признаться честно, до сих пор плохо ориентировался. Мы поднялись на четвёртый этаж, она пальцам показал на дверь квартиры, находящейся слева от лестничного марша.

– Вот здесь, – сказал она, уже с полминуты не убирая указательный палец направленные на злополучную дверь. – Здесь.

– Мы уже поняли, – сказал я. – Что случилось? Что вы слышали?

– Здесь, утром, я спускалась за водой, и мужа проводить. Обратно возвращаюсь, крики, такие надрывные, громкие, даже хрипящие. И крики эти были детские. Я себе места не находила, поднялась к себе, а они всё равно слышным были, потом прекратились, да так тихо стало. Мне не по себе стало, душа не на месте всё утро была, потом с силами собралась и сразу к вам.

– Может, просто кого-то за проступок наказали? Вы об этом не подумали? Наказывать и воспитывать детей, законом не запрещено.

– Вы просто не слышали этих криков, не может от ремня ребёнок так кричать, уж поверьте, матери двоих детей, и бабушке трёх внуков, – сказала она, почти брызгая слюной.

– Хорошо, сейчас проверим, – сказал я, лишь бы эта женщина боле никогда не открывала рот, а я больше никогда не слышал её голоса. Откровенно говоря, мне хотелось уйти отсюда, ибо я попросту не верил, что за дверью этой квартиры могло происходить что-то ужасное. Женщинам в возрасте, или бабушкам свойственно всё преувеличивать, тем более, когда речь идёт о соседях. Если их послушать, так половина дома, пьяницы, наркоманы и проститутки.

Я подошёл, и по привычке нажал на маленькую кнопочку звонка, который естественно не работал. Затем, я по старинке постучал в дверь кулаком. Но в ответ тишина, ни шагов ,приближающихся к двери, ни приглушённых голосов. Ничего. Я постучал ещё раз, результат был прежним и так несколько раз.

– Ну вот, а я же вам говорила! – противным ехидным голосом подначивала нас вредная женщина. – Больше вам скажу, они в квартире, третий день уже не выходят, я сама видела, и моя соседка Люба тоже.

– Парни, – обратился я к своим товарищам. – Что, ломаем?

– Давай, вдруг и, правда, что-то случилось? – рассуждал Денчик. – Если что извинимся, мы же милиция, нам можно, тем более – сейчас.

– Абрам, – позвал я наше «секретное оружие».

Великан прислонился к двери, с не прикладывая особых усилий, принялся выламывать дверь. После первого удара плечом отчётливо послышался слабый хруст. После второго хруст усилился и появился небольшой просвет. А уже с третьим ударом дверь с грохотом распахнулась.

В нос тут же ударил странный, немного противный, но почему-то хорошо знакомый запах.

Мы прошли дальше, меня насторожило то, что к нам, никто не вышел. Конечно, мы были гостями незваными, но как-то ведь на наше появление отреагировать нужно было. На всякий случай я вытащил Макарова из кобуры, и снял его с предохранителя.

В коридоре я увидел небольшую лужицу крови, а от неё отходила дорожка, оставленная после волочения тела. Вела она, по всей видимости, на кухню. Ступать я стал тише, мягче, и пистолет, до этого направленный стволом вверх, теперь же, я был полностью готов произвести выстрел.

На кухне, совершенно не обращая внимания на стоящих позади неё людей, по локоть в крови, стояла у стола женщина. В крови были не только её руки, а ещё одежда, стены и холодильник все были испачканы кровавыми отпечатками пальцев и ладоней. Она стояла и разделывала мясо.

– Гражданка, – позвал я её.

Но она не обращала на меня внимание, а тупо, упорно, почти на автоматизме продолжала делать своё дело. Отрезать от какой-то туши куски мяса и бросать их в таз стоящий на полу.

– Гражданка, у вас всё в порядке? – спросил я чуть громче, но всё равно почему-то шепотом.

– Господин милиционер, – отозвалась она, вытирая пот с кончика носа окровавленной рукой, и поворачиваясь ко мне.

– У вас всё в порядке? Что случилось? – задавал я ей вопросы, а она лишь смотрела в одну точку, будто не слушая меня.

– Да вот же, – резко встрепенулась она, изрядно напугав меня и всех остальных. – Муж в ополчение ушёл, обещали ему паёк на него и на нас. Убили его на второй день. Кушать нам с Анютой и нечего. Сашку вчера доели, сегодня вот Андрюшу.

Я не понимал, о чём она говорит, или понимал, но не хотел слышать и осознавать что такое возможно. Я даже не мог представить, что человек может быть доведён до такого. Мать стоит, и режет на мясо тело собственного ребёнка. Ребёнка!

Недавно съеденная шаурма попросилась наружу, и зажав руку ладонью я побежал в низ, бросив на ходу своим товарищам:

– Следите за ней.

Но не тут-то было, они сами, поняв, что произошло в этой квартире, решили расстаться со своим недавним обедам. И вот мы в ряд стояли на коленка возле подъезд, и извините меня за такое, нас рвало, другого слова не подберёшь.

Я вспомнил этот запах. Когда, ещё живя в деревне, лет с девяти я стал присутствовать при процессе разделки туши свежее убитой свиньи. Запах разрезанного трупа, запах крови, вот что ударило мне в нос, вот что за знакомый запах. От этой мысли, меня вырвало ещё раз.

– Она не уйдёт? – спросил Денчик, прислонившись к стене дома, и вытирая, рвота рукавом куртки со рта.

– Куда ей, – сказал Абрам. – Ты видел её глаза? Она, наверное, продолжила мясо разделывать.

– Тогда нужно остановить, – сказал Дравдин. – Это ведь мерзко, и не правильно. Её нужно как-то наказать.

– Она уже сама себя наказала, – ответил я. – Как ты её уже накажешь-то а? Как? Убьёшь?

– Да, хотя бы так, – сказал Артем, вставая с колен, и доставая пистолет из кобуры. – Я её накажу, за убийство, по справедливости, как положено.

Исполненный решимости наказать больную женщину, которой по большому счёту нужна психиатрическая помощь, изоляция от общества, но её не нужно было убивать. Как только он рванулся в подъезд, я подскочил и побежал за ним.

– Стой! – прокричал я ему вслед. – Артём, не делай этого! Артём! Её нужна помощь!

– Да, и я ей помогу, пулей в голову, – услышал я откуда-то со второго этажа. – Психов содержать, средств нет, пусть лучше сдохнуть, дешевле будет.

Догнать я его уже не мог, а остановить, только словами, но Артём был таким человеком, которого переубедить в принципе очень сложно.

Прозвучал громкий выстрел, буквально оглушивший меня. Я резко остановился, в осознании того, что только что Артём убил больную женщину.

Он вышел из квартиры, обратно засовывая Макарова в кобуру. Артём медленно спустился по ступенькам, и похлопал меня рукой по плечу, бросив на ходу:

– Нужно кого-нибудь отправить за труповозкой, чтоб к могильникам отвезли.

А я, ошарашенный его действиями, и холодными чёрствыми словами после этого лишь медленно кивнул, и остался стоить в подъезде, в воображении ещё слыша отголоски прозвучавшего выстрела.

Мне было понятно, что не очень ему было важно совершить правосудие, ему совершенно плевать на убитых детей, на их уже мёртвую сумасшедшую мать. Но я не понимал что он хотел… Убить кого-то? Почувствовать или показать власть?

Труповозка, за которой отправили играющих неподалёку детей, прибыла быстро. Здоровые, по комплекции и росту схожие с Абрамом мужики погрузили тела на свою телегу, накрыли их когда-то белой, а теперь почти полностью заляпанной кровью тряпкой.

– Что, теперь на могильник? – спросил извозчик, который стоит отметить, не принимал участие в погрузке трупов на телегу.

– Нет, ещё один адресок, через пару домов. Мужика одного надо забрать, жена, когда узнала что паёк, который выдали на всю семью, на самогон выменял. Ну, она его топорикам и пришибла, забрать надо.

Как только труповозка отъехала, Горев, с чувством выполненного долга развернулся и пошёл дальше патрулировать улицу.

– Эй Артём, постой, – сказал я ему в спину, и быстрыми шагами принялся догонять его. – Ты так и не сказал, зачем ты это сделал. Я с тобой разговаривай! Повернись!

– Остынь Рамчик, что сделано, то сделано, – бросил он мне через плечо. – Кто-то должен был это сделать, и это сделал я.

– Нужно было сделать? Было бы лучше? – крикнул я остановившись. – Это ты так решил! А эту девочку, дочку её, Аню, ты к себе возьмёшь? Или что? Там её дома одну оставишь?!

– Ты хотя бы можешь не орать на всю улицу? – спросил он, шёпотом подойдя ко мне. – Потом поговорим.

Сказав это он снова развернулся и пошёл патрулировать улицу, шпыняя детей, попадавших ему на пути.

– Евгений Семыкин? – услышал я за спиной у себя не знакомый голос.

– Да, так точно, – гаркнул я разворачиваясь на голос.

Передо мной стоял человек в военной форме, судя по погонам, аж полковник. Но он не был простым командиром, или простым военным. Служил он во внутренних войсках и был ответственным за порядок на улицах, и за порядок в рядах действующей армии. То есть мой непосредственный начальник. Единственным отличием было наличие на груди, нашитого знака меча. Но и лицо выдавало в нём эдакого комиссара, который должен стрелять в тех, кто не пошёл в атаку, или побежал назад. Он будто бы сошёл из фильмов про Великую Отечественную Войну. Большое, упитанное, но отнюдь не жирное лицо, маленькие глазки. А взгляд такой надменный, ехидный и острый, будто бы он видит тебя насквозь и знает о тебе всё, даже самое сокровенное. Перед таки человеком всегда становится не по себе, начинаешь вспоминать все свои грехи и проступки.

– Вам нужно будет придти сейчас в главное отделение внутренних дел по городу Красноярску, для дачи объяснений по поводу сложившейся ситуации. Надеюсь, вам не нужно говорить по поводу какой?

– Нет товарищ полковник, а как же наша служба? Смена ещё не закончилась, – ответил я.

– Вас сменят, новая команда уже выдвинулась, а вам, лучше немедленно идти. Я понятно излагаю? – монотонным, спокойным, но в то же время приказным тоном говорил военный.

– Так точно! – сказал я.

– Ну, всё, чего стоишь? Свободен!

Я развернулся, и сделав пару шагов перешёл на бег, чтобы догнать своих уже достаточно далеко ушедших товарищей.

– Попали мы, – сказал я запыхавшимся голосом наконец-таки догнав их. – Между прочем из-за тебя, Артём.

– Что такое? – спросил Джордж. – Давай, рассказывай.

– Сейчас, в общем, заканчиваем патрулирование, и направляемся в главное управление милиции, накосячили мы, похоже, и очень сильно. Да и не мы в общем, а кое-кто один. Да, Артём?

– Не начинай а, Рамчик, я сделал то, что должен был сделать, и чего вы почему-то не сделали, я себя виноватым не чувствую, – ответил он безразлично.

Мы пошли к зданию, где располагалось сердце, святая святых нашей организации, к центральному управлению внутренних дел. Мы прошли несколько однообразных улиц, которые не сильно отличались между собой. Занавешенные окна, теперь уже пустые даже от детей улицы, на которых остались господствовать только помойные крысы, собак же уже всех скрутили на фарш. И всюду труповозки, почти у каждого подъезда, и уж у каждого дома точно стояла переполненная труповозка. Именно так я себя представлял апокалипсис, тишина, пустота, и лишь только механизм по утилизации трупов, напоминает о затухающей жизни человечества.

Но вдруг мы попали на улицу, на которой собственно и стояло главное здание милиции, здесь же на этой улице, только чуть подальше находилось и здание правительства города. Улица была чистой от мусора, труповозок я нигде не увидел, здесь стояло относительно спокойствие. И вообще было достаточно многолюдно.

Уже позже я стал замечать неладное. Во всеобщей массе людей стоящих, снующих или лежащих на улице, существенно преобладали женщины, девушки, девочки. Причём одеты они были мягко скажем откровенно. Огромные декольте, очень высокие каблуки, чересчур коротенькие юбки, и конечно же узорчатые чулки. Всё это невольно наводило на соответствующие мысли.

– Ей великан, не хочешь развлечься? – послышался голос откуда-то сбоку.

– В смысле? – не понял Абрам, поворачиваясь на лево.

– Ну в прямом, 500 за час, 750 за два часа, два часа выгоднее одного, заметь, – вновь повторила она.

А принадлежал голос не девушке, а даже девочки, лет тринадцати, может четырнадцати. Она стояла, прислонившись плечом к стене, скрестив ноги и демонстративно жуя жвачку. Одета она была в общем, как и практически все на этой улице, вульгарно.

– Тебе лет то сколько? – спросил Денчик.

– Восемнадцать! – улыбаясь, соврала она, и по голосу было понятно, что девочка была сильно пьяна, и стояла прислонившись к стене, только для того чтобы не упасть. – Да и вообще, любви все возрасты покорны. И скажу тебе по секрету, мой возраст никого не волнует. Даже наоборот.

– Мама твоя где? – спросил Абрам. – Она знает хоть, чем ты занимаешься? Может тебя к ней отвести?

– Да, давай! Отведи, могилку её показать? – вспылила она, оторвавшись от стены, чуть не упав. – Мама умерла, собаки вечером задрали. А мне что, с голоду умирать?

– Артём, у Ани тот же путь остался, – сказал я Артёма, напомнив ему о недавнем случае, хотя это уже возможно было лишним.

Пока мы разговаривали, к юной куртизанки подошёл какой-то мужичёк, немного пьяненький, но хорошо понимающий, что он делает. Подойдя к нам, он достал свой бумажник, и вытащил оттуда несколько смятых бумажек.