Текст книги "Космонавты. Записки руководителя группы"
Автор книги: Евгений Петров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Не боги, но мастера
И вот космонавты на заводе. Принял нас Главный конструктор. Он встретил всех, как давнишних знакомых, коротким «здравствуйте». Деловой разговор начался сразу:
– Считайте, что вы прибыли осваивать свой новый корабль. Он стоит вот тут, рядом. Сейчас вы его посмотрите. А перед началом серьезного дела давайте немного помечтаем. – Главный конструктор задумчиво приподнял брови и, улыбнувшись, покачал головой. – Да, люблю помечтать. Без этого не представляю себе нашу работу. Вы это скоро сами почувствуете и поймете.
И он начал свои размышления вслух. Космонавты слушали ученого и порой терялись в догадках, где явь, а где фантастика. Академик очень увлекательно и красиво говорил о том, что уже совершено, и тут же его мысль устремлялась в будущее. Слушатели словно видели перед собой стартовавшие с земли многотонные корабли. Но окончательную свою форму звездолеты обретали там, в космической выси. Туда они шли как частицы будущего большого космического спутника-жилища, станции. Останавливались они на специальной космической сборочной площадке. Там их монтировали в великолепный космический дом со всеми удобствами для одновременного размещения большого числа людей. Здесь все должно быть по последнему слову науки и техники.
И опять явь – на том корабле, что стоит тут, по соседству с рабочей комнатой Главного конструктора, скоро предстоит отправиться на трехсоткилометровую высоту.
– Полетит кто-то из вас, – обращаясь к космонавтам, говорит ученый. У него удивительная память. Он всех уже хорошо знает по фамилии, имени и отчеству. – Может полететь и Юрий Алексеевич Гагарин или вот вы, товарищ Титов…
Будущим космонавтам не верится, что это действительно может совершиться так скоро. Ведь ученый назвал очень близкие сроки. Кому же все-таки первому предоставится счастливая возможность?
– А теперь пошли в цех, – пригласил хозяин, и вся группа зашагала по коридору, ведущему в высокий просторный корпус. На ходу ученый объяснял:
– Хочу, чтобы вы поняли и то, что нашу, а теперь уже вашу машину создаем не только мы, – он указал рукой на широкий пролет цеха, в котором возле новеньких изделий хлопотали люди в белых халатах. – Здесь, так сказать, венчается дело. А начало свое оно берет во множестве мест. У нас, собственно говоря, самое простое и легкое дело, – шутит ученый. – Мы что-то выдумали, заказали, а теперь другие работают, а мы только собираем….
Все мы уже хорошо знали и то, что значит «что-то выдумать», и то, что значит выдать заказ на изготовление нужных узлов и деталей. Знали и то, сколько огромного труда кроется за всем этим.
Космонавты вскоре убедились в том, что в создании корабля Главному конструктору и его сотрудникам помогали многие большие творческие коллективы и рабочие предприятия. Большим уважением прониклись космонавты к очень многим труженикам-героям, которых пока по ряду причин не назвали во всеуслышание, поименно! А как бы хотелось сказать всем людям земли: «Смотрите, вот они, сотворившие чудо! Воздайте им должное!»
Космонавты узнали, что Коммунистическая партия и Советское правительство наградили творцов космической техники. Тут были Герои и дважды Герои Социалистического Труда, люди, получившие ордена, удостоенные государственных премий и ученых званий.
Космонавты были приятно удивлены, когда узнали, что, помимо маститых мужей науки, в конструкторском бюро работало много молодых, но уже зарекомендовавших себя специалистов. Тут были и их сверстники, уже имевшие ученые звания. Впоследствии два молодых ученых-конструктора читали космонавтам лекции по ракетной технике.
– Не боги горшки обжигают, – говорил Главный конструктор присмиревшим космонавтам.
Он представил им собравшихся поблизости инженеров:
– Прошу любить и жаловать – ваши учителя. Под их началом и будете осваивать корабль-спутник.
Корабль стоял на небольшом возвышении и отливал новизной металла. Невольно подумалось: «Выдержит ли этот сплав, когда ему придется взять на себя тысячеградусные температуры при прорыве атмосферы?» Стоящий рядом в белом халате рабочий, будто угадав эти сомнения, завершил:
– Не беспокойтесь, ребята, сделано на совесть.
Все согласно закивали головами.
– А чтобы сомнений никаких не возникало, не отрывайтесь от рабочего класса.
– А мы и сами рабочий класс, – за всех ответил Гагарин.
– Самим от себя не оторваться, – прибавили одновременно Евгений и Валентин. Оба они в прошлом некоторое время сами были рабочими.
Разговорились с рядом стоявшим техником. Мужчина средних лет деловито возился с проводами в кабине корабля. Космонавты наблюдали за его работой. Потом кто-то сказал:
– Оказывается, не боги горшки обжигают…
Техник внимательно посмотрел на сгрудившихся вокруг него гостей и сказал негромко, но выразительно.
– Это верно. Не боги. Но мастера. Тут у нас работают мастера высшей квалификации. Вот это, товарищи, поимейте в виду.
Первый экзамен
На заводе космонавты крепко подружились с рабочими, техниками, инженерами, хороший контакт у них установился с молодыми учеными. Довольно быстро освоили космический корабль и не только хорошо уяснили то, чему их учили инженеры-преподаватели, но теперь и сами позволяли себе высказывать «интересные» мысли. Теперь уже и космонавты думали над тем, как сделать корабль еще лучше, еще совершеннее. Правда, поначалу кто-то из конструкторов встревожился:
– Доверься этим дотошным парням, они весь корабль переделают.
Но главный конструктор решил так:
– Пусть предлагают все, что сочтут нужным. Лишь бы шло на пользу.
И летчики старались. В деталях осваивали технику, много думали над ее усовершенствованием.
Однажды за этой работой застал их Главный конструктор. Пожал всем руки и сразу осведомился:
– Как идет учеба? Не трудно?
– Все хорошо, – в один голос ответили космонавты.
После обстоятельной беседы Главный конструктор сказал:
– Ну что же, мне думается, время начинать и экзаменационную сессию. Соберем широкую комиссию, которая и определит, чему и как вы научились. Согласны?
Космонавты с волнением ждали предстоящего экзамена. В назначенный день все собрались у корабля без сигнала и напоминаний – минута в минуту. Но комиссия почему-то задерживалась. Летчиками овладело знакомое по школьным годам предэкзаменационное волнение. Чтобы снять тревожное ожидание, Гагарин предложил:
– А что нам зря время терять? Давайте я буду отвечать, а вы все, – обратился он к космонавтам, – если где навру, поправляйте.
Юрий занял место в кабине и повел рассказ о конструкции «Востока», его оборудовании, общих особенностях работы пилота, а также о том, что, как и когда должен делать космонавт при прохождении плотных слоев атмосферы и там, на орбите. Юрий еще не окончил рассказ, когда дежурный сообщил:
– Комиссия прибыла.
Гагарин не успел покинуть кабину, как вошел Главный маршал авиации К. А. Вершинин, а за ним и все остальные члены комиссии. Как старший группы экзаменовавшихся, Гагарин собрался докладывать, но главный маршал повел ладонью – мол, обойдется на этот раз и без доклада.
– Вы что, повторяете или консультируете? – спросил он.
– Репетирую, товарищ главный маршал, а главное, пытаюсь отвлечь товарищей да и себя от экзаменационного волнения.
– Ну что ж, может быть, тогда с вас и начнем? – предложил Главком. – Вы-то сами, товарищ Гагарин, не возражаете?
– Готов отвечать, товарищ главный маршал.
Все притихли. Несколько минут полного молчания. И наконец, Юрий начал:
– Советский космический корабль-спутник «Восток» предназначен для орбитальных полетов. Силовая установка… мощность… способна развивать скорость…
Он повел спокойный и обстоятельный рассказ о чуде науки и техники, которому в недалеком будущем предстояло впервые поднять человека в космическую высь.
Юрий еще не был уверен, что именно ему доведется быть первым пилотом стоящего рядом звездолета. Он говорил о корабле, как о родном доме, о своем рабочем кабинете. Мысленно он вел сработанную соотечественниками машину по космической орбите. Членов комиссии поражало не столько детальное знание и хорошие профессиональные навыки космонавта, сколько смелость и дерзновенная устремленность его мечты, широта аргументаций и суждений, стирающих грань между фантастикой и явью. Чувствовалось умение строить логически прочные мосты, соединяющие берега нынешнего и грядущего. Это шло от Главного конструктора и его коллег, от молодых ученых, инженеров, практиков, которые, передав свои знания космонавтам, теперь стояли рядом, слушали ответ и волновались, пожалуй, больше самого экзаменовавшегося.
Ни дополнительных вопросов, ни уточнений не потребовалось. Все было изложено очень обстоятельно и верно. Похоже было на то, что речь велась не о сложнейших научных и технических вопросах, а о легких, фантастических, приключенческих делах. Казалось, будто все собравшиеся в зале вместе с рассказчиком совершили на стоявшем здесь корабле «Восток» интереснейшее путешествие в близкое завтра. Один из членов комиссии так и сказал:
– Спасибо вам, товарищ Гагарин, за интересный совместный полет. Отлично провезли вы нас по своей будущей трассе.
Потом экзамен держали и другие космонавты. И все они оказались также основательно подготовлены, все верили в могущество советской техники, все были готовы первыми испытать неизведанное.
Провожая космонавтов до проходной, члены экзаменационной комиссии, учителя – инженеры и техники пожелали им доброго пути и просили не забывать завод, корабль и тех, кто его снаряжает в дальний путь.
– Не забудем. Дорогу к вам теперь хорошо знаем, – заверили космонавты.
Надежная защита
Шло время. Группа все чаще и чаще появлялась у своих заводских друзей. И не на одном предприятии. Космонавты побывали на многих заводах, во многих конструкторских бюро. Встречались с теми, кто создал в звездолете его мощнейшие, самые надежные в мире двигатели. Ведь это и впрямь сердце корабля!
Здесь, как и в других местах, большой и дружный коллектив конструкторов жил напряженной творческой жизнью. Люди работали с полной отдачей. Конечно же, и у них встречалось много своих специфических трудностей. Общим было то, что везде авторы великого замысла духом не падали. Они дерзали. Брали с боем всякое трудное дело: и малое и большое, и так добивались нужного результата. Творческое содружество, коллективный разум и воля помогли нашим ученым, рабочим и техникам создавать непревзойденную космическую технику. Преодолевать трудности всем помогала наша Коммунистическая партия, ее Центральный Комитет. Там, как в генеральном штабе, решались самые ответственные проблемы освоения космоса, в государственном масштабе координировались усилия больших групп ученых, инженеров, техников, рабочих.
Как-то один из космонавтов заметил Главному конструктору двигателей:
– Редко мы видимся и очень мало знаем о вашем коллективе. Очень просим вас рассказать что-нибудь о себе, о ваших сотрудниках.
– О нас лучше нас расскажут вам наши двигатели. Если они удовлетворяют вас, никаких слов больше не понадобится…
Этот пример, как нам кажется, лучше всяких слов характеризует людей, создавших сердце космического корабля. Надо сказать, что такие и подобные им встречи заставляли космонавтов работать с еще большей отдачей. Эти встречи вселяли веру, спокойствие в будущих командиров рождавшегося корабля.
Собственно, корабль как таковой давно уже был готов, но в нем все снова и снова проверялось, уточнялось, шлифовалось в прямом и переносном смысле.
Космонавты тем временем также старательно работали. Их учили знатоки многих дел. Приезжали к нам специалисты по связи, радиоэлектронике, системам жизнеобеспечения и спасения, по астрономии, геофизике, навигации; тщательно отрабатывались разделы медико-биологической и летно-парашютной подготовки, большое внимание уделялось физическому укреплению и закалке организма. Читались лекции, проводились консультации и беседы, производились выезды в конструкторские бюро, на заводы, в институты, в лаборатории. Нам помогали в оборудовании учебной базы. В общем связь со всеми дружественными организациями поддерживалась самая тесная и деловая. Все затруднения научного, технического, материального порядка, как правило, разрешались сообща и без особых трений. Но случались и горячие споры, высказывались и взаимные претензии.
Начались испытания скафандров. Готовясь к полету в космос, каждый космонавт должен был проверить свое одеяние на земле. Каждому пришлось находиться в своем скафандре по много часов. Первым испытывал скафандр Гагарин. Он сидел в кабине корабля. Там же ел и спал.
И что более всего тогда удивляло всех нас, так это широко известная теперь гагаринская невозмутимость и спокойствие. Он сразу сжился с воображаемой космической обстановкой. Другие космонавты вначале несколько скучали без привычной работы, у некоторых ухудшался аппетит. Он – нет. Наоборот, отсидев несколько часов, начал петь, потом попросил есть. Быстро расправившись с едой, уснул, как дома.
Потом начались испытания скафандров в других условиях. Космонавты, облаченные в скафандры, прыгали в ледяную воду, ныряли. Восхищениям не было предела.
– Прелесть и только! – восторгался Космонавт Три. – В бассейне рядом с тобой лед плавает, а ты никакого холода не чувствуешь!
Да, ученые и практики дали космонавтам такие замечательные средства защиты и спасения, в которых им не страшны ни безвоздушная среда, ни жар, ни холод.
Разбег
Это слово хорошо знакомо спортсменам и авиаторам. Первым разбег нужен для прыжка, вторым – для взлета. В кругу космонавтов это слово получило новую смысловую окраску. Для полета в космос тоже нужен разбег. Но принципиально иной. Он достигается не кратковременным концентрированием сил и не минутным разгоном, а большим упорным трудом, терпением и выдержкой. Только это дает возможность значительно повысить общую выносливость и закалить организм человека. Для такого «разбега» нужны испытания на различных стендах и установках, специальные полеты на самолетах, прыжки с парашютами и многое, многое другое. С одной стороны это позволяет ознакомить организм человека с воздействием многих факторов, с которыми он встретится в космическом полете, с другой стороны, разумно дозируя и повторяя действие этих факторов в лаборатории или в полете, можно повысить переносимость организма как к отдельному фактору, так и к их комплексному воздействию.
Мы, разумеется, подробно разъясняли нашим летчикам существо каждого вида испытаний и тренировок. Большинство из них сразу понимали необходимость и пользу этой работы. Но были и такие, которых убедило не слово, а только сама жизнь. Через пару месяцев, когда будущие космонавты сами почувствовали, что стали гораздо крепче, выносливее, они по-настоящему осознали, что без всесторонних тренировок и испытаний, как и без серьезных, регулярных занятий спортом, им не обойтись.
Наш спортивный городок, окруженный вековыми соснами и елями, находится под открытым небом. Здесь имеется все нужное: турники, брусья, кольца, баскетбольные, волейбольные площадки, теннисный корт, футбольные снаряды. Теперь сюда уже не надо звать желающих. Космонавты уставали на различных занятиях. Но едва наступал перерыв, они спешили в спорт-городок. Увлекались всем. Зачинщиком баскетбольных игр был Гагарин, гимнастических разминок – Титов.
Только в ненастную и очень холодную погоду занятия проводятся в спортзале. Хотя зал у нас и очень хороший, но свежий воздух ничем не заменишь.
Особенно внимательно приходится следить за нагрузкой во время спортивных игр, которые, как известно, хуже всего поддаются точному дозированию. Баскетбол, футбол, а зимой хоккей – все это несет в себе некоторый элемент азарта. При этом, что очень важно, отменно вырабатывают волевые качества, хорошую реакцию, смелость. В игровом спорте не обходилось другой раз и без синяков. Зимой у нас в ходу термин: «Клюшка к плюшке». Что делать? Выработка нужных качеств – находчивости, решительности, натиска, координации движений – стоит того, чтобы порой походить и с шишкой и с подбитым глазом…
Диапазон спортивных увлечений расширился, когда в спортивном городке и в спортзале появилось новое «сооружение»– батут. Это подкидная сетка, на которой акробаты цирка выделывают невероятные прыжки. Через несколько недель космонавты в состоянии были выполнять на батуте уже весьма сложные упражнения. Под руководством наших преподавателей Федора Михайловича и Бориса Владимировича, страстных энтузиастов спорта, они освоили такие «номера», как «сальто» – обычное и двойное, перевороты боком, «ласточка». Все это и многое другое, может, делалось и не с профессиональной безупречностью, но зато смело, решительно.
Очень полезным видом тренировки являются прыжки в воду с вышки и трамплина. Преподаватели сумели заинтересовать и увлечь космонавтов красотой и ловкостью выполнявшихся ими прыжков. На эти занятия, требующие высокого мужества, теперь все идут с большим желанием. Сначала же оказалось, что прыгать никто не умеет. Преподавателю пришлось немало повозиться, прежде чем первый ученик покинул вышку. Летчики – народ не трусливый, но когда поднимались наверх, становились на гнущийся край трамплина, не у всех хватало воли заставить себя оторваться от опоры.
Сейчас уже не помню, кто именно оказался первым смельчаком. Лиха беда начало. Потом все одолели оторопь. Прыжки в воду увлекли не меньше баскетбола. Вскоре многие научились хорошо управлять телом во время свободного падения. Прыгали с большой высоты, выполняя «ласточку», одно и полтора «сальто».
Исчезла робость. На смену ей пришли расчет, выдержка. А это как раз и есть то, что очень нужно космонавту.
Мера мужества
Летчика обязывает и приучает к мужественному поведению его профессия. Робкому человеку в полете делать нечего.
И все же в жизни бывает так, что в одном, уже привычном, человек готов идти на самый смелый риск, а в другом, гораздо менее сложном и опасном, он никак не может решиться на первый шаг. Это случается почти со всеми людьми, которые начинают серьезно заниматься парашютным спортом. Кажется парадоксом: летчик, никогда в полете не расстающийся с парашютом, только по крайней необходимости, очень неохотно применяет его в воздухе. Есть летчики, буквально на все готовые – лететь в стратосферу или на бреющем, совершать полеты в сложных метеорологических условиях или выполнять сложнейшие фигуры высшего пилотажа, но только бы им не прыгать с парашютом. Откуда такая непонятная робость? Скорее всего причина ее кроется в недостаточной первоначальной выучке и слабой последующей парашютной тренировке такого летчика. Пока спортсмен или летчик не привык к уверенному управлению своим телом при свободном падении, он, естественно, стремится избежать этих «удовольствий».
Пришли и к нам некоторые авиаторы с весьма скромным количеством парашютных прыжков. Познакомился с ними наш инструктор – заслуженный мастер спорта Николай Константинович и сделал категорическое заключение:
– Плохо. Так дело не пойдет.
Слушатели не были повинны в слабости своей парашютной подготовки: все сравнительно молоды, еще не успели отработать этот важный для их профессии разбег.
Инструктор и не винил их.
– Наверстаем упущенное. Все зависит от вас самих, – сказал он.
Но наверстать было делом нелегким. Надо сказать, что весть о предстоящих парашютных прыжках кое-кто встретил без особого энтузиазма. Первый раз на аэродром отправлялись без радости, с чувством: раз приказано – будем прыгать.
Дело же сводится не столько даже к тому, что будущему космонавту необходимо выработать навыки, которые ему могут понадобиться при возвращении из полета (хотя и это имеется в виду), сколько в другом, более существенном: парашютный спорт, как ничто другое, вырабатывает у человека смелость, хладнокровие, выдержку, то есть именно те качества, без которых немыслимо успешное осуществление полета в космос.
Как обычно, самым трудным оказалось начало. После летчики рассказывали: кое-кто плохо спал в ночь перед прыжками. Неважное настроение было и у Валерия. И без того худощавый, он, казалось, еще больше похудел. Переживал.
По-разному можно подводить людей к преодолению трудностей. Одному человеку стоит лишь сказать утешительное слово. Другого утешение может еще больше насторожить, расстроить. Наш инструктор начал с жесткой, но справедливой требовательности. Он не привык прощать слабостей. Поначалу это не понравилось кое-кому из летчиков, но инструктор оставался верен себе.
Кто смотрел кинофильм «Первый рейс к звездам», наверное, помнит кадры, где запечатлены парашютные прыжки. Время вышло. Пора покидать борт самолета. Но паренек медлит, тушуется. Раздается твердый и категорический голос инструктора:
– По-шел!
Затаив дыхание, ученик шагает в бездну. Примерно таким был первый прыжок и у Валерия. После он сам рассказывал:
– Как оттолкнулся от самолета – не помню. Начал соображать, когда рвануло за лямки и над головой выстрелил купол.
Лучше всех прыгнул Борис. Этот прямо-таки покорил всех непринужденностью, веселостью, если так можно выразиться, своего прыжка. Именно веселостью! Он легко подошел к люку самолета, засмеялся, бросил какую-то шутку товарищам и спокойно шагнул за борт. А как он управлял своим телом при свободном падении! Инструктор не смог удержаться от похвалы, и на его дубленом высотными ветрами лице впервые появилась улыбка. На земле он сказал Валерию, указывая на стоявшего неподалеку Бориса:
– Вот как надо прыгать! Учитесь.
– Ему по штату положено тон задавать – он партийный человек, – не растерялся Валерий.
Инструктор продолжал требовать. Нередко слышался его зычный, разгоряченный голос:
– Все будете прыгать вот так же, как Борис. И сами еще попросите дать вам дополнительные прыжки.
Пока таких просьб не было. Группа проводила недели на отдаленном степном аэродроме. Запыленные, в пропотевших комбинезонах, летчики по нескольку раз в день поднимались на высоту и падали навстречу земле. Прыгали не только над степью. Хорошо успевающим инструктор разрешил прыжки в воду, где отрабатывалось умение приводняться. Это не простое дело. Нужно научиться за несколько метров до воды отстегнуть карабины лямок, освободиться от купола, а затем с головой уйти в пучину. Конечно, при полной амуниции это далеко не то же самое, что происходит во время прыжка с вышки в бассейне. Однако и через эту «купель» успешно прошла вся группа. И выходили из нее, словно очередной раз отмытые от пыли робости. Потом уже летчики легко шли на каждый очередной прыжок и приземлялись точно в заданном кругу.
На степном аэродроме группе пришлось побывать не один раз. Однажды летчики прибыли сюда в то время, когда уже спал летний зной и вместо жарких суховеев на них дохнули мокрые, осенние ветры. Ночи стояли темные, дождливые. Собственно, темень и нужна была. Группа готовилась к ночным прыжкам. Мешала плохая погода. Часто по ночам инструктор выходил из аэродромного домика и нетерпеливо ждал, когда же наконец, утихнет ветер и прекратится дождь.
Долгими осенними вечерами ребята вспоминали родные места, училище, полки. Но больше всего любили слушать инструктора. Николай Константинович оказался интересным рассказчиком. А поведать ему было о чем. Он знал множество самых невероятных историй из жизни парашютистов. Сам был очевидцем и участником больших событий в советской авиации. Летчики, считавшие и себя в какой-то мере знатоками истории покорения пятого океана, узнали от него много нового.
У кого не захватит дух от одной мысли, как известный парашютист Наби Аминтаев покидал самолет без кислородного прибора на восьмикилометровой высоте или как совершал прыжок Василий Романюк, когда высотомер показывал более 13 тысяч метров. Нужна стальная выдержка, чтобы окунуться на такой высоте в ледяную, пятидесятиградусную воздушную ванну. Ни один человек до него не видел нашу планету с такой высоты из-под купола парашюта! А чего стоит рассказ о том, как известный летчик-испытатель Герой Советского Союза Сергей Анохин в тяжелейших условиях совершил неподражаемый по мастерству и смелости прыжок с развалившегося в воздухе планера!
Живо представилась летчикам и картина спортивного торжества на киевском стадионе «Динамо», куда приземлился парашютист Остряков, отделившийся от самолета на высоте всего лишь 80 метров.
Инструктор увлеченно рассказывал и о своих собственных прыжках. Каких только не было здесь «чудес»! Прыжки со штопорящих машин, прыжки со скоростных самолетов, участие в союзных, европейских и мировых соревнованиях вместе с виднейшими мастерами парашютного спорта.
Рассказал инструктор и о мужественном эксперименте парашютиста Харахонова, который, покинув самолет на высоте трех тысяч метров, сначала планировал на специальных крыльях, а на подходе к земле сбросил их, раскрыл парашют и как нельзя лучше приземлился…
Все слушали эти волнующие рассказы и еще больше загорались романтикой свободного падения. Теперь уже не надо было приглашать, приказывать – слушатели сами все делали с охотой, с неподдельным задором, с настоящим вдохновением. Пристрастились они к парашютным прыжкам потому, что уже по-настоящему испытали и первые трудности, и одержали первые победы.
В одном из прыжков Алексей – наш самодеятельный художник – попал в штопор. Парня сильно закрутило. Казалось, не справится с головокружительным вращением. Первая попытка остановить штопор и начать управлять телом, как учил инструктор, оказалась тщетной. При втором энергичном выбросе рук и ног в стороны вращение прекратилось. Раскачиваясь под куполом, парашютист громко запел от нахлынувших чувств…
То же повторилось и с Германом Титовым. Он тоже сумел укротить бешеную силу штопора.
Однажды в три часа ночи группу поднял сигнал срочного сбора. Наконец-то ветер стих. Ночь выдалась звездная, тихая. Ребята волновались. Но это уже было не тревожное беспокойство новичков. Волновались примерно так же, как когда-то перед первым долгожданным полетом в училище.
Если не так просто было шагнуть за борт днем, когда внизу видна далекая земля, то еще сложнее сделать это ночью, когда надо броситься в неизвестность. И все же ночные прыжки космонавты провели более уверенно и стойко, чем первые, дневные. Видно, окрепли нервы. Эмоции, как говорил врач Алексей Александрович, приобрели устойчивый стенический характер.
