Текст книги "Наемники"

Автор книги: Евгений Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МЯТЕЖ

ГЛАВА 1

Да, Петр выполнил просьбу губернатора всего лишь одну, хотя их было… Впрочем, вторая была не просьба, вторая была… ультиматумом, срок которого истекал завтра в полдень.

И Петр ворочался без сна, не в силах не думать о том, что произошло накануне, и о том, что еще должно произойти.

Конечно, он не ожидал, что ему придется проводить нечто вроде пресс-конференции в холле отеля «Эксельсиор», выступая чуть ли не как представитель губернатора Поречья. Но матерая журналистская братия не собиралась отпускать его, не выжав всю возможную информацию, всю до последней капли.

…Губернатор был с ним цинично откровенен.

Потягивая виски и устало смежив тяжелые веки, он продолжал разговор, прерванный приходом Аджайи и маленького англичанина. Голос его был негромок и уверен, губернатор нарочно говорил почти шепотом, чтобы заставить Петра внимательнее вслушиваться в свои слова.

– Я буду с вами откровенен, Питер, – начал он, не глядя на Петра. – Откровенен потому, что знаю: о нашем разговоре никому известно не станет…

Петр усмехнулся: подполковник был самоуверен!

– Журналисты получают информацию не для того, чтобы ее хранить, ваше превосходительство.

Губернатор кивнул:

– Конечно. Но бывает информация, которая тем выше в цене, чем дольше ее придерживают.

– Бывает и так, – согласился Петр.

– Так вот. – Голос губернатора стал вкрадчив. – Я уверен, что вы не обманете мое доверие.

Петр склонил голову.

– Завтра в полночь я объявлю о рождении на Африканском континенте новой страны, – торжественно продолжал Эбахон, – независимой Республики Поречье.

Так вот оно, то, что ожидалось все эти недели, о чем все говорили, но во что мало кто верил. А теперь это подтверждает сам губернатор…

– Вы хотите расколоть страну? – Петр провел языком по пересохшим губам. – Но ведь…

Он хотел сказать многое: и что Эбахон предает Гвианию, и что он обманывает своего друга Нначи, и что нефтяные монополии теперь задушат Поречье… но вдруг понял, что все его слова будут впустую, что все давно уже решено и продумано до мельчайших деталей – губернатором и теми, кто стоит за ним.

Ему вспомнилось хитрое подмигивание Аджайи, недоумение Блейка, увидевшего его, Петра, в гостях у губернатора…

– Гвиания – искусственное государство, созданное колонизаторами, – чеканил фразы губернатор. – История обрекла его на развал. Как только лопнули колониальные обручи, оно стало рассыпаться, как рассохшаяся бочка. И мой народ, народ идонго, будет отныне строить свою жизнь сам…

Глаза Эбахона были широко раскрыты, он смотрел куда-то сквозь Петра, сквозь стены холла, сквозь каменную чашу холмов, окружавших Обоко.

И Петр понял, что губернатор произносит слова, которые все другие услышат завтра в полночь.

– И все же не понимаю, зачем понадобился вам именно я, – сухо сказал он. – К тому же тайна, которую вы мне доверяете, останется тайной только до завтра.

– Нет, даже только до того момента, когда вы войдете в «Эксельсиор» сегодня вечером, – уточнил губернатор. – Я попрошу вас сообщить о том, что вы от меня услышали, вашим коллегам.

«Значит, я не арестован, – подумал Петр. – Значит, губернатор действительно не знает, что я был вместе с Даджумой. И не по его приказу кто-то сунул мне в ящик тумбочки „черную смерть“… Но все же меня привезли в Обоко не для того, чтобы присутствовать на репетиции завтрашнего выступления правителя Республики Поречье…»

– Кроме этого, у меня к вам есть предложение, – словно издалека донесся до него голос губернатора. – Я предлагаю вам место моего советника.

Последняя фраза была произнесена отчетливо, почти торжественно.

– Что? – не сразу дошел ее фантастический смысл до Петра.

– Я предлагаю вам быть советником при президенте независимой Республики Поречье, – еще отчетливее повторил губернатор.

Петр рассмеялся:

– Позвольте мне расценить это как шутку, ваше превосходительство?

Эбахон молчал, не сводя с Петра своих больших выпуклых глаз. И Петр разозлился:

– Я требую немедленно отправить меня в Уарри! Сначала вы похищаете меня. Потом я слышу какие-то дурацкие предложения…

– Я еще не все сказал, мистер Николаев, – холодно перебил его губернатор. – Я делаю вам предложение, которое вы не сможете не принять.

– А если все-таки не приму? Губернатор усмехнулся:

– Вы, конечно, читали «Десять маленьких негритят» Агаты Кристи? Так вот, если вы помните, все десять героев этой захватывающей книжки погибали один за другим… при таинственных обстоятельствах. Вас, прилетевших из Луиса, здесь тринадцать. Чертова дюжина – это ведь повеселее, чем просто десяток. И я обещаю вам, что они будут умирать по одному, если только вы… не будете благоразумны…

В голосе губернатора была такая холодная жестокость, что Петр содрогнулся:

– Это преступление!

– На войне как на войне. А что здесь будет война – предсказать нетрудно.

Петр вскочил.

– Но зачем я вам? – почти выкрикнул он. – Американцы, англичане, тот же Джеймс Аджайи… возьмут на себя эту роль с радостью.

– А мне нужен русский. Именно русский, советский. И вас мне послал сам бог! – Эбахон цинично усмехнулся. – Хотите вы того или нет, но вы будете в моей игре… нет, не простой пешкой! Сильной фигурой, которой я буду угрожать тем, с кем я начинаю эту игру. Пусть они думают, что я сговариваюсь с русскими, а вы – полномочный представитель Москвы. И чем настойчивее вы будете опровергать это, тем лучше… тем больше у них будет подозрений. И не делайте глупостей, Питер. Аджайи не случайно показал вас Блейку распивающим со мною виски как со старым другом. Он – хитрая лиса, он умеет вести торг.

Он отхлебнул виски, не сводя с молчавшего Петра прищуренных глаз. Потом продолжал:

– Я не нуждаюсь в вашем ответе. Вы… вернее, ваше имя… сейчас полностью в моей власти. Игра уже идет. И помните, что жизнь ваших коллег-журналистов зависит от вас. Вы, русские, гуманисты. Так не забывайте же об этом!

Подполковник неторопливо поднялся из кресла: кряжистый, бородатый, расправил плечи и потянулся за бронзовым звонком на каминной доске:

– Сейчас вас отвезут в Уарри, и я надеюсь на ваше благоразумие.

Он позвонил, на пороге вырос все тот же дежурный офицер.

– Доставьте, пожалуйста, господина советника в Уарри. Петр вскинул голову, хотел было возразить, но понял, что это ни к чему, и пошел к двери.

– И не забудьте, что среди «маленьких негритят» и ваш польский друг. Ведь вы не хотели бы доставить ему… неприятности, а? – услышал он уже на пороге голос губернатора.

…Сон не шел. Петр думал о чудовищной провокации, которую затевали Эбахон и этот прожженный интриган Аджайи, решившие разыграть «советскую карту», чтобы продаться как можно дороже… англичанам? Американцам? Тем, кто больше даст. А дадут больше, конечно же, американцы. Британский лев давно уже порастерял свои зубы!

Петр встал с кровати и принялся ходить по комнате. «Как зверь в клетке», – подумал он о себе. И его охватила ярость: нет, он вырвется! Он должен вырваться! Мы еще посмотрим – в вашей ли я власти, господа Эбахон и Аджайи! Но сначала надо успокоиться, собраться, взять себя в руки, все проанализировать… Все, начиная с визита к майору Нначи… там, в Луисе!

«Интересно, знал ли майор Нначи о том, что „день икс“ наступит так скоро? – думал Петр. – Конечно, не знал. Он все еще надеялся выиграть время и укрепить свой режим: ему хотелось во что бы то ни стало убедить „Шелл“, что ее нефтяным полям ничего не грозит. Чудак, он все еще верил в добрую волю „Шелл“, а она… (Петр горько усмехнулся.) Нет, не случайно этот хитрый лис Аджайи приехал к губернатору с маленьким англичанином!»

Потом ему вспомнился смертельно раненный Даджума, быстро чернеющая вода… Бедняга надеялся, что Петр сумеет предупредить о «дне икс», что ему удастся вовремя оказаться на том берегу, за Бамуангой. Но кто-то следил за Даджумой. Кто? Неужели же Эбахон действительно не знал о гибели своего начальника штаба?

Петр пошел в ванную и напился воды – прямо из-под крана: в отеле «Эксельсиор» имелись свои очистительные установки, и амебной дизентерии, этого бича тропиков, опасаться было нечего.

Вернувшись из ванной, он понял, что так и не заснет: закутался в одеяло, уселся в низкое пенопластовое кресло и вытянул ноги.

За окном стояла глухая тьма. Ровно гудел кондиционер, навевая прохладу и покой, но покоя не было.

Может быть, стоило рассказать все Войтовичу? Но, собственно, он ведь вчера все ему и рассказал. Все, кроме…

– Ерунда! – раздраженно сказал Петр вслух. Он зевнул, глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Проснулся он от настойчивого стука в дверь и не сразу понял, где он.

Комната была залита ярким солнечным светом.

Петр вскочил и, завернутый в одеяло, как в плед, пошел к двери:

– Кто там?

– Ты жив? – донесся из-за двери веселый голос Анджея. – Тогда открой.

Он вошел, свежий, отдохнувший за ночь, но, взглянув в лицо Петра, сразу же насторожился:

– Ты что? Опять какое-нибудь приключение?

– Что-то не спалось, – вяло ответил Петр и пошел в ванную. – Подожди, я сейчас…

Войтович посмотрел на часы:

– Поторапливайся, здесь подают завтрак до половины десятого, а сейчас уже… девять пятнадцать.

Горячая вода, холодная. Горячая, холодная, горячая… Брр! Хорошо! В голове просветлело. Петр повернул кран и принялся с силой растираться толстым мохнатым полотенцем.

– А как там наши коллеги?

– Шумят – опять не работает почта! Ты же им вчера такое наговорил…

– Ничего, кроме того, что просил передать им губернатор, – сказал Петр, выходя из ванной. – Только то, что сегодня в полночь мятежники объявят о создании Республики Поречье. Ну и… ответил на некоторые вопросы.

– Некоторые!

Войтович взял с вешалки у кровати брюки Петра и кинул их ему:

– Лови!

– Конечно, некоторые!

Петр прыгал на одной ноге, стараясь попасть другой в брючину.

– Но сам факт! Сам факт, что именно ты, советский, первым сообщаешь о начале мятежа. И что именно тебя губернатор вызвал в Обоко для конфиденциального разговора… это, по-твоему, для западных журналистов, привыкших видеть лес за каждым деревом, ничего не значит?

– Черт! – вырвалось у Петра. – Ты думаешь, они считают, что я рассказал им не все?

Войтович кивнул:

– Они в этом совершенно уверены! – Он взглянул на часы и заторопился. – Пошли завтракать! Его величество не будет напрасно расходовать газ, подогревая кофе индивидуально для каждого опоздавшего.

В ресторане их ждали. Не успели они сесть за столик, как к ним поспешил сам управляющий отелем – изысканный, с набриолиненным пробором, в кремовом смокинге, пахнущий дорогими духами. За его спиной почтительно согнулись в полупоклоне метр и официант в любимых королем Макензуа красных, расшитых золотом мундирах.

Петр и Анджей с улыбкой переглянулись.

– А ты говорил – не будут расходовать газ, – подтолкнул Петр локтем друга.

– Я же забыл, что отныне ты – полномочный представитель главы независимой Республики Поречье! – в тон ему ответил Войтович.

Улыбка на лице Петра сразу погасла. Мысли, которые всю ночь не давали спать, вернулись опять – и Петру расхотелось завтракать.

Он передал Войтовичу папку алой кожи, тисненной королевскими гербами, в которой покоились плотные голубоватые странички меню.

– Может, закажешь? Что себе, то и мне.

Анджей кивнул, полистал меню и принялся диктовать заказ. Управляющий громко и отчетливо повторял каждое его слово, полуобернувшись к метру. Тот так же громко диктовал заказ официанту, который поспешно выводил каракули в большом блокноте, повторяя после каждой строчки:

– Йе, са… Йе, са…

Кончив принимать заказ, управляющий взял из рук Войтовича красную папку и уважительно склонился к Петру:

– А… больше никаких… приказаний не будет?

Внутри у Петра все напряглось: подполковник Эбахон ждал ответа.

– Нет! – твердо отрезал он.

– Так и передать? – еще ниже склонился управляющий, «…среди них и ваш польский друг. Вы ведь не хотели бы доставить ему неприятности, а?» – вспомнил Петр голос Эбахона.

«…не хотели бы… не хотели бы… не хотели бы…»

– Подождите! Не передавайте ничего! Управляющий любезно улыбнулся и выпрямился.

– О чем это он? – проводил его взглядом Войтович.

– Так…

Войтович перевел взгляд на Петра, внимательно изучающего складку на красной скатерти, секунду-другую смотрел на него, но ничего не сказал.

Они сидели молча, пока не подали завтрак.

– Кстати, – заговорил Войтович, отламывая кусочек горячего, хрустящего тоста. – Забыл тебе сказать… Сразу после ленча нас всех повезут в Обоко. А до этого приказано отель не покидать. – Он помолчал и добавил: – С утра приезжал какой-то офицер… от районного комиссара…

– Не могу ли быть еще чем-нибудь полезен джентльменам? Голос вновь подошедшего управляющего был вкрадчив.

Он многозначительно смотрел на Петра, и Петра передернуло от его взгляда.

– Нет, – твердо сказал он и тронул локоть Войтовича. – Пошли, Анджей. Засыпаю прямо на ходу…

ГЛАВА 2

Ему – хотя, честно говоря, он на это и не надеялся – сразу же удалось заснуть. Сон свалил его, как только он коснулся постели. А когда проснулся, в дверь стучали.

Он встал, полусонный, и пошел открывать, ругая про себя Анджея. Но на пороге стоял все тот же управляющий, уже успевший сменить свой кремовый смокинг на черный фрак. Духами от него несло по-прежнему крепко.

– Хочу напомнить, что ленч ровно в час, – склонил он свою набриолиненную голову. – В два часа за джентльменами придут машины – мне только что звонили из канцелярии его превосходительства губернатора подполковника Эбахона.

Последние слова он произнес почти торжественно и сделал паузу, ожидая, что ответит Петр. Но Петр молчал, чувствуя, как все внутри у него закипает.

– Мне нечего передать господину губернатору, – жестко отрезал он.

Управляющий поклонился и попятился. Петр закрыл дверь и запер ее.

И все же мятежники пытаются шантажировать англичан, вдруг подумалось ему. Точнее, «Шелл». Старый лис Аджайи не случайно привез человека «Шелл» к губернатору, когда тот принимал Петра. Англичанин должен был увидеть подполковника с русским в дружеской обстановке. Ну конечно же! Пару недель назад луисские газеты писали, что приближаются сроки выплаты «нефтяных денег» – более ста миллионов долларов. «Шелл» должна была рассчитываться с Луисом за гвианийскую нефть точно в определенный срок, и этот срок должен был вот-вот наступить. Военное правительство очень рассчитывало на эти деньги – бюджет Гвиании еле держался.

А теперь похоже, что Луису денег не видать: Эбахон и компания хотят заставить «Шел..л» отправить «нефтяные доллары» в Обоко. Дальше тоже нетрудно предсказать: ими будет оплачено оружие для мятежной армии. И наемники… Конечно же, наемники! Как их называют в Англии? Кажется, «псы войны»?

Русский советник все время рядом с Эбахоном… Ого! Англичанам будет над чем призадуматься!

За ленчем царило приподнятое настроение. Истомившиеся от вынужденного безделья коллеги Петра все, как один, спустились в холл уже с вещами, как бы подчеркивая, что в отеле они больше оставаться не намерены.

Петр и Анджей сидели вместе с Мартином Френдли, четвертым к ним подсел районный комиссар Мбойя, который, как он сам сообщил соседям по столу, тоже собирался в Обоко.

Петр сразу же заметил перемену по сравнению со вчерашним днем в отношении к себе комиссара: Мбойя явно стремился расположить к себе Петра – шутил, рассказывал забавные истории.

Мартин Френдли попыхивал трубкой и добродушно улыбался, наблюдая старания районного комиссара. Сейчас, как никогда, он был похож на старого, мудрого, все понимающего дядюшку.

Взгляды, которые он бросал время от времени на Петра, словно говорили: «Молодец, сынок! Ты делаешь карьеру прямо на глазах! Перед тобой заискивает сам районный комиссар, а что-то будет дальше!»

Ленч был торопливым, скомканным. Никто и не подумал задержаться за столом, чтобы выкурить лишнюю сигарету и поболтать о разных разностях. Минут за двадцать до назначенного срока все вышли из отеля и, разбившись на группки, прогуливались по солнцепеку.

Затем комиссар, извинившись, отправился к управляющему – кому-то позвонить. Мартин Френдли заявил, что после ленча привык немножко подремать в кресле, а поскольку в его возрасте привычки менять уже поздно, намерен провести время, оставшееся до отъезда, у прохладного фонтана в холле. Вскоре и остальные последовали его примеру.

Петр и Анджей остались одни. Молча, думая каждый о своем, они прошлись несколько раз по асфальтовому пятачку и остановились перед отелем, наблюдая, как заключенные местной тюрьмы, босые, в белых куртках без рукавов, в белых шортах и такого же цвета круглых шапочках, подравнивали просторную зеленую лужайку перед отелем.

Безоружный полицейский, доставивший их из тюрьмы на работу, сидел под чахлой акацией и, сняв свою серую фуражку, время от времени тер большим несвежим платком лысую голову.

Арестанты лениво взмахивали тяжелыми, сверкающими на солнце котласами – так здесь назывались большие широкие тесаки – и косили ими яркую, сочную траву, буйно рванувшуюся в рост после первых же ливней наступающего сезона дождей.

– Его величество мог бы купить машинки для стрижки своих лужаек! – услышали Петр и Анджей голос Шмидта-неслышно подошедшего к ним сзади.

Они разом обернулись. Шмидт стоял перед ними, плотный, краснолицый, уверенный в себе мужчина в расцвете лет. От него основательно пахло пивом, глаза под белесыми ресницами поблескивали.

– Так что, Питер, какие новые сенсации ожидают нас сегодня? Вчера вы нам ничего не сказали о сегодняшней поездке… – Шмидт хитро подмигнул Войтовичу: – Он и от вас кое-что держит в секрете, Анджей, а?

– Боюсь, что да, – в тон ему ответил Войтович и взглянул на Петра.

Сказано это было так, что Петр понял: Анджей догадался, что Петр что-то утаивает от него, догадался и обижается.

– Не только у вас есть свои профессиональные секреты, герр Шмидт! – Петр постарался придать беседе иной поворот: – А вот и машины!

Действительно, по извилистой асфальтовой ленте, опоясывающей холм, на котором возвышался «Эксельсиор», поднимались пять автомобилей, выкрашенных в зеленый цвет: впереди – «джип» с солдатами, следом за ним большие открытые лимузины.

– И сумасшедший в придачу, – кивнул Войтович на фигуру, приближающуюся с другой стороны к площадке, на которой они стояли.

К ним шел рослый, совершенно обнаженный человек с густой копной ни разу в жизни не стриженных волос. Налитое, тугое тело лоснилось от пота, мышцы играли, он был удивительно правильно сложен.

– Как Аполлон, – заметил Шмидт.

– Такой же красивый и такой же счастливый, – с иронией добавил Войтович.

Шмидт ухмыльнулся:

– А разве в нашем мире безумие не счастье? Я знаю немало людей, которые охотно поменялись бы с ним местами в жизни! Жить сегодняшним днем, не имея прошлого, не задумываясь о будущем! Не нуждаться ни в жилье, ни в одежде, ни в ком и ни в чем… Разве не стоит этому завидовать?

– Но вы забыли о необходимости питаться, герр Шмидт, – вежливо вставил фразу Петр.

Шмидт взглянул на него все с той же усмешкой:

– Вы уже много лет в Африке, мистер Николаев. И разве вы не знаете, как туземцы относятся к своим сумасшедшим? Они считают, что сумасшедший общается с богами, с духами, а разве кто-нибудь в Африке посмеет обидеть такого? Сумасшедший… Их называют здесь «крис»…

– От испорченного английского «крези» – сумасшедший, – профессорским тоном пояснил Войтович этимологию слова.

– Или «Крист», Христос, – не согласился с ним немец. Сумасшедший был уже совсем рядом – этот голый человек на голой земле. Он шел, ничего не видя, и на лице его светилась блаженная улыбка. Все, что было на нем, это длинный тонкий кинжал в ножнах, желтых, чешуйчатых, из змеиной кожи. Ножны висели на кожаной петле, обхватывающей левое предплечье сумасшедшего гиганта, и раскачивались в такт его широким шагам.

– Крис! Крис! – раздался от входа в отель предостерегающий крик швейцара. Он поспешно юркнул в холл и через минуту появился оттуда в сопровождении трех дюжих парней-носильщиков в синей униформе.

Парни стали осторожно приближаться к сумасшедшему, подбадриваемые швейцаром, который, однако, сам предпочитал держаться за их спинами.

– А вы говорите: кто посмеет такого обидеть, – обернулся Петр к немцу, который, хмурясь, наблюдал за попытками носильщиков преградить сумасшедшему путь к отелю.

– Бедняга просто голоден, – тихо, словно про себя, заметил Анджей.

Сумасшедший, не доходя шагов пяти до синих фигур, стоящих у него на пути, остановился. На лице его вдруг отразилось что-то похожее на отчаяние. Он жалобно застонал, словно упрашивая пропустить его.

– Цум тойфель! – выругался по-немецки Шмидт. – Эти парни сами недалеко ушли от несчастного. Друг, эй! Друг! – И он решительно шагнул к сумасшедшему. – Иди сюда. Дай мне руку… И пусть летит все в ад кромешный, ко всем чертям собачьим!

Сумасшедший, казалось, понял его. Он повернулся и пошел навстречу Шмидту. Лицо больного было искажено отчаянием, он словно пытался спастись от чего-то, что преследовало его и чего он не понимал.

– Ну, – тихо сказал немец и коснулся его плеча, как касаются тела обиженного кем-то животного, когда хотят его приласкать.

– А-а-а-а! – вырвался полный страха и отчаяния нечеловеческий крик из широкой груди сумасшедшего.

И в то же мгновение он вырвал из змеиных ножен тонкое и длинное лезвие, отпрыгнул в сторону и, выставив его впереди себя на вытянутой руке, кинулся прямо на Шмидта.

Все произошло так быстро, что Петр опомнился, лишь когда увидел, как сумасшедший вырвал потемневшее лезвие из груди неподвижно стоящего, еще не понимающего, что произошло, Шмидта, прыгнул с асфальтового пятачка на лужайку, которую выкашивали арестанты, и большими прыжками, завывая и размахивая кинжалом, понесся вниз с холма.

Белые фигурки заключенных шарахались с его пути, и он несся куда-то как безумный бог тропических лесов Африки.

Выражение недоумения на лице Шмидта сменилось вдруг растерянной улыбкой.

– Кажется… этот парень… убил меня, – удивленно сказал он и, держась рукой за грудь, там, где сердце, стал медленно опускаться на серый асфальт, на который уже упали первые капли его крови.

– Крис! – с ужасом выкрикнул швейцар, пятясь назад. – Крис убил маста…

Петр и Анджей одновременно кинулись к Шмидту и подхватили его как раз в тот момент, когда ноги немца вдруг сломались в коленях и он рухнул, заваливаясь на бок.

Они осторожно опустили его на асфальт и опустились на колени рядом. Он был уже мертв. Лицо его, при жизни бывшее жестоким, угрюмым, теперь казалось спокойным и умиротворенным, даже безмятежным.

К ним спешили люди – белые и черные. Кто-то кричал на местном языке, кто-то на английском требовал организовать погоню…

– Разойдитесь… ему нужен воздух! – услышал над собою Петр ровный голос Мартина Френдли.

Небольшая толпа окружила их плотным кольцом. Вот Стив Стоун – лицо напряжено и бледно. У его помощника Лакса в глазах застыл ужас, на лбу крупные капли пота, пальцы лихорадочно теребят воротник клетчатой рубахи. У щеголеватого Альберто Монтини в руках фотокамера… Щелк, щелк, щелк… Рядом с ним с лицом, вдруг ставшим серым, Мозес Аарон, француз Серж Богар, Дании Смит из Рейтера…

– Боюсь, что ему теперь уже ничего не поможет, – философски пробормотал в свои бальзаковские усы Серж Богар. – Парень мертв.

Монтини сделал еще снимок и, опустив камеру, поднял глаза к небу. Губы его зашевелились в беззвучной молитве.

Богар с неприязнью взглянул на него, поморщился и отвернулся.

– Мертв! – подтвердил Войтович, отчаявшийся нащупать пульс и осторожно опустивший руку убитого.

Френдли поднес ко рту свою короткую трубку, глубоко затянулся и невозмутимо выпустил облако дыма:

– Он искал этого.

– Перестаньте! – возмутился, прерывая молитву, Монтини, и было непонятно, что его возмутило – то ли слова Френдли, то ли это дымное облако.

Американец иронически глянул на него.

– Если издатели пригрозили тебя выкинуть, это еще не значит, что ты должен искать смерти, – уже спокойнее добавил Монтини. – Никто не имеет права диктовать свою волю всевышнему.

– Но зато его семья получит хорошую страховку, – ни к кому не обращаясь, заметил Дании Смит.

Все промолчали – тут возразить было нечего.

Петр слушал все это как во сне. Ему казалось, что он наблюдает происходящее со стороны. Бездарный, нелепый случай, до отчаяния глупая смерть… И эти разговоры… Ужас первых мгновений прошел, и ему на смену явился профессиональный цинизм… Действительно, мало ли смертей видели собравшиеся здесь со всего света эти прожженные профессионалы!

– Позвольте, джентльмены! Позвольте!

Районный комиссар Мбойя пробирался сквозь плотную толпу: служащие отеля, казалось, все до одного собрались посмотреть на убитого.

Комиссар наконец протиснулся к убитому, несколько мгновений смотрел на него:

– Какое несчастье… какое несчастье… И в такой день! – Он расстроенно покачал головой. – Позавчера – майор Даджума, сегодня – мистер Шмидт. Его величество Макензуа Второй будет недоволен! Ведь после всего этого порядочные люди перестанут останавливаться в его отеле! – Он обернулся назад и распорядился: – Носилки!

– Йе, са…

Парни в синей униформе, те самые, что пытались преградить путь сумасшедшему, протиснулись сквозь толпу с носилками в руках. Лица у них были испуганные.

За ними появился управляющий. На него было жалко смотреть, уж он-то знал, чем грозит отелю потеря репутации.

– Осторожно… осторожно, – приговаривал он, когда носильщики неловко поднимали тяжелое тело убитого. – Не уроните… только не уроните…

Петр взглянул на его растерянное лицо, и вдруг страшная мысль обожгла его мозг:

«А что, если…»

Нет! Он даже мотнул головой, пытаясь избавиться от этой мысли: нет, он не виноват в гибели Конрада Шмидта, это все нелепый случай, никто не мог подослать сумасшедшего! В конце концов, такие больные неуправляемы…

А в ушах все громче и громче звучал голос Эбахона: «Я обещаю вам, что они будут умирать по одному, если только вы… не будете благоразумны».

Петр взглянул на Анджея. Ему показалось, что и Войтович слышит эти слова: они звучат громко, их слышат здесь все, все, собравшиеся на асфальтовой площадке перед отелем.