Текст книги "Наемники"

Автор книги: Евгений Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 5

Дождь лил всю неделю. Он падал из низких черных туч тяжелым сплошным потоком, и казалось, ему не будет конца. Земля разбухла, жалкие ручейки, обычно еле заметные между скалистыми холмами, отгораживающими Обоко от Уарри, превратились в злобные, бешеные потоки, стремительно несущиеся к Бамуанге.

Военные действия на всех фронтах замерли. Солдатам не хотелось вылезать из наспех построенных бункеров, а офицерам покидать бары Уарри или Обоко. «Зет» по-прежнему, несмотря на погоду, принимал от трех до шести самолетов каждую ночь, кроме воскресений. По воскресеньям «гуманисты» отдыхали – это было оговорено в контрактах.

Петр целыми днями играл в шахматы с юным Дэнни. До этого Дэнни ни разу за всю свою жизнь не притрагивался ни к одной шахматной фигуре, а когда Петр купил в Обоко шахматы, вдруг возгорелся страстным желанием обучиться этой игре.

Петр объяснил ему правила, и с этого момента Дэнни ходил за ним буквально по пятам, по-собачьи заглядывая в глаза, в любой момент готовый сбегать за шахматами в палатку, в которой жили Жак и Петр. Играл он азартно, глаза его пылали, губы шевелились. Иногда Петру казалось, что Дэнни играет с ним не в шахматы, а в солдатики, словно доигрывает игры, которые ему не пришлось доиграть в своем коротком и тусклом детстве. О том, что детство Дэнни было именно таким, можно было догадаться по тем немногим и скупым сведениям, которые Петру удалось вытянуть из мальчишки: отец – пьяница, перебивающийся случайными заработками, мать – всегда усталая, раздраженная, с утра до ночи сгорбившаяся у швейной машинки, чтобы прокормить семью из семи человек. Дэнни из ее детей самый старший. Нет, не поиски приключений погнали его из дому. Отец прослышал от каких-то своих дружков о вербовке и попытался завербоваться сам. Но был уже такой развалиной, что даже обычно снисходительный врач, обследовавший будущих «крестоносцев», отказался выдать ему медицинский сертификат.

Тогда отец привел к нему Дэнни, надбавил сынку тройку годков и сделав его из шестнадцатилетнего девятнадцатилетним. Контракт был подписан на шесть месяцев, и три из них Дэнни уже отслужил. Дэнни мечтал, вернувшись в Англию, купить мотоцикл, но боялся, что родители не позволят ему сделать это.

После провала наступления на Луис Жак забрал мальчишку из батальона Жан-Люка и сделал при себе адъютантом, строго-настрого запретив соваться в перестрелки. При первом же нарушении приказа, пригрозил Жак, он будет отправлен в Англию, и тогда… плакали его денежки за оставшиеся три месяца. Дэнни боялся нудного ворчания матери, тихой, пьяной печали отца. И он подчинялся приказу. Игра в шахматы, в которую он кинулся очертя голову, давала выход его чувствам.

Жак каждое утро уезжал в Обоко в штаб и возвращался оттуда раздраженным и злым. От него Петр знал, что Штангер с каждым днем становился все невыносимее: его обуяла мания величия. Он требовал чтобы ему при обращении говорили «ваше превосходительство» и заявлял, что спасти Поречье теперь может только «сильная рука».

Слухи об этом доходили до Эбахона, но президент на них никак не реагировал, занятый переговорами с таинственными личностями, прибывшими из Парижа и заменившими отозванного мистера Блейка. Одновременно вождь Аджайи по его поручению обхаживал американцев. Мартин Френдли оказался при этом неожиданно полезнейшим человеком, и Морис Дю-валье вслух сожалел, что кусок скалы между Обоко и Уарри пришиб не того американца, которого следовало бы. Впрочем, ему грех было жаловаться. По приказу Эбахона его прикомандировали к таинственным парижанам, каждое утро навещавшим президента Поречья и ведшим с ним упорные переговоры. О Петре Эбахон, казалось, забыл.

В Кодо-2 теперь, после высылки Бенджи и Грилло, захоронения убитых и эвакуации раненых, осталось, кроме Жака, лишь трое наемников – Дэнни, Браун и Жан-Люк. Не лучше обстояло дело и в других частях. Даже Бейли Чертовское Везенье ухитрился подорваться при изготовлении очередной самоделки.

У тех наемников, кто еще оставался, настроение падало с каждым днем. Разведка доносила, что федералы готовятся к решающему наступлению. С помощью обходных маневров они заставили Гуссенса отступить на северном фронте и теперь были в тридцати семи милях от Обоко. Если бы не сговор наемных пилотов и не грузы оружия и боеприпасов, поступающих теперь уже не из Англии, а из Франции и США, Обоко, последний оплот Эбахона, давно бы уже пал.

…В это утро ливень прекратился, сухой северный ветер разогнал тучи – и солнце впервые за несколько недель вонзило свои беспощадные лучи в набухшую, словно губка, землю. Сразу же стало душно, от земли поднимались клубы пара.

Петр и Дэнни играли в шахматы перед входом в палатку, когда Жак приехал из Обоко. Он поставил «джип» под апельсиновым деревом – командный пункт расположился в апельсиновой роще над самым обрывом – на вершине холма, нависшего над дорогой, которую оседлал Кодо-2, и сейчас же послал Манди вниз за Брауном и Жан-Люком: их поредевшие батальоны растянулись вдоль ручья, превратившегося после дождя в полноводную речку.

– Завтра будем наступать, – сказал Жак, подходя к раскладному походному столу, где шла азартная шахматная баталия.

Дэнни поспешно вскочил, но Жак положил ему руку на плечо:

– Садись, садись.

Дэнни залился мальчишеским румянцем:

– Прошу прощения, сэр… Вы сказали, что мы наступаем. И я хотел бы просить вашего разрешения…

Жак нахмурился:

– Ты, кажется, забыл, о чем мы с тобой договорились?

– Никак нет, сэр! – испуганно пролепетал юноша.

– Тогда отправляйся на склад и проверь, как обстоят у нас дела с боеприпасами!

– Слушаюсь, сэр!

Дэнни козырнул и бросился исполнять приказ: склад боеприпасов находился на противоположном склоне в специально вырытой для этого пещере.

Петр смахнул с доски оставшиеся фигуры, перевернул ее и принялся укладывать пешки – черные я белые вперемешку.

– Очередная авантюра Штангера? Жак кивнул:

– Сегодня он заявил, что возьмет Уарри за два часа, а потом повернет на север и внезапной атакой разгромит федералов. Пока же… батальоны Гуссенса сняты с северного фронта и перебрасываются сюда. С севера Обоко защищают теперь лишь минные поля, взорванные мосты да батальон военной полиции. Без минометов и базук, не говоря уже об артиллерии, мы ничего не добьемся!

– Неужели же эти асы-«гуманитарии» доставляют вам одну лишь вяленую рыбу?

– На прошлой неделе они переправили сюда сотню базук и три десятка минометов с боеприпасами. Но где они, никто не знает. Хорошо еще, что мне удалось выменять у одного пехотного полковника базуку и полтора десятка карабинов… и всего за три бутылки пива. Не думаю, что Гуссенс богаче.

Снизу послышался гул моторов. Жак и Петр одновременно оглянулись и увидели колонну разномастных разбитых автобусов, направляющихся к позициям Кодо-2. Впереди следовали три «джипа».

– Восьмая бригада и пятая пехотная дивизия. Всего четыре тысячи человек, как утверждал Штангер, – комментировал их появление Жак. – А вот и он сам… Видишь? В первом «джипе», что свернул на проселок. Сейчас обогнет холм, поднимется по склону и будет здесь… А вот и Жан-Люк с Брауном…

Жан-Люк и Браун появились из рощи вместе с Дэнни.

– Значит, наступаем, джентльмены? – весело крикнул Браун. – Как говорит Дэнни.

– И еще он говорит… – Жан-Люк мрачно протянул руку сначала Жаку, потом Петру, – что у нас осталось по сорок патронов на солдата и по двадцать гранат на взвод.

– Это хорошо, что только по двадцать, – продолжал сиять Браун. – В моем батальоне одни новобранцы, а они швыряют гранаты, не выдергивая чеки. Так что или наши гранаты подберут федералы, если мы будем драпать от них достаточно быстро, или во время следующей атаки мы подберем их для повторного использования.

Натужные завывания изношенных двигателей возвестили о прибытии Штангера и его свиты.

– Так что, Дэнни? По сорок патронов… – задумчиво протянул Жак, глядя, как из «джипов», остановившихся метрах в ста под апельсиновыми деревьями, выбираются Штангер, толстый Гуссенс и его командиры батальонов – Арман, Биллуа и Уильяме, окруженные черными адъютантами и телохранителями.

– Так точно, сэр! – вытянулся Дэнни.

– И еще скажи этим джентльменам, что две трети моего батальона не имеют оружия, – подсказал с ухмылкой Браун. Жан-Люк сумрачно молчал.

Штангер, ни на кого не глядя, прошел мимо палатки к краю обрыва и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.

– Привет, ребята! – крикнул шедший следом за ним Гуссенс. – Ну и духота сегодня! Пиво… есть?

– Там в палатке… в ящике со льдом, – отвечал ему Жак, не удержавшись от улыбки: о страсти Гуссенса к пиву в Поречье ходили анекдоты. Рассказывали, что однажды его адъютант забыл захватить с собою перед ночной атакой пиво. Гуссенс же ничего не делал, не выпив предварительно. Он немедленно отправил адъютанта в тыл за пивом и не подал знака к выступлению, пока тот не вернулся с ящиком. Тем временем рассвело, фактор неожиданности был потерян, и атака провалилась.

– Ничего, – не огорчился Гуссенс. – Зато пиво было отличное!

– Прошу сюда, джентльмены! – резко обернулся Штангер. Все, кроме Петра, опять усевшегося за стол, на котором он играл в шахматы с Дэнни, подошли к обрыву.

– Я насчитал двадцать три укрепленных бункера и множество индивидуальных укрытий. Это значит, что противник обороняет холм, блокирующий дорогу на Уарри, силами двух батальонов… – Он говорил громко, явно любуясь собою в роли полководца. – Я не ошибся, полковник Френчи?

– Двадцать семь бункеров и три полных батальона, – сдержанно уточнил Жак.

– Форсировав речку, батальону Армана нужно будет подняться по склону вверх всего лишь на пятьсот ярдов, чтобы сказаться в зоне, недосягаемой для огня противника…

– Атака начнется на рассвете, – тоном, не допускающим возражений, объявил Штангер. – За батальоном Армана пойдет батальон Уильямса. Биллуа в резерве. Как только они откроют шоссе, Кодо-2 с ходу пройдет через позиции федералов и, не останавливаясь ни перед чем, дойдет до Уарри. Что делать там, полковник Френчи знает… Он однажды уже проделал это, и с блеском!

На плоском лице Штангера появилось подобие улыбки, но фарфоровые глаза были, как всегда, безжизненны.

– Он отдаст мне все пиво, какое только там найдет! – хохотнул Гуссенс. – Иначе мои парни не сделают и шагу по этой вонючей кочке…

И он махнул бутылкой в сторону укрепленного противником холма.

– Я предлагаю другое, – повернулся к Штангеру Жан-Люк. Тот поморщился:

– Не забывайте, что здесь вам не Сен-Сир и окончательное решение принимать все-таки буду я.

Жан-Люк сухо поклонился ему и продолжал:

– Атаковать холм надо с правого фланга. Склон там круче, зато не такой длинный и зарос высокой травой. Через реку переправимся ночью, часа за два до рассвета. А я возьму сотню командосов и за полчаса до общего наступления захвачу на вершине пару бункеров, открыв коридор в обороне противника.

– Жан-Люк говорит дело! – поддержал его Биллуа.

В том же духе высказались и остальные, не скрывая при этом желания поставить Штангера на место. И Штангер понял это.

– Хорошо. План Жан-Люка одобряю, – сухо кивнул он. Они поговорили еще с полчаса, условились о сигналах, о времени выступления. Браун взял на себя, командование и батальоном Жан-Люка, Жан должен был возглавить прорыв третьего батальона на Уарри. Начать наступление должны были ровно в шесть – за полчаса до рассвета. Затем сверили часы, и Штангер поднес ладонь к своему берету:

– До завтра. Операцией командовать буду я!

– Бош недобитый, – сплюнул вслед ему Арман.

– Сейчас поедет в Обоко, запрется у себя в доме и напьется в одиночку до чертиков! – сообщил Уильяме. – Телохранители боятся, что когда-нибудь он их всех перестреляет, и разбегаются в таких случаях куда глаза глядят.

Гуссенс хлопнул Жака по плечу:

– Гей! А почему бы нам не выпить всем пивка, ребята? Хитрый Френчи запаслив!

– Угощаю, – сделал Жак приглашающий жест.

– Только не я, месье, – сдержанно поклонился Жан-Люк. – Мне завтра начинать с центра поля!

Он отдал общий поклон и пошел в апельсиновую рощу, туда, где был штаб его батальона. Тем временем Дэнни по знаку Жака уже выволакивал из палатки большой ящик-холодильник, плотно закрытый и набитый пивными бутылками вперемешку со льдом. Гуссенс выхватил оттуда бутылку и ногтем большого пальца умело сковырнул жестяную пробку.

– А мне наплевать на завтра, – объявил он после доброго глотка и вытер губы тыльной стороной ладони. – Пьем за сегодня!

ГЛАВА 6

Время остановилось. Ночное небо заволокло тучами. Накрапывало. Впереди, в непроглядной тьме, монотонно шумел поток, через который сейчас бесшумно переправлялся батальон Армана. Сам он был пока на командном пункте Штангера в неглубокой траншее, наскоро вырытой и замаскированной ветвями. Место для командного пункта указал Жак: отсюда поле предстоящего боя было хорошо видно.

Штангер лично пригласил Петра на свой командный пункт. Наступление готовилось втайне, и он решил не оповещать об этом остальных журналистов, чтобы агенты федералов не могли пронюхать о готовящейся операции. Но и без свидетелей, которые помогли бы ему войти в историю, он уже не мог.

Сейчас он стоял в траншее, облокотившись на бруствер, и пытался различить что-нибудь во тьме сквозь большой полевой бинокль. От него несло перегаром – Уильяме, предсказывавший, что Штангер напьется, оказался прав.

Все молчали.

– Пора, – сказал наконец Арман. – Через полчаса рассветет…

Его чернокожий адъютант, сидевший на краю траншеи, беспечно свесив в нее ноги, вскочил и протянул руку, помогая Арману выбраться наверх.

Арман на секунду задержался на бруствере, дожидаясь, пока из темноты появились трое или четверо командосов-телохранителей, потом ловко перемахнул вслед за ними через траншею и не оглядываясь пошел вперед.

– Жан-Люк должен уже быть наверху, – обернулся Гуссенс к Петру. – Ровно в шесть он должен бросить своих людей на бункера и захватить хоть два-три. Затем Арман поднимет своих людей.

Он похлопал по фотокамере, в которую Петр ввинчивал телеобъектив.

– Для твоей пушки, парень, тоже сегодня найдется работенка. Плачу по десять долларов за каждый снимок для моего семейного альбома.

– Шесть ноль-ноль, – торжественно произнес Штангер. – Сейчас Жан-Люк начнет атаку…

Тишину по-прежнему нарушал лишь слабый шум бегущей впереди воды да постукивание редких дождевых капель по листьям. Воображение рисовало Петру происходящее впереди. Солдаты Армана, мокрые, грязные после переправы, залегли в густой, почти в рост человека траве. Командосы Жан-Люка, обойдя холм справа, снимают бесшумно часовых, крадутся к бункерам, в которых установлены тяжелые пулеметы, врываются в них… Короткая схватка без единого выстрела, лишь стоны умирающих, не успевших даже проснуться молодых парней… Но кто-то успел схватить оружие… Выстрел! Затем другой, третий, и с первыми проблесками рассвета федералы перед своими окопами вдруг увидят цепи яростных, возбужденных алкоголем солдат Армана: Петр слышал, как вчера было решено выдать им по миске «иллисит джина» – самогонки из пальмового сока, крепкой, как спирт.

Но выстрелов наверху не было. Небо стало светлеть, низкое, угрюмое. Еще несколько минут, и наступит быстрый, короткий рассвет.

Гуссенс взялся за свой бинокль:

– Не нравится мне эта тишина!

Штангер, ничего не отвечая, продолжал смотреть на холм, уже вырисовывающийся темным силуэтом на светлеющем небе.

– У Жан-Люка что-то произошло. Момент упущен. Через пять минут будет совсем светло. Придется отложить атаку, – опустил бинокль и обратился к Штангеру Гуссенс.

Штангер оторвался от окуляров.

– Нет, – отрезал он. – Мы атакуем, что бы ни случилось! Пошлите кого-нибудь к Арману. Пусть начинает! Лицо Гуссенса налилось кровью.

– Я пойду туда сам, – глухо сказал он и тяжело полез из траншеи.

Выбравшись наверх, Гуссенс согнулся, насколько это позволял ему его толстый живот, и неуклюже потрусил вперед. Петр взял оставленный им бинокль и увидел, что через поток в нескольких местах перекинуты легкие мостики из бамбука – их поставили ночью солдаты Армана.

Добравшись до одного из них, Гуссенс недоверчиво попробовал ногой жидкий настил и затем стал осторожно перебираться.

Ступив на тот берег, Гуссенс потрусил дальше, тяжело бросаясь на землю через каждые несколько ярдов, неуклюже поднимаясь опять и опять бросаясь в доходившую ему до пояса траву, пока Петр не потерял его из виду.

Штангер раздраженно посмотрел на часы, потом на совсем уже просветлевшее небо и выругался. Затем схватил бинокль и направил его на правый фланг. Петр тоже направил туда бинокль и увидел, как между редких кустов перебегают, поднимаясь по склону, командосы Жан-Люка, опоздавшие на добрых полчаса.

Ему вспомнилось, как наемники, разгоряченные спиртным – после пива они взялись за виски, – кричали вчера, что без артиллерийской поддержки штурмовать укрепленные бункера – безумие! И если только будет упущена возможность внезапной атаки… начнется бойня, самая настоящая бойня!

Он перевел бинокль на центральный участок и увидел, как цепи Армана короткими перебежками приближаются к вершине молчащего холма.

Сам Арман шел позади всех с пулеметом в руках во весь рост. Петр оторвался от бинокля и взглянул на часы: 6.45. И в это мгновение грохот разнес в клочья утреннюю тишину. Холм превратился в ад. Пулеметные и автоматные очереди слились с уханьем базук федералов. Земляные стобы разрывов взметнулись среди наступающих, продолжающих бежать вверх по крутому склону, паля из поднятого над головами оружия. Кто-то падал, кто-то поднимался и продолжал рваться к вершине холма…

Арман что-то кричал и махал рукой. Вот упал его адъютант. Потом телохранитель. И вдруг он рухнул сам. Второй телохранитель бросился на землю рядом с Арманом, потом встал на колени, приподнялся голову француза, огляделся по сторонам и, пригибаясь, потащил его вниз.

Наступающие залегли. Петр взглянул направо. Командосам Жан-Люка удалось все же ворваться наверх, и теперь там шел рукопашный бой.

– Батальон Уильямса! – обернулся Штангер к чернокожему офицеру – своему адъютанту, спрыгнувшему в траншею, как только началась пальба. Тот крикнул что-то на языке идонго, и через траншею перепрыгнул мальчишка-солдат, кинувшийся к бамбуковому мостику.

Глядя, как легко он бежит, как ловко падает и вскакивает опять, Петр вдруг вспомнил о Дэнни. В пять часов утра выяснилось, что Дэнни исчез, ушел к Жан-Люку и пропал. И ни Жак, ни Петр не сомневались, что мальчишка упросил Жан-Люка взять его на операцию.

Гуссенс сам поднял в атаку батальон Уильямса. Он вскочил первым и вскинул вверх руку с растопыренными пальцами.

– Победа! – донесся до Петра его хриплый голос.

– Война! – взревели сотни глоток, и из травы по ту сторону потока поднялись цепи, поднялись и устремились вперед, навстречу раскаленному свинцу, вслед за толстяком Гуссенсом.

Вот они достигли тех, кто еще остался в живых из батальона Армана… Гуссенс пинает лежащих ногами, заставляя их подниматься, размахивает руками, увлекая вперед все редеющие цепи, позади которых яростно потрясает стеком Уильяме.

Но вот Гуссенс падает. Адъютант и телохранители подхватывают его и не оглядываясь бегут назад, вниз, под пулями федералов. Наступающие ложатся, начинают пятиться… Уильяме оборачивается и кричит что-то пулеметчикам, те бьют поверх дрогнувших цепей.

Еще одна попытка поднять солдат в атаку – и Уильяме в ярости отшвыривает стек, безнадежно машет рукой. Мимо него бегом спускаются адъютант и телохранители Гуссенса, волокут тяжелое тело за ноги, голова Гуссенса волочится по земле.

Санитар поспешно перевязывает голову Арману.

Гуссенса кладут рядом, но санитары даже не глядят в его сторону, дело ясное. Через поток, через бамбуковые мостики отходят раненые. Кое-кто несет оружие, но большинство бросило его там, в залитой кровью траве.

Раненые бредут понурые, вдруг ставшие ко всему безучастными, будто это и не они еще несколько минут назад кричали во всю силу своих молодых легких:

– Война!

Петр перевел бинокль выше… На холме – движение, наступающие, пятясь, отползают вниз. Справа тоже неудача – командосы бегут.

Штангер отшвырнул бинокль и с проклятьями выпрыгнул из траншеи. Еще стоя на коленях на бруствере, он расстегнул кобуру и выхватил из нее парабеллум… Прямо на траншею шли пять или шесть раненых, без оружия, оборванных, окровавленных, ко всему безучастных. Впереди шел офицер, опустив голову и придерживая левой рукой правую, перерезанную пулеметной очередью выше локтя и висящую на кровавых лохмотьях.

– Стой! – яростным, полным безумия голосом заорал Штангер, направляя парабеллум на раненых. – Стой, грязные свиньи! Предатели, трусы, дезертиры!

Раненые замедлили шаг, но не остановились.

– Назад, мерзавцы!

Офицер с перебитой рукой застонал. И в то же мгновение Штангер спустил курок. На лице раненого появилось изумление, но, так и не успев ничего понять, он повалился на бок.

Штангер опять вскинул парабеллум, но сбоку от него хлопнул выстрел, и оружие вылетело из его рук.

– Следующую пулю я вобью тебе в череп! – услышал Петр голос Жака, дрожащий от ярости.

Раненые тупо смотрели на белых офицеров, не пытаясь понять, что между ними происходит.

– Ты оставил свою часть во время сражения. Ты сорвал наступление! – задыхаясь от ненависти, выдавил Штангер. – Тебя будут судить и расстреляют.

Жак опустил кольт, лицо его было бледно.

– Судить будут тебя, – отчеканил он. – За все это…

И махнул кольтом в сторону холма, где раздавались теперь только отдельные выстрелы: остатки батальонов Армана и Уиль-ямса были уже на этом берегу.

Штангер подул на пальцы, в которых только что держал парабеллум, помахал кистью в воздухе. Лицо его опять стало похожим на маску с фарфоровыми глазами.

Он застегнул пустую кобуру, тяжело перепрыгнул через траншею и быстро пошел к «джипам», замаскированным метрах в пятидесяти в низком кустарнике.

– Дэнни… убит, – вдруг тихо сказал Жак. – Я сам видел. Я следил за их атакой в бинокль.

Подошел Уильяме, без единой царапины и даже каким-то непостижимым образом сумевший не извозиться в латерите, со стеком – он его все-таки подобрал! – и с двумя широкими кожаными поясами, которые он небрежно швырнул на землю:

– Армана и Гуссенса…

– А где, – он презрительно кивнул на пустую траншею, – главнокомандующий?

– Уехал в Обоко, – ответил Петр.

– Или собирается бросить на нас батальон Биллуа, – мрачно предположил Жак.

– Если Биллуа узнает о Гуссенсе и Армане… – недобро усмехнулся Уильяме, – он прикончит этого психа на месте. Они знали друг друга еще по службе у Чомбе и с тех пор нанимались всегда вместе.

– Гуссенс убит? – вырвалось у Жака.

– Пуля в сердце. Видимо, снайпер. У них ведь есть премии… за каждого из нас. – Уильяме слегка ударил стеком по левой ладони. – Арман ранен, но дотянет ли хотя бы до Обоко… Пояс Гуссенса чуть было не пропал. Пришлось пристрелить одного из его парней. А вот и Гуссенс…

Шестеро солдат несли тяжелое тело. Они осторожно опустили Гуссенса на бруствер траншеи. Он лежал на спине, раскинув руки крестом, без куртки, в мокрой, испачканной кровью майке, и на рыхлом плече его голубели слова татуировки.

– «Смерть лучше бесчестья», – прочел Петр вслух.

– Он говорил – это его разукрасили в Нью-Йорке, – усмехнулся Уильяме. – Заходил туда, когда тянул лямку на каком-то торговом корыте, на греке, вроде бы…

– Похороните его здесь, в траншее, – приказал Жак солдатам.

– …Я видел всю эту бойню, – говорил он Петру уже в «джипе», карабкающемся на холм к апельсиновой роще. – И я понял, что, если не остановить Штангера, он пошлет на смерть и батальон из резерва. И тогда…

– Тогда федералы прорвутся в Обоко и война кончится, – выдохнул Петр.

Жак с интересом посмотрел на него.

– Мне радировали парни с аэродрома. Завтра прилетают три сотни южноафриканцев. С полным вооружением – и легким и тяжелым.

– Значит… хозяева Эбахона идут ва-банк!

– Тебе нужно убираться отсюда, Питер. Здесь все кончено. Петр нахмурился. Жак был, конечно, прав.

– Но прежде мне надо встретиться с Элинор! Жак нахмурился:

– Ты хочешь поехать в Обоко?

– Да.

– Но учти. От Кодо-2 ничего не осталось. Ты слышал, что говорил Браун? Да и то, что Жан-Люк не смог точно выйти к цели… заблудился… тоже кое о чем говорит… Словом, ни Эбахон, ни Штангер считаться со мною, как раньше, уже не будут.

– И ты не сможешь в случае чего меня выручить? – пошутил Петр.

– Боюсь, что нет, – не принял его тона Жак.