Текст книги "Космонавты. Записки руководителя группы"
Автор книги: Евгений Петров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Если ты коммунист
Вскоре после того, как оформилась группа, состоялось партийное собрание. Первое собрание коммунистов-космонавтов и их руководителей, учителей, врачей, инженеров, материально-технических работников. Собрались в большинстве люди молодые. Оказалось, что многие ранее избирались в состав партийного бюро, а один из летчиков – Павел Романович прежде был секретарем парторганизации эскадрильи. Среднего роста, плотно сбитый, с добрым открытым лицом капитан Романыч, как называли его попросту, прошел нелегкую трудовую жизнь. Он отличался веселым нравом, слыл незаменимым песенником. Летчики – народ, умеющий быстро ориентироваться в обстановке и людях, – сразу оценили Павла Романовича и единодушно избрали его секретарем своей партийной организации.
На первом же собрании пошел разговор о выполнении предстоящей программы подготовки. Выступали представители Главного штаба ВВС, медики, ученые, инженеры. Потом – слушатели.
Честно говоря, мы несколько беспокоились, хорошо ли пройдет первое собрание, не отсидятся ли новички стеснительными молчунами. Но этого не случилось. Летчики вели себя как равноправные члены партийного коллектива.
Хлопот навалилось сразу очень много. Надо было одновременно приступить к организации многих направлений работы, к составлению многочисленных планов и расписаний. Требовалось все учесть, предусмотреть до мелочей. Успех зависел от того, как каждый работник возьмется за свою так называемую черновую работу. Первыми, кто помог уплотнить, казалось, сжатый до предела распорядок рабочего дня, были коммунисты. Они увлекали личным примером весь коллектив. Ничего друг от друга не таили. Живя по соседству, открывали, как поется в песне, настежь окна и сердца. В свободное, внеслужебное время ходили в гости, поздравляли с праздниками, с прибавлением семьи, не забывали заболевших – приносили им подарки, сообщали приятные новости.
Захворал однажды и я. Скрутило – головы не поднять. Лежу в постели, а мысли там – на службе: все ли порядке? Звонок. Жена открывает дверь. На пороге – группа слушателей. Веселые, шутят:
– Поменялись с медициной ролями – пришли диагноз командиру ставить.
Очень меня тронул и обрадовал неожиданный визит. У ребят дел по горло, а вот нашли время заглянуть. Мне бы их усадить поближе: хочется узнать, как идут занятия, тренировки, что нового?.. Да не могу. Говорю:
– Не подходите близко – у меня какой-то особенно вредный грипп.
– Мы антигриппозные, – смеются гости.
Пробыли они у меня недолго, но принесли что-то особенно благотворное. Во всяком случае я сразу же почувствовал себя несравненно лучше.
Потом пришла Валя Гагарина – наш молодой медик-лаборант. Она взяла кровь на анализ, принесла всевозможных снадобий. Дело быстро пошло на поправку.
С первого же дня пребывания на новом месте службы на вооружение было взято испытанное оружие – критика. Не помню, кто именно из летчиков предложил:
– Давайте, товарищи, сразу договоримся – принимать критику как должное. Она, конечно, не очень приятная штука, вроде хины. Но средство надежное. Принимать его «заболевшим» придется, как правило, принудительно.
Алексей попытался было смягчить предложение:
– Критика между товарищами должна быть доброжелательной. Надо так критиковать, чтобы не обижать человека…
– Скажи еще, что критика должна вызывать у провинившегося удовольствие, – бросил кто-то.
В общем «хина» без промедления была пущена в ход. Должен признаться, что прежде всего принять ее изрядную дозу пришлось нам, руководителям.
Случилось так, что произошли у нас некоторые неполадки с тренировками на центрифуге. Были на то и объективные, и субъективные причины. Надо было экстренно исправлять положение. Первыми забили тревогу коммунисты. Вначале на заседании бюро, а потом на партийном собрании они дали решительный отпор тем, кто был виновен в неполадках и высказывал неправильные взгляды на эти тренировки. Пришлось принимать «хину» и ответственным за тренировки – Владимиру Васильевичу и Григорию Федуловичу. Оба они добросовестные работники, но на первых порах не учли некоторых особенностей работы, – а это и привело к ряду неполадок в тренировках на центрифуге.
Кое-кому из своей среды летчики указали на недостаточно серьезное и малостарательное отношение к тренировкам и занятиям. На одном из партийных собраний поднялся Павел:
– Товарищи, что же это получается? Люди мы серьезные, сознательные, беспредельно любим свое дело, на все идем по доброй воле, а то и дело приходится нам напоминания различные делать… Вот Алексей. Тяга у него к искусству. Рисует он хорошо. Но армейскую форму одежды нельзя нарушать даже художнику… Или взять Гагарина. Вчера вечером преподаватель читает лекцию, а он сидит с приятелем чуть ли не в обнимку… Того и жди, что кто-либо станет на занятиях вести «морской бой»… Подмечая недостатки других и требуя от всех лучшего отношения к нашему общему делу, давайте, друзья, стараться быть во всем образцовыми. Стараться быть примером дисциплинированности, организованности, сознательности. Надо самим за себя серьезно взяться.
Павла поддержали другие.
Получил по заслугам и Титов. У него появилась было личная точка зрения на тренировочный бег… Он считал, что бег – лишенная смысла затея, и потому относился к нему без энтузиазма. Другие попали под огонь критики за нарушения распорядка дня и «мелкие» провинности.
Но не только на собраниях кипели страсти. Чаще случалось так, что группа не ждала плановых заседаний. Горячие, по-настоящему партийные разговоры той дело возникали в перерывах между занятиями, по пути в столовую или на спортплощадку, в автобусе, отправлявшемся куда-нибудь на завод или в институт. Говорили прямо, честно.
Как-то с космонавтами, отправлявшимися в автобусе ка очередные тренировки, ехал ведущий врач, член партбюро – Андрей Викторович. Гагарин подсел поближе к нему и предложил:
– А не провести ли нам летучее партийное собрание, Андрей Викторович?
– Какое-такое собрание в дороге? – переспросил тот.
– Можно и не в дороге. Давайте после занятий останемся всей группой и обсудим…
– А что обсуждать? – спрашивал член партбюро.
– Да вот, стал известен досадный случай невнимательности к человеку.
И Юрий объяснил. К одному нашему сотруднику, очень скромному и трудолюбивому, несправедливо отнеслись хозяйственники. Все это осталось никому не известным. Космонавты узнали об этом и решили исправить ошибку, помочь товарищу по работе.
Андрей Викторович возьми да и скажи:
– Я думаю с этим делом мы без собрания, и так разберемся…
– Как так «я думаю без собрания разберемся»?! – в один голос воскликнули ребята. – А как же мы собираемся проводить воспитание наших коммунистов? На одних призывах или на конкретных примерах? Сегодня этот случай, завтра может произойти другой.
Собрание-таки состоялось. Правда восторжествовала, и кое-кто «намотал себе на ус» этот урок.
Судьба товарища
Доктор был в восторге от своих «пациентов». Помню, возвратившись с аэродрома, он рассказывал:
– За свою жизнь я многое перевидал, перечувствовал. Воевал на Халхин-Голе, служил под началом знаменитого Полбина. Вместе с полком дошел до Берлина. Мужественные люди у нас служили. И все же не могу не восхищаться нашими будущими космонавтами. Нет, они пока не совершили ничего героического. Но посмотрите, с каким оптимизмом они трудятся! Жара. Дождь. Темнота. А они шагают на все занятия, будто на прогулку. Веселые, бодрые и, честное слово, по-настоящему красивые. Все ведь – как на подбор. А самочувствие-то какое?! Пульс и дыхание образцовые и до прыжков, и во время падения, и после.
Довольна своими «подопечными» и старший лаборант Вера Ивановна. Она перед прыжками и после них регистрировала электрофизиологические показатели.
– Я и без приборов видела, что переносят ребята эту тренировку превосходно, – говорила она после.
У летчиков были хорошие, товарищеские отношения с Верой Ивановной. Они посвящали ее в свои несложные житейские дела, считались с ее мнением. Она же в свою очередь заботилась о космонавтах. Следила, чтобы отдыхали как следует, вовремя питались, старалась поддерживать у них хорошее настроение.
Парашютные прыжки еще больше сблизили, сдружили группу. Все стали внимательнее относиться друг к другу. Выражалось это своеобразно: особенно заботливо помогали друг другу застегнуть парашютные лямки или предлагали свои «более удобные» летные куртки…
По-своему заботился о ребятах инструктор. Делал он это, правда, без восторгов, но с добродушной строгостью и по-прежнему взыскивал за малейшую неточность.
Кто-то из космонавтов заметил трогательную деталь, когда инструктор сам готовился к прыжку, он был совершенно спокоен. Но когда готовил к прыжкам других – волновался.
Группа быстро осваивала программу. Случилось, что немного захворал один из космонавтов – Григорий. Врачи решили временно отстранить его от прыжков. Куда там! Упрашивал и инструктора и врачей не «резать» его.
– Я же здоров, – уверял он. – Я не могу отстать от товарищей… Дайте допрыгать.
Все же Григорию пришлось лечь в лазарет, «Выручила» его погода – полил дождь. Группа осталась в общежитии.
Григорий с небывалым послушанием лечился. Редко встречался столь примерный и старательный пациент. И надо было видеть, с какой радостью он собирался на прыжки, когда лечение было закончено и его выписали из лазарета.
– Ну, – улыбаясь, однажды спросил инструктор. – Интересно прыгать?
– Очень интересно, – хором отвечали ученики.
– Все. Программа выполнена. Прыжки закончены, – объявил инструктор.
– Как? Совсем? – не поняли ребята.
– Пока да. Летим домой.
Летчики все тут же стали Доказывать, что каждому из них необходимо для закрепления опыта сделать хотя бы еще по одному прыжку.
В тот день в боевом листке «Жизнь на старте» появился дружеский шарж под названием: «Невиданное в авиации». Алексей нарисовал инструктора в величественной позе. На коленях перед ним стоят космонавты и упрашивают разрешить им сделать хотя бы по одному парашютному прыжку. Лаконичная подпись гласила: «И пали ниц у ног десантного владыки». Всем очень понравилась эта шутка. Весело было в гостинице. Теперь, когда работа успешно была – закончена, больше всех смеялся инструктор. Он не без удовольствия припомнил:
– Я же вам говорил?.. Попросите еще…
Группа отправилась на дальнюю прогулку. Побывали в городе Саратове. Долго стояли у памятника Чернышевскому. Космонавты хотя и молчали, но чувствовалось, что каждый из них думал об одном и том же – о мятежной жизни великого демократа и его единомышленников, о тех, кто завидовал внукам и правнукам своим, которым доведется видеть Россию в наши дни.
У Владимира спокойный характер, и голос его редко выделяется в шумливом разговоре или горячем споре, который в свободные минуты часто возникает в группе. Но вот всплывает какой-либо сложный теоретический вопрос, и товарищи обращаются к Володе: он недавно закончил военно-воздушную академию и хорошо разбирается в вопросах теории.
Когда летчики-космонавты стали штурмовать высшую математику, Владимир стал «центром притяжения». Трудная это наука. Нелегко она давалась ребятам. Многие перезабыли алгебраические формулы, которые изучали в средней школе и в военном училище. Требовалось оперировать интегралами, и летчикам нередко приходилось смущенно пожимать плечами. Владимир же чувствовал себя в этих «больших материях», как рыба в воде.
Преподаватель по ракетной технике, кандидат технических наук Цезарь Васильевич оказался общительным, очень приятным человеком. Он часто улыбался и шутил. При необходимости он терпеливо повторял трудные формулы, возвращался к азам геометрии или алгебры. И все же слушатели после занятий подходили к Владимиру:
– Володя, что-то не совсем понятно. Помоги.
Доброжелательный, он неизменно отвечал:
– Сейчас разберемся.
Объяснял доходчиво, легко, как определили ребята, – «не хуже самого Цезаря», то есть преподавателя. Он часами помогал товарищам. Хорошая это черта у Владимира: с охотой он делился своими знаниями.
А между тем над самим Владимиром сгущались тучи. Еще в госпитале, при отборе космонавтов у него было обнаружено легкое заболевание. В крепком, выносливом организме нашелся изъян. Было решено так: в число слушателей его зачислить, но сразу же сделать операцию. После лечения он наравне с другими будет готовиться к космическим полетам.
Помню, как Владимир прощался с товарищами, отправляясь на операцию. Внешне, как всегда, был спокоен, уравновешен, но в глазах проглядывала тоска. Операция несложная, и Владимир шел на нее без всякого волнения. Беспокоило его другое: что будет после операции? Он будто чувствовал, какие потом могут возникнуть осложнения. Настроение падало еще и оттого, что товарищи отправлялись в командировку – на парашютные прыжки, а он – в госпиталь. Человек отделялся от своих. Нелегко перенести такое испытание.
Спустя две недели Владимир возвратился из госпиталя. Заключение гласило, что он только через шесть месяцев, если все пойдет хорошо, может быть допущен к парашютным прыжкам, к выполнению серьезных физических упражнений. Шесть месяцев – большой срок. За это время товарищи далеко уйдут вперед, он же сильно отстанет и вряд ли потом сможет догнать.
Вот тогда-то и возник вопрос: не лучше ли Владимира вернуть к старой специальности? Должен признаться, и я начал склоняться к этому решению. Мне тоже казалось, что Владимир, несмотря на свой упорный характер и техническую грамотность, не сможет наверстать упущенное, окажется неудачником-одиночкой. Быть в такой роли для него – двойное огорчение. Лучше уж сразу поставить все точки над «и». Жалко отчислять такого человека, но что делать? Но мы тогда еще мало знали Владимира. Когда ему деликатно было все высказано, он не дрогнул, не растерялся. Подумал, потом твердо заявил:
– Я прирос к новому делу, можно сказать, душой. Уйти от него не могу. Считаю, что у меня хватит сил догнать товарищей и стать полноценным космонавтом. А пока смогу, как и все, изучать теорию, помогать товарищам… Обузой не буду.
Ну, что ответить на такие слова? Мы не приняли окончательного решения. Временно, как говорится, вопрос остался открытым.
Владимир тем временем упорно боролся за свою судьбу. Он побывал у видных армейских специалистов-врачей. Его приняли старшие начальники… И везде доказывал свое. Мне звонили. Чувствовалось, что и начальников и врачей-специалистов Владимир покорил страстной устремленностью к цели.
Пришли летчики, товарищи Владимира. Они просили, доказывали, убеждали: Владимира надо оставить в группе. Преподаватели физкультуры обещали заниматься с ним отдельно. Инструктор-парашютист рассказывал, что и у него была подобная операция и он спустя некоторое время стал успешно прыгать с парашютом. Он убежденно заявлял:
– Будет прыгать не хуже других.
Летчики добавляли:
– Ручаемся за него, он не ударит лицом в грязь.
Старший группы дважды приходил ко мне с ходатайствами за Владимира. Я знал, что эти два летчика – закадычные друзья. Но в разговоре со мной старший группы только доказывал:
– Володя очень ценный для нас человек.
Коллектив встал горой за одного человека.
Было решено: понаблюдать, как покажет себя Владимир на тренировках.
Спустя два месяца с необходимой осторожностью его допустили к перегрузкам. И что же? Организм оказался крепким. Через полгода после операции Владимир стал хорошо переносить большие нагрузки и полностью наверстал упущенное.
– Мы же говорили, что не отстанет, – с гордостью повторяли летчики.
Да, было чем гордиться: товарищ остался в строю.
Можно рассказать и еще об одном случае.
Однажды в воскресенье, купаясь в речке, Валентин неосмотрительно нырнул на мелком месте и сильно ударился головой о песчаное дно. Травма была тяжелой. Парня отправили в госпиталь. Неделю спустя поехала туда делегация от группы. Повезли подарок – гитару. Ей особенно обрадовался Валентин – он умел играть на гитаре. К нам в часть он приехал со своим стареньким неразлучным инструментом. Все собирался купить новый.
Преподнесли подарок, как обычно бывает у молодых людей, весело, с шутками.
После госпиталя летчики пожаловали ко мне. Вопрос был один: останется ли их друг в строю?
Что я мог ответить? Все зависело от заключения врачебно-летной комиссии, А оно пока было далеко не ясным. Так пришлось и сказать товарищам.
Через месяц офицер вернулся к нам хмурый. Его отстранили от подготовки к полетам в космос на продолжительный срок. Встал вопрос: как решить его судьбу? Оставлять в группе было нельзя. Он и сам это понимал. Но как же быть? И тогда решили: из части не отправлять, перевести на другую работу. Со временем, когда здоровье восстановится, повторно можно будет рассмотреть вопрос о включении Валентина в группу космонавтов. Он без раздумий согласился:
– Останусь на любой должности, лишь бы со временем вернуться к полюбившемуся делу, к товарищам.
И остался у нас. Всех очень обрадовало это решение. Летчики от радости подхватили товарища на руки.
Космонавты все делят между собой по-братски: и беды, и радости. Случись у кого неприятность – к нему тянутся руки и сердца. А если у кого удача – тоже радуются все, как своему личному.
Слетанная группа
Так уж повелось: с самого начала летчики ходили и ездили везде всей группой. Перед выходным днем и теперь порой не обходится без споров. Один тянет в театр, другой – на стадион, третий – в музей… Нелегко сговориться: разные вкусы, склонности, интересы. И все же всегда договариваются, всегда находится одно решение. Смотришь, вместе едут в театр, на новый спектакль. Тот, кто раньше звал на стадион, смутившись, с улыбкой объясняет: «Компанией веселее». Другой, что агитировал за музей, находит, что там можно побывать в следующий раз. «Куда все, туда и я. Не люблю отделяться», – оправдывается парень.
Сказалась летная традиция: чтобы надежно чувствовать крыло товарища в небе, непременно надо с ним на земле держаться впритирку. И никто из космонавтов не нарушает неписаных законов войскового товарищества.
Помнится, как они отозвались на вызов спортсменов института – провести товарищескую встречу по волейболу. Все знали, что в институте сильные, опытные игроки. У нас же волейболисты «средней руки». Силы, конечно, неравные. После короткого совещания космонавты, однако, решили: «Сыграем». Кое-кто не очень решался мериться силами, но раз большинство сказали «да»– возражений не последовало.
Мы ожидали разгрома. Летчики заверяли: «Выдержим». И действительно, в принципе выдержали. Во всяком случае, разгрома не было. Мастерству институтских игроков была противопоставлена очень старательная коллективная игра. Играли самоотверженно, продемонстрировав большую выдержку и волю. Правда, встречу все же проиграли, но, как говорится, лицом в грязь не ударили. Домой возвращались веселые, с сознанием, что не уронили своего достоинства. Соперники и болельщики говорили: «Слетанная у вас группа».
Слетанная группа – очень высокая в авиации оценка. Выше, пожалуй, нет. И это закономерно. Ведь, оцениваются не одиночки, а коллектив. А стоит чего-то лишь тот коллектив, который умеет действовать дружно, спаянно. Похвала такого рода больше всего радует наших летчиков. Они стремятся к тому, чтобы не кто-то один отличился и выделился, а чтобы отличился весь коллектив.
Больше всего у нас ценят взаимную выручку, взаимную поддержку. Помогать друг другу стало обязательным делом – долгом каждого, традицией. Это относится и к учебе, и к быту. Тот, кто силен в одном деле, с большой охотой помогает в этом товарищам и знает, что в другом деле, если будет нужно, они тоже придут к нему на выручку.
В тот день, когда семьи получили квартиры в новом, благоустроенном доме, часть летчиков находилась в командировке. Надо было перевозить вещи, а одни женщины, понятно, с этим не справятся. Находившиеся дома ребята в первую очередь отправились на квартиры командировочных.
– Вас переселим, потом начнем сами въезжать, – сказали они. – И действительно, пока не перевезли семьи товарищей, не помогли им устроиться – не занялись своим переселением.
Юрий Гагарин и Герман Титов теперь известны всему миру. Но они не отделяются от группы. Отношения с товарищами у них прежние – самые дружеские. И, пожалуй, нигде они не чувствуют себя так хорошо, как в своем родном коллективе. Каждый раз, возвратясь из очередной заграничной поездки, они прежде всего спешат к своим друзьям. Подробно рассказывают обо всем, что им довелось примечательного увидеть, узнать.
