Текст книги "Космонавты. Записки руководителя группы"
Автор книги: Евгений Петров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Памятные встречи
Обычно в нашем профилактории царит тишина. Космонавты поселяются сюда лишь перед испытаниями, требующими особо строгого режима. В другое время они здесь только питаются да в свободную минуту забегут просмотреть свежие газеты, журналы, поиграть в бильярд, посмотреть телепередачу. Случается, что в профилактории появляются и наши гости: ученые, конструкторы, инженеры, врачи.
Я уже рассказывал о приездах товарищей из ВВС и ученых-медиков, о визитах Главного конструктора, его коллег и помощников.
Побывали у нас и руководители ЦК ВЛКСМ, в том числе и первый секретарь ЦК ВЛКСМ тов. С. П. Павлов. Человек большого обаяния, прекрасный оратор и рассказчик, Сергей Павлович Павлов не раз выступал перед космонавтами и нашими сотрудниками. У него прямо-таки художественное умение передавать то, что он видел, то, в чем он убежден. С большим удовольствием слушали его наши товарищи. Встреча с вожаками комсомолии – всегда праздник для нашей молодежи. Центральный Комитет ВЛКСМ взял шефство над космонавтами. Что ни говори, а космос-то штурмовать молодым.
Запомнился космонавтам приезд министра обороны Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. Было это вскоре после исторического полета Ю. Гагарина.
Из Генерального штаба нас предупредили: министр прибудет вечером. За короткое время предстояло многое сделать.
К нам приехали Главнокомандующий ВВС Главный маршал авиации К. А. Вершинин, его заместитель Маршал авиации С. И. Руденко, член Военного совета ВВС Н. П. Каманин и другие. Главнокомандующий встретил министра докладом и представил собравшихся.
Это была не официальная встреча. Главком, упомянув об успехе первого космического полета, повел речь о «нерешенных вопросах». И это примечательно. Главный маршал авиации говорил о предстоящем.
Выступил генерал-полковник авиации А. Г. Рытов. Выступали и другие – врачи, инженеры. Все били в одну точку: что предстоит сделать для того, чтобы успешно осуществить намеченный на ближайшие месяцы очередной и еще более сложный полет человека в космос. Выступил Юрий Гагарин.
Герман Титов в этот вечер почему-то был более обычного задумчив и молчалив. То ли он все еще старался осмыслить сделанное своим предшественником, то ли загадывал, каким же будет его полет и скоро ли наступит тот долгожданный миг, когда взревут двигатели и можно будет сказать: «Началось!» Видимо, эти мысли и чувства одолевали Космонавта Два.
С того вечера мы не разговорили с Германом о том, что облегчить ожидания полета можно только большой работой. И всякий раз Герман, улыбнувшись, говорил мне:
– Готовлюсь, готовлюсь, Евгений Анатольевич! Но ждать все-таки не так просто… Поймите же. Душа-то живая…
Да, мы хорошо понимали все. Заботясь о «душе живой», многократно проверялось и отрабатывалось все то, что касалось предстоящего события.
Министр обороны внимательно слушал. Мы не знали, одобрялись ли министром наши суждения. Все выяснилось, когда Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский обвел собравшихся чуть улыбчивым взглядом и заговорил:
– Прямо скажу, сегодняшний разговор понравился мне. Прежде всего тем, что он деловой. Конечно, мы от души радуемся нашей всемирно-исторической победе в космосе. И тут, думаю, сам победитель, которому мы воздаем должное, – министр повернулся к Гагарину, – не пожалуется на недостаток добрых слов. Но нельзя забывать, ради чего, ради каких целей наш советский народ, наше правительство занимаются и будут впредь еще более развивать это нелегкое и, прямо скажем, экономически дорогое дело.
Министр говорил, что это делается не ради славы и сенсации. И не потому, что на земле нам стало тесно или тяжело дышится.
– Нет, советским людям на своей советской земле привольно. Но человек не может вечно оставаться прикованным к своей колыбели – Земле. Он должен взглянуть: что же там дальше, выше? Он должен это «дальше и выше» поставить на службу опять-таки человеку. Он обязан управлять многими явлениями природы, чтобы сделать жизнь прекрасной, а людей по-настоящему счастливыми.
Маршал посмотрел в окно, за которым уже сгущались сумерки.
– А то, что на ниве науки первую борозду нередко доверяют прокладывать военным, – подчеркнул министр, – не должно никого смущать. Правда, в стане наших недругов часто слышатся вопли: «Русские военизируют космос. Какая это наука?» Что сказать этим господам? Да, мы самоотверженно штурмуем космос. Делают это все советские люди: и гражданские, и военные. У нас никого не удивляет то, что научные мирные, невоенные дела партия и народ поручает военным людям. На то есть основания: люди эти по своим моральным и деловым качествам достойны столь высокого доверия. Этим доверием надо дорожить, его оправдывать.
Министр обороны вспомнил некоторые примеры из истории, когда воины России прославились не только в сражениях с врагом, но и при штурмах крепостей науки.
Макаров, Лазарев, Пржевальский, Беринг, Лаптевы – имена военных людей, с которыми связаны большие открытия, кругосветные путешествия, неимоверно трудные экспедиции.
– На очень нужное и благородное дело посылает страна и вас, дорогие товарищи, – обратился министр к космонавтам.
Они сидели присмиревшие и, как мне казалось, ждали подходящего момента для более откровенного разговора с министром.
Я не ошибся. Когда после ужина все поднялись наверх, в зрительный зал, космонавты тесным кольцом окружили маршала. Он предложил им посидеть в соседней уютной комнате отдыха.
Космонавты остались очень довольны этой беседой. Им удалось доложить министру все, о чем думали и чем жили в напряженные дни подготовки ко второму полету. Разговор касался и тренировочной аппаратуры, и программы обучения, и спортивных сооружений, и быта, и многого другого.
Кончился тот памятный весенний вечер тем, что все, собравшись в зрительном зале, по предложению космонавта парторга Павла Романовича, спели несколько наиболее популярных песен.
Мне пришлось сесть за пианино. В раскрытые окна разнеслись знакомые мелодии, в которых слились воедино голоса и увенчанных сединами военачальников, и молодых космонавтов, и врачей, инженеров, методистов, которые готовят их к самой молодой, но уже популярной и многообещающей профессии.
Фантастика и быль
Юрий Гагарин и Герман Титов задолго до своих полетов «побывали» в космических просторах. Да не только они – «побывали» там все наши космонавты. Они заглянули в безвоздушные пространства, достигли Луны, Марса, Венеры… Читатель, конечно, понимает: речь идет о воображаемых путешествиях – по страницам научно-фантастических романов и повестей.
Да, именно с фантастики они начали свое знакомство с таинственным миром. Вместе с героями книг они отправлялись в дальнюю и трудную дорогу. Многие писатели-фантасты умело и ярко ее осветили – следуй только по ней с открытой душой. Большинство героев этих книг – сильные, волевые люди, решительно преодолевающие всевозможные преграды. И цель у них благородная, большая.
О космических путешествиях написано очень много. Будущие космонавты прочли все книги, какие попали им в руки. Многие пришлись по душе. Многие, но не все. Познакомившись с некоторыми американскими романами, они только и могли сказать: «Сущая авантюра». В этих чаще всего пухлых книгах на все лады расписывается, как путешественникам неуютно в полете, как, достигнув Луны, они в долгом по времени полете, окончательно невзлюбили друг друга, перегрызлись и начали охотиться друг за другом. Заканчиваются эти «одиссеи», как правило, драмой: выстрелами и убийствами.
Но большинство научно-фантастических произведений несет в себе здоровый «загад», пробуждает хорошие мысли. Теперь, когда наши «небесные братья» Юрий Гагарин и Герман Титов увидели с космических высот земной шар, можно сказать, в чем были правы и неправы фантасты.
Писатели-фантасты в основном верно описывали, как летчики-космонавты будут преодолевать земную тяжесть, как будут приспосабливаться к состоянию невесомости, как будут вести себя, работать, есть, пить в герметически замкнутом корабле. А Беляев в романе «Звезда Кэц» утверждает, что чувство невесомости для человека очень приятно. Так ли это на самом деле? Судя по тому, что сообщал после полета Герман Титов, приятное ощущение не очень продолжительно. Бывает оно только в первое время, а затем на смену ему приходит другое: начинает кружиться голова, становится не по себе. Это состояние в течение сравнительно продолжительного времени испытал пока только один космонавт. Еще никто не пробыл в удивительном мире настолько долго, чтобы можно было уверенно ответить, как действует на человека длительная невесомость. Да и вряд ли по одному-двум лицам – испытателям – можно делать серьезные научные выводы. Для этого нужна, как говорят ученые, статистика. Но можно пока сказать одно: невесомость, видимо, не окажется слишком вредной для человека. Если потребуется, в условиях невесомости некоторое время можно жить и работать.
Писатели-фантасты верно говорят о том, что без тщательной подготовки человека невозможен ни один его космический рейс. Они подчеркивают: тщательная подготовка членов экипажа решает успех полета. Научные фантасты даже определили круг вопросов, подлежащих проработке в процессе подготовки: изучить корабль, усвоить особенности обстановки в рейсе, закалить себя физически.
Понятно, что подготовка космонавтов гораздо шире и объемнее. Будущие командиры звездных кораблей должны изучить и астрономию, и геофизику, и высшую математику, и физиологию, и многое-многое другое, о чем не упоминают писатели-фантасты. Сегодня, зная уже немало о космосе, мы должны быть к ним снисходительны: они не могли всего предвидеть. Жизнь идет вперед. Движется, точнее, делает большие скачки, техника. Развиваются смежные с техникой науки. Даже самую пылкую и смелую фантастику обгоняет время. Писатели-фантасты не предполагали, что космонавтам придется серьезно заниматься парашютной, летной подготовкой, проводить медико-биологические испытания и тренировки, заниматься многими другими вопросами.
Дан приказ
В интересной и правдивой книге Юрия Гагарина «Дорога в космос» есть несколько страничек, которые мне хотелось бы уточнить и дополнить. Я хочу коснуться тех строк, где речь идет обо мне. По доброте сердечной Юрий Алексеевич написал о том, что я «знал о каждом больше, чем знали о себе мы сами» и что среди них для меня якобы не «оставалось неразрезанных книг». С первого дня подготовки космонавтов мы работаем и живем рядом. Это позволяет мне достаточно близко и внимательно рассмотреть индивидуальные особенности и задатки каждого из них, понять, какой у каждого характер. Но, честно сказать, и Гагарина и Титова, как и большую часть их товарищей, я по-настоящему близко узнал, а кое-кого из них просто «открыл» только на старте – 12 апреля 1961 года, в день первого полета в космос корабля-спутника «Восток-1» с человеком на борту. На старте космонавты как бы заново встали передо мной в полный рост.
Мне хочется кое-что рассказать о поведении Юрия Гагарина накануне первого звездного полета. Надо заметить, что теперь рассказать что-то новое уж не так-то просто. Многое описано.
В те памятные дни мне довелось постоянно наблюдать за небольшой группой космонавтов. Мы вместе ездили в автобусе, вместе ходили, за одним столом обедали, завтракали, ужинали, вместе отправлялись к стартовой площадке. И только тогда, в те дни Юрий Гагарин действительно стал для меня окончательно понятным, познанным человеком.
Государственная комиссия выполнение первого космического рейса доверила Юрию Гагарину. Ему предстояло осуществить историческую миссию. Почему же все-таки на него пал выбор? Вопрос законный. Известно, что рядом были и другие космонавты. Они тоже были хорошо подготовлены и могли успешно выполнить задание – проложить первую космическую борозду. Гагарин «обременен» семьей – у него малые дети… Казалось, в таком случае разумнее было послать в первый полет холостого: мало ли что может случиться… Послали, однако, его – Гагарина. Может быть, он и есть лучший из лучших, незаменимый избранник? Проще всего сказать: «да», но так сказать было бы несправедливо. Мы упомянули, что и другие могли… Для первого полета требовался космонавт, в котором бы сочеталось как можно больше положительных качеств. Точнее, нужен был человек с качествами первооткрывателя, человек-пример, на которого впоследствии стали бы равняться все другие, подражая ему. Именно таким человеком и представлялся Государственной комиссии Юрий Гагарин. Он очень подходил для первого полета.
Говоря конкретнее, были приняты во внимание следующие неоспоримые гагаринские достоинства: беззаветный патриотизм, непреклонная вера в успех полета, отличное здоровье, неистощимый оптимизм, гибкость ума и любознательность, смелость и решительность, аккуратность, трудолюбие, выдержка, простота, скромность, большая человеческая теплота и внимательность к окружающим его людям.
Уверенность в успехе предстоящего полета и в избраннике, которому поручалось его выполнение, все-таки перемежалась с некоторым беспокойством. Все может быть в столь неизведанном деле. Однако Гагарин не из тех, кто в трудный момент утратит самообладание.
У него зоркий глаз, природное любопытство – значит, он заметит все и даже мелочь, которую другие могут и пропустить.
Все эти надежды оправдались. Тому, кто впервые встречается с Гагариным, может порой показаться, что он несколько легкий, бесшабашный человек, пробавляющийся шутками-прибаутками. Однако, узнав Юрия побольше, вы убеждаетесь, что это природный юмор, за которым у него стоят собранность, твердый характер, сильная воля. Для нас не явился удивительным четкий спокойный гагаринский рапорт Главе правительства при встрече на Внуковском аэродроме.
Кто-то из писателей, помнится, сказал, что человек – это целый мир. Пожалуй, теперь к этому интересному высказыванию стоит добавить: человек – это целый мир, включая и космос. Беспредельны возможности человека! Мы живем в такое замечательное время, когда даже молодой, малоопытный, не закаленный в труде и боях человек имеет возможность подойти к высокому рубежу. Поражает, с какой многогранностью проявляются способности, натура таких людей, какую огромную показывают они силу духа, красоту души!
Таким оказался и Юрий. Много хорошего, нового в те дни я увидел в его характере.
Итак, Государственная комиссия устами председателя вынесла решение – первым полетит в космос Гагарин. Дублером его был назначен Герман Титов. Мне довелось быть свидетелем незабываемой сцены, когда избраннику объявили это решение. Десятки глаз были устремлены на него. Он будто вначале не поверил: неужели в самом деле ему оказана такая честь, такое доверие? Но уже через секунду его лицо озарила счастливая улыбка. Юрий глотнул воздух, задыхаясь от прилива чувств. Веки его задрожали. Он не стеснялся этой «чувствительности». В такую минуту никто не осудит его за это. Все понимали: человек переживает наивысший душевный восторг. На лицах присутствующих появились улыбки, теплые, участливые. Казалось, что вот сейчас кто-то из находившихся здесь седовласых ученых, конструкторов, врачей, инженеров, генералов и офицеров не сдержит чувств, подойдет к Гагарину, обнимет молодого космонавта и по-отечески, напутственно скажет: «Лети, сынок. Благословляем». Сдерживало всех одно: никому не хотелось показаться сентиментальным. Гагарин быстро собрался, принял стойку «смирно» и твердым голосом отчеканил:
– Спасибо за большое доверие. Задание будет выполнено.
В его душе, видно, всколыхнулось теперь уже другое чувство – радость уступила место долгу, ответственности. Он стоял, как воин, готовый к выполнению ответственного задания. Чувствовалось, что в тот момент он все забыл, все отбросил. Теперь его ничто не могло удержать, он уже был на пути к цели. Все затмили большая благородная цель и его долг. Этим он отвечал на большое доверие. За Юрием выступил Герман Титов.
Он также благодарил членов Государственной комиссии за доверие, выраженное ему, – быть дублером первого космонавта. Герман, как и Юрий, как и другие друзья космонавта, был хорошо подготовлен. Он мог и очень хотел отправиться в первый полет. Однако он знал, был твердо уверен, что Юрий доведет до конца порученное ему дело и ему – Герману не придется «выручать» друга.
Да, Гагарин знал, на что идет. Впереди – неизвестность. Он шел без малейшего внутреннего колебания. Он был уверен, что выполнит задание и вырвется за пределы земного тяготения.
Титов был очень рад за своего друга, похлопывал его по плечу, жал ему руку и в шутку осведомлялся, не уступит ли Юрий первый полет дублеру.
Когда сталкиваешься с подготовкой большого события, невольно в памяти отыскиваются исторические параллели. Тогда и я вспомнил: «Вот так, может быть, отправлялся в свой выдающийся полет и Валерий Чкалов».
Для меня было очень важным как можно скорее выяснить: как же отнесутся к сделанному Государственной комиссией выбору товарищи Юрия? Наивно полагать, что молодые летчики, став космонавтами, начисто отрешились от всех человеческих теневых сторон. Тем более, что многие в душе надеялись: я полечу. А теперь окажется, что не он избран, а Гагарин. Не проскользнет ли у кого-то зависть, обида?
Выйдя из здания, мы увидали ребят. Они стояли группой, ждали нашего возвращения. Узнав о выборе, все сразу бросились к Юрию, заключили его в объятия. Кто-то мял его, кто-то трепал ему волосы, кто-то совал ему прихваченные «на всякий случай» яблоки и конфеты… Все это происходило как-то особенно, по-мужски, без громких слов и пышных фраз – просто и естественно. А в глазах каждого можно было прочесть: «Рады за тебя, поздравляем, Юра!» В глазах друзей не было ни тени, ни облачка обиды или зависти. Они и сами, оказывается, прикидывая, сделали этот выбор. Еще при старте Звездочки каждый внутренне решил: «Лететь Юре».
Все были довольны, что предположение оправдалось. Даже Григорий, которого считали не в меру самолюбивым парнем, сиял от удовольствия. У автобуса он подтолкнул Юрия вперед, любовно похлопав по плечу. Я понял, что до этого дня чего-то не разглядел в этом человеке. Да и остальных ребят, видно, еще мало знал, хотя и работал с ними уже более года.
В автобусе Гагарина не отвлекали расспросами, лишними разговорами: надо же человеку успокоиться, подумать о том, что произошло… Не так все просто. А Гагарин не хотел молчать: он вспомнил и тут же рассказал одну смешную историю. Взрыв веселья захлестнул космонавтов. Автобус, казалось, сотрясался от здорового, молодого смеха. Тот, кто посмотрел бы со стороны, наверняка подумал: веселая, бесшабашная компания. И трудно было бы поверить, что один из них и есть тот самый первый космонавт, которому завтра предстоит открыть дорогу к звездам.
Ранним утром, при восходе солнца к нашему домику пришла пожилая женщина – Клавдия Акимовна, с букетом ранних полевых цветов – тюльпанов. Она села на ступеньку крыльца у входа, поджидая, когда проснется Юрий Гагарин. Я сел рядом с ней; мне не спалось.
Начиналось доброе весеннее утро 12 апреля 1961 года. Клавдия Акимовна обычно хозяйничала в этом домике. Теперь она на некоторое время сдала его нам и знала, кто в нем расположился.
– Сынок-то мой тоже был летчиком… Как и Юрочка, – говорила женщина. – Похож даже на него… тоже лобастенький, курносый. Погиб мой сынок на войне. Только не говорите об этом Юре. Не тревожьте его. Он ведь вон на какое дело идет. Всякая тревога для него теперь – сущий яд.
«Не тревожьте Юру» – спасибо за теплую участь и заботу, хорошая, благородная русская женщина-мать. Вы так искренне заботитесь о незнакомом вам парне, – только вчера вечером впервые его и видели, а сегодня уже печетесь, как о сыне. Он вам и впрямь сын. Как, впрочем, и для всех нас, его старших товарищей, испытавших войну, а с ней и горечь утрат. На место старшего брата или сына вперед выходил младший. За героем войны – шел герой наших дней. Никогда не иссякнет эта преемственность. Меняются лишь рубежи.
Я поблагодарил Клавдию Акимовну и пообещал ей, что мы постараемся не заронить в душу Юрия никаких тревог.
Разбудив Юрия и Германа ровно в семь часов, я передал им весенний букет, который тут же поставили в вазу, Гагарин искренне радовался и благодарил добрую женщину:
– Какие замечательные цветы! Спасибо вам за такое внимание. Нам очень дорого оно, и особенно дорого сегодня.
Когда мы покидали гостеприимный домик, Юрий снова остановился у столика, он кивнул цветам, как близким знакомым. Потом, после полета, было много цветов, но эти – эти были первые цветы в его космической эпопее.
Все утро меня подмывало поговорить с Юрием о чем-то очень важном… Человек отправляется на такое ответственное и большое дело, Как же при этом можно не сказать ему чего-то особенно теплого, хорошего… Или, может быть, я обязан дать ему какой-то важный совет? И уже, казалось, подходящие слова приходили на ум, навертывались на язык. Но всякий раз я вспоминал наказ пожилой женщины: «Не тревожьте Юру», – и они, эти «подходящие» слова, разлетались непроизнесенными. Вдруг сказанное заронит тень волнения?.. Вместо советов, напутствий я только, как и другие, шутил, рассказывал веселые историйки и небылицы. Юрий смеялся, тоже что-то рассказывал. Приходил Главный конструктор. Я видел: он тоже хочет что-то сказать, но сдерживается и вместо этого шутит, смеется.
За столом, во время завтрака, мы выдавливали из туб космическую пищу и делали вид, что она удивительно вкусная. Даже Герман, который любому блюду предпочитает натуральное мясо, делал попытку хвалить еду. Юрий особенно превозносил космический провиант:
– Давно не ел такой «вкусноты». Чудо, а не паштет. Домой бы захватить десяточек таких туб. Валя обрадуется. Все уже готово и не надо возиться, стряпать.
В те дни он искренне восхищался буквально всем, что видел – и восходом солнца, и утренней свежестью, и полигонными порядками, и спортивным костюмом, и своим космическим одеянием, и шутками товарищей, и музыкой… У него было чудесное настроение. Весь он как бы излучал добрый свет.
Несколько слов о музыке. Мы взяли с собой магнитофон. На ленту предусмотрительно были записаны приятные, нежные и бодрящие мелодии. Как это оказалось кстати! В нашем домике музыка струилась целыми часами, и она создавала хорошее настроение. Кто-то из ученых заметил: «У вас и мелодии на службе…»
Все дни, проведенные на космодроме, были очень напряженными. Весь день всей группой космонавтов велась серьезная работа. Отдыхали только поздними вечерами да ночью. Я все время, стараясь не спешить, поторапливал ребят: график времени был жестким. Счет велся буквально по минутам.
Я изредка спрашивал Юрия:
– Не устал?
– Я-то что, – отвечал он. – Лишь бы нужные нам специалисты не уставали, с нами занимаясь… Для нас это не нагрузка после всех ранее проведенных занятий и тренировок…
Я же видел: немного устают ребята, но все держатся хорошо и марку терять не хотят. Хорошо и то, что искренне заботятся о Юрии и Германе. Они же оба старались, я бы сказал, как одержимые. После напряженной работы на лбу у Юрия выступали капельки пота, а на лице появлялась замечательная улыбка.
В дни перед стартом Юрий особенно внимательно и чутко относился к товарищам-космонавтам и ко всем нам, окружавшим его. И в голосе у него была какая-то особенная ласковость. Он всех одаривал своей чудесной улыбкой. И для всех находил теплое слово. При встрече с Гагариным светлело лицо даже сурового начальника одной из служб космодрома. Он признался нам:
– Черт подери, к этому парню как магнитом тянет…
И космонавтов в предстартовые дни тянуло к Гагарину: они появлялись и подолгу задерживались в нашем домике. Мне и Герману не раз приходилось всю компанию провожать до автобуса. Когда мы возвращались, оттуда еще долго доносились разговоры. Характерно, что о предстоящем полете никто не произносил ни слова. Будто ни Гагарин, ни кто другой никуда и не собирался.
И все же однажды у Юрия буквально на миг промелькнула тень некоторого замешательства. Произошло это так. Несколько человек из обслуживающего технического состава неожиданно попросили Гагарина сделать им автографы. Один из них сказал:
– Подпишите мне, Юрий Алексеевич, книгу. Пусть будет мне памятью о вас.
Эти слова резанули слух присутствовавших. Прозвучали они как-то неудачно, неуместно. Так обычно говорят человеку, с которым не надеются больше встретиться. На лице Юрия я уловил секундную нерешительность. За все время нашего пребывания на космодроме он впервые не нашелся, не сумел сразу ответить собеседнику. Затем несколько тише обычного спросил:
– Надо ли это?
– Ничего, подпиши, – подчеркнуто решительным тоном посоветовал я. – И вообще привыкай, Юра. После полета тебе предстоит сделать по меньшей мере миллион автографов. Пусть это будут первые.
Гагарин снова заулыбался и сделал пару автографов: на книге одного техника и на фотографии сына – другого. Тогда еще не существовало ни одной открытки первого космонавта мира Ю. А. Гагарина.
